Текст книги "Блюз «Джесс»"

Автор книги: Лина Баркли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

10

Это был ураган.

В ослепляющем желании она вся распахнулась. Не стыдилась ни своей обнаженной груди с отвердевшими вдруг сосками, ни шелковистого треугольника внизу живота, ни раскинутых ног. Она дарила ему себя… А он целовал каждую ее клеточку, заставляя тело накаляться, вздыматься навстречу, изгибаясь дугой. Они долго, до изнеможения плыли в дивном томлении, пока бурный экстаз не оглушил обоих.

Снаружи яростно свистел и завывал ветер. Чернильно-черная ночь – одна из самых длинных в году – властвовала над миром, напоминая об аде. А внутри хижины был рай. Прижавшись друг к другу, со счастливыми лицами спали мужчина и женщина.

Они пробудились одновременно от звона будильника в наручных часах Эдди. В хижине было темно и холодно. Из тепла пухового спального мешка вылезать не хотелось.

– Неужели действительно нужно вставать? – сонно прошептала Джесси, уткнувшись в его плечо.

– Нам не нужно делать ничего, чего мы не хотим. – Эдди принялся целовать ее лоб, переносицу, нос.

– Ты, часом, не потерял мои губы?

Он тихо рассмеялся:

– Я знаю, где они. После этой ночи могу отыскать любую твою родинку. Я не замучил тебя?

– Нет.

Он благодарно поцеловал ее.

– А знаешь? Кажется, мне всегда будет тебя мало. – Он резким движением откинул половинки мешка, поднял ее с топчана и поставил на ледяной пол. – Быстро одевайся, а то мы начнем все сначала.

– Ты садист. Я ненавижу тебя! – задохнулась Джесси, приплясывая и нащупывая одежду. Посмеиваясь, Эдди зажег керосиновую лампу и, не обращая внимания на свою наготу, заключил ее в объятия и поцеловал. Джесси замерла. Поначалу шутливый поцелуй сразу перерос в нечто большее.

– О нет! Я же говорю: если не возьмем себя в руки, нам никогда не выбраться отсюда. – Он глубоко вздохнул и похлопал ее по спине. – Одевайся и при этом подпрыгивай, чтобы разогнать кровь.

Подпрыгивать? Джесси ухмыльнулась. Сегодня она могла бы и полететь…

В предрассветных сумерках они покинули хижину. Джесси не ощущала холода, хотя было значительно ниже нуля. Слава богу, стих вчерашний ураганный ветер, а утренняя звезда над головой сверкала ярче, чем когда-либо. Моя собственная рождественская звезда, решила девушка.

Они поднялись в горы еще выше.

– Ну как тебе здесь? – спросил Эдди. – Может, это то, что надо?

Перед ними на многие мили виднелись бесчисленные горные пики и ущелья, а они с Эдди словно находились в центре мироздания.

– Чудесно.

– Я рад, что тебе нравится. – Эдди расстегнул рюкзаки, вытащил футляры с валторной и флейтой. Поставил инструменты на плоскую гранитную глыбу. – Садись. Ждать осталось немного.

Они стряхнули снег с камня и сели, устремив глаза к горизонту. Время шло, а небо оставалось темным, как прежде.

– Какая же длинная ночь. Такое впечатление, что оно уже никогда не поднимется.

– Солнце всегда встает. Наберись терпения и жди.

Говорили они почему-то шепотом, словно боясь разрушить царившую в природе гармонию. Джесси вопросительно посмотрела на него: мол, где же наше светило? Он молча приложил палец к губам.

Небо постепенно розовело, а утренняя звезда стала меркнуть, таять. Горизонт начал наливаться оранжевым, ярчал, предвещая, что вот-вот появится край раскаленного диска.

Эдди вынул валторну, ей протянул флейту.

– В нашем распоряжении минут пять, пока от мороза не застынут клапаны. Приготовься, – сказал он.

Джесси улыбнулась. Вот он, упрямец, и добился своего. Заставил сдержать клятву, которую они дали себе в детстве, – музыкой приветствовать солнце. И в тот момент, когда оно наконец показалось, они почти одновременно поднесли к губам инструменты. Глубокий звук валторны поплыл над горами. Ему, как эхо, вторила нежная флейта.

Слышит ли их кто-нибудь? Может, какой-нибудь наблюдатель на метеостанции или фермер в сонной долине, вставший подоить коров?

