Текст книги "Сплетни живут не только под лестницей"
Автор книги: Лилия Гаан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
Мэри только гневно сверкнула глазами в пожилого хама. Она знала, что не в тягость матери, но разве можно это объяснить человеку с кошельком вместо сердца?
Конечно, мистер Смит занимал далеко не самое высокое положение в местном обществе, но вот к его племянницам отнеслись со всевозможным вниманием. Немаловажную роль в этом сыграло их родство с лордом Уэсли – представителем высшей английской знати. Да и сами девушки были со вкусом и по последней моде одеты, прекрасно воспитаны и отличались тонкостью обхождения, то есть могли удовлетворить самый взыскательный вкус.
Но если у местного общества не было к ним претензий, то вот у сестер, наоборот, они имелись.
В этот вечер дамы из самых влиятельных семей округи, дожидаясь выхода из столовой накачавшихся портвейном мужчин, оживлённо обсуждали подробности церковного рождественского базара, доходы от которого должны были пойти на покупку подарков к Рождеству для бедных. Беатрис и Мэри сидели со своими шкатулками для рукоделия в самом центре толпы стрекочущих женщин, с усилием изображая интерес к данной теме. Воспользовавшись тем, что увлечённые дамы, увлекшись обсуждением, перешли чуть ли не на крик, раздраженная Мэри тихо шепнула сестре:
– Нет, ты только посмотри на них – более глупых лиц в жизни не видела! Самовлюбленные тупые матроны, а уж как вспомню про их мужей и сыновей, так выть хочется. Скопище каких-то редкостных уродов и беспросветных дураков,– она со злостью рванула нитку шитья,– понятно, что на их фоне любой, даже самый заурядный молодой человек будет выглядеть королем среди нищих!
Беатриса промолчала, но, в общем-то, была с ней согласна. Конечно, Мэри со свойственной ей язвительностью преувеличила недостатки окружающих их молодых людей, однако в словах девушки была и доля правды. Избранное общество городка составляли члены около двадцати семейств – людей по большей части со средним или чуть ниже достатком. Потенциальных женихов среди холостяков было несколько, и ни один им не понравился. Один слишком громко и визгливо смеялся, другой топорно и неуместно шутил, у третьего панталоны обтягивали карикатурно тонкие кривые ноги и т. д. Но разве пояснишь это дядюшке?
– Вот, появились эти красавцы – ворчливо продолжала Мэри, когда мужчины показались на пороге гостиной,– как бы ни умереть от восторга при виде такого убожества. Лучше я останусь старой девой и пойду в гувернантки, чем свяжу хоть с кем-нибудь из них свою жизнь. В этом жёлтом фраке молодой Годдарт напоминает взбесившуюся канарейку – ты только посмотри на него, Би! Как он глупо тянет шею, будто петь собирается!
Но Беатрису не заинтересовало это зрелище – своих проблем хватало, поэтому она ещё ниже наклонила голову к шитью, перестав слушать издёвки Мэри и сосредоточившись на своих мыслях. "Скоро Рождество, как бы мне хотелось оказаться дома, увидеть сестёр и братьев, отчима. А теперь жди этого Лэтери, объясняйся с ним и дядюшкой! Мама..., как она могла так поступить со мной? Как это все некрасиво, нехорошо!"– раздумывала Беатрис, настолько задумавшись, что испуганно вздрогнула, когда Мэри неожиданно крепко схватила её за руку.
– Ты только глянь, Би, какой интересный мужчина стоит у камина, – прошептала сестра, возбужденно сверкая глазами, – кто же это такой, почему мы его раньше не видели? Он, наверное, только что пришел?
– Сара,– обратилась она к сидевшей неподалёку кузине, – кто тот высокий джентльмен у камина в сюртуке цвета горчицы?
Беатрис и Сара одновременно взглянули в указанную сторону.
