Текст книги "Туман (СИ)"

Автор книги: Лина Гамос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

   – Дальше, Сани.

   – Потом я сбежала и встретила тебя.

   Я отстраняюсь от него, раскладываю бутерброды по тарелкам, тянусь за чашками и чайником.

   – Хватит об этом, Вил, я больше ничего не скажу.

   – Сани, я бы его голыми руками убил за то, что он с тобой сделал.

   – За то мы встретились, забудем, позови Энтони к столу.

   – Твои секреты...

   И я не сдержавшись, бросаю:

   – Он был моим опекуном, я его бедной родственницей, приемная дочь старшего брата, после окончания школы стала его любовницей... не сама... он заставил, потом сбежала... даже в мусоре копалась, только бы к нему не возвращаться... он нашел, вернул, но я опять сбежала...

   Я нерешительно улыбнулась Вилу, комкая руками фартук и, выдохнув, закончила:

   – Боюсь, что найдет снова, больше всего этого боюсь, он жестокий...

   – Я обломаю, Сани.

   И столько уверенности в голосе, в том, что сможет защитить, только Кхан вряд ли придет один, не прихватив маленькую армию из преданных ему охранников.

   – Спасибо, Вил, но думаю, он оставил поиски, он не знал, что я в положение, у нас что – то не получалось. Он не будет искать меня столько лет.

   – Деньги закончатся.

   – Точно, у него закончатся деньги, теперь ты знаешь все, давай это забудем вместе.

   Я строю песочные замки, ограждаю их от волны, все слишком иллюзорно и держится лишь на одном желание, но убежденность, слабая и тщательно лелеемая все же присутствует, он не нашел меня до сих пор, возможно, давно забыл. Хотя о чем это я? Я же смелая и давно уже не то, забитое существо, впадающее в панику от одного леденящего ужасом взгляда Кхана. Я в состояние ответить, дать отпор, защитить себя. У нас все складывалось на удивление замечательно. Теплая осень, без дождей и обязательной слякоти, поступление в колледж, даже туманное обещание владельца супермаркета предоставить место менеджера после получения диплома. Это уже другой уровень, другая зарплата и несомненная возможность улучшить наш быт. Я училась, с обязательными прогулами и весьма посредственно, при этом продолжая танцевать в клубе и заниматься семьей. Самое лучшее слово для меня, оно дарит уверенность и счастье, с ним отступают на задний план мелкие неприятности и обиды. У меня есть семья, мой сын, мой муж и даже сестра. Сюзи и Вил помогали управляться с Энтони, все было слишком уж гладко, чтобы продолжаться слишком долго, но мы строили планы и Вил хотел детей, и я почти согласилась, забывая старые страхи и свое давнишнее неприятие маленького сына. Все должно получится иначе в этот раз, по обоюдному согласию, долгожданное дитя для обоих.

   – Учебу можно совместить с ожиданием нашего сына или дочери.

   – Я не хочу спешить, – доверчиво прижимаюсь к мужу, трусь кончиком носа о его грудь. – Нам не нужно торопиться, мы все успеем, сначала образование, потом практика, немного отложим накоплений и потом хоть сразу двоих.

   Вил улыбается, слабо пытаясь переубедить меня, но спорить со мной он не умеет и не хочет. Это прекрасно, когда ты не боишься мужчины и можешь даже почувствовать себя главной в отношениях, он делит власть пополам, я полноправный партнер и имею право голоса.

   – Я нашел вторую работу, оплату колледжа потянем.

   – Тогда лучше сделать ремонт и уже, потом заговаривать о детях.

   – Маленькая рассудительная леди.

   – Меня совесть мучит, сколько вы потратили, чтобы помочь мне и Энтони выпутаться из того болота, где я находилась.

   – Перестань вспоминать, все прошло. – Вил ласково поглаживает по спине ладонями, все больше спускаясь вниз, стараясь притиснуть ближе к себе. – Я же люблю тебя.

   – Чувствую.

