Текст книги "Безликий бастион (СИ)"
Автор книги: Лилия Ульман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
Одинокая фигура девушки медленно поднялась с кресла и бросила книгу, что держала её в руках минуту назад. Немного замешкавшись, Бастион отпустилась на колени и заглянула в один из ящиков тумбочки, которая находилась у торшера. Порывшись там с пару десятков секунд, она достала небольшую плоскую коробку и двинулась в мою сторону. Не знаю отчего, но шаги ей давались с трудом. Сантиметр за сантиметром она преодолела расстояние между нами, будто и не желала подходить. Я же молчал. Просто смотрел на неё и молчал.
–Как только придёшь в комнату, открой её.
–Что это?– Я поглядел на коробочку, которую она вручила мне в руки.
Может это книга? Она хочет подарить мне какое-нибудь великое произведение?
–Хотя бы на вечер, побудь мною…
Я не понимал, о чем она говорила, когда шёл в свою комнату для того, чтобы переодеться. Мысли, как чистый воздух испарялись прямо перед моим носом в дымчатой завесе неизвестного. Я словно нахожусь на берегу двух «неизвестного», которое так и тянет за собой.
Хлопчатобумажная рубашка и свободные черные штаны казались мутным фоном того, что преподнесла мне Бастион. В руках я держал черную маску с золотыми росписями по бокам. На обратной её стороне золотыми нитями были выгравированы всего лишь две буквы. «АЕ» – Антон Ермаков или Антон Ева? Мне оставалось лишь гадать.
Недолго думав, я наконец-то, дал маске коснуться моего лица. Мне казалось, что я буду выглядеть в ней посмешищам, но как выяснилось позднее, маска на мне сидела отлично. Она достаточно плотно скрывала моё лицо, но и подчеркивала какую-то странную, непонятно откуда взявшуюся, строгость и дерзость. Одним словом, я был похож на Зорро. Не хватало только шпаги и черного плаща.
Любование в зеркало собственного вида не вызывало во мне бурю эмоций, поэтому накинув пиджак и взъерошив волосы, я поспешил спуститься вниз. Я и не заметил, как потихоньку дом стал наполняться гостями. В одной лишь гостиной расположилось около десяти человек, терраса рвалась уже от количества присутствующих. И причем все были одеты, как на один из крупнейших мировых приемов. Но лицо каждого было скрыто маской. Каждого.
Хозяева не стали исключением и тоже выглядели подобающим видом. Я ожидал увидеть Александру в чем-то незаурядном; в том, в чем обычно ходят такие же «любители мира всего», но нет. На удивление мне, она выглядела неотразимо. Длинное платье сиреневого цвета с тугим корсажем и живыми цветами на подоле, тянущегося от тали до пола, а то и дальше. Светлые, кротко обстриженные волосы были уложены на одну сторону. Такого же сиреневого цвета маска с кусочками перьев скрывала лицо Александры. Увидь эту женщину в толпе, а не накануне часом ранее, даже бы не узнал её. Что касаемо Анатолия, так он был облачен в строгий черный фрак и в такую же черную маску.
Эта специфичная пара в стандартной для хозяев манере развлекала гостей, обходя каждого и ведя с каждым беседу. Я молился, чтобы в числе тех, кого должны они поприветствовать, я не числился. Хотелось бы, чтобы вечер получился более впечатляющим.
Сзади ко мне подошла Луиза, неся в руках два бокала с шампанским. Один она передала мне и, кивнув, приказала выпить. Недолго колебавшись, я опустошил бокал и передал его одному из нанятых на вечер официантов.
–Где Степан Сергеевич?– Сквозь музыку проговорил я Луизе.
–Он занят. Почему стоишь в сторонке и не развлекаешься?
–Каким образом? Здесь столько важных людей. Боюсь, что после развлеканий, придётся искать новую работу.
–Это маскарад, Антон. Здесь мы не мы.
–И это мне говорит наша проповедница честной жизни – Луиза?!
–Поживи тридцать лет с консерватором, который ни разу на тебя не прикрикнул, и ты поймёшь меня.