Действительно, у камина рядом с мистером Фенроем – их соседом по усадьбе, стоял высокий худощавый господин весьма привлекательной наружности. Чёрные волосы, правильные тонкие черты лица. Он настолько же резко выделялся изо всех присутствующих в зале мужчин, как выделяется породистый пес среди кучи немыслимых помесей дворняг. И дело даже не в том, что деревенское общество оказалось настолько захудалым, просто незнакомец обладал манерами и внешностью, выделившими его из толпы даже в гостиной Олмакс-клуба. Только многие поколения знатных предков передают своим потомкам такую небрежно аристократическую отточенность жестов и мимики. Здесь уже ни к чему красота, она излишня, но, тем не менее, мужчина был ещё и красив. Это отметила не только наблюдательная Мэри, но и обычно не разглядывающая незнакомых джентльменов Беатрис. И в тот миг, когда она столь пристально разглядывала поразившего её незнакомца, он вдруг обернулся, посмотрев в их сторону. У ошеломленной барышни вспыхнули щёки, и тревожной радостью сжалось сердце. Джентльмен стоял достаточно далеко, но девушке показалось, что его взгляд болезненно жжет её, приводя в невиданное до селе смятение. Она испуганно отвела глаза, и только тут до её слуха дошло объяснение кузины:
– Это наш местный баронет – сэр Генри Дартуэй! Он только сегодня прибыл из Лондона, куда ездил по делам прихода,– и она долго и нудно стала объяснять суть этих дел, но они мало заинтересовали обеих барышень.
– Надо думать,– нетерпеливо перебила её Мэри,– что такой привлекательный мужчина женат?
– Сэр Генри холост,– с почтительным придыханием пояснила Сара. – Баронет только года два как поселился в наших краях, получив поместье по наследству от своего дяди. До заключения мира он служил в армии. Знающие люди рассказывают, что баронет отличился в сражении при Ватерлоо, был ранен и награжден. Большую часть времени сэр Генри проводит в своём имении и редко бывает в обществе. Говорят, что на рождественские праздники к нему приехал старший брат – лорд Уоррен. Но настолько важный господин, конечно же, не счел для себя возможным посетить дом любезной миссис Годдарт.
Беатрис так внимательно слушала кузину, что пропустила момент, когда баронет и мистер Фенрой покинули своё место у камина и начали неспешное продвижение по направлению к сестрам. Первой этот маневр заметила вездесущая Мэри:
– Они идут сюда!– воскликнула она, нервно поправляя локоны прически.
– Скорее всего, сэр Генри попросил мистера Фенроя представить его вам,– пояснила Сара.
Не успели взволнованные девушки как-то подготовиться к столь интересующему их знакомству, как оно состоялось.
Беатрис от смущения не сразу смогла посмотреть на кланяющегося джентльмена, а когда подняла глаза, то с болезненно занывшим сердцем увидела, что его взор устремлен на улыбающуюся Мэри. Возбужденная, раскрасневшаяся сестра тоже не сводила с баронета сияющих радостью и восхищением глаз, и казалась при этом настолько привлекательной, что Беатрис ощутила невольную неприязнь к Мэри за столь неприкрытое кокетство.
– Посмотрите, сэр Генри, стоило вам только уехать в Лондон, как в нашем обществе появились премилые молодые леди! Позвольте представить вам, мисс,– он кивнул головой в сторону баронета,– сэра Генри Дартуэя. А это племянницы милейшего мистера Смита, падчерицы лорда Уэсли – мисс Джонсон и мисс Мэри Джонсон.
Девушки присели, а сэр Генри вежливо раскланялся. Вблизи баронет понравился Беатрис ещё больше. Волевой подбородок, ласково улыбающиеся глаза почти черного цвета, лоб и правую бровь пересекал небольшой тонкий шрам. Но тут, к сожалению, его вниманием вновь завладела Мэри. Сестра весело защебетала о каких-то пустяках, которые взволнованная Беатрис не в состоянии была воспринимать, и поэтому не могла участвовать в беседе. Да так и простояла возле оживленно перебрасывающейся какими-то остроумными репликами пары, только изредка невпопад улыбаясь и кивая головой. Впрочем, она была не одинока, точно так же в роли безмолвных созерцателей находились рядом и Сара, и мистер Фенрой. Только тех такое положение дел ничуть не трогало. Окончательно Беатрис пала духом, когда после нескольких минут разговора с Мэри, сэр Генри отошел от них, так больше и не взглянув в сторону девушек.
