Текст книги "Танец смерти"
Автор книги: Линкольн Чайлд
Соавторы: Дуглас Престон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Глава 15
Как только д’Агоста оказался на перекрестке, на Йорк-авеню выкатил большой черный лимузин и остановился. Открылась дверца. Не успел д’Агоста сесть, как лимузин, набрав скорость, отъехал от тротуара, шофер нажал на клаксон, а водители других автомобилей спешно нажали на тормоза, пропуская большую машину.
Д’Агоста в изумлении повернулся. Рядом с ним сидел незнакомец – высокий, стройный, загорелый, одетый в безупречный серый костюм, с тонким черным дипломатом на коленях.
– Не пугайтесь, Винсент, – услышал он знакомый голос Пендергаста. – Опасность вынудила меня снова поменять облик. Сегодня я разыгрываю роль банкира.
– Опасность?
Пендергаст подал д’Агосте запечатанный в пергамент лист бумаги. На нем было написано:
Девятка мечей – Торранс Гамильтон
Десятка мечей – Чарльз Дюшан
Король мечей – Майкл Декер
Пятерка мечей —?
– Диоген сообщает о своих планах заранее. Подбрасывает мне приманку. – Грим не скрыл мрачного выражения на лице Пендергаста.
– А это что же, карты Таро?
– Диоген всегда интересовался Таро. Как вы, должно быть, догадались, эти карты означают смерть и предательство.
– Кто такой Майкл Декер?
– Он был моим первым наставником в ФБР. Прежде я состоял в… более экзотических государственных службах, и он мне помог – что было трудно – и перетащил меня к себе. Майк занимает высокое положение в Квонтико, и он защитил меня от нападок по поводу моих неортодоксальных методов работы. Благодаря Майку прошлой осенью мне удалось быстро подключить ФБР к делу об убийстве Джереми Гроува. Утихомирил Майк также и нескольких людей, недовольных тем, как я провернул небольшое дело на Среднем Западе.
– Выходит, Диоген угрожает еще одному вашему другу.
– Да. Я не могу дозвониться до Майка ни по мобильному, ни по домашнему телефону. Секретарь говорит, что он сейчас на важном задании, а это значит, что никаких подробностей мне не сообщат, даже если признаюсь, что я его коллега. Я должен предупредить его лично, если отыщу.
– К агенту ФБР, должно быть, не так легко подобраться.
– Он один из лучших агентов Бюро. Но боюсь, что это обстоятельство Диогена не остановит.
Д’Агоста глянул на письмо:
– Это написал ваш брат?
– Да. Любопытно, что на его почерк непохоже. Напоминает больше неумелую попытку изменить собственный почерк. Для него это слишком грубо. И все же есть здесь что-то странно знакомое…
Пендергаст замолчал.
– Как вы его получили?
– Пришло рано утром в мою квартиру в «Дакоте». Я нанял себе швейцара, Мартина, который исполняет мои поручения. Он принес письмо Проктору, а Проктор, согласно договоренности, доставил его мне.
– Проктор знает, что вы живы?
– Да. Констанс Грин тоже узнала. Вчера вечером.
– А она? До сих пор думает, что вы мертвы?
Д’Агоста не назвал имени, да и не надо было. Пендергаст понимал, что он имеет в виду Виолу Маскелене.
– Я не даю о себе знать. Общение со мной опасно для жизни. Незнание, как бы болезненно ни было, обеспечит ее безопасность.
Наступила неловкая пауза.
Д’Агоста сменил тему:
– Итак, ваш брат направил письмо в «Дакоту»? А за этим местом наблюдают?
– Конечно. Очень осторожно. Письмо доставил какой-то отщепенец. Когда его поймали и допросили, он сказал, что на Бродвее за эту услугу ему заплатил какой-то человек. Описать его внешность он не сумел.
Лимузин взлетел на пандус, ведущий в сторону шоссе ФДР[13]13
Сокращение от «Франклин Делано Рузвельт».
[Закрыть], круто свернул.
– Думаете, ваш друг из Бюро примет предостережение всерьез?
