Текст книги "Блюз «Джесс»"

Автор книги: Лина Баркли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Лина Баркли
Блюз «Джесс»

1

Джесси пришла в себя, когда вдруг сообразила, что оркестр смолк.

– Сосредоточьтесь, пожалуйста, мисс Уолш! – попросил Билли Эндрюс.

Смущение окрасило щеки девушки: обычно она не ошибалась, тем более за две недели до концерта.

– Начнем. Седьмая страница, такт третий.

Седовласый дирижер укоризненно постучал палочкой, и Джесси поднесла флейту к губам, стараясь сконцентрироваться на музыке, а не думать о постороннем.

Вообще-то, ей вовсе не свойственно позволять личным проблемам мешать репетициям. Напротив, музыка всегда захватывала и успокаивала ее. Но сегодняшний утренний спор с Евгением все не шел из головы. Все тот же спор, к которому последние две недели они постоянно возвращались. Он настойчиво спрашивал, почему не сделать следующий шаг в их отношениях и ему не переехать к ней.

Она же повторила то, что говорила и раньше: сейчас – просто не до того, чтобы принимать столь важное решение. Может, когда осуществится ее заветная мечта стать преемницей Билли Эндрюса? Ждать завершения конкурса совсем недолго, какой-нибудь месяц…

Но Евгений настаивал, и Джесси обещала дать окончательный ответ к концу недели.

Ей удалось выставить его за дверь, но не вернуться к поздравительным рождественским открыткам, которые она писала до его прихода. Усевшись в кресле перед холодным камином и укутавшись в шерстяной платок, Джесси размышляла, почему она никак не может согласиться на предложение человека, которого вроде бы любит.

В общем-то, понятно нетерпеливое желание Евгения перебраться к ней. Они встречаются уже почти полгода, хорошо ладят друг с другом. Как говорится, от добра добра не ищут. И уж если начинать новую совместную жизнь, рождественские каникулы, возможно, самый подходящий момент.

И все же девушку обижало его нетерпение, хоть и не покидало ощущение вины перед ним. Какого черта он настаивает как раз сейчас? Ведь стать дирижером Вустерского симфонического оркестра для нее так важно!

Конечно, для постороннего это ничем не примечательный оркестр, а для нее – все. И дом, и источник энергии, и бальзам для души. Правда, у нее есть и другие должности, удовлетворяющие горячую любовь к музыке, к тому же и лучше оплачиваемые, но нигде Джессика Уолш не чувствует себя столь счастливой, как в оркестре.

И Евгений это знает. Знает и то, как она боится упустить эту должность. Если не теперь, когда еще представится такая возможность?.. Мистер Эндрюс стоял у руля уже тридцать пять лет, нового дирижера может ждать такое же будущее.

У нее отличные данные – хорошая подготовка, большой опыт, в том числе и в качестве помощницы мистера Эндрюса на протяжении последних трех сезонов. В оркестре она играет на флейте уже семь лет, вступила в него еще студенткой, не пропустила ни одной репетиции и даже не упомнит всех конкурсов, в которых участвовала. Джесси не просто компетентна – она по праву заслуживает этот пост, однако в душе понимает, что совет директоров может решить и иначе.

Во-первых, она – женщина, а сама мысль о женщине-дирижере может оказаться для маленького городка Вустер столь же чуждой, как, например, марсианин, претендующий на должность налогового инспектора. Совет может отвергнуть ее еще и потому, что она местная, ошибочно полагая, будто человек со стороны всегда лучше.

Но больше всего Джесси боялась, что на дирижерский пост может претендовать и некто более профессионально зрелый. Вот это незнание кандидатуры возможного соперника и превращало девушку в комок нервов, и Евгений просто не имеет права в такой момент осложнять ее жизнь дополнительными переживаниями…

Последние триумфальные звуки симфонии «Прометей» со всей мощью заполнили пространство зала и стихли. Джесси улыбнулась, испытывая неподдельное удовольствие.

Длинными узловатыми пальцами мистер Эндрюс пригладил густые волосы.

– Это было прекрасно. Поздравляю, – сказал он, отнюдь не склонный обычно к похвалам. – А теперь перейдем к рождественскому попурри.

