Текст книги "Африканский квест"

Автор книги: Лин Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

8

«Это очень тревожная новость, – подумал Газдрубал, – не говоря уж о том, что чертовски досадная из-за надвигающегося шторма и потери члена команды». Но судно было уже дважды обыскано с носа до кормы, и он даже послал парня, гораздо более наблюдательного, чем все остальные, обыскавшего как будто все закоулки и ниши, где можно спрятаться, проверить их еще раз. Следовал неизбежный вывод – Ваалханно больше нет на борту.

Странным человеком был этот Ваалханно, с устремлениями, значительно превышающими его положение в жизни, постоянно ищущим удачного случая. И как он наблюдал за всеми. Газдрубал не раз слышал недовольные заявления, что Ваалханно – шпик; не раз ему приходилось останавливать драку между Ваалханно и объектом его пристального внимания. Надо сказать, он был не особенно любимым членом команды. Тем не менее, новость была тревожной.

Разумеется, Ваалханно мог упасть за борт. К сожалению, это нередко случается. С другой стороны, после того, как Абдельмелькарт был убит – на этот счет у капитана сомнений не было – то, может, Ваалханно, наивному, пусть и надоедливому человеку, помогли оказаться за бортом. Но пока что Газдрубалу пришлось отбросить эти мысли. Требовалось думать о судне, о своих людях, а время было опасное. Произойти могло все что угодно.

Потребовалось несколько часов, чтобы погасить пожар на борту «Сюзанны». К счастью, все, кроме одного, члены команды ужинали на берегу. Однако оставшаяся на борту Маргарет Робинсон получила сильные ожоги большей части тела.

– У меня жуткое ощущение, что Маргарет – та самая Мэгги, с которой я познакомилась, когда мы вместе были в этом ресторане, – сказала я Джамиле. – Она красавица, очень любит свою работу. Надо же, какой ужас случился с ней!

Это еще не все. На другой день полицейские отыскали Брайерса, когда мы осматривали римские развалины в Тубурбо Маюс, и забрали его для допроса. Вечером, часов в десять, он пришел повидать меня в гостиницу.

– Очевидно, есть улики, говорящие, что «Сюзанну» подожгли умышленно, – сказал он, выпивая первую, но, как я боялась, не последнюю порцию виски. – Полицейские знают, что мы с Гровсом ищем одно и то же затонувшее судно. Видимо, это сказал им Гровс. Они как будто знают о моей вспышке в Сусе и потому если не считают, то, по крайней мере, не исключают возможности, что я поджег судно из мести. В тюрьму меня, как видите, не бросили, но паспорт отобрали.

– Брайерс, вам нужно завтра первым делом связаться с американским посольством в Тунисе, – сказала я. – Отнеситесь к этому со всей серьезностью.

– Думаю, вы правы, и я отношусь к этому серьезно. Однако я здесь по другой причине. Прежде всего, хочу сказать вам, что пожара не устраивал. Признаюсь, первой мыслью у меня было, что на какое-то время я избавлен от конкурента, но я судно не поджигал, и то, что случилось с этой молодой женщиной, ужасно. Мое замечание вчера вечером было бесчувственным и совершенно неуместным.

– Вы слышали небольшую речь Питера в «Les Oliviers»?

– Слышал и, разумеется, пришел в ярость. Я до сих пор в ярости. Мне хотелось спуститься и поколотить этого подонка. Но я не буйный человек, Лара, несмотря на вспыльчивость. Моя идея мести – найти затонувшее судно раньше него. Я по-прежнему намерен это сделать и пришел попросить вас о помощи. У нас не хватает людей, и, может, вы поможете нам завтра во второй половине дня, когда вернемся с утренней экскурсии. Что скажете?

– Подумаю, – ответила я. – Утром скажу. А пока что, – сказала я, увидев, что Брайерс жестом заказывает еще виски, – на вашем месте я бы отправилась спать. Думаю, похмелье вам ничуть не поможет.

– Вы правы, – сказал он, отменил заказ и встал, чтобы оплатить счет.

Я тоже поднялась со стула.

– Лара, – сказал Брайерс, – мне очень важно, чтобы вы поверили, пожар – дело не моих рук.

