Текст книги "Боюсь тебя убить...Часть 1 (СИ)"
Автор книги: Лилия Сурина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
– Никита знает?
– Нет, я хотела сюрприз ему сделать, перед отъездом. А тут ты нарисовалась. И откуда ты только взялась, м? У нас с ним все отлично было... до тебя!
– Ха, отлично... Он видел тебя сегодня, но даже не подошел, а продолжил целовать меня. Меня! Если не поняла, то ему до тебя и дела нет, после сегодняшней ночи! – выпалила я шипящим шепотом.
И только потом до меня дошел смысл сказанного, когда я взглянула на Аньку. Та побелела и закусила губу так, что мне почудилась капелька крови. Я же имела в виду, что мы снова решили быть вместе и Ники надел мне колечко. Я машинально покрутила украшение на пальце, решая, сказать ли о помолвке, или пусть так и думает, что я провела ночь в постели с Ники.
– Вот гад! Даже моё кольцо тебе отдал! А ведь мне его выбирали, мерили на мой пальчик... – девка уткнулась в свои ладони и стала всхлипывать.
Я посмотрела на золотяшку с камешками. В один миг колечко потеряло свою привлекательность, даже будто потускнело в бледном утреннем свете, освещавшем подъезд. Захотелось стащить его с пальца и швырнуть вниз по лестнице. Я даже представила, как оно скачет по ступеням, звеня и сверкая. Но мое желание прервали тихие шаркающие шаги. Дверь несмело толкнули, показалась голова Елены Андреевны.
– Юленька... к нам кто-то пришел?
Аня отлепилась от стены и встрепенулась.
– Это я, Елена Андреевна! Я к Вам, поговорить...
– О чем нам разговаривать? – неожиданно грубо спросила бледная женщина, кутаясь в белый пуховый платок. – А впрочем, проходи в квартиру, нечего соседям представление устраивать. Зная тебя, ты этого и будешь добиваться.
Ну и славно. Вот пусть сами и разбираются. Я не стала мешать и ушла в кухню, чтобы поискать чего-нибудь на завтрак Елене Андреевне. Зарождающееся чувство обиды к Ники, подавила в зародыше. Понятно же, что он связался с этой девкой оттого, что я написала то письмо. Получается, что своими же руками толкнула его к ней. Так и чего обижаться?
Нарезала батон, подошла к холодильнику за сыром и колбасой, раздумывая о предпочтениях больной женщины. Может, лучше кашку сварить ей. Прислушалась, из гостиной не доносилось ни звука. Мне стало любопытно, вышла в прихожую. Девка рыдает, а Елена Андреевна выговаривает ей что-то. Подошла еще ближе. Подслушивать нехорошо, но ведь я могла и вовсе не уходить.
– Я тебе не верю Аня! У тебя ничего не было с Никитой. Иначе бы я знала.
– Он же не всё вам говорит. У всех есть секреты! – голос Ани принял визгливые нотки.
– Да, он мог и не сказать. Только я знаю своего сына. Он только о своей девочке горевал, о Юле. Собирался искать ее, деньги копил. И ты мне доказываешь теперь, что ребёнок, которого ты носишь, имеет отношение к моему сыну?! Может, ты лучше поищешь его отца среди друзей Никиты? Я знаю о твоей интрижке с Алексеем. Да и с Ильёй тебя видела, вы целовались. Уходи, не позорься, девочка, – поставила точку мать Никиты.
Я услышала хриплое тяжелое дыхание, поэтому зашла в комнату. Елена Андреевна стояла у окна и куталась в пуховый платок, дыша с присвистом.
– Ань уходи, а? – сказала я девке и кивнула на дверь. Та, злобно затрясла головой и засверкала глазищами.
– Я уйду! Не пожалейте потом! – прошла мимо меня, двинув плечом в отместку.
– Стой! – вдруг повернулась к нам бледная женщина. – Родишь, я сделаю тест на отцовство. Если окажется, что ребенок от моего сына, то мы его не бросим. Нуждаться ни в чем не будет. Но рушить жизнь моему сыну не смей! Не лезь в его семью. И вот! – она подошла к шкафу, вытащила несколько крупных денежных купюр и сунула их в руку зарёванной Ане.
– Да пошли вы! – выкрикнула она и кинулась к двери, сунув деньги в карман.
