Текст книги "По живому. Сука-любовь"
Автор книги: Лилия Ким
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
Полина смотрела на Федора большими удивленными глазами, пытаясь понять, почему он вдруг сейчас вспомнил о том, что было больше двадцати лет назад? Лицо Федора вдруг стало серьезным.
– Я тогда знаешь как мучился, – он поставил локти на стол и усмехнулся. – Вспомнить страшно. Мне так стыдно больше никогда в жизни ни перед кем не было. Все никак не мог понять, почему ты правду не сказала? Маме даже во всем признался. Спросил ее, почему Полина меня не выдала? Может, мне самому стоит во всем сознаться Наталье Евгеньевне? Мама мне тогда сказала: «Потому что Полина – настоящий друг», но признаваться запретила. Сказала, что уже ничего не вернешь. Впредь надо самому думать. Знаешь, – Федор опустил глаза, потом закрыл их рукой и тихонько рассмеялся, – двадцать три года прошло, а мне за то сочинение перед тобой до сих пор стыдно. Веришь?
Полина смотрела на Федора не моргая. У нее было странное чувство, что вот сейчас он скажет: «А я ведь все про тебя знаю. Я знаю, почему ты тогда ничего не сказала и зачем сюда меня привезла – тоже знаю». И ей будет нечего сказать. Она не сможет за считанные секунды никакой правдоподобной версии придумать.
Но вместо этого Федор вдруг положил свою большую горячую ладонь поверх Полининой руки и жестко спросил:
– Почему ты тогда промолчала? Можешь сказать?
Полина опустила глаза, сделала глубокий вдох. Она пыталась понять, что он делает. Может, все это просто проверка? Может, очередная игра? Может, он просто хочет вывести ее на чистую воду? Может, просто так спрашивает, потому что ему именно сейчас вперлось вот об этом спросить. Нельзя, нельзя, чтобы он правду узнал! Как они будут жить после этого неделю в одном номере? Как они вообще после этого будут жить? Нельзя! Если бы Федор хотел Полину – он бы уже давно ей об этом сказал, а если за столько лет ни разу ни слова, ни взгляда, ни намека, значит… Полина храбро подняла глаза на Федора и спокойно ответила:
– Мама же тебе сказала – потому что я тебе настоящий друг.
Федор откинулся назад и посмотрел на Полину не то с осуждением, не то с разочарованием или, может быть, просто недоверчиво. Потом кивнул головой, примирительно улыбнулся и поднял бокал с вином:
– Ну, за дружбу.
– За дружбу! – широко улыбнулась Полина, чувствуя острую физическую боль в груди на каждом вдохе и выдохе.
Федор начал спокойно есть. Полина быстро сжевала свои огурцы и принялась ему рассказывать про своих детей, мужа, подруг, выдумывать смешные истории, что случились с ней и ее якобы любовниками. Она выдумывала эти истории на ходу, удивляясь собственной изобретательности. Только бы не молчать! Федор слушал, кивал. Со смаком и расстановкой умяв все, что было в тарелках, сбегав за чаем и десертом, он выпил еще два бокала вина, выкурил сигарету и откинулся назад, глядя на Полину сытым осовевшим взглядом.
– Ну что, спать? – спросил он и зевнул.
– Пойдем, – ответила она.
Они вернулись обратно в номер. Федор скинул рубашку, остался в одних брюках. Вытащил из холодильника еще банку пива и сел в кресло.
– Курить будешь? – спросил он Полину.
– Нет, – ответила та и пошла в ванную.
Переодевшись в легкую сорочку, которую она долго выбирала в том самом торговом центре, куда послала ее Маша из турагентства, Полина вернулась в номер и забралась под одеяло. Повернулась к Федору спиной и свернулась калачиком. Только бы ничем себя не выдать! Не приставать к нему! Не выдать себя ни жестом, ни взглядом.
Федор мрачно пил пиво, глядя попеременно то фильм «Танцы с волками» на арабском языке, то новости CNN. Наконец пиво в мини-баре закончилось. Полина услышала, как Федор стягивает брюки, шлепая по полу босыми ногами, и сжалась в комочек еще сильней, крепко зажмурив глаза.