–Господи, и что делает шампанское с людьми. Официант, – Я крикнул в никуда. – Не под каким предлогом не давайте этой сомнительной дамочке алкоголь. Она погубит сей вечер и свой брак. – Засмеялся я, Луиза, конечно же, тоже.
–У тебя прекрасный вид. – На одном выдохе произнесла она и стала поправлять воротник моей рубашки, как это делала моя мать, когда я был ещё мальчишкой.
Я оглядел её лицо, скрытое тёмно-синей маской и волосы, зачесанные назад. Обычно глаза женщины были голубыми, как океан, но сегодня они сверкали, словно два сапфира. Кашемировое платье по колено, такого же тёмного цвета, облегало её стройную фигуру. Руки и ноги отличались от общей картины своим нереально белым цветом, который подчеркивал лучезарную улыбку женщины и красоту её глаз. Сегодня Луиза была не Луизой, она была кем-то особенным.
–Вы само очарование, мадам. – Улыбнулся ей во все тридцать два зуба я.
–Не флиртуйте со мной, молодой человек, я замужем.
–Я попытаюсь подавить в себе столь страстное желание. – Оглядев людей, что входили в дом, и покидали его через дверь, ведущую на террасу, я поинтересовался у Луизы. –Как думаешь, много ещё людей должно здесь объявиться?
–Ещё как минимум человек пятьдесят должны подойти.
–Неужели дом их вместит?
–Конечно, вместит. Тем более Ева отдала нам свою часть дома, поэтому народу есть, где разгуляться.
–И все равно я беспокоюсь за террасу, которую так долго приводил в порядок.
–Люди прибыли культурные. Можно сказать элита Екатеринбурга и всех приближённых городов. Тебе не стоит волноваться.
Мы медленно, сквозь толпу разговаривающих, пробирались к выходу на террасу, где могли бы уютно расположиться на веранде. К несчастью, места на плетёных стульях уже были заняты женщинами в ярких платьях и в необычных масках, но мы с Луизой не стали отчаиваться, и пристроились у входа, где могли видеть всех приходящих гостей и слушать музыку.
Вечер разгорался с каждой проходящей минутой, наполняя не только гостей, но и тех, кто готовил праздник странным предчувствием чего-то необычного. Солнце потихоньку пряталось за горизонт, отпуская на землю занавесу загадочности и сказки. Мне, конечно же, не приходилось появляться на подобных мероприятиях, но я был уверен, что обычно там играет достаточно консервативная музыка. Например, что нибудь из того, что слушает Бастион. Но, нет, таковой музыки не слышалось.
Люди парочками плелись на свободные места на террасе и в доме, чтобы потанцевать. Я бы и Луизе предложил, но она сразу меня заверила, что совершенно не умеет и не любит танцевать. Настаивать на своем предложении я не стал, а просто принялся вглядываться в других свободных девушек, которых мог пригласить. Одна из красавиц, даже мне подала знак, улыбнувшись, но я продолжал не спешить, лишь издалека наблюдая за ней и молча заигрывая.
–Кто вон та красотка в персиковом платье?– Я наклонился к уху Луизы и тихо спросил, кивая в сторону рыжеволосой девушки. Луиза чуть с прищуром на неё поглядела.
–Это любовница зама нашего мера. Если хочешь счастливое будущее, лучше не надо.
–Понял. – Я чуть расстроился, поняв, что этот вечер мне куковать в одиночестве. –Похоже, Луиза, сегодня я весь твой…– Я не успел договорить, как надрывающийся звонкий голосок женщины, что была рядом, меня пронзил.
–Господи, Антон.
Раздался громкий смешок не только от неё, но и со стороны всех вышедших на улицу. Я мигом повернулся туда, куда все, смеясь, смотрели. Луиза согнулась пополам и скрыла лицо руками, чтобы совсем не выдать своих эмоций. Но у её ничего получалось.
Сквозь толпу, расталкивая всех, прорывался Витя в костюме огромной пчелы. На его голове красовались огромные два усика, тянущиеся вверх, а сзади к заднице было приделано шило из фольги.
Не удержавшись, я все-таки тоже разразился смехом и согнулся надвое. Лицо друга было мрачнее серых туч в октябре.
–Это совсем не смешно. Совсем!– Витя с укором проговорил, уже подойдя к нам.