Я проводила незваную гостью до двери. В прихожей она прижала меня к шкафу и зашипела в лицо:
– Если не отцепишься от Никиты, я сделаю аборт. Ты будешь виновата в том, что его ребёнок не увидит свет.
Меня передёрнуло от омерзения. Шантаж ребёнком? Здорово придумано. Я сняла кольцо с пальца и вложила его в холодную ладонь шантажистки. Не хочу быть виноватой, в чьей либо смерти. Лучше в сторону отойду.
– Бери. Обещаю, с… Ники больше не увижусь. Но Елену Андреевну не могу бросить. Я слово Стасу дала, что побуду с ней, пока родственница не приедет.
Господи! Каждое слово, будто калёным железом по сердцу. Но я постаралась, чтобы на лице ничего не отразилось, потому что Аня всматривалась в него. Наверное, хотелось позлорадствовать, поняв, как мне больно.
– Не забудь о своём обещании, – с победной улыбкой пропела она и исчезла за дверью.
Постояла с минуту, приходя в себя. Нацепила улыбку и поспешила к больной женщине.
– Елена Андреевна, что на завтрак хотите? Я сварю кашу, только скажите…
– Ничего не хочу. Позавтракай сама. И не слушай эту девицу, ничего у нее с Никитой не было, – схватила меня за руку и утянула на диван, прижала к тощей груди. Мама… – Юленька, мой сын тебя всю жизнь любить будет… я точно знаю. И дети у него только с тобой будут. Я вижу это!
Я посмотрела в воспалённые ореховые глаза женщины. Они горели лихорадочным огнём, словно у безумной. Но мне так хотелось поверить ей. Улыбнулась и сжала ее тонкую полупрозрачную кисть в своей руке.
32.
В славном городе Уфа я задержалась до самого Нового года. Родственница Елены Андреевны приехать смогла только тридцатого декабря. В этот же день мы попрощались, я пообещала приехать еще, будущим летом.
В столичном аэропорту меня встретил Тёма, сразу отвез в клинику. Нужно было срочно провести пропущенные процедуры. Эстель осталась довольна, восстановление лица шло быстро, шрамы сглаживались и бледнели, отечность на губе спала. Я равнодушно слушала ее похвалы и думала, что лучше бы не обращалась к врачам. Зря. Все зря... Не быть мне с любимым, и лицо мне не нужно. Пусть бы оставалась уродливой, пусть бы от меня все шарахались. Потому что, кроме Ники мне никто не нужен. И у меня огромные проблемы с психикой после нападения, раз даже любимый Ники вызвал своими прикосновениями желание защищаться. Я понимаю, что подсознательно снова могу нанести вред, даже любимому и родному человеку. Я снова могу... убить. И мне страшно.
– Эй! Что с настроением? – тормошит меня Эстель, разглядывая мои глаза. Что она хочет увидеть в них?
– Все нормально.
– Нормально Жюли? Ты не здесь. Я думала, что ты вернешься радостная и довольная. А ты будто неживая. Грустишь, что нескоро увидишься с любимым мальчиком?
– Нет... нет у меня мальчика. Мы расстались. Только он еще не знает об этом, – тихо проговорила я, вставая с кушетки.
Мне тоскливо в этом белом и стерильном пространстве, благоухающем хлоркой. Хочу спуститься в фойе, где наряжена ёлка и горит гирлянда. Где смех и улыбки бывших пациентов, торопящихся домой, чтобы приготовить праздничный стол для родных. Может праздничное настроение как заразный вирус, и оно сразит меня наповал? Вряд ли…
– Ты где будешь Новый год справлять? – мне действительно интересно. – С Артёмом?
– Нет. У меня дежурство, я специально подменилась. С Артёмом мы больше не встречаемся. Он тебя любит… – Эстель говорит это тёплым и добрым голосом, будто не ревнует.
Мне же хочется оправдаться, я не хочу его любви. И не хочу, чтобы обижалась Эстель. Но она и не думает обижаться, прижала меня к своей груди, гладит по голове, как маленькую. Потом она уходит, а я возвращаюсь в свою пустую палату. Соседки уехали домой, поэтому тишина и никто не смеется, не бормочет. Я ложусь лицом к стене и засыпаю до самого утра.
