Текст книги "Назад дороги нет (СИ)"
Автор книги: Лина Манило
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Тебя никто не приглашал вообще-то.
– Но мне надо с тобой поговорить, объясниться. Ась, ну будь ты человеком. Я же с добром пришёл. Ну, впусти.
И ещё раз: да чтоб его!
И всё-таки я дура.
Открываю дверь, и сперва меня обдаёт запахом перегара, смешанного с озоновой свежестью дождя. Следом в дом вваливается непосредственный источник амбре – мой “обожаемый” муж, – а я еле успеваю отпрыгнуть в сторону, чтобы он на меня не упал.
– Ты что, пьян?
Мне кажется это столь же невероятным, как нахождение нефти в бачке унитаза. Нет, этого просто не может быть, никогда и ни при каких условиях. Да Саша даже на нашей свадьбе ни капли в рот не взял! А тут пьяный? Ересь!
Но факт остаётся фактом – от трезвого так разить не может и трезвого так не шатает из стороны в сторону. Господи, как многого я ещё, оказывается, не знала о собственном муже...
– А-асенька-а... – тянет, фокусируя на мне мутный взгляд. – Люби-и-мая... моя... Я так скучал.
– Саша, ты на самом деле пьяный, что ли? – вскрикиваю, пытаясь всё ещё убедить саму себя, что мерещится, а Саша склабится, потирая бледное лицо ладонями.
Не мерещится, чёрт...
Вода стекает с него вниз ручьями, а на полу уже образовалась приличная лужица. Светло-голубая рубашка прилипла к телу, как и чёрные брюки, мокрые волосы обрамляют лицо унылыми сосульками. В самом деле, несчастное создание. Его бы пожалеть, да что-то не выходит.
А Саша тем временем, будто прочтя мои мысли, говорит гнусавым голосом, искажённым алкоголем и странной бравадой:
– Ага... пьяный я Асенька, пьяный. И мокрый. И жалкий. Жалкий же, да?!
Мне не нравится, каким тоном он задаёт вопрос. Никогда не видела Сашу пьяным, потому знать не знаю, что от него ожидать в таком состоянии.
– Саша, что ты от меня хочешь? Пришёл ты зачем?
Это самые тупые вопросы, который я могла ему задать – в таком состоянии он вряд ли вообще понимает, чего на самом деле хочет. Ну, почему я такая идиотка? Зачем впустила его?
– Ася, я тебя хочу, – говорит, икнув для начала. – Всю жизнь только тебя одну. А ты ушла. Зачем ты ушла? Мы же идеально подходим друг другу.
Ага, конечно. Две половинки одного целого, блин.
– Саша, мы ведь уже говорили обо всём этом, помнишь?. Давай просто разведёмся и дело с концом. Зачем эти драмы?
Саша склоняет голову набок, прищуривается и странно улыбается. Он вообще сейчас очень странный, и это пугает. Убеждаю себя, что это мой муж – человек, которого знаю вдоль и поперёк. Уговариваю маленькую напуганную грозой девочку внутри себя, что ничего он мне плохого не сделает, но странный блеск в знакомых глазах наводит на мысль, что всё может оказаться хуже, чем мне видится.
И да, слабоумие и отвага – мои главные достоинства, как ни крути.
– Та баба, – тем временем продолжает Саша, делая неопределённый жест рукой, – она же... полная хрень она, как ты не понимаешь?! Неважно это, пустое место, ерунда. Вернись ко мне, Аська, пожалуйста. Я же не могу без тебя...
Он бурчит ещё что-то себе под нос и движется прямиком на меня. Несмотря на выпитое, он прыткий, потому уже через секунду обнимает меня так крепко, что дышать невозможно.
– Отпусти! – ору, отпихивая его от себя, а Саша, пошатнувшись, падает на пол.
Вертит головой, словно мокрый пёс, а потом издаёт странный горловой звук и ползёт ко мне на коленях. Обхватывает мои ноги, утыкается носом, горячо дышит и болтает всякую ерунду о том, что не отпустит, что жить без меня не может. И я бы, может быть, даже растаяла, поверила, если бы сказано это было на трезвую голову и намного раньше. Сейчас внутри так пусто, что, кажется, гуляет эхо.
