Текст книги "Всего одна неделя"
Автор книги: Линда Ховард
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)
К счастью, у лейтенанта хватило мудрости сойти с узкой тропинки спора.
– Вернемся к школьным дням. Ты, часом, ни у кого не увела парня? – Я презрительно фыркнула:
– Еще чего! Мне хватало своих.
– А со стороны на тебя не заглядывались?
– Разумеется, заглядывашсь, ну и что? У меня был постоянный друг, а на остальных я просто не обращала внимания.
– И кто же был этим постоянным? Джейсон?
– Нет, Джейсон появился только в колледже. А в школе я встречалась с Патриком Хейли. В двадцать лет он погиб – разбился на мотоцикле. Расставшись, мы с ним не поддерживали отношений, так что я даже не знаю, была у него девушка или нет.
– С Патриком все ясно. А где сейчас Клео Клеланд?
– В Роли-Дареме. Она химик. Примерно раз в год мы встречаемся, вместе обедаем и ходим в кино. Она замужем, ребенку четыре года.
Насчет Клео Бладсуорт тоже мог не волноваться. Она до сих пор оставалась моей близкой подругой. Кроме того, она, естественно, была женщиной, а Уайатт сказал, что убить меня пытался скорее всего мужчина.
– Но ведь кто-то должен существовать. Кто-то, о ком ты не вспоминала уже много лет.
Да, он был прав. Мотив нападений личный, а значит, покушался кто-то из знакомых. Но я понятия не имела, кто именно.
Озарение пришло внезапно.
– Знаю! – воскликнула я.
Уайатт вздрогнул и моментально напрягся.
– Кто?
– Это наверняка одна из твоих девушек!
Глава 23
Машина резко вильнула. Уайатт выровнял ее и быстро взглянул на меня:
– Как ты до этого додумалась?
– Очень просто. Если дело не во мне, значит, в тебе. Я человек миролюбивый и не нажила врагов. Во всяком случае, ничего о них не знаю. Рассуждаем дальше. Когда произошло первое покушение? Сразу после возвращения с моря. Твое поведение после вечера четверга, когда убили Николь...
– Мое поведение? – В голосе Уайатта послышалось возмущенное изумление.
– Ты же сказал сотрудникам, что мы вместе, так ведь? Хотя на тот момент между нами еще ровным счетом ничего не произошло. Я заметила, как люди на меня смотрели, и ни один из пятидесяти полицейских не пришел на помощь, когда ты начал заниматься рукоприкладством. Из всего этого можно сделать вывод, что кое-кто соврал, сказав всем, что мы встречаемся.
Бладсуорт недовольно нахмурился:
– Но я вовсе не занимался рукоприкладством.
– Перестань цепляться за несущественные детали. Тем более что ты действительно хватал меня руками. Ведь я права? Растрезвонил о наших отношениях?
– Да. Потому что так оно и есть.
– На этот счет можно поспорить.
– Мы живем вместе. Спим вместе. Так неужели после всего этого в наших отношениях остается какая-то неясность?
– Да. Потому что мы даже ни разу не назначили друг другу свидание, а все, что между нами происходит, временно. Итак, с кем ты встречался и ради кого так резко меня бросил?
Несколько секунд Бладсуорт мрачно, тяжело молчал. И даже скрипел зубами. Правда, я слышала звук. Потом наконец поинтересовался:
– Из чего ты заключила, что я с кем-то встречался? – Я закатила глаза.
– О, ради Бога! Ты сам прекрасно знаешь, что за тебя и умереть не жалко. Женщины, наверное, записываются в очередь.
– Нету меня никаких женщин... А что, ты действительно считаешь, что за меня не жалко умереть? Хм...
Он казался откровенно польщенным. Зато я уже была готова биться головой о приборную панель, если бы это не было так больно. Но на данный момент мне и без того вполне хватало синяков и ссадин.
– Уайатт! – заорала я. – С кем ты встречался?
– Так, чтобы постоянно, – ни с кем.