Но они с Эдди забрались так высоко не для того, чтобы играть для кого-то. Они здесь ради самих себя. И того чуда, которое зовется счастьем.

Джесси опустила флейту, когда песня еще не закончилась, – ком в горле помешал. А Эдди продолжал. Пока он играл один, слезы текли по ее щекам. Беззвучные, тихие, исторгнутые из глубины души музыкой и первозданной земной красотой.

Закончив мелодию, Эдди опустил валторну на колено. Солнце окрасило его лицо. Он выглядел возвышенно-торжественным, гордым и по-юношески открытым. Как же она благодарна ему за то, что он подарил ей эти мгновения! Эдди взял ее за руку, и еще несколько минут они просидели молча, наблюдая, как небо наполняется мощью солнечного света.

– Счастливого Рождества, – сказал он тихо.

– Счастливого Рождества, Эдд, – как эхо, повторила она.

Они обнялись, замерев в блаженном поцелуе.

Потом они долго и медленно спускались вниз. Было не менее тяжело, чем когда поднимались. Тропы заледенели, ботинки отчаянно скользили. Рюкзак за спиной Джесси давил и подталкивал ее вперед своим весом, мешая сохранять равновесие. Она уже не раз была близка к тому, чтобы сорваться. Выручала страховочная веревка, защелкнутая на поясе карабином, и сильные, надежные руки Эдди. Она не знала, что они содраны до крови. Он же не понимал еще, как при одном из падений пострадала ее нога. Сгоряча девушка не ощутила боли, зато потом каждый шаг ей давался с невероятным трудом, особенно когда на подходе к лесу пришлось преодолевать глубокий, покрытый жестким настом снежный массив.

Обессиленная, она преодолевала последние метры перед входом в поселок, где вчера они оставили машину.

Эдди предложил где-нибудь перекусить. Джесси видела – он тоже устал. И все-таки лучше было скорее ехать домой.

Он мчался, будто заправский гонщик – с визгом тормозов срезая повороты. Сбавил скорость только на въезде в Вустер.

– Уфф, – с облегчением выдохнула Джесси.

– Хорошо, что ты всю дорогу молчала, – улыбнулся Эдди. – Обычно женщины хватают за руль или умоляют ехать помедленнее.

– А я и не молчала, – рассмеялась Джесси. – Я обращалась к богу, чтобы пожалел и простил нас обоих за грехи.

– Похоже, он не глухой, Джесс… Да и не тянем мы на грешников. Я еще, возможно, но ты у меня – сущий ангел.

Это «у меня» умилило девушку, она ласково потрепала его по затылку, взъерошила завитки волос, для порядка опять пригладила.

Тут они и приехали. Эдди втащил на крыльцо их тяжелые рюкзаки, помог выбраться Джесси. Она ступила на ноги и охнула.

– Подожди, расслабься, – сказал Эдди и подхватил ее.

Она и не думала сопротивляться. Любимый нес ее на руках. Ей даже не пришлось открывать дверь. Он сам, не опуская Джесси, нащупал в куртке ключи, вставил в замочную скважину. В гостиной осторожно опустил на софу. Джесси откинула голову на спинку и блаженно прикрыла глаза.

По характерным звукам она и без того знала, что он делает. Вот грохнул в прихожей рюкзаками. Захлопнул входную дверь. Щелкнул выключателем. Разулся. Прошлепал по коридору. Загремел таз – значит, зачем-то оказался в ванной. Ага, пустил воду, наверное, чтобы вымыть руки. На кухне зашипел газ и звякнул ее стеклянный чайник. Это хорошо, от горячего чая она сейчас не отказалась бы. Отогревшаяся за время дороги, Джесси теперь вновь почувствовала, как промерзла. Холодно было где-то в глубине, будто сами внутренности заледенели, так что она оказалась не в состоянии шевельнуться…

– Джесс, – тихо позвал он. Опустившись на колени, Эдди стоял перед ней. – Давай-ка я помогу.

Она улыбнулась.

Он осторожно, как с ребенка, стянул с нее куртку, свитер. Когда принялся за остальное, Джесси застеснялась.

– Да будет тебе, – поцеловал он ее в краешек губ.

Она чуть не расплакалась от охватившей ее нежности. Взяла Эдди за руку, разжала пальцы, хотела поцеловать его ладонь.