Раздался легкий скрип. Тяжелое тело Федора опустилось на кровать. Полина прислушивалась к его дыханию, проклиная грохочущий прибой. Наконец ей показалось, что дыхание стало глубоким и ровным. Только тогда она осторожно повернулась и посмотрела в сторону Федора. Он лежал на животе, подсунув руки под подушку, повернувшись лицом к Полине, и крепко спал. Лунный свет мягко струился по его загорелой обветренной коже. Полина лежала и смотрела на Федора до тех пор, пока не уснула, а когда уснула, продолжала видеть его во сне.
[+++]
Полина лежала на пляже, в шезлонге, под огромным соломенным зонтиком, и тупо смотрела, как Федор «ставит на доску» двух девушек. Сестры Неля и Валя, восемнадцати и шестнадцати лет, с удивительными, роскошными, естественно белыми локонами и породистыми, чуть веснушчатыми личиками. Загорелые, с отличными точеными фигурками, в крошечных ярких бикини, украшенных замысловатой вышивкой. Они весело хохотали, когда Федор показывал им, как держать парус доски для виндсерфинга. Каждое его слово и движение вызывали взрыв хохота. Девочкам, похоже, больше всего нравилось падать с доски. Каждый раз, когда одна из них плюхалась в воду, создавая фонтан искрящихся брызг, – ученицы и учитель несказанно радовались.
Штатные инструкторы отеля кисло наблюдали за происходящим весельем, вяло, даже без дежурной улыбки выдавая подходящим к ним дайверам номерки для посадки на катер, который должен был вот-вот отплыть к Blue Hole, в «смертельно опасное приключение».
Наконец Федору наскучила игра в учителя по виндсерфингу. Он помахал девочкам рукой, вскочил на доску и умчался на первом же порыве ветра далеко в море. Те пищали и прыгали от восторга, размахивая руками ему вслед. Полина грустно улыбалась. Она вспомнила, как она сама когда-то давно сидела в уголочке спортивного зала, замирая от восторга и прижимая кулаки ко рту, только бы не закричать… Она смотрела, как Федор, занимавшийся в секции спортивной гимнастики, крутится на брусьях. Она не злилась на этих двух девчонок, потому что они напомнили ей один из самых счастливых моментов ее собственной жизни. Она завидовала им не потому, что Федор «ставит на доску» их, а не ее, а потому, что у них есть возможность вот так визжать и прыгать от восторга, глядя на него, а у нее не было.
Мама девочек лежала рядом. Глядя на нее, можно было с уверенностью предсказать, во что превратятся обе золотые куколки, Неля и Валя, лет через двадцать пять. Полная, коротко стриженная блондинка, с глубокими морщинами вокруг глаз. Правда, довольно ухоженная для своего возраста. В ярко-зеленом купальнике и огромных черных бусах вокруг шеи. На руках – несчетное количество золотых украшений.
– Это ваш… брат? – неуверенно спросила она Полину, показывая на Федора.
– Да, – неожиданно спокойно и уверенно ответила та. – Мы двойняшки.
– Надо же! – восхищенно качнула головой блондинка. – Красавец, ничего не скажешь.
– Всегда был, – не без гордости ответила Полина.
У блондинки на лице отразилось желание задать множество матримониальных вопросов, но она так и не решилась. Перевернулась на живот и продолжила листать журнал.
[+++]
Федор весь день катался на доске. Полина чувствовала, как внутри него растет нехорошее беспокойство. Каждый раз, когда внутри него начинал быстро тикать этот метроном, он неизбежно делал какие-то отчаянные глупости. У Полины в груди заныло тупое, тянущее предчувствие беды. Эта тревога не давала ей ни читать, ни лежать. Полина садилась, ворочалась на шезлонге, подозвала рисовальщика, чтобы тот сделал ей на предплечье картинку хной, и все это время неотрывно следила, как прозрачный парус с бело-голубыми вставками и надписью Neil Pryde носится вдалеке, выделывая немыслимые прыжки и виражи.
К вечеру с моря подул сильный ветер. Полина начала мерзнуть, но все равно не уходила. Наконец парус понесся к берегу.
