Текст книги "Туман (СИ)"

Автор книги: Лина Гамос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

   Я отчаянно отмахиваюсь от ее нравоучений, но Тея не отстает от меня.

   – Ты привыкнешь к нему, возникнут чувства, благодарность за его любовь и верность, за то, что он смог подарить тебе то, что не дал другой, тот, о ком ты не хочешь вспоминать, который отравил мечты. Почему ты считаешь лучшим для себя закрыться ото всех? Это глупо, ты должна идти дальше, думать о том, чего бы хотела добиться. Перестань прятаться за своими страхами, выйди вперед, позволь себе стать смелой. Ты должна переступить через минувшее, иначе какой смысл было прерывать прошлые отношения, которые тебе не принесли ничего, кроме переживаний. Мену – отличный парень, не отталкивай его, он любит тебя.

   Тея стояла на своем и не собиралась отступать, убеждая меня день за днем в том, что молодой художник именно то, что мне нужно. Я сопротивлялась потому, что чувствовала к нему только едва заметную симпатию и только, ничего большего. Я наслаждалась своим относительным одиночеством и независимостью, я не хотела иметь обязательств и очень хотела лишь одно из всего перечисленного Теей. Я страстно желала остановиться. Мне нравилась коммуна и веселость ее обитателей, но я и в самом деле хотела постоянства, где – нибудь на одном месте и чтобы с видом на ручей или лес, и множество цветов, и приветливые соседи. Большие города пугали слишком насыщенным ритмом и множеством постоянно спешащих жителей, я не привыкла к этому, но маленькие города, глубоко провинциальные мне нравились, я буквально влюблялась в их неспешность и скучную размеренность, но я была беглянкой, без документов и средств. Я не могла на что – то рассчитывать, кроме угла в старом фургоне и кучки самых необходимых вещей, выделенных мне коммуной.

   В вечер после неожиданно отъезда Мену мы собрались вокруг костра, кто – то пил вино, кто – то о чем – то перешептывался с соседом, я же выслушивала очередные излияния Теи о молодом художнике, прислушиваясь к ее словам, не больше чем к комариному писку или жужжанию пчелы.

   – Я влюблена, даже не сомневайся, – симпатичная блондинка толкнула в бок своего собеседника и недовольно отвернулась от него в сторону, поджимая губы. – Предмет моей влюбленности, просто, немного непостоянен, я имею право выбора.

   Посторонние разговоры смолкли, и мы принялись заинтересованно прислушиваться к словам самой талантливой актрисы коммуны. Девушка обвела присутствующих рукой, словно ожидая нашей поддержки и театрально – наивно глядя на собеседника огромными глазами заявила:

   – Я влюблена, серьезно, и возможно, я бы даже отказалась от свободы, помани он меня за собой.

   – Наследный принц Танкред?

   За моей спиной приглушенно рассмеялись, но блондинка не растерялась.

   – Хотя бы и он, я согласна, смазливенькая внешность, аристократ, наследник трона, согласна на него или Демира Калина...

   Эффектная пауза и она продолжает:

   – Но соглашусь и на Кхана Аканти, конечно, он не принц, но красив, богат и потрясающе харизматичен, к тому же обитает в Нассене, не нужно куда – то за ним бежать и преследовать.

   Все рассмеялись, я тоже попыталась, но отчего – то стало по-настоящему страшно, липкая волна прошла по спине, было жутко услышать вот так мимолетно его имя.

   – Он же женился.

   – Остальные тоже женаты, я не жадная, немного погулять, покутить, привязать и, пожалуйста, он уже у моих ног, разведенный, свободный и на все со согласный. Я очарую его настолько, что он и имени ее не вспомнит.

   Актриса откровенно смеялась и рисовалась, вместе с ней шутили остальные, я же ушла, стало невозможно слушать то, что они говорили о нем или мне, не зная ни его, ни меня. Я вернулась в фургон, расстелила постель и уснула, забывшись тяжелым сном. Снился Кхан и то, что он со мной сделала в подвале.