– Боже, Эдди, что это?

Он только отмахнулся.

– На мне, как на собаке, все заживает быстро. Давай-ка лучше посмотрим на твою ногу.

Он ощупал лодыжку, чуть припухший сустав и, довольный, озорно подмигнул:

– Инвалидная коляска в твоем распоряжении.

В ванную Эдди тоже отнес ее на руках. Какое же блаженство очутиться в теплой воде, чувствуя, как оттаиваешь, расслабляешься, обретаешь блаженную невесомость, да еще когда тебя осторожно трут губкой. Плечи, грудь, живот…

Она уже не стеснялась его рук. Ей хотелось, чтобы они скользили, касались кожи, вытирали мохнатым полотенцем.

В спальне он уложил ее на простынь, прикрыл одеялом и сказал.

– Я сейчас. Лежи.

Сбегав по ступеням вниз, он вскоре вернулся с чаем и бутылкой коньяка.

– Молодец, ты, оказывается, запасливая, – кивнул он на выпивку.

– Да это же от нашего обеда осталось.

– Значит, мы оба молодцы, что не допили.

Он налил ей коньяк в чай, сам же отхлебнул из горлышка. Потом вышел, закрыв за собой дверь.

Джесси блаженствовала, вдыхая терпкий аромат, глоток за глотком, потягивала волшебный напиток. Она любила свою кровать. Широкую, удобную, еще чуть ли не бабушкину – с резной дубовой спинкой и отличным волосяным матрацем. Хорошо, что при переезде не выбросила ее на чердак, поменяв на новую. Куда им, теперешним, до старинных, сработанных на долгие годы. Правда, по габаритам великовата для современных спален, занимает чуть ли не все пространство, зато как хорошо тут понежиться вволю. Ей не часто это доводилось.

Эдди вошел и щелкнул выключателем. Джесси поняла, откуда он. Тело чуть влажное, капельки в волосах. Он не просил ее подвинуться, просто скользнул рядом, обнял, прижал к себе.

– Боже, – почти простонал он. – Сколько же я мечтал об этом.

– Ты говоришь так, будто не было в нашей жизни уже двух ночей, – тихо прошептала Джесси.

– В спальнике? В шерстяных носках? Когда со всех сторон дует и твои груди покрыты мурашками?..

– Я обижусь.

– Не надо. Ты и тогда была прекрасна, а сейчас… Только не спеши, дай насладиться, иди ко мне…

В предвкушении сладкой муки Джесси затрепетала. Его язык погрузился в глубину ее рта, а рука скользнула между телами. Джесси ощутила, как жар охватывает низ ее живота, ласкаемого его ладонью. Она испытывала невероятное наслаждение, вызванное чувственными прикосновениями. Горячая волна обдала ее. Они еще не сошлись, он только стремительно возбуждал в ней страсть, равную своей.

Эдди отбросил одеяло, любуясь распростертым на простынях женским телом. Он не хотел спешить. Овладевал ею нарочито медленно, чем еще больше разжигал ее чувственность. Она стонала и выгибалась под ним, вскрикивала, кусала губы, вздымалась и опускалась. Он специально замедлял ритм своих движений, чтобы почувствовать, как она сама подстегивает его, а когда понял, что Джесси вот-вот иссякнет – обрушил на нее всю свою мощь…

Когда утром Джесси проснулась, Эдди рядом не оказалось. Ни в ванной, ни в кухне, нигде. Вот и все, опустошенно подумала она. Слез не было. Видно, девять лет назад все выплакала. Спотыкаясь, побрела по ступеням обратно в спальню. Закрыть глаза, забыться… Забралась под одеяло, натянула его до подбородка, вытянулась стрункой, не глядя, попыталась рукой нащупать часы на тумбочке. Под пальцами зашелестел листок.

«Не хотел тебя будить. Поспи. Обещаю вернуться не через девять лет. Люблю. Целую».

Джесси улыбнулась и все равно потом расплакалась. Уже от счастья. Зачем-то сосчитала слова в записке. Тринадцать. Ее любимое число.

Прошло два дня. Она возилась с пылесосом в гостиной, когда прозвенел звонок. Эдди, должно быть, вернулся. Джесси радостно бросилась к двери.

