Текст книги "Туман (СИ)"

Автор книги: Лина Гамос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Гамос Лина

Туман

   Я прекрасно помню проплывающие мимо окон автомобиля одинаковые дома пригорода с ухоженными лужайками, детей, играющих в мяч на самом краю тротуара. Потом машина минует жилые кварталы, выезжает на шоссе и в окно становится смотреть гораздо неинтересней, до тех пор, пока автомобиль не поворачивает на узкую асфальтированную дорогу, и мы не оказываемся под тенью громадных деревьев глухого леса, виденного мною до этого только на картинках. В стороне показались дома небольшой деревни, раскинувшейся на пологом склоне, дорога вилась лентой мимо, дальше, вглубь дремучего леса, через распахнутые кованые ворота с почти игрушечным домиком привратника. Петляла, поворачивала и вот, взобравшись на мгновение, словно застыла на возвышенности, давая мне возможность восхищенно замереть глядя на потрясающую красоты картину. Дом, настоящий дворец, раскинулся вдоль берега искрящегося озера, переливался яркими всполохами оконных стекол, поражал воображение утонченными линиями монументальной архитектуры. На самом деле, молчаливый водитель в униформе и не думал притормаживать, чтобы позволить пассажирке полюбоваться на живописный вид, но тогда мне представилось, что он сделал это для меня. Автомобиль свернул на подъездную аллею, объехал дом и мягко качнувшись, остановился возле бокового входа. Мне открыли дверь, и я вышла, притихшая и несколько оглушенная увиденным вокруг великолепием. Пожилая женщина в форменном платье провела меня по длинному коридору, через холл, коротко постучала в высокие двойные двери и только после этого распахнула их, пропуская меня вперед.

   – Санай.

   Служанка закрыла за мной двери, и я застыла, испуганно глядя на горделиво восседающую в кресле ухоженную красавицу с тщательно завитыми в блестящие локоны волосами и нарядном платье.

   – Подойди, девочка.

   Изящный взмах руки сопровождал ее слова, я послушно подошла и остановилась прямо перед ней. Какое – то время она пристально рассматривала меня, брезгливо кривя губы, прерывисто вздохнула и обратилась страдальческим голосом к кому – то за моей спиной.

   – И что ты об вот этом думаешь, Кхан?

   Я обернулась и увидела молодого мужчину, такого же темноволосого, как и незнакомая передо мной женщина, такого же красивого и холодного. Длинные пряди волос почти касались плеч, прямые брови, пронизывающий взгляд из под длинных ресниц, прямой нос и четко очерченный рисунок губ. Он не смотрел на меня, он смотрел на женщину и курил, глубоко затягиваясь и выдыхая ароматный сизый дым.

   – Отправь ее в местную школу, переговори с директором, пусть за ней присмотрят.

   – Но потом...

   – Потом она станет взрослой и послушной девочкой, не так ли?

   Мужчина взглянул на меня своими прозрачными глазами и неожиданно улыбнулся, холодно и неприятно. Женщина нажала кнопку на пульте и в дверях тут же возникла прежняя пожилая женщина в форменном платье.

   – Ильди, проводи девочку в приготовленную для нее комнату и объясни местные порядки.

