Текст книги "Агнесс и серебряные швабы (СИ)"

Автор книги: Лилия Гаан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

– Но мы же не можем бросить моего брата здесь! – взмолилась она, на мгновенье забыв про вражду к фон Геттенбергу. – Его нужно похоронить как христианина! Он ведь последний на земле фон Крайц!

– Если хотите, чтобы вашего брата не растащили на закуску волки, и он получил достойное погребение, нужно научиться просить!

Агнесс поспешно рухнула на колени.

– Этого мало! Вы готовы были пожертвовать жизнью фройляйн Луизы, но неужели даже вечный покой и спасение души юного Густава не стоят вашей гордыни?

Она устала, невероятно и страшно устала, к тому же потеряла цель в жизни. Единственное, что осталось у полностью обездоленной девушки – мёртвое тело горячо любимого младшего брата.

– Я сделаю всё, что вы хотите, – безразлично опустила голову Агнесс, – если позволите мне похоронить брата как последнего владельца Крайца в фамильном склепе и с подобающими почестями!

– Однако, фройляйн, – после недолгого раздумья заметил хмурый граф, – вы умеете торговаться! Моё сердце становится мягче воска, когда дело касается просьб хорошеньких девушек.

Гроб с телом юного Густава был выставлен на высоком постаменте в окружении щедро предоставленных графом свечей. Брат Ансельм читал заупокойные молитвы, а Агнесс и Луиза стояли на молитве у траурного одра.

Женщины смутно сознавали, что за стенами часовни происходят какие-то события: иногда до них доносились непонятные звуки, грохот, крики, но они обе сознательно отключили сознание от мирских событий, полностью погрузившись в молитвы.

Вечером им приносили немудреную еду, и женщины вновь продолжали свое бдение у гроба, окончательно отупев от усталости и горя. Думала ли Агнесс о том, что будет с ней, когда тело брата будет предано земле? Нет! Она боялась оскорбить память покойного столь черными мыслями.

Воздух в здании был спёртым: чад от множества свечей смешивался с приторно-сладковатым запахом разлагающегося тела. Однако дамы фон Крайц это заметили в тот момент, когда двери часовни распахнулись на всю ширь, и их молитвенное уединение бесцеремонно нарушили чужаки.

Во главе своих людей стоял, разглядывая скромное убранство часовни, сам граф.

– Ваше время вышло, фройляйн Агнесс, – громко заявил он, – мессиру Густаву пора присоединиться к своим предкам.

Обессилившая девушка покорно наблюдала, как забивают гроб и, подняв плиты пола, опускают тело брата в черноту семейного склепа. Последний фон Крайц успокоился рядом со своими дедами, отцом и братьями.

Чуть покачиваясь от невыносимой усталости, она вышла на ступеньки паперти. Прищурившись от яркого света, судорожно вдохнула свежий воздух и потеряла сознание.

ВАЦБУРГ.

Агнесс не помнила, что с ней происходило после похорон брата: измученный болью разум плохо реагировал на происходящее вокруг. Её вроде бы будили, тормошили, но она, едва открыв глаза, вновь уходила в мир тяжелых сновидений.

Способность воспринимать окружающий мир вернулась к ней только на третий день, и то только потому, что девушку неожиданно сильно тряхнуло.

– О... – застонала она, распахивая ресницы.

Над племянницей склонилась встревоженная Луиза.

– Слава тебе, Пресвятая дева, наконец-то пришла в себя! Разве можно столько спать?

– Где я? – Агнесс удивленно уставилась на грязное колыхающееся полотно перед глазами.

– В повозке, – тяжело вздохнула родственница. – Граф приказал нам следовать в его город – Вацбург.

– А Крайц?

Тетка замялась.

– Теперь там гарнизон графа! Но зато нам оставили сундук с нашими платьями! – оживленно добавила она, твердо уверенная, что столь приятное известие повысит настроение племяннице, потерявшей ленное владение и почти всех родственников.

Агнесс даже пожалела, что пришла в себя. Она по своему любила Луизу, но старая дева иногда доводила племянницу до головной боли. Вот и сейчас! Радуется каким-то тряпкам, когда они обе лишились дома, вассалов, будущего!