– Мистер Эндрюс! – несколько разочарованно сказала она и тут же спохватилась. – Заходите пожалуйста. Как вы себя чувствуете?

– Гораздо лучше. А вы, надеюсь, хорошо встретили Рождество?

Она блаженно улыбнулась:

– Потрясающе!

Увидев выражение его лица, девушка рассмеялась:

– Именно потрясающе! Я могу предложить вам чаю?

– Нет, спасибо. Давайте присядем и поговорим немного. – В его тоне она определенно уловила горечь.

– Разумеется. А в чем дело?.. Речь о чем-то важном, да? – В следующую секунду до нее дошло. Она настолько была поглощена своим счастьем, что обо всем остальном забыла.

– Совет принял решение о моей замене.

Джесси глубоко вдохнула.

– И какое же?

– Я посчитал необходимым прийти и лично передать вам новость. Очень сожалею, Джесси.

Она зажмурилась, почувствовав головокружение и тошноту.

– Я… не прошла?

– Нет, к сожалению.

– А к-кто получит это место?

Мистер Эндрюс с силой сжал ее руки.

– Эдди Палмер.

11

– Вам нехорошо? – Старый дирижер озабоченно вглядывался ей в лицо. – Может быть, принести воды?..

Когда Джесси наконец ответила, ее голос был вполне спокоен.

– Спасибо, не надо, я в порядке… Уверена, Палмер прекрасно справится. Он всегда со всем справляется.

Мистер Эндрюс покачал головой.

– Мне очень жаль, Джесси, я пытался помочь вам.

Его сочувствие едва не довело ее до слез, в горле встал ком.

– Я понимаю, мистер Эндрюс, и очень ценю все сделанное вами.

Он поколебался.

– Я еще не разговаривал с Палмером. Миссис Конрой поручено сообщить ему новость. Я же посоветую ему оставить вас на должности помощника дирижера, если вы, конечно, не возражаете.

Стать помощницей Эдди? Опять в их тандеме оказаться на втором месте?

– Я и сама не знаю, чего хочу, мистер Эндрюс.

– Разумеется. Вам нужно время, чтобы переварить эту новость.

– Вы можете сказать мне одну вещь? Чем Палмер перетянул совет на свою сторону? Что в нем есть такого…

– Мне думается, это называется – обаяние… Я не пытаюсь принизить его талант. Он у него огромный. Эдди, вероятно, справится и с дирижерской работой, когда дорастет до нее. Думаю, на наш совет произвела впечатление сама личность Палмера. Они посчитали, он сумеет покорить и аудиторию, и новых возможных спонсоров, так необходимых, дабы удержать наш симфонический на плаву…

После ухода мистера Эндрюса Джесси тяжело опустилась на ковер перед елкой, слепо уставилась перед собой. Как бороться с чем-то столь неопределенным, как обаяние? Внезапно блестящие украшения расплылись перед ее глазами. До нее наконец дошло: мне не достался пост дирижера! О господи! Что же теперь делать? Рухнула мечта и не к чему больше стремиться. Джесси спрятала лицо в ладонях.

С самого начала она боялась не получить это место, но потаенно верила в удачу. Надежда постоянно теплилась в ней. Какая дура! Эдди все-таки не забрал свое заявление, а соревноваться с ним оказалось бесполезным делом.

Будь он проклят, раскачивая головой повторяла про себя Джесси и тут же раскаивалась, оправдывая его. Эдди не виноват. Он же предлагал снять свою кандидатуру, она сама потребовала не делать этого. Да, но он должен был не послушаться, просто обязан был забрать свое заявление. Почему я поверила ему, когда он уверял, что ему эта работа не нужна?

Ей бы следовало обратить больше внимания на то, что она знала об Эдди, а не на то, что к нему чувствовала. Он обожал аплодисменты, славу, ради них мог переступить через товарищей… Подвинься-ка, друг. Оказалось, что через любовь – тоже.

Проклятье, проклятье, проклятье! Он все время оставался ее соперником, даже когда добивался дружбы, доверия, а потом и любви. Эдди в очередной раз ее предал.

Джесси застонала. Чувство обиды и гнева захлестывало, внутренний голос настойчиво подсказывал совсем другое. О небо, я люблю его. И ничего не могу с этим поделать.