   На самом деле, я почти ничего не испытываю, но мне нравятся его поцелуи и он не просит о большем. Он ждет, хотя я очень сомневаюсь, что когда – нибудь смогу испытать что – то большее, чем обычная благодарность за его терпение. Наверное, Кхан слишком старался превратить меня в искусную любовницу, полностью подстроив под свои желания, и совсем позабыл обо мне и моих чувствах. Мой отклик был для него не столь важен, главным оставалось исполнение единственно его прихотей и четкое исполнение отданных им приказов.

   Я быстренько заскочила в булочную после учебы и, перебежав дорогу, заспешила по тротуару, к дому. Нас задержали на лекциях и это уже второй раз на этой неделе, мне же еще нужно было успеть приготовить ужин и отправиться в клуб, моя смена вертеть задницей. Завтра выходной день, значит, будет множество пьяных посетителей и куча чаевых. Сюзи, конечно, зарабатывала много больше, но я все не могла заставить себя выйти топлесс и довольствовалась откровенным нижним бельем, относительно прикрывающим, но при этом откровенно и соблазнительно облегающим. Взбежав по скрипучим ступенькам парадного входа, толкнула дверь и сразу направилась в гостиную, бросив сумки в стоящее возле двери кресло.

   – Привет, нас снова задержали.

   Я расстегнула пиджак и враз застыла, словно налетев на невидимую стену.

   – Привет, мы не в обиде.

   Кхан с неестественно прямой спиной восседал на стуле возле окна, закинув ногу на ногу и сцепив перед собой руки в замок. Ошеломительно – прекрасный, в безупречно – элегантном костюме и в тон подобранном галстуке. Волосы на пробор вдоль правильного овала лица, пронзительный взгляд из под прямых бровей.

   – Ты стала еще красивей, Сани, разлука явно пошла тебе на пользу.

   Угол плотно сжавшихся губ нервно дернулся вниз и Кхан повел шеей, словно пытаясь избавиться от неожиданной судороги.

   – Присаживайся, пожалуйста.

   Учтивый жест в сторону и чьи – то руки опускаются мне на плечи, толкая на стул возле стены, прямо напротив связанного Вила.

   – Вынужден был его успокаивать подручными методами, твой друг не хотел униматься, пришлось охране привести его в бессознательное состояние, – небрежный жест рукой на обстановку комнаты и скупое дополнение сквозь зубы. – У вас здесь мило... приятно, осознавать, что ты променяла меня на так себе дом и посредственного мужчину... не в первый раз, Сани, только с предыдущими ты переспать не успела.

   Кхан деланно улыбается, пытаясь казаться дружелюбным и милым, но нервно бьющаяся жилка и судорожное движение шеей, выдают его гнев, едва сдерживаемую ярость. Я бы испугалась... недавно... но я стала другой. Он не имеет на меня прав, он не может мне приказывать, у него нет надо мною власти.

   – Вначале одноклассник, сплошной примитив и серость, следом разорившийся художник, потом вот эта глыба мышц, необразованная, нищая, некрасивая, – он смотрит на меня и в глазах отражается то, что он пытается не показать, злость. – Ты совсем не разбираешься в мужчинах или это я чем – то не угодил бедной сиротке?

   – Может быть, тем не угодил, что был и остаешься гребанным извращенцем, у которого встает исключительно на тех, кто может тебе отказать?

   Я допускаю, что он сорвется со стула и даст волю испытываемой злобе, но я больше не желаю подчиняться, я устала бояться, хватит с него моего страха и трепета перед ним, несокрушимым и всемогущим.

   – Ты научилась разговаривать не только о погоде?

   Кхан все еще пытается казаться милым и даже немного ироничным, пытается поддержать беседу.

   – Меня не били, не унижали и не принуждали ложиться в постель с монстром.

   – По мне, так его внешность показательная для чудовища.

   – Он самый добрый человек из встреченных мною...

   Кхан нетерпеливо перебивает, почти выплевывая сквозь сжатые зубы:

   – Мне ты отвела роль злодея в дешевой мелодраме с беглой супругой и ее любовником?

   – Ты называл меня шлюхой.

   – Это был комплимент, разве Вил не благодарен за твое обучение?

   – Его пугал мой профессионализм.