   Красивая женщина с завитыми локонами была Ванессой Аканти, мужчина, на самом деле, тогда еще юноша, ее младший брат Кхан Аканти. Я же была их неожиданным подарком от среднего брата, женившимся на моей матери и удочерившим меня. Они погибли в автокатастрофе совсем недавно и поэтому новые родственники забрали меня из частной школы и привезли в свой фамильный дом. Они хотели взглянуть на неизвестную девочку, отхватившую четверть состояния согласно составленному завещанию их непутевого брата. Тогда я обо всем этом не подозревала и довольно быстро освоилась в доме, перезнакомилась со всей прислугой и осенью переполненная радужными мечтами отправилась в местную школу, расположенную в той самой деревне, что я когда – то проезжала в автомобиле. Увы, мои мечты остались мечтами, такими же, как и в той ужасной частной школе с заносчивыми преподавателями и еще более противными учениками. Каждая девочка и каждый мальчик в классе знали, что я прихожусь дочерью недостойной женщине, занимавшейся немыслимым развратом. Сомневаюсь, что они знали значение этого слова, но произносили все это с неимоверным апломбом, доводя меня до слез от незаслуженных оскорблений и обиды. Меня дразнили, толкали в спину, вытряхивали учебники из сумки на пол, я жаловалась учителю, но та смотрела на меня с таким гадливым выражением на своем симпатичном личике, что я перестала плакаться и заодно обращать внимание на неприятные слова одноклассников. Школьных друзей у меня не было, но в доме проживали две дочери Ванессы, почти моего возраста, и они – то со мною играли. И иногда, с разрешения матери, но меня приглашали в их комнаты. Вот уже где было множество восторженных вздохов. На полках стояли куклы, сидели пупсы и пушистые медведи, кругом была расставлена игрушечная мебель, в углу стоял огромный телевизор, и сестры постоянно переключали каналы, по которым показывали мультфильмы. Я же тихонько опускалась на самый краешек стула и обводила восхищенным взглядом все это великолепие. Девочки показывали мне свои новые игрушки, я искренне восторгалась и, тогда мне позволяли взять какую – нибудь из кукол, просто подержать, потрогать ее шелковое платье, коснуться ее мягких волос, дотронуться до крохотных туфелек. Это были моменты самого настоящего счастья, ни чем не замутненного, без неприятного осадка, который появится много позже, когда я пойму, что была для них немногим больше забавной домашней зверушки. Сестры посещали другую школу, в городе, и каждое утро мимо меня, шагающей в деревню, проплывал лимузин, увозящий их на занятия. Они не были ко мне добры, но они не делали мне гадостей. Я никому не была нужна, на меня все смотрели, как на пустое место, мама, занятая только собой, отчим, занятый моей мамой. Учителя, полагающие ниже своего достоинства, тепло относится к незаконнорожденной девочке, дочери стриптизерши, одноклассники, считающие меня недостойной их общества, прислуга, думающая о том, что им не платят за тепло для сиротки. Но я привыкла к подобному отношению, я выросла за кулисами, тихо играя где – нибудь в уголке, чтобы ни кому не мешать, пока мама очаровывала своим выступлением восхищенных зрителей. Теперь же я прилежно училась, не баловалась на уроках и слушалась учителей. Осень сменилась зимой, зима весной, все вокруг меня менялось и вот уже Ванесса принимает решение перебраться в городской дом, откуда дочерям будет удобней посещать лекции в университете. Мне же предстояло закончить выпускной класс и успешно сдать экзамены. Я надеялась, если не поступить в университет, то хотя бы набрать достаточно баллов для обычного колледжа, без претензий на престиж, но возможность получить место в кампусе. Думала найти работу, чтобы было, на что себя содержать. За все эти годы мне множество раз напоминали о том величайшем одолжение, что совершило для меня семейство Аканти, приняв под крышей своего дома. Я должна была быть им благодарной, и я была им искренне признательна за заботу. Этот дом был единственным местом, где я чувствовала себя защищенной от злобных насмешек и неизменного шепотка деревенских кумушек за моей спиной. Я выросла, но, по-прежнему, была самым желанным объектом для сплетен в школе. К тому же и моя внешность оставляла желать много лучшего, тоненькая, с волосами мышиного оттенка, с огромными глазами и большим ртом, нелепая одежда лишь подчеркивала все недостатки моей фигуры. И одевалась я хуже всех в классе, хуже всех в школе, хуже всех в деревне и много миль вокруг нее. Осенью, зимой и весной я ходила в одном и том же пальто и мужских ботинках со шнурками, трикотажные колготы и форменное платье горничной, неумело перешитое мною, довершали потрепанный вид и являлись неиссякаемым источником для язвительных насмешек в школе. Портфель был тоже старым, именно с ним я пришла сюда когда – то учиться. Конечно, он немного поистерся, но служил мне верно и преданно, хотя я и надеялась сменить его на нечто более достойное в колледже. Я исправно шагала по утрам в школу, выполняла домашние задания, даже заменяла прислугу, стряхивая пыль и намывая посуду под неизменные слова окружающих о том, что моя неблагодарность просто возмутительна. Я чувствовала себя виноватой и честно пыталась исправиться, но у меня не получалось лучше учиться, я была посредственным учеником, о чем мне неустанно повторяли учителя, я старалась лучше выполнять домашние обязанности, но экономка выразительно морщилась, брезгливо глядя на то, что я делала. Я была никем и стала меньше чем ничем, недоразумение и сплошное разочарование. Серая посредственность с отталкивающей покорностью и несуразной внешностью, ни чем не отплатившая за несказанное великодушие семьи Аканти. Но было одно место, где я превращалась в красивую девушку и блистательного собеседника. Моя комната располагалась в чердачном помещение и, кроме меня, здесь больше никто комнат из прислуги не занимал. Когда я закрывала дверь и открывала книгу, меня тут же окружали другие люди и увлекательные события. Я танцевала на балах, гуляла в городском парке под руку с учтивым джентльменом, была остроумна и мила, моей красотой восхищались, мне признавались в любви, я была им нужна и там я была счастлива. Сколько же всего я совершала, закрывшись книгой от окружающего меня быта, подвиги, героические поступки, важные открытия. Я надеялась, что колледж все изменит, я смогу понравится новым знакомым, у меня появятся друзья, не вымышленные, они будут на самом деле, и ... провалила все экзамены. Никто не был этим удивлен, только я, ведь я надеялась на что – то лучшее для себя, что – то кроме места младшей горничной в фамильном доме Аканти, но я должна была быть благодарной им за то, что они приняли сироту, и я была благодарна. Возможно там, в городе, среди незнакомых людей меня не ожидало ничего замечательного и волшебного, здесь же к моим ошибкам относились терпимо, и в доме была прекрасная библиотека. Я читала и мечтала, представляла себя успешной бизнеследи или сногсшибательной красавицей, ложилась спать, просыпалась и снова мыла посуду, стряхивала пыль, чистила ковры, остроумно отвечая на особенно обидные комментарии экономки и остальных горничных, тихо, шепотом, про себя, чтобы никто не услышал моих слов. У меня были мои книги и вымышленные друзья, я не была совсем одинока.