– Майк Декер меня знает.
– Мне кажется, Диоген и рассчитывал на то, что вы ринетесь на помощь Декеру.
– Верно. В шахматах такой ход называется вынужденным: я попадаю в ловушку, а поделать ничего не могу.
Глаза Пендергаста были светлыми даже под коричневыми контактными линзами.
– Мы должны найти какой-то способ переломить ситуацию. Узнали что-нибудь новое от капитана Хейворд?
– На месте преступления нашли несколько волокон. Веревки и волокна – вот и все, с чем они работают. В способе убийства есть несколько мрачных особенностей. Например, похоже, что Диоген ударил Дюшана по голове, а потом обработал рану и перевязал ее.
Пендергаст покачал головой:
– Винсент, я должен знать больше. Должен. Даже крошечная, вроде бы незначительная подробность может иметь решающее значение. В Новом Орлеане у меня есть связной. Он сообщает мне детали полицейского расследования относительно отравления Гамильтона. Но в случае с Дюшаном такого человека у меня нет.
– Понял, – кивнул д’Агоста.
– И еще. Диоген, кажется, планомерно выбирает свои жертвы. Это означает, что скоро в опасности окажетесь вы. Мы работали вместе во время моего первого крупного дела в ФБР – ну, помните, убийства в музеях.
– Не беспокойтесь обо мне. – Д’Агоста проглотил подступивший к горлу комок.
– Диогену, кажется, доставляет удовольствие посылать мне предупреждения. Можно предположить, что на данный момент вы и другие потенциальные жертвы временно в безопасности. Во всяком случае, пока не получу следующего послания. Даже если это и так, вы, Винсент, должны принять все меры предосторожности. Лучше, если вы немедленно вернетесь на работу. Окружите себя полицейскими, оставайтесь в помещении участка, если, конечно, вас не вызовут на место очередного преступления. Самое важное – измените все привычки. Временно покиньте квартиру. Разъезжайте в такси, не ходите пешком, не пользуйтесь подземкой. Ложитесь спать и поднимайтесь в разное время. Измените все в своей жизни, иначе вам или вашим близким может грозить опасность. За покушением на вашу жизнь может последовать покушение и на других, в частности на капитана Хейворд. Винсент, вы хороший полицейский, и мне не нужно говорить вам, что делать.
Лимузин резко остановился. Бетонированная трехсотфутовая площадка вертолетного аэродрома тускло поблескивала под утренним солнцем. Красный «Белл-206 Джет-Рейнджер» стоял в ожидании, вращая винтами. Пендергаст немедленно изменил выражение лица: теперь это был спокойный и вежливый банкир. Ни следа от ненависти и решительности, которые д’Агоста только что читал в глазах друга.
– Еще одна вещь, – сказал д’Агоста.
Пендергаст обернулся.
Д’Агоста сунул руку в карман куртки, вынул что-то, зажав в кулаке. Затем уронил в подставленную ладонь Пендергаста платиновый медальон на цепочке, чуть оплывший с одной стороны. На одной стороне медальона было выгравировано изображение глаза над поднимающимся из пепла Фениксом, на другой стороне – какой-то герб.
Пендергаст взглянул на медальон, и лицо его приняло странное выражение.
– Я видел его на графе Фоско, когда вернулся в замок с итальянской полицией, – сказал д’Агоста. – Он показал мне его по секрету, в качестве доказательства, что вы умерли. Видите, этот негодяй выгравировал на обратной стороне собственный герб, это его последняя выходка. Я подумал, что он вам понадобится.
Пендергаст разглядывал украшение – поворачивал то одной, то другой стороной.
– Я забрал его в ту ночь, когда… нанес ему последний визит. Возможно, он принесет вам удачу.
– Обычно я скептически смотрю на удачу, но сейчас она мне действительно необходима. Спасибо, Винсент.
Голос Пендергаста был едва слышен в шуме взревевшего двигателя. Он надел медальон на шею, сунул под рубашку и пожал д’Агосте руку.
Потом вышел из машины и направился к ожидавшему его вертолету.