Сдав оборудование на прокатную станцию, Федор подошел к Полине, посмотрел на нее, потом округлил глаза и пожал плечами:
– Как можно весь день просто лежать? Не понимаю.
Полина виновато перевела тему:
– Может, пойдем поужинаем?
– Давай. Только в городе. Достал меня уже этот отель, – последовал ответ. – Скучища!
Полину будто ударом хлыста обожгло.
[+++]
Вечерняя базарная толкотня на Масбаде, набережной Дахаба, к девяти вечера достигла пика. Полина смотрела вокруг и не видела ни одной девушки старше двадцати пяти. Она с ужасом шарила глазами в толпе, пытаясь выискать хоть кого-нибудь своего возраста. По сравнению с девчонками, что смеясь ходили вокруг в коротких цветастых платьях или микрошортах, Полина была просто мастодонтом. Старухой!
Федор бродил между торговыми рядами, равнодушно скользя взглядом по кучам маек, платков, витринам многочисленных ювелирных магазинов. Полина едва не споткнулась о расставленные возле одной из лавок кальяны.
– Ой…
– Красавица… – сказал по-русски продавец и послал воздушный поцелуй.
Полина возмущенно отвернулась. Но у нее наконец появился повод заговорить с Федором.
– Интересно, по каким признакам почти во всех странах мира сразу узнают русских? – спросила его Полина в надежде завязать разговор.
– По напряженно-надменным лицам. Требованию, чтоб нас уважали как-то особенно, и полной уверенности, что должным образом все равно не уважат, – проворчал Федор.
– А-а… – Полина внутренне с этим не согласилась, но не нашла что возразить.
Разговор не удался.
Рядом с ними все это время стоял продавец и настойчиво, монотонно бубнил:
– Добра цена, специальный, показать? Добра цена…
Федор вышел, не обратив на него никакого внимания. Полина следом. Почему-то ей было безумно жаль продавца, который провожал их несчастными голодными глазами. Ей показалось, что в сущности она очень похожа на этого египтянина – всю жизнь бубнит Федору, какой он замечательный и что все специально для него, а он смотрит сквозь нее и думает о своем. Потом разворачивается и уходит по собственным делам, а ей остается только смотреть ему вслед преданным собачьим взором.
[+++]
Сергей прошел через гостиную, осторожно пробираясь среди раскиданных подушек, пустых коробок от пиццы, дисков sony playstation.
– Черт… – несмотря на всю осторожность, он все же наступил на микрофон, в который дети недавно орали караоке.
В доме было тихо и темно. Катя и Ромка спали в своих комнатах.
Сергей подошел к компьютеру Полины, стоявшему на небольшом письменном столике возле балкона. Включил настольную лампу, сел в кресло и растерянно огляделся. Нерешительно тронул лотки с бумагами. В них были квитанции квартплаты, какие-то чеки, распечатки эксельных таблиц со списком семейных расходов. Сергей начал бесцельно перерывать журналы, сложенные стопкой в углу. Все они так или иначе касались «эстетической медицины».
Справа в столе была закрытая секция. Ящик, под ним дверца. Сергей открыл ящик. Там валялись ручки, дисконтные карты магазинов, резинки для денег, калькулятор – всякая ерунда. Сергей закрыл ящик и дернул за ручку дверцы. Неожиданно оказалось заперто.
Сергей нагнулся и увидел под ручкой небольшую замочную скважину. Поднял голову и принялся шарить глазами по столу в поисках ключа. Осмотрелся по сторонам. Ключа видно не было. Тогда Сергей встал и быстрым решительным шагом направился в гардеробную. По дороге он наступил на диск, тот жалобно хрустнул, но Сергей не обратил на это никакого внимания. В гардеробной он включил свет и полез в ящик с инструментами. Вынул оттуда большую отвертку с красной ручкой и пошел обратно в гостиную. Сунул отвертку в щель между дверцей и столом. Одним резким движением выломал замок.