   – Возьми его.

   Я даже не сразу поняла, что именно касается моих губ, когда Кхан с силой нажал мне на подбородок, заставив открыть рот. Движение и я давлюсь, закашлявшись, пытаюсь отстраниться от него, падаю на пол. Он усмехается и медленно, словно с тайным умыслом, застегивает ширинку брюк, усмехается, потом бьет ногой, вкладывая в удар всю силу. Мне не больно, я ничего не чувствую, спину обжигает о шероховатый камень подвальной стены, звук его шагов заставляет вздрагивать и очнуться от невольного онемения. Я всхлипываю, прикрываюсь руками, куда – то ползу, пытаясь спрятаться. Кхан бьет снова, и снова, и снова... Я забываю о тошноте, когда он опять ставит меня на колени и приказывает открыть рот. Теплый, чуть солоноватый то ли от моих слез, то ли от моей крови, огромный. Кхан крепко держит за волосы, вынуждая запрокинуть голову и, ритмично толкается между разбитых в кровь губ. Я вижу его прикрытые в истоме глаза, слышу протяжные стоны удовольствия, срывающиеся с красиво очерченных губ и, ни о чем не думаю, ошеломленная, оглушенная и испуганная. Он кончает, хрипло стонет сквозь стиснутые зубы, зарываясь пальцами в локоны моих волос. Он удовлетворен, но еще не пресыщен, он любит этим заниматься, но я этого еще не знаю. Звук молнии его брюк... потом я научусь его бояться, впрочем, научусь я в том подвале многому и бояться буду всего, что только может быть связано с Кханом Аканти. Скрип двери, неспешный звук его шагов, холодный насмешливый голос, этого станет достаточно, чтобы заставить меня вжиматься в стену, лихорадочно блестя глазами от не пролитых слез и улыбаться, послушно растягивать губы в слабое подобие улыбки, больше похожей на судорожный оскал затравленного зверя. Вначале он просто бил, превращая меня в животное, насиловал, снова бил и снова насиловал и, когда я совершенно потерялась в тумане страха, он показал мне ужас, его свежие грани. Слуги принесли в подвал стол, обычный обеденный стол, наверное, он стоял за ненадобностью где – нибудь на чердаке. Стол был старый, немного шероховатый, но достаточно крепкий для того, что ему определил Кхан. Он приказывает, я опускаюсь на колени, сама тяну молнию вниз, привычно обхватываю член губами. Он стонет, когда насилует меня, я же боюсь завершения, того, что происходит, когда он кончает мне в рот и отодвигается, застегивая молнию низменно элегантных брюк. Но тогда он не кончил, отодвинулся и приказал лечь на тот самый стол спиной вниз. Я поспешно забираюсь на стол, он встает между моих ног, приказывает обхватить его бедра, я трусливо улыбаюсь и пытаюсь не дрожать. Он тоже улыбается мне, лаская себя рукой, потом наклоняется и почти касается губами моих приоткрытых губ.

   – Минет, ты научилась делать замечательно, но оставаться при этом нетронутой дурной тон, не находишь?

   Я кричу, срывая голос, судорожно выгибаюсь под ним, пытаюсь дотянуться руками до того места, где он во мне, вытолкнуть его из себя. Кхан внезапно останавливается, потом приподнимается на вытянутых руках, но из меня не выходит, усмехается, словно получает удовольствие от вида моих слез, от моих криков и жалостливых заклинаний позволить мне взять его снова в рот.

   – Я думал оставить это на сладкое, но ты столь проникновенно просишь.

   Он выходит из меня, я что – то благодарно лепечу и обещаю, не пугаюсь того, что меня переворачивают уже вниз лицом и его ладонь впечатывает мои трясущиеся плечи в стол, не позволяя пошевелиться. Я почти дитя, я не пугаюсь того, что чувствую его член сзади, чувствую давление и толчок, и только потом крик запоздало ударяется о стены подвала, рассыпаясь каскадом ужаса в моих изумленно распахнутых глазах. Размеренные толчки члена внутри меня сменяются на рваные, особенно глубокие и болезненные. Я давлюсь хрипом, теряюсь в радуге слез и мерном скрипе старого стола, принесенного сюда слугами Кхана для того, чтобы тому было удобнее измываться надо мной.

