Текст книги "Африканский квест"

Автор книги: Лин Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

– Замечательное, – согласилась я. – Между прочим, если думаете, что ваш рассказ, пусть и очаровательный, заставить меня забыть мой вопрос о Рике Рейнолдсе, то ошибаетесь. О чем вы спорили?

– Да ни о чем, – ответил Брайерс, глядя на залив. – Просто не поладили. Я счел его надоедливым юным прохвостом. Он уговаривал меня вложить деньги в его фирму. Я велел ему убираться. У меня нет денег для вложения, но если б и были, не стал бы с ним связываться. Теперь, когда он мертв, мне неприятно, что мы повздорили.

«Он второй, кто лжет мне сегодня, – подумала я. – Азиза утром, а Брайерс сейчас». Однако в одном он был прав. Было приятно сидеть там, на солнце, в окружении воды, на мягко покачивающемся судне – и история, которую я только что выслушала, была захватывающей. Я почти забыла на время о двух проблемах, которые ждали меня в гостинице, и о том, что услышала от Роба. И едва не забыла, что с Брайерсом нужно быть очень, очень осторожной.

«Уверяю, больше этого не случится», – сказал мне Брайерс, когда я утром попыталась поговорить с ним о его сердитом разговоре с Риком. Может, он уже прекрасно знал в ту минуту, что случиться это больше никак не может.

6

Ваалханно стоял в тени паруса и оглядывался по сторонам, переводя дух после тяжелой работы. Всегда, работаешь или нет, нужно пристально смотреть, всегда видишь что-то интересное. И разве не произошло во время этого плавания несколько любопытных событий? Гораздо более захватывающих, чем большинство других. Товарищи по команде считали это плавание обычным. Он, Ваалханно, нет.

Абдельмелькарт наверняка погиб от руки кого-то на борту. Капитан, Ваалханно был почти уверен, думал так же. Он видел, как Газдрубал осматривал труп Абдельмелькарта, рану, положение тела. И, несомненно, пришел к тому же выводу: невозможно, чтобы Абдельмелькарт ударился головой и лежал вверх лицом, раз рана на затылке. Значит, тело после несчастного случая перекатили или Абдельмелькарт был убит.

Потом незнакомец и особый груз, кедровый ящик и его таинственное содержимое. Ваалханно внимательно наблюдал за незнакомцем во время погрузки, и у него разгорелось любопытство, он шел за ним по темным улицам Карт Хадашта до роскошного дома одного из отцов города. Ваалханно, сын кузнеца, хотел бы обладать таким богатством и властью. Снаружи дом был впечатляющим; он мог только догадываться о роскоши внутри. Там наверняка был внутренний двор, может быть, с колоннами, вымощенный крошечными мозаичными плитками из белого мрамора, символ Танит в вестибюле для охраны дома. Он был уверен, что там повсюду мрамор, много комнат и ванная, всего для одной семьи.

Ваалханно знал, что власти у него никогда не будет. Властью обладают знатные семьи, беспощадные в защите своего положения, хотя и ссорятся между собой. Но богатства, возможно, он достигнет, если правильно поведет себя в этой ситуации. Разве он не извлекал всегда выгоду из наблюдательности? Всегда находились люди, готовые платить ему за молчание.

Маго с незнакомцем что-то планируют. Ваалханно понимал это, потому что каждый внимательно оглядывался перед тем, как подать другому знак идти к месту встречи. И разве не этот незнакомец привел Маго к капитану, чтобы тот взял его в команду? Этот капитан, как и другие, не спешил бы взять Маго. В порту его репутация хитрого мошенника была хорошо известна. Значит, этот незнакомец имел большое влияние на решения Газдрубала, и это делало плавание еще более интригующим.

Ваалханно молча наблюдал сверху, как Маго спускался в трюм, наблюдал за тем, что он делал. Странное поведение, что тут говорить. Нужно подумать о том, что оно означает. Кой-какие выводы из деятельности Маго он сделал, и притом интересные выводы.