   – Не обманывай себя, Сани, в постели ты совершенна, кто откажется от такой женщины?

   – Мужчина... обычный мужчина, без сдвигов и претензий на полное подчинение, которому не нужно ломать, чтобы самому подняться.

   – Я правильно понимаю, – Кхан чуть откидывается на спинку стула, и улыбается мне, тепло и искренне. – Ты не вернешься по доброй воле?

   У него нет надо мною власти, я повторяю это про себя и тоже улыбаюсь, только получается не так естественно и лучезарно, как у него.

   – Ты мне не нужен.

   – И ты мне это прекрасно показывала, я был нужен кому угодно, кроме тебя. Ты сбежала и в этот раз спряталась даже удачней, чем в прошлый твой побег. Пока тебя искали среди нищего сброда, в благотворительных заведениях и в свободных поселениях, тебе хватило ума не уехать, спрятаться в городских трущобах и даже выйти замуж. И вот я, богатый, успешный... самый желанный жених Нассена, но только не для тебя, соответственно, сбиваюсь с ног и трачу кучу денег на твои поиски...

   – Для меня ты был самым лучшим насильником Нассена, прочие доблести несколько меркли по сравнению с этой, твой главной и незабываемой гранью...

   – По закону жанра ты должна была влюбиться в меня, но ты не следовала законам, почему же я должен был соблюдать правила общепринятой игры?

   – Сломать меня было для тебя забавой?

   – Я всего лишь учил тебя почтению, привязывал к себе и не ломал, я не ломаю, – Кхан театрально спотыкается на середине фразы и тут же заканчивает предложение. – Принадлежащие мне вещи.

   Насмешливый взгляд из под ресниц, змеиная усмешка на губах, длинные пальцы лениво поигрывают вынутой из портсигара сигаретой.

   – Ну, же, – выгнутая иронично бровь. – Ты не будешь возмущаться, Сани?

   – Я тебя ненавижу...

   – За то я люблю, этого хватит на двоих, друга придется оставить.

   – Я останусь с ним.

   – Что может вас связывать, кроме твоей необходимости спрятаться от меня, но больше в этом нет смысла...

   – Он дарит мне подарки и устраивает семейные праздники, Вил не задвигает меня в угол, пока веселятся другие.

   Кхан прикуривает, затягивается и выдыхает ароматный дым в потолок, потом небрежно кивает в сторону связанного и беззащитного Вила.

   – Я не могу позволить быть тебе такой преступно счастливой со своим любовником.

   – Он мой муж.

   – Я твой законный супруг и единственным им и останусь, если уж не довелось остаться твоим единственным мужчиной.

   – Мне плевать, я подам на развод и обращусь в прессу, хочешь пять минут такой славы, дорогой супруг?

   – На что ты надеешься, Сани?

   Его охрана тенью у стены, равнодушные, подчеркнуто – отстраненные, послушные исключительно воле хозяина.

   – На что надеешься ты? В Нассене запрещено владеть людьми, у нас демократия и полная свобода.

   Кхан сдержанно кивает, словно бы соглашаясь с моими словами, и произносит:

   – Демократия легко продается, были бы деньги, моя маленькая глупая девочка, свободен тот, у кого есть деньги, все остальные рабы с иллюзией свободы.

   – Твое извращенное...

   – Полно, Сани, обойдемся уже высказанными тобою оскорблениями, большего, боюсь, мое чувствительное эго не вынесет. Ты и так меня почти растоптала тем, что вышла замуж за грошовую пародию на человека.

   – Не смей...

   – Не сметь что?

   Кхан глубоко затягивается, небрежно стряхивает пепел на ковер и смотрит на меня, чересчур спокойный, почти умиротворенный, на удивление сдержанный. Это вызывает страх, но он ничего не может мне сделать, я пытаюсь убедить себя в этом снова и снова, но срываюсь, переводя взгляд на бессознательного Вила.

   – Почему он не приходит в себя, что ты с ним сделал?

   – Даже пальцем не дотронулся, охрана вколола успокоительного, я пришел лишь поговорить и убедить тебя вернуться.

   – Я не вернусь.