Утром проснулась, а на соседней кровати Тёма растянулся, похрапывает тихонько. Когда он пришел ко мне? Будить не стала, завтракать пошла в столовую. Потом дождалась, пока откроют магазин и привезут горячую выпечку. Набрав пирожков с разнообразной начинкой, я вернулась в палату. Парень, немного помятый со сна, улыбнулся, когда увидел меня в дверях. Поставила чайник и села напротив него. Я соскучилась по нему. По его непослушным русым вихрам, по шоколадным веселым глазам. По мальчишеской улыбке...
– Ты что здесь делаешь?
– Пришел подбодрить. Перед праздником все разъехались, тебе тоскливо одной, – пояснял он, копаясь в пакете с пирожками. Нашел с мясом и с блаженной улыбкой вонзил зубы в румяное тесто. – М-мм... вкуснотища-а... Чтоб я без тебя делал? Какие планы на последний день уходящего года?
– Не знаю... спать.
У меня совершенно не было планов. Переживу несколько дней до последней операции и поеду домой. И дома планов нет. Я совершенно не знаю, что делать со своей жизнью дальше.
– Так не пойдёт! Одевайся, пойдём гулять, – провозгласил мой друг, убирая остатки выпечки в пакет и засовывая его в карман своей куртки.
– Тём... не хочу гулять.
Но кто бы меня слушал. Уже через десять минут я покорно наматывала шарф на шею. Гуляли недолго, холодно. Я быстро замерзла и подпрыгивала возле огромной роскошной ёлки, пытаясь хоть чуточку согреться. И тогда Тёма повёз меня куда-то. Я думала, что погреемся в кафе, как обычно, но мы приехали в один из столичных дворов. Вокруг стояли многоэтажки, в ту, возле которой припарковались, парень и повёл меня. Поднялись в лифте на двенадцатый этаж. Я поняла, что он привез меня к себе домой, но спорить не стала. Мне и впрямь не хочется в праздник сидеть одной в опустевшей клинике.
Артём познакомил меня со своей мамой. Нас встретила румяная невысокая и пухленькая женщина. Она расцеловала нас обоих, чем немало удивила меня. Впервые ведь видит! Мне вручили мягкие розовые тапочки и красочный передник. С весёлыми шутками, которыми сыпал в основном Тёма, мы занялись приготовлением праздничных блюд. У меня настроение поднялось, ощутила себя дома. Вот только Артём смущал, посматривая на меня с откровенным обожанием. Его мама стала с интересом поглядывать на нас, будто прикидывая что-то в уме. И мне это не нравилось, поэтому вызвала друга в ванную, под предлогом показать, как работает оборудование.
– Что за дела? – налетела я на него, возмущенно толкнув кулачком в грудь. – Ты чего на меня так облизываешься? Что твоя мама подумает?
– Юль, мне Эстель сказала, что у тебя с твоим Никитой…
– Ах, вот оно что! – перебила я парня, уперев руки в бока. – И ты решил, что для тебя зелёный свет зажегся?
– А почему бы и нет? Я тебе совсем не нравлюсь? – он подошел ближе, ухватился за пояс передника и стал подтягивать меня к себе, гипнотизируя искристым шоколадным взглядом.
– Перестань… – шлепнула по его шаловливым рукам. Вот напасть-то!
– Ты маме моей понравилась, а это очень редко бывает.
– Как редко? Нравится одна из десятка? Или из сотни? – меня пробрал смех, как представила длинную вереницу девиц, которых Тёма приводил на смотрины.
– За кого ты меня принимаешь? – шутливо ворчит негодник и снова тянет меня, почти уже прижимая к своему телу. – Ну приводил пару девчонок. Но я к ним ничего не чувствовал. А ты другая…
– Может и другая. Но у нас ничего не получится. Отпусти!
Но Тёма хохочет и еще крепче обнимает, приподнимая меня над полом. Он смотрит на мои губы. А я упираюсь ему в плечи и думаю о том, что если он сейчас поцелует меня, то в ответ получит весьма болезненные ощущения. Потому что я его укушу.
– Сынок! Надо бы в магазин сбегать. Кое-каких продуктов не хватает, – заглядывает в приоткрытую дверь Ирина Сергеевна, протягивая листок бумаги, – вот список.