   Зимой в дом приехал Кхан Аканти, он уже давно превратился из красивого юноши в красивого мужчину и приезжал часто, неизменно в компании шикарной дамы в шикарном наряде. В этот раз его визит несколько затянулся, потом сопровождающая его дама неожиданно уехала, он же почему – то остался. В заведенном распорядке дома ничего особенно не изменилось, я все так же натирала паркет и стряхивала пыль, получала выволочку от экономки за плохую старательность, тайком пробиралась в библиотеку за очередной книгой и запиралась в своей спальне, уносясь на парусах мечты в хрустальную даль. Ничего не менялось до того случая, когда я пробравшись в библиотеку, не уснула в кресле с открытой книгой на коленях. Я почти не позволяла себе подобных вольностей, иначе экономка Ильди, уже давно бы меня поймала, но тот день был наполнен сплошными неприятностями. Мне не хотелось подниматься в свою комнату, запираться в ее убогой обстановке, видеть вокруг себя рваные обои, вбитые в стены гвозди, предназначенные для моей одежды, продавленный матрас с линялым постельным бельем, вместо красивой атласной постели под богато драпированным балдахином. В моей комнате не было мебели, даже стула, а я хотела быть красивой и видеть вокруг себя только красоту, поэтому и осталась в библиотеке, в огромном кресле, подобрав под себя босые ноги, и уснула, чтобы проснувшись от еле слышного шороха неожиданно увидеть его перед собой, прекрасного принца из прекрасной сказки. В мягком сиянии торшера он словно светился волшебством и смотрел на меня проникновенно нежно.