Я поглядела на него, потом, не говоря ни слова, пошла к себе в комнату. Я не знала что сказать, потому что не могла решить, верю ему или нет.

– Если согласитесь, – крикнул он мне вслед, – будьте в два часа на причале.

* * *

Следующий день был не лучше. Утром мы осматривали старую византийскую крепость к северу от Таберды. Вид на береговую линию с бастионов был великолепным, хотя приходилось обходить кур и коров, чтобы подойти к бастионам, все пространство было занято предприимчивым фермером и его семьей. Однако посетить крепость стоило. Сохранилась она плохо, и мы предупреждали всех, чтобы смотрели под ноги. В одном месте спуск был очень узким, группа топталась на месте, и вдруг раздался вскрик. Кэтрин скатилась по разрушенной лестнице и лежала мешком у подножья.

Все бросились к ней. Кэтрин тяжело дышала, колено у нее было сильно оцарапано, запястье начинало распухать.

– Ничего, все в порядке, – сказала она, когда ей помогли встать на ноги.

– Пойду, принесу аптечку из автобуса, – сказала Джамиля и быстро ушла.

– Нам все время твердили, что нужно смотреть под ноги, – сказал Джимми жене.

– Будет тебе, Джимми, – ответила Бетти. – Перестань осуждать всех и вся.

Джимми пришел в замешательство.

– Жена впервые одернула его, вам не кажется? – негромко спросила Азиза.

– Возможно, – ответила я. – Надеюсь, Кэтрин не особенно пострадала. В последнее время ей было не особенно весело.

– Меня толкнули, – сказала мне Кэтрин несколько минут спустя, когда остальные пошли дальше, а Джамиля перевязала ей запястье и колено. – Я не сама упала.

– Кто, по-вашему, толкнул вас? – спросила я. И подумала: «Это нелепо. У нее паранойя».

– Не знаю, – ответила Кэтрин. – Мы там стояли толпой, и я не видела, кто, но меня определенно толкнули. Сьюзи была там, – произнесла она обвиняюще. – Думаю, она.

– Кэтрин утверждает, что ее толкнули, – сказала я Джамиле, отведя ее в сторону.

– Что? – воскликнула Джамиля. – По-вашему, эта женщина вполне нормальна? Может, ей неловко признаться, что она нетвердо держится на ногах?

– Не знаю. Видели вы, как она упала?

– Нет. Все толпились на маленькой площадке. Когда это произошло, я разговаривала с Эмилем и Клиффом, поэтому, если Кэтрин говорит правду, в чем я сомневаюсь, это не они. Марлен и Честити, по-моему, уже спустились. Кроме них толкнуть ее мог бы любой.

– А Сьюзи? Где она была?

– Думаю, в толпе, но не могу сказать, рядом с Кэтрин или нет.

– Кэтрин думает, что за всем этим стоит Сьюзи, потому что завидует ее большим деньгам. Сьюзи определенно волнуется из-за денег, но мне почему-то кажется, что она независтлива.

– Мне тоже, – сказала Джамиля. – И я не думаю, что Сьюзи способна на такие поступки. Она – добрая душа. Поначалу она меня раздражала. Задавала столько личных вопросов. Но теперь думаю, что она очень милая.

– Хорошо, однако, предположим на минуту, что заявления Кэтрин справедливы. Конечно, это натяжка, но все-таки предположим. Кто может держать на нее зло? Обидела она кого-нибудь неумышленно?

– Насколько я знаю, нет. Разговоров об этом не слышала. Очень странно.

– Джамиля, – сказала я, – держите глаза и уши открытыми. И сообщайте мне, что услышите.

С этой группой людей было что-то очень неладное, но я не представляла, что.

К примеру, мне предстояло решить, верить Брайерсу или нет. Утром я решила верить. Он был вспыльчив, но, кроме несдержанной речи, я не видела никаких указаний на то, что он способен поджечь судно.

* * *

– Я собираюсь к тому торговцу, который хотел вчера облапошить меня, – сказал Эмиль, когда мы вернулись в гостиницу. – Хотите пойти со мной?

– Эмиль, это наверняка было бы очень занимательно, но Брайерс просил меня помочь ему на судне, и, пожалуй, я так и сделаю. На воде очень приятно. Может, пойдемте? Не думаю, что работа будет очень трудной.