Тёма шумно выдыхает и выпускает меня из объятий. Его мама улыбается, и мне понятно, что ей показалось, будто у нас отношения. И вот что делать?
В магазин идем вместе с другом, держась за руки. Не от взаимных чувств, а потому что очень скользко. На обратном пути мы проходим мимо припозднившегося ёлочного базара. Смолистый аромат хвои притягивает меня, и я притормаживаю, чтобы насладиться им. У нас дома искусственная маленькая елочка, которую мы даже не доставали из ящика в последние три года. Зачем? Юленька выросла и перестала верить в чудеса.
А бабушка никогда не признавала Новый год за праздник. У нас было только католическое Рождество. Она всегда собирала стол к ночи двадцать четвертого декабря, приглашала соседей и всех угощала, потом дарила открытки и подарки. На этом ее праздники заканчивались. А я ходила встречать Новый год к Анечке с ее семейством.
Вздохнула, смахивая воспоминания. Я соскучилась по бабушке и Анечке, по ее маленькой дочурке Аришке. Подросла без меня, наверное, малышка.
– Идем-ка! – Тёма тянет меня внутрь закутка с ёлками. И покупает небольшое деревце с шикарным ароматом.
Тут же продаются игрушки и гирлянды, он мне предоставляет право выбора украшений. Любуется мной, когда я издаю очередной радостный вопль, по поводу красоты стеклянных шаров или блестящей цветной мишуры.
Домой возвращаемся в особом праздничном настроении. Я не могу удержаться от смеха, предвкушая, как мы с Тёмой будем наряжать лесную красавицу. Я готова расцеловать друга за эту нечаянную радость.
– Ух-ты! Ёлочка! – также радуется Ирина Сергеевна, принимая из моих рук сумку с продуктами. – Ну, вот и отлично! А то мы решили не ставить ее в этом году. Дома-то, почти не бываем…
Она уходит в кухню, а мы занимаемся ёлкой. Поставив ее у окна, развешиваем огромные стеклянные шары, сверху накрывая пахучие ветви серебристым дождиком. Я не могу оторвать глаз от сверкающего чуда, которое переливается разноцветными огоньками в полутьме.
В половине девятого, небольшой стол в гостиной накрыт. Мы с другом уселись на диване, смотрим новогоднюю комедию про хулиганистого мальчишку.
– Ну ладно дети, с наступающим Новым годом вас! – неожиданно слышится от двери. Я изумленно разглядываю одетую в пальто женщину. В руках большая сумка и перчатки. Куда она собралась-то? – Увидимся послезавтра… Дайте я вас поцелую!
Мы провожаем Ирину Сергеевну до дверей, желая ей счастливо провести праздник. Артем передает привет какому-то Степану Ильичу. Потом закрывает за матерью дверь и медленно поворачивается ко мне. Смотрит на меня с опаской, прикусив нижнюю губу. Не зря опасается. Я с укором смотрю на него, сложив руки на груди.
– Артё-ё-ём?! Ты знал, что мама уйдет? – грозно тычу в его грудь пальчиком. На что друг только лукаво улыбается…
33.
– Она специально ушла? Чтобы нас вдвоём оставить? – продолжаю допытываться я, всё больше злясь на парня.
– Нет, не нарочно ушла. Любовник у матери есть, она с ним встречает Новый год. Так что успокойся, и не придумывай ничего, я тебя не заманивал к себе, чтобы… Пойдем фильм досматривать.
Никогда в жизни мне еще не было так уютно. Я смеялась до слёз над проказами маленького героя на экране, прижавшись к теплому боку друга. Он обнимал меня, иногда выдавая комментарии по ходу фильма. У нас с бабушкой был телевизор, но мы его никогда не смотрели. Она считала это пустым делом, а мне и некогда было, школа и карате забирали всё мое время.
Фильм закончился, началась праздничная концертная программа. Еще два часа и наступит 2002 год. Что он принесет мне? Еще страдания, или жизнь моя наладится?
– Юль… о чём думаешь? – парень прижал меня к своей груди и едва ощутимо коснулся губами волос.
– Мне хорошо с тобой, уютно... спасибо за домашний праздник, Тёмушка, – я еще ближе подвинулась к другу и потерлась щекой о его грудь. Он сегодня одет празднично, в белой рубашке, которая невероятно шла ему.