   Отчего – то не особенно хочется доверять его снисходительности и он, словно читая мои мысли, открыто улыбается мне.

   – Почему ты не можешь поверить в такого вот меня?

   – Когда тебя интересовали только разговоры?

   – Предлагаешь воспользоваться спальней?

   – Предлагаю убраться из моего дома.

   Сюзи не видно и не слышно, и я надеюсь, что она ушла с Энтони к соседке, на вечерний чай, и Кхан попросту ее не застал, но уже довольно поздно и она может вернуться в любую минуту.

   – Ты должен уйти.

   – С чего бы это?

   – Мы поговорили, я не вернусь, меня не переубедить.

   – Я обещаю измениться, стать более терпимым...

   – Ты повторяешься...

   – Я признаю, что был не слишком приветливым супругом, если ты вернешься, я не стану тебя избивать, обещаю. Слишком долго искал, чтобы получать удовольствие от твоего унижения. И ведь наткнулся случайно, я не собирался искать в том направление, детектив проявил самостоятельность, запросив данные на тех, кто получал или менял место жительство после побега, твое новое имя значилось на третьей странице очень длинного списка. Столько впустую потраченных дней, столько переживаний и сомнений, пока ты наслаждалась свободой и любовными похождениями.

   Кхан жадно затягивается сигаретой, потом давит окурок об стол и медленно поднимается со стула. Потягивается, будто разминаясь, расстегивает пуговицы пиджака. Он великолепен в классическом костюме с жилетом и галстуком, впрочем, чисто физически он великолепен в любой одежде и без нее тоже. Особенно выигрышно он выглядит, когда одет именно вот с такой немного устаревшей тщательностью к мелочам. Галстук в тон костюму, платочек в кармане пиджака в тон сорочке, носки в тон начищенным до блеска туфлям ручной работы и неизменные часы на золотой цепочке, прикрепленные к жилетке и чуть волнистые пряди волос до плеч, небрежно уложенные на прямой пробор. Неожиданная прическа для такого старомодного в мелочах джентльмена.

   – Я хотел бы вернуть тебя.

   – Я не вернусь...

   – Даже ради Энтони?

   Я вздрагиваю от неожиданности и, Кхан вопросительно приподнимает брови:

   – Неужели ты думала, что я ничего не знаю о собственном сыне?

   – Он не твой...

   – Мой, видимо, не зря я развлекал тебя в клинике два с лишним года назад.

   – Это ничего не значит.

   – Возможно, – Кхан делает несколько неторопливых шагов и останавливается возле Вила, но при этом не сводит с меня пристального взгляда. – Энтони спит в машине в ожидание воссоединения дорогих родителей.

   – Ты не имеешь права...

   – Я имею все права на него и тебя, Сани.

   – Ты не заставишь меня вернуться, отобрав Энтони, – глупые слезы срываются даже раньше слов, показывая слабость и ломая выдержку. – Верни мне сына или я обращусь к властям.

   – Я в Нассене и власть, и правосудие, ты до сих пор так и не поняла за кого вышла замуж, вернешься ко мне и, я позволю увидеться с сыном, будешь продолжать отстаивать независимость, забудешь Энтони. Ему конечно, нужна мама, но ее может с легкостью заменить кто угодно, такой возраст, все забывается, ко всему привыкаешь.

   – Ты не запугаешь меня.

   Кхан деланно пожимает плечами, словно выказывая недоумение подобным предположением.

   – Мы можем препираться сколько угодно, Сани, но мне не нравится этот дом, и его обитатели, и этот район мне тоже не вполне устраивает, и вообще все, что связано с трущобами не вызывает зависти и восхищения, поэтом я вынужден помочь тебе с выбором.

   – Я не вернусь...

   – Он или я?

   Взгляд Кхана, устремленный на меня, леденеет.

   – Он.

   Я с вызовом смотрю на него, ожидая чего угодно, но он лишь тихо рассмеявшись, произносит:

   – Неправильный ответ.

   Его рука плавно скользит за полу пиджака, вытаскивая пистолет и он не глядя стреляет в лежащего у его ног Вила. Три выстрела, потом также плавно пистолет возвращается за пояс брюк и Кхан заботливо склоняется ко мне, легким похлопыванием ладони выводя из оцепенения.