   – Санай...

   И я невольно потянулась к нему, не отводя завороженного взгляда от его таких прозрачных глаз, их тепла и ласки. Он пришел забрать меня из этой затхлой бытности, избавить от неизменного чувства собственной неполноценности, он пришел подарить мне мечту.

   – Тебе воспрещено покидать восточную часть дома.

   Я растеряно заморгала. Иллюзия рассеялась. Передо мной стоял Кхан Аканти, взирающий на меня со странной смесью заинтересованности и некоторой растерянности. Я испуганно взлетела, впечатавшись в его широкую грудь, услышала его выдох, он покачнулся и мы повалились на пол библиотеки. Он играл, конечно, иначе, как бы я смогла сбить с ног такого рослого мужчину? Кхан перекатился, подминая меня под себя и как – то странно насмешливо улыбнулся, с трогательной ласковостью убирая упавшую прядь волос с моего лица.

   – Ты пробираешься по ночам в библиотеку и выбираешь для чтения очень странные книги, учитывая твою внешность...

   – Я не красива, я знаю...

   – Кто тебе сказал, что ты некрасива?

   На его лице отразилось недоумение, он приподнялся на локтях, немного освобождая меня от своего веса.

   – Меня дразнили в школе...

   – Они ничего не понимают.

   Его неожиданно мягкая улыбка и мое внезапное открытие, Кхан Аканти не был пугающе – высокомерным, он мог быть вот таким, добрым и ласковым.

   – Все не могут ошибаться.

   – Ты права, – Кхан снова улыбнулся и встал, протягивая мне руку и помогая подняться с пола. – Отправляйся спать, Сани, и можешь прихватить книгу с собой.

   – Спасибо вам, господин Аканти.

   Я искренне поблагодарила его, поспешно обуваясь, сделала книксен и вылетела из библиотеки с прихваченной книгой. Утро же встретила меня ошеломительными изменениями, я была испуганна, но определенно счастлива. Испуг же был больше от того, что я опасалась не справиться со своими новыми обязанностями. Ильди за завтраком сообщила мне, что с этого дня я буду прислуживать за столом господину Аканти и убирать только его комнаты. Это было для меня все, счастье, повышение в должности до старшей горничной, свободное время, форменное платье и туфли. Теперь мне дозволялось появляться в парадных комнатах, не тайком, я имела право и обязанности присутствовать там, в очень красивом платье, туфлях и кружевной повязке поверх убранных в узел волос. Это было на самом деле счастье, очень похожее на то, когда мне разрешалось взять самую красивую куклу с полки в чужой детской. То же чувство полета и головокружение от того в твоих руках исполнившаяся мечта о прекрасном. С мечтами всегда так, есть мечты, которые не исполнятся, есть мечты, о которых ты думаешь, с надеждой, и есть мечты, в исполнении, которых ты почти уверен, это кукла, это место старшей горничной и только твое, купленное для тебя платье. Не старое пальто, доставшееся тебе от кого – то из слуг, не разношенные ботинки и штопанное нижнее белье. Все новое, только для тебя и тебе. Я стояла перед зеркалом, приглаживая волосы и пытаясь закрепить шпильками кружево, когда за моей спиной возникла экономка.

   – Господин Аканти в столовой, ты почему здесь? – Было нечто неприятное в ее взгляде, что – то отталкивающее в движение губ, когда она говорила со мной. – Он тебя ждет.