– Оставайся. Мы поженимся, – он не шутил, его глаза напряженно ждали ответа.
Встала с дивана и отошла к ёлке. Может, это было бы выходом для меня, Артём был бы хорошим мужем. Если бы не моя кайсака.
– Я с ума схожу по тебе... – я вздрогнула от близости надрывного шепота и зажмурилась, когда мужские руки прошлись по моим плечам, едва касаясь их. – Юль... такого еще никогда со мной не было. Я не хочу, чтобы ты уезжала. Оставайся...
Я повернулась и уткнулась лбом в белую ткань. Как трудно давать надежду, и еще труднее разбивать мечты близкого человека.
Через две недели мне сделали последнюю операцию, и спустя несколько дней я отправилась домой. Возвращаться в родной городок не хотелось, но и оставаться в столице, давая Артёму надежду на развитие отношений, тоже было нечестно. Решила, что навещу бабушку с Анечкой и уеду в Краснодар, поищу работу. А осенью поступлю в институт. Но я забыла, что в нашей семье главный командир моя бабуля.
– Завтра с утра пойдёшь в нашу школу учителем физкультуры у малышей, – заявила она мне на третий день после возвращения. И тон такой, прямо страшно слово поперек сказать.
– Бабуль, а ничего, что у меня нет педагогического образования? – попыталась я отвертеться. Ну какой из меня учитель, если я и в своей-то жизни ничего упорядочить не могу.
– Ничего, детям нужна разминка, а учителя не дождемся никак. Раз не поступила в институт – иди, работай!
Да и ладно, я не привыкла просиживать штаны перед телевизором. Поэтому утром тороплюсь в свою бывшую школу. Директриса встречает меня с распростертыми объятиями, чего не скажешь об остальном коллективе. Косых взглядов и ехидных перешептываний от педагогов мне хватает с лихвой, так что, я отсиживалась в основном по месту своей работы – в малом спортивном зале. Мне нравится наблюдать за малышней, они такие забавные, на месте не усидят. Приходится быть всегда начеку, потому что мелюзга еще и подраться любит. Или упасть и разбить себе нос, коленки или лоб.
Когда вернулась, меня ждали два письма от любимого Никиты. В одном из них он приглашал меня на присягу, обещая провести со мной целых два дня. Если приеду. Порвала письмо на мелкие кусочки, чтобы удержать себя от соблазна рассмотреть адрес. В другом послании сплошные признания в любви и мечты о совместном будущем. Душа обливалась кровью, когда сжигала крохотные белые клочки бумаги. Ведь пепел, развеянный по ветру, не склеить…
Следующее письмо пришло на адрес Анечки. Она, с укоризной в грустных глазах, вручила мне белый конверт с поздравительной открыткой прямо в день моего рождения. Снова поцелуи и признания, ласковые и нежные слова, от которых слёзы сами выступали на глазах, а я тайком стирала их. Не хочу, чтобы бабушка видела проявления моей слабости, пусть и недолгой. В письме вопросы, что случилось, почему я не пишу в ответ даже строчки. Не понимаю, неужели мама или его эта девка еще не доложили о скором пополнении семейства? Тогда я сама всё написала любимому Ники и попросила его больше меня не беспокоить.
Время быстро идёт. В школе я работаю уже третий месяц, претензий ко мне нет ни у кого. Я расслабилась, сдружилась с малышней, запомнила характер каждого своего ученика. На восьмое марта даже подарок получила от нескольких родителей. Есть и сложные дети, которые постоянно задираются, обзываются обидными словами и ведут себя как настоящие маленькие бандиты. Я вела с ними воспитательские беседы, и вскоре многие из этих плохишей стали тише воды, ниже травы. Но с двоими сладу не было, мальчишки совсем отбились от рук. И доигрались – один другому засветил в глаз. Хорошо я вовремя зашла в раздевалку перед уроком, услышав шум, а то даже не знаю, чем бы все закончилось. Я рассказала об этом случае бабушке, она успокоила меня, пообещав поговорить с родителями этих драчунов.
Беда пришла, откуда я не ждала вовсе.
