Текст книги "Кот, который сорвал аплодисменты"

Автор книги: Лилиан Джексон Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Глава семнадцатая

В четверг утром в амбар нагрянули трое молодых людей, вооружённых пылесосами последних моделей, и миссис Фулгров с порошком собственного изготовления для чистки металла. Всё это означало, что сиамцы подлежат выселению. Не то чтобы они досаждали уборочной бригаде, но уборка досаждала им. Квиллер погрузил в машину своих любимцев, их голубой матрасик, их туалеты, чашки для воды и миски для еды, и все они отправились на Приятную улицу оказывать помощь при съемке шляп.

– Буши уже наверху, – сказала встретившая их Дженис, – а Тельма уехала на беседу со своим поверенным. Я могу вам чем-нибудь быть полезной? Что вы хотите – кофе или что-нибудь прохладительное?

– Вы можете спуститься вниз и поздороваться с сиамцами.

– Ну, раз Тельмы нет дома, их можно внести сюда.

– Нет, благодарю. Им и там хорошо, соблюдены все домашние условия.

Наверху, в комнате, называемой Шляпной галереей, уже священнодействовал Буши. На полках, тянувшихся вдоль двух стен, была выставлена часть «коллекции», остальная часть размещалась посередине комнаты. Каждая шляпка восседала на подставке из оргстекла.

– Значит, будем действовать так, – сказал Буши. – Сначала надо сдвинуть все шляпы в угол, а потом одну за другой брать для съёмки. Тогда есть гарантия, что мы не щёлкнем какой-нибудь «экспонат» дважды.

– Ты напомнил мне историю про одного парня, – сказал Квиллер, – он хотел на три дюйма укоротить новые брюки, так портной трижды укорачивал одну и ту же штанину.

– Очень забавно, но мне не до шуток, нет времени. Полно дел.

Буши взял подставку, на которую должна была надеваться шляпа для съёмки. Два напольных софита были установлены так, чтобы их свет отражается от стен и потолка. Камера стояла на штативе, подготовленная к работе. Квиллеру надлежало, надев шляпу на подставку, медленно поворачивать её в разные стороны, пока Буши не выберет наиболее выигрышный ракурс. Тогда фотограф командовал своему ассистенту, куда посветить ручным фонарём.

– Подними… немного наклони… чуть-чуть левее… подвинь ещё на дюйм.

Для каждой шляпы этот сложный ритуал повторялся трижды.

За первыми двумя съемками Квиллер наблюдал с интересом, а потом стал развлекаться, подыскивая каждой шляпе подходящее название: «Божественное рагу», «Королевский салат», «Шоколадный крем». Однако, хотя Квиллера считали мастером давать меткие определения, перед этими произведениями искусства он явно пасовал. Шляпы поражали резкими цветовыми контрастами, немыслимыми изгибами, ручной росписью, искрами тут, блестками там и полями самых невообразимых очертаний.

– Слушай, Квилл, – сказал Буши, отсняв половину, – ты не мог бы расстараться насчёт кофе? Давай сделаем передышку.

– Тебе какой кофе?

– Без всего.

– Ну как тебе эти шляпки?

– Чёрт их знает! Интересно, сколько они ей стоили.

– А ты обратил внимание на коробки?

В углу комнаты стояли одна на другой две дюжины круглых шляпных коробок, обтянутых блестящей бумагой с узором под крокодиловую кожу.

Квиллер спросил про них Дженис, когда они спустились выпить кофе.

– Тельма делала эти коробки на заказ, – объяснила та. – Она обожает крокодиловую кожу. У неё и туфли есть такие, и сумка.

– Дженис, вы не выходили проведать сиамцев?

– Выходила и даже отнесла им кое-какое угощенье. А ещё я положила в машину пару папок с письмами брата Тельмы. Я их все просмотрела и разложила по датам, чтобы вам было полегче.

– Спасибо большое, – отозвался Квиллер.

– Скорей бы увидеть, как получились эти шляпы на фотографиях, – сказал он Буши, когда они снова поднялись в «галерею». – Ведь у тебя на снимках всё выглядит лучше, чем на самом деле.

– А Тельма сказала тебе, что я собираюсь сделать её портрет? В пару к портрету брата, что висит в лечебнице.

– Кстати, о докторе Торстоне ты отзываешься с уважением, а насчёт его сына тебе что-нибудь известно?

– Только по слухам. Моя бывшая супруга была из Локмастера, и она говорила, что этот Дик никчемный парень, но деньги у него не переводятся.

