Текст книги "Боюсь тебя убить...Часть 1 (СИ)"
Автор книги: Лилия Сурина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
Последнее слово так тихо, сквозь зубы и все та же улыбка. Но так стало тепло на душе и намного спокойнее. И тут распахнулась дверь. Зазвенели первые стёкла. Смуглый продавец побледнел и отступил к самым полкам, прижался к ним спиной. Онемела на мгновение, осознавая, что сейчас случится что-то непоправимое и страшное, и я буду причастна к этому.
Повернулась к ввалившейся банде лицом, пересчитала наглые и веселые морды… Четверо. Справлюсь. Еще шестеро караулят в тачках, и Леший пьет газировку из бутылки, прогуливаясь перед магазинчиком. Готовит свой знак, гад! И вдруг такое спокойствие на меня нашло. Мне терять, по сути, нечего, в этой жизни.
Битюг дал знак и лихая тройка начала крушить витрины, а сам встал напротив меня и достал пистолет из кармана ветровки. Тут я напряглась, одно дело бита, и другое уже огнестрельное оружие. В кого он стрелять собрался?
– Ушла с дороги. Мне с этим козлом разобраться надо, – он махнул дулом в сторону, но я намертво прилипла спиной к прилавку, закрывая собой трясущегося хозяина злополучного магазина.
– Битюг… не надо! Это уже не погром будет, понимаешь? – уговаривала я его, но тот только жевал как бык свою жвачку и без интереса смотрел из-под полуопущенных ресниц на меня. – Ты убивать его собрался?
– Как пойдет. Долг отдаст, так и быть, только коленки прострелю.
– Я отдам… – послышался из-за моей спины дрожащий голос с акцентом, и я инстинктивно расставила руки в стороны, опираясь о прилавок и прикрывая его плащом. – У меня только все нет… я потом соберу… потом…
– Надо было неделю назад приготовить. А ну иди сюда, че за бабу прячешься?
Сколько времени есть? Когда уже приедет подмога? Наверное, скоро, потому что прошло минут десять уже, нужно просто еще потянуть время. Я сделала шаг к тучному бандюге, улыбнулась ему. Тот, почему-то попятился от меня и побледнел, направил ствол мне в грудь. Что такое? Он боится меня, судя по испуганному блеску в белесых поросячьих глазках.
– Не подходи! – вдруг грубый его голос сорвался на девчачий визг и я расхохоталась. Вот и вся натура Битюга!
– Чего испугался?
– Стой! Или стреляю! Я не хочу кормить червей как Вадик…
Ясно, вспомнил того, которого я нечаянно убила. Да, Вовка рассказывал, что среди его друзей ходят легенды обо мне и моей сверхъестественной силе с тех пор. Кто-то уважает меня и мечтает познакомиться. Кто-то боится. Этот из вторых. Я вытащила биту из-под полы плаща, скинула с плеч сам плащ. Что ж, разомнемся! Правда я год не занималась карате, но это как езда на велосипеде – раз научился, уже не разучишься.
Встала в стойку ожидания и готовности, через несколько секунд плавно перестроилась в зенкутсу-дачи, стойку для атаки рукой или ногой, а также блокировки. Парень не сводил с меня глаз, удивленно таращась. Я завораживала его своими плавными движениями, как змея. Кайсака почувствовала свободу, стреляя раздвоенным языком и пытаясь прочувствовать врага.
Трое других перестали ломать мебель и крошить стекла. Им тоже стало интересно, подошли ближе. Но я лишь тянула время, меняя стойки, будто танцуя. Один из банды потерялся в пространстве от моего гипнотизирующего танца и подошел ближе. Я могла достать его ногой. Сменила позу, встав в стойку нэко-аши-дачи, атакующая кошка. Резко выбросив ногу вперед, попала точно в нос бедолаге, которого угораздило приблизиться настолько близко ко мне.
Все будто очнулись от гипноза, услышав вой раненого сообщника. Рука Битюга, в которой был зажат пистолет, дернулась, и прогремел выстрел. Я почувствовала, как мне обожгло левое предплечье с внешней стороны. Тут же зажала ладонью рану, из которой начала сочиться кровь. Я не знала, что мне делать дальше. Поэтому я решила импровизировать. Громко вскрикнув, я схватилась за грудь окровавленной рукой, потом дрожа всем телом, повернулась к Битюгу, который побледнел и бросил пистолет на пол. Театрально закатывая глаза, показала ему ладонь в своей крови и замогильным голосом произнесла:
– Гад же ты… Битюг… прикончил меня…
46.