Вопрос заключался в том, что делать с этим знанием, что сулит больше выгоды. Можно пойти к капитану, рассказать ему, что он видел, что подозревал. Это сулило ему две-три монеты. Незнакомец наверняка даст больше. Человек, у которого есть связи с советом Ста Четырех, должен располагать большими средствами, чем капитан.

Он подождет немного, увидит то, что еще можно увидеть, составит план. А потом, когда настанет подходящее время, сделает ход. Он, Ваалханно, скоро будет пожинать плоды своей работы.

– Мы стоим на священном месте, – сказал Брайерс, и группа притихла. – Называем мы его тофет,[19]19
  Место неподалеку от Иерусалима, где приносили детей в жертву Молоху.


[Закрыть] хотя в то время оно именовалось не так, и здесь, как мы полагаем, карфагеняне вполне могли сжигать сотнями, если не тысячами, своих детей от младенцев до пятилетних, принося их в жертву Ваал Хаммону.

Вся группа ахнула.

– Пока мы не поспешили осудить карфагенян, – продолжал он, глядя в упор на Джимми, который уже открыл рот, собираясь сказать что-то уничижительное, – я хочу сказать вам о них еще кое-что. Во-первых, вполне возможно, что эти дети были уже мертвы – младенческая смертность была высокой – и сожжение представляло собой священную кремацию. Спустя две тысячи лет невозможно утверждать с какой-то степенью уверенности то или другое. Более того, множество исторических источников было написано столетия спустя римлянами, врагами карфагенян, которые получали удовольствие, описывая жуткие церемонии при лунном свете, в которых детям перерезали горло, потом клали их на руки статуи Ваал Хаммона, откуда они падали в пламя.

Во-вторых, карфагеняне были потомками финикийцев. Согласно легенде они прибыли из великого финикийского города Тира, находящегося теперь на территории Ливана, и привезли с собой множество обычаев, традиций и верований той части мира. К примеру, слово «тофет» встречается в Библии несколько раз, оно обозначает место, где происходило принесение в жертву первородных. Вспомните историю Авраама и Исаака.

В тех условиях ритуалы, включающие в себя сожжение, были очень значительны. Помните, я рассказывал вам о легенде, окружающей основание города Карфаген или Карт Хадашт, когда Элисса, сестра Пигмалиона, царя Тира, бежала из города после того, как брат убил ее мужа, и в конце странствий по Средиземному морю приплыла к берегам Северной Африки. Вскоре после основания города, согласно легенде, в восемьсот четырнадцатом году до нашей эры Ярб, вождь ливийского племени, потребовал, чтобы Элисса, к тому времени прозванная Дидоной, что означает «странствующая», вышла за него замуж, иначе он уничтожит весь ее народ. Дидона, храня верность покойному мужу, бросилась в огонь. Несколько столетий спустя, в сто сорок шестом году до нашей эры, жена последнего карфагенского правителя бросилась вместе с детьми в огонь, чтобы не покориться римлянам. Все это говорит, что смерть в огне была для карфагенян важным ритуалом.

В-третьих, человеческие жертвоприношения, видимо, практиковались, по крайней мере, в последний период, только в чрезвычайно тяжелые времена, то есть не были непременной частью ритуальных обрядов. К примеру, одним из наиболее опасных для Карфагена времен был период между триста десятым и триста седьмым годами до нашей эры, когда карфагеняне вели ожесточенную борьбу с Агафоклом Сицилийским, прозванным Сиракузским тираном из-за беспощадного обращения с правителями, которых сверг, и всеми, кто противостоял ему. Карфаген установил блокаду Сиракуз, однако коварный Агафокл прорвался сквозь нее и поплыл прямо к Карфагену, высадился на Красивом мысе, возможно, нынешнем мысе Бон, напротив того места, где мы стоим. У него было шестьдесят кораблей и четырнадцать тысяч воинов. Людей, чтобы охранять корабли, не хватало, он сжег их и пошел по суше к Карфагену.

Карфагенян это ошеломило. Они немедленно отправили пожертвование в храм Мелькарта в городе-предке Тире. Но Агафокл все-таки продолжал наступать, грабил богатые сельскохозяйственные районы вокруг Карфагена и захватывал город за городом. Кроме того, убедил многих союзников карфагенян покинуть их. Неподалеку от Карфагена произошло сражение, и Агафокл вышел из него победителем.