– Нет, – ответил он. – У меня разыгралось любопытство, хочу посмотреть, есть у него что-то стоящее, хотя все, что я знаю, говорит мне, что вряд ли.

– Хорошо, тогда увидимся за ужином.

Я надела купальник, поверх него майку с шортами и направилась к пристани.

– Не могу передать, как много для меня значит, что вы здесь, – сказал Брайерс, крепко обняв меня. – Имели вы это в виду или нет, я воспринимаю ваше присутствие как доверие ко мне, знак, что вы не думаете, будто я имел какое-то отношение к пожару на «Сюзанне». И мне кажется, что все будет хорошо.

– Будьте уверены, если б я так думала, то не была бы здесь, – сказала я, и он заулыбался. Брайерс был привлекательным мужчиной, с открытым лицом, приятной улыбкой и неплохим телосложением. Борода его приятно касалась моей щеки. Ничто не вызывает у меня такой слабости, как привлекательный мужчина, готовый признаться в своей ранимости. Я думала, что переросла эту склонность. Очевидно, нет.

– Поплыли, – сказал он, отвязывая моторную лодку. – Остальные уже там. Сегодня это будет первое погружение. Нам пришлось завезти продовольствие домой и на судно. Сегодня мы сделаем всего парочку погружений, но это лучше, чем ничего. Хмаис отправился домой на празднование седьмого ноября, Гас слег с простудой, так что людей у нас меньше, чем обычно. Замечательно, что вы пришли. Можете дежурить, пока мы погружаемся, и помогать Хеди с оборудованием на палубе.

Брайерс сжал мне руку чуть сильнее, чем нужно, помогая спуститься в лодку.

– Подкрепление! – крикнул он, когда мы остановились у судна. Хеди улыбнулся. – Ну что, Рон, пойдем с тобой первыми?

– Отлично. Я готов, – ответил Рон. – Привет, – и протянул мне руку для пожатия. Ему было двадцать с небольшим, у него были карие глаза, темно-каштановые волосы, приятные, добродушно-веселые манеры, с людьми он был непринужденным, в своем деле уверенным. Мне он нравился.

– Брайерс, а я не знала, что вы ныряльщик, – сказала я. – Думала, здесь вы просто археолог.

– Что значит просто? – ответил Брайерс. – Я морской археолог, и этим все сказано. Погружаюсь и занимаюсь археологией. Хеди, будь добр, проверь еще раз давление в баллонах, – попросил он, раздеваясь до плавок и надевая гидрокостюм. Надо сказать, он находился в очень хорошей для своего возраста форме.

– Во всех баллонах три тысячи пси, – сказал Хеди. – Можно погружаться. Я рассчитал время, которое вам можно находиться под водой, Сэнди перепроверила мои расчеты. Подводные баллоны на месте?

– Да, – сказал Рон.

– Что такое подводные баллоны? – спросила я.

– К якорной цепи прикреплены два полных баллона примерно на глубине двадцать футов, – ответил он. – На тот случай, если нам потребуется на декомпрессию больше времени, чем хватит воздуха в наших баллонах. Мы можем подсоединиться к новым баллонам на глубине двадцать футов и оставаться под водой, пока подъем на поверхность не станет безопасным.

– Рону показалось, вчера он видел кое-что, заслуживающее внимания, – объяснила мне Сэнди. – Наше сканирующее оборудование не работает, поэтому мы тащим ныряльщиков на буксире, чтобы они могли смотреть. Тут есть углубление в несколько футов. Мы встали на якорь возле его края. Там небольшой выступ, поэтому мы не смогли все разглядеть. Видимость там хорошая, примерно на семьдесят-девяносто футов, но выступ закрывает вид. Поэтому Рон и Брайерс спустятся под него, посмотрят, что там.

– Глубоко погрузятся?

– От силы на сто пятьдесят футов, – ответила Сэнди. – Мы думаем, примерно на этой глубине может быть ровное место. Так, готовы к погружению? Таймеры установлены? – крикнула она обоим. Те кивнули и перевалились через борт лодки.