– Валим! Валим! – послышалось тут же, как только я приземлилась на пол, изображая свою кончину.
И мне досталось – я пребольно ушибла затылок, аж в голове зашумело. Но я не вскрикнула даже, боясь, что эти вернутся, чтобы сделать контрольный выстрел в голову. Мало ли, вдруг боевиков насмотрелись. Лежу без движения и чувствую, что кровь из меня утекает, прямо горячим ручейком льется по руке на холодные мраморные плитки.
– Эй… девушка? Ты живой? – взволнованный голос с акцентом прозвучал над самым ухом, что было весьма неожиданно. – Я «скорай» вызвал.
– Эти все ушли?
– Да, убежали, как ошпаренные.
Я села, огляделась. Точно, никого не видно. Пистолет Битюга валялся рядом, бита моя неподалеку лежит, а рядом плащ.
– Помоги мне подняться, – прошу я, лихорадочно соображая как поступить дальше.
Проблемы с милицией мне точно не нужны, поэтому нужно убираться отсюда, не дожидаясь врачей и стражей порядка. Вскакиваю на ноги и морщусь от боли. Рука горит огнем, в голове стучат молотки по наковальне.
– Завяжи рану тряпкой, – командую я, показывая на ткань, которой продавец протирал стол. Тот хватает ее и трясущимися руками пытается приладить на мою руку. – Сильнее затягивай! Да не трясись ты. Запомни, ментам скажешь, что напала на твой магазин банда Лешего, собираются они в гаражах. Да, пистолет не трогай, там отпечатки Битюга, скажи, нечаянно ранил своего. Поэтому кровь на полу. Всё, я ушла…
Надела плащ и подобрала биту. Уже на выходе повернулась и произнесла:
– Только не говори, что я тут была. Не было девушек в банде, понял? – кореец закивал головой так рьяно, что я испугалась, как бы сотрясения мозга не случилось.
– Эй! Эта… спасиба… – крикнул мне в след, и я вывалилась на августовский прохладный воздух, взмахнув на прощанье здоровой рукой.
Уже осенью немного пахнет. И сирены орут совсем недалеко. Бегом, как смогла, на дрожащих ногах заскочила за угол дома и не спеша пошла к реке. Не думаю, что милиция пустит собак по следу, но кто знает? Лучше я замету свои следы. Поэтому я почти бегом влетела в неширокую речушку, прямо в кроссовках, и пошла против течения по мелководью. Брела до тех пор, пока вода не стала мне по колено. Вышла на противоположный берег, нашла место, где был омут, и зашвырнула тяжелую биту в самую середину.
Быстрым шагом прошлась по противоположному берегу реки и снова вошла в воду, перешла ее, погружаясь в мутноватый поток почти по пояс.
Уже входя в подъезд, я поняла, что мне нужна врачебная помощь, рана кровоточила все сильнее, уже и тряпка пропиталась кровью. Если не зашить, то я часа через два точно покину этот мир. А сделать это некому, Анечка на дежурстве. Но я знаю, что у нее имеется все необходимое. Поэтому справлюсь сама, только нужно раздобыть все нужное. Звоню в дверной звонок соседки, и заодно стучу ногой, чтоб поторопить ее мужа, наверняка бухого уже.
Через минуту похмельная и заспанная морда некогда симпатичного мужика высовывается из-за двери и заплывшие пьяным угаром глаза оглядывают меня с головы до мокрых и грязных ног. Да, видок у меня еще тот, видать даже сосед не признал.
– Что надо, – рявкает он и сплевывает на пол. Скотина, хоть бы раз полы помыл, так не делал бы.
– У Ани есть аптечка, особенная такая, в чемоданчике. Тащи сюда.
– Ага, щас, разбежался, – сосед уже начал закрывать дверь, и я поняла, надо действовать сейчас или рухну уже. Поэтому собрав все силы, толкаю дверь внутрь, сбивая мужика с ног.