   – Его сестру пристрели сразу, так что не вижу смысла находиться и дальше в этом доме.

   Меня подхватывают и волокут вниз по ступеням, потом бросают на заднее сиденье автомобиля, Кхан опускается рядом и, машина плавно трогается, оставляя позади потерянное счастье.

   – Ты этого не сделал, Кхан?

   Слишком быстро и просто, чтобы быть правдой, даже выстрелы и проступившая кровь на полу. Он мог быть кем угодно, но только не убийцей, разве может быть столько денег, чтобы стало возможным оправдание убийства?

   – Чего именно?

   – Ты же их не убил?

   – Нет, конечно, всего лишь спектакль, – он мягко притягивает меня на колени, заставляя уткнуться куда – то ему в плечо, долго гладит по волосам, прежде чем добавить шепотом. – Я люблю тебя, Сани.

   Я дергаюсь и жалко всхлипываю, зарывшись в его пиджак, стискивая шелковистую ткань в кулачках.

   – Ты же не станешь их убивать, они ни в чем не виноваты, это я, только я во всем виновата.

   – Перестань, – Кхан касается губами моих волос, словно пытаясь успокоить. – Забудь этих нищих ублюдков.

   Он заставляет меня что – то выпить, говорит, это поможет уснуть и действительно, судорожные рыдания отступают, веки тяжелеют, и я проваливаюсь в сон.

   Сквозь не плотно задернутые занавеси просачиваются слабые лучи занимающегося рассвета, взгляд рассеяно скользит по окружающей обстановке, которая напоминает до боли знакомый интерьер давно разрушенного дома. Все еще сон, страшный и нелепый, он же не мог меня найти и притащить в загородное поместье Аканти, которого больше нет, и едва, эта мысль растаяла в тишине позабытой спальни, обрушился ужас произошедшего и, накрыла паника воспоминаний.

   – Тише, – он наваливается сверху, запечатывая ладонью губы, не позволяет дернуться и закричать. – Хватит, перепугаешь Энтони.

   Я не сразу понимаю, о чем он мне пытается сказать, но замечаю взъерошенную макушку темных волос на соседней подушке и слышу размеренное сопение сына.

   – Я подумал, что мы должны быть рядом, когда он проснется в незнакомой комнате, не хотелось бы его пугать напрасно, – слабая улыбка касается губ Кхана, глаза загадочно мерцают в полумраке спальни, он убирает ладонь с моего лица и почти выдыхает, не спрашивает. – Чего ты боишься?

   – Мне позволено не боятся?

   Сдавленный шепот и в ответ его недовольное шипение.

   – Ты думаешь, я, в самом деле, собираюсь запереть тебя в подвале, пока наш сын будет здесь кричать от испуга среди незнакомых ему людей?

   – Твой незабываемый стиль...

   – Соскучилась?

   Я чувствую его пальцы, жадные и бесстыдные, прерывистое дыхание, когда он склоняется ниже, прижимаясь губами к обнажившемуся плечу.

   – Хочу тебя...

   Он толкается вперед, дает почувствовать свою готовность, больно прикусывает нежное местечко у основания шеи.

   – Но это все позже, после того, как познакомишь меня с сыном и только потом отработаешь и свой побег, и то, что позволила прикасаться к себе другому мужчине.

   – Мужчин было много, за кого именно будешь отыгрываться?

   Кхан довольно скалится и насмешливо цедит, сквозь зубы:

   – Мне нравится смелая Сани, отчаянно смелая Сани, заводит непокорная сука, любовника, которой я вчера пристрелил.

   Он откровенно наслаждается моим испугом, отразившимся в широко распахнутых глазах, ему нравятся мои дрожащие губы, приятно слышать сдавленные всхлипы.

   – Ты же сказал...

   – Но ты же не поверила?

   – Когда ты стал убийцей?

   – Они не люди.

   – Ты свихнулся...