После своего довольно сомнительного участия в съёмках двадцати четырёх шляп Квиллер охотнее всего насладился бы сандвичем и жареной картошкой в кафе «У Ренни», но сиамцы уже слишком долго томились в заключении. Пришлось ехать домой. Его пассажиры безмятежно возлежали на заднем сиденье, пока автомобиль не въехал в рощу, ведущую во двор амбара. Тут тихое урчанье в животе Коко стихло, и он зарычал. Рычаньем он всегда выражал неудовольствие. Но сейчас-то почему? Уборочная бригада уже отбыла. Значит, что-то в их жилище внушало Коко беспокойство.

Оставив сиамцев в машине, Квиллер осторожно вошёл в амбар. В комнатах мирно пахло чистящими аэрозолями и средствами для полировки, а на барной стойке красовался пакет в подарочной обертке, рядом с ним лежала записка, накарябанная неподражаемым почерком миссис Фулгров: Етот подарок принёс какой-то мушчина, имя не сказал.

Пакет был обёрнут в узорчатую, под кожу аллигатора, бумагу и перехвачен чёрной газовой лентой. Приложенная к нему записка от Тельмы гласила: «Спасибо за всё! Дик здесь, и он забросит вам в амбар посылочку».

В коробке оказались два блестящих ярко-зелёных фарфоровых попугая с красными и жёлтыми пятнышками.

Квиллер поставил их на каминную полку клюв к клюву, так, чтобы они напоминали сплетниц Тельмы – Лолиту и Карлотту.

Когда он внёс в дом сиамцев и выпустил их из корзины, Юм-Юм боязливо ступила на пол, будто оказалась здесь впервые, а Коко сразу с рычанием бросился всё обнюхивать и оглядывать.

Квиллер хлопнул себя по лбу: понятно, в чём дело. Подарок завёз Дик Теккерей, и Коко, который почему-то невзлюбил племянника Тельмы, ещё издали учуял, что тот побывал в амбаре.

Квиллер открыл консервы с копчёными устрицами и разложил угощение в две миски.

В голове у него зашевелилась догадка, не перекликается ли предубеждение Коко против Дика с теми откровенными жалобами Тельмы, которые он услышал в парке на берегу Блэк-Крик? Может быть, Коко и не зря выбирал, какие книги сбрасывать с полки?

Но с другой стороны, вполне возможно, что коту просто нравилось, с каким шумом книги плюхаются на пол! Быть может, то, что одна книга называлась «Альманах бедного Ричарда», а другая – «Ричард Крэвел», – простое совпадение? Однако, имея дело с Коко, поручиться нельзя ни за что, кроме одного: он никогда не откажется от копченых устриц. Сейчас, насытившись, они с Юм-Юм удалились на свой голубой матрасик, лежащий на холодильнике, и погрузились в сладкий сон.

Квиллер же отправился в беседку, прихватив сандвич с сыром, термос с кофе и папки с письмами брата Тельмы. Радиотелефон он намеренно оставил в амбаре.

Письма Торстона были действительно превосходны. Но надо было решить, стоит ли их публиковать? Всё зависело от содержания. Они охватывали тридцать с чем-то лет. Торстон женился на своей соученице, тоже дипломированном ветеринаре – докторе Салли, и «папка» открыл для них лечебницу в Локмастере. Самым большим счастьем в жизни супруги считали своего сына, Птенчика Дики, тем более что Салли не могла больше иметь детей. Оба они увлекались холистической медициной. Оба любили музыку и пешие прогулки. Салли училась иглоукалыванию, Торстон играл на флейте. Каждое воскресенье они оставляли Птенчика Дики на попечение няни, а сами отправлялись исследовать ущелье, тянувшееся вдоль Блэк-Крик. Описания этого ущелья в письмах Малыша к сестре были исполнены поэзии. Набродившись по ущелью, супруги усаживались на большой плоский камень, раскрывали рюкзаки и подкреплялись шоколадом, запивая его водой, – так они восстанавливали свои силы.

Птенчик Дики, как привыкли звать его родители, рос красивым, добрым и искренним мальчуганом.

Он прекрасно учился, немного играл в теннис, пользовался авторитетом у своих одноклассников, но к пешим путешествиям родителей был равнодушен. Попав в университет, он предпочитал проводить время со своими друзьями.