Однажды вечером в пятницу меня пригласили на родительское собрание, чтобы я рассказала о достижениях или проблемах моих маленьких подопечных. Сразу напряглась, потому что не готова еще выходить в толпу. А тут собралось человек двести в одном помещении. Актовый зал едва вместил всех, кто пришел на родительский всеобуч. Я сразу почувствовала на себе недоброжелательные взгляды горожан, как только переступила порог. Ушла с собрания, закрылась в своем спортзале. Не о чем мне разговаривать пока с родителями, слишком мало работаю. Но я успела засветиться.
С понедельника посыпались заявления директору школы, с просьбой отстранить меня от занятий. Причины называли разные – слишком молода, чтобы справиться с воспитанием младших школьников, не имею должного образования, что я аморальная личность, которая побывала под судом. Даже парочка обвинений в убийстве. Я бы не пережила эту нервотрёпку, если бы не мой лучший друг, с которым мы созваниваемся через день.
– Я больше не могу, Тёмушка... – плакалась я Артёму, мечтая прижаться к дружеской груди и услышать равномерное биение его сильного и доброго сердца. – Эти люди ненавидят меня.
– Приезжай ко мне Юлёк, мы с мамой тебя любим и ждём, – смеялся тот. Похоже, мой вселенский конфликт был на руку ему. И если бы не моя кайсака, я бы уже сорвалась к нему, даже не раздумывая. Но сейчас могла только обиженно фыркать.
– Спасибо за совет. Ну, прямо очень помог, – зло шипела я, чем еще больше смешила негодника. – Я лучше в другом городе работу поищу.
– Точно! Как найдёшь, мне звякни, я примчусь и тоже работу найду рядышком. Будем вместе бороться с тяжёлыми бытовыми условиями.
Я тут же представила Тёмку в фартуке, как он весь в поту, с всклокоченной белобрысой шевелюрой готовит ужин, а потом пылесосит и стирает в тазу свои вещи. Картинка развеселила, я почти забыла о своих проблемах за болтовней. Ненадолго. Понимаю, что нужно уезжать, что никому я здесь не нужна. Вопреки пословице – где родился, там и сгодился.
Но, как ни странно, весь педколлектив школы встал на мою защиту. Только родители были непреклонны, дошло до того, что они перестали пускать малышей на мои уроки. За несколько дней я лишилась трети своих учеников. Написала заявление об увольнении по собственному желанию, но директриса порвала его. До конца учебного года остался месяц, учителя физкультуры уже не найти. Она упросила меня остаться. И я согласилась, скрепя сердце и стиснув зубы. Но вскоре горько пожалела об этом…
34.
В огромные окна малого спортивного зала заглядывают лучи солнца, деля пространство, мерцавшие пылинки в их свете притягивают мой взгляд. Стою возле такого искристого луча и наблюдаю за микроскопическими частицами, которые беснуются, сталкиваясь друг с другом. Они как мои мысли, мельтешат так же. Протягиваю руку в луч света, пытаясь ощутить нежную щекотку невесомых пылинок. Но не чувствую ничего, и я испытываю раздражение. Школьный звонок проходится по моим нервам морозными иголками, бросаю свои мысли, отправляюсь в подсобку за мячами и обручами. Сейчас прибегут мои маленькие подопечные, уставшие от долгих и нудных уроков.
В самый разгар урока вдруг слышу крики. Снова сцепились эти два драчуна. И как я могла упустить их? Ведь почти глаз не сводила.
– Дурак! Мне мама так сказала! А моя мама не врет, вот! – кричит Толя, наступая на Славика, сжав маленькие кулачки. Вокруг уже все дети собрались.
– Сам ты дурак! И мамка твоя врушка, вот! – Славик показал язык и сделал неприличное движение в сторону оппонента.
– Так, ну-ка разошлись! – оттащила одного от другого и встала между ними. – Что тут у вас опять происходит?
– Юль Сергевна, а он всякие гадости про вас говорит, – высунулся из-за моей спины Славка, грозно раздувая щеки. Я бы посмеялась, если бы не тревога, зазвеневшая звонким колокольчиком в моих висках. – Но вы не верьте, он выдумывает.
– И ничего я не выдумываю! Моя мамка сказала, что это убийца!
Сначала мне показалось, что я ослышалась. Смотрю на маленького мальчика, лицо которого кривится от злобы и ненависти, и не понимаю, как из его рта вылетают такие ужасные обвинения. Он выставил свой указательный палец и несколько раз произносит, брызгая слюной:
– Убийца! Убийца! Убийца!