– Теперь нам нужно следить, – сказала Сэнди. Я не отводила глаз от двух цепочек пузырьков. Прошло несколько минут.

– Они уже приближаются к цели, – сказала Сэнди, взглянув на часы. – Уже находятся на глубине сто десять-сто двадцать футов. Смогут пробыть там всего несколько минут, потом начнут подниматься, останавливаясь на различных глубинах для декомпрессии.

У меня возникло беспокойство за них. Плаваю я хорошо, в школе была спасательницей, но в спуске под воду на такую глубину с пристегнутым к спине небольшим баллоном воздухе было что-то тревожащее.

Внезапно на поверхности появился Рон, затем Брайерс.

– Авария! – закричала Сэнди. – Вытаскиваем их, – сказала она, схватив меня за руку. – Я – Рона, вы – Брайерса.

Я, не раздумывая, спрыгнула за борт во всей одежде и быстро, как только могла, поплыла к Брайерсу.

– Брайерс, – крикнула я. – Скажите что-нибудь!

Но он не шевелился. Я обхватила его одной рукой за плечи, другой за грудь, и как можно быстрее поплыла к судну. Хеди уже поднимал якорь, и двигатели работали, когда мы с Сэнди подплыли к трапу. Я попыталась поднять Брайерса на палубу, но он был очень тяжелым, и мне удавалось лишь держать его голову над водой. Хеди бросился на помощь. Нам приходилось прилагать громадные усилия. Мы с Сэнди толкали вверх, а Хеди тянул изо всех сил, втаскивая сперва Рона, затем Брайерса на палубу.

– Брайерс дышит, – пропыхтела я. – Что мне делать?

– Если сможете, положите его на левый бок так, чтобы ступни были чуть выше головы, – ответил Хеди. – Нужно немедленно внести его в декомпрессионную камеру.

Сэнди помогла мне уложить Брайерса в нужное положение.

– Господи, Господи, – твердила она. Я повернулась и взглянула, как Хеди делает Рону искусственное дыхание.

– Нужно идти к берегу, – крикнул Хеди. – Сэнди, вызывай помощь. Лара, умеете делать искусственное дыхание?

– Да, – ответила я, встав на колени подле Рона. – Начинаю.

«Раз, два, три четыре, пять», – считала я про себя, надавливая на его грудь. «Теперь дыши, – приказала я, зажав ему нос и открыв рот. – Дыши, раз, два. Снова раз, два, три, четыре, пять. Продолжай, продолжай, не останавливайся».

Я прикоснулась к его шее. Пульса не было. «Не останавливайся, – приказала я себе. – Не сдавайся». И не сдавалась, пока мы не подошли к берегу, где ждали врачи. Хотя и понимала, что уже поздно.

* * *

– Я сам заполнял баллоны, – сказал Хеди поздно тем вечером в больнице, кулаки его были крепко сжаты. – Вчера вечером, чтобы мы были готовы к погружению, как только Брайерс сможет отправиться за борт.

– Хеди, мы не знаем, в баллонах ли причина, – утешающе сказала я.

– А в чем же еще, если оба попали в беду? И Рон теперь мертв! А Брайерс… Что могло быть неладно? Я проверял давление утром, потом проверил снова по указанию Брайерса. Все казалось в отличном состоянии.

Он схватился за голову.

К нам подошел врач.

– Теперь можете зайти к мистеру Хэтли, но лишь на несколько минут.

– Я не могу разговаривать с ним, – сказал Хеди. – Тут, должно быть, моя вина. Идите, пожалуйста, вы.

Брайерс выглядел неважно. За несколько часов он постарел на несколько лет и выглядел уже не сильным, а бледным и больным. Смысла спрашивать, как он себя чувствует, не было, поэтому я молча взяла его руку и не выпускала.

Он попытался улыбнуться.

– Рон?

Я покачала головой, и он отвернулся. Я крепко сжала его руку.

– Что произошло? – спросила я наконец.

– Не знаю, – ответил Брайерс. – Казалось, все шло прекрасно. Потом совершенно неожиданно, на глубине примерно сто двадцать футов, я почувствовал себя странно. Во рту началось жжение, в ушах звон. Затем почувствовал, что лицо подергивается. Я взглянул на Рона и увидел, что он тоже попал в беду. Жестом велел ему подниматься. Подсоединил насос к компенсатору плавучести, чтобы быстро подняться, и больше ничего не помню. Должно быть, сразу потерял сознание.