– Вовсе не обязательно «постоянно», вполне достаточно просто встречаться. Дело в том, что женщинам свойственно формировать далекие от реальности представления и ожидания. Иногда одного свидания достаточно, чтобы отправиться выбирать свадебное платье. Так какая же из твоих подруг оказалась последней в списке? Возможно, она считала, что происходит нечто серьезное, и, когда ты помчался за мной на море, обезумела от ревности? Может быть, как раз в тот четверг, когда убили Николь, у тебя было свидание с ней?
Обратите внимание, как ловко я ввернула этот вопрос. Честно говоря, он давно не давал мне покоя.
Мы уже подъехали к дому лейтенанта Бладсуорта. Уайатт притормозил и свернул на дорожку.
– Нет, в тот вечер я проводил занятия по самообороне для женщин, – к моей искренней радости, сообщил он. – Не думаю, что твоя теория состоятельна, потому что... о Боже, да я почти два месяца ни с кем не встречался! Моя светская жизнь вовсе не настолько активна, как тебе представляется.
– А твоя последняя подруга? Ты встречался с ней не один раз?
– Наверное, пару раз... да. – Уайатт заехал в гараж.
– Ты с ней спал?
Ответом послужил осуждающий, раздраженный взгляд.
– Кажется, я начинаю понимать, зачем тебе нужен этот неофициальный допрос. Нет, я с ней не спал. Больше того, между нами даже не пробежала искра.
– Это в тебе искра не пробежала, а в ней, возможно, очень даже пробежала.
– Нет, – решительно отрезал Уайатт. – Ничего не пробежало. Вместо того чтобы копаться в моем прошлом, ты бы лучше повнимательнее заглянула в собственное. Ты кокетка, а кто-то из мужчин вполне мог воспринять кокетство всерьез.
– Я не кокетка! Перестань приклеивать мне этот ярлык! – Уайатт обошел вокруг машины и открыл пассажирскую дверцу. Нагнулся и бережно сгреб меня с сиденья, чтобы больным негнущимся мышцам не пришлось делать лишнего усилия. Потом так же бережно поставил меня на ноги.
– Еще какая кокетка, – стоял он на своем. – Просто сама не отдаешь себе отчета, кокетство – твоя вторая натура.
Бладсуорт так выразительно произносил слово «кокетка», что в конце концов мне надоело его слушать. Да, иногда я действительно флиртую, но это вовсе не превращает меня в записную кокетку. И я совсем не финтифлюшка. Никогда не могла и сейчас не могу обвинить себя в легковесности, а Уайатт упорно пытается превратить меня в типичную глупую и пустую блондинку.
– Ну вот, теперь надулась, – заметил он, проводя пальцем по моей нижней губе. Возможно, она действительно немножко выпятилась. Уайатт наклонился и поцеловал меня – медленно, тепло и нежно. Поцелуй согрел и утешил, наверное, потому, что мы оба знали, что дальше него не продвинемся ни на шаг. Уайатт целовал меня просто для того, чтобы поцеловать, а не для того, чтобы заманить в постель.
– С чего это вдруг такие нежности? – поинтересовалась я, едва он отстранился, причем постаралась придать голосу сварливый оттенок, чтобы не было заметно, насколько мне приятен этот неожиданный поцелуй.
– Просто так, потому что выдался очень тяжелый день, – ответил Уайатт и поцеловал меня еще раз.
Я вздохнула и позволила себе расслабиться: ведь день действительно оказался просто ужасным. На этот раз Бладсуорт не разомкнул объятий даже после того, как поцелуй закончился; он нежно прильнул щекой к моей макушке.
– Оставь полицейскую работу полицейским, – попросил он. – Если, конечно, не вспомнишь вдруг о каком-нибудь заклятом враге, который грозился тебя убить. В этом случае сразу расскажи.
Я обиженно отвернулась и нахмурилась:
– Значит, ты все-таки считаешь, что я настолько тупа, что не в состоянии сразу вспомнить важный факт собственной биографии?