   И я пошла, побежала, у меня исполнялись мечты, может быть, мне и дальше будет везти. Наверное, я понравилась ему там, в библиотеке, он обратил на меня внимание и я не показалась ему уж совсем посредственной мышкой. В столовой, помимо собственно Аканти, находились еще две горничные, но он попросил их выйти, когда я появилась в комнате. Потом дружески усадил меня за стол, пододвинул чашку кофе и завел непринужденную беседу, с легкой светскостью перескакивая с одной темы на другую. Я застенчиво отвечала, не смея поднять на него глаз, потом расслабилась и даже улыбнулась, он пошутил и я рассмеялась. Это было похоже на мою самую заветную грезу, там, где мною восторгался красивый мужчина, и я буквально купалась в прозрачном свете его глаз. Он восхищался, я ему нравилась, он мне сам тогда об этом сказал, сразу после того, как удивленно приподнял брови, узнав о моей низкой успеваемости в школе, о том, что я провалила выпускные экзамены. Он снова играл со мной в свои беспощадные игры, наслаждаясь моей неопытностью, окутывая туманом лжи, завлекая пойти за ним дальше, на его ласковый голос и слабый свет прозрачных глаз, едва видимый сквозь плотную завесу обмана, что он искусно плел вокруг меня. Им нужны были деньги, я же хотела любви и признательности, я хотела нежности, я настолько сильно хотела перестать постоянно, ощущать свою никчемность и ненужность, меня убивало равнодушие. И я бездумно шла на его голос, позволяла стать себе ведомой, ведомой безжалостным человеком, полностью лишенным сострадания. Я была ему не нужна, но показалась достаточно милой, чтобы развлечься, когда вокруг нет достойных соперников для увлекательной игры. Туман стелился и окутывал, уводил все дальше, в трясину грязи, и я покорно шла на его голос, не замечая того, что увязла и, мне не позволят отмыться от мерзости именуемой "отношениями с Кханом Аканти". Тогда я видела только то, что он позволял мне видеть, и я была счастлива. Он ограничил мои обязанности горничной, запретил экономки Ильди делать мне замечания и позволил пользоваться библиотекой. Моя благодарность семье Аканти обрела более четкие формы, Кхан все изменил, он сделал меня счастливой. Я буквально лучилась от осознания того, что кому – то нужна, небезразлична. Он думал, что заставит меня влюбиться в себя, но я была слишком никем, чтобы даже вообразить подобное. Его драгоценная сестра перестаралась, пытаясь превратить меня в безвольное нечто.

   – Пойдем, – он протягивал мне свою руку, загадочно улыбаясь. – Я приготовил тебе сюрприз.

   – Подарок?

   Тряпка сама упала в ведро, а я уже поднималась, держась за его теплую ладонь.

   – Увидишь, не подсматривай, это сюрприз.

   Его ладони нежно накрыли мои глаза, и он повел меня вверх по лестнице, на второй этаж, заставил повернуть и почти сразу остановился. Едва различимый звук открывшейся двери и он отступает, давая мне оглядеться вокруг. Уютная комната, обои в мелкий цветочек, ковер на полу. Я недоуменно смотрю на Кхана, и он поясняет:

   – Теперь это твоя комната, Сани, чердак не слишком пригоден для проживания.

   Я отказываюсь поверить в это, растерянно оглядываюсь, боясь даже прикоснуться к окружающему меня великолепию.

   – Это твоя гардеробная.

   Он толкает дверь, открывая небольшое пространство с полками, подходит к следующей двери.

   – Ванная комната.

   Еще одна дверь.

   – Спальня, тебе нравится?

   Он подходит ближе, становится передо мной, улыбается, криво, чуть насмешливо.

   – Сани, – его пальцы касаются моего лица, медленно скользят, обводят контур губ. – Где твоя благодарность?

   Я молчу, слишком потрясенная этим почти сказочным сюрпризом.

   – Эй, красавица, – я чувствую его пальцы на шее, они поднимаются вверх, зарываясь в собранные в незамысловатую прическу волосы. Кхан шагает почти вплотную, я вижу расстегнутый ворот его рубашки и неожиданно понимаю, что плачу, плачу от его доброты ко мне, ни чем не заслуженной мною. – Глупая.

   Он приподнимает мое лицо за подбородок, заглядывает в мои глаза, долго, пристально что – то в них ищет, потом наклоняется, почти касаясь губами моих губ, шепчет.

   – Ты удивительная, даже жаль тебя.

   – Почему жаль?

   Я не отстраняюсь, мы стоим совсем близко, я чувствую его тепло и оно мне приятно.

