Текст книги "Все или ничего"

Автор книги: Линдсей Армстронг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Глава 9

Следующий день оказался полностью занятым. Они совершили полет на гидроплане над знаменитым юго-западным уголком Тасмании, откуда с высоты птичьего полета открывался великолепный вид на реки Франклин и Гордон, затем совершили посадку у водопада Св. Иоанна. Что было удивительно, так это полная тишина, установившаяся после того, как был выключен мотор, – слышно было только пение птиц и шум воды.

Брайони отметила, что Грант странно молчалив, хотя еще утром таким не был, несмотря на ее отказ дать ответ на сделанное предложение. Вообще-то, проснувшись, они даже занимались любовью, и он был таким нежным, что Брайони почувствовала себя как-то непривычно, по-новому – желанной, лелеемой. Вот подходящее слово, подумала она.

Но она понимала, вопрос стоит ребром: или она принимает предложение, или расстается с Грантом Гудманом, обрекая себя на страдания и одиночество. А если бы она все-таки рассказала ему правду о Нике Семпле, изменило ли бы это что-нибудь?

После обеда они осмотрели предполагаемую покупку – гостиницу, старую, но расположенную в живописном месте. Когда Брайони спросила Гранта, собирается ли он ее снести, чтобы построить на ее месте новую, он не ответил. Казалось, он вновь погрузился в свои мысли, и так глубоко, что когда они вернулись к ужину в "Франклин Мэнор", Брайони спросила, не случилось ли чего.

Грант удивленно посмотрел на нее.

– Нет, а почему ты спрашиваешь?

На нем были брюки и рубашка, правда, еще не застегнутая, и волосы не были причесаны. Брайони же в этот момент пыталась застегнуть молнию на платье, красном платье, которое было на ней в вечер их знакомства в Хит-Хаусе, и он подошел и помог ей.

– Спасибо. – Она стояла лицом к зеркалу, а он позади нее, отрешенно глядя ей в затылок. Брайони нахмурилась. – Интересно, – пробормотала она и сделала движение, чтобы отойти, но Грант положил руки ей на талию и посмотрел прямо в зеркало, встретившись с ней глазами.

– Я помню это платье, – весело сказал он.

– Да?

– Да. Я тогда подумал, что оно тебе очень идет, что тебе все пойдет.

Брайони помедлила, но все же откинулась назад и прижалась к нему.

– Тебе удалось передать эти мысли на расстоянии, – сказала она, – у меня было такое чувство, что я надела его специально для тебя…

– Что очень тебя раздражало?

– Что очень меня раздражало, – согласилась она.

Его губы раздвинулись в улыбке.

– Нам с тобой есть что вспомнить, не так ли?

– Так что же, все скоро кончится? – сдавленным голосом спросила она.

– Почему ты так говоришь?

Брайони медленно повернулась к нему лицом.

– Ты что-то задумал. Я заметила это еще утром, когда мы были на реке… Это потому, что я сразу же не сказала "да"? – Глаза ее смотрели прямо, но настороженно.

Грант помедлил, затем, в свою очередь, спросил:

– Сколько времени тебе потребуется, чтобы разобраться в своих чувствах, Брайони?

Брайони удивленно посмотрела на него.

– Я не знала, что ограничена во времени.

– Ограничений, собственно, никаких нет, просто мне кажется, что если тянуть, лучше от этого не станет.

– Грант, речь идет о моей жизни, – возразила она.

– Понимаю. Ты ведь уже не можешь думать о своей жизни… без этого? – Он прижал ее к себе так, что их тела соприкоснулись.

– Это… это шантаж…

– Нет, – спокойно ответил Грант. – Это реальность. Ты спроси себя, сможет ли другой мужчина дать тебе то, что даю я, сможет ли он заставить тебя чувствовать так же.

Брайони уставилась на него, и ее вдруг поразила мысль, что в Гранте Гудмане живут как бы два человека: один – тот, которого она любит, который не только нравится ей как мужчина, но и делает счастливым каждый прожитый ею день, а другой – такой же непредсказуемый, загадочный, как гора Крейдл… Сейчас она имеет дело именно с этим вторым человеком и в борьбе против этого, второго человека, подумала Брайони, у нее есть только одно оружие.

– А ты… – голос ее дрогнул, но Брайони заставила себя продолжить, – ты по-прежнему считаешь, что щенок может заменить мне возможность иметь от тебя детей, Грант? Ты что, собираешься дарить мне по щенку каждые два года?