Я знаю, где все хранится. Аня держит дома шовный материал и одноразовые инструменты, потому что муж ее частенько приходит домой в потрепанном состоянии и ей приходится его штопать. А теперь и мне сгодится. Бегу в ванную и достаю заветный сундучок. Скидываю грязные мокрые вещи на пол и, затаив дыхание, развязываю насквозь пропитанную кровью тряпку. Меня трясет крупной дрожью, ноги так и норовят подкоситься. Но я просто присаживаюсь на борт ванны и открываю кран в раковине. Тщательно мою руки, сушу их одноразовыми полотенцами и натягиваю перчатки.
Я видела, как накладывала швы Анечка, постараюсь сделать всё, как она. Выхода все равно нет. Так. Сначала кольнуть обезболивающего. Подтягиваю перчатки и уверенно берусь за ампулу и шприц. Закусив губу ставлю укол в предплечье. Боли почти не чувствую, но все равно жду немного.
Странно, в квартире тихо, где этот урод? Прибила я его дверью, что ли? Волнуюсь, поэтому иду проверить, приложив кусок стерильного бинта к ране. Мне только трупа тут не хватало. Дверь нараспашку и никого нет. Мне стало страшно, куда он мог податься? Вдруг в «ментовку» побежал или за подмогой к своим «синякам». Но тут слышу шум из своей квартиры и успокаиваюсь. За подмогой, к моей бабушке, оказывается. Ну, зная свою бабулю, пока он ей связно все не расскажет, она никуда ночью не пойдет. Так что у меня есть чуток времени, пока она задаст все свои кто-зачем-где-почему.
Вернулась в ванную, сожалея, что подпортила идеально чистые полы своей соседки. Но ладно, помоет и слова не скажет, но, чую, по башке надает за то, что шляюсь в тех местах, где стреляют. Ну, значит, так мне и надо. Разглядываю рану в зеркале. Нормально пробороздила пуля, разорвала бицепс, наискосок прошла. Вспоминаю все, чему учила Аня и собираюсь с духом.
И только когда делаю первый стежок, понимаю, что без помощи мне не завязать узелок одной рукой. Вот балда! Дверь ванной распахивается и влетает разъяренная бабуля. Сверкающие шоколадные глаза говорят о том, что она готова посадить меня под домашний арест, и это еще не самое страшное. Но мне не страшно, ни грамма. Протягиваю ей инструменты и киваю на новую пару перчаток.
– Надевай и помоги.
– Я? – вдруг теряет моя старушка весь свой запал. Ее лицо бледнеет, когда она видит рану, губы начинают трястись. Но она послушно моет руки и натягивает узкие перчатки, берет инструменты и делает то, что я говорю.
Когда рана зашита и продезинфицирована, крепко забинтована, я вспоминаю, что нужно бы прибраться. Да и переодеться.
– Это огнестрельное? Не молчи! – снова оживает бабушка, ее лицо теперь напоминает утреннюю розу, ярко-алую и с каплями росы на лепестках. То есть с бисеринками злых слез на алых щеках. Но мне плевать на ее раздражение и злость.
– Да. И что? – отвечаю так спокойно, собирая свои разбросанные по полу вещи. Сейчас переоденусь и снова приду, уберусь.
Бабушка идет следом и читает запоздавшие нравоучения визгливым голосом. Сосед выглядывает из кухни, с интересом смотрит, почесывая свой огромный нос.
– Чё, правда подстрелили? – любопытничает он, за что ему прилетает мой предупреждающий взгляд.
– Вякнешь где, я тебя закопаю, – ядовито шиплю ему в ответ, тот застывает и потом мотает головой, будто клянется, что он немой и глухой. Меня же радует его реакция, зато бабушка, которая идет следом за мной, возмущается с новой силой.
– Нет! Это, уже ни в какие ворота! Юля, ты совсем испортилась, я уже не справляюсь с тобой, – кричит она, я же только ухмыляюсь и берусь за дверную ручку. Поздно бабушка меня воспитывать собралась.
А через десять минут, моя жизнь перевернулась и раскололась на две половины…
47.
Наскоро сполоснувшись под прохладным душем, стараясь не замочить повязку, я тщательно вытираю волосы полотенцем и думаю. Подумать есть о чем. Банда пока не сомневается, что я в морге и идет следствие. Но Лешему не составит труда узнать, что моего тела не было на месте происшествия.