Бладсуорт вздохнул:
– Этого я не сказал. И не мог сказать, потому что ты вовсе не тупа. Ты обладаешь массой самых разных качеств, но тупости среди них нет.
– О, неужели? Так какие же это качества? – В душе кипела откровенная злость, потому что было больно и страшно, и эти отвратительные ощущения требовалось как можно скорее на кого-нибудь выплеснуть. Уайатт казался большим и сильным, следовательно, вполне мог выдержать натиск.
– Отвратительные, – с выражением произнес он, и я едва его не стукнула. – Раздражающие. Ты упряма и в то же время хитра, потому что в нужный момент готова прикинуться простенькой блондиночкой и таким образом получить желаемое. Очевидно, прием работает безупречно. За ходом твоих мыслей уследить невозможно. Вдобавок ты безрассудна, забавна, сексапильна. И при этом совершенно восхитительна.
Да уж, в этом мире хитростью отличаюсь не одна я. Все шло к приступу ярости, и вдруг негодник совершенно обезоружил меня. Так, значит, он находит меня восхитительной? Узнать об этом оказалось удивительно приятно. Уайатт снова наклонился и поцеловал меня в губы, добавив:
– За такую и умереть не жалко. – Я прищурилась:
– Это девчачья фраза. Парни так не должны говорить. – Уайатт выпрямился.
– Это почему же?
– Слишком по-женски. Тебе лучше сказать что-нибудь в духе мачо, например, «я готов принять за тебя пулю». Чувствуешь разницу?
Бладсуорт изо всех сил прятал улыбку.
– Еще как чувствую! Пойдем в дом.
Я вздохнула. Предстояло приготовить целых два пудинга, а сил не было. Но обещание есть обещание. Нет, конечно, сотрудники полицейского департамента даже не знали, что я собиралась угостить их пудингом, но мысленное обещание тоже считается.
Уайатт достал с заднего сиденья пакет с пончиками и сгущенным молоком, потом открыл багажник и вытащил большой джутовый пакет с торчащими из него зелеными ниточками. Аккуратно закрыл багажник и хмуро взглянул на пакет.
– Что это? – удивилась я.
– Ты же просила куст. Вот тебе куст.
Растение выглядело несчастным и пожухшим. Жалкие зеленые ниточки, должно быть, когда-то были ветками.
– И что же с этим кустом делать?
– Но ты же заявила, что в доме нет ни единого растения и от этого в нем невозможно жить. Так вот тебе растение, пожалуйста.
– Но это же не комнатное растение! Это кустарник. Ты купил мне кустарник?
– Растение есть растение. Поставь его в комнате, и оно тут же станет комнатным.
– Совсем ничего не соображаешь, – набросилась я на Уайатта и выхватила несчастное создание из рук мучителя. – Ты весь день продержал его в багажнике? На такой жаре? Оно же задохнулось и теперь погибнет. Впрочем, может быть, мне и удастся его выходить при помощи неустанной нежной заботы. Будь добр, открой дверь. Надеюсь, ты догадался купить для него какой-нибудь еды?
Уайатт отпер дверь и осторожно уточнил:
– А что, разве растения едят? Поразительное невежество!
– Разумеется, едят. Все, что живет на свете, должно питаться. – Я взглянула на куст и печально покачала головой. – Впрочем, скорее всего этому несчастному существу пища уже не потребуется.
Пока провинившийся носил сумки, я направилась в ванную и начала обливать бедное растение прохладной водой.
– Срочно необходимо ведро, – потребовала я. – Причем ненужное, чтобы можно было пробить в дне дырки.
В этот момент Уайатт ташил из прачечной голубой пластиковый пакет. Услышав мои слова, остановился.
– Ты что, собираешься испортить хорошее ведро? Зачем?
– Затем, что ты умудрился приговорить несчастное растение к смерти. Ему срочно необходима вода, но корни размокнуть не должны. Это значит, что нужен хороший дренаж. Если в твоем хозяйстве не найдется нормального горшка с дырочками – а его, конечно, не найдется, поскольку здесь нет растений, – то придется испортить ведро.