– У графа в Вацбурге роскошный двор, – между тем, оживленно вещала старая дева, – празднества, рыцарские турниры, состязания трубадуров! Хорошо, что хоть будет в чем показаться в изысканном обществе!

– Какие праздники, тетя? Мы похоронили всех родственников!

– Но сами-то, слава Всевышнему, живы! А что Бог дал, то и взял!

– О, Пресвятая Дева, дай мне терпения! Мы не гостьи графа, а его пленницы!

Но тетка отнеслась к такому напоминанию с обескуражившей девушку беспечностью.

– Я, – таинственно прошептала она, опасливо покосившись на возницу, – ещё в Крайце слышала, как граф разговаривал с мессиром Зигфридом. Фон Геттенберг решил взять тебя под опеку и уже отправил гонца к герцогу Баварскому.

Агнесс устало хмыкнула.

– И что это изменит в нашей судьбе?!

Луиза только снисходительно взглянула на недогадливую девчонку.

– Ох, дорогая, я поражаюсь твоей глупости. Конечно, изменит! Ты будешь принята при дворе графини и воспользуешься всеми привилегиями благородных девиц. И кто знает, может, найдется благородный рыцарь, который польстится на твою красоту...

У Агнесс не было желания и дальше слушать эти дурацкие измышления: она отвернулась от болтливой родственницы и вновь заснула.

Луиза фанатично преклонялась идеалам рыцарства. Ни разу не покидавшая Крайца старая дева была прекрасно осведомлена о событиях, происходящих при дворах высочайших особ.

В их замке всегда находили горячий приём паломники, клирики и монахи, странствующие певцы и сказители. Эти люди за миску похлебки охотно насыщали уши любопытной девы Крайц всяческими сплетнями о сильных мира сего и весьма далёкими от реальности историями.

Если бы у барона фон Крайца было побольше твердости, он давно положил конец фанабериям Луизы, выдав её замуж за подходящего человека, но тот любил и жалел сестру, охотно прощая ей все чудачества.

И вот теперь мечты старой девы сбывались. Она отправлялась в место, где жили герои её романтичных грез: отважные рыцари-кавалеры и прекрасные дамы. Наконец-то, она увидит рыцарское ристалище и услышит настоящих минезингеров, а не бродячих, всегда простуженных фигляров. И если из-за возможности попасть в это райское место пришлось пройти через ад разгромленного замка, то за всё в этом мире надо платить.

Однако упрямая племянница не желала обсуждать столь блестящие перспективы, угрюмо пялясь в стенку повозки. Тетка настолько ей надоела, что когда Зигфрид предложил пленнице проехаться верхом, она охотно согласилась.

– Граф с рыцарями опередили нас? – сухо поинтересовалась Агнесс, угрюмо оглядев череду повозок с награбленным добром.

Мычали коровы, блеяли перегоняемые отары овец, в клетках везли уток и гусей, мешки с зерном, и она даже узрела резную спинку привязанного к телеге отцовского стула.

– Нет,– качнул головой в рогатом шлеме наследник фон Геттенберга, – граф уже давно дома. Отец терпеть не может тащиться с обозами; он и в Крайце-то задержался только из-за вас! А когда понял, что вы не сможете его сопровождать, решил заняться другими делами.

Облегчение свалилось на Агнесс как внезапно подаренный праздник. Даже недолгое отсутствие графа воспринималось ей Божьим благоволением.

Девушка и молодой мужчина неторопливо ехали во главе обоза и разговаривали:

– Геттенберги получили в управление свои земли ещё при императоре Людовике Немецком, но наши дела были отнюдь не блестящими, когда графская корона оказалась на голове моего отца. Ему пришлось немало потрудиться, чтобы вернуть былой блеск нашему роду! Он в пять раз увеличил владения, обогатил казну... – тут молодой человек сделал многозначительную паузу, а потом уверенно добавил: – Граф Пауль – великий человек!

– А какая у вас семья? – славословия врагу были неприятны Агнесс, и она перевела разговор на другую тему.