Значит, в ближайшие два дня они затаятся, а потом начнут искать меня. И если найдут… Холодок прошел по моему позвоночнику, и я передернула плечами, прогоняя неприятное ощущение. Даже представлять не хочу, что они сделают со мной. Я сорвала им ограбление, лишила наживы и подставила по полной программе. Что за это полагается? Скорее всего, выловят мое охладевшее тельце в каком-нибудь омуте.
Быстро одевшись, я с тоской посмотрела на кровать. Сил не было, хотелось прилечь. Но нужно убраться у Анечки, мало ли, вдруг милиция узнает про меня и нагрянет с обыском. Не хочу подставлять еще и подругу. Решительно вышла из своей комнаты и направилась к соседке.
Уже потянулась к звонку, как увидела, что дверь не закрыта. Видимо я не защелкнула замок, когда уходила. Толкнула створку и услышала визгливый голос моей бабушки. Она всегда переходила на высокие ноты, когда нервничала. А тут как не переживать, когда единственная внучка явилась черте-откуда и с пулевым ранением до кучи. Я невольно прислушалась, медленно прокрадываясь по полутемной прихожей.
– Да Толя! Ты прав! Я виновата во многом, я упустила девчонку. И я должна позвонить ее отцу, пусть решает, что делать с ней…
Я сначала подумала, что ослышалась. Ну не может тут идти речь о моем отце! У меня никого нет, кроме бабушки и матери, которая где-то за тридевять земель отсюда, в далекой Франции. Но тут сосед заговорил и меня прошиб пот, от осознания чудовищной правды.
– Да Луиза, наворотила ты дел. А ведь мы с Анькой говорили тебе, отдай девчонку отцу, пусть воспитывает ее вместе с сестрой. Ведь они близнецы, а ты разлучила их. Вот Юлька и бунтует, ведь близнецов тянет друг к другу. Она не понимает, что с ней происходит, вот и ищет приключения на задницу.
– Думаешь, Сергею она нужна? Он уже год не звонит и не приезжает. Но ты прав, я ему позвоню, пока еще хуже чего не случилось. Пусть забирает ее отсюда и воспитывает.
Услышав слово «воспитывает», меня вдруг пробрал истерический смех, и я выдала себя. Куда воспитывать? Мне двадцать лет через полгода! Поздновато спохватилась бабулечка!
– Значит отец?! Близняшка… не Тася ее зовут, случайно? – неожиданно припомнилась встреча в детском лагере с девочкой, которая была моей копией.
– От… откуда ты знаешь? – бабушка так крутанулась на табуретке услышав мой вопрос, что чуть на полу не оказалась.
– Неважно. Виделись как-то. Значит, ты скрыла, что у меня имеется отец и сестра?! Как ты посмела сделать это?!
Мой голос набирал децибелы по мере осознания всей правды. В голове не укладывалось, что я не одна. Сестра… я помнила хорошо ту девочку, Тасю. Я ее часто вспоминала все эти годы. Близняшка… уму непостижимо!
Бабушка! Предательница! Она лишила меня всего. И с Ники она меня разлучила. Она угробила мою жизнь!
Смотрю в ее карие жестокие глаза и понимаю, что видеть ее больше не могу. Тошнит просто от одного вида этого холодного убийцы моей судьбы. Что-то еще шевелится в сознании, подсказывая мне, что не все тайны семейные я еще услышала. Но больше на сегодня уже не выдержу просто.
Поэтому бегу от этой обманщицы прочь. Вылетаю из подъезда, не слушая криков позади. Несусь в ночь, сама не знаю куда. Лишь бы подальше.
Очнулась только в спортивном зале дома детского творчества, где была в последний раз больше года назад. Я пришла туда, где чувствовала себя уютнее всего в детстве и юности. Где мною гордились и радовались моим успехам. Где я познала технику боя, которая может убить. Которая теперь разрушает мою жизнь так же как бабушка.
Прошла по темному пустому и гулкому залу, подергала запертые двери кабинета сенсея и раздевалок. Пусто. Никого нет, кроме дремавшего на входе сторожа, который умудрился забыть закрыть входную дверь.