   – Мне нужен душ.

   Пронзительный звук молнии его великолепно отутюженных брюк, удаляющиеся шаги, скрип двери в подвал. Я думала, что он насиловал меня до этого момента, насилие же только начиналось, богатая фантазия Кхана была действительно неисчерпаема. Он умел заставить себя бояться.

   Проснулась неожиданно, прерывисто дыша и испуганно сжимая в руках простынь. Соседи по фургону безмятежно спали, за окном было еще темно, но сон уже не шел, я так и просидела, испуганно прижавшись к стене, до самого утра, впадая в панику от того, что он найдет меня и заставит вернуться. К обеду появился Мену, необычайно молчаливый и сосредоточенный. Тея тут же принялась поддразнивать над тем, что его внезапную серьезность можно оправдать исключительно намерением сделать мне немедленное предложение, но он не приближался, не пытался заговорить, скорее избегал даже просто встретиться со мною взглядом. Даже, когда я пришла, чтобы забрать картину, он только кивнул в знак приветствия и тут же снова уткнулся в холст, показывая свою необыкновенную занятость живописью. Портрет Кхана я торжественно предала огню, стоя в полном одиночестве в самой чаще леса, потом затушила остатки костра и отправилась в коммуну, чувствуя относительную свободу от своих страхов. Он не нашел меня до сих пор, не найдет и после, я смогла убежать, мне удалось спрятаться, только вот документы мне не получить, но я счастлива тем, что уже имела. Лучше постоянные переезды и только угол в ржавом автомобиле, чем загородное поместье Аканти с его живописным парком, старинным домом и блеском стекол в частых оконных переплетах. Он мог назвать меня супругой, но не позволил бы стать свободной, стать собой, сохранить хотя бы что – то для себя. Женившись на мне, Кхан всего лишь получил право владеть мною, я превратилась в его узаконенную собственность. Я неспешно брела по узкой тропинке, отгоняя прочь невеселые перспективы однажды оказаться снова под властью Аканти, когда на тропинке появилась запыхавшаяся Тея. Увидев меня, она остановилась и попыталась выровнять судорожное, словно после спринтерского забега, дыхание.

   – Ты куда спешила?

   Я остановилась напротив нее, с интересом ожидая объяснения ее столь странного поведения.

   – Дура ты, Сани, – Тея тяжело опустилась на поваленное дерево и уставилась на меня пристальным изучающим взглядом, словно я была ей вовсе незнакома и теперь она пристрастно изучала меня. – У нас нежданные гости прикатили, роскошные авто, дорогие костюмы и с ними крутой босс, некий Кхан Аканти.

   Она удовлетворено улыбнулась, заметив мою внезапную бледность и с неожиданной горечью закончила:

   – Тебя Мену ему продал, догадался по твоей отвратительной мазне, узнал его на той картине, которую ты с пышной торжественностью отправилась сжигать в лес.

   – Откуда ты...

   – Я узнала его при встрече, думаю и Мену его тоже узнал, не трудно все после сложить, учитывая, что их семейный бизнес собиралась купить именно компания Аканти, нашел фото с вашей свадьбы, думается, узнал тебя. Потом послушал немного сплетен о спрятанной за высоким забором таинственной супруге и, наверное, отчаянно торговался, предлагая тебя в обмен на отступление от планов на их предприятие.

   – Я к нему не вернусь...

   – Я на это и надеялась, – Тея протянула мне деньги. – Это все, что у меня было с собой, я знала, куда ты пошла, смогла выйти и не привлечь их внимание, уходи, Сани.