Внутри оказались толстые красные папки с документами. Сергей начал вытаскивать их одну за другой. Подшивки счетов, документы на квартиру, машины, гараж, гарантийные талоны, выписки из банка… Вытащив и просмотрев все папки, Сергей обескураженно моргнул и тяжело опустился на пол. Закрыл глаза руками и усмехнулся. Вздохнул с облегчением. На лице его появилась улыбка. Он сложил папки в стопку и хотел сунуть их обратно, как вдруг заметил в глубине тумбы еще одну, вертикально прислоненную к стенке. Сергей немедленно вытащил ее наружу и открыл.
К внутренней стороне жесткой обложки была прикреплена большая фотография обнаженной девушки. Блондинки холодного арийского типа с очень большой грудью, длинными ногами и каким-то странным, полубезумным взглядом. Сергей смотрел на эту фотографию и не мог оторваться. Что-то в чертах этой женщины показалось ему знакомым…
Сергей долго смотрел на снимок, но так и не вспомнил, что это за модель, или звезда, или актриса. Вероятно, он ее где-то видел – по телевизору или в журналах, поэтому лицо показалось знакомым, а вспомнить имя никак не получается.
Внутри папки оказались аккуратно подшитые договоры и счета за все операции, что делала Полина. Сердце Сергея наполнилось болью, стоило только к ним прикоснуться. Внутри груди все заныло так, что хотелось вскрыть грудную клетку циркулярной пилой, только бы уменьшить это давление.
В самом конце Сергей обнаружил фотографию жены в полный рост, поверх которой маркером был написан список:
O Морщины
O Мешки под глазами
O Вены
O Овал лица
O Губы
O Нос
O Скулы
O Подбородок
O Ноги
O Грудь
Живот
Шея
Ягодицы
Против всех пунктов до «живота» стояли галочки.
Сергей взял фотографию жены и… положил ее рядом с фотографией неизвестной девушки-модели, прикрепленной к внутренней стороне обложки.
Некоторое время он слегка ошалело смотрел на снимки. Потом бросился к тумбе под домашним кинотеатром, открыл крайнюю створку и вытащил оттуда фотоальбом со снимками, сделанными совсем недавно, во время поездки к друзьям на дачу, за город. Трясущимися руками открыл его, начал листать, наконец нашел фотографию Полины в полный рост, вытащил ее из кармашка, схватил и подбежал к столу. Положил снимок рядом с двумя найденными в папке, которую жена спрятала в столе. Медленно осел в кресло, держась за голову рукой.
Так он просидел очень долго. Время как будто остановилось.
Потом он тяжелым, медленным движением сгреб все три снимка в кучу. Небрежно убрал папки в стол, кое-как прикрыл дверцу и побрел в спальню.
До самого утра он пролежал на кровати прямо в одежде, разглядывая игру теней на потолке.
[+++]
Полина посмотрела на часы и потянула Федора, который разглядывал мешки со специями, за майку:
– Автобус обратно в отель будет через пятнадцать минут. Пойдем?
– Ты езжай, я останусь, – последовал равнодушный ответ. Федор едва повернул голову в сторону Полины и сразу обратился к продавцу: – Корица есть?
Тот засуетился, вытаскивая из угла плотно закрытую флягу с палочками ароматной корицы.
– Ну ладно…
Полина нерешительно сделала шаг назад. Еще раз посмотрела на Федора. Чувство обиды накрыло с головой. В носу защипало, на глаза навернулись слезы. Она резко развернулась и пошла к остановке туристских автобусов через узкие, забитые людьми торговые ряды. Она старалась глубоко вдыхать горячий сухой воздух, который ветер гнал из пустыни к морю, но это не приносило облегчения. Полина держалась изо всех сил. Только бы добраться до номера… Не разреветься…
Вдруг прямо перед ней, как чертик из коробочки, выскочил маленький вертлявый торговец и принялся трясти у Полины перед носом фиолетовым платком с золотыми звездами и множеством мелких монеток, которые громко звенели.
– Ай, девушка, чего такой грустный?! – задорно завопил он, выплясывая перед Полиной. – Белле денс! Лучший наряд! Специальный цена! Для тебя подарок! Заходи!
– Я не буду ничего покупать, – сурово нахмурилась Полина.