Грант вдруг побледнел, а она напряглась, потому что впервые почувствовала, что боится его, но то, что он сказал, явилось для нее полной неожиданностью…

– Ты знаешь, Брайони, что значат для Лизы ее дети? Это трудно сравнить с отношением к карьере. По сути, пока они были маленькими, они не значили для нее ничего – они с таким же успехом могли быть щенками; теперь же, когда, как она выражается, они перестали быть маленькими разбойниками, она не прочь ими похвастаться…

– Перестань, – прошептала Брайони, – я не Лиза.

– Тогда тебе лучше подыскать себе человека, от которого ты будешь иметь детей. Очень может быть, что, когда ты удовлетворишь свое желание, мы сможем договориться.

Это невероятно… пролетело у Брайони в голове. Я знала, что он жестокий человек, но до такой степени… Боже, что же делать?

Брайони вспомнила о матери, которая в течение многих лет с трудом поднимала двоих дочерей, отказываясь для их блага повторно выйти замуж, хотя это значительно облегчило бы ей жизнь, и подумала, что не сможет жить в ладу с самой собой и уж лучше ей выйти из игры, чем окончательно истерзать свою душу…

– Грант, – прошептала она, – если ты испытываешь ко мне хоть какое-то чувство, отпусти меня. Ничего у нас не получится, я не могу жить так, как ты предлагаешь.

– Так, а что ты предлагаешь? – отрывисто спросил Грант. – Что ты по-прежнему будешь на меня работать?

Она закусила губу, сдерживая навертывающиеся на глаза слезы.

– Будем как начальник и подчиненный? – спросил он с едким сарказмом. – Это не так просто, как тебе кажется, Брайони. Например, сможешь ли ты забыть, как тебе нравилось, когда я, – он вновь расстегнул молнию на ее спине, – раздевал тебя вот так, медленно? – Он положил руки ей на плечи и легким движением сбросил с них платье. – Забудешь, что чувствовала, когда спала со мной? – спросил он едва слышно. – Поверь мне, работать под моим началом будет совсем не так приятно. – Его взгляд задержался на ее груди, а затем он посмотрел ей прямо в глаза – выражение его глаз было дерзким и насмешливым.

У Брайони вся кровь отхлынула от лица, но это лишь подчеркнуло синеву ее глаз.

– Ты считаешь, я не смогу? – глухо спросила она. – Посмотрим, Грант Гудман. – И с этими словами она высвободилась из его рук.

Грант не стал ее удерживать, но деланно удивленно смотрел на нее, когда она, сев на кровати, стала стягивать с себя колготки; его взгляд задержался на ее длинных ногах, но на сей раз в нем были веселые искорки.

– Ты что, собираешься устроить передо мной стриптиз, Брайони? Нет, я, конечно, не против, – нарочито медленно, растягивая слова, протянул он.

Брайони стиснула зубы и, решительно поднявшись, направилась туда, где лежала ее сумка. Она достала оттуда спортивный костюм и пару теплых носков. Быстро натянув все это на себя, Брайони подошла к вешалке, сгребла свои вещи в охапку и, вернувшись к сумке, бросила туда.

– Брайони, ты ведешь себя глупо, – сухо сказал Грант.

– Вовсе нет, – парировала Брайони, и ее туалетные принадлежности полетели вслед за вещами. Она огляделась вокруг, подобрала туфли и запихнула их туда же, а затем взяла в руки сумочку и куртку. Наконец она остановилась и с вызовом посмотрела на Гранта. – Возможно, ты в чем-то прав, что касается меня, и у тебя, видимо, есть причины вести себя так, как ты себя ведешь, но я знаю одно – уйти от такого человека, как ты, не глупо, а, наоборот, благоразумно. Более того, я не буду на тебя работать теперь, когда пришла в себя, и только посмей коснуться меня хоть пальцем!

Грант задумчиво смотрел на нее и, что рассердило Брайони еще больше, нисколько не казался смущенным. Он и не подумал застегнуть рубашку, волосы его по-прежнему были растрепаны, и, когда он стоял вот так, засунув руки в карманы брюк, и смотрел на нее, нетрудно было понять, почему этот человек вытащил когда-то свое ранчо из гиблой ситуации. В нем чувствовалась железная воля и властность, в нем чувствовался мужчина, который привык подчинять себе все и вся… Но не меня, подумала Брайони, а вслух сказала:

– Пока, Грант, я уверена…

– Минутку, Брайони, – холодно оборвал ее он. – Я знаю, что ты любишь демонстрировать свой характер, но это смешно. Что ты докажешь, если в ярости поедешь обратно в Хит-Хаус? К тому же идет дождь – дорога небезопасна.