Вскоре дядюшка с тетушкой, к величайшей досаде сестер, засобирались домой.
– Надо же,– позже пожаловалась Мэри на поведение родственников,– обычно сидят в гостях до бесконечности, а сегодня им приспичило уехать, именно когда нам удалось познакомиться с таким интересным джентльменом. Уверена, что он подошёл бы к нам ещё. Кстати, Би, тебе понравился сэр Генри?
Но Беатрис была так зла на сестру за её эгоистичное поведение и бесстыдное кокетство, что не стала откровенничать. Она лишь неопределенно пожала плечами, сделав вид, что с трудом вспоминает, о ком идет речь.
Мэри заскочила к ней перед сном, и по своему обыкновению нырнула к сестре под одеяло. Было хорошо заметно, насколько она радостно оживлена, что вовсе не понравилось Беатрис, но не гнать же из постели решившую секретничать сестрицу.
– И что в баронете особенного? – угрюмо спросила она.
– Наверное, твоя голова уже слишком забита американским Лэтери, раз ты не заметила, как красив сэр Генри! – последние слова Мэри произнесла с мечтательным вздохом. – Какие у него глаза, Би! Какие глаза...
Девушка игриво ткнулась носом в плечо сестры.
– Они как будто прожгли мое сердце и одновременно обволокли его сладким туманом. Знаешь, до меня сразу же дошло, что это он – тот, о котором я всегда мечтала!
– Ты слишком романтична,– сухо заметила Беатрис,– нужно смотреть на вещи более трезвыми глазами. Он – баронет, владелец крупного имения. Зачем ему такие девушки, как мы? Невест он будет искать среди равных!
Мэри торопливо вылезла из-под одеяла и направилась к выходу из спальни сестры.
– Странная ты, Би! – досадливо бросила она на ходу. – Я раскрыла тебе душу, а ты напомнила, что у меня нет денег. Как будто я сама этого не знаю! Для того чтобы влюбиться нужно сердце, а не кошелек!
Дверь захлопнулась, и Беатрис стало не по себе. И даже неизвестно от чего – может потому, что Мэри влюбилась в столь понравившегося ей самой мужчину, а может, её огорчало, что вместо красавца Дартуэя ей предстоял брак с каким-то неведомым Лэтери. И она расплакалась от жалости к себе, и плакала до тех пор, пока не уснула.
Проснувшись утром и, вспомнив о произошедшем, девушка устыдилась своего поведения настолько, что твердо дала себе слово, больше никогда не думать о Дартуэе, какой бы прельстительной не казалась его улыбка.
ДАРТУЭЙ-ХОЛЛ.
Говоря о том, что сэр Генри редко бывает в обществе бэкхэмской элиты, Сара была недалека от истины. Разве только слово "редко" было выбрано слишком лояльно. Баронет вообще никогда не появлялся на званых вечерах, разве только изредка навещал своих соседей по делу, и иногда, по незнанию, попадал на шумные сборища. В доме мистера Годдарта Дартуэй оказался случайно, заехав потолковать с хозяином по поводу починки крыши на здании мирового суда, и не имея представления, что там устраивается большой прием. Его, конечно же, всегда приглашали на подобные мероприятия и уведомляли о дне и часе сбора, но баронет никогда не читал карточек, докучливо сваливая их не вскрытыми прямо в мусорную корзину. Господствующее положение местного ленд-лорда позволяло ему в этом случае игнорировать правила хорошего тона.
Вот и сегодня сэр Генри не задержался в гостях, потому что дома его ждал старший брат, приехавший из Неаполя в кратковременный отпуск на пару недель.
Говоря о лорде Уорренне трудно обойтись несколькими фразами, как в описании его брата. О, это был весьма необычный человек!