– Отстань! – Пытаюсь отодрать его руки от себя, выбраться, но Саша хваткий, так просто не отцепишься. – А ну, поднимайся, алкаш недоделанный!
Саша мычит, уткнувшись в меня носом, жарко дышит, хаотично гладит узкими ладонями бёдра, только это ни черта не возбуждающе! Мне противны его прикосновения, отвратителен он сам, видеть его не могу до зубовного скрежета, гада такого.
– Иди на фиг, я сказала! – воплю, снова пытаясь отпихнуть его, но Саша точно ополоумел: всхлипывает, гладит меня, забирается рукой под халат, а я падаю на спину, потому что не могу справиться с его напором. Господи, какая пошлость – быть изнасилованной собственным мужем, какая ужасная дичь.
Почему-то в том, что он сейчас попытается взять от меня своё и заявить супружеские права со всей своей пьяной страстью, даже не сомневаюсь.
Приземляюсь на толстый ворс ковра, смягчивший падение, а у Саши будто бы совсем мозг отключился: наваливается всем телом, впечатывая в пол, тычется сухими горячими губами в шею, слюнявит кожу на щеке, окутывает парами алкоголя. До слуха доносятся неразборчивые слова, смысл которых прост и понятен – сейчас он будет дарить мне свою страстную любовь. Ну вот, за что мне это?
И правильно! Не нужно было быть сердобольной идиоткой и впускать его в дом. Теперь уж придётся думать, как избавиться от его тела в опасной близости от моего.
Лучше сдохнуть, чем ещё хоть раз с ним переспать.
– Да отвали же ты! – ору, напрягаясь всем телом.
И мне всё-таки удаётся сбросить его на пол! Мамочки, никогда не чувствовала себя счастливее.
– Идиот проклятый, только сунься ко мне – зашибу!
Вскакиваю на ноги, а Саша так и остаётся лежать на спине. Поправляю халат, сбившийся и почти распахнутый, приглаживаю волосы и ору дурниной о том, что сейчас вызову полицию. Я так зла на Сашу, так неимоверно рассержена его выходкой, что подбегаю к висящему на стене стационарному телефону, снимаю трубку, и уже было звоню ментам, но странная тишина останавливает.
И правда, что ли, зашибла?! Господи, этого ещё не хватало...
– Саша, эй… ты там живой вообще?!
Но ответом мне служит размеренное дыхание спящего глубоким сном пьяного человека.
***
– Дядя Вася! – кричу, подойдя к высокому забору, разделяющему участки родителей и их ближайшего соседа – Василия Яковлевича, но для меня просто дяди Васи.
Я знаю его с самого детства, и всегда считала своим другом – настоящим, несмотря на почти сорокалетнюю разницу в возрасте. Часто с Полькой, будучи совсем мелкими, залезали на высокую яблоню и по длинным толстым ветвям спускались в соседний двор, чтобы полакомиться самой вкусной в мире ежевикой.
Дядя Вася делал вид, что сердится, хватал в руки длинный шланг и щедро поливал нас прогретой на солнце водой с головы до ног, словно свою любимую зелень. Мы визжали, хохотали, просили пощадить, сосед угрожал нажаловаться нашим родителям, но в итоге всё заканчивалось тем, что мы садились втроём под раскидистыми деревьями в саду и пили ароматный липовый чай, рассуждая о противных мальчишках и новых куклах в наших коллекциях.
Хорошее было время – простое и понятное, и всё виделось сквозь призму радужного счастья, которое способны испытывать лишь беззаботные дети, когда вся боль – лишь от разбитой в кровь круглой коленки.
– Анастасия? – слышится хриплый со сна голос соседа. – Что-то случилось?
Чёрт, я же могла ему просто позвонить, только напугала лишний раз. Дура, дура, эгоистичная истеричная дура!
– У меня к вам очень важная просьба, – говорю, когда дядя Вася открывает со своей стороны небольшую калитку и, чуть пригнувшись, заходит в наш двор. – Просто вопрос жизни и смерти!
Я тараторю, захлёбываясь эмоциями, потому что боюсь, что дядя Вася пошлёт меня и откажется помогать.
– А до утра эта важная просьба не могла потерпеть? – спрашивает, потирая заспанные глаза. – На дворе ночь глухая, чего тебе, егоза, не спится-то?