Джесси наклонилась и нащупала под стулом нотную тетрадь. В этот момент по ее спине пробежал холодок, она решила, что кто-то открыл дверь и устроил сквозняк. Устремив взгляд в темноту зала, девушка почувствовала смутное волнение – будто нечто необычное таилось в центральном проходе. И в самом деле кто-то таинственный приближался к освещенной сцене. Сначала она увидела коричневые кожаные сапога, потом длинные стройные ноги в полинялых джинсах и черный футляр валторны, сжатый рукой в кожаной перчатке. Ее сердце забилось, когда разглядела лицо вошедшего.

– Боже милосердный! – выдохнула Джесси.

Все вокруг поплыло, она сознавала лишь одно: Эдди!

Он остановился в первом ряду, расстегнул молнию коричневой кожаной куртки и сел на стул в проходе.

Соседка Джесси, тоже наблюдавшая за появлением незнакомца, тихо воскликнула:

– Это еще кто такой?

Действительно, кто? – подумала Джесси, сжимая ладони, дабы унять дрожь. Появление Эдди Палмера так сразу не объяснишь. Он из тех редких людей, которых можно сравнить с таинственным природным явлением – чем-то вроде самопроизвольного возгорания или зимней молнией…

И долгие годы они являлись лучшими друзьями.

Но это было так давно, еще до того, как разъехались в разные колледжи. Прошло столько лет с тех пор, как они виделись в последний раз, что Джесси уже не верила, могут ли они вообще встретиться вновь.

Но вот же он! И хотя она совершенно растеряна и не понимает, что в эту холодную декабрьскую среду делает на репетиции оркестра маленького городка исполнитель мирового класса, ее одновременно охватило странное ощущение прежней живой связи. Его появление – самое невероятное и все же самое естественное событие.

Кто-то из музыкантов обратил на незнакомца внимание дирижера, тот повернулся.

– А, Эдди!

Мистер Эндрюс проковылял по сцене, спустился по боковым ступенькам, пожал пришедшему руку и негромко заговорил с ним под любопытными взглядами притихших оркестрантов.

Девушка рядом с Джесси кокетливо фыркнула:

– Я, кажется, влюбилась.

Джесси не прореагировала. Ей сейчас не до шуточек. Парадоксальность ситуации постепенно доходила до ее сознания. О господи! Этого не может быть! Эдди не может находиться здесь! Она закрыла глаза, мысленно приказывая видению исчезнуть. Но когда через несколько секунд посмотрела вновь, он все еще оставался на месте – реальный, во плоти и крови и полный жизни!

В детстве Джесси не обращала особого внимания на внешность Эдди. Он был просто Эд, мальчишка, которого она знала с тех пор, когда еще не могла самостоятельно перейти улицу. Эд играл с ней в мяч, сердился на ее накрахмаленные платья и переболел вместе с ней ветрянкой. Но где-то лет в пятнадцать стала замечать его окружение – всех тех глупеньких девочек, что бегали за ним по коридорам вустерской средней школы или демонстрировали себя перед спевкой хора. Тогда-то и пришлось признать, что ее лучший друг – настоящий сердцеед.

Не в силах сдержать любопытства, Джесси выглянула из-за спины сидевшего впереди нее музыканта. Как всегда, Эдди следовало бы подстричься, его почти черные локоны обрамляли выразительное лицо. И он так и не научился одеваться как подобает.

Но время все же изменило его внешность. Он стал шире в плечах, игривая юношеская красота обрела волнующую мужественность. Джесси не готова была воспринимать его таким. Его образ, девять лет назад отпечатавшийся в ее памяти, не соответствовал тому, что она видела сейчас. Лицо казалось темнее, жестче, несло отпечаток опыта, о котором она ничего не знала, и это неожиданно опечалило ее.

Соседке Джесси явно хотелось поделиться впечатлением:

– Обалденный мужик!

В ответ она промолчала. Что может знать эта бедняжка? Внешне Эдди привлекателен, но не в том его сила. Людей притягивало к нему нечто более интригующее. Его уверенность, манера держаться чуть свысока, легкость, с которой он добивался успеха во всем, энергичность и юмор, а главное – непредсказуемость. Эдди – это комета, на хвосте которой очень многие желали бы прокатиться, чтобы хоть на мгновение испытать приятное возбуждение.