– Сейчас ваши баллоны проверяют, – сказала я. – Хеди думает, что это, должно быть, его вина.

– Этого не может быть, – сказал Брайерс. – Хеди, если на то пошло, чрезмерно осторожен. Пунктуально следует протоколу погружения. Давление в баллонах он проверял перед тем, как мы нырнули, и я знаю, что он сам заполнял баллоны из собственного компрессора.

– Может, в баллонах была скверная смесь? С какими-нибудь химикалиями?

– Не знаю, что там могло быть. Мы используем только сжатый воздух. От нитрокса и других смесей отказались, главным образом потому, что работаем на слишком большой глубине для них. Я просто не представляю, что могло случиться.

– Прошу вас, мадам, – сказала медсестра. – Вам пора уходить.

Брайерс посмотрел на меня покрасневшими глазами.

– Я должен позвонить его родным. И не могу заставить себя. Не в силах делать это снова.

– Отдыхайте, Брайерс, – сказала я. – Поговорим об этом завтра.

– Я почти уверен, что молодой человек погиб от закупорки кровеносного сосуда, – сказал врач. – Наверняка будем знать завтра.

– Как это могло случиться? – спросила я Хеди.

– От слишком быстрого подъема, – ответил он.

– Тогда почему этого не произошло с Брайерсом? Он на двадцать пять лет старше Рона.

– Это не имеет значения. Очевидно, Брайерс потерял сознание сразу же. В таком состоянии закупорка сосудов маловероятна. Видимо, Рон находился в сознании слишком долго.

* * *

– Кислород, – сказал на другой день полицейский по имени Ахмед бен Осман. – Очевидно, проблема заключалась в нем.

– Я думала, в баллонах должен быть кислород, – с недоумением сказала я.

– Совершенно верно, – сказал бен Осман. – Но только не в таком количестве, какое обнаружено. Я не ныряльщик, но, по словам специалиста, которого мы вызвали, кислорода там было гораздо больше, чем сорок пять процентов, – добавил он, глянув в свои записи.

– А сколько должно быть? – спросила я.

– Примерно двадцать один процент, – ответил Хеди. – Двадцать один процент кислорода, семьдесят девять азота.

– Совершенно верно, – повторил бен Осман. – Мне сказали – повторяю, я не специалист – что на той глубине, где работали мистер Тодд и мистер Хэтли, кислород в таком количестве все равно, что яд. А ощутить избыток кислорода почти невозможно.

– Откуда же его столько взялось? – спросила я.

– Очень хороший вопрос, мадам Макклинток, и я сам хотел бы получить на него ответ, – сказал бен Осман.

– Я не представляю, как это могло случиться. Можно проверить компрессор…

– Мы этим занимаемся, – сказал полицейский.

– Когда я проверял давление после заполнения баллонов, все было в порядке. Значит, проблема случилась после этого, ночью. Лара, в этих делах я очень осмотрителен, – сказал он с жалким видом. – Надеюсь, вы мне верите.

– Знаю, Хеди, – ответила я. – И Брайерс знает. Давайте поговорим о том, как кто-то другой мог повозиться ночью с баллонами. Можно напустить в них слишком много кислорода?

– Конечно. Я предполагаю, что кто-то мог выпустить из баллонов часть сжатого воздуха, снизил давление до тысячи-тысячи двухсот пси, потом накачал их чистым кислородом. Давление, когда я проверял, было нормальным.

– Трудно было бы это сделать? Закачать кислород в баллоны? Я не представляла бы как.

– Думаю, большинство людей не представляло бы, – сказал бен Осман, глядя на него.

– Нет, нетрудно, – сказал Хеди. – Потребовалось бы специальное оборудование, и его нужно было бы доставить на судно. Мы оставляем судно на якоре и уплываем на моторной лодке. Это дешевле, чем платить людям за пребывание на судне. Но при наличии оборудования сделать это можно было довольно легко.

– Значит, давление было бы тем же самым, а содержимое баллонов другим?