– Бессонница замучила, – отвечаю уклончиво, а сосед скептически хмыкает.
– В твоём возрасте от любви надобно ночей не спать, а не из-за бессонницы.
Дождь уж почти прекратился, лишь редкие крупные капли падают с неба, а земля превратилась в такую кашу, что ноги в резиновых сапогах разъезжаются. Точно, Апокалипсис, во всех смыслах этого слова.
– Так от меня-то ты чего хочешь? Колыбельную спеть?
И то верно. Пора переходить непосредственно к сути, а то не видать мне помощи, как своих ушей без зеркала.
– У вас машина на ходу?
Сосед энергично кивает, но в глазах мелькает подозрение.
– Куда это ты, на ночь глядя, намылилась, а? Аська, признавайся, что задумала, а то выпорю!
Все его угрозы – не более чем шутка, но вид при этом у дяди Васи очень сердитый. Не выдерживаю и смеюсь – уж больно забавно выглядит сейчас сосед, в натянутой на уши чёрной шапочке и с торчащими в разные стороны рыжеватыми усами.
– Саша… он пьяный ввалился, а потом уснул. На полу. А я видеть его не хочу, потому… потому поможете мне его увезти?
Дядя Вася окидывает меня долгим задумчивым взглядом, что-то мысленно взвешивая, а я закусываю щёку изнутри, чтобы не расплакаться от волнения.
– Ладно, егоза, помогу, – соглашается без лишних разговоров и ненужных расспросов. – Сейчас, только ключи возьму и свою крошку к вашему забору подгоню. А ты на улицу выходи, открывай воротá.
Готова прыгать на месте от счастья, что у меня есть такой замечательный сосед, который хоть и ворчун, но всегда на моей стороне. И Сашу он тоже не очень жалует, как, собственно, и почти всё моё ближайшее окружение.
Калитка захлопывается, а я спешу к воротам, чтобы выполнить просьбу соседа, и пусть вода после дождя затопила даже плитку дорожек, готова мордой в грязь упасть и на пузе ползти, но побыстрее Сашу из дома выбросить.
Я решила избавиться от Саши, как только услышала его размеренное сопение и сонную болтовню. Не хотела видеть его помятую рожу с утра, слышать путаные извинения и присутствовать при новых витках трагизма, с которым муж решит возвращать меня обратно. Не знаю, зачем он напился, зачем вообще пришёл, но, кажется мне, не от большой любви. Унижался бы он так, не попроси я его собрать вещи и уйти из дома? Не уверена. Он слишком привык, что в любой ситуации может рассчитывать на помощь моих родителей и мою, что совершенно перестал это ценить. А мне больше не хочется быть дурой, хватит.
А ещё для таких фокусов он слишком гордый и, обычно, цены себе не сложит, до такой степени уверен в своей непогрешимости и верности любого принятого решения. Изначально мне очень это в нём нравилось, но со временем его эго начало переходить всяческие границы, и стало почти неприятно. А вот, в свете последних событий, даже противно.
Да, возможно, внутри что-то ещё теплится. Всё-таки столько лет, в которых и радости было много, не так-то просто вычеркнуть из памяти, из сердца. Саша не всегда был куском дерьма, просто что-то однажды между нами пошло не так, и это “не так” разрушило нас окончательно, медленно, но уверенно расширяя раскол.
Когда Саша вырубился, я стала думать, каким образом решить проблему нахождения с ним на одной территории. И придумала. Нашла в его кармане мобильный, зашла в список последних вызовов и вычислила самого активного абонента – некую Наташеньку. Даже фото её прикрепил, гад такой, и на меня с него взирала та самая брюнетка, которая таращилась по сторонам коровьими глазами в моём же собственном доме, будто это мне должно быть стыдно. Оказалось, это у них взаимное: "Сашенька", "Наташенька". Тьфу. Хуже только “рыбки” и “котики”.
Недолго думая, чтобы не поменять решения, открыла сообщения и отправила этой Наташеньке: "Любимая, позвонить не могу – сижу на совещании. Мечтаю о тебе и жутко соскучился. Может, встретимся?"
