Текст книги "Принцип иллюзии (СИ)"

Автор книги: Лидия Захарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

К концу вечера Саран уже неплохо понимала итальянский.

– И спать что-то совсем не хочется! – громко вздохнула Дора, когда они вернулись домой. – Будешь текилу?

Спать действительно не хотелось.

5

– Знаешь, я думала, ты окажешься другой, – Дора отставила рюмку и потянулась, разминая плечи.

– Какой?

– Ну, более старой... мудрой... необычной. Тебе ведь почти шестьсот лет!

Это был только второй шот текилы, но у Саран уже начала кружиться голова. Внутри разливалось что-то теплое и задорное.

– Из них больше половины я провела в лесу, охотясь на зайцев. Нет, серьезно, ты хоть представляешь, каково это для оборотня впервые принять человеческий облик? Научиться ходить на двух ногах, разговаривать, завязывать шнурки? Задумайся, кто станет учить взрослую женщину тому, что знает каждый ребенок? Никому не знакомую женщину, вышедшую из леса, практически немую... Которая к тому же выглядит точь-в-точь как бабушка Линь в молодости. В то время люди были осторожнее и кого попало в дом не пускали.

Дора хихикнула.

– А мужчины?

– А мужчины за последние триста лет мало изменились.

– Расскажи еще что-нибудь! Ты когда-нибудь брала мужское тело? Как это?

Саран фыркнула и опрокинула очередную стопку.

– Было пару раз. Но это только больше запутывало. К тому же от мужчин ожидали воинственного, агрессивного поведения... А я не умею драться, совсем. Да и... Когда я, будучи женщиной, ложилась с мужчинами, то они теряли лишь самую чуточку своих сил. А когда я была мужчиной, мои женщины, они теряли еще и репутацию. Я видела, что с ними случалось потом. Это было слишком жестоко, и я больше так не делала.

– Шовинистические свиньи!

– У тебя есть еще лимон?

– Ага, сейчас нарежу.

– Расскажи лучше про Эдриана.

– Да что о нем... О, это интересная история. Ты знала, что его отец – профессор теоретической физики? Я не шучу, он преподает в университете Эдинбурга, и, если бы не смерть Франчески, жила бы я сейчас в холодной Шотландии.

– Франческа – это его мать?

– Да, Франческа Гатти. Очень сильная ведьма. И очень красивая. Но характер... мама дорогая! Когда она узнала, что я соблазнила ее сына, то несколько кварталов бежала за мной с ножом. Потом успокоилась, конечно... Но Эдриан не простил. У них и так-то отношения не клеились. Он ведь никогда не хотел быть шаманом, даже дар не развивал. Все грозился уехать к отцу. Они развелись с Фраческой, когда ему было пятнадцать лет. Из-за, цитирую, несовместимых взглядов на закон сохранения энергии. Дети остались с Франческой, но там все было очень неспокойно. Эдриан уехал, как только ему исполнилось восемнадцать, имя сменил и не возвращался, пока... ты заходила в подвал? Ну вот. Эдриану тогда пришлось вернуться. Он очень похож на мать, такой же упрямый. И очень добрый в глубине души. И чертовски красивый, да? Я ведь знала, что не стоит трогать мальчика, но он так мне улыбался... Впрочем, чего уж теперь?

– Почему вы не живете вместе?

– И почему до сих пор не поженились? Все спрашивают. А я не могу. Он приходит ко мне, и от него словно мертвечиной пахнет. Сидит целыми днями в подвале, рядом... Матерь божья, как вспомню... Они ведь с Тией по всей Италии носились, договаривались с ковенами, искали нужные заклинания, а я все три дня была с Франческой. Даже ночевала там, рядом со щитом. Пыталась протолкнуть воздух внутрь, воду... Кстати, Эдриан оставил какой-то сбор, велел заварить и дать тебе перед сном.

– Да, хорошо бы. Но спать пока не хочется.

– Вот и мне.

Дора снова разлила текилу по стопкам.

– Неужели все скоро закончится? – спросила, глядя в пустоту.

– Ты про Аномалию?

– Про нее, про этот дом проклятый, давно бы его снести и посыпать землю солью. Про дружка Эдриана.

– Луиджи? Он тебе так не нравится?