Однако результат был не окончательным. Хотя Агафокл и выиграл битву, у него не хватало сил, чтобы штурмовать городские стены. Карфагеняне за стенами пытались перегруппироваться. Будучи торговой нацией, они покупали и продавали все, в том числе и армии. Хотя у них был флот, в том числе и военный, на суше они почти целиком полагались на наемные войска, и им требовалось время, чтобы создать новую армию.

Представьте себе это положение: два непримиримых врага злобно смотрят друг на друга через городские стены. И тут карфагеняне снова вернулись к человеческим жертвам. Предводители, военачальники, многие представители знати приносили в жертву своих детей, может быть, первородных. Нам известно, что считалось достоинством, если матери и отцы стояли с сухими глазами, когда у них отбирали детей и жертвовали объятому огнем богу.

Римляне с омерзением относились к карфагенянам из-за этого, безусловно, варварского обычая. Но для карфагенян это был священный ритуал. Они делали это не для развлечения, и нет никаких указаний, что знать покупала детей и подменяла ими своих. Взгляните на эти ряды камней, установленных в память о детях, – сказал Брайерс, указав на них. – На одних изображены дети с матерями, на других жрецы, берущие детей для священного жертвоприношения, на третьих богиня Танит, супруга Ваал Хаммона и покровительница многих карфагенских домов. Первородных предавали огню Ваал Хаммона для того, чтобы избавить город от жуткой участи. Думаю, нам нужно рассматривать это в таком контексте.

– Но что сталось с городом? – спросила Сьюзи.

– Карфагенянам удалось создать армию, и они заставили Агафокла вернуться на Сицилию, – ответил Брайерс. – Но это было лишь временной передышкой. Всего несколько десятилетий спустя они оказались втянутыми в безнадежную борьбу с могущественным Римом. Теперь давайте оглядимся, и я покажу вам еще кое-что.

Группа двинулась дальше, однако Честити осталась на месте. Она постояла, осматриваясь вокруг, потом достала из сумочки спички и зажгла одну, глядя на мать, которая повисла на руке Эмиля. С негромким вскриком выпустила спичку и облизнула пальцы. Спичка зашипела и потухла на соленой почве.

* * *

– Эта девушка ненормальная, – сказала Джамиля в тот вечер, сняв крышку с блюда и вдыхая божественный аромат. Мы сидели в патио ресторана «Les Oliviers», замечательного заведения на окраине города, за фирменным блюдом куша из рыбы, картофеля, множества зеленых оливок, перца и лука в остром томатном соусе. Я уклонилась от своих обязанностей за ужином с группой ради встречи с Джамилей. Это было оправданно. Два дня спустя мы собирались привести группу в этот ресторан и должны были обсудить условия. И все же это походило на пропуск занятий или чтение под одеялом с фонариком, когда мне давно уже полагалось спать. Ресторан размещался на четырех или пяти разных уровнях, ряд наружных террас спускался по склону холма, оттуда открывался замечательный вид на гавань, яхты и колоритные рыбачьи лодки.

– Да. Правда, это неудивительно. Мать оставляет ее совершенно без внимания.

– Я заметила, Марлен проводит время с Эмилем, – сказала Джамиля. – Или, по крайней мере, старается.

– Не знаю, делает ли она тут какие-нибудь успехи, однако Честити определенно страдает из-за этого. Не знаю, что тут можно предпринять.

– Полагаю, нужно проводить с ней как можно больше времени. Мне не понравился тот эпизод с зажиганием спички. Не думаете ли вы, что она имеет какое-то отношение к пожару в гостинице?

– Нет, – ответила я. – Не думаю. Я разговаривала с полицейским, который руководит расследованием. Пожар начался с матраца – они даже обнаружили следы сигареты, от которой он затлел – а горючим послужила жидкость из зажигалки. Возможно, Кристи ее пролила. Детектор дыма был отключен. По-моему, в пожаре виновата сама Кристи.

Мы обе какое-то время молча наслаждались едой и вином.