Луиза вытерла глаза в прорезях маски от слез и попыталась утихомирить свой смех, но алкоголь пагубно влиял на женщину, поэтому спокойствие приходило не сразу. Ко мне, кстати, тоже.
–Что за хренотень на тебе?– Успокаиваясь, промолвил я, ударяя друга по паралоновому жёлто-чёрному животу. Витя ещё яростнее на меня посмотрел.
–Какой это к черту маскарад, если все не в костюмах?
–Витя, маскарад от слова маска, а не от слова одеться, как огромная бешеная пчела. – Господи, никогда не мог подумать, что Луиза может быть и такой.
–Луиза, а я не думал, что ты наделена остроумием. Давай сообщим об этом другим. – С сарказмом стал подначивать женщину друг. Недовольство росло в нём с неистовой силы, отчего мне сильнее хотелось смеяться над ним, а не утешать.
–Да ладно тебе. Иди и переоденься. Делов то.– Выдыхая, сказал я.
–Ох, и чего ж ты, умничка наша, ещё не получил нобелевский лауреат? Думаешь, я не пробовал. У меня молния порвалась на спине, а костюм я должен вернуть в целости и сохранности. – Грустно ответил Витя.
–И до каких пор ты собираешься его носить?
–Не знаю, но пока не захочу в туалет, уж точно.
–С тем количеством алкоголя, что ты уже выпил, снятие костюма тебе обеспечено как максимум через десять минут. – И как всегда этот умный тон Луизы.
–Вот, не надо меня попрекать моим пивасиком,– Витя прижал бутылку к груди, и как обиженный ребёнок чуть отвернулся от нас. –Как ещё я должен расслабиться в этом костюме? Тем более тут есть специальная молния для этого дела…– Совсем поникнув, договорил друг.
–Зато так ты привлечёшь намного больше женского внимания, Витек.
–Ты просто померкнешь на моём фоне. – Друг настолько был разочарован и обозлён, что сарказм вырывался у него в каждом предложении.
–Ой, да ладно тебе. Ты же в маске? В маске. Кто тебя узнает то?
–Ну, вы же узнали…
–Только потому что ты единственный, кто на этом вечере ходит с бутылкой «Живого».
И вдруг раздался пронзительный крик Луизы за моей спиной, которая мгновенно сорвалась с места и кинулась к узкой дороже, по которой шли все новые приходящие гости.
–Клара!
Воздух из моих лёгких испарился, и я мигом обернулся.
Она под руку с дядей поднималась вверх по тропинке, с интеллигентным видом осматривая других гостей. Сегодня её взгляд был другим, каким-то более уверенным и высокомерным, будто на такие приёмы ей приходиться ходить не впервые. Но взгляд лишь был дополнением к её восхитительной походке, прямой осанке и к чудесному платью из мятного шёлка. Никогда в жизни я и представить не мог, что моя родная тётка Клара настолько может быть и красивой.
Дядька видел, как многие мужчины восторгаются красотой тёти, поэтому прижимался к ней сильнее, кидая всем вызов «Она моя». На удивление мне, но и Олег выглядел, словно слез с обложки модного журнала. Ухоженный и уверенный в себе, он шагал с красавицей женой, бросая глазами из прорезей маски презрение.
Неужели обычная одежда вселила в них столько уверенности?
Луиза со всех ног неслась к тётке, которая не сразу заметила восторженную подругу, но как только поняла, что под маской скрывается добродушная Луиза, сразу же отскочила от Олега и кинулась на женщину. Их объятия напоминали мне объятия двух лучшие подруг, которые не виделись десятки лет. Вот только Луиза мгновенно узнала Клару даже в маске, а вот Клара…
– Луизка, родная. – Мне на какую-то долю секунды показалось, что у обеих женщин выскользнули из глаз слёзы. Ох уж эта сентиментальность.
Олег, немного поглядев на них и поздоровавшись с Луизой, двинулся дальше, приближаясь к нам. Его руки были в карманах, а лысина на голове блестела от маленьких ярких фонариков, что были прикреплены по ободку дома, как новогодняя гирлянда.