Я действовала, конечно, опрометчиво, и шансы, что всё пройдёт удачно были ничтожно малы. Вдруг она стала бы наяривать, чтобы услышать голос любимого? Но иногда удача и мне улыбается – Наташа эта оказалась легковерной идиоткой и даже не задумалась о том, что в час ночи никаких совещаний приличные люди не проводят. Мне же и лучше. Вместо кучи вопросов она прислала батарею смайликов-поцелуйчиков, охов и ахов, и выразила готовность встретиться вот прямо сейчас. "Сашенька" написал, что освободится примерно через час – мне же нужно было ещё договориться с дядей Васей – и “попросил” напомнить ему адрес.
Внутри неприятно царапнуло, что Саша даже не думал с ней расставаться – это я поняла, прочтя пару их сообщений друг другу. Наоборот, этот всё ещё женатый человек уверял свою подружку, что любовь их – вечна и незыблема, как Тадж-Махал. Бред сивой кобылы это, а не любовь, но кто меня спрашивает?
И снова я рисковала, ведь не факт, что Наташа живёт одна и готова к встрече в своей квартире, но и тут несказанно повезло – идиотка отстучала геоданные в рекордно короткие сроки. Ха-ха, даже до такой тупицы дошло, что у Саши отвратительная память на адреса. Ничего, я уверена, после сегодняшнего приключения муженёк захочет забыть место жительства любовницы – не получится.
После я покопалась в телефоне благоверного, наплевав на все правила приличия, поглазела на их совместные фото. И ни одной моей, только та, что к номеру привязана. На минуту стало так обидно, словно он уже давно вычеркнул меня из своей жизни. И знал ведь, утырок, что я из принципа никогда бы его мобильный в руки не взяла. Потому смело оставлял его на видном месте, а я даже никогда не смотрела, кто звонил во время отсутствия владельца. А тут, оказывается, вон какой компромат нашёлся, твою мать.
Понимаю, что во многом я виновата сама. Чего-то Саше не додала, раз нашёл себе эту Наташу. Возможно, она не первая… но это сути не меняет – судя по фото, он очень с ней счастлив, а это уже плохо. Не знаю, зачем он в таком случае делал вид, что любит меня, что всё у нас хорошо, требовал от меня чего-то? Почему было не развестись? Я бы не стала устраивать скандалы, да и детей у нас нет. Почему терпел, не уходил к ней? Из-за денег, дома, всех тех благ, которые имел, живя со мной?
Не хочется понимать, что была для него лишь возможностью сладко есть и мягко спать. Он-то, в принципе, не альфонс – получил хорошее образование, работал, к повышению стремился всеми силами. Тогда почему?
Нашла в себе силы, выключила аппарат и положила обратно в карман мужа, и вот сейчас стою, продрогшая, на холодном ветру, кутаясь в ветровку и жду появления машины дяди Васи. Когда он всё-таки подгоняет её к воротам и выходит на улицу, улыбаюсь во все тридцать два, потому что до одури боюсь, что он может передумать помогать. Что тогда с Сашей делать? На своём горбу уносить? Потому что, может быть, я и дурочка, только после всего увиденного сегодня ни минуты не хочу оставаться с ним наедине.
– Пассажир в доме, правильно я понял? – уточняет дядя Вася, пряча ключи от своего драндулета в карман.
– Точно. Поможете мне его до машины донести?
– Что у вас, егоза, произошло? – интересуется, когда идём к дому. – Ты никогда к родителям ночевать не приезжала, как замуж вышла. Что случилось? Да и странно, почему Санёк твой выпил… Он же этот… как же этих чертей идейных называют? А, зожник!
Вздыхаю, понимая, что должна поделиться с человеком, от которого видела только добро в этой жизни и который согласился помочь, не задавая мне лишних вопросов.
И я рассказываю ему – первому после мамы – о том, что произошло. Не хочу сильно загружать своими проблемами, но я, наверное, устала всё держать в себе, устала быть сильной и делать вид, что всё всегда хорошо. Наверное, сломалась, потому что уже через минуту шмыгаю носом и вытираю льющиеся по щекам слёзы. Дядя Вася молчит, лишь тихо хмыкает в особенно драматических моментах.
– Не плачь, егоза, не надо, – утешает, неловко поглаживая меня по плечу. Дядя Вася не очень склонен к нежностям, но сейчас изо всех сил пытается меня поддержать. – Ты хорошая девочка, хоть и баламутка. Егоза, ничего с тобой не поделаешь. А Саша твой… ну не захотел принимать тебя такой, какая ты есть. Вот и дурак. Ну, это моё мнение такое.