Мысли мои разбегались как муравьи из муравейника, который разрушили огромной палкой. Что мне делать? Как теперь быть? Села на скамейку, на которой обычно сидела во время тренировок по карате, и зажала голову руками. Я не обращала внимания на свербящую боль в левой руке, на слабость от потери крови. Отец… сестра…
– Кайсака? – родной голос вернул меня в настоящее. Такаси Сайто, мой сенсей. Сейчас он самый родной человек для меня. Он мудрый, он всегда знает, что нужно делать.
– Сенсей… – бросилась к стоящей в дверях фигуре и застыла в объятиях сильных рук, чувствуя, как по-отечески сухие ладони оглаживают мои подрагивающие плечи.
Я плакала, как плачет ребенок, который пришел к любимому отцу, когда его обидели и который решит все твои проблемы.
48.
– Как мне жить теперь? – спрашиваю у Такаси, но на мой вопрос учитель только хитро улыбается.
Мы долго сидели в «тренерской» и разговаривали. Такаси меня успокаивал, он говорил, что жизнь как река. В неё не войдешь дважды, что нужно просто отпустить всё по течению и решать свои проблемы, не спеша, на холодную голову принимать решения нужно. Да, это известные истины, и я согласна с ними.
Я не хотела узнавать семейные тайны от бабушки. Но мой учитель настоял на этом. Сказал, что лучше знать, с чем бороться, чем не знать ничего. В темноте трудно найти свой путь, сказал он. И я решила, что так и сделаю. Нужно срочно поговорить с бабушкой.
Поэтому после спортзала отправилась сразу домой. Бабуля не спала, несмотря на раннее утро, только светать начало. Она была в смятении, ходила из угла в угол, металась по комнате и сжимала свои руки в кулаки. Наверное, готовилась к серьёзному разговору.
В комнате ещё была Анечка, соседка. Это меня очень удивило. Она задумчиво сидела в углу дивана и сразу вскочила, как только увидела меня. Видно они всю эту ситуацию уже обдумали, потому что когда я вошла, бабушка остановилась у окна и стала виновато смотреть на меня. Я села рядом с подругой и стала разглядывать свои ногти. Черт возьми, я не знаю с чего начать этот проклятый откровенный разговор!
– Ну что бабуль, поговорим? – обронила тихо я и указала глазами на стоящее напротив кресло.
Бабушка присела на краешек, готовая вновь сорваться и заметаться по комнате. Видно было, что этот разговор ей тоже очень тяжело начинать, но семейные тайны надо раскрыть, чтобы дальше моя дорога была не в потёмках.
– Ну что, начинай, и прямо с самого моего рождения. А лучше с зачатия. Хочу знать всё!
Но бабушка только бледнела еще больше, кусала губы и теребила выбившиеся из прически волосы.
– А давай я начну рассказывать? – вдруг проговорила Аня. Да неужели! Она знала всё, и ничего мне не сказала? Ещё одна предательница. – Только ты не думай, что я предала тебя, просто это не моя тайна. Но я её знаю. Луиза приехала сюда с тобой, когда тебе было два годика всего, и мы подружились сразу. Я приходила помогать, нянчиться, ведь девчонкой была совсем, любила детишек. Однажды Луиза рассказала мне всю свою историю, как раз в то лето, когда она оставила тебя в лагере и уехала в Париж. Я её осудила бы, но не имела права на это, понимаешь? Не имела я права, понимаешь, чтобы её на путь истинный наставить. Она это прекрасно знала. – Аня была на эмоциях, сбиваясь, но, всё же рассказывая эту историю, она часто поглядывала на бабушку. Та еле заметно кивала головой, как бы поддакивая.
После развода моя бабушка одна воспитывала свою дочь. Когда Эмма выросла, она познакомилась с Серёжей, но он не понравился Луизе. Да кто бы сомневался! Ситуация была похожа на мою. Она так же лишила мою мать любви. Парень уехал, чтобы заработать денег на свадьбу. И она стала прятать их письма, а потом и вовсе написала от имени Эммы, что влюбилась и выходит замуж.
– Ну ты не суди её строго, – устало проговорила Аня, – у неё были на то причины. Эмма была слишком молода, чтобы дружить, чтобы влюбиться и выйти замуж.
– Сколько ей было лет? – спросила я строго глядя в глаза ей.