Вновь позвонили в дверь, ее сердце зашлось. На этот раз наверняка Эдди. А не проглотить ли ей свою обиду, поздравив его как можно теплее? Это было бы толково. Но она тут же поняла, что у нее ничего не получится.

Что ж, придется действовать прямолинейно! Джесси распахнула дверь, и ее решимость растаяла, как только она увидела его широкую улыбку.

Он вошел и, прежде чем Джесси успела вымолвить хоть слово, привлек к себе, обнял одной рукой за талию, другую запустил ей в волосы и поцеловал так, словно не видел вечность.

Джесси поплыла, голова ее закружилась, все в ней встрепенулось, затрепетало, но, собрав всю свою волю в кулак, девушка все-таки оттолкнула его.

– Прекрати!

Эдди удивился и даже обиделся.

– В чем дело, Джесс?

– В чем дело? Да как ты смеешь являться сюда, словно ничего не произошло?

– Извини, о чем ты?

Джесси холодно усмехнулась:

– О месте дирижера Вустерского симфонического.

– И что?

Смутившись, Джесси помолчала.

– Т-ты р-разве не разговаривал с миссис Конрой?

– Нет. Из Детройта, как ты понимаешь, я мог приехать только прямо сюда. Или я должен был позаботиться о спальне в гостинице?.. Не выйдет, дорогая, здешняя кровать меня устраивает больше всех имеющихся на планете.

Сообразив, что она наделала глупостей, Джесси отвернулась.

– Извини, – сказала сухо.

Эдди сжал ее плечо и развернул девушку к себе лицом.

– Мне очень жаль, Джесс!

Она скрестила руки на груди.

– Меня уже тошнит от слова «жаль», я не желаю больше его слышать!

Эдди тяжело вздохнул:

– Да… совсем не этого я ожидал.

Джесси рассмеялась.

– Разумеется, не этого. Маленькая простушка Джесс должна быть вне себя от восторга! Должна встретить тебя объятиями, приветственными криками и духовым оркестром, ведь так?

Эдди недоуменно уставился на нее:

– О чем ты говоришь, в конце концов? Ничего не понимаю!

– Да о том, что мистер Палмер, – дирижер Вустерского оркестра, что вы снова переступили через меня.

Он покраснел.

– Но я ведь уже довольно давно сказал, что меня не интересует это место.

– Дешевые слова, Эдд! Если бы тебя оно действительно не интересовало, ты мог бы забрать свое заявление.

– Ты сама велела не делать этого, черт побери! Сказала, что не будешь даже разговаривать со мной, если я так поступлю.

Джесси понятно было его раздражение, но у собственной боли и гнева была своя логика.

– Ну и что? Ты не мог ослушаться меня? Разве ты не понимал, как много значила для меня эта должность?

Эдди расстроенно покачал головой:

– Я не забрал своего заявления только потому, что ни минуты не сомневался в том, что ты больше подходишь для этой работы и она обязательно у тебя будет. Не скрою, поначалу я хотел получить ее, но в ту ночь, когда остался ночевать у тебя на диване, я увидел твой послужной список и понял, что ты гораздо лучше подготовлена, чем я. Ты просто страдаешь от комплекса неполноценности, Джесс. Не знаю, признаюсь, почему. Я не забрал заявления ради тебя же. Чтобы ты победила в честном и открытом бою всех, в том числе и меня. Я был абсолютно уверен, каков будет финал.

Горло Джесс судорожно сжалось.

– Но не победила. Так что спасибо за твою заботливость.

Эдди схватил ее за плечи.

– Послушай, мне не нужна эта чертова работа, и я намерен отказаться от нее.

– Теперь это уже не имеет значения. Не понимаешь, что ли? – прохрипела она. – Ты своего добился.

– И чего же, позволь узнать?

– Ты доказал всем, что лучше меня во всем.

– Не глупи. Всего и делов-то – кучка дам приняла глупейшее решение! Я отвергну их предложение, и место останется за тобой.

– Как я сказала, это уже не имеет значения. Мало радости стать утешительным призом для оркестра. Ты все испортил. Все.

Эдди слегка встряхнул ее и отпустил.

– Да повзрослей ты, наконец! – Он отошел от нее, заложив руки за голову.

– Повзрослеть мне? Ну и уморил!

Он резко повернулся, и Джесси потрясла промелькнувшая в его глазах боль.

– Все, я сыт по горло и ухожу со сцены.