Сбросив куртку на стул, он последовал за мистером Эндрюсом на сцену. И без того учащенно бившееся сердце девушки заколотилось чуть ли не панически. Она не готова к такому. Как ей реагировать?..

С Эдди они расстались плохо, долгая дружба рухнула. Тогда им было по восемнадцать.

А они ведь даже не поругались, когда вернулись из злополучного похода. Напротив, Эдди извинился и даже пытался шутить по поводу случившегося на горе Барс, будто речь шла о глупой ошибке, которую легко забыть.

Более того, остаток лета он, словно специально, игнорировал ее. Впрочем, за это тоже потом извинился, объяснив, что усиленно готовился к поступлению в колледж. Но Джесси же не слепая и видела тех длинноногих красоток, с которыми он разгуливал. Для них у него находилось время!

Перед отъездом он даже не пожелал проститься с ней лично, ограничился телефонным звонком. И все кончилось. Умерла их вечная дружба.

В рождественские каникулы, когда Эдди приезжал домой, они, конечно, виделись, но оба испытывали жгучую неловкость, их разговоры стали такими напряженными, что Джесси чувствовала себя совершенно выдохшейся после этих встреч. Затем его родители переехали в Майами, и с тех пор они уже не встречались. Некоторое время еще переписывались, потом, скорее по инерции, обменивались поздравительными открытками, наконец и почтовая ниточка оборвалась…

Эдди остановился у рампы в нескольких шагах от мистера Эндрюса, засунув руки в задние карманы джинсов. Джесси замерла под взглядом угольно-черных глаз, устремленных на оркестрантов. Интересно, узнает ли он ее?

Его взгляд обежал музыкантов – скрипки, альты, флейты… Бровь удивленно вскинулась, когда увидел Джесси.

Она сглотнула слюну, застыла в ожидании. Он же – медленно, чувственно улыбнулся.

– Леди и джентльмены… – дирижер постучал палочкой по пюпитру, – многие из вас спрашивали, будет ли у нас приглашенный солист на рождественском концерте? – У Джесси глаза полезли на лоб. Приглашенный солист? – Еще вчера я сам сомневался, – продолжил мистер Эндрюс, – при наших-то скромных финансовых возможностях сие почти нереально, однако сегодня могу сообщить: у нас будет солист! Его зовут Эдди Палмер.

Эдди наконец отвел от девушки взгляд, и она перевела дыхание.

– Кое-кто из вас мог знать Эдди, – продолжил дирижер, распрямляя сгорбленную спину. – Он вырос в Вустере и уже юношей проявил себя талантливым и разносторонним музыкантом. Неудивительно, что именно Палмер, выиграв приз «Надежда», получил стипендию на весь курс в престижном колледже для молодых дарований.

Джесси вздохнула. Да, она помнит, как легко Эдди овладевал все новыми инструментами, пока она едва управлялась с флейтой, и то болезненное ощущение, которое вызвала его победа на конкурсе.

Джесси охватили воспоминания о том знаменательном дне: тихое журчание двигателя его спортивного автомобиля, остановившегося у почтового ящика, висевшего на доме Палмеров. Как Эдди раскрыл конверт и, обернувшись к ней, восторженно поднял вверх большой палец. Ее почтовый ящик, куда они потом тоже заглянули, оказался пуст. Запах чайных роз ей ненавистен с тех пор. Не то чтобы она завидовала Эдди. Нет, испытывала радость за него и в то же время сердечную боль.

Мистер Эндрюс рассказывал то, о чем она и без того знала: окончив учебу, Эдди играл с небольшим филармоническим оркестром в Португалии, потом в Аргентине, записал несколько альбомов классики и джаза, а недавно вернулся из долгих гастролей по Японии. После переезда в Майами мать Эдди регулярно присылала в вустерскую газету сообщения об успехах сына. Ей было чем гордиться.

Девушка внимательно оглядела Палмера – все его шесть футов и два дюйма. Знаменит, уверен в себе – между ними пропасть. Но, может, она существовала всегда?