   Я побежала, спотыкаясь и постоянно оглядываясь, боясь услышать шум погони за спиной, увидеть леденящую ярость в глазах Кхана, очутиться в подвале без шанса выйти от туда, полностью не сломавшись. К вечеру я с трудом выбралась на шоссе, пошла вдоль него, прячась в тени деревьев, опасаясь, что меня заметят с дороги. Ночевала, где придется, и только голод заставил приблизиться к окраине города, зайти в магазин для того, чтобы купить себе продуктов. Промышленная окраина, узкие грязные улочки, пустота в глазах прохожих, на меня никто не смотрел, я не была им интересна, у них свои заботы, свои проблемы, они слишком заняты, чтобы отвлекаться на ничтожную меня. Денег было мало, едва хватило на пару дней, но не это меня пугало, главным было не попасться Кхану. Днем я зарывалась в кучу коробок и выходила только после того, как стемнеет. Копалась в мусорных баках, искала пропитание и теплые вещи, наступали заморозки, и мое тонкое летнее платье совсем не спасало от ночного холодного ветра. Мне удалось откопать шарф, сапог и ботинок. Я тут же натянула найденное на себя, напрасно пытаясь согреться и совершенно не заботясь о том, насколько нелепо выгляжу в подобном наряде. Мне было холодно и не было ни единой теплой вещи в моем несуществующем гардеробе. Дни становились все пасмурней, зарядили дожди и, как бы я не куталась в шарф и не пряталась в картонных коробках, холод подступал, заставляя надсадно кашлять от сырости, даже в теплый день, когда я решалась выползти из своего укрытия, желая хотя бы немного согреться и раздобыть еды. Мне было плохо и с каждым днем становилось все хуже, кашель изнурял, забирая последние силы и, в один из далеко не самых приятных дней я не смогла подняться, беспомощно оставаясь сидеть у мусорного бака под вновь зарядившим дождем. Туман клубился и подступал, окутывая все вокруг, размывая силуэты и смазывая звуки. Чудился Кхан, шипящий угрозы, подвал и тусклый свет единственной лампочки под сводчатым потолком, и снова Кхан на сей раз с неподдельной тревогой, заглядывающий в мои глаза. Его губы двигались, словно он что – то пытался донести до меня, но я не слышала туман и могла только чувствовать его длинные пальцы и неожиданно нежные прикосновения, но когда я открыла глаза, передо мною восседала одна лишь дама в светлом костюме и чепчике, с милой улыбкой и участливым взглядом.

   – У вас была пневмония, – голос у женщины был приятный под стать удивительно располагающей внешности. – Вы долго были без сознания, теперь все в порядке, вы пришли в себя, хотите воды?

   Я кивнула, соглашаясь с ее предложением касательно воды, очень хотелось пить и очень хотелось кушать. Выпив стакан воды через соломинку, любезно приготовленную дамой, я в изнеможение откинулась на подушки.

   – Слабость пройдет, я распоряжусь принести обед, что – нибудь легкое, вы были сильно истощены, когда вас обнаружил случайный прохожий.

   – Я в клинике?

   Голос слабый, почти писк, сколько же дней я здесь провела, но спросить еще что – то сил уже не было.

   – Вас перевезли несколько дней назад, вначале доставили в благотворительное учреждение, но потом ваше состояние позволило транспортировку в данную клинику. Вам непременно понравится у нас.

   Я улыбнулась, немного скованно и несмело, любезность женщины была приятна, но столь не привычна для меня. Потом я увидела свое отражение в хромированных приборах и потрясенно уставилась на расплывчатую картинку.

   – Санобработка, – коротко пояснила сиделка, невольно прикасаясь к моим коротко остриженным волосам. – К сожалению, это обычная практика в благотворительных клиниках, куда привозят беспризорных пациентов.