– О, – весело рассмеялся собеседник, – нас много! Отец был женат четыре раза. Моя последняя мачеха – дама Берта из герцогского дома Церингенов лишь немного старше вас, и сейчас готовит для нашей семьи очередное прибавление. К тому же у меня четверо братьев и три сестры: правда, дома осталась лишь самая младшая, остальные замужем!

– Вы женаты?

– Да, моя жена – дама Генриетта де Вотрез из Бургундского герцогского дома! В прошлом году она родила мне сына.

– Скажите, мессир Зигфрид, а много ли опекаемых сирот в замке вашего отца?

– Иногда бывают.

– И что с ними происходит потом?

Зигфрид нахмурился: ему не понравился сарказм в голосе собеседницы.

– Надеюсь, что эти дамы вполне счастливы с выбранными отцом мужьями! По крайней мере, я ни от одной из них не слышал жалоб!

Агнесс задумалась. Внезапная надежда вдруг озарила её душу. А что, если фон Геттенберг просто испытывал пленницу и вовсе не намеревался обесчестить несчастную сироту?

Но она быстро выкинула эти глупые иллюзии из головы: настолько зло и бесчеловечно не ведут себя порядочные люди по отношению к беззащитной юной девушке, в какие бы благородные одежды не рядил сейчас своего отца Зигфрид.

– Мой отец – человек особенный, – молодой человек моментально догадался, почему помрачнело её лицо, – и ему многое позволено из того, что для других неприемлемо! Если вы пойдете навстречу его желаниям, то никогда не пожалеете об этом. Поверьте, фройляйн Агнесс, это совет вашего искреннего друга.

Обоз с трофеями втянулся в улицы Вацбурга только к вечеру пятого дня пути. Скотину сразу же отсекли от отряда уже перед городскими воротами, а вот остальные повозки так и продолжали двигаться по узким улочкам довольно большого города, раскинувшегося у подножья холма, на котором возвышался грозный замок с горделивой, квадратной башней донжона. Отовсюду сбегались люди, чтобы посмотреть на графскую добычу. Их любопытство настолько унижало бедную Агнесс, что она плотнее закуталась в вуаль, и всё равно ей казалось, что взгляды зевак прожигают шелк насквозь. "Горе побежденным!"

Но это ещё было полбеды. Теперь, когда встреча с ненавистным фон Геттенбергом приближалась, страх и беспомощность поразили девушку подобно судороге, сковав всё тело и не позволяя даже толком перевести дыхание.

" Пресвятая Дева! Я не могу его видеть, – в панике думала она, – не вынесу этого ещё раз!"

– Увы, фройляйн Агнесс, нам не повезло, – вдруг обратился к ней, принимающий приветствия горожан Зигфрид, – торжественной встречи не будет! Отца нет дома.

– С чего вы это взяли? – пленница едва не заплакала от облегчения.

– На донжоне нет его орифламмы. Видимо, граф куда-то срочно отлучился!

Таких больших замков девушке ещё не приходилось видеть: настоящая каменная твердыня! Высоченные стены когда-то имели всего лишь одну четырехугольную башню донжона, а потом к ней постепенно начали пристраивать большие и малые помещения караульных башен, часовню, людские службы. В центре двора вырос господский палас, и его отгородили от хозяйственного двора ещё одной стеной. И теперь всё это вместе превратилось в такой причудливый архитектурный ансамбль с изощренно запутанными лестницами и переходами, в котором человеку несведущему легко было заблудиться.

В огромном приемном зале их встретила графиня Берта фон Геттенберг – хрупкая, нежная женщина с серыми глазами и огромным животом будущей матери. В окружении своих дам она блуждала среди выставленных напоказ трофеев из Крайца, с откровенной скукой разглядывая содержимое сундуков.

– Зигфрид, – обрадовалась женщина пасынку, – наконец-то! Мы уже все глаза проглядели!

И она лукаво покосилась на смуглую, также беременную черноволосую женщину, стоявшую чуть поодаль. Очевидно, это и была жена Зигфрида.

– Я спешил, – заверил младший фон Геттенберг мачеху и супругу, – но обоз – дело неспешное и хлопотное! Пользуясь случаем, я хочу вам представить фройляйн Агнесс.