– Это не новое судно в гавани? – нарушила молчание Джамиля. – Вон то, большое, со всеми включенными огнями. Может быть, это чья-то яхта. Если да, я хотела бы познакомиться с этими людьми.

– Выглядит превосходно, – сказала я. – Может, нам удастся тайком уплыть на ней. Покинув группу.

– Да, соблазнительно, – засмеялась Джамиля.

– А этот ресторан великолепен, – сказала я. – Еда, вид, все. Я довольна, что мы пришли сюда, хотя мне делать этого не следовало.

– Я тоже довольна. И мы здесь по делу. Нужно обсудить предстоящий вечер. Предлагаю сделать его фольклорным. Знаете, танец живота, заклинатели змей и все такое прочее.

– Гадость, – простонала я.

– Знаю, – сказала Джамиля. – Но людям нравится. Выпейте еще вина.

Мы поговорили о том, как все это будет происходить, сколько будет стоить, и в конце концов договорились обо всех подробностях. Владелец ненадолго подсел к нам, и мы завершили сделку.

– Джамиля, видимо, для вас это не совсем обычный тур, – сказала я. Мне было любопытно, как она относится к тому, что туристы гибнут через день. – Возможно, вы задаетесь вопросом, что такого ужасного натворили в прошлой жизни, чтобы заслужить участь руководительницы наземной части этого тура.

Она пожала плечами.

– Бывают несчастные случаи. Вам просто не повезло. Оба эти человека были чересчур неосторожны, разве не так? Рик нырнул в неположенном месте, а Кристи отключила детектор дыма, потом уснула. Что ж, должна согласиться с вами, она сама виновата в своей смерти.

Меня подмывало рассказать ей о моем сне и о разговоре с Робом, то и другое убедило меня, что смерть Рика была отнюдь не случайной. Однако я придержала язык. Я недостаточно знала Джамилю, чтобы доверяться ей, хотя мне этого хотелось. Странно быть руководителем группы. Я чувствовала себя полностью ответственной за благополучие каждого, но вместе с тем не чувствовала, что могу подружиться с кем-то, за исключением Эмиля, которого знала раньше.

– Однако это очень скверная реклама и для меня, и для вас, – сказала Джамиля. – Мы надеялись, и вы, я уверена, тоже, получить высокую оценку в том американском журнале.

– Джамиля, в этом отношении нам, кажется, повезло, – сказала я. – По-моему, Кристи относилась не очень благожелательно и к этому туру, и к этой стране.

– Но она казалась весьма довольной! – воскликнула Джамиля. – Меня это удивляет!

– Я тоже удивилась, – сказала я. – Но можете мне поверить. Она считала эти развалины скучными.

– Карфаген? Тофет? Как она могла?

Вид у Джамили был негодующий.

– Вас удивляет так же, как и меня, что Азиза и Кертис не уехали домой после ее выхода из больницы? – спросила я.

– Да, – ответила Джамиля. – Если б меня вынесли в полубессознательном состоянии из комнаты Кристи, я бы, выйдя из больницы, тут же уехала домой.

– Я тоже, и, думаю, Азиза разделяет наши чувства.

– Должно быть, хочет остаться ее муж, – предположила Джамиля. – А как она вообще оказалась в той комнате?

– Пошла на прогулку, заметила, что дверь открыта, и, наверное, вошла посмотреть, не случилось ли чего. А что говорят остальные?

– Собственно, если не считать того, что люди, по выражению Кертиса, мрут, как мухи, я думаю, тур проходит хорошо. Людям, как будто, нравятся достопримечательности, нравится гостиница, несмотря на то, что случилось. Все пришли к выводу, что Рик и Кристи были… как Джимми постоянно называл их?

– Идиотами, – ответила я.

– Идиотами, – согласилась Джамиля. – Люди как будто почти забыли обо всем этом. Они кажутся очень славными.

«Славными» они мне теперь не казались, однако своего несогласия я не высказала. Прежде чем я успела что-нибудь сказать, наше внимание привлек громкий взрыв смеха. Я огляделась, ища источник этого шума. Ресторан был почти пуст: в патио сидели только мы; группа хихикающих школьниц пила лимонад на террасе наверху; четверо бизнесменов курили чича на террасе внизу; и в дальнем конце главной террасы, на которой мы находились, группа, по всей видимости, американцев, около десяти человек, сидела за столом. Видимо, это был один из тех случаев, когда требуется много тостов и аплодисментов с регулярными интервалами.