– Зачем покупать, чай давай пить! Хочешь настоящий египетский чай? Вся печаль уйдет! Заходи! Ты такой красивый! Такой красивый девушка грустить не должен! Такой красивый девушка должен танцевать, веселиться!
Полина остановилась, тупо моргая глазами. Виражи и звон платка действовали, как гипноз. Улыбающийся торговец вдруг показался очень милым. Полина искренне поверила, что он ничего не хочет ей продавать, а просто пытается утешить. Ведь она и в самом деле такая красивая. Такие красивые женщины и в самом деле не должны грустить. Мужчины должны биться за право их развлечь. Красивые женщины и в самом деле должны танцевать и веселиться. Это же так просто!
– Ладно, покажи… – она сделала шаг в сторону лавки и замерла, не успев туда войти.
В узкой, не больше обычного рыночного контейнера, торговой палатке все блестело и переливалось. Малейший порыв ветра создавал мелодичный звон. Вышитые топы, платки, пояса, шаровары, мягкие кожаные тапочки, браслеты, кольца, тяжелые ожерелья… В углу музыкальный центр трубно ревел танцевальные арабские хиты. Двое торговцев сидели на полу. Перед ними был разложен нехитрый ужин. Лепешки, немного сыра, стаканчики с чаем. Один из них добродушным жестом пригласил Полину присоединиться. Она покачала головой.
– Ай, девушка, смотри, какой красота!
Маленький торговец вдруг молниеносным движением обвязал вокруг бедер Полины черный платок с золотыми монетками и затанцевал перед ней, смешно извиваясь. Из соседних лавок начали высовываться продавцы. Они образовали круг и начали хлопать в ладоши. Восторженно, радостно улыбаясь.
– Танцуй! – мелкий вертлявый шайтан рядом с Полиной улыбался во весь рот, глядя на нее так, будто скажи она ему сейчас пойти и броситься под поезд – побежит не задумываясь.
Полине вдруг стало очень весело. Она подняла вверх руки и сделала несколько движений бедрами. Мужчины вокруг захлопали громче, начали свистеть и шумно выражать одобрение.
– Танцуй! Танцуй! – мелкий торговец вдруг впал в неистовство, схватил Полинину руку и резко подбросил вверх, показывая ей, как надо вертеть кистями, сам несколько раз дернул бедрами. – Быстрей!
Полина испугалась и отшатнулась от него, начала снимать платок.
– Танцуй! – со злостью заорал тот и попытался помешать ей снять звенящую тряпку.
Полина попятилась от него и уперлась спиной в чей-то живот. Обернулась и увидела сзади громадного оскалившегося араба с гнилыми зубами и глазами, налитыми кровью.
С лиц вокруг словно попадали маски. Вокруг скалились злобные, жестокие морды.
От ужаса Полина завопила во весь голос:
– Пошли вон! Федор! Федор!
Неожиданно огромная ладонь верзилы, стоявшего сзади, зажала ей рот. Полина начала дергаться и брыкаться…
Внезапно кольцо вокруг нее разомкнулось. Мелькнул кулак, и руки, державшие Полину, разжались. Продавцы мгновенно рассеялись обратно по своим лавкам. Их лица приняли обычное угодливое выражение, плечи и головы покорно опустились. Мелкий шайтан исчез, будто сквозь землю провалился.
Полина упала на грудь Федора и зарыдала.
– Идем, – сухо сказал тот, обнял Полину за плечи и повел к автобусной остановке. – Ты что, не знаешь, что с ними нельзя, как с людьми, разговаривать? Они мгновенно борзеют и перестают тебя уважать. Они же дикие! Только силу понимают…
Туристы, толпящиеся на небольшой бетонной площадке в ожидании маршрутных автобусов отелей, с интересом уставились на плачущую Полину.
– Ужас… – прошептала она, крепко прижимаясь к Федору, – я даже не поняла, что случилось. Они как-то мгновенно… понимаешь, мгновенно превратились!
– Ты как маленькая! – неожиданно перебил ее тот. – Ужас! Превратились! Поля, тебе сколько лет?!
Полина осеклась. Побледнела.
Подошел автобус.
– Все, пока! – Федор сделал два шага назад, помахал Полине рукой и исчез в толпе.