У Дики необыкновенная способность жить не по средствам, но мы его балуем, ведь он наш единственный сын! И потом, мы знаем, что он не увлекается наркотиками или чем-то подобным. Молодые люди, с которыми он водит компанию, – все очень целеустремленные ребята с четкими взглядами на жизнь и карьеру. А Дик ещё не решил, чего бы он хотел. Он уже достиг такого возраста, когда можно водить машину, и мы подарили ему на рожденье автомобиль… Помнишь, Малявочка, как на наш с тобой день рождения папка подарил нам кинотеатр?…

Чтение писем было прервано истошным воем, несшимся из амбара. Квиллер бегом кинулся в дом и застал Коко пляшущим перед автоответчиком. В ухо Квиллера ворвался негодующий, недоумевающий голос:

– Квилл, куда ты подевался? Уже семь часов! Ты должен был явиться ко мне в шесть!..

– Ох! Ну и влип же я! – пожаловался Квиллер Коко.

Дело было в том, что, поскольку Полли уехала в Чикаго, а Милдред – в Дулут, Арчи задумал холостяцкий ужин на террасе и зажарил пару изысканных бифштексов из филейной части. Квиллер моментально всё прикинул и позвонил Уэзерби Гуду, жившему в квартале от Райкеров. Он действовал вслепую, но ему повезло: Уэзерби оказался дома.

– Джо! Окажи божескую милость! – отчаянно взмолился Квиллер. – Беги сейчас же, именно беги бегом, к дому Райкера и скажи, что ты пришёл съесть за меня бифштекс. Никаких объяснений! Никаких извинений! Скажи просто, что я звонил тебе из тюрьмы!

Квиллер довольно усмехнулся. За долгое время знакомства с Арчи Райкером, а знали они друг друга почти всю жизнь, каких только стычек, споров и ссор они не пережили, но дружба их трещины не дала.

Опять зазвонил телефон. Квиллер, полагая, что это снова Арчи, не стал брать трубку. Однако автоответчик зафиксировал звонок от Хикси Райс, из её конторы.

Перезвонив ей, Квиллер услышал ликующий голос:

– Квилл! Мы заполучили для ревю Дом оперы! На следующий вторник! Билеты пойдут по двести долларов! Представляешь? Я обещала Мэвис позвонить тебе. Да, кстати, Дуг Бетьюн печатает программки, и ему надо знать название произведения, которое ты собираешься читать.

Хикси остановилась перевести дух, и Квиллер успел вставить неосторожный вопрос:

– Я могу тебе чем-нибудь помочь?

– Конечно, я была бы рада, если б ты мне дал парочку советов насчёт торжественного шествия. И чем скорей, тем лучше. Может, заскочишь ко мне?

– А может, ты ко мне заскочишь? – перебил он её. – Я дал бы тебе что-нибудь выпить.

Хикси Райс, привлекательной, энергичной женщине неопределённого возраста, не везло в любви. Квиллер познакомился с ней, ещё работая в Центре, и с тех пор с интересом следил за её приключениями, словно смотрел мексиканский сериал. В деловом мире заразительный энтузиазм Хикси и её оригинальные идеи ценились довольно высоко, хотя идеи эти нередко проваливались. Квиллер всегда был рад её видеть.

Не успел телёнок хвостом взмахнуть, как выражаются в Мускаунти, а Хикси уже влетела в амбар.

– Где же мои очаровательные киски? – спросила она, и те тут же выплыли поздороваться. Хикси любили все.

– Что будешь пить? – спросил Квилл.

– А ты что пьёшь?

– Коктейль К.

– Ну а мне плесни мартини.

Они уселись в «развращающие» кресла, как их называла Хикси.

– Ну как, – спросил Квилл, – удалось тебе заманить кого-нибудь из наших выдающихся личностей на торжественное шествие в финале?

– О, все так и рвутся, просто жаждут принять участие, – со своим всегдашним воодушевлением отозвалась Хикси. – Вот послушай: известный журналист, метеоролог, владелец гостиницы, школьный инспектор, награжденный всеми призами резчик по дереву, врач, директор публичной библиотеки, два профессора (правда, пенсионеры) и… её величество мэр! Профессора – это сестры Кавендиш. Дженни прикована к инвалидному креслу, так что она будет ехать с двумя кошками на коленях, а Рут – толкать кресло сзади.

– Ну а поводки со стразами заказаны?

– Их уже везут.

– Налить тебе ещё?

Хикси, извиваясь, выбралась из глубокого «развращающего» кресла.