– Обратили внимание, что у них у всех одинаковые голубые рубашки? – спросила Джамиля. – Может, это спортивная команда? Человек, сидящий во главе стола, возможно, тренер.

– Может быть, – сказала я. – Мне нужно пойти в туалет. По пути взгляну на них. Вернусь через минуту.

* * *

Когда я вошла, одна из молодых женщин, сидевших за тем столом, причесывала длинные белокурые волосы. Мы улыбнулись друг другу в зеркале.

– Привет, – сказала она.

– Привет, – ответила я.

– Американка? – спросила женщина.

– Канадка, хотя здесь с группой американцев. А вы?

– Из Калифорнии, – ответила она. – Я здесь тоже, можно сказать, с группой. Мы работаем в этом районе.

– Я видела вас на террасе. Имеют какое-то значение ваши одинаковые рубашки? И красивый логотип на кармане?

– Мы работаем в компании «Стар сэлвидж». Я ныряльщица. Ищем древнее затонувшее судно. Вы, наверное, видели со своего места большое судно в гавани? Это наше.

– Видела, – сказала я. – Очень хорошее. Я, кажется, слышала о вашей компании.

– Правда? – сказала она с довольным видом. – Мы находили в Карибском море большие затонувшие суда. Одно из них, «Маргарита»…

– Да, конечно, – сказала я. – Не было ли спора о том, кому принадлежит сокровище или что-то такое?

– Да, – ответила она. – Был. В конце концов Питер – это владелец компании, он сейчас с нами, пожилой человек во главе стола – остался с носом, но не оставляет попыток. На сей раз мы ищем золото.

– Должно быть, это очень увлекательно.

– Лучшей работы у меня не было, – сказала женщина. – Я не могла поверить своему везению, когда Питер взял меня. Я бросила работу за письменным столом и не жалею об этом. Кстати, меня зовут Мэгги.

– Меня Лара. Вы единственные, кто ищет это затонувшее судно? – спросила я невинным, как надеялась, тоном.

– Есть еще одна небольшая группа, археологи. Один из них на днях приехал в Сус и обвинил Питера, что тот вредит его работе. Устроил настоящую сцену. Он какой-то пугающий. Помешанный. Чего нам беспокоиться? Мы найдем судно раньше. У нас есть новейшее сканирующее оборудование, и если судно на большой глубине, есть аппарат с дистанционным управлением для подводных работ. А у них только бортовой гидролокатор и маленькое суденышко.

– Замечательно, – сказала я. – Значит, будете вести поиски в этом районе?

– Да, – ответила женщина. – Мы работали последние несколько недель к югу отсюда, возле Суса, и постепенно продвигались на север.

– Надеюсь, вам нравятся поиски. – Это было тактично. Я не собиралась желать ей успеха, потому что работала вместе с Брайерсом. – Приятно было поговорить с вами, Мэгги, – сказала я, направляясь к кабинке, когда молодая женщина защелкнула косметичку.

– И мне с вами, – ответила она. – Кстати, надеюсь, мы ведем себя не слишком шумно. Обычно мы спим на судне, чтобы не терять времени, добираясь к месту работы. Но время от времени заходим в порт – все равно спим на судне, но сходим на берег немного расслабиться – и можем немного увлечься.

– Никаких проблем, – заверила я.

– Желаю приятно провести время, – сказала Мэгги.

Что ж, это подтверждало рассказ Брайерса, хотя он и казался неправдоподобным. На меня произвело ошеломляющее впечатление то, что Брайерс отстает в технологии.

* * *

– Джамиля, это люди из компании по подъему затонувших судов, – вот и все, что сказала я, возвратись к столику.

– Вот вы где, – послышался знакомый голос. Мы посмотрели вверх и увидели четыре головы, взирающие на нас с верхней террасы: Бена, Эда, Эмиля и Честити. Головы скрылись, и эта четверка спустилась по лестнице к нашему столику.