Обменявшись со мной и с недовольным Витей рукопожатиями, он долго с непониманием глядел на моего друга, пытаясь сдержать, вырывающийся из него смех. Картина разъярённого Вити в костюме пчелы с пивом руках естественно была умилительна, но прямого смеха я больше не пытался выражать. Отчасти мне становилось жаль его.
Женщины немного постояли в сторонке, разговаривая о чем-то и обмениваясь счастливыми улыбками, но вскоре решились присоединиться к нам. Первым кого заметила Клара, был, конечно же, Витя. На удивление, она не выдавила из себя не тени улыбки или смеха. Она с понимающим сочувствием посмотрела на друга и чуть наклонившись, прошептала ему на ухо.
«Моего сына на школьно празднике тоже не поняли, когда он пришёл в костюме гнома»
Далее тётка кинулась на меня, прижимая, как маленького ребёнка к своей груди. Потрепав меня по голове и подёргав за щёки, Клара отметила, что мой вид был очень даже надменным. Удивительно, но новое одеяние придало моим родственникам не только уверенности, но и словесной грации. Хотя порой поведение оставляло желать лучшего. Да уж, простодушие простолюдин не смоешь даже хлоркой…
–Ты очарователен, Антоша. Луиз, а где Степан? Так хотела бы его увидеть?
–Он сейчас немного занят, но вскоре к нам обязательно присоединится.
Неожиданно в поле моего зрения возникла знакомая мне парочка, которая обходила всех гостей, предлагала мини-бутерброды и со всеми вела не принуждённую беседу. И вот эта парочка теперь двигалась к нам. В руках у женщины был большой поднос с шампанским и вкусностями, а мужчина шёл и пожимал руки другим мужчинам.
Улыбавшаяся во все тридцать два зуба Александра мигом кинулась на моё прибывшее семейство, которое немного смутилось странным поведением хозяев. Передав свой поднос одному из официантов, она сжала в объятиях ошарашенную Клару, дальше последовал смущённый, но отнюдь польщённый поведением Саши, Олег. Конечно же, Клара сразу пресекла мнимую симпатию мужа к добросовестной хозяюшке.
–Я так рада, что вы приняли наше приглашение с мужем. Я Саша. – Продолжала улыбаться блондинка из-под маски. –Мой муж – Анатолий. –Она взяла его под руку и с улыбкой притянула к себе.
–Кларисса.– Без тени улыбки произнесла тётушка и тоже обхватила Олега. –Мой муж – Олег. – Она сделала акцент на слове «мой».
Клара не любила когда её называли «Клариссой», поэтому редко представлялась этим именем. Но видимо на этот вечер ей хотелось избавиться от простолюдинки Клары и стать Клариссой, такой же важнячкой, как и другие. Никто не посмел вмешиваться в эту игру. Даже я, тот человек, который любит подкалывать тётку по любому поводу.
–Господи, вы и представить не можете, как я рада с вами познакомиться. Вы – великолепная женщина, вами можно гордиться. – Не унималась Александра.
–Мною?– Удивилась Клара. Извините, «Кларисса». – Почему же?
–Кларисса, вы воспитали прекрасного человека. Антон спас нас, он освободил от проклятья нашу дочь. – И тут злость взяла надо мной вверх.
Не Клара меня воспитала, и даже не Кларисса, а моя мать. Мать. Моя мать – Аврора, а не Клара. Она меня сделала таким человеком, каковым я и являлся сейчас. Она меня всегда поддерживала и воспитывала во мне добрые человеческие качества. Не спорю, тётка заботилась обо мне и продолжает это делать, но она никогда меня не воспитывала. Это не её заслуги.
Видимо Клара заметила моё негодование, поэтому чуть опустив глаза и мило улыбнувшись, проговорила:
–Спасибо вам, конечно, но отнюдь это совсем не моя забота. Я люблю Антона всей душой и всегда любила, но воспитание ему дала моя сестра. Мать Антоши.
Ещё секунду назад я мог спокойно дышать, пускай даже через ярость, которая проступала через меня. Но сейчас, я чувствовал себя совсем по-другому. Всё, что наполняло мои лёгкие, неведомым способом куда-то исчезло, оставляя больной след воспоминаний и самоосуждения. Да, я винил себя за то, что всегда так относился к тёте. За то, что думал, будто я ею не любим, но только сейчас до меня дошла вся суть её заботы. Клара жёсткая и суровая, но она искренняя. Она всегда любила меня искренни, хоть и относилась, как к дешевому дерьму. А не заслужил ли я такого отношения?! Конечно же, заслужил. И вот только сейчас это понял.