– Восемнадцать… а вскоре твоя мама оказалась беременна.
– Почему ты решила за свою дочь? – не выдержала я, вскочила с дивана и воззрилась на сжавшуюся в комок бабулю. В голове начинало шуметь, и алые всполохи прошивали мозг. Сделала вдох-выдох и снова плюхнулась на диван, пытаясь успокоиться. – Почему?! Разве ты вправе решать за взрослых людей? Она уже была совершеннолетняя!
– Ну прости ты меня! Ну дура была! – закрыла она лицо руками, не выдержав мой ледяной взгляд. Бабуля пасует передо мной? Забавно, обычно командует. Сейчас она вызывала во мне омерзение. Сломать судьбу сразу нескольким людям, ради своих амбиций. Мерзость.
– Так, ладно, что дальше?
– Потом я узнала, что дочь беременна. Я снова написала Сергею, но парень куда-то уехал. Я уже не смогла его найти… потом родились вы, двое. И я заставила свою дочь оставить в роддоме одну девочку, потому что мы не потянули бы двоих…
– Бабушка вот что ты говоришь? Можно подумать, что вы единственные во всем мире у кого родились сразу двое детишек. – зло ухмыльнувшись, я снова стала дышать глубже. Алый туман все больше накрывал меня. Еще не хватало сорваться и причинить вред своей злобной родственнице. Вдруг вспомнила, что на послезавтра на восемь часов утра мне назначена консультация у врача. – Ты не любила нас и не любишь. Ты всегда делаешь так, как выгодно тебе, как тебе нужно. Вы меня разлучили с моей сестрой, как так можно было сделать? А Тася? Она ведь даже не знает, что я у неё есть! Что мне теперь делать?
– Но ты же взрослая, – снова влезла в разговор Анечка, потому что Луиза ревела крокодильими слезами, откинувшись в кресле. Только белый ажурный платочек мелькал в ее дрожащих руках. Но мне не жаль эту женщину. Сердце застыло. – Вы обе взрослые. Вы можете встретиться и поговорить…
– А те девятнадцать лет, которые у нас безжалостно украли? Что мы были в разлуке? Кто их нам вернёт? – рычала я уже на Аню. Я хочу уйти отсюда, но чувствую, что все тайны еще не рассказаны, поэтому забираюсь на диван с ногами. – Ты? Ты же волшебница у нас, всё повернешь вспять. Или ты? – снова буравлю леденящим взглядом враз постаревшее лицо. – Ведьма! Я смотрю, ты всё делаешь по мановению волшебной палочки – захотела, разлучила, захотела снова свела вместе. Так не делается, понимаешь? Что я и теперь скажу… ладно, что дальше?
49.
Анечка, шмыгая носом, начала рассказывать дальше и я только диву давалась. В том городе, где жили Луиза и Эмма, мою мать стали осуждать за то, что она родила ребёнка без отца, без мужа. Для Луизы это был удар по самолюбию, и они переехали в другой город.
Неожиданно Эмма влюбилась во французского посла и уехала с ним во Францию, оставив меня со своей матерью. Луиза поняла, что скоро и меня у нее заберут, потому что дочь звонила, писала письма, обещала скоро приехать за мной.
И тогда бабушка снова переехала, теперь уже только со мной. Она спряталась в нашем городке от своей дочери. Ничего себе! Вот это новости! Значит, моя бабушка украла ребенка у собственной дочери? Да еще и шалавой выставила мою мать, рассказывая всем вокруг, что ее непутевая дочь бросила дитя на немощную мать. Как-то умудрилась лишить ее материнства. Шикарно конечно, ничего не скажешь. Вот как можно было так сделать?
Мы проговорили два часа. Всё я узнала, всё, в мельчайших подробностях. И то, что я узнала, мне жутко не понравилось. Оказывается, мой отец постоянно приезжал, навещал. Каждые три-четыре месяца он был здесь. Но то, что мы не встретились ни разу, это его ошибка. Потому что перед приездом он всегда звонил, и Луиза отправляла меня к Анечке заранее.
Я сидела у неё на окне и видела, как подъезжал «Москвич» белого цвета, из него выходил красивый высокий мужчина. Сколько раз я его видела из окна. Сколько раз я думала, что мне бы такого папу, что я бы хотела, чтобы у меня был такой отец.