Смеюсь, глотая отголоски рыданий, и думаю о том, что завтра утром я уеду в санаторий, где буду отдыхать душой и телом, выставлю дом на продажу и буду ждать, когда боль немного отпустит. Мама сказала, что на свежем воздухе, в окружении сосен, прийти в себя будет гораздо проще. А я привыкла маме верить.
Муж – Господи, какое неуместное слово – так и лежит на полу, раскинув руки в стороны и что-то сквозь сон бормочет. Такой почти безобидный, если не вспоминать, как бойко пытался заломать меня и, скажем прямо, изнасиловать. Слава богу, уснул, а то не знаю, смогла бы избежать супружеского долга, отбиться. Такая злая ирония, такая бесполезная и пустая память.
– Ну, хоть некрупный мужик он у тебя, – усмехается дядя Вася, склонившись над спящим Сашей. – Авось радикулит не расшалится.
– Нет-нет, я помогу, не беспокойтесь. Просто одной мне точно его не поднять.
– Ладно уж, помощница тут нашлась. Тебе ещё детей рожать, это я пень старый уж ни на что не годный, а тебе себя, егоза, беречь надо. Поняла? – Когда киваю, он улыбается и склоняется над Сашей.
Ловко подхватывает его на руки, точно ребёнка, отрывает от земли, а тот даже и не думает просыпаться. Дядя Вася – крупный мужчина, высокий и жилистый. Привычный к физическому труду, потому для него моего карапуза мужа удержать – почти раз плюнуть. Хотя я всё ещё согласна разделить с соседом ношу, но он отрицательно машет головой и указывает небритым подбородком на дверь.
Подбегаю к ней, снимаю с крючка ключи, и через несколько минут мы уже выходим на улицу. Я боюсь, что муж очнётся и станет протестовать, вырываться, но судьба сегодня добра ко мне, как никогда до этого. Пока закрываю ворота, дядя Вася выгружает Сашу на заднее сидение, крякнув напоследок. Наверное, всё-таки переоценил свои силы, а мне становится дико стыдно, что заставила пожилого человека таскать тяжести.
– Куда едем? – интересуется, захлопывая дверь.
Называю адрес, дядя Вася кивает, и через пару минут уже бодро мчимся по мокрой после дождя трассе, отвозя моего почти уже бывшего мужа в его новую и, надеюсь, прекрасную жизнь. Я не желаю ему зла. Пусть будет счастлив и здоров, лишь бы подальше от меня.
Когда подъезжаем к ничем не примечательному подъезду типовой многоэтажки, дядя Вася снова вытаскивает так и не проснувшегося Сашу из машины и, следуя моей просьбе, умещает на лавочке. Саша неловко заваливается в бок, причмокивает губами и о чем-то гулит, как младенец. Эх, алкаш, а так ведь под порядочного косил.
Смотрю на мужа с минуту, размышляю, и вдруг делаю очередную глупость, но на этот раз мне весело.
Достаю из сумки помаду, крашу, не глядя в зеркало, губы в кроваво-красный и целую мужа. Через пару мгновений он весь в следах чужой любви, будто после борделя. Смеюсь в голос, прячу орудие преступления и, сев в машину, ещё долго не могу успокоиться, представив, в каком виде найдёт Наташенька своего ненаглядного.
Но наплевать – я имею право на эту забаву.
– Я ж и говорю: егоза, – усмехается дядя Вася и газует, а я снова смеюсь.
Мы уезжаем домой, и с каждым километром мне всё больше кажется, что окончательно прощаюсь с собой, прежней.
9. Викинг
Сидим с Роджером в моём кабинете, заперевшись изнутри, точно два школьника в учительской, и я рассказываю ему о событиях недавнего вечера. Об Асе, но молчу о том, что не могу до неё дозвониться целый день. Как придурок, набираю номер раз за разом, а в ответ – механический голос бездушной программы, сообщающий о недоступности абонента. Наверное, уже слишком поздно – очень уж я затянул с этим звонком, но сдаваться отказываюсь, хоть на части меня разорви. Готов даже к Карлу поехать и выяснить её точный адрес, потому что поездка вдоль той улицы, на которой её высадил, ничего не дала. Так и не встретил светловолосую валькирию...