Начнем с того, что он и Генри происходили из весьма знатной и старинной фамилии, ведущей своё происхождение чуть ли не от Вильгельма Завоевателя. Братья появились на свет в семье самого младшего из Дартуэев предыдущего поколения – отчаянного капитана военного линкора от связи с очаровательной Инесс Долорес де Сааверда. Их мать была представительницей древнего, но полностью обнищавшего испанского рода. Родители, конечно же, обвенчались, но это случилось, то ли накануне появления на свет будущего лорда Уоррена, то ли после того, как капитан стал отцом. В судовой журнал эти два события занесли одним днем, но из лояльности к новой леди Дартуэй запись о венчании всё-таки шла раньше, чем отметка о рождении её первенца. И только благодаря этому факту Уильям считался законнорожденным. Неимоверная гордость англичан своим флотом давала возможность морским бродягам в чем-то пренебрегать жесткими рамками приличий, и даже наиболее суровые блюстители нравственности предпочитали закрывать глаза на их выходки.
Что возьмешь с мужчин, находящихся постоянно в море? Им позволено всё – браки без соблюдения формальностей; жены, в с трудом говорящие по-английски, да ещё погрязшие в католицизме; дети родившиеся в день заключения брака... Впрочем, все тяготы по воспитанию и образованию последних легли на плечи старшего брата Джона Дартуэя, лорда Уоррена. Ему же досталась неблагодарная роль опекуна юной леди Инесс, которая пока муж бороздил моря и океаны, жила исключительно ожиданием встреч, и нисколько не интересовалась своими детьми, проводя дни в молитвах и слезах.
Каждая высадка сэра Джона на берег означала для несчастного лорда чуть ли не конец света – супруги ссорились или, наоборот, ворковали как голубки, ревновали, и даже дрались, но после каждого отплытия мужа выяснялось, что Инесс беременна. Один за другим появлялись дети, которые рано уходили на тот свет, за исключением самого старшего Уильяма и Генри, родившегося через десять лет после венчания этой экстравагантной парочки.
Когда Генри исполнилось восемь лет, в семье разразилась трагедия. Мать, выведенная из себя то ли мнимой, то ли настоящей изменой мужа, заколола его кинжалом. Но опять-таки, было неясно, что произошло на самом деле. После содеянного убийства женщина онемела и настолько ушла в себя, что стало невозможно хоть что-нибудь выяснить. Можно только представить, какие неимоверные усилия приложил лорд Уоррен, чтобы замять скандал и втихомолку отправить сумасшедшую невестку в один из испанских монастырей – замаливать грехи.
Понятно, что после всей этой нервотрепки, он рассчитывал на элементарную благодарность со стороны племянников и железной рукой направлял их по дороге жизни. Уильяма после курса иностранных языков в Оксфорде пристроили на дипломатическую службу, а Генри, несмотря на его явное нежелание, купили офицерский патент и пристроили в кавалерию. Про морскую службу после всех неприятностей с братом старый джентльмен и слушать не пожелал.
Надо сказать, что к тому времени, когда дядюшка почил в бозе и передал свой титул старшему племяннику, оба брата уже много достигли – Уильям сделал блестящую карьеру в мире дипломатии, а Генри доблестно сражался против Наполеона, был ранен в голову в битве при Ватерлоо. За личные заслуги корона пожаловала ему титул баронета. Отважному офицеру также завещал свое поместье двоюродный брат отца сэр Томас Дартуэй – убежденный холостяк, имевший обширные владения в окрестностях Бэкхэма. Старому джентльмену слава младшего племянника, как отважного воина, импонировала гораздо больше, чем непонятно в чем заключающаяся служба Уильяма. Впрочем, последний был не в обиде, получив вместе с титулом лорда немалое состояние покойного дядюшки.
Вот так и получилось, что несмотря на столь экстравагантных родителей, братья были вполне состоятельными людьми и имели твердое положение в обществе. Они дружили, хотя и редко виделись. Пока младший брат воевал, Уильям объехал всю Европу в составе различных посольств и даже сейчас был полномочным послом его величества при неаполитанском дворе. Генри же после отставки никуда из Англии не выезжал и замкнуто жил в деревне, занимаясь хозяйством.