А он оказывается и был, только он не знал, что я смотрю на него в эту самую минуту. Однажды даже наши взгляды встретились. Он смотрел на меня, а я на него. Всё равно видно родная кровь, она всё чувствует. И не узнал он меня только потому, что я собиралась погулять во дворе и Аня попросила ее подождать. Я сидела на подоконнике в шапке и шарфе, даже нацепив варежки, ждала свою няню.
Он помог вырастить меня. Но сам женился на женщине, которая удочерила Тасю. У них родилась еще одна девочка, Тонечка. Так что, у меня есть не только сестра-близнец, но и сводная сестра ещё.
А Эмма все эти годы тоже страдала. Она не могла найти свою мать и дочурку очень долго, целых одиннадцать лет она искала. И когда нашла, то сделала глупость, уведомив Луизу, что собирается приехать за мной.
Это случилось в то лето, когда бабушка отдала меня в лагерь и поехала в Париж, разбираться со своей дочерью. Она отвоевала меня снова, в этот раз просто заставила силком забыть про меня, уверив бедную женщину, что я её считаю чужой.
Так мы и жили с бабушкой все эти годы. Она лишила меня матери, отца и сестер. Она украла у меня юность и детство. Она всего меня лишила. Как мне теперь с ней жить? Как мне с ней вообще находиться в одном доме? Я ненавижу ее…
– Звони отцу, – сказала я, резко вставая с дивана, – больше не хочу никаких тайн. Больше не хочу быть чужой для своих родных. Скажи, что приеду сегодня, знакомиться будем.
– Я позвонила, он скоро сам приедет, и вы поговорите. Возможно, он поможет тебе разобраться в твоей жизни.
– Не нужно мне помогать! Напомогали! Спасибо ба, я теперь сама могу справиться. А приедет, поговорим, конечно.
Но прошло два дня, а отец так и не явился. Я решила сама поехать к нему. Но сначала нужно навестить доктора. Нейрохирурга. У меня запись к нему, как раз на завтра.
Рано утром я отправилась в Краснодар. Доктор мне не сказал хороших новостей, не обрадовал меня. Он огорошил тем, что мне нужна операция, но врачи рассмотрели все материалы и анализы и вынесли мой диагноз на консилиум, где и решили, что проводить ее не будут.
Я стала настаивать и тогда доктор поведал мне, что шансы на благополучный исход вмешательства в мой мозг составляют всего сорок процентов. Еще двадцать пять на то, что я стану овощем, а остальные тридцать пять – летальный исход.
Я размышляла всего несколько минут и решила согласиться с врачами. Буду жить как жила. Пусть без эмоций. Пусть как медуза, но зато живая.
Уже в десять часов утра я сидела в автобусе, который направлялся в тот маленький городок, где жили мои родные. Дождь накрапывал, августовское нежное утро заволокла промозглая осенняя серость. Вот и на душе так же, усмехнулась я. Уже третий день стояла сырая погода, даже листья стали похожи на лохмотья неопределенного цвета. Хотя сентябрь начинался только через неделю.
50.
Через три часа я подходила к нужному дому, из подъезда которого выносили гроб. Вокруг стояла толпа. Человек сто собралось. У меня на сердце стало холодно, я поняла, что случилось что-то нехорошее. Что-то ужасное произошло, и это касается меня тоже.
Вскоре вынесли второй гроб. Их поставили на табуретки. Я слышала вой, который леденящим ветром выдувал всё тепло из моей груди. Поняла вдруг, что это мой отец и его жена. Стояла и смотрела, как нежный летний ветерок треплет прядь темных волос на голове покойного. Горло будто железной ледяной рукой кто-то схватил, дыхание сбилось.
– Господи, какое несчастье… – послышалось рядом. Я обернулась и посмотрела на невысокую женщину, которая сокрушенно кивала головой и промокала слёзы маленьким розовым платочком. – Горе горькое… – причитала она, – как же теперь Тася будет...
– Что случилось? – спросила я у женщины
– Да вот поехал к своей другой дочке, нашлась кровиночка его, всю жизнь он её искал. А тут узнал, позвонили… он так быстро ехал, так торопился, что… А тут дождь… авария, погибли оба сразу.