   Потом мне принесли обед, и я позабыла о своем непрезентабельном внешнем виде. После я уснула, довольно улыбаясь тому, что попала именно в эту клинику, где такой заботливый персонал и очень вкусная кухня. Я сравнительно быстро поправлялась, мне разрешили ходить по палате, принесли множество книг и постоянно кормили, маленькими порциями и только то, что мне нравилось. Я читала, гуляла по палате, с интересом разглядывая репродукции картин на стенах, очень много спала. И не думала, совершенно не думала куда пойду после, волнений мне хватило до этого, почему бы просто не пользоваться моментом, ни куда не заглядывая, ничего не строя, ни о чем не переживая, ни чего не думая. Кхан далеко, я не вернусь к нему и это главное составляющее моего персонального счастья. Я почти ничего не знала об обществе и его быте, вначале запертая в поместье, потом ограниченное общество коммуны с его собственными правилами и странными взглядами на окружающее нас. Поэтому я не удивлялась предупредительности персонала, восхищалась качеством блюд и роскошной обстановке в палате и не подозревала об истинной стоимости пребывания в подобном заведение. Кхан платил за все, обеспечивая мне королевский уход и высококлассный комфорт, я же наивно полагалась на лучшее в людях. И меня вовсе не удивило то, что персонал клиники помог восстановить якобы утерянные, с моих слов, документы, более того, мне нашли жилье и даже устроили на службу секретарем недалеко от дома. Небольшая фирма с минимальным штатом служащих и, соответственно, крошечной зарплатой, но я могла думать только о том, что напрасно боялась Кхана, напрасно опасалась получить документы и наслаждалась, полностью растворялась в том, что меня окружало. Уютный домик в пригороде, далеко на окраине, но контора через дорогу, приветливые соседи и любезные приглашения на вечерний чай. Меня почему – то не пугал просто таки поразительный фарт, я была слишком занята обустройством, чтобы здраво мыслить о совершившихся событиях. Настойчивое внимание соседей, удачно переехавших в соседский дом незадолго до меня, умиляло, настоятельные расспросы сослуживцем о моих занятиях удивительно трогали, меня совершенно не напрягал повышенный интерес к моей скромной персоне. Я буквально таяла от всеобщего внимания, меня видели, меня замечали, меня хвалили, меня считали достойной чьего – то общества. Я не была только шлюхой Кхана, обо мне никто ничего не знал, и со мной хотели общаться, никто не считал меня недостойной внимания и уважения.

   Он появился, когда я уже полностью уверилась в собственной недосягаемости для его власти. Какое – то тревожное чувство внезапно разбудило меня посередине ночи, возможно, знакомый аромат парфюма Кхана или скрип пола под его неспешным шагом, когда он входил в спальню, или пресловутое предчувствие перемен. Я испуганно распахнула глаза и включила ночник и почти не испугалась. Он расслаблено восседал в кресле напротив меня, закинув ногу на ногу и безмятежно улыбался, разглядывая меня, напряженно сжавшуюся под его насмешливым взглядом.

   – Привет.

   Я судорожно вздохнула, не осмеливаясь шевельнуться, убежать, спрятаться и испуганно молчала, прекрасно осознавая, что бить будет, обязательно будет, жестоко, в полную силу, без жалости, не обращая внимания на ненужные извинения. Хотя за что мне извиняться, какими словами, он приказывал, я исполняла, у меня не было прав, я должна подчиняться и покорно принимать наказание, я не должна была убегать. Я его собственность, я принадлежу ему, у меня нет прав на собственные поступки или желания.

   – Не думал, что мы встретимся. – Кхан устало помассировал длинными сильными пальцами шею, повел плечами, словно разминаясь, но при этом, не сводя с меня напряженного взгляда. – Загородный дом полностью разрушен ураганом и случившимся затем пожаром, я надеялся на то, что ты смогла выбраться, но никто не обещал чудес и никто не видел тебя после бури. Я нанял ищеек для поиска и теперь только представь мое беспредельное удивление, когда секретарь вдруг доложил, что на встрече со мной настаивает некий мужчина с весьма занимательным предложением. Я отступаюсь от захвата фамильного бизнеса, он в обмен на сговорчивость сообщает о местонахождение моей беглой супруги. На встречу, кстати, он принес портрет, но ты сбежала и снова я не смог найти тебя, пока детективы не наткнулись на безымянную, истощенную бродяжку с пневмонией и в беспамятстве, отдаленно напоминавшую Сани Аканти. Я немедленно вылетел сюда, оплатил твое пребывание в частной клинике. Потом помог устроиться, заботливо создавая иллюзию твоей самостоятельности, исполнял твою мечту, но дольше сдерживаться, увы, не могу. Я хочу тебя, хочу с тобою спать, ты принадлежишь мне.