– Твоя забота трогательна, – иронично ответила Брайони, – но тем не менее я собираюсь…

– Врезаться куда-нибудь? Моя дорогая Брайони, вот как раз этого я не стою.

Она бросила на него разъяренный взгляд.

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. – Она стиснула зубы. – Я… просто уезжаю.

– Ты к тому же плачешь, – заметил он.

– Я никогда не плачу долго, Грант. – Она высоко подняла голову, не обращая внимания на слезы, которые текли у нее по щекам. – И потом я не считаю, что ты заслуживаешь моих слез. Счастливо оставаться! – С этими словами она подхватила вещи и вышла.

К счастью, когда она вернулась в Хит-Хаус, никто не попался ей навстречу, поэтому ей удалось проскользнуть к себе незамеченной. Она заперлась в номере, прислонилась к двери и, к своему ужасу, обнаружила, что все еще плачет молчаливыми слезами. Чтобы успокоиться, она выпила немного бренди, села перед камином и принялась думать о том, как справиться с возникшей ситуацией. Каким образом она сможет продолжать работать на Гранта Гудмана?

Я, наверное, сошла с ума, рассуждала Брайони сама с собой. То мне кажется, что я его безумно люблю, то вдруг отчаянно ненавижу. Что же делать?

Все решилось само собой на следующее утро, когда Брайони обнаружила, что Линда слегла с бронхитом, одна горничная вывихнула лодыжку, а одна официантка вдруг решительно возненавидела все вокруг и, как она сама выразилась, "вернулась обратно в цивилизацию". Брайони нашла обслуживающий персонал в разброде и шатании, и, когда она появилась, все с облегчением вздохнули, а поскольку проблем хватало, никому не пришло в голову раздумывать над тем, почему она приехала на день раньше. Оливер радостно приветствовал ее, и Брайони с неудовольствием отметила, что на глаза у нее вновь навернулись слезы – уж очень часто в последнее время это стало случаться; к счастью, Линда по причине плохого самочувствия этого не заметила.

Так что день выдался тяжелый. Брайони сделала все возможное и невозможное, чтобы перераспределить обязанности персонала и справиться с заполненными на восемьдесят процентов номерами. В ту ночь она рухнула в кровать, не в силах думать о своих проблемах и довольная этим обстоятельством. Правда, от одной мысли – когда же приедет Грант, – она так и не смогла отделаться.

Грант приехал на следующее утро и застал ее в приемной. Она подняла голову не потому, что что-то привлекло ее внимание, просто шестое чувство подсказало ей, что он здесь. Он стоял, непринужденно опершись о дверной косяк, и пристально смотрел на нее. Сначала Брайони почувствовала, что краснеет, затем кровь отхлынула от ее лица, и она даже побледнела. Более того, она попыталась что-то сказать, но слова не шли у нее с языка, а Грант вежливо ждал.

Затем он распрямился и сказал:

– Ну что, Брайони, как настроение сегодня, может, в здравом размышлении ты изменила свое решение? – Он закрыл дверь, но не садился.

Брайони на мгновение закрыла глаза.

– Нет, не изменила, – ответила она едва слышно и сглотнула, увидев, как его рука непроизвольно гладит поверхность Линдиного стола; она вспомнила, как эта рука ласкала ее тело. – К тому же, – ей пришлось прокашляться, – мне некогда было об этом думать, – добавила она с усилием. – В настоящий момент у нас в штате не хватает трех человек, я, правда, надеюсь, что двое завтра приедут. – И она обрисовала ему ситуацию.

– Понятно, – просто заметил Грант и сел в кресло Линды. Брайони напряженно ждала, пока он переставлял какие-то вещицы на столе. Затем он выпрямился и сказал, глядя ей прямо в глаза. – Значит, у тебя не было времени подумать. А есть надежда, что кризис минует и ты взглянешь на вещи трезво.

– Нет, – с вызовом ответила Брайони, – мне не о чем думать…

– О нас в очень личном, интимном смысле. Например, каково тебе будет спать с другим мужчиной?