– Думали, сможете ускользнуть, да? – сказал Бен.

– Можно удрать, но не скрыться, – добавил Эд, и Честити хихикнула.

– Мы строили планы на ближайшие несколько дней, – ответила я с некоторой чопорностью.

– Приятное место. Не против, если мы присоединимся к вам? – спросил Эмиль, другие мужчины придвинули столик к нашему. Честити села между Эмилем и мной, Бен с Эдом – по обе стороны Джамили.

– Десерт, кофе, леди? – спросил официант. – Джентльмены?

С веточкой жасмина за ухом он выглядел очень впечатляюще.

– Мне кофе, – сказала Джамиля.

– Мне тоже, – сказала я.

– И мне, – присоединился к нам Эд. Потом добавил: – Что за цветок у вас за ухом?

– Жасмин, – ответил официант. – Если мужчина носит его за правым ухом, значит, он женат. За левым – ищет невесту.

– Значит, вы неженаты, – сказала Честити.

Он улыбнулся.

– Знаете, большинство мужчин в Тунисе носит жасмин за левым ухом.

– Не беспокойтесь, – сказала Джамиля. – Волна феминизма еще накроет мою страну. – И добавила: – Но, видимо, не при нашей жизни.

– Есть у вас баклава? – спросил Бен, имея в виду пирожное с медом и орехами.

– Конечно, – ответил официант. – Три кофе и одна баклава.

– Ты уже ел баклаву сегодня вечером, – проворчал Эд.

– Знаю, – ответил Бен. – Я провожу дегустацию баклавы. В конце путешествия объявлю, какая лучшая.

– Мне тоже баклаву, – сказала Честити.

– Мне бренди, – сказал Эмиль.

– Я тоже хочу бренди, – заявила Честити.

– Тебе нельзя, – сказал Бен.

– Вы совсем как моя мать, – недовольно сказала Честити. – Ладно, выпью этого замечательного чая с орешками.

– Чай с кедровыми орешками, – сказал официант.

– А где твоя мать? – спросила я.

– В постели, с головной болью, – ответила она. – Эмиль, можно мне сигарету?

– Нет, нельзя. Честити находится на моем попечении, – сказал мне Бен. Я подумала, что это, наверное, тяжкое испытание. Честити слегка преобразилась. Она собрала волосы в тугой узел на затылке и накрасилась, пожалуй, сильнее, чем следует девушке ее возраста. На ней было то же короткое черное платье с глубоким круглым декольте, что и в первый вечер, но она спустила рукава, чтобы побольше обнажить плечи, и, я была уверена, укоротила платье на несколько дюймов. Она вызывающе то и дело забрасывала ногу на ногу.

– После ужина мы пошли по магазинам, – сказал Эд. – Честити нашла ожерелье, которое ей понравилось. И ожесточенно торговалась за него, – добавил он. – Выпады и отбивы. Для этого требовались стойкость, мужество и решительность. Какое-то время я боялся поражения, но в конце концов продавец сдался, и победа досталась нам.

Мы все засмеялись.

– Покажи ожерелье, – попросила Джамиля, и Честити бережно развернула сверток из папиросной бумаги.

– Красивое, – сказала я, оно действительно было красивым, коротким, из серебряных бус, круглых и кубических, с камешками малахита между ними. – Честити, эти серебряные бусы берберского образца. Та бусина, что прямо посередине, должна приносить тебе удачу и отгонять зло.

– Браво, Честити, – сказал Эд. – Превосходный выбор. Надень их, что же ты?

– Я помогу, – предложила я, однако девушка уже повернулась к Эмилю.

– Поможете мне, Эмиль? – проворковала она. Я посмотрела на Джамилю, та вскинула брови. Казалось, Честити взрослела очень быстро – судя по тому, как поглаживала шею и ожерелье. Эмиль старался не касаться девушки, надевая его, но она так повела головой, что потерлась о его руку. Наступило неловкое молчание. «НШ – Лолита», – подумала я, совсем, как писала Кристи. Как я не замечала всего этого?