– Да-да, – с досадой отмахнулась графиня, словно девушка была докучливой мухой, – мой супруг предупредил нас о девице. Ей выделено помещение в западной башне!

И она тяжело, всей грудью вздохнула:

– А твой отец нас опять покинул: какие-то дела то ли в Тюрингии, то ли в Баварии... я не поняла! Но ты же его знаешь – граф собирается в путь моментально, и никогда нельзя понять: куда направляется?!

– Наверняка, у графа были серьезные основания покинуть любимую женщину! – уважительно поклонился Зигфрид мачехе. – Он всегда скучает по своей красавице жене!

Агнесс тихо стояла за его спиной, с тоской осознавая, что в этом доме свои порядки, давно и прочно сложившиеся отношения, и ей придется туго, пытаясь хоть как-то к ним приноровиться. Уже сейчас, наблюдая за поведением двух молоденьких женщин, девушка догадывалась, что это отнюдь не самые приятные дамы на земле.

Комната, которую выделили пленницам, находилось как раз над караульным помещением. Когда-то через неё проходила крутая лестница, по которой на стену поднимались дозорные. Впоследствии лестницу убрали, а помещение разгородили хилой перегородкой на две части, забив их различным хламом. Теперь же одну из кладовых освободили для девиц фон Крайц. Тесная и мрачная каморка из не оштукатуренного камня мало подходила для жилья. Около узкой затянутой промасленной бумагой бойницы притулилась жесткая лежанка, на стене висело распятие, а в угол слуги едва втиснули сундук с нарядами. Но неунывающая тетка вовсе не расстроилась.

– Отдельная комната – это совсем неплохо, – радовалась она, – у нас дома мы жили вместе с пятью девушками!

Агнесс со светлой грустью вспомнила свою уютную и теплую спальню, устроенную над каминной комнатой, где рядом с ней действительно спали и тетка, и близкие девушки. Там они занимались рукоделием, болтали, слушали страшные сказки и истории. Как же было хорошо и весело!

– Здесь мы повесим какой-нибудь кусок ткани, и от стены не будет так нести сыростью, а вот тут... Со временем, может, вышьем гобелен?!

Дверь распахнулась, и в комнату втащили отцовский резной стул.

– Мессир Зигфрид распорядился поставить его сюда!

Когда дверь за слугами закрылась, Агнесс с облегченным вздохом опустилась на знакомое сидение.

– Что в сундуке? – деловито поинтересовалась она.

– Не знаю,– пробормотала тётка, кидаясь к сундуку. – Мне не разрешили выбирать вещи: мессир Зигфрид распоряжался сам.

На самом верху лежала материнская Библия – самая дорогая вещь в Крайце. Странно, что захватчики решили оставить её ограбленной девице!

Дальше шли несколько штук добротного разноцветного сукна, кусок темного дамаста и отрез златотканой парчи, а также шелк трех цветов для вуалей, и никаких платьев! Да и ткани явно не из кладовых Крайца!

Женщины растерянно переглянулись, переведя взгляд на свои порядком потрепанные и пропылившиеся платья.

– В таком виде нас не пустят даже на кухню, – в кои-то веки проявила здравомыслие тетушка. – Может, они просто перепутали сундуки? И занесли нам чужие вещи?

– Это наша Библия, – вздохнула Агнесс, с натугой поднимая тяжелую книгу. – Здесь на полях заметки, сделанные рукой матери...

В семье Беатриче считали нужным учить столь необходимой негоциантам грамоте не только мужчин, но и женщин.

– Это нужно, чтобы тебя не обманывали торговцы и всякие ловкие пройдохи, – пояснила мать Агнесс, также усадив её за учебу. – Мужчинам, чтобы защищать свои земли, не особенно пригодится грамота, но нам без неё нельзя.

Вот так и получилось, что ни барон, ни его сыновья книжной премудростью головы себе забивать не стали. И только Агнесс читала материнскую Библию домочадцам в долгие зимние вечера, переводя мудреные латинские обороты на родной язык.

Надо сказать, что такое положение вещей было нормальным для той эпохи. Женщины из знатных семей зачастую получали более лучшее образование, чем вечно занятые турнирами и бранными подвигами мужчины.