А может быть, она так и не купила себе новый телефон вместо разбитого? Или сменила номер? А я – старый дурак – наяриваю ей без конца, вместо того, чтобы уж успокоиться. Не знаю, но почему-то кажется, что не просто так она мне дала эту бумажку.
Ещё рассказываю Роджеру о Жанне, чтоб ей пусто было.
– Неужели появилась? На кладбище? – Роджер удивлённо таращит на меня единственный глаз, а я киваю и перевожу взгляд на оранжевый огонёк на конце тлеющей сигареты. – Вот у меня только одна мысль в черепе крутится: ни хрена же себе! Есть ещё и другие, но там вообще одни маты.
Смотрю на Роджера, поправляющего чёрную “пиратскую” повязку на глазу, а у него такое удивление на лице написано, что даже рыжая борода дыбом встала. Он всегда терпеть не мог Жанну, и в этом мы с ним солидарны. Уже.
После общения с Жанной на душе всегда пусто. Словно меня выпотрошили, как пойманного в силки зверя, набив ватой. Лишь оболочка, не больше. Уже давно ничего не болит при взгляде на неё – во мне не осталось даже ненависти. Лишь пустота.
– Чего она хотела? – спрашивает Роджер, а я отвлекаюсь от созерцания внутреннего вакуума. – Не просто же так явилась.
И снова Роджер бьёт в самую болезненную точку, потому что вся наша с Жанной общая жизнь прошла на его глазах. И он, как никто другой, знает, чем всё закончилось.
– Угадай с трёх попыток.
Усмехаюсь, зная, что вариантов у Роджера будет до смешного мало.
– Денег, что ли? – хохочет, вытирая выступившие слёзы. – Она неподражаема. Совести как у стервятника, но наглости хоть КАМАЗами отгружай.
Пожимаю плечами и жду, пока Роджер закончит хохотать.
– И что? Дал? – спрашивает, доставая из пачки сигарету, но не прикуривает, только в пальцах крутит, табак разминает.
– Ага... то не я там бабки всякой шелупони раздаю?
Меня, правда, очень веселит мысль дать Жанне денег. Это возможно лишь в параллельной реальности, не иначе.
– Жестокий ты, Витя, – улыбается, зажимает всё-таки сигарету меж губами и чиркает зажигалкой. – Женщина, может, на последней грани, за чертой бедности, а ты... Эх. Нет в тебе благородства, совсем очерствел.
– Она мне то же самое сказала, представляешь?
Машет на меня рукой, а мы оба хохочем.
Жанна опытная гиена – всегда ищет, где бы поживиться, что бы подобрать. Она умна и расчётлива, настоящая стерва. Мы познакомились, когда мне только исполнилось восемнадцать. Красивая светловолосая девочка всего на год младше с прозрачными голубыми глазами переехала в то лето вместе с родителями в соседний двор, и я двинулся башкой, только один раз взглянув на неё. Такая чистая, красивая, с трепещущими ресницами и розовеющими по любому поводу щеками. Слишком сильно влюбился, выключил мозги, и понеслась душа по кочкам. Я убить готов был любого, кто приблизится к моей Жанне, и она этим пользовалась, потому что мгновенно сообразила – из меня легко можно вить верёвки. Кто не был идиотом в восемнадцать? Я, во всяком случае, таких ещё не встречал. Особенно, когда первая любовь отшибает мозги напрочь.
И как-то незаметно сам для себя я оказался по шею в дерьме, когда каждый новый день добавляет ещё больше проблем, а выход из этого всего – петля или пуля в лоб. Радовался ли я тому, что в неполные девятнадцать стану отцом? Не люблю врать самому себе, потому без преувеличения скажу – я был в ужасе. Казалось, что жизнь кончена, и дальше будет лишь беспросветный ор и плач новорожденного. Я был тупым мелковозрастным ублюдком, у которого мозгов в голове с чайную ложку. Испугался, запаниковал, чуть ли не побег готовил, придурок.