– Вот потому-то мужчины и не заводят растений. Слишком сложно и много возни.
– Но растения украшают дом, создают уют и очищают воздух. Я бы ни за что не смогла жить в доме без растений.
Уайатт тяжело вздохнул:
– Хорошо, хорошо. Сейчас проковыряю в ведре дырки.
О, мой герой!
Герой взял дрель и быстро проткнул пластик. Через несколько минут несчастный кустик уже уютно сидел в собственной посудине. Корни пили воду, а все лишнее вытекало. Оставалось лишь надеяться, что к утру пациент оживет. Я включила духовку и начала собирать необходимые для приготовления пудингов продукты.
Уайатт положил руки мне на плечи и осторожно нажал, заставив опуститься на стул.
– Сядь, – попросил он. Мог бы и не просить, потому что я уже и так сидела. – Пудинги могу приготовить и я. Только говори,что делать.
– Зачем? Ты же все равно никогда меня не слушаешь.
Интересно, научусь я когда-нибудь держать язык за зубами?
– Я все-таки попытаюсь, – сухо возразил Бладсуорт. – Один-единственный раз.
Грандиозно, правда? Вообще-то, учитывая, какой у меня выдался день, он должен был по крайней мере торжественно пообещать, что отныне и впредь всегда готов обращать внимание на мои слова.
Потом я руководила приготовлением пудингов, что на самом деле вовсе не трудно. Разрывая прекрасные пончики на кусочки, Уайатт попросил:
– Объясни мне кое-что, пожалуйста. Эта пара, о которой рассказывала твоя мама: муж старался сделать жене приятное, а она за это решила его убить... Почему вы все дружно встали на ее сторону?
– Джаз хотел сделать Салли приятное? – переспросила я, с ужасом глядя на того, кто мог такое сказать.
– Конечно. Пригласил специалиста, чтобы в подарок жене украсить общую спальню. Даже если ей не понравился стиль, почему бы просто не поблагодарить мужа за внимание и оригинальную идею?
– Ты считаешь нормальным то, что, несмотря на брак продолжительностью в тридцать пять лет, муж даже не заметил, с какой любовью его жена обставляла и обустраивала спальню и как эта спальня была ей дорога? Прекрасную старинную мебель раскупили сразу же, Салли даже не успела ничего вернуть. Потерю уже не возместишь.
– Какую бы любовь ни питала к ней дама, это всего лишь мебель. А мы говорим о ее муже. Неужели этот человек не заслужил лучшей участи, чем погибнуть под колесами машины собственной жены?
– Правильно. Он – ее муж, а она – его жена. Не кажется ли тебе, что и жена заслуживает лучшей участи, чем полное и окончательное разрушение всего, что ей дорого, в обмен на то, что она не приемлет? Наверное, после тридцати пяти лет совместной жизни можно было сказать дизайнеру, что бедная Салли ненавидит металл и стекло.
На лице Уайатта появилось выражение, показывающее, что он и сам не слишком склонен к ультрасовременности, однако словами он его не подкрепил.
– Так что же, женщина взбесилась только потому, что мужчина не знал, какой именно стиль спальни ей по душе?
– Нет, она почувствовала себя оскорбленной, когда поняла, что он всю жизнь не обращал на нее ни капли внимания. Не забывай к тому же, что Джаз продал ее любимые вещи.
– Но разве мебель в той же степени не принадлежала и ему?
– А разве он потратил месяцы на поиски каждой из драгоценных вещиц? Сам, собственными руками довел все до совершенства? Я бы сказала, что спальня вообще не его.
– Пусть так. И все же это еще не повод для убийства.
– Видишь ли, на самом-то деле Салли вовсе не собиралась убивать мужа. Она всего лишь хотела заставить его почувствовать хотя бы часть той боли, которую испытывала сама.