Собственно, почему они подружились, было выше ее понимания. Разве что их дома находились по соседству через улицу? Эдди был ее антиподом: чрезмерно заинтересованным во внешнем успехе, чуждым условностей, дерзким. Будучи человеком волевым, он верховодил и слишком часто навязывал ей свой выбор, свои интересы, провоцировал на поступки, на которые она сама не решилась бы.

– Недавно мистер Палмер вернулся в Штаты, – продолжал дирижер. – И сразу же получил место первой валторны в Детройтском симфоническом оркестре.

Господи! Эдди получил работу в знаменитом БСО? Тут девушка вдруг подумала о другом. Он обосновался теперь в Детройте? Так близко от Вустера?!

Она пялилась на Эдди чуть ли не открыв рот, пока тот не подмигнул ей. Джесси прикрыла раскрасневшиеся щеки повлажневшими ладонями и попыталась сосредоточиться.

– Узнав, что Эдди Палмер находится недалеко от нас, я позвонил ему и предложил на Рождество выступить с нами. Он не отказался. Итак, леди и джентльмены, приветствуйте нашего солиста.

На аплодисменты музыкантов Эдди ответил ленивой улыбкой. Как скучающий монарх, возмущенно подумала Джесси.

Дирижер поднял руку.

– Мистер Палмер любезно согласился участвовать в нашей репетиции, так что найдите ему стул…

Остаток репетиции прошел как в тумане. Девушка лишь сознавала, что в двух шагах от нее сидит Эдди, и напрасно пыталась расслабиться. Их дружба умерла девять лет назад, так чего ей волноваться? После репетиции они поприветствуют друг друга, как того требует элементарная вежливость, и нечего психовать.

Наконец мистер Эндрюс погасил лампочку на своем пюпитре.

– До следующей среды, господа, у нас остались только две репетиции, поэтому не пропускайте их.

Он прошел в глубину сцены, где Эдди упаковывал валторну.

Вероятно, они обсудят номера, в которых будет солировать Палмер, подумала Джесси и почувствовала облегчение. Торопливо накинув пальто и собрав вещи, она направилась к выходу.

Шел снег, приглушивший яркие огни центральной улицы Вустера. На ступенях концертного зала Джесси остановилась, чтобы достать ключи из сумочки. За спиной хлопнула дверь, ее и без того разыгравшиеся нервы окончательно вышли из-под контроля – она вздрогнула. Просто смешно, сказала себе девушка. Ну спешит домой еще один музыкант. И все же сделала решительный шаг с тротуара.

– Эй, Джесси, подожди!

У нее замерло сердце. Она вдруг почувствовала себя попавшей в западню. Стараясь быть сдержанной, обернулась.

– А, привет, Эдди.

Поставив футляр с валторной, тот заключил ее в объятия.

– Не могу поверить! – засмеялся он, кружа девушку в воздухе. Джесси обалдела от такого натиска кожи, меха и упругих мускулов. – Не могу поверить! – возбужденно повторил он, а она удивилась: чего уж такого странного в том, что она играет в Вустерском оркестре? Где ж еще ей быть?

Наконец он поставил ее на ноги.

– Ну как ты, Джесс?

Джесс? Эдди один называл ее так. Это ей когда-то нравилось, звучало как ласка. Но, может, она преувеличивала?.. Девушка попыталась сохранить спокойствие.

– Я прекрасно. А ты?

– Великолепно. – Он наградил ее обезоруживающей улыбкой. За девять прошедших лет он добился того, о чем можно только мечтать, но пусть не думает, будто она забыла его эгоизм, бессердечность и все ему простила…

Он отпустил девушку и отступил назад.

– А ты прекрасно выглядишь. Совсем взрослая и такая элегантная.

– Спасибо. – Джесси усмехнулась – она всегда предпочитала одежду изысканного классического типа.

– Дело не только в одежде, но и в лице, в волосах. Ты изменила прическу?

Джесси понадобились три года, чтобы отрастить длинные волосы. Дома регулярно принимала масляные процедуры, а раз в неделю посещала дорогостоящий салон красоты.

– Ну, и как, одобряешь? Мне идет?

– Нет слов! Просто великолепие! – с искренним восхищением воскликнул Эдди.

Не желая поддаваться его обаянию, Джесси по-деловому спросила:

– А ты, значит, теперь в Детройтском симфоническом?..