Во время своей службы в Константинополе лорд подхватил лихорадку, и иногда она давала о себе знать. Вот и сегодня, пока брат ездил по делу в городок, сэр Уильям, кутаясь в меховую жилетку, зябко жался к камину, попивая горячий грог и грея ноги о раскаленные кирпичи. На коленях у него покоился томик Декарта, но, увы, вряд ли он его читал.
Испанка мать наградила как Уильяма, так и Генри несколько экзотической для Англии красотой, но старший брат обладал более броской внешностью. В молодости лорд Уоррен выглядел настолько неотразимым, что вполне справедливо считался первым красавцем английского министерства иностранных дел. У него всего было в избытке – и красоты, и внутреннего обаяния, уж не говоря об особом бархатистом взгляде черных глаз, которые несли погибель не только женским сердцам, но и растапливали любой лед в отношениях с мужчинами. Сейчас он слегка поседел, высокий лоб прочертили первые тонкие морщинки, исчезли ямочки на щеках, превратившись в вертикальные складки, но даже старел он вызывающе роскошно, как будто добавляя себе шарма и утонченности. Эта внешняя привлекательность немало помогла ему в достижении вершин карьеры, ничуть не меньше скрывающегося под ней изворотливого и коварного ума.
На Венском конгрессе Уильям настолько ловко отстаивал позиции Англии по возвращению Франции в дореволюционные границы, что обратил на себя взор русского императора Александра.
– Да,– с горьким сожалением сказал тот Талейрану,– остается только констатировать факт, что Британия славна не только морями, но и своим дипломатами. Берегитесь, князь, как бы этот оборотистый англичанин вернул Францию не к границам 1789 г, а ко времени короля Драгобера.
– У британцев всегда был хороший аппетит, но плохая неудобоваримая кухня,– кисло заметил самый прожженный авантюрист Европы, – поэтому они всегда больше хотят, чем могут съесть!
– И, тем не менее, вам не удастся вывернуться из кастрюли, когда еду готовит такой повар!
Этот разговор насторожил опытного Талейрана, и он применил всю свою хитрость, чтобы спровадить слишком бойкого английского статс-секретаря в комиссию по решению вопроса о голландских колониях, подальше от насущных проблем Франции.
Лорд Уоррен прикусил губу, получив распоряжение от главы миссии виконта Каслри заняться голландскими делами. Это задвигало его на второстепенный план, уводило от общения с первыми лицами европейской политики. Но Уильям не позволил себе поддаться голосу уязвленного самолюбия, и он с такой ловкостью провел переговоры по вопросу голландских колоний в приписанном комитете, что по возвращении на родину получил орден и перешел в ранг послов, тем самым значительно продвинувшись по карьерной лестнице.
Но, увы, все эти успехи и достижения не сделали его счастливым в личной жизни. Лорд был холост, и все надежды на продолжение рода он связывал только с младшим братом, который тоже не рвался жениться. Генри сторонился женщин, не в пример старшему брату, который видел залог своего профессионального успеха в бесконечных любовных интригах с дамами по всему свету. Впрочем, карьера тут была не главной, Уильям твердо придерживался мнения, что любовные связи делают его жизнь гораздо полнее и интереснее, и если Господь создал его мужчиной, то нужно полностью соответствовать этому призванию.
Завидев на пороге брата, лорд встрепенулся и уронил Декарта с колен.
– Где ты пропадал,– с шутливым недовольством взглянул он на торопящегося к камину продрогшего брата,– говорил, что управишься за час, а самого не было весь вечер!
Генри скупо улыбнулся, протянув озябшие ладони к ярко горящему пламени.
– Я совершенно случайно попал на местную вечеринку к одной скучной, как прах даме! И знаешь, кого там увидел?
– Неужели Орлеанскую деву? – добродушно фыркнул лорд. – Знаешь, на Венском конгрессе, сутяга Талейран обвинил Англию в жестоком обращении с этой героиней Франции...
– Там были падчерицы твоего друга Джорджа Уэсли,– перебил его воспоминания брат.
Уильям, протянувший руку за валяющимся на полу Декартом, так и замер в неудобном положении, недоверчиво взглянув на собеседника.