– Совершенно верно. И не было бы ни запаха, ничего, способного предупредить ныряльщика, что существует проблема. Вы даже не заметили бы ее, пока не опустились бы на большую глубину. Смесь в этой пропорции не оказала бы никакого воздействия до глубины примерно сто двадцать футов.

– Брайерс сказал, что он находился на этой глубине, когда понял, что попал в беду.

– Все это очень интересно, – сказал бен Осман. – Я предполагаю, что тут мог быть несчастный случай, кто-то совершил очень грубую ошибку, или, что мне кажется более вероятным, это мог быть последний удар в войне между двумя группами, ищущими сокровище. Сперва было повреждено судно одной из этих групп. Глава этой экспедиции винит другого. Несколько человек слышат его угрозы. Потом, два дня назад, судно другой группы загорается. Женщина, имевшая несчастье находиться на этом судне, серьезно пострадала. Вчера с баллонами для погружения, принадлежащими первой группе в этом споре, кто-то повозился. Один человек оказывается в больнице, другой умирает. Возможно, тут око за око, но ставки, если уместно это выражение, всякий раз повышаются. Можете идти, – сказал он. – С вами пока что закончено. Пожалуйста, уходя, пришлите следующего.

Следующим оказался коренастый мужчина с седеющими волосами, животиком и румянцем, в голубой рубашке с логотипом. Он сидел, обхватив голову руками, когда мы вышли, но поднял на нас взгляд. Глаза у него были налиты кровью, руки дрожали.

– Вы следующий, Питер Гровс, – сказала я, указав на дверь.

9

«Почему люди убивают друг друга таким образом, – подумал Газдрубал, – не в пылу битвы, не по неосторожности, а хладнокровно, расчетливо? Возможно, из алчности. Многих убили ради обогащения, а Маго жаден и, более того, вполне способен на такой поступок. И Сафат. Ни разу не высказал оригинальной мысли, но его почти наверняка можно подбить на подобное дело. Любовь? Да, возможно, в определенных обстоятельствах она такой же сильный мотив, как алчность. Это указывало бы на Мальчуса, но лишь, насколько он знал, в отношении Абдельмелькарта. Что касается Ваалханно, он понятия не имел, что могло вызвать такую ярость. Что еще? Месть. Это снедающая душу одержимость. Есть ли на судне человек, страстно желающий отомстить? Но месть наверняка связана с двумя другими мотивами. Когда дело доходит до убийства, существуют ли другие побуждения, кроме алчности и любви, настолько сильные, чтобы искорежить человеческую душу?» Как мало все-таки он знает о людях на своем судне. Придется напряженно думать, внимательно прислушиваться к тому, что говорят люди, и посмотреть, сможет ли он найти среди них гадину. И нужно еще раз поговорить с парнем.

– Отвечает она вашим ожиданиям, месье? – спросил владелец лавки. – Маленькая, конечно, но золотая. Чистое золото.

Эмиль повертел монету в затянутой перчаткой руке и еще раз посмотрел на нее в лупу.

– Неплохая, – сказал он. – Заплачу вам за нее две тысячи долларов США.

– Цена удовлетворительная. Больше монет вам не нужно? – спросил с улыбкой владелец.

– А есть еще?

– Возможно, – ответил этот человек.

– И сколько же их может быть? – спросил Эмиль.

– Сколько вам нужно? – сказал тот с лукавым выражением на лице.

Эмиль стукнул кулаком по прилавку.

– Отвечайте на вопрос!

Владелец лавки начал потеть.

– Три, может быть, четыре.

– Откуда они у вас?

Торговец замялся и облизнул губы.

– Откуда? – повторил Эмиль. Голос его был убийственно спокоен.

– У меня есть свои источники.

– Я заплачу вам по тысяче за каждую, но лишь в том случае, если продадите мне все, что у вас есть.

– Но, месье, – возразил владелец лавки. – Вы предложили две тысячи. И должны заплатить столько за каждую.

– По тысяче, – повторил Эмиль и что-то записал на листке бумаги. – Можете найти меня в «Auberge du Palmier». Я пробуду здесь всего несколько дней.