Глава 16
Вертолет приземлился на аэродроме в Чеви-Чейзе, штат Мэриленд, где Пендергаста поджидал автомобиль без водителя. В девять часов Пендергаст въехал в округ Колумбия. Стоял холодный солнечный январский день. Жидкие лучи солнца пробивались сквозь голые ветви деревьев, в тени по-прежнему лежал иней.
Несколько минут спустя он катил по Орегон-авеню. С обеих сторон улицу окаймляли солидные особняки. Неудивительно: этот район входит в число самых богатых пригородов Вашингтона. Возле дома Майка Декера Пендергаст снизил скорость. Аккуратный кирпичный дом, построенный в георгианском стиле, казался таким же сонным, как и его соседи. Автомобиля рядом с домом не наблюдалось, хотя само по себе это ничего не значило: Декер нанимал автомобиль и шофера, когда ему было нужно.
Пендергаст проехал вперед на один квартал и остановился. Вынул мобильник, еще раз позвонил на домашний и на сотовый телефон Декера. Безрезультатно.
Позади особняков раскинулся парк Рок-Крик. Прихватив дипломат, Пендергаст вышел из автомобиля и задумчиво направился к парку. Он был уверен, что Диоген следит за ним и узнает его, несмотря на измененную внешность. Он тоже узнал бы брата в любом обличье.
Он никого не увидел и ничего не услышал, кроме слабого журчания ручья.
Пендергаст быстро зашагал по периметру парка, перешел подъездную аллею, миновал сад, пробрался через живую изгородь и оказался в заднем дворе Декера. Двор был ухоженным, из него через заросли можно было попасть в парк. Воспользовавшись тем, что высокий кустарник скрывает его от соседей, Пендергаст посмотрел на окна. Они были закрыты плотными белыми шторами. Поглядывая на соседние дома, он не спеша перешел через двор к задней двери, натягивая на ходу перчатки. Чемоданчик оставил на крыльце.
Снова подождал, зоркими глазами вбирая каждую деталь. Затем, не постучав, заглянул в маленькое окно.
Кухня у Декера была современная и по-холостяцки почти спартанская. Рядом с телефоном на рабочем столе лежала сложенная газета; на спинку стула повешен пиджак. С одной стороны комнаты – захлопнутая дверь. По всей видимости, она открывалась на лестницу, ведущую в подвал. С другой стороны – темный коридор, по нему можно пройти в комнаты, выходящие на улицу.
На полу коридора он заметил неясную тень. Она слабо двинулась – раз, другой.
Пендергаст бросился отпирать замок, но оказалось, что ручка сломана и легко повернулась в его руке. Увидев обрезанный провод, он понял, что система сигнализации не сработала. Телефонный провод тоже оборван. Он ринулся внутрь, к тени в коридоре, присел на корточки.
На широких досках пола лежал веймаранер[14]14
Веймаранер – веймарская легавая, охотничья собака.
[Закрыть]. Глаза его остекленели, задние ноги все еще слабо дергались. Пендергаст провел затянутыми в перчатку пальцами по собачьему телу. Шея была сломана в двух местах.
Поднявшись, Пендергаст сунул руку в карман и вытащил блестящий «Уилсон-комбат-TSCC45». Быстро и бесшумно передвигаясь, Пендергаст обыскал первый этаж дома. Заходя за угол с оружием наготове, обшаривал глазами все поверхности и места, в которых мог бы притаиться преступник. Гостиная, столовая, передняя, ванная… Нигде никого, полная тишина.
Пендергаст взлетел по ступеням, на площадке остановился, озираясь. Второй этаж: четыре комнаты, соединенные коридором. В открытые двери проникали солнечные лучи, освещая лениво поднимающиеся в воздух пылинки.
Развернулся возле первой двери – она вела в спальню с окнами во двор. Внутри гостевые кровати застелены с солдатской тщательностью, покрывала аккуратно подоткнуты под матрасы. За окнами виднеются высокие деревья парка Рок-Крик. Полная тишина.
И вдруг – откуда-то слабый звук.