– Тогда ей действительно следовало избрать в качестве оружия не машину, а газонокосилку. Ведь, несмотря на все страдания Салли, убей она этого бедолагу, мне пришлось бы ее арестовать.
Я немного подумала, а потом сделала вывод:
– Есть вещи, за которые не жалко и под суд пойти.
Правда, мне самой и в голову не пришло бы зайти так далеко, как Салли, но знать это Уайатту было совсем ни к чему. Женщины должны держаться вместе и проявлять солидарность, а этот случай мог стать для лейтенанта хорошим уроком: не вмешивайся в женские дела. Если бы Уайатт смог преодолеть привычку рассматривать события жизни только через призму нарушения закона, ему скорее удалось бы увидеть зерно истины.
– Женские глупости также важны для нас, как для мужчин важны их собственные игрушки, например машина... – Я замолчала, как громом пораженная, и уставилась на Уайатта. – У тебя же нет машины!
Да, единственной машиной в гараже был «форд», принадлежавший городскому муниципалитету и во весь голос кричавший: «Коп!»
– У меня есть машина, – миролюбиво ответил Уайатт, рассматривая две большие миски, в которые успел раскрошить сорок пончиков. – Что делать дальше?
– Разбей яйца. Я не говорю о казенной машине. А что случилось с твоей «тахо»?
Я помнила, что два года назад он ездил на большой черной «тахо».
– Отдал в счет покупки новой. – Уайатт быстро взбил два яйца, потом в другой мисочке взбил еще два.
– Какой новой? В гараже ничего нет.
– «Аваланш». Купил три месяца назад. Тоже черную.
– И где же она?
– У сестры. Лайза позаимствовала две недели назад, когда отдала в ремонт свою. – Уайатт нахмурился. – Вообще-то уже можно было бы и вернуть. – Секунду подумал, потом взял телефон, набрал номер и зажал трубку между плечом и подбородком. – Привет, Лиз. Вот вспомнил, что у тебя моя тачка. Твоя еще не готова? И в чем же проблема? – Сестра что-то объясняла. – Ну хорошо, ничего страшного. Я же сказал , что просто вспомнил. – Уайатт замолчал, и в трубке снова раздался женский голос, однако слова оставались неразборчивыми. – Правда? Возможно. – Он засмеялся. – Да, это так. Подробности сообщу позже, когда все выяснится. Пока. Целую. Увидимся. – Уайатт отключился и положил телефон на место. Потом внимательно осмотрел поле кулинарной деятельности. – Итак, что же дальше?
– В каждую миску надо вылить банку сгущенного молока. – Я с любопытством взглянула на него. – Что значит «да, это так»?
– Ничего особенного. Просто одна проблема, над которой я сейчас работаю.
У меня возникло подозрение, что той проблемой, над которой он работал, была именно я. Однако для того, чтобы достойно вступить в поединок, требовалось находиться в нормальной физической форме, так что пришлось сделать вид, будто все в порядке.
– Когда будет готова ее машина?
– Надеется, что в пятницу. Правда, я подозреваю, что сестренке просто нравится водить мою. Ведь там присутствуют всевозможные лампочки, свисточки и колокольчики. – Уайатт подмигнул. – Раз тебе нравятся пикапы, то и мой экипаж тебе придется по вкусу. Кстати, он тебе очень пойдет.
Силы мои стремительно истощались, а потому я поспешила перечислить остальные необходимые ингредиенты: соль, корица, еще немного молока и ванильный сахар. Уайатт все смешал, а потом разлил содержимое мисок по формам. Духовка уже нагрелась, и потому оставалось лишь поставить формы с тестом и завести таймер на тридцать минут.
– Все? – удивился Уайатт – процесс показался ему слишком простым.
– Все. Если не возражаешь, я почищу зубы и лягу спать. Когда таймер зазвенит, вытащи пудинги, заверни в фольгу и поставь в холодильник. Утром я приготовлю глазурь.
Я устало поднялась на ноги. Силы уже почти иссякли. Лицо лейтенанта смягчилось; не говоря ни слова, он взял меня на руки.