– Он ненормальный. В нем души нет, искренности, глубины. Только пустота, неутолимый голод. Я уверена, ему плевать и на Эдриана, и на Аномалию... Но он ухватился за эту идею, забыв обо всем. Потому что пока это кормит его жажду саморазрушения. С одной стороны, он очень помог, но с другой... Понимаешь, что самое жуткое: он не боится. Вообще. И на себя ему плевать больше всего.

– Налить еще?

– Наливай. Не оставлять же две капли? Кстати! Давно хотела спросить: а это правда, что лисы всегда чувствуют Луну?

– Правда.

– Даже сидя в подвале?

– Всегда.

– Хм... А свою собственную они вырастить не могут?

– Это как?

– Ну, я слышала одну байку, что это сейчас духи разленились, а раньше оборотни прекрасно без Луны обходились, наяды – без воды, а сильфы – без ветров. Они создавали внутри средоточение силы, этакую питательную вакуоль, за счет которой и жили.

– А пополняли энергию как?

– Не знаю. А все-таки? Ну-ка, давай. Сядь ровно. Закрой глаза и представь мысленно собственное тело.

– Которое из?

– Нынешнее. Представь свои руки и ноги, пальцы на них, ногти. Не смейся! Вдохни поглубже и ощути, как воздух наполняет легкие. Прислушайся к стуку сердца, постарайся почувствовать и остальные органы. Все-все, вплоть до мельчайших капилляров. Ощути целостность и глубину. И перестань смеяться, я сказала!

Саран честно пыталась представить и ощутить. Она неплохо знала свое тело, лучше, по крайней мере, чем большинство людей знает свое. Это было важно при превращении, знать, что с тобой происходит. Но она никогда не пробовала ощущать свою селезенку или вены малого круга кровообращения. Но все равно пыталась.

– А теперь представь, что Луна лежит прямо тут, – Дора коснулась ее макушки. – Ощути ее тяжесть и силу. Ты держишь ее на голове, ее лучи проникают в тебя. Ты должна почувствовать их вот тут, – ее рука легла Саран на живот. – Попробуй.

– Попробовать что? Съесть Луну? Но я же не крокодил, я лиса.

– Да ну тебя!

Той ночью у них так и не получилось ничего наколдовать: ни Луну, ни вакуоль.

– Саран, а у тебя есть дети?

Они лежали на софе в гостиной. Текила закончилась. Начался коньяк.

– Почему ты спрашиваешь?

– Мне интересно, есть ли в мире еще такие, как я? Было бы неплохо познакомиться, узнать, как еще бывает...

Голос Доры делался все тише. Она вздохнула и, кажется, задремала. А Саран, сама того не желая, вспомнила...

У нее тогда только вырос пятый хвост, и в человеческом обличье она отныне ничем не отличалась от любой другой женщины. Свою личину она выбрала случайно, украв голову первого попавшегося трупа. Тогда она была не слишком красивой, но этого и не требовалось.

Хоу Ю тоже не был красавцем, не был он и богачом. Обычный крестьянин, который кормился, выращивая рис и продавая его на рынке в Даляне. Она и по сей день не знала, что в нем было особенного и почему она полюбила его. Просто полюбила и все тут. Ей нравилось наблюдать, как двигаются его сильные пальцы, нравилось, как перекатываются мышцы на его натруженной спине, она любила морщинки в уголках его глаз и, казалось, ее сердце переставало биться, едва она слышала его голос.

Она соблазняла его долго и искусно, не используя лисью магию. Когда он взял ее в жены, то был триумф женщины, а не лисы. Имя Хоу Цзе стало достойной наградой. Уже через год после свадьбы она родила сына. Два года спустя – еще одного. Было непросто, приходилось много работать, но она научилась всему ради Ю. Она помогала в поле, готовила пищу и чинила одежду, она даже была готова состариться и умереть вместе с ним.

Лисы редко живут с людьми подолгу, и раньше подобной проблемы не возникало. Лицо Хоу Цзе оставалось молодым, сколько бы лет ни прошло. Но ради Ю она изменила лисьей природе. Ради него она ходила на болото и жевала горькие травы, которые выжигали нутро и сушили кожу. Со временем кожу Хоу Цзе избороздили морщины, ее руки загрубели и покрылись пятнами, а ноги потеряли былую стройность. Но Ю любил ее, и этого было достаточно.