– Падчерицы Джорджа? Но как..., откуда..., что они делают в этом захолустье?
Дартуэй всласть налюбовался изумлением брата, и лишь только потом снизошел до объяснений:
– Здесь живет их дядя – некий мистер Джошуа Смит. Это имя ни о чем тебе не говорит?
Взгляды братьев понимающе встретились, и лорд ошеломленно покачал головой.
– Как тесен мир! Значит, здесь....
Он с вопросительной надеждой посмотрел на брата, но тот отрицательно покачал головой.
– Её нет, зато имеются мисс Джонсон и мисс Мэри Джонсон.
Лорд недоуменно пожал плечами, и, все-таки подняв книгу, вновь поудобнее устроился в кресле.
– Почему ты поставил на первое место Беатрис, она младше Мэри на месяц!
Пришла очередь удивляться младшему брату.
– Как это может быть, чтобы одна сестра была младше другой на месяц?
– Очень просто,– усмехнулся лорд,– первый супруг Изабеллы – покойный мистер Джонс осчастливил младенцем горничную жены. Изабелла пожалела малышку и удочерила её, впоследствии соврав окружающим, что это дочь каких-то погибших вместе с Джонсоном служащих.
– Незаконнорожденная дочь горничной и торговца...
Уильям проницательно покосился на нахмурившегося брата, в голосе которого явственно прозвучало разочарование.
– Она тебе понравилась?
– Не то, чтобы очень... Мисс Мэри слишком бойкая девушка, а я после смерти матушки больше всего ценю в женщинах сдержанный и тихий нрав.
Лорд Уоррен тяжело вздохнул.
– Перестань все время оглядываться на родителей – что отец, что мать друг друга стоили, и были по-своему счастливы. Мэри тебе, конечно, не пара! Но вот Беатрис..., если она хоть в малой степени унаследовала очарование матери, самая подходящая партия. У этой крошки, насколько я помню, должно быть изрядное приданое.
– А деньги, как известно, лишними не бывают,– с ухмылкой поддел его брат.
– Не вижу ничего смешного,– возразил лорд. – В тридцать лет пора жениться. В Лондоне ты бываешь редко, ярмарок невест сторонишься. Ведешь себя как анахорет, а не здоровый молодой мужчина. Но вот выпал случай – завидная невеста сама приехала в твой медвежий угол! Вперед, и деньги покойного скупердяя Джонсона будут наши!
– Вилли, не толкай меня на всяческие авантюры. Сам потом будешь жалеть!
– Чего? Пустого дома? Тебе давно уже пора родить сына, которому я передам свой титул, как в свое время мне передал его наш дядя!
– Это было опрометчивое решение!
Томик Декарта полетел в смеющегося Генри, и братья от души расхохотались. Им было хорошо вдвоем, и они не нуждались в обществе посторонних.
За завтраком Уильям неожиданно вернулся к разговору о двух девушках.
Ему стало легче, болезнь отступила, вот только аппетит к нему не вернулся и лорд лениво ковырял в тарелке отварную треску.
За окном с утра шел снег, и пока Дартуэй размышлял, чем ему заняться в непогоду, его брат поделился с ним кое-какими соображениями :
– В этих краях ленд-лорды придерживаются обычаев рождественских балов?
Сэр Генри даже вздрогнул.
– В общем-то, придерживаются,– с неохотой пробормотал он,– но так как в моем доме нет хозяйки...
– ... ты благополучно пренебрег этой традицией. Ах, Генри, Генри, нелюдимости твоего характера остается только удивляться! Но пока с тобой рядом старший брат...
– Не смей вмешивать меня в свои интриги, – возмутился Дартуэй,– оставь их для неаполитанского короля, Талейрана, и прочих! Зачем тебе бал? Если хочешь поглазеть на дочерей Изабеллы, то я как-нибудь устрою встречу и без ненужной суеты и затрат!
– Я хочу посмотреть на твоих соседей!
– Это скопище невыносимых, надоедливых зануд, дурно одетых и нелепых. Представляешь, некоторые до сих пор носят парики!