   Кажется, я захныкала, затравленно вжимаясь в стену за спиной, последние слова Кхана обещали мне незабываемое путешествие в подвал и избиение.

   – Сани, – он не изменил положения в кресле, только закинул руки за голову и снова непринужденно улыбнулся мне. – Я думал, что мы больше не встретимся, ни на что не надеялся, так почему ты сжимаешься и рыдаешь? Ты не допускаешь того, что я мог измениться, стать несколько более сговорчивым, даже увидеть в тебе что – то значимое для меня в дальнейшем? Я не трону тебя, уж слишком мне тебя не хватало, я соскучился.

   Это он уже мне обещал, затрещина не считается, она почти прикосновение, только вот страх от этого меньше не становится. Наверное, он что – то читает в моих глазах, потому что медленно поднимается и подходит ближе. Легко вырывает из судорожно сжатых кулачков плед, небрежно отбрасывая его в сторону, наклоняется, касаясь кончиками пальцев скромного выреза моей рубашки, шепчет:

   – Сними сама.

   Я поспешно стаскиваю сорочку и напряженно застываю в ожидание следующего приказа, и он не заставляет долго ждать.

   – Дальше.

   В голосе плохо скрытое нетерпение, он не отводит пристального взгляда, я исполняю приказ, и он удовлетворенно скалится, явно насмехаясь над моей торопливой исполнительностью. Я точно знаю, что будет потом, но пытаюсь успокоить рваное дыхание и не расплакаться. Зачем вынуждать его наказывать меня прямо здесь и сейчас?

   – Разведи ноги.

   Он ставит кресло напротив и снова опускается в него, упираясь подбородком в сцепленные в замок пальцы, затем сквозь сжатые зубы холодно цедит:

   – Поласкай себя.

   Эта игра между нами неизменно заканчивается одинаково, меня наказывают за то, что ничего не чувствую. И теперь он тоже пристально наблюдает за тем, как я ритмично потираю лоно, ввожу в него пальчик, пытаясь изображать соблазнительный акт, безуспешно, конечно, у меня не получается играть по его правилам. Я ужасно плохая актриса, не умею обольщать и, убедительно стонать перед ним получается исключительно только после побоев. Неожиданно он накрывает мою руку своей, притягивает к губам и целует. Медленно скользя губами и языком вдоль каждого пальчика, облизывая и посасывая, не отрывая от меня все того же пристального взора, сковывающего инеем, не позволяя отвернуться, принуждая покорно принимать то, что он со мной вытворяет. Потом Кхан опускается на колени и, криво усмехаясь, произносит:

   – Это только для тебя, надеюсь понравиться.

   Его губы касаются моих губ, потом неспешно скользят ниже, его выдох, влажное прикосновение. Наверное, он пытается быть нежным и заботливым любовником, но мне это мало помогает, незнакомая ласка основательно пугает. Я бездумно смотрю на его затылок между моих дрожащих ног и мелко вздрагиваю от нарастающего ужаса. Подобные игры в обоюдное наслаждение неизменно заканчивались недовольным Кханом, неудовольствие, которого при этом, стремительно сменялось неконтролируемой вспышкой ярости и желанием немедленного наказания для меня, глубоко ему неблагодарной, шлюхи.

   – Ничего не чувствуешь?

   Он поднимается, неспешно расстегивает пуговицы на белоснежной рубашке, отбрасывает ее прочь, тянет массивную пряжку кожаного ремня и внезапно предлагает:

   – Продолжишь?

   Теперь уже я перед ним на коленях, снимаю ему туфли, носки, расстегиваю брюки, стягиваю белье. Он, конечно же, готов к продолжению. Одной рукой обхватывает член, второй притягивает меня к себе за волосы, мои губы почти касаются его члена.