–Ох, как это мило.– Замычала, как легкомысленная девица Александра. –Толь, это ведь мило, правда?
–Да.– С такой же счастливой улыбкой ответил Анатолий.
–Насколько мне известно, твоя мать, Антон, мертва?– Вдруг выпалила блондинка.
И вот в воздухе повисло то непонятное гнетущее молчание. Я посмотрел на Луизу, которая с яростью смотрела на женщину, что пол секунды назад это проговорила. Её глаза сверкали, как две огромные молнии Зевса.
–Александра!– Строго бросила она, но я поспешил развеять это напряжение.
–Всё нормально,– Улыбнулся я, посмотрев на свою защитницу. Господи, как я ей был благодарен за то, что она так вступалась за меня. – Да, Саша, моя мать давно умерла.
–Я тоже думаю, что обсуждение моей покойной сестры не уместно на этом празднестве.– Глаза Клары сверкали не менее яростнее Луизиных.
–Простите мою жену,– Извинился перед нами Анатолий за Сашу. И кивнув нам всем, проговорил: – Было очень приятно с вами познакомиться, но нам пора. Нужно ещё столько гостей обойти. – Взяв жену под руку, он поволочил её в сторону, тихо что-то приговаривая.
Та же в свою очередь осознала свою ошибку и попыталась тоже принести мне извинения, совсем не слушая того, что говорил ей муж, уволакивая.
–Извини меня, Антон. Простите мою глупость, Клара. Я не хотела…– Муж отвёл её на такое расстояние, откуда мы уже не могли её слышать и видеть.
Наша небольшая компания постояла в неком молчании с минуту. Неловкость не испарялась, хоть и эта странная пара ушла. Бастион не была похожа на мать. Ни капли. Её стойкость характера и тонкий ум мог лишь быть образцом поведения, странной мамаши. Хотя я ничуть на неё не злился и не был обижен. Да, эта леди отчасти глупа, но разве на глупость обращают внимание?! Тот разговор с Бастион принёс в мою душу некое облегчение, по поводу потери матери. Я больше не держался за её смерть, как спасательный круг.
–Вы уж простите её. На самом деле она очень хороший человек, но она художница, а все художники немного безумны. – Немного помявшись, проговорила Луиза.
–Так поэтому, она разрисовала свои руки татуировками.– В недоумении сказал Витя.
Мы все мигом залились смехом.
Больше этот прекрасный вечер не напоминал нам безумный фильм. Бедная Александра, отвлеклась от самоосуждения, и принялась радушно встречать и благодарить гостей за приход. Всё было отлично, за исключение одного: не хватало дерзких и остроумных шуточек Бастион.
***
Она сидела на своем кресле, положив голову на колени. Спина её постоянно вздрагивала, а из-под ладоней, которыми она скрыла лицо, раздавались тихие и приглушённые всхлипы. Она горько заливалась слезами. Слезами боли и отчаянья. Ему хотелось её пожалеть, как он всегда это делает, но сейчас он понимал, что это не выход. Что так, её не избавишь от ненависти к себе. Что так, она себя никогда не полюбит.
Весь чердак окунулся в тьму и только теплый свет торшера наполнял её каштановые волосы жизнью. Среди всего тёмного, она была небольшим клубочком доброты и сказочности. Маленькая и одинока, свернувшаяся в калачик, тихо плакала, откинув занавесу хладнокровия, что обычно пыталась держать на людях. Сейчас она казалась сломленной и потерянной. Такой, какой была уже около десяти лет.
Степан Сергеевич хотел подойти к ней и обнять за плечи, чтобы успокоить. Но он понимал, что ласка в данном случае совсем не уместна. «Вытащить её из этого дерьма своей опекой вы не сможете, а вот дать ощущения нормальной жизни, с лёгкостью» – прокручивал в голове слова Антона. А ведь парень был, действительно, прав.