Ткани, конечно, были хорошими, но не могли заменить женщинам собственных платьев.

– Передайте мессиру Зигфриду, что нам занесли не наш сундук! – в конце концов, позвали они служанку.

Графский сын не заставил себя ждать.

– Всё правильно, всё верно, – успокоил он женщин, – ваши наряды пострадали во время взятия замка, были разорваны и испачканы... – виконт смущенно развел руками, – к тому же королева Алиенора ввела новую моду на женские платья! Мой отец распорядился, чтобы вам выдали ткань, завтра придут портнихи, и вместе вы сошьете новый гардероб, в котором не будете чувствовать себя неловко!

Что же, пришлось проглотить и это!

Более близкое знакомство с графской семьей состоялось уже после того, как они приоделись в новые туалеты.

Неожиданно Агнесс понравился фасон, введенный в моду английской королевой.

Блио состояло из лифа, широкой ленты, акцентировавшей талию, и длинной юбки с разрезами по бокам. Оно подчеркивало стройность и, плотно облегая грудь, живот и бедра, делало женскую фигурку весьма изящной.

Дама Берта отдыхала в окружении близких дам и невестки в своей огромной спальне, порядочную часть которой занимала широкая кровать под алым бархатным балдахином, расшитым графскими леопардами. Стены комнаты были оштукатурены и покрыты светлой краской, по которой тонкими красными линиями мастеровые нанесли рисунок, изображающий кирпичную кладку. Женщины с рукоделием в руках притулились поближе к окну и слушали наигрывающего на лютне пажа. В центре группки восседала, капризно держась за чрево, графиня и с видимой скукой слушала музыку.

Взгляд сиятельной дамы, брошенный на двух пленниц, не выразил ничего кроме раздражения, что её потревожили.

– А, это девицы Крайц, – лениво процедила она, – наконец-то... Мой супруг решил, что время до замужества вы проведете в нашем доме, поэтому можете присоединиться к дамам. Бездельничать не получится: в доме всегда много работы. Будете шить, и иногда выполнять мои поручения.

Но в результате за шитьем с остальными дамами сидела только Луиза, её же племянница, сбиваясь с ног, бегала с поручениями сумасбродной графини по всему замку.

Графине Берте хотелось то вина, то яблок, то сыру. Она часто просила девушку проводить её в отхожее место, а иногда жаловалась на изжогу и посылала к замковому капеллану за святой водой.

В обязанности Агнесс также входило таскать за ней по всему дому шкатулку с рукоделием. Для девушки, плохо ориентирующейся в таком запутанном месте, это был нелегкий труд, поэтому к ночи у неё ныли натруженные ноги. Зачастую вынужденная исполнять какой-нибудь очередной каприз графини Агнесс оказывалась без обеда, и хорошо, если тетка могла утаить для племянницы хотя бы кусок хлеба с сыром. Но больше всего девушку утомляла даже не необходимость кружиться вокруг беременной дамы дни напролет, а очевидная ненужность и бесполезность её работы.

В замке не было недостатка в слугах, и зачем гонять по всему дому чужачку, которая все исполняла в три раза медленнее и часто путалась?

Ясность в этот вопрос внесла тётушка, с жалостью растирающая горящие ноги племянницы.

– Графиня тебя терпеть не может. Говорит, что ты дерзкая и непочтительная девица!

– Почему? – изумилась Агнесс. – Я делаю всё, что она требует, не жалуясь и не ропща!

– Может, именно это ей и не нравится?

Девушка устало хмыкнула.

– Она настолько глупа?

– Нет, – возразила тетка, – графиня вовсе не дура. Она прекрасно знает, чего хочет!

– И чего же?

– Чтобы её супруг любил только свою жену! А ты у нас всегда была хорошенькой, вот она и беспокоится...

Странно, но погрузившись в глупую суету, постоянно куда-то спешащая Агнесс перестала думать о графе. Нет, она не забыла о его существовании, ведь о фон Геттенберге беспрестанно говорили все окружающие её люди, но девушка выбросила из головы их последний разговор над трупом несчастного Густава, и теперь слова тетки напомнили о той страшной ночи.