Когда Хоу Цзе забеременела в третий раз, ей было уже почти сорок. Это не было неосторожностью, она хотела этого ребенка. Хотела дочь, которую бы могла обучить всем женским премудростям. Носить ребенка в таком возрасте оказалось непросто, но Хоу Цзе оставалась лисой, а значит, была сильнее и выносливее обычной женщины. Она работала, как и прежде, хотя теперь Ю помогали уже почти взрослые сыновья.

Пришел срок, и она уединилась в дальней комнате. Как и во время прошлых родов, она отказалась от помощи, и Ю не стал возражать. Однако в этот раз все пошло не так. Тело Хоу Цзе предало ее: постарела не только кожа, но и мышцы ослабли. Почти сутки прошли в тяжелейших муках, пока Ю не решил обратиться за помощью к одной из соседок. Она была женщиной разумной и немного разбиралась в медицине.

В тот момент Хоу Цзе ничего не соображала от боли. Она кричала и выла, цепляясь руками за стены, даже не осознавая, сколько прошло времени. Она была уверена, что умрет.

Однако она не умерла. Утром, почти через тридцать часов после начала схваток, все закончилось. Тогда-то она и очнулась, причем в полном одиночестве. Не понимая еще, что произошло, обессиленная и беспомощная, Хоу Цзе лежала и гадала, где ее ребенок и выжил ли он. Она стала кричать, призывая Ю, и наконец он пришел, держа на руках дочь. Она хныкала, и Хоу Цзе вздохнула с облегчением.

Но насторожилась снова, едва увидела выражение лица Ю.

– Я знаю, кто ты, – сказал он. – Соседка видела твои хвосты и уверяет, что тебя надо немедленно убить. Но ты была мне женой семнадцать лет, ты родила мне сыновей и дочь, которая не выживет без матери. Поэтому уходи и забирай ее с собой, пока женщины не разнесли эту весть по всей округе.

Хоу Цзе знала с самого начала, что однажды покинет Ю, но все равно не была к этому готова. Ей не хватило духу даже заговорить с ним.

Она ушла тихо, как воровка, прижимая к груди свое новорожденное дитя. Никто из соседей не заметил ее, хотя она видела, как мрачны были их лица и какие взгляды они кидали на дом Ю. Она не решилась выйти на дорогу, боясь, что там ее скорее схватят, и пошла через поля. Ее ноги утопали по щиколотку в грязи, но она продолжала идти, несмотря на слабость.

Хоу Цзе почти добралась до леса, когда ее нагнали двое всадников. Они завопили в яростной радости, заметив беглянку. У каждого в руках было по ружью. Хоу Цзе едва узнала их обезображенные злобой лица. Ее собственные сыновья пришли, чтобы убить ее. Они не стали хвататься за ножи, предпочли стрелять.

Понимая, что все равно не сможет убежать, она остановилась и умоляла их пощадить хотя бы сестру.

– Ты не мать нам, – ответил старший.

– И она не сестра, – вторил младший.

Они вскинули ружья, и Хоу Цзе не удержалась – развернулась и побежала. Первая пуля ударила в землю рядом с ее ногой, вторая пробила плечо. Чья именно то была пуля? Она так и не узнала.

Хоу Цзе запомнила лишь боль, обжегшую руку и грудь, когда она оступилась и упала на колени. Хоу Цзе запомнила лишь безумную ярость, охватившую ее, когда она увидела, что маленький свинцовый шарик прошел сквозь ее тело и увяз в головке ее дочери. И она запомнила жажду мести, которая заставила ее снова подняться на ноги и воззвать к Луне и всем ее слугам. Хоу Цзе больше не притворялась человеком, но она и не была лисой в полной мере.

Она призвала на помощь Ночную Заступницу, она обратилась к воде и растениям, ее крик достиг всех ночных зверей и птиц, и они пришли ей на помощь. Вода вздыбилась под ногами юношей, которых Хоу Цзе более не считала своими сыновьями, а дикие звери вырвались из леса и разорвали их.