– Месье, – сказал торговец с обиженным видом. – Я не специалист по нумизматике, вы, конечно, да. Но у меня есть книги. – Он указал на ряд потрепанных каталогов. – Я знаю, что таких монет очень, очень мало. Эта монета весьма редкая и стоит больше тысячи долларов.

– Теперь уже нет, – сказал Эмиль. На лице продавца появилось недоуменное выражение. – Подумайте об этом, – мягко добавил Эмиль.

– Терпеть не могу, когда меня обдирают, – сказал он мне, когда мы отошли. – Особенно дилетанты.

– Однако, насколько я понимаю, этот торговец более интересен вам, чем предыдущий, – заметила я.

– Немного, – ответил Эмиль. – Теперь давайте попытаемся найти те столы, которые нужны вам.

* * *

Мой опыт путешествия с группой, пусть и ограниченный, говорит, что в каждом туре наступает время, когда члены группы начинают чувствовать себя старыми друзьями. Психологи, видимо, назвали бы это связью. Может быть, причина заключается просто в том, что люди находится вдали от дома и настоящих друзей, может, это взаимное притяжение соотечественников в совершенно иной – и, возможно, поэтому угрожающей – части мира. Какой бы эта причина ни была, они начинают рассказывать друг другу о себе такие вещи, которыми ни за что не поделились бы дома с более-менее случайными знакомыми. Я видела, что в моей группе это происходит. Но, встревоженная своими подозрениями и травмированная ужасными происшествиями накануне, я не хотела сближаться с кем-либо из этих людей, и доверие их было скорее гнетущим, чем приятным. И после происшествия с погружением мне начало мучительно казаться, что над моей головой вспыхивает неоновое объявление, видимое всем, кроме меня, и гласящее «Врач принимает».

Первым обратился за легким лечением Клифф Филдинг.

– Лара, можно попросить вас о небольшом одолжении, – чуть ли не шепотом спросил он. – Я был бы признателен вам за совет, какой подарок купить дочери. Нору, сами понимаете, спрашивать не хочу, а вы хорошо знаете, что покупать здесь.

– Буду рада помочь, – ответила я, откладывая писанину, которой занималась за столиком возле плавательного бассейна. – Вы имеете в виду что-то конкретное?

– Нет, но что-нибудь особенное. Такое, что не нельзя купить дома. Сколько это будет стоить, неважно.

– Ладно, расскажите мне о своей дочери.

– Джерри живет одна, с мужем развелась. Она зубной врач. Пошла по следам отца, – сказал он с гордостью.

– У нее есть какие-то увлечения?

Я не могла так с ходу придумать, какой подарок сделать зубному врачу.

– Да, – ответил Клифф. – Джерри любит искусство. Принимает активное участие в спектаклях любительского театра. У них превосходные постановки для детей. Помогает расписывать декорации, делает макияж и даже рассаживает детей на представлении.

– Как выглядит ее дом?

– Что вы имеете в виду?

– Традиционная у нее мебель или современная? Коллекционирует ли она что-нибудь особенное?

– Не знаю, как охарактеризовать ее мебель, – ответил он. – Своего рода смесь. У нее столовый гарнитур из дерева с кожаной обивкой, она купила его, когда ездила в Мексику. Он ей нравится. Есть африканские скульптуры, кроме того, ей нравятся инуитские.[21]21
  Инуиты – самоназвание эскимосов.


[Закрыть] Плохой я вам помощник, так ведь?

– Ничего подобного. У меня есть несколько предложений. Прежде всего, большинству женщин нравятся местные серебряные украшения, особенно с берберскими бусами. Если вашей дочери нравится искусство африканцев и инуитов, должны понравиться и они. Видели вы ожерелье у Честити?

– Да, вряд ли кто мог его не заметить. Она демонстрирует его всем. Развита не по годам, так ведь?

Я постаралась не улыбнуться. Потом мне пришла блестящая мысль, та, которую я ждала с самого приезда.

– Если вы действительно хотите что-то по-настоящему особенное, предлагаю купить куклу. Не солдатиков, которые висят здесь во всем магазинах подарков. Знаете, что я имею в виду? Сделанных из дерева, с раскрашенными лицами, зачастую с длинными подкрученными вверх усами, в сапогах, со щитами и металлическими мечами. Те, что выставлены в магазинах для туристов, большей частью очень грубо сделаны. Но если сможем найти одну из старых марионеток, которых использовали здесь во французском кукольном театре шестьдесят-восемьдесят лет назад, будет просто чудесно. Они красивы и поистине необычны. Правда, недешевы.