Жанна же казалась абсолютно спокойной, точно не ей придётся поставить крест на молодости, погрязнув в материнстве. Нет, её ничего не способно было выбить из колеи, настолько уверенно она несла себя по жизни, гордо задрав подбородок. Даже для разговора со своими родителями – сложного, трагичного в чём-то – нашла правильные слова. И моих смогла убедить, что наша с ней любовь – величина вечная, а ребёнок – именно то, что нам нужно. Тогда я восхищался ею и боготворил, завидовал её выдержке, терпению… и принял ребёнка, осознав, что это всё-таки счастье. Дошло, в конце концов.
Потом она оставит нас с Яном одних и уйдёт, плавно покачивая бёдрами, в закат. Пропадёт со всех радаров, откажется видеться с сыном, якобы не желая травмировать ребёнка, обвинит меня в загубленной молодости, периодически будет просить денег. Это будет потом, но те дни, когда Ян рос под её сердцем, мне виделись самыми счастливыми. Что-то было неуловимо прекрасное в этой суете и ожидании.
И вот после этого не люблю и не верю блондинкам. Пунктик, почти фобия. И я успешно избегал любых светловолосых девиц, но, мать их, появилась Ася, и я не могу перестать думать о ней. Долбаное наваждение, не иначе.
Пока сидим с Роджером, беседуя о Жанне и о том, в какое место ей бы бодренько откатиться, машинально набираю и набираю номер Аси, но ничего не меняется – аппарат всё та же находится вне зоны действия сети. Но я упорный засранец, от меня так просто не отвяжешься, если уж на что-то решился.
– Кстати! – восклицает Роджер и хлопает себя широкой ладонью по лбу. – Я же Асю видел!
Он весь светится от счастья, точно только что сообщил мне что-то, от чего я должен рухнуть в обморок. Но, чёрт возьми, да. Что-то под ложечкой начинает ворочаться и сжимать, а сердце пару раз подозрительно сильно стучит о рёбра, причиняя почти физическую боль.
Поднимаю на него взгляд, стараясь казаться безразличным. Хватит того, что уже рассказал – и так слишком разболтался.
– Неужели?
Роджер смотрит на меня, прищурив здоровый глаз, а потом расплывается в улыбке:
– Чёрт, Вик, ты покраснел!
– С какого это хера?
Он хлопает меня по плечу и хохочет.
– Божечки, Вик влюбился, я не могу…
– Идиот, что ли?! – дёргаю плечом, а Роджер почти захлёбывается хриплым смехом.
– Я тебя таким не видел с восемнадцати лет. И снова блондинка, да? Вик, это карма!
Встаю на ноги и принимаюсь мерять шагами кабинет, потому что какая-то странная энергия переполняет. Хочется сесть на мотоцикл и рвануть вперёд, не оглядываясь, и ехать, ехать, пока от скорости тошнить не начнёт, а ветер не проникнет под кожу.
– Чего ты носишься туда-сюда, будто тебя в задницу клюнули? Присядь, брат, нечего халявное электричество вырабатывать.
– И как она?
Я знаю, что Роджер при всей своей периодической придурковатости, всю жизнь остаётся моим другом и человеком, на которого могу положиться в любой ситуации.
– Ну… если тебя это вдруг интересует, она от мужа ушла.
– Что?
– Глухой, что ли? – усмехается и, затушив сигарету, потягивается, кряхтя от удовольствия. – Ушла, говорю. От мужа. Андерстенд или по слогам повторить? Могу даже на бумажке написать. Или на лбу.
– Не глухой, конечно.
– Ну, раз ты не глухой и не тупой, то дерзай – дорога открыта.
– Да я уже целый день только и делаю, что дерзаю, но она телефон выключила.
– Странно… – замечает Роджер, передёргивая плечами. – Куда это она делась?
Он о чём-то размышляет, глядя в одну точку и оглаживая бороду.
– Ладно, пытайся ещё дозвониться, а я поеду к Брэйну в больницу. Там Полька торчит безвылазно, авось, что и разведаю. Не вешай нос, гардемарин престарелый, всё будет в ажуре.
Роджер уходит, а я остаюсь сидеть на краю столешницы, рассматривая экран мобильного.
Вдруг телефон оживает, но вместо имени Ася на экране высвечивается “Карл”.
– Мы Волка нашли, – раздаётся в трубке, от чего меня передёргивает. – Срочно приезжай, разговор есть.