Ева была замкнутой и жестокой, когда к ней относились как маленькому беззащитному ребёнку, когда пытались сделать для неё всё, но ни разу не пытались услышать того, чего именно она хочет. А она хотела быть как все. Быть нормальной. А быть нормальной в её понимании, это не получать постоянно того, чего хочешь, а испытывать всех тех обычных эмоций, присущих обычным людям.
Она хотела грубости – она получала её от Антона. Она хотела дерзости – и получала её от него же. Она хотела свободы – и он дал ей её.
Именно так Ева и становилось нормальной. Так она могла испытывать все те чувства, что испытываем мы, обычные люди, в повседневной жизни. Так училась смеяться из-за пустяков, воспринимать жизнь и чувства не только по книгам, но и глядя в реальность. Так Ева, наконец-то, научилась любить.
–И ты решила провести этот вечер в слезах и в ненависти к себе.– Его голос не был грубым, но и совсем не был ласковым.
Степан Сергеевич стоял у небольшой дверцы чердака, из которой выходил Антон пару часов назад. Ева не сразу решилась поднимать лица, так как была без маски. В ней не так уж и легко реветь, между прочим, подумала она.
–Книга просто грустная, вот и реву.– Она кивнула макушкой в сторону непонятной книги, которая валялась на полу. Ей было сложно признать, но она и строчки в этой книге не прочла.
Степан Сергеевич медленно прошагав к креслу сел на корточки и поднял книгу с пола. Прочитав название на обложки, он горько ухмыльнулся, поняв, что книга совсем не из грустных. Жан Батист Мольер «Смешные жеманницы» – комедия в стихах. Ох, и кого же Ева решилась обманывать.
–Мне не припоминается у Мольера грустных пьес.
–Ненавижу, что вы все знаете. Читали?
–Слышал.– Отмахнулся от вопроса Степан Сергеевич. Естественно он читал. –И всё же, Ева, долго ты собираешься проливать слёзы, пока все веселятся?
–Да. – Как маленький ребёнок проговорила девушка. –Буду реветь столько, сколько захочу.
–Думаешь, слёзы что-то изменять? Изменят тебя или ту ситуацию, в какой ты сейчас находишься?
–Я в этой ситуации уже десять лет. Навряд ли что-то изменится. И реву я, потому что мне более ничего не остаётся.
–Как же?– Удивился Степан Сергеевич, улыбаясь. – Ты могла бы сейчас танцевать, веселиться, вести беседы с гостями и многое другое.
–Издеваетесь, да?– Она приподняла чуть свою голову, закрывая лицо руками, но оставляя на обозрение один свой глаз.
–Никогда, Ева. Никогда в жизни бы не посмел.
–Я и раньше сидела в своей комнате, никому не мешая. Тогда же меня никто не вспоминал. А сейчас устроили вокруг моей персоны ажиотаж какой-то.
–Но это совсем не значит, что раньше мы тебя любили меньше, чем сейчас. Просто ты, наконец-то, стала свободной и можешь покинуть клетку, в которой сама себя же заперла.
–Заперла себя не я, а обстоятельства.
–Нет, Ева, ты сама возвела все эти стены вокруг себя. Никто, слышишь, никто тебя не отгораживал тебя от людей. Ты сама решила спрятаться.
–Может, вы ещё скажете, что это я сама себя сделала такой? Что я сама пожелала себе такой жизни. Да ни за что!– Её голос был похож на истерический крик утопающего, который вот-вот потонет в море проблем и жалости к себе. –Ведя себя как все, я стала бы посмешищем. Меня бы ненавидели.
–Хочешь сказать, что мы все тебя ненавидим? Ненавидят родители? Ненавидим мы с Луизой? Ненавидит Антон..?
–Вы знали меня всю жизнь, поэтому не могли бы ненавидеть. Всегда жалели, но не ненавидели. А Антон… Антон… Он другой. Не такой, как все. Он совсем другой.
–Люди жестоки, и это правда. Но не все, Ева. Мир также полон счастья, красоты и добра. В мире много тех, кто всегда готов прийти на помощь, но и также в нём много тех, кому эта помощь нужна. Ева, ты всегда думала, что нуждаешься в поддержке и вот в такой помощи, но ты совсем не знала, что порой сама даришь всё это. Ты спасаешь людей своей справедливостью, добросердечием и любовью.