– Неужели, – подчеркнуто огорченно цокнул языком лорд,– а я думал, что жители Бэкхэма берут консультации у Джо Браммеля! Опомнись! Это всего лишь провинциалы, которые к тому же столь любезно изъясняются по-английски!
Дартуэй даже застонал, в бессильном гневе отбросив салфетку.
– Вилли!
Но, несмотря на протест, он уже осознавал, что бал будет и ему придется целый вечер плясать под дудочку братца, который вдруг возомнил себя приверженцем традиций.
К вечеру следующего дня, все более или менее состоятельные жители городка получили от ленд-лорда приглашение на рождественский бал.
Были приглашены и домочадцы мистера Смита, но в Чайд-парке оно не произвело особого ажиотажа, потому что именно в этот день прибыл долгожданный Джеймс Лэтери.
ЛЭТЕРИ.
Когда мистер Смит говорил Беатрис, что американец молод и весьма недурен собой, то он ничуть не преувеличивал. Белокурый, темноглазый, с улыбчивым лицом Лэтери отличался от знакомых сестрам Джонсон джентльменов разве только сильным загаром.
Возможно, при других обстоятельствах Беатрис ничего бы не имела против ухаживаний молодого человека, но только не сейчас. Немалую роль в её мгновенно вспыхнувшей неприязни сыграло знакомство с сэром Генри. Разве можно было сравнивать этих мужчин? Мужиковатый янки и баронет с внешностью эталона мужской привлекательности.
Единственным светлым моментом в данной ситуации стал приезд Николаса Смита, которого друзья и домочадцы звали коротко – Ник.
Беатрис любила своего кузена. В детстве они часто играли, выдумывая сотни всяческих забав. Небольшого роста, с приятными манерами и быстрыми темными глазами Ник нравился окружающим, но ни одна из знакомых ему девушек не могла похвастаться его особым вниманием. Он всегда принимал на себя роль друга, наперсника или приятного собеседника.
В свои двадцать пять лет молодой мистер Смит был вовлечен в семейный бизнес и показал себя хватким и напористым дельцом. Леди Уэсли не раз хвалила племянника за прилежание и работоспособность. А ведь ещё была удачливая игра на бирже, о которой никто не подозревал. Где уж тут флиртовать с девушками! У него не было на это времени, да и особого желания тоже.
Правда, одно время Ник строил планы женитьбы на кузине, к которой испытывал серьезные чувства, но отец и тетушка дали ему ясно понять, что они намерены по-другому устроить жизнь Беатрис, и он смирился. А что тут можно было поделать?
Вот и сейчас Ник доброжелательно представил кузинам своего спутника. Мистер Лэтери по очереди поклонился девушкам, но понятно, что его взгляд сразу же остановился на Беатрисе, и больше от неё не отрывался. Досадливо прикусив губу, той пришлось принять участие в беседе.
Впрочем, сестре пришла на выручку Мэри, тем самым значительно облегчив первые часы пребывания американца в их доме.
– Как давно вы покинули Америку и где там жили? – спросила она мистера Лэтери, усиленно демонстрируя интерес к его особе.
– Я выехал из Нового Орлеана ещё осенью, немного путешествовал, но к весне собираюсь обратно. Моя семья помимо дел с вашей компанией занимается торговлей хлопком, и целью этой поездки было заключение новых договоров с ткацкими фабриками на поставку хлопка, – с готовностью объяснил тот, обрадовавшись возможности завязать непринужденный разговор.
Молодой человек очень волновался, приглядываясь к предназначенной ему девушке, и при виде её хмурого лица, почувствовал себя неуверенно.
– Так вы живете в Америке, и вашей семье принадлежит вторая часть акций заокеанской компании Джонсонов? – Мэри не стоило труда изобразить неведение, но все равно в голосе прозвучала насмешка.
Беатрис кинула на сестру предостерегающий взгляд и благоразумно решила сама вступить в разговор.
– Вы в первый раз в Англии?
– Нет, – нервно улыбнулся собеседник,– я учился вместе с Ником в Коммерческой школе, и хорошо знаком по предыдущим приездам с леди Уэсли и с вашим дядюшкой.