   – Наивная, неискушенная, тебе можно сделать больно.

   – Ты сделаешь?

   Он смеется, негромко, не отводя от меня пристального взгляда.

   – Наверное, мне нельзя отказывать, я начинаю злиться...

   – Но...

   – Ты откажешь, – он перебивает меня, не дает сказать, и отстраняется. – Ты не понимаешь меня, ты не понимаешь кто я.

   – Я тебе не нравлюсь?

   Меня захлестывает неуверенность.

   – Глупая, – он усмехается, отходит к окну. – Ты мне нравишься, в этом вся проблема, очень нравишься, только не нужен тебе мой интерес.

   – Ты самый лучший...

   – Сани, – Кхан разворачивается ко мне, но не подходит, остается у окна, облокачивается на подоконник. – Мы разные, у нас разные увлечения и ценности, у тебя больше книжные правильные, у меня материальные и низменные. Кого ты видишь, глядя на меня?

   – Друга?

   Неуверенно и застенчиво, он смеется, коротко и совсем не весело.

   – Тогда я могу рассчитывать на скромный дружеский поцелуй за это все?

   Кхан обводит свой великолепный сюрприз небрежным взмахом руки, я потерянно пожимаю плечами, не зная, что ему ответить, но он не ждет от меня ответа, подходит ближе, наклоняется и хрипло шепчет, проникновенно заглядывая мне в глаза:

   – Всего один дружеский поцелуй, Сани, в губы, сможешь сказать мне спасибо?

   Я послушно приподнимаюсь на носочках, мимолетно касаясь губами его губ, он выдыхает, словно задерживал дыхание, и усмехается.

   – Моя маленькая стеснительная девочка.

   Ласково гладит по волосам, словно перед ним и в самом деле маленькая девочка, отходит и произносит уже в дверях:

   – Ты замечательная, Сани, – он улыбается словно нехотя, глаза индевеют. – Надеюсь, тебе понравится мой следующий сюрприз.

   Зима плела метели, засыпая все вокруг искрящимся снегом, потом подхватывала его порывом, бросая колючие снежинки прямо за шиворот. Я передернула плечами и припустила бегом к дому, безуспешно пытаясь плотнее закутаться в старое пальто. В такую отвратительную погоду выходить из дома было особенно неприятно, тяжело дыша, я ввалилась в кухню, стащила ботинки, засунула их под обогреватель, немного попрыгала, пытаясь согреться, и только потом стянула пальтишко и заботливо встряхнула его, прежде чем повесить в шкаф. Положила пакет на стол и довольная тем, что закончила с поручениями экономки, поднялась в свою комнату. Стараниями Кхана Аканти у меня теперь была ванная комната, была возможность принять горячий душ, согреться под его теплыми струями, наслаждаясь ароматом душистого мыла. Он позволил мне занять одну из гостевых комнат, ни кому из прислуги до сих пор этого не дозволялось, но я немного принадлежала к Аканти, он мне это сказал, значит, имела больше преимуществ перед остальной прислугой. Я высушила волосы, натянула униформу и спустилась вниз к обеду, когда меня перехватила одна из горничных.

   – Господин Аканти просил зайти к нему в кабинет.

   Очередная любезная улыбка, за которой не крылось ничего, кроме зависти и злости, только теперь, следуя недвусмысленному приказу Кхана, яд приходилась сдерживать, сдержанно поблагодарив, я направилась через холл, постучала, он мне сам открыл дверь.

   – Добрый день, Сани.

   В его глазах светилась нежность, губы изгибались в ласковой улыбке, он был лучшим для меня, почти другом, тем, о ком я мечтала.

   – Проходи.

   Приглашающий жест, он отступает, дверь за мной закрывается. На письменном столе огромная коробка и еще одна поменьше.

   – Мой сюрприз.

   Мне на плечи накидывают пальто, красивое, с меховым воротником, я порывисто благодарю, но он обрывает мои излияния.

   – Просто поцелуй.