– Ага. – В его голосе прозвучала гордость.

– Наверное, счастлив?

– Это точно.

Девушка знала, что детройтский коллектив музыкантов – один из самых престижных оркестров в мире, но для Эдди, возможно, и он лишь один из полустанков на пути к успеху.

– И где ты живешь? – спросила Джесси, смирившись с необходимостью поддерживать разговор.

Как только нормы вежливости позволят, она сядет в машину и умчится, чтобы забыть о его существовании.

– Снял квартиру у профессора, уехавшего за границу. – Эдди оглядел весело освещенную улицу, кирпичные фасады и зеркальные витрины магазинчиков, выглядевших такими же, как и тогда, когда они были детьми. – Послушай, пойдем куда-нибудь выпить кофе, – вдруг предложил он.

– Кофе? – Чего ради? Неужели он не чувствует неловкость между ними? – Извини, Эдди, я не могу, спешу.

Он нахмурился:

– Может, на следующей неделе?

– Не знаю, сможем ли мы увидеться, – уклончиво ответила она.

– Но будут же репетиции!

Дрожащей рукой Джесси смахнула снег с ресниц. Эдди, тебе вовсе не обязательно приезжать на репетиции, произнесла она про себя. Я слышала твою игру на фоне семидесяти других инструментов. Вслух же сказала:

– Репетиций я не пропускаю, это правда.

Он пожал плечами:

– Хороший предлог, чтобы повидаться.

Джесси почувствовала еще большее смущение. Не хочет она встречаться с Эдди. Знает она его… Стоит только поддаться, и все закрутится снова. Ей этого не надо. Ее устраивает нынешняя спокойная, упорядоченная, размеренная жизнь.

– Джесс, неужели у тебя нет времени даже на чашечку кофе?

– У меня дела.

– А на полчашки? – Он изобразил свою самую обаятельную улыбку.

Джесси вздохнула:

– Ну, если полчашки. Тут рядом есть кафе.

В его взгляде проглянуло разочарование. Она почувствовала, что ведет себя нелюбезно, поэтому, стараясь быть приветливой, сказала:

– Можем пойти и ко мне.

– Так поехали. – Он радостно поднял валторну. – Ты где припарковалась?

– На той стороне улицы.

– Прекрасно. Я сейчас. – Эдди поспешил к низкой спортивной машине, стоявшей у ступеней концертного зала.

– Это твоя? – не удержалась девушка от удивленного возгласа.

– Моя гордость и радость.

Она обошла машину, разглядывая ее словно летающую тарелку.

– Да это же «мерседес»!

– В самом деле? Надо же! – пошутил Эдди.

– Разве мы не дали обет не обзаводиться «мерседесами»?

– Это когда было! Или ты расстроилась из-за меня?

– Ну, мне придется добираться домой в этой развалюхе. – Девушка показала на скромный «форд».

– Ты держишь слово, как это на тебя похоже, Джесс.

Она ощетинилась:

– Догоняй!

Джесси ехала четыре мили до своего кооперативного дома, настроение ее ухудшилось. «Как это на тебя похоже», – с издевкой повторила она, следя за фарами Эдди в зеркале заднего обзора.

Он теперь знает Джессику Уолш не лучше, чем астронавта на Луне! Я же изменилась не только внешне. Джесси забарабанила по рулю обтянутыми перчаткой пальцами.

Эдди никогда не понимал меня. Самодовольный тупица! Однажды, когда им было по шестнадцать, он сообщил, что пишет фортепьянное произведение для нее. Это заинтересовало и даже польстило, пока она не услышала ту дурацкую вещичку, претенциозно названную Блюз «Джесс».

Тогда она ничего не сказала, хотя возненавидела его творение, не сразу поняв почему. Благодаря своему ровному, незатейливому ритму и сладкой предсказуемой мелодии, пьеса оказалась отличным символом их отношений. Эдди никогда не признавал в ней сложную личность. Блюз подтверждал: вот вам человек, который не может ничем удивить.

Что ж, Эдди Палмера ожидает сюрприз, если он узнает ее получше. Но она не даст ему такой возможности. Ну нет! Ему предстоит самое быстрое кофепитие в жизни!