– Вам нравится в Англии?
– Здесь очень холодно зимой, а я не привык к снегу!
– А я, наоборот, – с нажимом произнесла Беатрис,– очень люблю снег!
Лэтери смутила столь явная недоброжелательность, но он снисходительно и мягко улыбнулся.
– В Новом Орлеане много хлопка, а он очень похож на снег!
Обрадовавшись, что они все-таки заговорили, Мэри с Ником постарались отойти немного в сторону, чтобы не мешать.
– Куда вы приглашены на Рождественские праздники?– поинтересовался молодой человек.
Мэри не ожидала вопроса, поэтому её щеки ярко вспыхнули от волнения.
– Сэр Генри Дартуэй дает рождественский бал, и он прислал общее приглашение для всех.
– Вот как? – задумчиво протянул Ник и тайком взглянул на Беатрис. – Сэр Генри холост и достаточно привлекателен, чтобы вскружить головы всем девчонкам в округе. Может, есть смысл отказаться от приглашения? Пусть Джеймс и Би используют это время для лучшего знакомства друг с другом.
– Они могут знакомиться и танцуя,– яростно возразила возмущенная Мэри,– в кои-то веки в Бэкхэме появилась возможность повеселиться, и у тебя, Ник, сразу же появились возражения!
– Ладно, ладно,– молодой человек сразу же пошел на попятную,– разве я против, просто...
А что "просто" он и сам не мог пояснить. Бывает иногда – внутренний голос нам настойчиво твердит, что лучше воздержаться от какого-либо поступка. Но Ник всегда отличался здравомыслием, и понимал, что идея отказаться от бала никогда не вызовет энтузиазма у юных девушек, поэтому мудро отступил.
Второй раз имя Дартуэя всплыло за ужином, где обсуждалась завтрашняя поездка на бал.
– А что за человек, этот сэр Генри? – поинтересовался Лэтери.
– Баронет, – пожал плечами Ник, – что ещё к этому можно добавить?
– У нас в Америке о человеке судят по делам, заработанному состоянию и умению делать деньги. А чем занимается ваш баронет?
Домочадцы мистера Смита недоуменно переглянулись. Вопрос им показался неуместным. Чем занимается баронет? Является баронетом! Разве этого недостаточно? Но что возьмешь с янки? К гостю решили отнестись снисходительно.
– Сэр Генри редко покидает усадьбу, и с жителями Бэкхэма, если и общается, то только по делам, – спокойно объяснил мистер Смит,– мы люди слишком разных кругов, чтобы оценивать друг друга!
– Что же, если он баронет, то нельзя о нем и мнения иметь?
– Почему же, можно! Только оно его в даже самой малой степени не касается. У Дартуэя своя жизнь, титулованные друзья и родня. Мы для него как бы ни существуем! Говорят, что ему приходят письма из далеких экзотических стран – толстые, огромные конверты! Но никто не знает, кто и о чем пишет сэру Генри, и сомневаюсь, чтобы кто-нибудь осмелился поинтересоваться. А ты, парень, спрашиваешь, каковы его доходы и каков его бизнес?!
–Это всё потому, что у вас в Англии слишком много значения придают титулам,– возмущенно заметил Лэтери,– у нас в Америке люди не подвержены таким предрассудкам. И я всегда могу подойти к человеку с любым вопросом! И если он джентльмен, то ответит мне!
Спорное утверждение. Сидящим за столом людям показалась дикой сама мысль, что кто-то свободно может подойти к ним, да ещё с любым вопросом. Но кто их знает, этих янки? Может, в их Америке все так устроено, что каждый имеет право сунуть нос в твои дела?!
– По-моему, дело не в предрассудках,– осмелилась заметить Беатрис,– а в том, что баронету не о чем с нами разговаривать. Он выше нас по положению, воевал...
– Может, и так,– со смехом согласилась Мэри,– но, надеюсь, сэр Генри не потребует особенного ума и знатности от партнерши по танцам? Уж здесь-то мы ему покажем кто мастер этого дела, не сообразуясь с его доходами и титулом!