Пендергаст замер, натренированные органы чувств достигли максимального напряжения. Звук был один, только один. Медленный выброс воздуха, напоминающий томный вздох.
Он вышел из спальни, бросился по коридору в комнату напротив. В открытую дверь увидел угол стола: кабинет. Здесь услышал еще один звук – быстрое, дробное постукивание, словно где-то плохо закрыли кран.
Выставив оружие вперед, Пендергаст вошел в комнату.
Майк Декер сидел в кожаном кресле, лицом к столу. Как бывший военный, он отличался экономными и точными движениями, и все же не привычка к подтянутости заставляла его так прямо держать спину. В рот ему был загнан тяжелый стальной штык. Штык прошел через шею и приколол Декера к подголовнику. Окровавленный штык, выйдя наружу, уставился острием в пол. Капли с кончика падали на промокший ковер.
Из раненого горла Декера, словно из поврежденных кузнечных мехов, вышел еще один тихий вздох. Послышался слабый всхлип. Человек незряче смотрел на Пендергаста. На белой рубашке расплылось красное пятно. Кровавые ручьи до сих пор медленно текли по столу и с дробным звуком падали на пол.
Пендергаст застыл, словно от удара молнии. Затем снял одну перчатку и, наклонившись вперед, осторожно, чтобы не наступить в кровавую лужу, прислонил тыльную сторону руки ко лбу Декера. Кожа на ощупь была податливой, эластичной и не холоднее, чем у самого Пендергаста.
Пендергаст сделал шаг назад. В доме тихо, слышно лишь, как падают на пол кровавые капли.
Вздохи – как было известно Пендергасту – случались и после кончины: из легких выходил воздух. Даже принимая во внимание это обстоятельство, можно было сделать вывод: Майк Декер умер не более пяти минут назад. Возможно, прошло не более трех минут.
Впрочем, точное время смерти в данном случае неважно. Куда важнее было то, что Диоген, судя по всему, выжидал, пока Пендергаст войдет в дом, и только после этого убил Декера.
А это означает, что брат его, возможно, до сих пор находится в доме.
На расстоянии еле слышно раздался вой полицейских сирен.
Пендергаст обвел глазами комнату, отыскивая малейшую зацепку, которая поможет ему в поисках брата. Взор его остановился на штыке – он вдруг узнал его.
Затем обратил внимание на руки Декера. Одна рука лежала расслабленно, другая сжата в кулак.
Игнорируя завывание приближающихся полицейских машин, Пендергаст вынул из кармана ручку с золотым пером и осторожно разжал ею сжатую ладонь Декера. Внутри оказались три прядки белокурых волос.
Пендергаст вынул из кармана лупу – такими пользуются ювелиры – и рассмотрел сквозь нее волосы. Убрал лупу, из того же кармана вынул пинцет. Очень осторожно вынул волоски из безжизненной руки.
Сирены орали все громче.
Теперь Диоген уж точно ушел. Преступление он тщательно спланировал. Проникнув в дом, он, должно быть, с помощью какого-то наркотика вывел Декера из строя, а потом дождался Пендергаста, прежде чем совершить убийство. Вполне возможно, что Диоген намеренно включил систему сигнализации уже на выходе из дома.
Специальный агент ФБР лежит мертвый. Теперь дом обшарят сверху донизу в поисках вещдоков. Диоген не станет здесь больше околачиваться: к чему рисковать? Да и Пендергасту лучше скрыться.
Он услышал скрежет тормозов. Колонна полицейских машин забаррикадировала Орегон-авеню, через несколько секунд они будут в доме. Пендергаст в последний раз оглянулся на своего друга, утер слезу и сбежал по ступеням.
Передняя дверь – нараспашку, на щите сигнализации мигает красная лампочка. Пендергаст перепрыгнул через мертвое собачье тело, вышел через заднюю дверь, схватил кейс и помчался через двор. Бросил пряди волос в кучу сухих листьев и исчез, словно призрак, в тенистых глубинах парка Рок-Крик.