   – Вовсе нет, но я могу позволить себе очень многое... любой каприз и не оглядываться... и думать исключительно о себе и своих желаниях. Например, я могу полюбить тоненькую девочку с золотистыми волосами и, не получив взаимности, превратить ее в элитную шлюху, могу жениться на ней, могу уничтожить ее любовника. Могу отобрать у нее сына, в моей власти отправить ее вниз, навстречу страху, могу запросто опустить до состояния забитого животного, из которого она с таким похвальным упорством выкарабкивалась столько лет. Я могу многое, Сани, что сможешь сделать ты, чтобы удержаться наверху, иметь возможность видеть сына и не попасть в подвал?

   – Подонок с извращенным...

   – Я могу себе это позволить, но сейчас меня больше интересует, что сможешь сделать ты?

   – Все.

   Я кусаю губы до крови, пытаясь сдержать слезы, но Кхана забавляют мои попытки сдерживаться, он тихо смеется, проводит кончиком языка по моим губам, слизывая с них кровь.

   – Моя маленькая смелая девочка, представляю, сколько требуется храбрости, чтобы противостоять мне.

   И тут же впивается жадным поцелуем, кусает, не позволяет отстраниться, я почти задыхаюсь и, он внезапно отстраняется, хрипло прерывисто выдыхая.

   – Мне тебя не хватало, твоей покорности, твоего унижения и моей власти над тобой, возможности делать, все что захочу, не заботясь о твоем удовольствии. Знаешь, есть что – то притягательное в сексе с проплаченной шлюхой, а ты, Сани, не просто шлюха, ты самая лучшая, обученная под мои желания шлюха. С тобой можно все, унизить, избить, жестко трахнуть, и ты примешь меня, потому что другого не знаешь...

   – Уже знаю...

   – Моя насквозь замороженная шлюха пытается вызвать ревность?

   – Вил не ты.

   Вырывается отчаянно зло, и я сжимаюсь в ожидание удара, но Кхан лишь иронично улыбается, выгнув бровь.

   – Милая Сани, я несколько перестарался, вбивая в тебя умение, удовлетворять мужчину, ты совершенно фригидна и необходимо много больше времени, чтобы ты приняла физическую сторону отношений, чем пара лет и недочеловек со сломанным носом. Я бы мог постараться познакомить тебя с радостями секса, но не вижу смысла в этом занятие, лично мне без разницы кричишь ты подо мной от боли или от наслаждения.

   Его ладони неторопливо скользят под футболку, стискивают грудь до моего вскрика, в том, что последует дальше, я почти не сомневаюсь, но Кхан отстраняется, более того, укладывает спиной к себе и шепчет успокаивающе в волосы:

   – Не хотелось бы прерываться на самом интересном месте.

   – Зачем я тебе?

   – Я люблю тебя, устал повторяться, – теплые ладони поглаживают по рукам, словно успокаивая, мерно, легко, с пугающей ласковостью. – Одного не понимаю, почему ты не влюбилась в меня тогда... когда можно было что – то изменить между нами... я же ухаживал...

   – Перестань, – почти срываюсь на крик. – Моя самооценка была ниже некуда, ты, правда, хотел, чтобы я влюбилась в тебя... полное ничтожество не смеет взглянуть на великолепного Кхана Аканти, как на равного себе... ты смеешься надо мной... мой удел только такое же затравленное ничтожество...

   – Но он поднялся выше тебя, сделал неплохую карьеру, очень выгодно женился.

   – Перестань, хватит меня дразнить, как дрессированную обезьянку. Что ты сделаешь, когда тебе надоест играть со мной такой вот смелой и независимой.

   – Трахну в подвале, на том самом, нашем с тобою столе... сколько нежных, романтических воспоминаний связано у нас с ним, – его губы касаются плеча, скользят выше, вдоль шеи, я вздрагиваю, когда он прикусывает зубами мочку уха. – Но для начала ты познакомишь Энтони с подобранными для него воспитателями, поведаешь в подробностях о том, что он любит или не любит делать, он должен привыкнуть к ним и ко мне. Он не должен испугаться, когда ты исчезнешь...

   – Я его...

   Издевательский смешок Кхана не позволяет закончить.