Она села в микроавтобус, забралась на самое дальнее место и опустила голову, прикрыв лицо рукой. Другой рукой она взяла себя за грудь и крепко сжала силиконовый имплантант. Сдавила с такой силой, что от боли на мгновение потемнело в глазах. Эта доля секунды передышки спасла Полину от… Она сама не могла сказать от чего. Знала только, что если бы не это мгновение физической боли – случилось бы нечто настолько страшное, по сравнению с чем даже смерть не ужасна.
[+++]
Федор так и не вернулся в отель.
Полина сидела за завтраком, минут пять механически размешивая несуществующий сахар в своем кофе. Сахара она не ела уже больше трех лет. Кроме чашки с кофе, перед ней лежала только пачка сигарет. Полина закурила. Закашлялась и потушила сигарету. Решительно встала со своего места и направилась к столам, ломившимся от разнообразной снеди. Прямиком к сладкому – аппетитным румяным булочкам, слойкам и фруктовым ватрушкам. Набрав их целую тарелку, она прихватила джем. Отнесла все это на свой стол и отправилась во второй рейс. Набег на небольшой закуток подарил тарелку омлета с ветчиной и овощами. К нему Полина прихватила еще сосисок, зажарила два тоста, взяла масло…
Вскоре ее столик оказался заполнен едой до отказа.
Она с жадностью съела весь омлет без остатка. Выпила кофе. Сходила за какао. Потом еще раз. Прикончила ватрушки. В животе появилась боль. Стало тяжело дышать. Но Полина все равно продолжала есть. Взяла еще несколько булочек, хотя прежние стояли уже в пищеводе. Сыр, масло, джем, чай, какао, еще ватрушки… Полине было плохо. Она едва могла дышать, но все равно продолжала заталкивать в себя еду. Женщина за соседним столиком, морщинистая, жеманная, очкастая мымра, говорившая с мужем по-немецки, презрительно покосилась в сторону Полины. Полина поймала ее взгляд и демонстративно вцепилась зубами в очередную булку.
Сожрав все до последней крошки, Полина с трудом поднялась. Ее живот мерзко нависал над шортами, грудь как-то разом обвисла и превратилась в два «мячика в сетке», развалившихся по обе стороны вздувшегося живота. Полина ощутила себя настолько отвратительной, что ей стало все равно – кто на нее посмотрит и как она выглядит. Впервые за долгое время Полина сошла с дистанции сексуального соревнования со всем женским полом планеты и превратилась в амебу. Существо без пола. В глубине души она всегда завидовала людям, которые смогли просто забить на секс. Полина завидовала жирным, спокойным, как танки, теткам, пожирающим пирожные и жареную картошку. Они казались ей сильными и мудрыми. Эти тетки всем своим видом говорили мужскому полу: да пошли вы на… Ведь если сопоставить затраты сил и нервов на поддержание себя в сексуально привлекательной форме с качеством удовольствия, что имеешь в результате… Хм. Лучше пирожное. Сладко здесь, сейчас и с гарантией. К тому же пирожное всецело твое, без остатка. Оно не может любить кого-то другого.
В этот момент зазвонил телефон. «The world is main».
– Алло. – Полине было действительно все равно, что скажет Федор.
– Привет, – радостно отозвался тот. – Слушай, я тут на русской станции серферов. Со мной все в порядке. Звоню на всякий случай, мало ли ты… – тут Федора перебил взрыв девичьего хохота, звуки возни и шлепков по голому телу. – Подожди! Щас! В общем, все нормально!
Снова раздался хохот, и Федор отключился.
Полина закрыла крышку телефона, растерянно потопталась на дорожке и побрела в номер, не имея ни малейшего представления, как прожить оставшиеся пять дней.
[+++]
Сергей докурил вторую сигарету, сидя в машине возле тещиного дома, и понял, что к встрече с Натальей Вадимовной он все равно морально не готов и вряд ли когда-нибудь сможет подготовиться.
Взяв портфель, он вылез из машины, закрыл ее и пошел к подъезду.
Постояв немного перед дверью, поднял руку и приложил палец к кнопке звонка, но не нажал.