– Что стряслось?
Но Карл не утруждает себя ответом, и это наводит на мысль, что ничего хорошего меня не ждёт. Я давно уже перестал верить в лучшее.
Матерюсь от досады, хватаю ключи и за несколько шагов преодолеваю узкий коридор, ведущий к чёрному ходу.
– Артур, можешь быть на сегодня свободен, – говорю своему водителю, сажусь на мотоцикл и уезжаю в ночь, потому что понимаю: нужно торопиться.
Всё время порываюсь свернуть на обочину и снова набрать Карла, потому что неизвестность убивает. Какого хрена случилось с Волком? И какого чёрта гад белобрысый трубку бросил?
Еду окольными путями, дворами и тихими проспектами, лавируя и порой отчаянно нарушая, но через тридцать минут оказываюсь на въезде в промзону.
Покоя не дают мысли о том, куда Волк мог вляпаться. Тёртый же калач, матёрый, три военные кампании прошёл, десантник. Куда его черти занесли?
Минуя преграду в виде охранника на входе, здороваюсь со случайно встреченными одноклубниками Карла, целенаправленно следую к ангару, где свил гнездо из сухих веток и обломков чьих-то судеб наш мудрый альбинос.
Сердце гулко бьётся о рёбра, и мне кажется, что давно так ни о чём не переживал. Я многих в этой жизни потерял, со многими простился, но так и не смог привыкнуть к этому ощущению сосущей пустоты и сквозным дырам в сердце.
– Что стряслось? – спрашиваю, ворвавшись в помещение, залитое искусственным светом.
– Быстро ты, – говорит Карл, поднимаясь. – В общем, Волк с пробитой башкой нашёлся в одном богом забытом городишке. Вроде и недалеко, но так сразу и не сыщешь.
– Он живой?
Наверное, больше ничего меня сейчас так не волнует, как жизнь Волка – человека, поддержавшего меня однажды в моём начинании и следовавшего за мной рука об руку долгие годы.
Я умею быть разным, но всегда стараюсь помнить добро.
– Да, – кивает, поднимаясь на ноги. – Хвала всем подряд, живой. Но в полной отключке. Его прилично по голове оприходовали, все мозги, считай, вышибли.
Внутри всё сжимается в гневной судороге, и я делаю несколько глубоких вдохов, чтобы не разнести вотчину Карла в пыль и пепел. Опираюсь кулаками на дубовый стол и, наклонив голову, тяжело дышу, словно марафон пробежал. Нужно успокоиться, чтобы не причинить кому-нибудь непоправимый вред. Психами и нервами делу не поможешь.
– Вик, но ведь Волк живой, об этом нужно сейчас думать, – успокаивает Карл, и голос его при этом почти тёплый. Ну, насколько для него это возможно. – А на ноги поставим, не парься.
– Меня больше волнует, как он там оказался, да ещё и с пробитой башкой.
– Вот этого не знаю. Пока не знаю. Он и нашёлся только благодаря парням из местного байк клуба. Очень маленького – не больше десятка членов, но парни надёжные, проверенные.
– Надо к нему ехать, – говорю, не допуская для себя других вариантов.
– Надо, – соглашается, – только не сразу. Отдохни пока, всё равно больницы ночами закрыты.
– Карл, не могу я отдыхать! Как ты не понимаешь? Я же лопну от нетерпения.
Чёрный ангел сжимает пальцами переносицу, тяжело вздыхает и переводит на меня взгляд красных глаз:
– Ничего с тобой не случится, – говорит, массируя виски. – Парни держат меня в курсе, всё там пока хорошо. Да и ночами посетителей в больницы не пускают, так что расслабься. Не надо тебе в таком состоянии никуда ехать, поспи чуток.
Киваю, а Карл протягивает мне ключи.
– Сам знаешь, что делать. В пять я тебя разбужу, тогда и стартанёшь. Как раз успеешь, здесь не очень далеко.
Не говоря больше ни слова, выхожу из логова Чёрного ангела и иду к дальним ангарам. Там, в одном из них, расположена комната, которую глава клуба использует для своего лежбища – ночует, когда домой ехать лень. Мы во многом с ним похожи – предпочитаем жить там, где работаем, чтобы не гонять пустоту и одиночество по гулким пустым комнатам.