– Нет, спасибо! Но смешиваешь ты мартини шикарно! Какой у тебя рецепт?

– Четырнадцать капель джина на одну каплю вермута.

На самом деле сухого вермута у него дома не оказалось, так что пропорция получилась четырнадцать к нулю.

Позвонив позже вечером Полли в Чикаго, Квиллер рассказал ей о поводках со стразами, торжественном шествии выдающихся личностей и о безвредном успокоительном, которое поможет на время утихомирить кошек.

– О господи! – выдохнула Полли. – Боюсь, что это снова одна из блестящих идей Хикси! Очень надеюсь, что всё обойдётся!

– А как проходят твои совещания?

– Ну, это бесконечный «мозговой штурм». Выкладываем всё, что в голову придёт. Сплошное удовольствие! Здешние представители Фонда К. очаровательны, а уж об обедах и возлияниях и говорить нечего. Буду рада вернуться домой к сандвичам с салатом. Улетаю, к счастью, в субботу утром, прибываю в полдень… и кое-что тебе везу!

– Что?

– Подождешь! A bientot!

– A bientot! – пробормотал Квиллер, не любивший томиться в неизвестности относительно поджидавших его сюрпризов.

Глава восемнадцатая

В пятницу утром Квиллер раньше, чем обычно, доставил в редакцию свой очерк, и вечно юный редактор был поражён в самое сердце.

– Что-нибудь стряслось? Или поглощение брокколи так тебя облагородило?

– Джуниор, у меня полно другой работы! И не смей в моём материале даже запятые менять! После того, что вы натворили с моими поговорками…

– Сдаюсь! Сдаюсь! – поднял обе руки Джуниор.

На самом-то деле Квиллер просто жаждал поскорей взяться за письма Торстона Теккерея. Знакомое подрагивание верхней губы предсказывало, что он прав в своих подозрениях, тем более что они подкреплялись ещё и поведением Коко, который рычал и брызгал слюной неизвестно на что или на кого. Квиллер был уверен, что на Дики: кот явно внёс его в так называемый список оплевываемых. Название списку дал Квиллер.

Но прежде чем сесть за письма, следовало покончить с кое-какими делами – отправить письмо в Англию, получить деньги на ежедневные расходы.

В банке перед Квиллером в очереди к окошку оказался Уэзерби Гуд.

– Что, метеослужба начала оплачивать твои слуги? – наклонившись к нему, тихонько просил Квиллер.

Метеоролог живо обернулся.

– О, Квилл! Таких бифштексов, как вчера, я в жизни не едал! Всегда готов тебя подменить!

– Попьем кофе у Луизы? Есть время?

– Следующий! – недовольно поторопил клерк.

Покончив с денежными операциями, приятели кружным путём отправились к Луизе. Им хотелось посмотреть, что стало с Домом оперы. Старое каменное здание снова обрело достойный вид. Деревянную обшивку сняли. Двери заменили новыми. С одной стороны от входа красовалась деревянная доска умеренных размеров, на которой золотыми буквами было выведено: «Киноклуб Тельмы». Места для парковки с каждой стороны были заново вымощены. Подновили и дома на другой стороне улицы. Исчезли вечно производившие шум и грохот магазин сантехники и типография. Их место заняли бар-мороженое, антикварная лавка и магазин подарков. В одном из зданий над дверью, ведущей наверх, где сдавались небольшие квартирки, появилась новая вывеска: «Терраса Дома оперы».

– Кстати, квартирки там так себе, – заметил Уэзерби Гуд. – Я заходил туда к приятелю. Все квартиры с одной спальней. Вдоль всех идёт сзади узкая галерейка, но на ней разве что помидоры растить.

– А ты вступил в члены киноклуба? – спросил его Квиллер.

– Нет. Я не поклонник старых фильмов. А ты?

– Вступил, чтобы иметь право водить туда гостей. Я слышал, там всем заправляет Тельмин племянник.

– Ну и повезло же ему! – отозвался метеоролог.

Добравшись до Луизы, они попросили кофе и чего-нибудь свежеиспечённого; это оказались булочки с корицей.

Ирония, угадываемая в последнем восклицании Уэзерби Гуда, только укрепила подозрения Квиллера.

– Я правильно усёк циничную нотку в твоей реплике о Дике Теккерее? – спросил Квиллер.