– Прекрати, Грант, – нерешительно проговорила Брайони, дыхание ее участилось, и пятна краски вновь появились на лице. – Только подонок мог бы обращаться со мной подобным образом…

Он бесстрастно улыбнулся.

– А ты считаешь, что я должен вести себя как джентльмен после всего, Брайони? Тебе не кажется, что после всего, что между нами было, я могу быть предельно честным?

– Нет, я так не считаю, – спокойно ответила она. – Мне кажется, что твоя так называемая предельная честность – это уязвленная гордость. Тем не менее, – решительно продолжила она, – если у меня и было время подумать, так это о том, стоит ли продолжать работать на тебя…

– Ты сама говорила, что с этим у тебя проблем не будет, – напомнил ей он.

Брайони закусила губу.

– Я сказала это сгоряча, – призналась она.

Грант лукаво посмотрел на нее.

– Ты можешь стать еще горячей и начать пинать ногами стиральные машины, – сказал он с вежливостью, которая была оскорбительной.

Брайони встала.

– Достаточно, – резко сказала она. – Мистер Гудман, будьте так добры сообщить мне, как долго вы собираетесь здесь пробыть, а затем позвольте мне продолжить мою работу.

Он лениво развалился в кресле и внимательно посмотрел на нее. На ней была серая юбка и белый пиджак.

– Два дня, Брайони, – небрежно бросил он. – Но сегодня утром я встретил в Страхане своих знакомых и пригласил их на ужин – они остановились в гостинице неподалеку, и я подумал, если ты, конечно, не возражаешь, использовать кабинет. Нас будет шестеро. Кстати, есть только один наряд, который тебе не очень-то идет, хотя, – он пожал плечами, – я ведь сравниваю с тем, когда на тебе вообще ничего нет. – И с этими словами он встал и вышел из офиса.

– Брайони, у меня не хватает обслуживающего персонала, ты же это прекрасно знаешь, а вечер в кабинете потребует отдельной официантки! – Питер Марсден снял с себя поварской колпак и теребил его огромными ручищами.

– Скажи об этом мистеру Гудману, Питер, – сердито сказала Брайони.

– А почему не ты? – Шеф-повар вопросительно взглянул на нее.

Брайони почувствовала, что кровь приливает к щекам, но, сделав глубокий вдох, ответила ровным голосом:

– Послушай, мы вот что сделаем: отправим обслуживать их Марсию, а я подменю ее в основной столовой, предварительно накрыв в кабинете. Что у нас сегодня в меню?

Он ответил.

– Хорошо. Я приступаю к делу.

Часом позже Брайони отступила назад, чтобы полюбоваться плодами своего труда, и не нашла никаких огрехов. Фужеры и столовое серебро блестели, розовая дамастовая скатерть и салфетки были безупречно накрахмалены и выглажены, а цветы на столе смотрелись великолепно. Она была уверена, что Марсия, прекрасная официантка и к тому же хорошенькая женщина лет тридцати, прекрасно справится со своими обязанностями. Затем Брайони взглянула на часы и обнаружила, что до гонга к ужину осталось всего двадцать минут – она едва успеет принять душ и переодеться.

Уже через пятнадцать минут Брайони вернулась в приемную, одетая в голубую юбку с оборками и джемпер в тон с шелковым, отделанным кружевом воротником. Она решила не надевать на себя форму, которую носили официантки: ведь большинство знали, кто она. К счастью, Грант объявился почти одновременно с гостями – двумя супружескими парами средних лет и живой темноволосой девушкой лет двадцати, дочерью одной из пар. Девушке явно нравилось общество Гранта. Перед тем как пригласить их на аперитив, Грант представил их Брайони. Интересно, подумала она, а как бы все было, если бы она согласилась стать его любовницей: включил бы он ее в число приглашенных, а если бы включил, то как, интересно, представил бы?

Несколькими минутами позже, когда голодная орда устремилась в столовую, у Брайони уже не было времени думать о таких вещах. И действительно, только в десять часов под ее наблюдением закончилось кормление опоссумов, на которое Грант привел гостей и во время которого наблюдал за ней с загадочным видом, после чего ей наконец удалось расслабиться.

Брайони прибралась в приемной, огляделась вокруг, а затем пошла в офис, где ее ждал поднос с ужином и кофе.