2

Джесси включила мигалку поворота и заехала через каменные ворота на освещенную подъездную дорожку, ведущую к скоплению двухэтажных построек псевдоколониальной архитектуры, одну из которых она называла своим домом. Почти в каждом окне светились свечи и елки, но только не у нее.

Эдди припарковался сзади и выбрался из машины. Уперев руки в бока, он оценивающе огляделся.

– Послушай, Джесс, ты в самом деле поселилась здесь?

– Конечно.

– Но мы же давали обет не жить в кооперативах.

– Когда это было, – усмехнулась девушка, направляясь по тропинке к двери. На пороге постучала ногами, стряхивая снег с сапог, открыла замок, включила свет в прихожей и гостиной. – Вот мы и пришли. Давай свою куртку.

– Спасибо. – Эдди внимательно оглядывал тщательно прибранную комнату и традиционную мебель. – Если оставить сарказм, скажи, почему ты выбрала такое место?

– Это все мама. После смерти отца она устала от возни со старым домом. Он был такой огромный, требовал постоянных ремонтов.

– Верно, но у него было собственное лицо. Как у всех домов в нашем квартале.

Девушка пожала плечами.

– Пойдем на кухню. Там мы можем поговорить, пока будет готов кофе.

– Ты скучаешь по старому дому?

Джесси постаралась сохранить бесстрастное выражение лица:

– Здесь современное оборудование и вообще удобно… Быт без всяких хлопот…

– Я по своему скучаю. У родителей сейчас прекрасный дом, но это далеко не одно и то же.

Он взял у нее банку и, пока Джесси наливала воду в стеклянный кофейник, отмерил ароматный порошок.

– Жалею, что не смог приехать на похороны твоей матери.

– Я тебя и не ждала. Ты гастролировал бог знает где.

– И все же. Твоя мать была удивительной женщиной. Я хочу сказать: жаль, что она ушла из жизни.

Джесси молча уставилась в его темные бархатные глаза.

– Тебе, наверное, приходится нелегко и тоскливо, особенно накануне Рождества?

– Иногда. Прошло больше полгода, и все же…

Эдди приподнял ее подбородок, заглянул в лицо:

– Я могу чем-нибудь помочь? Можешь на меня рассчитывать…

Хотелось бы Джесси поверить ему, но не получалось. Если бы даже он не обошелся с ней так паскудно, оставив сердце полным обиды, прошло слишком много времени. Они разбежались в стороны и давно уже не друзья, на что бы он сейчас ни претендовал. А предаваться воспоминаниям – ни к чему, какой в этом смысл?

– Пойдем поговорим, пока варится кофе, – холодно предложила она.

Он последовал за ней в гостиную.

– Так расскажи, как ты живешь, кроме того, что играешь на флейте для старика Эндрюса в Вустерском симфоническом?

Джесси присела в кресло, соображая, как реагировать на сарказм, прозвучавший, как ей показалось, в голосе Эдди.

– Наш симфонический, конечно, не твой Детройтский, но тоже кое-чего стоит. – Гость немного смутился, а она продолжила: – Я в основном преподаю. В средней школе и колледже.

– Вот как? В колледже? Значит, ты получила степень?

– Да, по музыковедению.

– Молодчина. – Расхаживая по комнате, Эдди подошел к полке с книгами. – Хотя, что удивительного? Ты всегда прилежно училась.

И опять ей послышался намек на насмешку, однако она в ответ промолчала.

Гость пересек комнату, заглянул в пустой камин, направился к углу, где стоял музыкальный центр.

– Присядь, – попросила Джесси. – От твоего хождения я нервничаю.

– О, извини. – Но, прежде чем сесть, Эдди нажал кнопку стереосистемы, и в динамике зазвучал легкий рок. – Я слышал, Эндрюс уходит на пенсию после рождественского концерта?

Он сел в кресло напротив нее, положил локти на колени и стал постукивать кончиками пальцев друг о друга.

– В общем… Да. У него с сердцем неважно, с прошлого лета участились приступы.

– Жаль. Трудно будет найти ему замену.

– Да.