   – Хочешь?

   Я киваю, соглашаясь, потому что не могу отказаться. Впрочем, мне нравится удовлетворять его губами, Кхан говорит, что я в этом лучшая, он быстро кончает, когда не пытается сдерживать удовольствие и это совсем не больно. Короткий смешок надо мной, движение бедер и он уже во мне. Я прилежно стараюсь и, его низкий стон звучит почти обещанием отложить немедленную расправу над беглой шлюхой.

   – Хватит.

   Он отступает и коротко кивает в сторону смятой постели.

   – На спину.

   Я тут же вытягиваюсь на простынях, и он властно раздвигает мои ноги коленом, опускается на меня и, я обхватываю его за шею, изгибаясь навстречу его члену. Глубокий толчок и глухая боль разливается по телу, губы сжаты, слезы на глазах. Только жалеть себя некогда, я приподнимаюсь навстречу каждому последующему толчку, ласкаю его плечи, и он низко протяжно стонет, усиливая ритм погружений, больно впиваясь пальцами в мои бедра. Возможно, мне посчастливится, и он не прикажет повернуться к нему спиной и встать на колени. Он словно накачивает меня своим огромным членом, это все длится и длится, слишком долго, чтобы продолжать сдерживать крики боли, и я приглушенно кричу, старательно приподнимаюсь навстречу каждому его толчку и кричу, отчаянно надеясь на то, что вот теперь он точно кончит. Но Кхан неутомим и я уже согласна на все, что бы он ни приказал. Он хочет меня сзади, пожалуйста, снова в рот, я не против, только бы немного передохнуть, прижав ладонь к промежности, свернуться в клубочек и застыть, пережидая боль. Я чувствую себя куклой, которую пользуют по назначению, не обращая внимания на то, что та уже давно сломалась под ним. И он останавливается на мгновение, приподнимаясь на локтях и заглядывая в мои заплаканные глаза.

   – Устала?

   Я судорожно растягиваю губы в улыбке и плевать, что вся в слезах.

   – Мне нравится.

   – Мне не нравится, – он мимолетно касается моих губ губами. – Слишком уж наигранная у тебя страсть, я все ждал, когда же ты устанешь притворяться, что хочешь меня.

   – Я хочу...

   – Настолько сильно, что плачешь от счастья?

   Я растеряно молчу, мучительно осознавая, что вот именно это все, дальше только наказание за плохую игру в любовь. Кхан встает с постели, подтверждая худшие опасения, я приподнимаюсь следом и, тут раздается звон исполнившейся мечты.

   – Возьми в рот.

   Его пальцы путаются в моих волосах, привлекают ближе и, я старательно исполняю приказ, вынуждая его кончить почти сразу, потом он укладывает меня в постель, сам вытягивается рядом и заговаривает, размеренно повествуя мне о моем же дальнейшем существовании рядом с ним и под его властью. Кхан признает, что мне необходимо общество, он говорит, что совершил ошибку, ограничив общение лишь окружением прислуги и, великодушно обещает измениться сам, тем самым изменив меня. Я должна перестать его бояться, больше никаких глупостей, никаких побегов, он требует исключительно послушания и исключительно для моей же пользы. Он пребывает в поразительно превосходном настроение и обещает место своего секретаря, когда будет заниматься делами дома. Он говорит, что это внесет некое разнообразие в мой устоявшийся серый быт, у меня появится новый круг общения, но ни слова о том, что мне будет позволено покидать его дом. Я вижу все несколько иначе и почти утопаю в отчаяние. Мне тяжело расправить плечи и прямо держать подбородок, я слишком боюсь того, что он находится рядом со мной и в любой момент может ударить, я слишком привыкла сжиматься в его присутствии, это стало частью меня. Но он требует, и он приказывает, и я должна для него измениться. Кхан не желает иметь забитую куклу, он хочет иметь соблазнительную красотку для того, чтобы иметь возможность отыметь ее в своей постели, на столе или в ванной. И что делать мне? Страх клубится во мне и вокруг меня, окутывает и стирает очертания предметов, я давно потерялась в этом тумане, оставив прежнюю себя где – то там, далеко позади и не найти больше, не вернуться, я не помню себя другой.