Кроме того, они прекрасно подойдут для дома моей клиентки-кинозвезды в Роздейле, это тот самый предмет искусства, который создаст колорит. Почему я не подумала об этом раньше? Мне не терпелось отправиться на их поиски.

– Цена не имеет значения, – сказал Клифф. – Похоже, это в самый раз. Превосходно совпадает с ее любовью к театру. Как полагаете, сможете найти для меня такую?

– Постараюсь. Я знаю здесь нескольких торговцев, спрошу у них. Думаю, можно было б купить хотя бы одну-две для моего магазина. Найду, что смогу, вы посмотрите. Если увидите такую, что вам понравится, она ваша. Если нет, я уже купила несколько очень привлекательных ювелирных украшений, которые могут послужить нам резервом.

– Кукла будет очень большой? – неуверенно спросил Клифф.

– Вы имеете в виду – тяжелой? Не очень.

– Нет, большой. Объемистым свертком.

«Господи, – подумала я. – Он не только не хочет, чтобы Нора покупала подарок для его дочери, он не хочет, чтобы она знала, что подарок купил он сам».

– Послушайте, – сказала я, – если найду куклу, которая вам понравится, может, ее упаковать и отправить с другими вещами в мой магазин? Она придет туда примерно через неделю после моего возвращения. Можете купить открытку, сделать надпись для дочери, отдать ее мне, а когда вернусь, отправлю ее с курьером. Если хотите, заверну в подарочную обертку.

– Вы будете не против? – спросил он с облегчением.

– Сделаю это с удовольствием.

Он засиял, быстро вынул бумажник и протянул мне деньги.

– Не надо, Клифф, – сказала я. – Посмотрим, что смогу найти, и если вам понравится, сочтемся.

– Я оплачу и курьера, но может это быть нашим маленьким секретом? – спросил он.

– Конечно, – ответила я. – Теперь идите за открыткой. В продаже есть красивые, с фотографиями или зарисовками Таберды. Это будет в самый раз. Дайте Джерри представление, где приобретен подарок.

– Спасибо, – сказал он. – Только не подумайте, что я делаю это втайне. Нора – замечательная женщина. Не знаю, известно ли это вам, но она ухаживала за моей женой, Анни, когда та умирала от рака. Не знаю, что бы мы без нее делали. А потом, когда после смерти Анни у меня случился сердечный приступ, ухаживала и за мной. Я не хочу казаться неблагодарным. Это путешествие, в сущности, небольшая благодарность за все, что она сделала. Ей давно хотелось поехать в Тунис. Я понял это по обрывкам ее разговоров, и устроил ей маленький сюрприз. Она была замечательной. Только дело в том, что Нора и Джерри совершенно не ладят. Знаете, после смерти Анни они поссорились. Не знаю, в чем тут дело, но они не разговаривают. Я не видел Джерри несколько месяцев и разговаривал с ней реже, чем хотелось бы. Хочу послать ей что-нибудь совершенно особенное. Но только, чтобы Нора не знала о подарке, это чистая правда. У нее есть четкие представления о том, что хорошо для меня, что нет, и уверен, она права. Думаю, она считает, что Джерри расстраивает меня, такое действительно случается.

– Не беспокойтесь, Клифф, – сказала я. – Это останется между нами. Мы найдем для вашей дочери что-нибудь совершенно превосходное.

– Иногда мне кажется, что лучше жить одному, – продолжал Филдинг. – О Господи, опять неблагодарность. Спасибо, – еще раз сказал он. – Это поистине замечательно.

– Что замечательно? – спросила Нора Уинслоу, неожиданно подходя к нам. Клифф замер, молча раскрывая и закрывая рот.

– Этот вид, – ответила я, указывая на город и берег под ним. – Сегодня воздух как будто особенно чистый, правда? Я говорила Клиффу, что, кажется, нашла лучшее место для отдыха.

– Видимо, да, – сказала Нора, глядя в ту сторону.