Глава 17
Марго Грин первой пришла в огромный конференц-зал Мурчисона. Усевшись в одно из старых кожаных кресел, окружавших массивный дубовый стол работы XIX века, огляделась по сторонам. Повсюду были удивительные, но несколько смущающие предметы: стены украшали головы занесенных в Красную книгу животных; бивни слона обрамляли дверь; были здесь и африканские маски, и шкуры леопарда, зебры и льва. Мурчисон побывал в Африке более ста лет назад и наряду со славой замечательного белого охотника получил признание в более серьезной профессии – антропологии. В противоположном конце зала стояла пара слоновьих ног, служивших в качестве корзин для мусора. Но это был музей, а музей не должен ничего выбрасывать, и не имеет значения, что кому-то это может показаться политически некорректным.
До прихода остальных членов совета Марго воспользовалась несколькими минутами покоя – просмотрела свои записи и привела в порядок мысли. Она чувствовала возрастающую нервозность, которую никак не могла подавить. Правильно ли она поступает? Она пробыла здесь всего полтора месяца, сейчас должен выйти в свет ее первый номер «Музееведения», и она уже вступает в борьбу. Почему для нее это так важно?
Ответ она уже знала. Она должна отстаивать то, во что верит. И с профессиональной точки зрения, как редактор «Музееведения», она поступает правильно. Люди хотят знать мнение журнала по этому вопросу. Замалчивание или неопределенность сразу же будут замечены. Общество поймет, с каким редактором оно имеет дело. Нет, важно показать, что «Музееведение» остается компетентным журналом, не страшащимся высказывать независимую точку зрения, даже если она не совпадает с мнением большинства. Ей представилась возможность продемонстрировать профессионализм и серьезность намерений.
Марго снова вернулась к своим записям. В обсуждаемом вопросе заинтересованы прежде всего кураторы отдела антропологии. Второго шанса донести свое мнение всему отделу ей уже не представится, и она хотела воспользоваться своим правом.
Кураторы уже входили в зал, кивали ей, переговаривались между собой, гремели почти пустым электрическим кофейником, кипятившим остатки приготовленного утром кофе. Кто-то наливал себе чашку, а потом отодвигал ее с выражением отвращения на лице. Явилась Нора Келли, сердечно поприветствовала Марго и села с противоположной стороны стола. Марго огляделась.
Все десять кураторов были на месте.
Последним пришел Хьюго Мензис. Начальником отдела антропологии он стал шесть лет назад, после безвременной кончины доктора Фрока. Мензис улыбнулся Марго по-особенному и занял место во главе стола. Поскольку большая часть статей «Музееведения» посвящена была антропологии, его назначили методистом. Она подозревала, что на работу ее взяли не без его ходатайства. В отличие от остальных музейных работников, предпочитавших солидные кейсы, Мензис носил на плече парусиновую сумку фирмы «Джон Чепмен энд компани», главного английского производителя рыболовных и охотничьих товаров. В этот момент он вынимал из сумки бумаги, раскладывал в стопки. Затем надел очки, поправил галстук и пригладил давно не стриженные седые волосы. Наконец взглянул на часы, поднял на собравшихся живые голубые глаза и откашлялся.
– Приятно, что все на месте. – Голос его был пронзительным, а произношение – старомодным. – Ну что, начнем?
Все зашуршали бумагами.
– Прежде чем перейдем к рутинным вопросам, – сказал он, взглянув на Марго, – начнем с темы, которая наверняка волнует всех. Это проблема масок Великой кивы.
Бумажный шорох усилился. Кураторы поглядывали на Марго. Она выпрямилась, постаралась придать лицу невозмутимое выражение. В глубине души она знала, что правда на ее стороне, и это придавало ей силы и убежденности.
– Марго Грин, новый редактор «Музееведения», просила поговорить с вами. Как вам известно, индейцы племени тано требуют возвращения масок Великой кивы, а они являются главным экспонатом предстоящей выставки. Мне, как начальнику отдела, надлежит выдать директору рекомендацию по этому вопросу. Либо мы передаем маски, либо удерживаем их у себя, либо находим какой-то компромисс. У нас с вами не демократия, но обещаю, что внимательно выслушаю мнения каждого. Должен добавить, что и сам директор выслушает совет правления и музейных юристов, прежде чем вынесет окончательное решение, а потому мое слово – не последнее. – Он улыбнулся и повернулся к Марго. – А теперь, Марго, вам слово.