По коже бедной девушки прошла волна крупной пронзительной дрожи.

– И тебя ещё почему-то недолюбливает юная фройляйн Марта – дочь его светлости, – тетка устраивалась рядом под одеялом, отчаянно крутясь на тощем тюфяке. – Вот уж, действительно, надменная и спесивая девица: ото всех воротит нос!

– А ещё меня терпеть не может дама Генриетта, – устало зевнула девушка, прижимаясь к теплому боку родственницы, – и окружение графини, и весь мир вокруг!

– Знаешь, – не отставала от неё тетка, – в замке только и разговоров, что об огромном волке, недавно появившемся в окрестностях Вацбурга. Режет скот, нападает чуть ли не в открытую...

– Нас – Крайцев волками не удивишь!

– Твой отец никогда ими серьезно не занимался, вот и развелось их непомерно! В доме не было ни одной волчьей шкуры!

Угли в жаровне обычно быстро прогорали, и по ночам в их клетушке становилось холодно. Тонкая дерюжка, служившая одеялом, совсем не согревала, и измученная Агнесс долго не могла уснуть.

Но неожиданно у юной пленницы появился друг и в этом недобром семействе.

На Эрвина Агнесс наткнулась случайно. Пробегая по очередному требованию графини вниз по лестнице, она увидела, что на нижней ступеньке сидит мрачный мальчик лет десяти и уныло смотрит на разорванную рубаху. Был он порядком грязен, а также светловолос и хрупок, сразу же пронзительной болью напомнив девушке об убитом младшем брате.

– Что такое, дружок, – ласково присела она рядом, – порвал рубашку?

– Ну, – буркнул тот, безуспешно пытаясь стянуть рваные края на плече, – зацепился, а она порвалась! Теперь Фриц опять будет ругаться и ворчать, что я неуклюжий медвежонок!

– Нет, – грустно рассмеялась Агнесс, нежно пригладив его торчащие во все стороны грязные, выгоревшие на солнце волосы, – ты не похож на медвежонка! Скорее на олененка!

– Олень – это добыча, а я не хочу стать добычей!

– Олень – это сила, грация, красота, скорость! – ласково заметила она. – Многие сильные и смелые рыцари носят его изображение на своем гербе.

– Но у моего рода уже есть герб, зачем мне какой-то олень?

Агнесс решила, что перед ней какой-нибудь графский воспитанник, отданный родителями на выучку к сильному и богатому родственнику, и тут же пожалела паренька. Если ей – взрослой и сильной девушке было здесь настолько трудно, что уж говорить о слабом ребенке!

– Давай, я зашью тебе рубашку, – предложила она, – и Фриц ничего не узнает!

Неожиданно мальчик посмотрел на неё уж слишком по-взрослому, и Агнесс стало не по себе от пронзительно-пристального взгляда.

– Мне будет приятно носить рубашку, заштопанную столь прекрасной девой, – моментально скинул он камизу, обнажив худенькие выпирающиеся ключицы, – а Фриц... Я его ничуть не боюсь. Вряд ли он по этому поводу пожалуется отцу!

– А кто твой отец? – без особого интереса спросила она мальчика, аккуратно складывая рубашку. – И как зовут тебя самого?

Тот настолько удивленно покосился на неё, что Агнесс смутилась.

– Меня зовут Эрвин, а мой отец – граф фон Геттенберг. И если мачеха родит ему ещё сына, я перестану быть самым младшим из братьев!

Агнесс только вздохнула: и сыновья врагов могут быть забавными мальчишками.

– Быть младшим не так уж плохо, – заметила она, – все тебя любят, жалеют!

– Мне скоро тринадцать лет! А жалость унижает рыцаря!

Точно также говорил, злясь на опеку сестры, когда-то и Густав.

– Но, дружок,– ответила она Эрвину, как отвечала и брату, – без неё тоже не обойтись. Ведь никто не появляется на свет с мечом в руке! Чтобы человек набрался сил для грядущих битв, его нужно любить.

Мальчик недоуменно воззрился на девушку.

– Ты – забавная! – подытожил он свои наблюдения. – Я приду за рубашкой вечером!