–Это не так. Совсем не так.– Шептала Ева, мотая головой. –Не так.
–Отнюдь, жизнь была с тобой строга, но уж точно не жестока. Ты потеряла лицо, и мне не понять все той утраты, но, девочка, у тебя ведь есть ноги, руки, голова. У тебя есть мы с Луизой, твои родители.
–Конечно же, ты не поймёшь. Твоё лицо на месте.
–Я потерял дочь!– Со слезами в глазах проговорил мужчина. – И вот уже, как десять лет я терял вторую. Но мне, наконец-то, её вернули. Вернули такой, какой она была прежде. Думаешь, терять близких не больнее?! Ева, ты не представляешь, насколько не права, осуждая и ненавидя себя. Ненавидь кого угодно, но не себя. Можешь даже проклясть меня за свою судьбу, Луизу или родителей, но перестань винить во всём обстоятельства и своё уродство.
Она впервые в жизни не знала что сказать. Не знала, что ответить и как дальше действовать. Всё, что сейчас в неё вселялось, так это самоненависть. И ненависть не к своей внешности, а ненавистью к своей слабохарактерности. Она сломалась под гнётом проблем, думая, что её жизнь хуже жизни других. Но если бы она чуть отвлеклась от себя и посмотрела бы на людей, что были ей близки, она увидела бы, что жизнь их тоже трепала, да и трепала с такой силой, какую вряд ли может пережить человек. Потерять себя – больно. Но потерять любимого – намного больнее.
Все те, кто был близок ей в течение жизни, любили её до безумия. Потеряв себя, Ева думала, что теперь это проблема только её. Что она осталась одна с ней лицом к лицу. Но на самом деле, эта проблема жила в каждом из её близких. Каждый приближённый к ней человек чувствовал боль Евы, и, наверное, даже больше чем она сама.
–Если бы я мог, девочка, я испытал бы всё то, что пришлось испытать тебе, за тебя. Думаю, на это согласились бы все, кто любит тебя. Луиза, мама, папа…
–Нет, Степан Сергеевич. Точно не мама и не папа. Точно не они!
–Ты думаешь, они совсем тебя не любят, раз не могли быть рядом, когда они, действительно, были нужны?
–Да. Да, я так, действительно, думаю.– Вытирая слёзы с глаз, проговорила как ребёнок Ева.
–А ты никогда не думала, что они не могли быть с тобой рядом, потому что им было в сто раз больнее, чем тебе? Видеть, как собственное дитя страдает, и ты не можешь ему ничем помочь. Я это испытал на себе, Ева. И я понимаю, почему им пришлось сбежать тогда. Они бы сломались, дорогая. А разве этого бы ты им пожелала?
–Нет, не хотела бы….– Еве впервые приходилось осознавать, что перед словами тех, кто не знает её боли, она терялась. – Но, Степан Сергеевич, вы с Луизой были рядом всегда. Не испугались ничего. Да, моя беда изменила вас. И не спорьте. –Запротестовала она. – Вы постарели. А что с моими родителями? Где они были? Они путешествовали по Африке… Думаете, что то повлияло на них?! Конечно же, нет.
Степан Сергеевич даже улыбнулся при этих словах. Господи, девочка была настолько наивна, что и не понимала, какую иной раз люди испытывают боль, видя страдающих родных.
–Стареют все, Ева. И это неизбежно. С твоей стороны очень эгоистично думать, будто ты не нужна своим родителям. Будто они откупаются от бея подарками. Ты ведь так думаешь, да?– Девушка скрыла свой взгляд, понимая, что мужчина прав. –Естественно, думаешь. Но я тебе вот что скажу, дорогая: твоя мать безумна, она всегда была такой и уже вряд ли измениться, но разве ты хочешь этого? Ты хочешь, чтобы она стала серой и без эмоциональной, как все остальные? Хочешь лишить её последней индивидуальной чертой маленького ребёнка? Я так не думаю. А твой отец. Ты считаешь его слабаком, так как он никогда не мог с тобой справиться. Даже тогда, когда ты была такой как все. Ну, а ты не задумывалась, что он просто боялся причинить тебе боль. Боялся, что ты не примешь его, как отца. Он любил и любит тебя, просто всегда боится потерять в твоем лице отцовство, придав себе стержня.