Неожиданно раздалось щелканье замков, и дверь открылась. Наталья Вадимовна строго посмотрела на зятя.
– Здравствуй, Сережа. Проходи, – сказала она.
Теща всю жизнь преподавала физику в школе. Она продолжила ее преподавать, даже когда стала директором. В ее присутствии Сергей помимо своей воли моментально, в мгновение ока превращался в испуганного школьника, который, сжавшись в комочек, думает – выучил он урок или только думает, что выучил, а на самом деле ничего не понимает.
Наталья Вадимовна оставалась учителем даже дома. Длинная бордовая юбка, бежевая блузка с бантом на груди, неизменный длинный трикотажный жилет из джерси.
– Мой руки и проходи на кухню. Будет чай, – сообщила Сергею теща.
Он послушно кивнул и в точности исполнил ее распоряжение. Прошел на кухню.
– Садись, – теща указала Сергею на табуретку в углу.
Стол был накрыт безупречно чистой плотной скатертью в красно-белую клетку. На нем в геометрически правильном порядке две чашки, блюдечко с тонко нарезанным лимоном, чайник, сахарница и хрустальное блюдо с мелкими пирожными из набора «Ленинградский».
Сергей послушно сел. Руки сами собой сложились на коленях.
Наталья Вадимовна с величайшей серьезностью разлила чай. Села. Отпила глоток и посмотрела на зятя:
– О чем ты хотел поговорить, Сережа?
Сергей, не сводя с нее глаз, полез в свой портфель, нащупал там три фотографии, собранные им вчера ночью, и молча положил их на стол перед Натальей Вадимовной.
Та замерла. Раздался глухой противный стук чашки о тещины зубы. Она резко опустила чашку на стол и спрятала дрожащие руки под скатертью.
– Кто это? – сухо спросил Сергей, ткнув пальцем в фотографии неизвестной модели. – Почему Полина хочет быть на нее похожей?
Теща поставила локоть на стол, закрыла рот рукой и неестественно вывернула шею. Потом повернулась к Сергею. Лицо ее было жестким.
– Я полагаю, тебе лучше поговорить об этом с Полиной. Вы ведь все-таки муж и жена. Думаю, подобные вещи лучше обсуждать в кругу собственной семьи. Надеюсь, ты понимаешь, что ставишь меня в неловкое положение, задавая свой вопрос. Собственно, во всей этой ситуации меня больше волнует другое. Почему моя дочь не решается рассказывать своему мужу о собственной жизни…
В это мгновение кулак Сергея грохнул по столу с такой силой, что вся стоявшая на нем посуда подпрыгнула высоко вверх. Строгий порядок рассыпался, как карточный домик на ветру. Чай взметнулся из тещиной чашки, как маленькое цунами, и залил тщательно выглаженную блузку. Наталья Вадимовна с удивлением воззрилась на мокрое пятно, возникшее на ее груди.
– Хватит, – процедил Сергей сквозь зубы и положил обе руки на стол. – Хватит демагогию разводить. Просто на вопрос ответьте: кто на снимке, и почему Полина кроит себя под нее? Если, конечно, знаете. Или ваша дочь и матери не решается рассказать о своей собственной жизни? – Он поднял глаза на тещу и вложил в свой взгляд всю боль, всю злость, всю агрессию, скопившуюся в нем за последнее время.
Взгляд был такой силы, что учительская броня не выдержала. Наталья Вадимовна сгорбилась, обмякла и превратилась в испуганную старую женщину, которая судорожно пытается сообразить, как бы ей выкрутиться. Потом вдруг махнула рукой и тяжело вздохнула.
– Ты думаешь, мне все это нравится? – Она посмотрела на зятя усталыми, слезящимися глазами. – Думаешь, я не пыталась с ней говорить, что все ее проблемы от головы? Думаешь, не старалась отговорить? Так будь спокоен – я кричала, я ругалась, я даже пыталась ее к специалисту по нервным делам отправить. Но вот беда – она-то уже взрослая. Может сделать с собой все, что захочет. И ни я, ни ты, никто другой ей не указ.
Сергей медленно, не сводя с тещи глаз, повторил свой вопрос:
– Почему. Полина. Хочет. Быть. Похожей. Именно. На эту. Девушку?