В ступоре, я вижу только этот махонький пальчик, который обвиняя, указывает на меня, и не могу ничего предпринять. Застываю в оцепенении. Перед глазами опускается алый туман, укрывая все вокруг. И только указующий перст, который становится всё больше, приближаясь ко мне угрожает. Он скоро проткнет мое сердце, мне уже не хватает воздуха, чтобы сделать вдох. Моя кайсака мечется и брызжет ядом, пытаясь вырваться на волю, но я схватила ее мысленно и держу. Громогласный хохот бьёт по ушам, повторяя страшное для меня слово. И я не выдерживаю, закрываю уши и падаю на колени, представляя, как со всей силы отталкиваю от себя этот, доросший до небес палец.
– Я не убийца… я не хотела… я не могу больше… – причитаю я, пытаясь доказать самой себе что-то.
Вдруг я понимаю, что зловещего хохота больше нет, слышится плач ребенка. Меня толкают, и только тогда я сбрасываю оцепенение. Алый туман рассеивается, я начинаю распознавать голоса детей, которые кричат почти хором.
– Юль Сергевна-а-а! А Толик упал… ему больно.
– Юлечка Сергеевна-а-а… он плачет…
Подскакиваю с колен и подбегаю к лежавшему на полу, метрах в пяти от меня, ребенку. Даже не знаю, что случилось, но чувствую свою вину. Это снова я? Подсознательно? Не может такого быть, ребенка я бы не тронула! Дети наперебой рассказывают, как Толик обзывал меня, и Слава его толкнул за это. Подхватила малыша на руки и бегом кинулась с ним к врачу. Благо медицинский кабинет располагался по-соседству.
Вызывают родителей пострадавшего ученика, и снова разгорается скандал. Теперь уже его мать не стыдясь, в цветистых выражениях обвиняет меня в случившемся. Да, я виновата! Я выпала из реальности на несколько минут. И мне нужно с этим что-то делать.
В школу больше не пошла. Я вернулась в то состояние, в котором находилась после нападения. Теперь ясно понимала, что опасна для общества. Стоит только кому-то начать задирать меня, и я тут же теряю контроль над собой и своей кайсакой. Бабушка не может достучаться до меня.
Вот и сейчас говорит что-то, а я вижу только, как у нее открывается рот, как подрагивают белокурые пряди, выбившиеся из прически, горят огромные шоколадные глаза. Кажется, я хотела спросить у нее… о чём? Ах, да. Мальчик.
– Что с тем малышом? С Толей? – новости о нем интересуют меня по-настоящему. Я переживаю, даже дыхание затаила.
– Нормально. Ушиб локтя всего лишь.
– Хорошо… – облегченно выдыхаю я и ухожу в свою комнату, не слушая, что дальше говорит моя бабушка.
Лёжа на кровати и глядя в потолок, раздумываю о дальнейшей жизни. У меня еще остались деньги, приличная сумма. И мне нужен доктор. Не просто психолог, а кто-то сильнее… Я должна найти этого специалиста! Он поможет мне и тогда я смогу уехать из этого сумасшедшего городка. В волнении вскочила с кровати и подошла к окну. Уже ночь, ничего не видно, только мое отражение в стекле. Мысли горели, и я чувствовала, что нужно с кем-то поделиться. Анечка? Нет, спит уже. Кроме Тёмки, не с кем. Лихорадочно набираю его номер.
– Юлёк! – голос сонный, разбудила.
– Прости, что в такой поздний час… Совет нужен.
– Ничего, я на дежурстве. Скучно…
Я полчаса рассказывала ему о своей идее, и о происшествии в школе и о подступающей депрессии. Когда я была в клинике, а рядом Эстель и Артём, то чернота с души постепенно испарилась, жизнь, будто налаживалась.
– Приезжай, найдём доктора любого.
– Мне нужен особенный… поговори с Эстель, может она порекомендует мне кого-нибудь.
– Хорошо, прямо сейчас схожу. У нее сегодня последняя смена. Завтра уезжает в Париж. Ей рожать через три месяца, ходит как колобок, – смеется Тёма, и я улыбаюсь, представляя Эстель с животом. У нее девочка родиться должна, уже имя выбирает ей.