– Ну, Бен, – весело сказала я, пытаясь как можно быстрее сменить тему разговора, – как находите это путешествие? Оправдывает оно ваши ожидания? Вы здесь для работы или просто для отдыха?

Господи, как развязно звучал мой голос.

– Я очень доволен, – ответил он, с аппетитом принимаясь за сладкий десерт. – Что до вопроса относительно работы или отдыха, то понемногу того и другого. Я преподаю древние языки, как вам известно, и моя область изучения – Пунические войны и период, ведущий к ним. Честити, знаешь, что я имею в виду под Пуническими войнами?

Девушка на секунду очень мило скривила лицо.

– Ганнибала и слонов в Альпах, – ответила наконец она.

– Правильно, – улыбнулся Бен. – Пунические войны – их было три, с двести шестьдесят четвертого по сто сорок шестой до новой эры – между Римом и Карфагеном. Ганнибал был карфагенским полководцем.

– Того Карфагена, что мы видели?

– Того самого. Термин «пунический» имеет разную этимологию, но в течение этого периода прилагается именно к карфагенянам. Поэтому да, это место – часть сферы моих интересов, но я здесь для того, чтобы хорошо провести время. Конечно, я постоянно ищу материал для своей книги. Это будет мой magnum opus.[20]20
  Главный труд (лат.).


[Закрыть] Я работаю над ней несколько лет.

– О чем она, Бен? – спросила я.

– Рабочее название «Прошедшее несовершенное».

– «Прошедшее несовершенное», – повторила Джамиля. – Это книга по истории или по грамматике?

– Я же говорил тебе, – сказал Эд.

– По истории. Эд постоянно твердит мне, что это заглавие никуда не годится. Но мне оно нравится, пока книга не закончена и издатель возражает против заглавия, она называется «Прошедшее несовершенное». Я считаю, людям следует знать, что история пишется главным образом победителями, более того, господствующей группой в этой победившей культуре – обычно элитой и, разумеется, обычно мужчинами. Например, все сообщения о Пунических, – он закурил сигарету, – войнах, которыми мы располагаем, исходят из Рима. Как обычно, победители получают возможность излагать свою версию событий, побежденные – нет. Не существует никаких карфагенских описаний войн и приведшей к ним политической ситуации. Моя теория заключается в том, что войны начали римляне по своим внутриполитическим причинам, почти без провокаций или совсем без провокаций со стороны карфагенян. Могу добавить, что другие относятся к римлянам терпимее, чем я. Но, видите ли, я и назвал книгу «Прошедшее несовершенное» потому, что наши взгляды на исторические события искажены именно таким образом.

– Это превосходное заглавие, – сказала я.

– Спасибо. Своей книгой я хочу пролить свет на безмолвные голоса истории, на людей, о которых мы ничего не знаем, то ли потому, что они проиграли какую-то войну, и писать о ней должны победители, то ли их попросту сочли незначительными и потому оставили без внимания, когда излагались истории их времени.

– Как женщин, – вмешалась Джамиля.

– Совершенно верно, – согласился Бен. – Как женщин, бедняков или даже целые народы, потерпевшие в войне неудачу. Карфагеняне – превосходный пример. Римляне в целом ни во что не ставили карфагенян. Сделали исключение для нескольких, которыми нехотя восхищались, но в основном описывали карфагенян как грязных, пьяных, диких невежд. Существует римское выражение «Punica fides», пуническая верность. Как думаете, что оно означает? Вероломство! «Пуническая верность» для римлян была синонимом вероломства. Особенно они язвят по поводу жертвоприношения детей на тофете. И этот взгляд на карфагенян дошел до нас. Римляне выиграли войну, написали историю, и мы располагаем их взглядом на нее. Но вы слышали, что говорил о тофете Брайерс? Возможно, ничего подобного не происходило, а если происходило, это было священной церемонией, а не потехой. У самих римлян, как нам известно, были весьма своеобразные взгляды на то, какие развлечения дозволены, и нет никаких указаний, что карфагеняне разделяли их. Что до грязи, то мы недавно видели город Керкуан.

– У карфагенян были ванны, – сказала Честити. – Мы их видели.