Наталья Вадимовна опустила голову и только покачала ею.
– Нет. Не скажу, – тихо произнесла она. – Не могу. Прости…
Сергей встал. Сгреб фотографии, сунул их обратно в свой портфель. Пошел в прихожую. Оделся и вышел. Теща так и осталась сидеть на кухне. Сергею показалось, что она плачет.
[+++]
Полина вернулась в номер. Встала перед зеркалом. Долго смотрела на себя. Потом взяла складку кожи на животе, сжала и оттянула. Повернулась боком, провела рукой по бедру, вспоминая, как оно выглядело раньше. Полина хорошо помнила боль от операций. Жжение, тянущая невыносимая резь…
Полине вдруг стало страшно. Страх растолстеть преследовал ее всегда, с детства, когда она видела, как в толстых девочек кидаются камнями и кричат, что они жирные. Федор никогда не кричал. Он просто не обращал на них внимания. Совсем никакого. Их для него просто не существовало. Он жил в мире идеальных форм и вечной молодости.
Полина подошла к унитазу, сунула в рот два пальца и с силой надавила на середину языка. Съеденные сладости мгновенно изверглись из нее фонтаном. Полина повторяла эту операцию до тех пор, пока желудок не опустел. Потом бросилась в комнату, схватила литровую бутылку воды, выпила почти две трети и снова вернулась к унитазу. Только когда внутри Полининого тела не осталось ни грамма еды, она прекратила вызывать у себя рвоту.
Затем она спокойно умылась, почистила зубы и начала механически, как курица без головы, собираться на пляж. Укладывать в сумку крема, книгу, журнал, телефон… Собравшись, она вышла в комнату и некоторое время растерянно стояла посреди нее. Бросила сумку на пол. Полезла в мини-бар. Вытащила оттуда небольшую бутылочку шампанского и бокал. Взяла все это и пошла на балкон номера. Вернулась за сигаретами. Начала искать зажигалку. На столике возле телевизора были разложены буклеты. Полина машинально собрала их. Нашла зажигалку и вернулась на балкон.
Открыла шампанское, налила себе в бокал. Начала листать буклеты. Первые три рассказывали о достоинствах отеля, а четвертый – про Дахаб вообще. На его последней странице Полина увидела объявление по-русски насчет экскурсий. Взгляд Полины уперся в название «Синай». Заявки предлагалось оставлять на рецепции отеля.
Полина допила всю бутылку, докурила третью по счету сигарету, взяла буклет, вернулась в номер, подняла сумку и нетвердым шагом поплелась в холл. Вернее, она особенно не думала, куда идти. Просто брела по коридору как зомби, держа в руке буклет.
[+++]
Сергей медленно, едва-едва двигался в потоке машин. Обычно пробки его раздражали, но сегодня он дорожному затору даже обрадовался. Попасть на работу ему было очень нужно, но совершенно не хотелось. Ни о каких делах он даже думать не мог. Больше того, боялся, что в таком состоянии наделает каких-нибудь грубых, непоправимых ошибок. Просто по рассеянности.
Рассеянность была ужасная. Сергей не замечал людей, машин, цифр, звонков. Вернее, он пытался охватить взглядом весь поток, но чем больше старался это сделать, тем хуже у него получалось. Картинка рассыпалась, Сергей не знал, за чем следить, дезориентировался и в результате уже дважды за три часа умудрился создать аварийные ситуации. Первый раз, выезжая с парковки, сдал назад, не заметив припарковавшуюся рядом машину, и только истерический вой парктроника предотвратил это нелепое ДТП. Второй раз Сергей просто ехал, пытаясь понять, почему справа и слева от него то и дело раздается раздраженное бибиканье пролезающих мимо машин. Потом понял, что едет посередине двух полос, так что разделительная полоса исчезает под колесами точно по центру.
Рассеянный взгляд Сергея вдруг задержался на слове «стриптиз-бар». Желтая, безвкусная вывеска загипнотизировала его настолько, что он продолжал таращиться на нее до тех пор, пока сзади не начали гудеть, сообщая, что можно уже чуть-чуть вперед проехать.