Марго встала, окинула взглядом помещение:
– Большинство из вас, думаю, знают, что я намерена опубликовать статью в редакторской колонке «Музееведения», и в этой статье я выступаю за возвращение масок Великой кивы племени тано. С черновиком статьи многие ознакомлены, и администрация обеспокоилась. – Она перевела дух, пытаясь изгнать из голоса нервную дрожь.
Она продолжила, рассказала об истории масок, о том, как они попали в коллекцию музея. К ней вернулась прежняя уверенность.
– Для тех, кто не слишком хорошо знаком с индейцами тано, – сказала она, – сообщаю: они живут в удаленной резервации на границе Нью-Мексико и Аризоны. Благодаря изоляции они сохраняют в неприкосновенности свой язык, религию и обычаи, хотя и живут рядом с современным миром. Менее двадцати процентов племени считают себя христианами. Антропологи думают, что они поселились в этом районе у реки Тано почти тысячу лет назад. Говорят они на уникальном языке, не имеющем аналогов в мире. Рассказываю я вам это, потому что важно подчеркнуть: они не пытаются восстановить давно утраченные традиции. Тано – одно из немногих племен, которое своих традиций никогда не теряло.
Марго помолчала. Кураторы внимательно слушали и, хотя она знала, что не все с ней согласны, отнеслись к ее речи с должным уважением.
– Племя разделилось на две половины, то есть две религиозные группы. Маски Великой кивы используют, только когда эти половины сходятся для религиозных церемоний. Кива – это круглая подземная пещера, место для молений. Племя проводит там свои большие церемонии раз в четыре года. Они верят, что их ритуалы поддерживают равновесие и гармонию не только в племени, но и на всем земном шаре. Они верят – и я ничуть не преувеличиваю, – что ужасные войны и природные катастрофы последнего столетия вызваны тем, что у них нет масок Великой кивы и они не могут проводить моления как положено, а вот если бы им маски вернули, в мире снова утвердились бы красота и гармония.
Она говорила еще пять минут и закончила, довольная тем, что удалось сделать речь не слишком длинной.
Мензис поблагодарил ее, обвел взглядом кураторов:
– А теперь пусть все выскажутся.
Музейщики зашевелились. И тут раздался тонкий, слегка оскорбленный голос. Принадлежал он доктору Прайну. Сутуловатый куратор поднялся со своего места:
– Будучи специалистом в этрусской археологии, сознаюсь, что об индейцах тано знаю немного, однако чувствую, что от этого дела исходит дурной запашок. Почему тано так внезапно заинтересовались этими масками? Почем знать, может, они их потом продадут. Должно быть, маски стоят миллионы. Мотивы обращения индейцев к музею вызывают у меня сильное подозрение.
Марго прикусила губу. Она помнила Прайна еще со студенческих лет: тупая башка, которая по прошествии времени стала еще тупее. Всю свою жизнь он занимался изучением гаданий и прорицаний этрусков по внутренностям животных.
– По этим и многим другим причинам, – продолжил Прайн, – я высказываюсь против передачи масок. На самом деле я не верю, что нам вообще следует серьезно обдумывать этот вопрос. Мы их купили, мы ими владеем, и мы их будем хранить.
Он плюхнулся в кресло.
Затем поднялся невысокий мужчина с пухлыми щеками и венчиком рыжих волос вокруг большой лысины. Марго узнала его – это был Джордж Эштон, главный куратор коллекции священных образов. Антропологом Эштон был талантливым, но его легко было вывести из себя. Вот и сейчас он не на шутку разволновался:
– Я согласен с доктором Прайном, к тому же я возражаю против опубликования этой статьи.
Он повернулся к Марго: глаза вот-вот выскочат из орбит, круглое лицо раскраснелось, двойной подбородок трясется от волнения.