Я положила голову на надежное плечо.
– В последнее время тебе часто приходится это делать, – заметила я, пока Уайатт нес меня наверх. – Носить на руках женщину.
– Очень приятное занятие. Правда, лучше бы это происходило при других обстоятельствах. – Лицо Уайатта утратило нежность, выражение его стало мрачным. – Ты снова ранена, и терпеть это уже невозможно. Я готов собственными руками убить подлеца, который виноват в твоих страданиях.
– Ага! Теперь ты, наверное, понимаешь, какие чувства испытывала Салли! – торжествующе воскликнула я. Для завоевания лишнего очка годятся любые пути, хотя по большому счету я бы не рекомендовала такие методы, как огнестрельное ранение и автомобильная авария. С другой стороны, раз уж подобные события произошли, то почему бы этим не воспользоваться? Глупо выбрасывать козырную карту, каким бы путем она ни досталась.
Я почистила зубы. Потом Уайатт помог мне раздеться и в буквальном смысле засунул в кровать, не забыв тщательно подоткнуть одеяло. Не успел он выйти из комнаты, как я уснула.
Проспала всю ночь напролет, не проснувшись даже тогда, когда он лег рядом. Разбудил меня только будильник. Уайатт протянул руку, чтобы его заткнуть, а я сонно прижалась к теплому плечу.
– Как ты себя чувствуешь? – Уайатт лег на спину и повернул ко мне голову.
– Могло быть и хуже. Во всяком случае, значительно бодрее, чем вечером. Конечно, я еще не пыталась встать с кровати. Под глазами чернота? – Я затаила дыхание, с опаской ожидая ответа.
Уайатт внимательно посмотрел.
– Ненамного больше, чем вчера. Наверное, помогло коллективное колдовство на кухне мамы.
Слава Богу. Сегодня непременно надо снова подержать на лице пакет со льдом – так, на всякий случай. Енот, конечно, замечательный зверь, но походить на него не очень-то хочется.
Уайатт не встал с постели, как, разумеется, и я. Он потянулся, зевнул и снова задремал. Под одеялом, ниже пояса, в это время происходили какие-то увлекательные события, и мне очень бы хотелось выяснить, какие именно. Но ведь я твердо решила не заниматься с этим человеком сексом. Нет, формулировка не совсем точна; дело вовсе не в том, что мне не хотелось этого делать, – хотелось, и даже очень. Просто, на мой взгляд, мы не должны были этого делать до тех пор, пока не выясним и не урегулируем массу самых разных вопросов.
Чтобы в очередной раз не поддаться искушению, я честно постаралась переключить внимание на другое и осторожно села в постели. Сидеть оказалось больно. Очень больно. Собрав все силы, я сползла с постели, встала и сделала шаг. Потом еще один. Согнувшись и волоча ноги, словно древняя старушка, поплелась в ванную.
Плохая новость заключалась в том, что мышцы болели гораздо сильнее, чем накануне, однако этого следовало ожидать. Но была и хорошая новость: я знала, как вывести собственный организм из подобного состояния. Завтра должно было стать гораздо лучше.
Пока Уайатт готовил завтрак, я приняла теплую ванну. Стало заметно легче. Помогли также пара таблеток ибупро-фена, несколько осторожных упражнений на растяжку и первая чашка кофе. Кофе, конечно, в большей степени помог морально, но ведь и это тоже очень важно.
После завтрака я приготовила глазурь и покрыла ею пудинги. Рецепт совсем прост: всего лишь кусочек масла и пачка сахарной пудры, ароматизированной ромом. Содержание сахара здесь, конечно, превышало разумные пределы, но уже от одной лишь мысли о первом кусочке текли слюнки. Уайатт даже и не пытался противостоять искушению; глазурь еще не успела застыть, а он уже отрезал солидный ломоть аппетитного пудинга и с жадностью набросился на него. Прикрыв глаза, промычал что-то невнятное, но явно одобрительное.