Она наполовину расправилась с едой, первой за весь день, если не считать наспех проглоченного бутерброда, когда в комнату вошел Грант и закрыл за собой дверь.

Брайони подняла салфетку к губам и отодвинула в сторону тарелку.

– Мистер Гудман, – официальным тоном сказала она. – Надеюсь, ужин оказался на должном уровне.

– Все было превосходно, спасибо, – спокойно ответил он. – Но тебе следовало сказать мне, что твои беды с персоналом касаются именно столовой.

Брайони пожала плечами.

– Мы справляемся.

– При условии, что ты работаешь по шестнадцать часов в сутки.

– Такая уж у меня работа. – Она машинально улыбнулась. – В любом случае, я сильная как лошадь и завтра опять буду в порядке. Линде уже намного лучше.

Грант немного помолчал, а затем сказал:

– В данный момент ты не выглядишь здоровой как лошадь.

Брайони поморщилась и налила себе кофе.

– Ты не хотел бы просмотреть бронирование на будущее? Картина весьма неплохая, если учесть, что на носу зима.

– Я верю тебе на слово, спасибо. – Он встал. – Почему ты не отправляешься спать?

– Пойду, только вот погуляю с Оливером.

Грант посмотрел на нее, как будто хотел что-то сказать, но когда Брайони бросила на него усталый, но в то же время дерзкий взгляд, его рот сжался, и, резко повернувшись, он вышел.

– Эх, Олли, – шептала Брайони позднее, когда они брели в холодной темной ночи, – что же мне делать?

Пес, естественно, не отвечал, но с обожанием лизал ее руку.

На следующее утро Линда была на боевом посту и, почувствовав себя лучше, сгорала от любопытства, однако после нескольких безуспешных попыток направить разговор в русло Гранта Гудмана, сдалась. Брайони даже не думала выведывать, о чем судачили в Хит-Хаусе, но она не могла не понимать, что проявляет себя не лучшим образом – она была деловой, энергичной, но совершенно неприступной.

– Люсьен, – сказала Брайони, подойдя к нему у кухни. – Я бы хотела с тобой поговорить. На тебя была жалоба. Ты не пройдешь ко мне в номер?

Люсьен подбоченился и свысока посмотрел на Брайони.

– Жалоба? На меня? Это за что же? Да я самый лучший гид!

– Гид ты, может, и лучший, но речь о другом.

– Тогда скажи мне здесь и сейчас, Брайони, – сказал Люсьен и раздраженно добавил: – Я не мальчишка, чтобы меня вызывали на ковер, да еще вдобавок женщина!

Брайони глубоко вздохнула и холодно проговорила:

– Очень хорошо. Если ты хочешь, чтобы все об этом слышали, будь по-твоему. В одной из анкет, которые я сегодня утром просматривала, гость написал, что единственное, что испортило ему пребывание в Хит-Хаусе, было твое чересчур фамильярное обращение с его женой.

Люсьен фыркнул.

– Если я, Люсьен дю Плесси, и был с ней фамильярен, Брайони, значит, она сама этого хотела, а этому джентльмену следовало бы не искать виновных, а задать себе вопрос, почему это происходит? Потому что, если он не удовлетворяет ее в постели, ее глаза всегда будут глядеть зазывно. Уж я-то знаю женщин!

– Я в этом не сомневаюсь, Люсьен, – парировала Брайони, – но, как бы то ни было, пока ты работаешь здесь, ты не имеешь права строить им глазки, а тем более дотрагиваться до них, как бы тебя ни провоцировали. Понятно, Люсьен?

– Ты мне угрожаешь, Брайони?

– Да, угрожаю, – процедила Брайони сквозь зубы. – Еще одна жалоба, и ты будешь уволен!

Люсьен насмешливо посмотрел на нее.

– Только, пожалуйста, не думай, что я не знаю, почему это так, Брайони. Ты сама страдаешь от подобных проблем, не так ли? Месье Гудман лишил тебя привилегии делить с ним его ложе, разве нет? А я, с другой стороны…

Он не успел закончить, потому что Брайони залепила ему звонкую пощечину и собралась было повторить, но Люсьен зарычал и поднял вверх руку для ответного удара. В тот же миг у него из-за спины вырос Грант Гудман:

– Люсьен, mon ami [2]2
  Мой друг (фр.).