Я поняла, что косвенно виновата в смерти отца и его жены. Чувство вины наполнило моё сердце. Отец, я ведь хотела поговорить с тобой, обнять… А теперь, что мне делать? Захотелось подскочить к деревянной обители отца и закричать, потрясти его за грудки:
– Ну встань же ты! Мы ведь даже не поговорили с тобой!
И тут я увидела себя. То есть ее. Тася…
Она стояла у гроба, застывшая, словно каменная. Ни слезинки в ее опечаленных огромных шоколадных глазах. Но я знаю, какой пожар бушует в ее груди, чувствую. Я тоже чувствую этот огонь, пожирающий душу. Казалось, она не видит никого и ничего вокруг. Не замечает уцепившуюся за ее локоть белокурую девчушку, согнувшуюся пополам от рыданий. Видимо это дочь отца, она похожа на женщину, которая лежала в гробу.
Красивый светловолосый парень поддерживал мою близняшку под другой локоть. Второй, точно такой же парень стоял позади и что-то шептал моей сестре, та кивала еле уловимо. Видно, что парни тоже близнецы, как и мы.
Вдруг Тася подняла от гроба свой тусклый безжизненный взгляд и посмотрела прямо на меня. Я испугалась, что она меня сейчас узнает и обвинит в гибели родителей. Внутри всё сжалось в комок с острыми иглами, так больно. Но девушка отвела свой взгляд, снова приковав его к лицам погибших. Я порадовалась, что надела очки по привычке и спрятала под бейсболкой темные волосы.
– Бедняга, даже не успел рассказать своим дочерям, что у них есть еще сестренка. Да и я не буду раскрывать чужую тайну, – проговорила женщина рядом.
– Почему? Может нужно рассказать?
– Да там что-то случилось, поэтому они и сорвались так сразу. А вдруг там тоже, какое горе? Нет, такого девчонки точно не вынесут…
Да, не время сейчас для знакомства. Может позже, когда все успокоятся, я приеду снова.
Я проводила отца в последний путь, кинула горсть земли в огромную яму. На поминки не осталась, хотя эта соседка-болтушка, которая выболтала все тайны совершенно чужому человеку, тащила меня в кафе, в котором заказали обед. Я узнала много о своих родных, пока ехали на кладбище. В том числе и то, что Тася учится в Академии МВД у нас в Краснодаре. И меня осенило! Я поняла, кем хочу быть. Я хочу служить России! Как моя сестра.
Эпилог.
Щелк – свет. Щелк – тьма. Щелк – свет. Щелк – тьма. Щелк. Щелк. Щелк…
– Юля!!! Прекрати сейчас же! Лампочка перегорит. Или светильник сломаешь.
Светильник… мне жизнь сломали. И не купишь в магазине. Новую жизнь не купишь, как светильник. У меня могли бы быть родители, родные сестры, причем с одной из них мы близнецы. Могли бы… Поздно.
Я только что приехала с похорон своего чужого отца и его жены. Тайком пробралась на кладбище, как вор, смотрела и смотрела в чужое лицо моего родного мертвого отца…
Встала с кресла, и, бросив на бабушку осуждающий взгляд, прошла к комоду, достала ножницы из ящика и отправилась в ванную. Долго смотрела на себя в зеркало, пытаясь найти хоть одно отличие между мной и моей сестрой-близняшкой… как в игре – «найди пять отличий» … не нашла ни одного…
Но сейчас я сама сотворю отличия! Одной рукой взялась за темную длинную прядь волос и щелкнула ножницами. В белую раковину упала сначала одна прядь, потом другая, третья… затем взяла тюбик с краской, выдавила ее в небольшой баллончик с окислителем, энергично встряхнула несколько раз и принялась наносить смесь на волосы.
Через полчаса смыла краску и просушила волосы феном, придавая им отдаленное сходство с модной прической. Взлохматила, теперь уже темно-русые вихры, оглядела себя. Мне понравилось, я совсем другая! Достала из рюкзачка контейнер с цветными линзами.
И вот я уже не брюнетка с шоколадными глазами, а шатенка с темно-синими. Теперь сестра меня не узнает, если мы с ней вдруг столкнемся в Академии. Потому что сейчас я поеду поступать туда же, где учится и Тася.