– Ну и вкуснотища, черт возьми! – наконец объявил он. – А давай оставим себе оба?
– Если ты это сделаешь, я пожалуюсь на тебя твоим сотрудникам.
Лейтенант тяжело вздохнул:
– Ну хорошо, хорошо. Ты ведь будешь каждый год готовить такой пудинг на мой день рождения, правда?
– Теперь и сам умеешь его готовить, – по привычке возразила я, однако сердце подпрыгнуло от счастья: подумать только, быть с ним рядом год за годом, от одного дня рождения к другому... – Кстати, а когда твой день рождения?
– Третьего ноября. А твой?
– Пятнадцатого августа.
О Господи! Не то чтобы я очень верила в астрологию, но Скорпион и Лев – поистине гремучая смесь. Оба упрямы, горячи, несдержанны и вспыльчивы. Впрочем, я исключение из правила – я вовсе не вспыльчива. Но зато компенсирую это отклонение высшей степенью упрямства.
– О чем задумалась? – Уайатт осторожно провел пальцем по моему наморщенному лбу.
– Ты Скорпион.
– Ну и что? – Он положил руку мне на тал ию и прижал к себе, одновременно наклоняясь и целуя за ухом. – Хочешь увидеть мое жало?
– А ты не хочешь узнать, чем плох Скорпион? Не то чтобы я очень верила в астрологию...
– Если ты сама не веришь в астрологию, то с какой стати мне интересоваться, чем плох Скорпион?
Безупречные логические построения отвратительны.
– Чтобы понимать, что с тобой творится.
– Я и так прекрасно понимаю. – Уайатт провел ладонью по моей груди и поцеловал в шею. – Творится следующее: блондинка ростом в пять футов и четыре дюйма, стройная, красивая, с чувственными губами и круглой упругой попкой, сводит меня с ума.
– Моя попа вовсе не упругая, – моментально возмутилась я. На самом-то деле я упорно работала над тем, чтобы ягодицы оставались твердыми.
– Ты же не видишь себя сзади, когда ходишь.
– Что правда, то правда.
Уайатт улыбнулся прямо мне в шею. Голова моя сама собой запрокинулась, я вцепилась в его плечи и совсем забыла, как больно двигаться.
– Она прыгает вверх-вниз, как два мячика. Тебе не приходилось замечать, как идущие следом мужчины вытирают с подбородков слюни?
– Разумеется, приходилось, но я относила это за счет какого-то сбоя в эволюции.
Уайатт весело рассмеялся:
– Возможно. Черт возьми, если бы только ты не была сейчас такой избитой и больной...
– На работу опоздаешь. – Не имело ни малейшего смысла кричать, что я ни за что не буду заниматься с ним сексом, потому что практика показала полное отсутствие у меня самообладания.
– И к тому же все сразу поймут, чем я занимался, если я явлюсь в департамент с улыбкой до ушей.
– В таком случае даже хорошо, что я избитая и больная, потому что и сама терпеть не могу, когда опаздывают на работу.
Раз уж на самообладание нельзя положиться, то стоит попробовать сыграть на собственных болячках и извлечь из них максимально возможную пользу. Не отрицаю, подход не особенно достойный, но«на войне, как на войне»,тем более если противник побеждает.
Уайатт снова поцеловал меня в шею, просто для того, чтобы напомнить, что я теряю, хотя напоминания и не требовалось – я и так все прекрасно помнила.
– Чем собираешься заниматься в мое отсутствие?
– Посплю. Может быть, сделаю кое-какие упражнения из йоги, чтобы размять и растянуть мышцы. Поброжу по твоему дому и суну нос во все закоулки. Потом, если хватит времени, составлю алфавитный список имеющихся в наличии продовольственных запасов, наведу полный порядок в кладовке и займусь пультом дистанционного управления, чтобы телевизор сразу включался на канале «Лайфтайм». – Если честно, я даже не знала, возможно ли такое, но угроза прозвучала внушительно.