[Закрыть], на вашем месте я не стал бы этого делать. Теперь я приглашаю вас зайти в офис через полчаса. Брайони, пошли со мной.

– Ты хочешь сказать, что мне не следовало этого делать?

Брайони резко обернулась, чтобы оказаться лицом к лицу с Грантом Гудманом, когда он закрыл дверь ее номера, глаза ее по-прежнему горели от ярости.

Он ответил сухо, не снимая руки с дверной ручки:

– Существуют другие, более дипломатичные способы…

– Нет, не существуют! И я скажу тебе почему. Потому что все вы, мужчины, одинаковы, – с отвращением сказала Брайони и неожиданно села.

– Ты опасно перенапряжена и возбуждена, – заметил Грант ровным голосом.

– Интересно, кто в этом виноват? – Брайони холодно рассмеялась. – Не надо, не отвечай. Тебя никогда не волновало то, что ты поставил меня в невыносимое положение.

– Брайони, – терпеливо сказал он, – мы можем обсудить это равно как с деловой, так и с личной точки зрения. Выбирай.

– Хорошо, давай обсудим это с деловой точки зрения, – ответила она с усилием. – Люсьен – очень хороший гид. Он прекрасно обо всех заботится, не рискует, неплохо предсказывает погоду и обладает характером, который люди любят и помнят, – он может очаровать любого. Но когда мужья начинают на него жаловаться – кстати, он разбил не одно сердце среди женской части персонала, – начинаешь задумываться.

– Таким образом, ты не считаешь, что он всего лишь получает свою долю восхищения от некоторых скучающих жен? Но нельзя же винить парня за это.

– Более того, Грант. Он сам сказал, что если он и был фамильярен с этой женщиной, то только потому, что его к этому подталкивали. Раз он не может этому противостоять, в один прекрасный день это может привести Бог знает к чему.

– Согласен, – задумчиво ответил Грант.

Брайони пожала плечами, но затем сникла.

– С другой стороны, чтобы найти ему замену, потребуется время.

– А как ты собираешься работать с ним после всего, что произошло?

– По-моему, он ясно дал это понять, – ответила Брайони.

– А-а, – протянул Грант, но ведь еще не высказался по этому поводу я.

– Что от этого изменится?

– Если он услышит из моих уст, что его работа под вопросом, он, возможно, задумается.

Брайони хотела было возразить, но лишь устало сказала:

– Очень бы этого хотелось, только я в это не верю, все равно он уже никогда больше не будет относиться ко мне с уважением.

– Ты считаешь, что будет меньше тебя уважать?

– Честно говоря, мне на него наплевать. – Брайони резко замолчала, а затем покраснела, и Грант вопросительно посмотрел на нее. – До тех пор пока он держит свое мнение при себе, – добавила она и решительно поднялась. – Согласна! Мне не следовало бить его по лицу, и, видимо, до сегодняшнего дня я не смогла дать ему ясно понять, что он не должен кокетничать с гостями. Поэтому, если ты считаешь, что нужно дать ему шанс, – вперед. В конце концов, ты хозяин этого заведения. Я буду молчать как рыба во время вашей беседы, но как ты намерен отреагировать на то, что я веду себя так якобы потому, что меня лишили привилегии делить твое ложе?

– Тебе не надо молчать как рыба. – Грант распахнул дверь и посмотрел на Брайони испытывающим взглядом. – Прошу.

– Люсьен, есть проблема, – холодно произнес Грант Гудман. – Вернее, две. Я попросил Брайони присутствовать при нашем разговоре, потому что у нее было ощущение, что мы затеваем сугубо мужской разговор, в котором о женщинах отзываются уничижительно.

Лицо Люсьена, который сидел за столом Линды, приняло веселое выражение, но его взгляд натолкнулся на холодный блеск глаз Гранта, и он стушевался.