У Джесси мелькнула мысль, не сказать ли ему, что надеется получить это место? Но тут она вспомнила намерение не допускать его в свою жизнь. К тому же он вряд ли поймет ее стремление, а главное профессиональную способность занять дирижерский пост.

– Ну как? Тебе здесь нравится?

– Для кооператива – ничего. Вполне солидно. Чувствуется прочность. Хорошо, что ты привезла сюда столько мебели из старого дома!

Джесси удивленно вскинула голову:

– Ты помнишь ее?

– Конечно.

Тронутая таким ответом, девушка едва не предложила Эдди осмотреть весь дом, но вспомнила о своем кабинете – бывшей комнате матери. Там висела афиша с портретом ее любимого дирижера-женщины, и были разбросаны записи, относящиеся к предстоящему весной концерту где, даст бог, Джесси предстанет за дирижерским пультом. И дело вовсе не в смущении, которое она сейчас испытывала. Просто не желала, чтобы Эдди понял ее амбициозные намерения стать во главе оркестра и начал задавать ехидные вопросы.

– Судя по запаху, кофе уже готов.

Это являлось хорошим предлогом сбегать на кухню. Но и тут, пока Джесси готовила поднос, беспокойство не отпускало ее. Ну с какой стати Эдди вернулся в Вустер? Почему я не прогуляла сегодня репетицию? И зачем пригласила его к себе?.. Возникало ощущение, будто она сама подожгла бикфордов шнур и теперь ждет, когда все взорвется.

Вернувшись в гостиную, Джесси поставила серебряный поднос на кофейный столик. В ее отсутствие гость переключился на другую музыкальную волну, но по-прежнему расхаживал по комнате.

– Ты все еще кладешь один кусочек сахара? – спросила она.

– Нет, мне без сахара. А кто это?

Эдди держал маленькую фотографию в рамке. От неожиданности Джесси уронила ложечку.

– Его зовут Евгений Горошко. Он потомок эмигрантов, приехавших в Штаты в двадцатые годы.

Эдди усмехнулся:

– Гений?

– Ев-ге-ний, – произнесла она по слогам. – Или Женя. Тоже преподает в здешнем колледже.

– Похоже, твой очередной ухажер?

– Разве когда-нибудь у меня были, как ты выражаешься, очередные ухажеры?

– А как же? Ты уже в десять лет начала подыскивать подходящую партию. Так это мистер Суженый?

– Пожалуй. В нем есть все, что привлекает в настоящем мужчине. – Джесси попыталась дерзко улыбнуться.

– Гм, я и не подозревал, что тебе может понравиться профессор в твиде.

– Почему бы и нет? У нас много общего: работа, знакомые, взгляды на традиционные семейные ценности и другие важные в жизни вещи… Мы оба любим, например, тихие вечера дома.

– А сколько ему лет?

– Только тридцать два. Борода его старит.

Эдди поставил фото на кофейный столик и присел на софу.

– Какой предмет он преподает?

– Русский язык и литературу.

– В самом деле? Значит, он из русских выходцев! Должно быть, интересный парень.

– Да. – Джесси искала способ отвлечь Эдди от расспросов, касающихся ее лично, поэтому напрямик спросила: – А ты встречаешься с кем-нибудь?

Он улыбнулся.

– Ее зовут Рут Альфан. Мы познакомились год назад в Толидо, где ее снимали для обложки «Вечернего клуба».

– Так она фотомодель?

– Да.

Могла бы и догадаться, усмехнулась про себя Джесси, красотки как раз в его духе. Но вот чего она не ожидала, так это боли, которую вдруг испытала.

– У вас это серьезно?

Ответил Эдди не сразу:

– Может быть.

– Вот как? – Эдди Палмер никогда не относился серьезно к кому бы то ни было. – Как же вы общаетесь с Рут? Как фотомодель она должна бы жить в Нью-Йорке?

– Работает там, но отдыхать часто приезжает к родителям в Толидо.

– О, я знаю, какое это чудесное место на озере Эри, – притворно восхитилась девушка, а про себя подумала: вот причина, по которой он захотел получить место в Детройтском симфоническом! Чтобы быть ближе к Рут… – Хочешь клюквенного пирога? – Дрожащей рукой она протянула тарелку. – Его пекла моя сестра.