– Что ты хочешь этим сказать?

– То, что сказал. Я объяснил тебе, почему подал заявление и почему не забрал, но ты, похоже, не желаешь поверить. По неизвестной мне причине ты предпочитаешь видеть во мне худшее. Я попытался восстановить твое доверие, но, видимо, неудачно. – Он криво усмехнулся. – Ты как-то говорила, что мы, мол, изменились. Я – нет, а ты… очевидно – да. Права ты и в другом. Если мужчину и женщину объединяет лишь зов плоти, секс – рано или поздно их союз рухнет. – Он помолчал, с болью глядя на нее. – Прощай, Джесси. Спасибо за рождественский уик-энд. Он был прекрасен…

Он вернется, убеждала себя Джесси, лежа без сна в ту ночь. Через две недели соберется оркестр, он появится там и займет место за дирижерским пультом. Иначе разве он стал бы вносить задаток за дом в Вустере. Пусть не юлит, не выкручивается. В одном можно не сомневаться: когда оркестр соберется – в нем не будет Джесси Уолш. Потому что ее любовь к Эдди сильна, она не сможет видеть изо дня в день предателя. Как бы при этом он ни намекал на свои страстные чувства…

Утром ей позвонил мистер Эндрюс и попросил помочь ему навести порядок в музыкальной библиотеке. Джесси сразу согласилась. После двадцати минут возни с пыльными фолиантами она сказала, что подает заявление об уходе.

Тот выронил из рук пожелтевшие нотные страницы и ошеломленно посмотрел на нее:

– Вы, наверное, шутите?

– Вовсе нет. – Джесси подобрала листы и положила на стол.

– Но, моя дорогая, вы не можете уйти из оркестра.

– Жаль, но придется.

Он нахмурился.

– Я чего-то недоглядел? Или кто-то нарочно сбивает меня с толку? Ничего не понимаю. Да только вчера Эдди Палмер срочно попросил созвать совет, где и объявил о своей отставке.

Джесси задохнулась:

– Эдди это сделал?

– Именно.

– Он отказался от только что полученного места?

– Ну, поскольку он официально его не получал, значит, отказался, забегая сразу вперед. А нашему «мудрому» совету задал хорошую взбучку.

У Джесси глаза полезли на лоб.

– За что?

– За то, что они не выбрали самую достойную кандидатуру. Я так радовался, что присутствовал на совете. Это был сплошной восторг. – Мистер Эндрюс рассмеялся. – Вот почему вы не можете уйти. Миссис Конрой вот-вот должна позвонить вам.

Джесси так и села.

– Чтобы предложить мне это место?

– Ну, разумеется. Она должна была сделать это с самого начала.

Джесси вздернула подбородок.

– Я… не соглашусь.

– Почему? – Не дождавшись ответа, он спросил: – Из гордости? В этом все дело?

Джесси встала и вскарабкалась на стремянку, подальше от его пристального взгляда.

– Все… сложнее, но, в общем, можно назвать это и гордостью.

– И вы думаете, что своим отказом досадите им? О, Джесси, вы сделаете плохо только себе, понимаете?

– Себе? – Она передала ему пачку старых концертных программ.

– Да, себе. Есть такая поговорка: «Себе навредить, чтоб другому досадить».

– Бога ради, мистер Эндрюс, как бы вы поступили на моем месте?

– Без вопросов. Я бы посчитал членов совета дураками, принял бы предложение и занялся делом. Я бы не стал мерить свою ценность их мерками и не остался бы сидеть дома, дуясь, как неразумное дитя. – От последних слов у нее защипало в глазах. – Встряхнитесь. Это совсем не похоже на вас. Откровенно говоря, мне неясно ваше поведение. Есть что-то, о чем я, возможно, не догадываюсь?..

– Это… личное. Касается нас с Эдди.

– А… понятно.

Джесси нахмурилась, соображая, как лучше объяснить ситуацию.

– Между нами давнишнее соперничество.

– В самом деле? Гмм, странно.

– Почему?

– Ну, если Эдди вы называете соперником, тогда я хотел бы иметь таких сразу несколько. Если бы они у меня были, мне не нужны были бы никакие друзья.

Джесси заморгала.

– Я же говорила, что все очень сложно.

Мистер Эндрюс улыбнулся.