– Считаю, что доктор Грин подняла этот вопрос не ко времени. Осталось меньше недели до открытия выставки. Такую большую экспозицию музей не демонстрировал несколько лет. Она обошлась нам почти в пять миллионов долларов. Маски Великой кивы – главный экспонат. Что будет, если мы отдадим их сейчас? Послушайте, доктор Грин, я считаю, что время вы выбрали крайне неудачно. – Он сделал паузу, ошпарил Марго бешеным взглядом и повернулся к Мензису. – Хьюго, я предлагаю обсудить этот вопрос после закрытия выставки. Будем тогда спорить, сколько душе угодно. Конечно, возвращение масок – дело немыслимое, но, ради бога, примем решение после показа.
Марго выжидала: она выскажется потом, если, конечно, Мензис даст ей такую возможность.
Мензис спокойно улыбнулся возмущенному куратору и произнес:
– К слову сказать, Джордж, неудачный момент, о котором ты говоришь, выбран не по инициативе доктора Грин. Ей пришлось ответить на письмо, присланное индейцами. Тано откликнулись на рекламную кампанию, которую ты же и организовал.
– Да, но следует ли ей публиковать статью? – Эштон потряс листом бумаги. – Она могла бы дождаться, когда выставка закроется. Эта статья вызовет публичный скандал!
– Мы не занимаемся связями с общественностью, у нас другая работа, – мягко возразил Мензис.
Марго благодарно посмотрела на него. Она надеялась, что Мензис ее поддержит, но это была не просто поддержка.
– Связи с общественностью – это реальность! – заявил Эштон. – Мы не можем сидеть в башне из слоновой кости, игнорируя общественное мнение. Несмотря на крайне неблагоприятную обстановку, я делаю все для открытия выставки, и я не ожидал, что доктор Грин будет ставить мне палки в колеса, а уж тем более ты, Хьюго!
Он сел, тяжело дыша.
– Благодарю тебя за твое мнение, Джордж, – спокойно сказал Мензис.
Эштон кивнул.
Поднялась Патриция Вонг, научный сотрудник отдела текстиля:
– Вопрос, как мне кажется, простой. При покупке масок музей поступил неэтично, возможно, что и незаконно. Марго ясно доказывает это в своей статье. Тано попросили вернуть им маски. Если музей хоть сколько-нибудь дорожит своей репутацией, то он должен немедленно отдать то, что ему не принадлежит. Я позволю себе не согласиться с доктором Эштоном. Если ради выставки мы придержим маски, продемонстрируем их всему миру, а затем вернем, признав, что в свое время поступили неправильно, то предстанем в глазах общественности лицемерами или, в лучшем случае, корыстолюбцами.
– Верно, верно, – сказал другой куратор.
– Благодарю вас, доктор Вонг, – произнес Мензис, когда женщина закончила выступление.
Слово взяла Нора Келли. Встала со своего места, стройная, высокая, откинула прядь светло-каштановых волос. Обвела взглядом коллег. Держалась она спокойно и уверенно. Марго почувствовала раздражение.
– Перед нами стоят два вопроса, – начала Нора; голос у нее был низкий, речь внятная. – Первое: имеет ли право Марго публиковать статью. Думаю, все согласны с тем, что редакционная независимость «Музееведения» должна быть сохранена, даже если кому-то из нас и не нравится изложенное в журнале мнение.
Послышались одобрительные возгласы, только Эштон был не согласен: он скрестил на груди руки и презрительно фыркнул.
– Я в числе тех, кто не согласен с содержанием статьи, – продолжила Нора Келли.
«Ну вот, начинается», – подумала Марго.
– И дело тут не в собственности. Кто, например, владеет «Давидом» Микеланджело? Если бы итальянцам захотелось вдруг разбить мраморную статую и сделать из нее плитку для ванной комнаты, можно было бы с этим согласиться? Если бы египтянам пришло в голову снести пирамиды и устроить на их месте автомобильную стоянку, как бы к этому отнеслись? Они владеют ими? А если греки продадут Парфенон владельцам казино в Лас-Вегасе, скажете ли вы, что они имеют на это право?