– Спасибо, нет. А как поживает Пег?

– Отлично. Поверишь, она ждет уже первого внука.

– Вот как? Хотя, что я удивляюсь! Она же на девятнадцать лет старше тебя… А где она живет?

– В Буффало.

– Это нехорошо, – покачал головой Эдди.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, я надеялся, после смерти матери сестричка не оставит тебя одну.

– Ну я не совсем одна. Хоть Пег живет и не близко, мы часто навещаем друг друга. У меня есть мои студенты, наш симфонический оркестр, где полно друзей, Евгений – так что скучать мне не дают.

Джесси взяла фотографию и вернула ее на место.

Они затронули почти все темы, о которых говорят люди после долгой разлуки: дом, работа, Дела на любовном фронте. Пора бы ему и уходить. Чего он сидит? И почему хмурится, даже когда улыбается?

– Ну, мне пора в путь.

Он словно услышал ее мысли. А ведь и правда было время, когда они, юные и глупые, верили, что могут читать мысли друг друга. Наверное, и сейчас могут, но далеко не все, слава богу.

Наступила неловкая пауза. Джесси охватило неясное беспокойство.

– Знаешь, я внимательно изучил твои полки. Неужели хранишь любительские фильмы о школе и первых восемнадцати годах нашей жизни? Невероятно!

– А что такого? Я все сохраняю, даже кадры, которые снял когда-то отец. Надеюсь, ты не хочешь увидеть их сегодня? Там ведь часов на восемь, – взмолилась Джесси.

– Нет, конечно, – вздохнув, ответил Эдди.

Он явно расстроился, однако ей было плевать на это. Она не собиралась погружаться вместе с ним в воспоминания. Их дружба кончилась, когда десять лет назад летним утром они проснулись на горе Барс.

– Может, как-нибудь дашь мне кассеты на время?

– Обязательно.

Джесси продолжала стоять, намекая, что визит гостя закончен.

– Если честно, я бы сейчас с удовольствием посмотрел, как мы играли под фонограмму, изображая великих музыкантов. – Он наградил девушку своей самой очаровательной улыбкой.

– Это несерьезно.

– Ну же, Джесс. Сколько мы потратим времени? Три-четыре минуты?..

Она все же стояла на своем:

– Уже поздно, тебе придется подождать до следующего раза, когда я найду пленку… И, должна предупредить, ты можешь разочароваться. В памяти прошлое представляется более привлекательным.

Эдди нахмурился.

– В чем дело, Джесс?

В его голосе прозвучала неподдельная озабоченность. Отвернувшись, но чувствуя на себе пристальный взгляд, девушка тихо ответила:

– Ни в чем.

– Извини, – наконец сказал он после напряженного молчания. – Я, похоже, чересчур настойчив, а?

Джесси замерла, сообразив, что они, как и раньше, настроены на одну волну.

– Чего ты хочешь от меня, Эдди?

– Не знаю. – Он поднялся с софы, опять беспокойно заходил по комнате, потом с неизменной улыбкой повернулся к ней: – Черт, действительно пора уходить – мне же далеко ехать.

Она достала куртку из встроенного шкафа и протянула гостю.

– Спасибо за кофе. – Он поднял воротник и пошел к двери.

Девушка импульсивно схватила его за руку.

– Подожди, Эдди. Прости, если твой визит не стал таким, как тебе хотелось бы. Но… минуло столько времени с нашей последней встречи. Мы оба изменились, у нас появились новые интересы и новые друзья. А все это… – она махнула рукой в сторону полки с кассетами, – далекое прошлое. Нет, у меня сохранились добрые воспоминания, но… дружба кончилась. Это случилось так же естественно, как кончается детство.

– Даже добрая дружба?

У Джесси вдруг сжалось сердце.

– Особенно она.

Эдди покорно кивнул и шагнул за порог в снежную ночь.

Девушка закрыла дверь, как только тронулся «мерседес». В гостиной рассеянно собрала посуду, отнесла на кухню. Мысленно она твердила себе: я права. Между нами нет ничего общего, но даже если и было бы, бесчувственное отношение Эдди девять лет назад мешает нашему сближению. Да мне и гораздо лучше без него с его дурацкой игрой под фонограмму…