– Да, конечно, любовь всегда сложна. Впрочем, как и музыка, даже если звучит простенько. Все дело в том, как ее понимать…

Огорошенная, Джесси уставилась на старика, возившегося с плиткой, на которой он готовил чай.

– Любовь тут ни при чем, мистер Эндрюс. Все дело в жутком эгоизме Эдди.

– А… А у вас самой нет проблем с эгоизмом?

Она покраснела.

– Дорогая моя Джесси, думаю, мне следует сказать вам кое-что об Эдди Палмере. – Он протянул ей чашку с чаем. – Эдди потребовал, чтобы я сохранил это в тайне, но… – Мистер Эндрюс пожал плечами. – В первый раз мы с Палмером разговаривали в августе. Он сам позвонил мне.

– Насчет места дирижера?

– Нет. Он разыскивал вас.

– Меня?

– Да. Он спрашивал, играет ли в Вустерском симфоническом Джесси Уолш. Сказал, что вы его старый друг и что он пытается разыскать вас. И только после того, как я сообщил ему, что вы у меня играете, он подал свое заявление на вакантное место. Можете назвать меня романтиком, Джесси, но я сказал бы, что парень сделал это в качестве предлога снова стать частью вашей жизни.

Чашка дрогнула в ее руке.

– Да это смешно!

– Разве?

– Так вы хотите ска… О боже! Что я наделала!

– Наверно, поступили прямо по известной пословице: «Себе навредила, чтоб другому досадить»?

Более часа Джесси бесцельно ездила по городу, пытаясь разобраться со своими запутанными мыслями. Однако одна мысль все больше овладевала ею.

Она вдруг испытала неудержимое желание попросить прощения. Какой же ужасный груз вины она взвалила на Эдди! Углядев телефонную будку, она остановила машину.

Лишь на четвертый гудок в Детройте подняли трубку:

– Алло.

Джесси нахмурилась.

– Эдди?

– Нет. Он отсутствует в данный момент. И не будет весь день – подыскивает себе квартиру.

– Подыскивает квартиру? Где?

– Гмм, сегодня, кажется, в районе Центрального парка.

– Это в Детройте?

– Странный вопрос, конечно. Оставьте свой телефон, и он позвонит вам, когда вернется.

– Нет, не надо. Я перезвоню сама позже, если разрешите. Благодарю вас.

Подыскивает квартиру в Детройте? Зачем, когда вот-вот купит дом Дергудов? У нее вдруг защемило сердце. Джесси поспешила обратно в город, поднялась вверх по знакомой улице, полная предчувствия, и остановила машину перед особняком, в котором была недавно вместе с Эдди.

Только не это, подумала Джесси, увидев подтверждение своим опасениям: на дверях, на том самом гвозде, где он повесил рождественскую трубу, вновь появилось объявление «Продается». Эдди-таки «ушел со сцены». А она ничего не сделала, чтобы он остался. Она только спорила, цапалась, подначивала и во всем, или почти во всем, что он говорил, сомневалась. И в словах, и в поступках, и в чувствах, и…

Хотя, если подумать, все в поведении Эдди свидетельствовало, что он хочет осесть в Вустере. Говорил же он, что устал от скитаний, соскучился по Пенсильвании, стремится обзавестись собственным домом. А она и это не восприняла всерьез, как и все остальное.

Следующие несколько дней Джесси упорно старалась занять себя. Покупала продукты, наводила чистоту в доме, стирала и… постоянно думала об Эдди, о себе, потом опять о нем. О ночи в горах, о том, как он купал ее в ванне. Теперь все это казалось чем-то далеким и нереальным. Разве что хрустальный ангел с флейтой, подарок, который он ей вручил, свидетельствовал об обратном.

Когда наконец позвонила миссис Конрой и официально предложила ей должность дирижера, Джесси удивила саму себя, ответив:

– Дайте мне пару дней на обдумывание…

Это место вдруг потеряло свою привлекательность. Ее жизнь не кончится, если она отвергнет это предложение. Она преподает, и ничто не мешает ей подать заявление в другой коллектив.

И надо что-то делать с Эдди. Она может обойтись и без Вустерского симфонического, но ей не жить от сознания того, что она обидела Эдди и нарушила все его планы. Раз он хочет вернуться в Вустер, она должна ему помочь.

В канун Нового года Джесси решила поехать в Детройт и лично извиниться перед ним. Эдди, конечно, может и не принять ее извинений, но она все равно обязана так поступить.