– Были. Прямо в домах, в дополнение к общественным баням. Археологические свидетельства указывают, что они отнюдь не были такими грязными, как писали римляне. Что до дикости, латинский алфавит основан на финикийском, а Карфаген был финикийским городом. Кроме того, карфагенянин на имени Магон многому научил римлян, если говорить о сельском хозяйстве. Примеров можно привести множество, но мы редко их слышим.

– Значит, вы хотите исправить некоторые эти истории? – спросила Джамиля.

– В определенном смысле, да. Я несколько лет вел исследования…

– Годы и годы, – вмешался Эд. – В конце концов я стал твердить ему, чтобы он перестал исследовать и писать и начал искать издателя.

– Эд не понимает, что исследования – лучшая часть работы. Я стараюсь найти старые документы или даже древние произведения искусства, где изображены простые люди, а не короли и королевы или боги и богини античных времен. И нашел немало примеров – поистине интересных рассказов о простых людях, сделавших что-то необычное, способных опровергнуть некоторые наши представления о прошлом, предоставить голос многим людям, которые до сих пор молчали.

«Интеллектуал группы», – подумала я.

– Слишком растянутый ответ на ваш вопрос, не так ли? – сказал Бен. – Dum loquor, hora fugit. Пока я говорю, время летит.

И хорошо, на мой взгляд. Честити перестала играть в соблазнительницу.

– Какой это язык? – спросила она.

– Латынь, разумеется. Я преподаю древние языки. Предпочитаешь греческий? А что вы, Эмиль? – спросил Бен. – Вы говорили, что родились здесь, но долгие годы не возвращались сюда. Сильно изменилась страна?

– Во многих отношениях сильно, в других осталась почти той же самой, – ответил Эмиль, жестом велел официанту подать еще бренди и закурил сигарету. – Природа так же красива, как мне помнится: море, горы, пустыня. Такие контрасты в крохотной стране! Мальчишкой я приезжал в Таберду летом к друзьям семьи. Тогда все эти дома принадлежали французам. Теперь, разумеется, в них живут богатые арабы. Начинаю понимать, что вел здесь прямо-таки очаровательную жизнь. Красивый дом в Тунисе, частная школа, каждое лето неделя-другая здесь, у отца было большое поместье в Сахеле, юго-западнее Туниса. У него были виноградники и плодовые сады. Я очень жалею о случившемся.

– А что случилось? – спросила Честити.

Ответить Эмилю помешал новый взрыв веселья, донесшийся от команды «Стар сэлвидж». Человек, которого я сочла Питером Гровсом, встал и поднял стакан. Он был коренастым, но подтянутым, ростом примерно пять футов десять дюймов, лет пятидесяти.

– За то, чтобы не только найти сокровище, – заговорил он слегка заплетающимся вследствие многих тостов языком, – но и раздавить конкурентов! Давайте не забывать, что они наши враги, и мы не только превзойдем их в этом деле, но и уничтожим.

Группа снова весело зашумела, несколько человек ударили стаканами о стол.

Я почувствовала, что над нами кто-то высится, и подняла взгляд. На верхней террасе стоял Брайерс, лицо его побагровело от гнева, кулаки были сжаты. Несколько секунд он смотрел на группу, а потом отошел от барьера и скрылся. Я оглянулась, подумав, что Брайерс спустится и устроит драку, но он не спустился. Однако я не сомневалась, что это плохо кончится.

– Арабское население начало добиваться независимости от Франции и в начале пятидесятых годов взялось за оружие, – продолжал Эмиль, не замечая разыгрывающейся рядом маленькой драмы. – В пятьдесят шестом году страна официально получила независимость, но кровопролитие на этом не закончилось. В эти годы многие наши соотечественники уехали во Францию. Но мой отец остался. Он твердо верил, что все это кончится. Потом в шестьдесят первом году снова вспыхнули бунты, и вскоре фамилия отца появилась в списке подлежащих смерти. Мы собрали вещи и ночью покинули страну, взяв только то, что могли нести в руках. Лишились всего. Тем французам, что уехали раньше, удалось продать собственность, пусть и за ничтожную цену, моему отцу пришлось все бросить.