   Глаза смеются, но руки на моих плечах неумолимо притягивают ближе, скользят вверх, зарываются в волосах.

   – Дружеский поцелуй перед расставанием.

   – Вы уезжаете?

   Я испугалась, испугалась того, что когда он уедет, я вернусь к тому, с чего начинала, у меня никого не будет, я стану одинокой в этом доме.

   – Мы же договорились перейти на "ты", Сани, – Кхан со странной улыбкой смотрит на мое запрокинутое к нему личико. – Мне необходимо уехать, я вернусь, позже, ты станешь старше.

   Кто бы придал его последним словам значение, только не я, слишком расстроенная его отъездом. Оказывается ко многому можно привыкнуть за несколько недель. Тогда я об этом не подозревала, не знала многого, например того, что эта привычка к Кхану и его трогательной заботе станет моим самым светлым воспоминанием, потому что потом я научусь привыкать к другому, сама стану другой. Я выполняла поручения экономки, получала замечания, высказанные вежливым тоном, больше никто не кричал, не смел меня оскорблять или унижать. Глупая девочка думала о том, что ей повезло, она же не могла знать, что просто стала собственностью красивого монстра и, отныне только он имел право ломать ее, получая от этого удовольствие. Зима сменилась весной, потом летом. Приезжала Ванесса с одной из дочерей, но они не были приветливыми, не приглашали меня разделить с ними завтрак, не звали посидеть в уютных креслах библиотеки за непринужденной беседой, не делали мне подарков, почти родственником я была, видимо, исключительно для Кхана. Ванесса лишь однажды взглянула на меня, пристально, изучающе, чуть кривя умело подкрашенные губы в презрительной усмешке, потом отвернулась и молча вышла из комнаты, где я тогда убиралась. Ничего особенного, я об этом тут же забыла, к тому же все мое воображение занимало нечто особенное, основательно отодвинувшее даже самого Кхана Аканти куда – то далеко, я его почти и не вспоминала. В одно из посещений деревни я случайно столкнулась со своим одноклассником. Скромный щупленький мальчик тоже страдал от насмешек и злых шуток, возможно, мы могли бы стать друзьями в школе, если бы так не боялись оглянуться вокруг себя. И вот эта встреча словно подтолкнула нас друг к другу. Мы немного поговорили, я сказал, что работаю в поместье Аканти старшей горничной, прихвастнула, конечно, он, улыбаясь, сообщил, что получил место там же, помощником тренера скаковых лошадей, то же преувеличил. Его ожидало место конюха, но кто признается девушке, что будет чистить конюшни и таскать сено в тюках, он не признался, я не была разочарована. Мы начали встречаться, именно встречаться и ничего другого, он стал моим парнем, я его девушкой. Он пригласил меня на свидание уже через неделю, я согласилась и, он пришел с самым потрясающим букетом по своей красоте. Нам бы еще несколько недель вместе и, наверное, все закончилось бы обоюдной влюбленностью и намерением пожениться. Он не был Аканти. Я смотрела на него, как на равного себе. Я не трепетала в восторге от его внешности и манер, не чувствовала себя обязанной быть благодарной за доброе отношение, я не боялась разочаровать его. Я была вполне достойна этого мальчика, немного опасаясь только одного, того что его родители не согласятся со мной по этому поводу. Бояться нужно было другого, но никто не собирался меня предупреждать и поэтому вскользь подслушанный разговор между горничными не особенно впечатлил.

   – Интересно будет посмотреть, когда он сюда приедет, Ильди ему, наверное, уже позвонила.

   – Мне тоже, вот уж спектакль будет.

   – Уехать, чтобы не завалить ее на стол...

   – За то теперь разводить шашни не станет, хочется ей мужика, получит.