Честно говоря, ей удалось сделать всего лишь пару-тройку стежков, когда графине опять что-то понадобилось, поэтому штопала камизу ворчащая Луиза.

Эрвин пришел в их каморку довольно поздно.

Агнесс расслабленно откинулась на спинку отцовского кресла, закрыв глаза и вытянув ноги. В сумраке помещения можно было помечтать о Крайце, вспомнить прогулки по родному лесу, свою уютную спальню, мать, отца, (думать про братьев девушка себе запрещала – уж слишком горько становилось на душе). Если бы ещё не мешало грезить голодное бурчание в животе. Хотя в этом была и хорошая сторона: тетка удалилась в поисках пищи и не действовала на нервы бесконечными причитаниями.

Вот в этот момент и появился на пороге младший графский отпрыск.

Агнесс улыбнулась.

– Твоя рубашка готова, хотя, если честно, заштопала её моя тетя, но она тоже искусная портниха. У меня не хватило времени на рукоделие!

– Дама Берта изведет своими придирками, кого угодно, – проявил неожиданную проницательность юнец, с интересом разглядывая их убогое жилище. – Она и меня пробовала гонять, но Фриц ей быстро объяснил, что к чему!

Девушке не понравилось неуважительное отношение мальчика к мачехе.

– Графиня носит ребенка, а женщины в таком положении ведут себя не всегда сдержанно, – пояснила она. – Мужчины же должны в любом случае быть по отношению к ним добрыми и снисходительными!

– Я такой и есть, – хмыкнул мальчишка, натягивая заштопанную камизу, – но Фриц говорит, что чёрная кошка останется чёрной, даже если её испачкать мелом!

– Кем тебе приходится Фриц?

– Мой воспитатель – дядя отца!

Агнесс покосилась на ночь за окном.

– Однако дети твоего возраста уже должны быть в постели!

– А Фриц и послал меня спать, а сам ушел почесать язык в караульную к рыцарям, вот я и воспользовался этим!

Девушка рассмеялась, но сказать ничего не успела, потому что за дверью раздался чей-то возмущенный рык:

– Это не мальчишка – вьюн какой-то! Только отвернешься, а его уже нет! Да будь все проклято! Пусть Пауль сам бегает за чертенком по всем переходам, а у меня уже и годы, и ноги не те!

– Это комната целомудренных девиц, – раздался в ответ возмущенный крик тетки Луизы. – Куда вы претесь, невоспитанный медведь!

– Эрвина видели у этой башни. Пошла прочь, не мешай... старуха!

Дверь распахнулась и на пороге показалась ругающаяся парочка. Шагнув одновременно, они умудрились застрять в проеме: тетка с лепешкой в руках и действительно похожий на медведя лохматый и заросший седой бородой пожилой мужчина. Он был настолько большим, что занял собой практически всё свободное пространство комнаты.

– Ну что, постреленок? – загрохотал рыцарь. – Опять мне браться за розги? Зачем тебе понадобилась эта девушка?

Агнесс мельком скользнула глазами по покрасневшему от злости Эрвину и поспешила на защиту:

– Я потеряла сегодня на лестнице гребень, – пояснила она Фрицу, – а ваш воспитанник нашел его и принес!

Тот фыркнул с такой силой, что по плошке с жиром заметалось пламя.

– Как же, будет Эрвин бегать с гребнями! Из него уже пытались сделать пажа, так он вылил на платье своей мачехи ночной горшок, и даже ухом не повел, когда его высекли, да ещё и нахамил светлейшей даме. Граф хотел ему язык укоротить, едва удержали!

– Отец меня любит! – буркнул насупившийся Эрвин, волком глядя на воспитателя.

Агнесс поняла, что пора вмешаться. Со вздохом потянулась она за своим гребнем и жестом подозвала к себе графского отпрыска.

– Подойди сюда!

– Это ещё зачем?

– Я тебя причешу!

У мальчишки побагровело лицо. Однако вместо того, чтобы с негодованием отринуть неприятное предложение, горестно поморщившись, он покорно встал на колени.

– Вот дела, – пораженно ахнул пожилой мужчина и растерянно опустился на крышку сундука, – чего только не увидишь, на ночь-то глядя! Как же вам, фройляйн, удалось укротить этого дикого зверька?