– Ну что тебе сказать… мы же ещё в школе вместе учились, до самого последнего класса. Я-то был среди ребят из деревни Хорсрэдиш. Мы посещали объединённую школу в Восточном Локмастере – этакие деревенские увальни среди богатеньких пижонов. Я сталкивался с Диком, когда мы играли во дворе на деньги. Он всегда выигрывал. В старших классах я из шкуры вон лез и получал четверки, Дик имел пятерки по всем предметам. Я участвовал в театральных постановках, Дик водился со всезнайками, которые метили в профессора. Моим любимым видом спорта была легкая атлетика, его – карточные игры на деньги. Мне пришлось прокладывать себе дорогу, заканчивать колледж, Дик же решил, что ему колледж ни к чему, и отправился путешествовать. Никогда не мог ни на чём остановиться и заняться делом. Ещё посмотрим, долго ли он удержится на должности управляющего киноклубом.

– Всё понятно, – заключил Квиллер, и они перешли к обсуждению ревю «Китти-Кэт»: как кошки поведут себя за кулисами в ожидании своего выхода… какую музыку подобрать для торжественного шествия… как отнесутся к поводкам и ошейникам со стразами Коко и Гольф Стрим…

– Ну, увидим всё это на репетиции в понедельник, – завершил «мозговую атаку» Уэзерби Гуд.

Дома сиамцы с нетерпением ждали Квиллера: ведь полуденное угощение запаздывало уже на одиннадцать минут! Квилл накормил их и даже немного почитал вслух – чтобы нагнать на кошек сон. Когда они уползли в какой-то свой укромный уголок, Квиллер положил себе большую порцию мороженого, взял вторую папку с письмами Торстона Теккерея и проследовал в беседку.

По мере того как Малыш старел, писал он всё реже и реже. В большинстве писем рассказывалось о необычных случаях, с которыми они с Салли сталкивались в своей лечебнице, упоминались имена знаменитых скаковых лошадей и победителей на собачьих выставках. В одном письме описывался страшный пожар – горел склад у соседей, и Торстон отчаянно им сочувствовал. Изредка сообщалось, что неожиданно приехал Дик и остался на целую неделю. Его улыбчивость и благодушие превращали эти приезды в праздники. Иногда оказывалось, что он вынашивает какую-то хорошую идею насчёт организации некоего бизнеса, тогда родители радостно одалживали ему денег, хотя по опыту знали, что не дождутся их возвращения, но они не обращали на это внимания. Он же их единственный сын! Во что же ещё им вкладывать свои деньги? Жаль вот только, что он никогда не интересовался природой и не любил их прогулки по ущелью.

Потом начала сдавать Салли, в некоторые дни она так плохо себя чувствовала, что оставалась дома, не ходила в лечебницу. Тут Торстону предложили продать клинику, избавиться от тягостных обязанностей. Ведь ему уже сильно за семьдесят. Но Салли уговаривала его не расставаться с лечебницей, так много для него значившей. Всё это время Дик приезжал и снова уезжал. А потом Салли тихо угасла. Торстон так и написал, у него не хватило сил вдаваться в подробности. Больше он не гулял в ущелье. Радовался тому, что сохранил клинику и здоровье и мог продолжать работать.

Это было последнее письмо в папке. Но куда же делось самое последнее, которым так восхищалась Тельма? Квиллер позвонил ей, но ему ответила Дженис: Тельма в клубе, готовится к открытию.

– Я прочёл обе папки с письмами, – сказал ей Квиллер, – но у меня впечатление, что самого последнего письма здесь нет.

– Да, да! Вы правы, она держит его у себя, чтобы читать и перечитывать. Оно уже совсем истрепалось от всех этих разворачиваний.

– Так надо сделать ксерокопию, а оригинал хранить отдельно. У вас есть ксерокс?

– У нас нет, но я могу заказать ксерокопию где-нибудь в городе.

– Ксерокс есть у меня. Если вы сейчас сможете разыскать это письмо, привезите его ко мне, и копия будет готова… за считанные минуты. – Он поздравил себя с тем, что сумел удержаться от мускаунтского прилипчивого «не успеет теленок хвостом взмахнуть».

Скоро к амбару подъехала зелёная двухместная машина, и Квиллер унёс драгоценное письмо к себе в кабинет, а Дженис осталась болтать с сиамцами и разглядывать книги на полках.

– Какое смешное название! – воскликнула она, когда Квиллер спустился к ней, и показала на книгу с позабавившим её заглавием. Автором книги был доктор Мортимер Адлер, а называлась она «Как читать книгу».