Тогда, сжав в зубах пеленки, она бросилась бежать и бежала до тех пор, пока сердце не было готово вырваться из груди. Она больше не знала, где находится, разум ее помутился от горя.

Когда взошла Луна, та, что некогда была Хоу Цзе, выкопала яму у корней ближайшего дерева и положила в нее тело своей мертвой дочери. Она старалась не думать о том, что будет с Ю, когда он узнает, что случилось с его детьми. Она желала лишь превратиться в животное и забыть обо всем, что сделала.

Наступило утро, и она увидела, что дерево, у которого она провела ночь, было старой дикой сливой.

Она так и не оставила могилу, прожив в тени корявого ствола немало лет. Люди вырубали леса, строили новые города, а однажды рядом со сливой проложили дорогу. По ней и прошла как-то раз та, чей облик Саран носила теперь. Только ради ее красоты она ушла от старой сливы и взяла новое тело. И, сделав это, пообещала себе, что никогда больше не станет вспоминать ни о браке с Ю, ни о том, как убила собственных детей.

Саран честно старалась сдержать это обещание – если ты лиса, у тебя нет иного выхода. Но с тех пор многое изменилось. Саран знала, хотя тому не было никаких доказательств, что никогда больше не сможет иметь детей. Она подозревала также, что у нее никогда не вырастет шестой хвост. И свидетельством тому – шрам на плече, который не исчез вместе с телом Хоу Цзе.

– Нет, – сказала она спящей Доре, – у меня нет детей.

В доме было темно и тихо. Немного зябко. Саран поднялась с софы и отправилась на кухню – заваривать целебное Эдриново пойло. Это ведь не должно быть сложно? Эдриан просто измельчал траву и настаивал в кипятке. Пакетик нашелся рядом с чайником. Саран залила воду и поставила греться. Прямо напротив окна висела в небе Луна, большая и яркая, лишь чуть неровная с одного краю. Саран облокотилась на подоконник и задрала голову, всматриваясь в светящийся диск, выискивая очертания зайца, который толчет в ступке элексир бессмертия.

– Почему дорога к тебе так горька?

Саран была пьяна и не видела ничего дурного в том, чтобы задать Луне парочку неудобных вопросов.

– Почему я просто не могу остаться здесь и хотя бы попытаться стать счастливой? Долгое время у меня была только ты, но сейчас мне кажется... я могла бы остаться. Здесь. С этими людьми. Если только Луиджи примет меня... Позволишь?

В комнате завозилась Дора, и Саран замолчала. Просто слушала, пытаясь уловить ответ богини в тихом шорохе листьев за окном... Луна молчала. Щелкнул, выключаясь, электрический чайник. И снова стало тихо. И темно. И немного зябко.

Часть третья. Лиса, ведьма и платяной шкаф

1

Дора проспала почти до самого обеда. Саран успела поваляться вдоволь под одеялом, принять душ и изобрести завтрак – благо в этом доме продукты водились. Дора, лохматая и бледная, морщилась на свет, а увидев бодро снующую от холодильника к плите и обратно Саран, гневно фыркнула:

– Ненавижу лис!

От завтрака она отказалась. Запила таблетку двумя глотками кофе и вернулась в кровать. Пока она приходила в себя, Саран исследовала обширную библиотеку, нашла тонкий томик Франсуазы Саган и устроилась с ним у окна. Правда, чтение получилось не из веселых. Повесть называлась 'Le Garde du cœur' и рассказывала о молодом человеке, полюбившем легкомысленную актрису. Когда в жизни той случались какие-то неприятности, юноша просто убивал тех, кто их доставлял, таким образом избавляя возлюбленную от лишних контактов. При этом отношения у главных героев оставались исключительно платоническими. Ах да, молодого человека звали Льюис.

Повесть была небольшой и быстро закончилась. Единственной другой книгой на известном Саран языке оказалась 'Фиеста' Хемингуэя. Кто-то более суеверный мог бы предположить, что это неспроста, что мироздание шлет знак, пытается что-то сообщить, но пятихвостые лисы и суеверие несовместимы. Если мирозданию что-то надо, оно просто берет это, никого не ставя в известность, тем более предварительно. А книги – это просто книги.