–Я не хочу, чтобы мама была другой.– И снова слёзы, словно град посыпались из её глаз. –Мне нравиться осознавать, что у меня самая особенная мама. А отец..? Отца я всегда уважала. Даже если он вёл себя со мной немного слабохарактерно, я продолжала его любить и почитать. Он редко мне указывал, как стоит поступать, но его просьбы были лучше всех приказов. Мне жаль, что была с ними эгоисткой. Кажется, теперь я их понимаю.
–А теперь ты должна об этом сказать им.– Многозначительно произнёс Степан Сергеевич, тихо гладя Еву по голове.
Она не любила подобных жестов в свой адрес, но сейчас она просто чувствовала тёплую руку, которая несла в себе добро и облегчение.
Было нелегко принять эти два парадоксальных чувства. Ещё час назад она была права в том, что ненавидела своих родителей. Они бросили бедную дочь на произвол судьбы, оставив с проблемами одну одинешеньку. И никто бы не посмел оспорить родственную ненависть этой девушки. Но с другой стороны, с той, где сейчас она понимала, как была не права по отношению к ним. Как виновата, обвиняя их в том, что они любили её до той степени, что не могли видеть её мучения. Видеть страдания дочери и невозможность ей помочь, вот что их отталкивало от Евы.
–Я не могу выйти в люди в таком виде.– Тихо сказала девушка, последний раз всхлипывая и вытирая слёзы с глаз. – Все те платья, что привезла мать, мне не нравятся. Они либо слишком вульгарны, либо слишком старомодны. Люди меня уже десять лет не видели. Не хочу, чтобы увидев меня сегодня, они пожелали не встречаться со мной ещё десять лет. – Из её уст вылетел лёгкий смешок, который бы Степан Сергеевич пожелала увидеть.
–Какое-то платье для тебя преграда не выйти?
–Просто я не хочу ударить лицом в грязь. О да, лицом!-Усмехнулась Ева.
–Думаю, тогда тебе стоит спустить в свою комнату. Там тебя ждёт кое-что интересное…
***
Мы медленно кружились с тётушкой, улыбаясь и разговаривая о других гостях, которые увидев нас танцующих, тоже потянулись парочками в центр зала. В помещении потух свет, отчего повисшая в воздухе атмосфера приобрела ещё большую сказочность. Лишь маленькие огоньки гирлянд тянулись по потолку в различных созвездиях, напоминая гостям ночное небо. Вот тут креативность Александры взяла верх. Не пожалела она и собственных средств на приглашение неизвестной мне группы, состоящей из двух девушек (солисток) и целого инструментально ансамбля.
В помещении перестали путаться под ногами официанты, поэтому весь фарс вокруг еды крутился на террасе. Гостей было более сотни человек, и если честно, то можно было бы решить, будто этот дом просто не способен их всех выдержать, но нет. Места хватало буквально всем. Территория Бастион была не тронута, даже тогда, когда объявили, что туда можно входить и там тоже подают еду и напитки. Не знаю почему, но люди словно боялись её застать там и потревожить. Видимо не Бастион нужно было их бояться, они сами смело это делали.
Клара, а точнее на этот вечер Кларисса, с необычайной грацией крутилась со мной в медленном ритме песни Noule – Black Hole Sole, только в исполнении Екатеринбургской группы, что была на этом вечере. Но не сказать, что у них выходило плохо. Близки были и к оригиналу.
–Спасибо, что не позволила осквернить память о матери, сказав, будто это ты меня воспитала, Клара. Твоя доля там тоже есть, но моё воспитание и данное поведение – лишь заслуга мамы.
–Я знаю, что ты всегда делал из меня отрицательного героя своей истории. Но пойми, что моя жесткость к тебе, лишь своеобразное проявление любви. Твоя мать воспитывала тебя в нежности. Я же знала это и понимала, что я тебе не мать и не смогу её заменить, поэтому приходилось использовать другой метод. Извини, но ничего гуманнее я не смогла придумать.