Агнесс только нахмурилась, метнув неприязненный взгляд на рассевшегося на её сундуке невежу.

– Чем говорить всякие глупости о бедном ребенке, – заметила она, с тоской оглядывая спутанные в единый колтун грязные волосы, – следили бы за ним лучше! Никогда не видела, чтобы маленький шевалье был таким же грязным, как никчемный раб!

– Молода ты ещё, девчонка, – загрохотал возмущенный рыцарь, – чтобы упрекать меня! Попробуй-ка сама его усадить в ушат с водой, так он тебя обдерет, как дикая кошка! Не могут его скрутить даже впятером!

Девушка с тяжелым вздохом заглянула в разъяренные и одновременно смущенные синие глаза.

– Я выкупаю тебя так, что мыло в глаза не попадет, – пообещала она, поднимаясь с места, – пойдем!

– Но... – ахнула тетка, – ты же ещё ничего не ела! Да и...

– Ночь на дворе, – вторил ей совсем опешивший Фриц, – какое купание! Где воды-то взять!

Да и сам Эрвин был явно не в восторге от такого предложения.

– Я уже взрослый, чтобы меня купала девушка!

Отвечала им Агнесс по порядку и начала с мальчишки:

– Успокойся, – повязала она передник, – я понимаю, что ты уже стыдишься, и не буду смотреть, куда не следует! Но даже взрослых рыцарей иногда моют дамы: в этом нет ничего зазорного!

– В доме полно слуг! Куча дармоедов сейчас точит языки на кухне! Найдете, кому согреть котел воды и принести несколько ведер холодной! Да и ушат, я думаю, у вас имеется!

И уже напоследок устало объяснила тетке:

– Я потом съем лепешку – перед тем, как лечь спать!

В этот период средневековья люди ещё не боялись воды, любили её, и в каждом замке хранились лохани и принадлежности для купания. Страх придет позже, когда горе-лекари сделают вывод, что через поры отмытой кожи в тело проникает чума, уничтожившая в следующем столетии половину Европы.

Графские отпрыски и другие неженатые мужчины семейства фон Геттенбергов так же, как и знатные рыцари, подвизавшиеся при графском дворе, обитали в восточной сторожевой башне, почти равной по величине господскому паласу. Оглядев увешанные щитами, кольчугами, копьями и луками стены огромной комнаты, кое-как подметенный пол и паутину в углах, Агнесс со вздохом поняла, что женщины здесь вообще не бывают. Помимо склада разнообразного оружия, здесь ещё стояли покрытые овчинами лавки, где спали обитатели комнаты, да несколько огромных сундуков с одеждой. На самом видном месте красовались несколько гербовых щитов; на одной стене висело большое деревянное распятие, а на другой – истыканная ножами мишень.

Пока Фриц своим зычным голосом, от которого позвякивали кольчужные латы, распоряжался насчет воды и ушата, девушка пыталась освоиться в этом месте.

– Где ты спишь? – ласково спросила она Эрвина.

Тот ткнул пальцем на одну из лавок.

– А кто спит на остальных?

– Фриц, его оруженосец, братья... их сейчас нет дома!

Очевидно, граф отдал всех сыновей под присмотр дяди и, судя по обстановке, тех отнюдь не баловали! Даже прислуга отдыхала на более мягких соломенных тюфяках, чем истертые облезлые овчины, служащие подстилками юным рыцарям. Не заметила Агнесс в этой комнате даже следа столь милых сердцу любого мальчишки камешков, перышек, забавных коряг или раковин.

– Где твоя одежда?

Эрвин откинул крышку одного из сундуков.

– Ты уже взрослый и должен знать, что юноша, не желающий следить за собой, всегда будет казаться окружающим жалким и беспомощным, – пояснила она, выбирая чистое бельё.

– Эй, девушка, – возмущенно загудел за её спиной пожилой рыцарь, – не тому ты учишь мальца! Главное на поле боя – смелость и отвага, а не щегольство! Воин не должен бояться залезть в грязь или испачкать платье.

– Но он не должен отказывать и от чистой воды, мыла, аккуратной одежды!