   – Нас воспитывали так, Сани, и Энтони получит тоже воспитание.

   – Ваш папенька, видимо, тоже любил поиграть в садиста.

   – Наш папенька старался заработать много денег, чтобы нашей маменьке было, на что кутить на побережье.

   Я не сомневалась в том, что у Кхана получится отобрать у меня сына. Он, щедрый и беззаботный, был гораздо интересней для Энтони, чем мать измученная переживаниями. Всего сутки в руках Кхана и словно не было свободной меня, не было Вила и Сюзи, только он один и сплошная стена страха перед его наказанием. Куда не глянь, не обернись и только он вокруг, неотвратимый, беспощадный, ненавистный.

   – Я приказал сделать подвал более комфортным для пребывания, установил сантехнику и заменил двери, скрип не будет тебя нервировать.

   – Оказывается, я боялась скрипа...

   – Ну, не меня же.

   – Я ненавижу тебя.

   – Потом голос сорвешь, признаваясь в любви, я подожду, Сани.

   – Зачем это тебе?

   И его тихий до жути голос:

   – Люблю разнообразие в сексе, жесть она тоже, знаешь ли, заводит, иногда покруче бездарной стриптизерки в дешевом белье на сцене дешевого бара.

   – Ты видел...

   – Немного, – он пребольно тянет за прядь волос, заставляя запрокинуть голову и, злобно выплевывает мне в лицо. – Очень не понравилось видеть, как ты раздеваешься для других, особенно, если вспомнить о твоей измене...

   – Напомнить о твоей?

   – Напомни, – на его губах змеится усмешка. – Когда я тебя в животное превращу.

   – Ты требовал от меня улыбаться и поддерживать беседу, не впадать в ступор при твоем появление, я научилась... тебе снова не нравится.

   – Я внезапно осознал, что забитое животное меня устраивало больше, чем неверная и весьма болтливая супруга.

   – Возможно, ты не умеешь общаться с людьми?

   – Считаешь себя единственным человеком в моем окружении?

   Кхан, не смотря на все свои угроза, не причиняет боли, не приказывает заткнуться, даже спрашивает, ему интересен мой ответ.

   – Тебя окружают слуги и подчиненные, они все зависят от тебя и слова против твоей воли не скажут...

   – И только ты нашла в себе силы противостоять власти тирана?

   – Ты, все равно, отправишь меня вниз, мне нечего терять.

   Наверное, Кхан рассчитывал на то, что Энтони отступится от меня гораздо быстрее, но даже его хваленые няни с соответствующим образованием и кучей рекомендательных писем, советовали не торопить события, не отрывать сына от матери, дать ослабнуть взаимной привязанности, заменить ее на кого – то другого. И Кхан заменил, он проводил все больше времени с сыном и все реже меня приглашали в детскую составить им компанию для игр. Я пыталась поговорить, убедить и достучаться, но он лишь цинично насмехался над моими жалкими дипломатическими попытками. И этим подтолкнул на грань, терять мне было нечего, он отобрал у меня сына и пообещал запереть в подвале, а оттуда человеком выйти практически невозможно. Узнаю ли я собственное дитя или буду забита до такой степени, что даже не посмею взглянуть в его сторону, позабуду его имя, не вспомню своего? Он меня почти уничтожил только за то, что не ответила взаимностью, не поняла его намерений, не превратилась в его тень. Что же он сделает со мной за украденного сына и связь с другим мужчиной? Сколько я еще пробуду в статусе человека, прежде чем меня отволокут в подвал и превратят в дрожащее нечто? Я не боялась, точно нет, но до слез и истеричных всхлипов было жаль сына, оказавшегося в полной власти свихнувшегося на вседозволенности папы. Даже того, что я видела, хватало с лихвой, чтобы испугаться. Он позволял Энтони все, каприз мальчика равнялся приказу, его желания были единственно важными. Сколько времени понадобиться, чтобы превратить дитя в монстра? И Кхан его делал из собственного сына, свое полное подобие, свое продолжение, отталкивающее, жуткое, совершенно чужое.