Артем сбросил вызов, а я в нетерпении присела на краешек кровати. Ну пожалуйста, Господи, пусть у меня всё получится! Я не хочу жить отшельницей, боясь покалечить кого-нибудь. Время шло, сидеть и ждать не получается. Хожу из угла в угол, посматривая на мобильник, который оставила на подушке. И наконец, звонок!
– Да! – почти кричу в трубку, забыв, что бабушка уже спит давно.
– Эстель сказала, что тебе гипнолог нужен. Это такой спец, который поможет тебе забыть всё, и нападение, и свои страхи. И такие врачи есть в Краснодаре. Я тебе смс-кой скину адреса, которые Эстель дала. Эх-х-х… я думал, что тебе приехать к нам придется… Я скучаю, Юлёк.
– Я тоже, Тём. Но только как по другу скучаю. Ты там себе не выдумывай, пожалуйста…
– Не выдумываю. Насильно мил не будешь, – грустит друг. И тут же оживляется:
– У меня скоро отпуск! Я приеду, мы съездим на море! Ведь в начале мая уже можно купаться?
– Можно, если ты немножко морж! – смеюсь, представляя дрожавшего и покрытого гусиной кожей друга.
Прошла неделя. Я нашла доктора, записалась на первую бесплатную консультацию. Из дома почти никуда не выходила, боясь наткнуться на недоброжелателей, очень уж не хотелось попасть снова на чей-нибудь острый язык. Лелеяла мечту об отъезде, и почти собрала вещи. Однажды в дверь позвонили. Я ждала Анечку из магазина, вскипятила чайник, собираясь почаевничать с подругой. Она должна была принести пирожные, и я уже мысленно облизывалась. Поэтому даже не глянула в глазок.
– Уже бегу, уже открываю! – весело припевала я, поворачивая ключ в замке.
Открыла дверь и застыла на пороге, увидев нежданного гостя.
35.
От счастья язык проглотила… Родной, любимый… Я так соскучилась по нему!
– Юляшка! Впустишь? – он тянет руки ко мне, а я не знаю, что и делать. Но не выдерживаю и бросаюсь Ники на шею. – Моя маленькая… я соскучился.
Он так крепко сжимает меня, но мне хочется еще теснее прижаться к тому, по которому тосковала безмерно. Правда, поняла это только сейчас, вдохнув его, такой родной аромат с нотками малины. Трусь щекой о грубоватую ткань защитного цвета, пытаясь удержать слезы нежданной радости. Я чувствую, как любимый целует мою макушку и тихо урчит, вдыхая запах моих волос.
Моей щеки касается что-то прохладное, я поворачиваю голову и вижу нежно-розовые бутоны. Надо же, Ники с букетом пришел, а я и не заметила от счастья.
– Спасибо… – шепчу, пряча загоревшееся лицо в розах. Потом поднимаю глаза и ловлю прищуренный нежный взгляд.
Мы так и стоим на пороге, позабыв о времени. По лестнице поднимается Анечка с коробкой на атласной ленте. Она удивленно смотрит на Ники, потом вручает мне коробку с пирожными и обнимает парня.
– Никита! Какими судьбами? – вопит она, радуясь встрече. – И чего на пороге?
Действительно, я так растерялась, что не пригласила Ники в квартиру. Дружно вваливаемся в прихожую, перебивая друг друга и обнимаясь. Потом пьем ароматный чай с бисквитными пирожными. Вскоре Анечка убегает, нарочно оставляя нас наедине. Напоследок шепчет мне в ухо, что обед берет на себя, как проголодаемся, она принесет нам его. Советует не терять времени даром. А я не знаю, что делать дальше, мою посуду, в десятый раз, споласкивая одну и ту же чашку.
За спиной слышится нетерпеливый вздох, будто Никита напоминает о себе. Радость от встречи прошла, и я вспомнила о его связи с белобрысой, об их ребенке. Обида начинает жечь горло.
– Юль... ну что не так? Я видел, ты обрадовалась мне по-настоящему. А сейчас будто...
– Это твой ребенок? – выпалила я, перебивая парня. Смотрю в ореховые глаза, пытаясь уличить его во лжи. Но вижу там только искорки добра. – Вот только честно! Я хочу знать.