– Если вы умеете читать и уже прочли заглавие этой книжки, – сказала Дженис, – зачем же изучать её?

– Как-нибудь я вам её дам, и вы сами пойметё… Я сделал две копии с письма и одну положу в папку, где его не хватало. А другой можете пользоваться вместо оригинала, чтобы не терзать его. Выпьете какого-нибудь сока?

Дженис отказалась, чему Квиллер был рад. Ему хотелось как можно скорее прочитать последнее письмо Торстона.

Дорогая Малявка,

сегодня, двадцатого июня, в день рожденья Салли, случилось чудо. Уже почти год я был не в силах снова побывать в тех красивейших местах, где мы с ней любили гулять, – в ущелье. Сейчас здесь Дик, он, как всегда, неожиданно приехал после долгого отсутствия; его комната постоянно ждёт его. Однако даже то, что я теперь не один, не снимает груза с моей души, эта тяжесть всегда со мной после, утраты моей дорогой Салли.

И тут случилось чудо! Инструктор Клуба собаководов пригласил меня пойти с ним «выгулять собак». У нас пятьдесят английских гончих, и всю стаю каждый день прогуливают по окрестным дорогам. Собаки и инструктор любят и хорошо понимают друг друга. Он разговаривает с ними твёрдо, но голос у него ласковый. Зовут его мистер Томас.

«А ну выходите!» – говорит он, и вся стая выносится из сарая и мчится к дороге. «А ну сюда!» – И его питомцы тут же поворачивают налево.

Мне было поручено замыкать ряды и загонять отставших обратно в стаю. И я, и мистер Томас вооружены кнутами, но мы хлещем ими по земле, только чтобы привлечь внимание собак.

На сельской дороге почти нет транспорта, но если какая-нибудь машина появляется, мистер Томас командует: «А ну ко мне!», и все псы собираются вокруг него. Я уверен, что они умеют читать его мысли. Однажды какой-то фермер даже остановил свой автофургон и крикнул: «В жизни ничего диковинней не видел!»

Ну и я во всём этом утром участвовал. Красота вокруг была удивительная! Воздух чистый, бодрящий. Походка моя сделалась лёгкой, как будто тяжесть, лежащая на сердце, начала слабеть.

Когда мы вернулись и мистер Томас крикнул: «А ну на псарню!», я почувствован, что меня снова тянет в ущелье! Восхищение чудесами природы, которое мы всегда разделяли с моей любимой Салли, неожиданно вновь охватило меня, принеся с собой не горечь, а прежнюю любовь.

Дик собирается пробыть дама ещё пару недель, и я даже позвал его присоединиться ко мне в воскресенье. К моей радости, он согласился и сказал, что съездит в город купить спортивные туфли.

Малявка, родная, порадуйся за меня. У меня такое чувство, будто ангел осенил меня своим крылом.

Любящий тебя Малыш

P. S. Почему бы тебе не приехать проведать меня? Мы так давно не виделись. Обмениваться фотографиями – это не совсем «самое то», как выражается Птенчик Дики. И не бойся, я не заставлю тебя присоединяться к моим походам.

Квиллер медленно положил копию письма в папку и задумался. Усы у него начали топорщиться, что настораживало.

Он посмотрел на часы. Ещё не поздно – можно позвонить Кипу Мак-Дайармиду, редактору «Локмастерского вестника».

– Квилл! Лёгок на помине… Мы только вчера говорили про тебя в нашем Литературном клубе. Наши хотели знать, когда ты снова будешь появляться у нас на встречах.

– В качестве гостя? Или мне придётся самому оплачивать свой ужин?

– А ты внеси это в графу служебных расходов.

После обычной шутливой перепалки Квиллер сказал:

– Я буду у вас в понедельник. Сможешь со мной позавтракать? Хотелось бы кое-что обсудить. Я собираюсь писать книгу, и мне бы очень помогло, если бы ты смог сделать для меня копии некоторых ваших статей.

Договоренность была достигнута.

Квиллер по опыту знал, что газетчикам обычно известна подоплёка всех появляющихся в прессе сообщений и, как правило, подоплека эта гораздо ближе к истине, чем само сообщение. Кроме того, Квиллер обладал даром угадывать скрываемые факты или слухи.

К тому же он сообщит тамошним коллегам: «Я собираюсь писать книгу», а журналисты – и любители, и профессионалы, – хлебом их не корми, дай пообщаться с писателем, им ведь невдомёк, что книга так никогда и не будет написана.