– Боже милостивый! – В голосе Уайатта был неподдельный ужас. – Одевайся быстрее. Поедешь со мной в департамент.
– Но ведь все равно не удастся отложить инспекцию навечно. Если хочешь, чтобы я здесь осталась, придется смириться с неизбежными последствиями моего присутствия.
Уайатт поднял голову и задумчиво прищурился.
– Ну хорошо, действуй. Только помни, что вечером придет отмщение.
– Я ранена, не забыл?
– Если ты в состоянии совершить все, что перечислила, то жалобы на здоровье не принимаются. Вечером все и выясним, договорились? – Он легонько хлопнул меня по попе. – Весь день буду предвкушать.
О, как уверен в себе этот человек!
Я пошла следом за Уайаттом наверх, посмотрела, как он принял душ и побрился, а потом села на кровать и принялась наблюдать за процессом облачения. Сегодня выбор пал на темно-синий костюм, белую рубашку и желтый галстук с узкими темно-синими и красными полосками.
– Сначала отвезу пудинг ребятам – они будут страшно рады, – а потом встречусь с твоим бывшим мужем. – Лейтенант надел пиджак.
– Пустая трата времени.
– Вполне возможно. Но все-таки хотелось бы увидеть все своими глазами и услышать собственными ушами.
– А почему его не допрашивают Макиннис и Форестер? Как они относятся к тому, что начальство лезет в их работу?
– Во-первых, им и так дел хватает, а во-вторых, парни осознают личный компонент и потому идут на уступки.
– Коллеги очень возмущались, когда тебя повысили через их головы?
– Не без этого, конечно. Люди есть люди. Я стараюсь никому не наступать на мозоли, но то, что я их босс, они отлично понимают.
Я проводила Уайатта до гаража. На прощание он нежно поцеловал меня.
– Когда будешь бродить по дому и совать нос во все углы, ничего не выбрасывай, хорошо?
– Обещаю. Если, конечно, это не письма прежних подружек или что-нибудь подобное. Такие вещи обычно почему-то вдруг загораются. Сам знаешь, как это бывает.
Да, Бладсуорт должен знать, как это бывает: не случайно он собирался допрашивать Джейсона по подозрению в покушении на убийство только потому, что услышал на автоответчике его сообщение.
Уайатт широко улыбнулся.
– Никаких писем здесь нет, – успокоил он меня, садясь в машину.
Я, разумеется, наблюдала. Впереди простирался целый долгий день – без спешки, без забот, без разговоров. При таком огромном количестве свободного времени я просто не могла не посмотреть, как лейтенант Бладсуорт отправляется на работу. Наводить порядок в кладовке и устраивать ревизию припасов я не стала, так как эти занятия предполагали движение и поднятие тяжестей.
В результате весь день я провела в приятной праздности и неге. Посмотрела телевизор. Поспала. Загрузила в стиральную машину целый ворох грязного белья и придвинула к окну немного пришедший в себя куст, чтобы он мог увидеть солнышко. Это занятие тоже требовало движения и поднятия тяжестей, а значит, вызывало боль, но помощь растению того стоила. Потом я позвонила Уайатту на сотовый и наткнулась на автоответчик. Оставила сообщение с просьбой купить кустику еды.
Уайатт перезвонил во время ленча.
– Как ты себя чувствуешь?
– Все болит, но в целом неплохо.
– Насчет Джейсона ты оказалась права.
– Видишь, я же говорила.
– У него такое алиби, что круче не бывает: сам шеф Грей. Твой бывший муж и мой шеф в воскресенье днем играли в гольф в парном турнире в клубе «Литл крик», так что стрелять он никак не мог. Не вспомнила, кто еще мог бы попытаться расправиться с тобой?
– Понятия не имею. – Я и сама постоянно искала ответ на этот вопрос, но пока не могла придумать ничего стоящего. В итоге пришла к выводу, что кто-то пытался убрать меня по причине, неведомой мне самой. Радости эта мысль не доставила.