Эдди говорил, что в новогоднюю ночь будет играть с джаз-бандом, и это ее устраивало – лучше всего подойти к нему, когда он расслабится и будет в хорошем настроении.

Джесси тщательно накрасилась, оделась в сапфирового цвета платье, оттенявшее ее глаза, украсила волосы двумя черепашьими гребнями. Чуточку духов за ушами, туфли на высоких каблуках – и вперед.

Движение на трассе оказалось очень интенсивным, она прибыла в клуб довольно поздно. Он ломился от публики, все столики сплошь заняты. Она почувствовала себя неловко, оказавшись в одиночестве у стойки бара. Но тут официант провел ее к только что поставленному в сторонке дополнительному столику.

Джесси заказала коньяк, чтобы согреться, поискала глазами на сцене Эдди Палмера. И, как всегда, увидев, сразу почувствовала свое трепещущее сердце.

Группа закончила номер и объявила перерыв. Джесси махнула рукой, когда Эдди сошел со сцены, потом встала, чтобы привлечь его внимание. Он увидел, остановился.

Пожалуйста, не отворачивайся, молилась она, пожалуйста, выслушай меня.

Эдди медленно, невозмутимо, словно нехотя, подошел.

– Джесси? – Его рот, обычно такой чувственно-мягкий, сейчас выглядел твердым, а глаза – холодными как сталь:

– П-привет, Эдд!

– Что привело тебя сюда?

Появился официант с ее заказом, и Эдди заказал для себя имбирное пиво.

– Может, присядешь? – пригласила девушка.

Эдди пододвинул стул, усевшись небрежно, верхом.

– Так что ты тут делаешь?

С чего начать? – лихорадочно думала Джесси. Сколько дней она пыталась разобраться с мыслями, пока наконец не нашла объяснений своему поведению. Но сейчас ее мозг опять походил на захламленный чердак, и она смогла сказать лишь одно:

– Я все испортила.

– Да уж, – усмехнулся в ответ он.

– Поэтому я и приехала. Хочу извиниться за то, что наговорила тебе. Это было несправедливо. Надеюсь, ты не принял мои слова близко к сердцу?

Эдди подали пиво, и он сделал большой глоток.

– А чего ты ожидала? Каково выслушивать обвинения чуть ли не в смертных грехах, предательстве, подсиживании и так далее!

Да, он явно обижен. Никогда еще Джесси не видела его таким напряженно-сдержанным.

– Я наговорила… – Джесси смолкла, неуверенная, что сможет хоть что-то объяснить, если не признается, как любит его. – Последние дни я пыталась разобраться, что для меня самое важное в жизни… И будь я проклята, если на поверку самым важным оказался не ты…

Эдди хотел было что-то сказать, но она остановила.

– Пожалуйста, дай мне договорить, пока я не струсила. Только на днях до меня дошло, насколько серьезно твое желание вернуться в Вустер и как я невольно затруднила твой переезд своими выходками… Признаюсь, я предприняла шаги, чтобы компенсировать тебе это.

– Компенсировать? Каким образом?

– Я внесла залог за дом Дергудов от твоего имени. Если он тебе в самом деле нужен, Эдди, я тебя умоляю, не дай кому-то еще перехватить его у тебя…

У Эдди брови полезли на лоб.

– Во-первых, я… – Джесси сделала большой глоток коньяка. – Я позвонила вчера миссис Конрой и спросила, не рассмотрит ли совет вновь твое заявление.

– Что? – Эдди встал и поставил стул нормально.

– Бедная наша дама совсем запуталась – только вчера она предложила это место мне, а я отказалась. Так что… оно для тебя свободно.

Эдди сжал голову руками, пристально глядя на нее. Рассердился? Сейчас скажет ей, чтобы убиралась, испуганно подумала девушка.

– О, Джесс, – выдохнул наконец он. – Я же сказал, что не хочу этого места! Я вполне счастлив на нынешней работе. Как ты сама правильно говорила, я музыкант-исполнитель, а не дирижер. Но вот дом… – он неожиданно улыбнулся, – это совсем другое дело. Я готов воспользоваться твоим жестом, хотя и при одном обязательном условии.

– Каком? – Джесси согласилась бы с чем угодно, лишь бы он был счастлив.