   Тогда я не поняла, что говорили обо мне и том, что сделает Кхан Аканти, когда узнает о моих свиданиях по вечерам с бывшим одноклассником. Счастье было совсем рядом и осталось насовсем в нашей последней встрече и робком поцелуе в губы с распахнутыми от изумления глазами. Ничего особенного, запомнился только аромат свежескошенной травы вокруг нас и шелест листвы над нами. Счастливо улыбаясь, я вошла в холл и тут же наткнулась на Кхана, порывисто оглянулась, волнуясь, что наш поцелуй был виден из окон и, застенчиво поздоровалась с ним, смущенно пряча глаза.

   – Посидишь со мною, Сани? – Он подошел ко мне, ласково коснулся плеча, привлекая ближе к себе. – Я скучал, а ты слышал, занята новым кавалером, кто же он?

   – Он не новый, мой бывший одноклассник.

   – Я думал, тебя недолюбливали в школе?

   Кхан вопросительно взглянул на меня, предупредительно открывая передо мной дверь в свой кабинет.

   – Его тоже нельзя было назвать любимчиком.

   Мои губы тронула слабая улыбка при воспоминании о том, что происходило с нами двумя в классе.

   – Он здесь конюхом подрабатывает, кажется?

   Ледяные нотки в бесстрастном голосе заставили меня озадаченно взглянуть на Кхана, устроившегося в кресле напротив меня.

   – Он прилежно выполняет свои обязанности, – нечто в его голосе заставило меня выступит на защиту юного конюха. – Все довольны им.

   – Особенно ты, полагаю?

   Кхан неожиданно наклонился ко мне, накрывая рукой мои пальцы, пристально заглядывая в глаза.

   – Я...

   – Ты влюблена в него и этот ваш поцелуй под деревом на лужайке, в первый раз, верно?

   Я невольно покраснела, смущаясь под его ставшим вдруг насмешливым взглядом и Кхан рассмеялся, убрал свою руку с моей ладони, снова откидываясь на мягкую спинку кресла.

   – Я понимаю тебя, Сани, сам испытал все это сполна, только мне не ответили взаимностью, отвели роль благотворителя, сказали "спасибо" и отвернулись. Я думал, что она молода, слишком юна для меня и не только, оставил одну, чтобы вернувшись увидеть в объятиях другого.

   – Она вам изменила?

   Мои наивно распахнутые глаза вызвали у него приступ неконтролируемого хохота и, отсмеявшись, непринужденно заметил:

   – Мы договаривались перейти на "ты", помнишь и, нет на твой вопрос, она мне не изменяла.

   – Но...

   – Я уверен в этом, Сани, она слишком еще дитя, чтобы осознавать эту сторону отношений. Вот ты, к примеру, – Кхан плавно поднялся из своего кресла и опустился рядом со мной, небрежно закидывая руку на спинку дивана. – Ты бы позволила своему другу сделать ваш поцелуй глубже, чем просто касание?

   – Мы...

   Я сбилась, кусая губы и старательно отводя глаза от его ироничного взгляда.

   – Ты еще не думала об этом, я знаю, Сани, но оставляя тебя здесь одну, давая возможность, подрасти, я как – то не подумал, что мое место возле тебя займет кто – то другой.

   Неуловимое движение сильных рук и вот я уже лежу на том же самом диване и губы Кхана совсем близко от моих губ, и невозможно отвести взгляда от его глаз и понимание его слов приходит слишком медленно, наполняя все кругом звоном разбившейся мечты.

   – Я люблю тебя, Сани, люблю давно, но от моей любви к тебе не трясет от нежности и необходимости быть рядом. Это другое, это когда плевать на то, что ты дочь шлюхи, только бы видеть тебя и твою улыбку, слышать твой нежный голос, восхищаться тонким станом. Это, милая, если красиво говорить о моих чувствах к тебе. Примитивно же, все гораздо тривиальней... просто хочется уложить тебя в постель и трахнуть... несколько раз... у меня же член постоянно стоит, когда ты рядом...

   Он криво усмехается, с интересом наблюдая за тем, как испуг в моих глазах обращается в ужас и панику, потом проникновенно шепчет:

   – И останавливает только одно, ты еще дитя несмышленое, маленькая, ничего не понимаешь...