   Он засыпает под утро, а я продолжаю смотреть куда – то в сторону, боясь шелохнуться и потревожить его сон. После пробуждения Кхана, совместный душ, мне снова позволено встать на колени и удовлетворить его губами, совершенно добровольно, исключительно по моей настоятельной просьбе. Он милый, приветливый и весьма рад мне услужить. Мы меняемся, отношения между нами тоже меняются, страха нет, теперь только леденящий ужас перед наказанием после того, как Кхану наскучит учитывать желания презренной шлюхи.

   Он привез меня в городской дом. Элегантное здание в три этажа, симпатичным садом и высоким, в несколько метров, кирпичным забором вокруг. В холле ожидал неприятный сюрприз в лице Ванессы и двух ее дочерей.

   – Кхан, – презрительный взгляд в мою сторону и саркастическое дополнение. – Сани.

   Я приветственно киваю, дыхание перехватывает, отчего – то я не думала, что круг моего общение начнет расширяться с Ванессы и ее прекрасных дочерей, ноги предательски заплетаются, я буквально растворяюсь за широкой спиной Кхана, трусливо пряча глаза. Но он не дает мне спрятаться и просит племянниц проводить наверх, в наши апартаменты и вот я уже понуро шагаю за ними по красиво изогнутой лестнице, смутно догадываясь о том, что последует за столь приветливой встречей. Если бы я выросла и получила образование в элитной школе, то непременно бы тоже была несносно высокомерна и груба с теми, кто стоит гораздо ниже меня на социальной лестнице. Двойные двери закрываются за нами и кто – то из сестер цинично замечает:

   – Я смотрю, наш дорогой дядя удачно кончил. Сани, у тебя сперма на подбородке.

   Я суетливо вытираюсь и только спустя мгновение с опозданием понимаю, что это была лишь злая шутка, и она удалась. Они смеются надо мной, откровенно и зло, я тоже улыбаюсь, затравленно озираясь вокруг. Кхан действительно всю дорогу до дома держал свою руку на моем затылке, заставляя брать его член глубже и чаще.

   – Ты всего лишь шлюха, дочь такой же жалкой шлюхи и кем бы дядя, не назвал тебя, для нас останешься полным ничтожеством.

   Они немногим старше меня, но много опытнее в словесных битвах, куда мне основательно запуганной и забитой, тягаться с великосветскими стервами, которыми возомнили себя дочери Ванессы. Они довольно скалятся, высокомерно разглядывая меня с ослепительными улыбками на высокомерных лицах. Я могла бы ответить с отточенным сарказмом и пренебрежительностью, и я обязательно отвечу, отчетливо проговаривая особенно ехидные фразы, тихо, чтобы никто не услышал, спрятавшись глубоко в себя.

   – Ты не справедлива к ней, – я могла бы купиться, только желчь в звонком голоске отрезвляет от напрасных чаяний. – С ее опытом она непременно поведает нам, как лучше завлекать мужчин в сети брака, не правда ли, Сани? Ты же научишь трахаться так, чтобы у мужиков крышу от страсти сносило.

   Они смеются надо мной, и я тоже глупо хихикаю, соглашаясь с ними, я меньше, чем никто в этом милом семействе. Они соревнуются в остроумии, уничижают меткими фразами, потом уходят. Я же вежливо желаю им прекрасного вечера и они, переглянувшись друг с другом заразительно смеются. Меня давно растоптали, какая может быть гордость у подобной мне, я всего лишь собственность их дяди и я должна вернуть деньги. Кхан поднимается наверх через час, предлагает принять душ перед ужином и переодеться. В белоснежной рубашке и стильных брюках он выглядит неотразимым, я мешкаю, выбирая платье и, он ждет, стоя в дверях гардеробной.