   В тот, столь отчетливо запомнившийся мне день, Кхан милостиво высказал мне дозволение посетить детскую Энтони, но ничего более обычного присутствия, никаких объятий, улыбок, нежностей... никаких чувств. И я, вынужденно забившись в самый угол дивана, пытаясь насколько это, возможно, находиться дальше от Аканти, наблюдала за играми сына, кусая губы и сдерживая строгий окрик, глядя на то, как красивый маленький мальчик в гневе швыряет игрушки в слуг, топает ножкой и уже приказывает, вызывая на губах Кхана улыбку умиления своим дерзким поведением. Ему все это очень нравилось и нравилось видеть отчаяние, ясно написанное на лице, заломленные руки, слышать прерывистое дыхание.

   – Таким он больше напоминает моего сына.

   – Зачем ты это делаешь с ним?

   – Поставим вопрос иначе, милая, что ты сможешь ему дать, чему научить, какие навыки привить?

   Я потерянно смотрю на свои сжавшиеся в кулачки руки и молчу. Что я могу ответить зарвавшемуся подонку с манией величия?

   – Ты можешь научить его ненавидеть меня или помочь ему стать полным ничтожеством. Сани, я хотел от тебя детей, но не видел тебя их наставником. Смазливой внешности и высококлассного умения униженно ползать передо мной на коленях достаточно, чтобы я на тебе женился, но этого слишком мало, чтобы воспитывать моего сына.

   – Я поступила в колледж...

   – И вертела задницей на сцене, как заправская шлюха.

   – Ты так часто называешь меня этим словом...

   – Это твоя истинная сущность, Сани.

   – Кто же тогда ты, Кхан, – я вскидываю голову, обжигая мужчину диким взглядом. – Ты женился на шлюхе, потому что не достоин лучшего?

   – У каждого есть слабости, – он насмешничает, подходит ближе, неожиданно протягивает ко мне руку и его большой палец скользит по моей щеке, раздвигает губы, толкается внутрь, пытаясь проникнуть сквозь преграду зубов. – Тебе хватило времени прийти в себя?

   – Что?

   Я не понимаю вопроса, и он опускается на диван рядом со мной, заставляя буквально вжаться в жесткий валик спинки.

   – Я хочу тебя и, думаю, ждал достаточно, чтобы ты успела привыкнуть к мысли, лечь под меня.

   – К ужасу твоей постели невозможно привыкнуть.

   Он уже все решил, меня будут насиловать, возможно, в спальне, возможно, отправят в подвал, Энтони уже, как неделю перестал обращать на меня внимание. Вокруг было слишком много интересного, чтобы отвлекаться на постоянно испуганную и заплаканную маму, неподвижно застывающую в самом углу комнаты. Я судорожно сглатываю и перевожу взгляд на сына, пытаясь запомнить, во что он одет, в какие игрушки играет, о чем говорит с гувернанткой. Кем я вернусь сюда и вернусь ли? Я знала, что меня ждет, но страх от этого не становился меньше, не отступал, наоборот почти захлестывал удушающей ужасом паникой. Кхан был чудовищно изобретателен во всех видах наказания. Кажется, я произнесла это вслух, потому что Кхан криво усмехнулся и медленно, с расстановкой, произнес:

   – Не такой уж я и зверь, Сани, каким ты меня представляешь. Неужели, так трудно поверить в то, что я просто хочу тебя в своей постели и ничего более? Обычный секс без претензий на что – то большее.

   – Когда тебя устраивало что – то обычное?

   Его пальцы замирают на мгновение под подолом моего платья и тут же впиваются в кожу, намеренно причиняя боль.

   – Нахожу все больше положительных сторон в твоем прежнем состоянии.

   – Животинка не подает голос без команды, это твой идеал отношений?

   – Своеобразная прелесть, Сани, рассчитано исключительно на любителя. А ты бы хотела выйти из тени, блистать на званых вечерах, поражать окружающих нарядами и количеством драгоценностей?

   – Мое счастье выглядит иначе.

   – Извини, – он ловко отодвигает кружево белья в сторону и проталкивает в меня сразу два пальца. – Я забыл о твоем видении семейного уюта, успешный супруг из высшего общества не вписывается в эту картину.