– Поэтому я хотел бы ясно дать понять, что, во-первых, главный человек здесь – Брайони и я глубоко уважаю ее мнение по всем вопросам. – Грант Гудман помолчал и посмотрел на Люсьена так, что тот съежился. – Во-вторых, – продолжил Грант, – когда Брайони говорит мне, что вы выходите за рамки, я верю ей, несмотря на то, что вы отличный гид. Теперь давайте уточним другое. Существует укоренившееся представление, что некоторые должности в отелях и на курортах в некотором роде двусмысленны, скажем, инструктор по теннису или лыжам одновременно может быть скрытым жиголо. Но не в этом заведении… – Люсьен издал протестующий звук, но Грант предупреждающе поднял руку. – С другой стороны, есть люди, которые просто не подходят для такой работы в силу существования определенных норм поведения, хотя само по себе это не является преступлением, было бы нежелательно оставаться им здесь работать. – Люсьен открыл было рот, но передумал и промолчал. – Таким образом, подводя итоги, скажу, – продолжил Грант спустя некоторое время, – главный авторитет здесь – Брайони, Люсьен, и, если это вас не устраивает, вам следует хорошенько подумать, стоит ли здесь работать.

То, что последовало за этим, явилось для Брайони полной неожиданностью. Люсьен встал со стула, с чувством собственного достоинства посмотрел сначала на нее, а затем на Гранта и сказал:

– Mon ami, не восхищаться женщинами я не могу, но потерять работу – нет, этого я не хочу. Более того, – взгляд его по-прежнему был преисполнен гордости, – я, Люсьен дю Плесси, никогда не брал платы за то, что доставлял радость дамам, видеть их радость – достаточная награда для меня, но если некоторые из них переступают черту, – Люсьен пожал плечами, – се ля ви! И, – он повернулся к Брайони, – существует многое, что меня восхищает в вас, мадемуазель. Многое. Может, было бы неплохо, если бы мы стали лучше друг друга понимать с этого дня?

Брайони сама себе удивилась. Она встала и протянула Люсьену руку.

– С удовольствием попробую, Люсьен.

– Тебе смешно? – небрежно спросил Грант, когда дверь за Люсьеном закрылась, а Брайони продолжала улыбаться.

– Ничего не могу с собой поделать. – Она попыталась стать серьезной. – Ты не видишь тут ничего смешного? Я хочу сказать, что жест был весьма галантным и Люсьен удивил меня, но все-таки это было немного смешно, разве не так?

Грант поморщился.

– Мне что-то не очень хочется веселиться, а может, просто мы с Люсьеном оказались по одну сторону баррикады. – Он пожал плечами.

Брайони тотчас посерьезнела и, потерев бровь, сказала:

– Я должна поблагодарить тебя, – неуверенно начала она, – за то, что ты уладил все таким образом. Конечно, время покажет, насколько это удалось, но… – Она махнула рукой и лаконично добавила: – Тем не менее спасибо.

Грант посмотрел на нее долгим испытующим взглядом.

– Я рад, что ты это оценила, – наконец сказал он, при этом взгляд его почему-то был насмешлив. – Но должен тебе признаться, моим первым порывом было решить все совершенно по-другому.

Брайони смотрела на него и ничего не понимала.

– М-м-м… – задумчиво сказал он. – Сначала у меня было желание уволить Люсьена самым безжалостным образом за то, что он упомянул о наших отношениях столь наглым образом, и насильно заставить тебя вернуться, положив, таким образом, конец всей этой чепухе. – Грант внимательно осмотрел ее с головы до ног, а затем лицо его вновь приняло задумчивое выражение.

Брайони начало бросать то в жар, то в холод.

– Однако, подумав, решил, что тебе это не понравится.

– Действительно, не понравится. Это…

– Шантаж? Подкуп? А, пошлость, конечно! – притворно догадался он.

Брайони замерла и уставилась на Гранта, не в силах понять, о чем он на самом деле думает, надеясь, что он просто поддразнивает ее, но это оказалось не так. – Не понимаю, при чем здесь то… то, что я отказалась быть твоей любовницей, – с трудом выговорила она. – Ты просто потерял меня, Грант. Время все залечит.

– Ты всерьез в это веришь? – Грант подошел к ней поближе. – Сомневаюсь. А если ты считаешь, что таким поведением тебе удастся заставить меня жениться, то, боюсь, ты будешь разочарована. – И слегка коснулся пальцем ее подбородка. – Кстати, я сегодня уезжаю.

– Да? В таком случае, всего доброго.

Он улыбнулся, но глаза его оставались холодными.

– До свидания, Брайони, но поскольку мы не раз в последнее время говорили о времени, давай, как по поговорке, не забывать старые, добрые времена. – С этими словами он обнял ее и поцеловал долгим поцелуем, а затем добавил, увидев, что глаза ее наполнились слезами: – До свидания, Брайони. Пусть все это пройдет к тому времени, когда мы увидимся вновь.