Встав во второй раз, Дора тут же развела бурную деятельность: затеяла уборку, а затем уселась лепить свечи из пчелиного воска. Задача Саран состояла в вымачивании фитиля в специальном растворе, а Дора уже работала с формами и самим воском. Свечи получались самых разнообразных конфигураций: длинные и узкие, изгибающиеся под разными углами, короткие, почти шарообразные, расширяющиеся у основания, с отверстиями, орнаментами, даже свечи с несколькими фитилями. Когда они закончили, Саран осмотрела плоды трудов праведных и восхищенно вздохнула:

– Ни одной одинаковой.

Дора взмахнула ладонью как веером, прикрыла лицо.

– Возьми ту, что сама попросится в руки, – сказала она низким, таинственным голосом, – зажги там, где никто не увидит, и загадай желание. Если свеча догорит, не погаснув, то желание сбудется.

– А если у меня несколько желаний?

Дора откашлялась.

– То придется купить несколько свечей. Это, кстати, неплохой бизнес.

– И сбываются? Желания?

– Если человек способен сформулировать то, что хочет, и подождать час, пока горит свеча, не отрывая взгляда от огонька, то, скорее всего, он хочет достаточно сильно, чтобы сделать что-то еще... Так что да, со свечами желания сбываются чаще, чем без них. Никакой магии, чистая психология.

– Подаришь одну?

– Забирай. Только не вздумай зажигать в ванной. У меня вентиляция барахлит, все мочалки пропахнут.

Сначала Саран потянулась к длинной тонкой свече, чуть изогнутой, но потом отдернула руку – свеча чем-то походила на ствол дерева. И хотя с той самой сливой у нее не было ни одного одинакового изгиба, Саран решила не рисковать и выбрала другую – короткую и почти круглую. Как Луна. От такой вреда точно не будет.

– Значит, пойду и 'пропахну' гостиную Эдриана. Думаю, к их возвращению выветрится. Ты со мной?

– Нет уж. Я поклялась, что моей ноги в том доме больше не будет. Медитируй в одиночестве.

– Это из-за Франчески?

– И из-за нее тоже. Но, в основном, из-за моей собственной глупости. Когда Франческа умерла, я позволила себе слишком сильно испугаться. И не боролась со страхом слишком долго, так что он успел пустить корни, сковать сердце... И теперь я просто не могу – до дрожи, до истерики! – ни войти в тот дом, ни колдовать. От одной мысли мурашки бегут, видишь? Я могу играть ведьму в театре и лепить чудодейственные свечи, но не способна произнести ни одного, даже самого паршивого заклинания!

– Прости, что...

– Перестань, не твоя вина. Иди, загадывай желание. А я пока приготовлю что-нибудь. Любишь лазанью?

Саран прошла почти половину пути до дома Эдриана, но передумала и вернулась.

– Идем.

– Что? – Дора замерла со свежевымытым помидором в руке.

– Идем со мной. Возьми свечу. Со страхом надо бороться. Нельзя, чтобы он становился сильнее, чем ты. Мы не станем колдовать или заходить в подвал, просто посидим в гостиной. Это ведь безопасно, правильно?

– Оставь...

– Нет! Я дала себе слово, что больше не буду бояться. И тебе не позволю. Это глупо. Бери свечу!

Странно было видеть Дору такой: тихой, хмурой, неуверенной. Но она все-таки выбрала свечу – самую маленькую.

– Как только она догорит, я уйду, – сказала она.

Саран не стала спорить. Вместе они дошли до дома Эдриана, пустого, словно брошенная раковина. Когда мужчины уходили на охоту раньше, Саран не чувствовала такого запустения, почти вакуума. А сейчас – как будто эхо гуляло по коридору. Дора обхватила себя руками, нервно оглядываясь.

– Видишь? – напустив побольше бравады, сказала Саран. – Ничего страшного.

Дора кивнула, сжав зубы, так что желваки проступили. С видом идущего на смерть гладиатора она сделала несколько шагов до гостиной и толкнула дверь. На краткую долю мгновения Саран пронзило чувство дежа вю. Почти две недели назад она вот так же открыла дверь в мастерскую Нелли, не подозревая даже, с чем столкнется. Чувство мелькнуло и пропало. Дора шумно выдохнула, оглядываясь:

– Тут почти ничего не изменилось за двенадцать лет.