Нора помолчала.
– Ответ на поставленные мной вопросы может быть только один: нет. То, что я перечислила, принадлежит всему человечеству. Все это – высочайшие достижения человеческого духа, и их ценность закрывает все вопросы о собственнике. Так же обстоит дело и с масками Великой кивы. Да, приобретя их, музей преступил этические нормы. Однако маски столь необыкновенны, столь ценны и великолепны, что вернуть их тано нельзя, потому что они навсегда исчезнут в темной пещере. Поэтому я скажу: публикуйте статью. Проведем дебаты. Но, бога ради, не возвращайте маски.
Она поблагодарила за внимание и опустилась в кресло.
Марго почувствовала, что краска бросилась в лицо. Как бы ни было неприятно ей это признать, Нора Келли произвела на нее сильное впечатление.
Мензис искательно посмотрел на коллег, но не дождался дальнейших комментариев. Повернулся к Марго:
– Что-нибудь хотите добавить? Можете высказаться.
Она вскочила:
– Да, я хотела бы возразить доктору Келли.
– Пожалуйста.
– Доктор Келли не заметила одну существенную деталь: маски – религиозные объекты, в отличие от всего того, что она перечислила.
Нора тоже немедленно оказалась на ногах:
– Разве Парфенон не храм? А Давид – не библейский герой? А пирамиды – не священные могилы?
– Я вас умоляю, сейчас это уже не религиозные объекты. Никто не приносит к Парфенону жертвенных животных!
– Я с вами совершенно согласна. Эти объекты переступили свою первоначальную, исключительно религиозную функцию. Сейчас они принадлежат всем, вне зависимости от религии. То же и с масками Великой кивы. Возможно, индейцы создавали их ради отправления религиозных ритуалов, но сейчас они принадлежат миру.
Марго чувствовала, что вся горит:
– Доктор Келли, на мой взгляд, ваша логика уместна в старшем классе школы на уроке философии, а не на собрании антропологов самого знаменитого музея естественной истории.
Все замолчали. Мензис медленно повернулся к Марго, уставился на нее голубыми глазами. Брови его недовольно сдвинулись.
– Доктор Грин, страсть в науке – чудесное качество. Но в то же время мы обязаны соблюдать корректность.
У Марго пересохло в горле.
– Да, доктор Мензис.
Лицо ее горело. Как позволила она себе такую вольность? Она не смела поднять глаза на Нору Келли. Не хватает ей нажить врагов в собственном отделе.
Кураторы нервно закашляли, кто-то тихо перешептывался.
– Очень хорошо. – Голос Мензиса звучал так же спокойно, как и в начале собрания. – Я узнал мнения обеих сторон. Похоже, мы поделились поровну. Я пришел к собственному решению. – Он молча обвел группу глазами. – Директору я выскажу две рекомендации. Первое: статья должна быть опубликована. Посоветую Марго начать общественные дебаты в лучших традициях журнала «Музееведение». – Он набрал в грудь воздуха. – Второе: маски должны быть возвращены тано. Незамедлительно.
Наступила звенящая тишина. Марго едва могла поверить своим ушам: Мензис стопроцентно на ее стороне. Она победила! Марго украдкой взглянула на Нору. Лицо женщины раскраснелось от волнения, как у нее самой.
– Этика нашей профессии ясна, – продолжил Мензис. – Правило гласит… я процитирую: «Главная ответственность антрополога – перед людьми, объектом его исследования». Не могу выразить, как горько мне сознавать, что музей лишится этих масок. Но я вынужден согласиться с доктором Грин и доктором Вонг: если мы взяли себе за правило придерживаться этических норм, то мы обязаны вернуть маски. Да, момент для нас очень неблагоприятный, у нас возникнут огромные проблемы с выставкой. Прошу прощения, Джордж, ничего не поделаешь.
– Но урон антропологии, миру… – начала Нора.
– Я сказал то, что должен был сказать, – ответил Мензис с резкими нотками в голосе. – Собрание закончено.