– За двенадцать? Да этому дивану лет пятьдесят, не меньше!

Голоса звучали как-то неестественно громко, резко. И действительно – словно эхо пронеслось.

Саран вытерла ладони о штаны:

– Приступим?

Они сели рядом, поставив обе свечи на кофейный столик. Саран глубоко вздохнула, в последний момент меняя желание. Дора права, правильная формулировка – это уже полдела. Недостаточно сказать: я избавлюсь от Луиджи Эргенте, нужно быть честной хотя бы с самой собой. Во-первых, не 'избавлюсь', а 'убью'. Ведь именно это имелось в виду, правильно? Страшно. И непозволительно. Но Луна сама приказала...

'Нет, – снова одернула себя Саран, – она ничего не приказывала. Она лишь предоставила тебе выбор, указала на самый простой путь, а идти по нему или нет – решать только тебе'.

И вот тут наступало 'во-вторых'. Саран не желала Луиджи смерти. Один раз, у Татии, набралась храбрости и натравила на него другую охотницу, но с тех пор столько всего случилось! Он спас ее, избавил мир от Олега, убившего Нелли и многих других. Объективно Эргенте был на стороне 'хороших парней'. И что с того, что, совершая добро, он разрушил жизнь самой Саран?

Имела ли она право его ненавидеть?

Разумеется, нет. Но верно и обратное. Только абсолютная идиотка может питать симпатию к человеку, от которого у нее одни неприятности. Не известно, во что он втянет ее в следующий раз. Если уже не втянул...

А еще было 'в-третьих'. Недостаточно, чтобы Луиджи не убил Саран, узнав, кто она такая. В их случае требовалось нечто большее – побороть судьбу.

'Пусть пророчество Кеуты не сбудется. Я хочу, чтобы предопределение отступило', – изо всех сил подумала Саран, поднося огонек зажигалки к фитилю.

Когда Дора рассказывала про голод и пустоту в Луиджи, она говорила о них как о чем-то живом и почти разумном. Звучало так, будто внутри Эргенте живет некая сущность, которая нарочно толкает его в бездну. Не с ней ли надо воевать? А как? Показать, что жить можно не только чистым адреналином? Но нужно ли ему это, хочет ли он сам что-то изменить? Саран тихонько вздохнула... И снова услышала эхо. На этот раз точно не показалось.

Она оторвала взгляд от свечи, наткнулась на большие перепуганные глаза Доры. Она тоже слышала.

– Что это? – шепотом спросила Саран.

Эхо повторило.

– Кто-то снял контур. Я не чувствую защиту...

Дора встала, затравленно оглядываясь.

– Пойдем отсюда, – не своим голосом попросила она.

И, не дожидаясь ответа, засеменила к двери. Саран быстро задула обе свечи и пошла следом, вертясь из стороны в сторону: на кухне пусто, наверху вроде бы тоже никого. Подвал. Дора практически вжалась в противоположную стену, обходя его по большому кругу. Если бы не это, она бы, возможно, успела уйти.

Дверь подвала приоткрылась. На пороге показалась женская фигура. Дора закрыла лицо руками и закричала. Саран потянула ее себе за спину, надеясь таким образом добраться до входной двери.

Это не могла быть Франческа. Не могла. Не могла.

Женщина не была мертвой. Ни следа жировоска и разложения. Она была чуть выше Саран, смуглая, с короткими черными волосами и темно-карими глазами под тяжелыми веками. Армейский костюм цвета хаки скрывал достаточно выдающиеся формы. Взглянув на замерших Дору и Саран, женщина скверно улыбнулась:

– Кто это тут у нас? Новая подружка Джиджи? А ты ничего. Симпатичная.

Дора зарычала. Натурально – зарычала.

– А тебя я помню, ты самка этого... как его там?.. Ну, ты и сами знаешь.

От мерзкой ухмылки Саран отвлек мелькнувший пистолет. Она отступила, прижимаясь к стене и так и не выпустив руки Доры.

– А меня зовут Рочана. Приятно познакомиться, девочки, – шаманка вскинула голову, глядя туда, где мигал зеленый огонек сигнализации. – О, Джиджи, жаль, что ты этого сейчас не видишь.