Текст книги "Девочка Лида"

Автор книги: Лидия Маклакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

– Лида! Лида, где ты? – снова раздалось из окошка.

– Лида! Вас, кажется, зовут. Тебя зовут, Лида, – сказал ей Лева.

– Сейчас, сейчас! Ах, это тетя, – зашептала Лида, и невольное отчаяние послышалось в ее шепоте.

– Ты, верно, урока не выучила, боишься?

– Да.

– Она сердится?

– Нет, только она такая… – Лида не договорила. Ровный голос тети послышался в третий раз.

– Мне надо идти поскорей. Ах, что это я хотела вам сказать?! Ах, забыла! Ну, все равно, после… Ну, прощайте! Ну, прощай, Лева!

– Прощай.

«Какая смешная девочка! На бабочку, на стрекозу похожа. Такая же попрыгунья-стрекоза, позабыла приготовить свои уроки. А отчего она так испугалась? Неужели ее будут наказывать? Ведь она такая худая, и у нее такие маленькие руки…» Лева поглядел на свои широкие ладони с крепкими, гибкими пальцами и подумал, что, если бы он был Лидина тетя, он ее не стал бы наказывать. Он когда и большой вырастет, никого не станет наказывать. Его мама ведь никогда не наказывала.

Лева спрыгнул с забора.

В саду потемнело. В ящике еще шевелились крылышки, лапки и усики. Водяной жук-плавунец дрыгал пушистыми ножками; блестящая бронзовка трепетала нарядными крылышками; божья коровка дрожала, и все жучки, букашки и коровки поднимали кверху, к Леве, головки и усики, будто хотели спросить Леву, чем же они перед ним провинились, за что их так наказал Лева.

Что же это такое? Как же быть? Верно, им в самом деле очень больно? Конечно, больно. Им и всегда было больно, только Лева никогда не думал об этом. Он бы и теперь не подумал, если бы не девочка Лида.

Лева решил подробно расспросить маму. Мама все знает. Мама, наверное, сумеет пособить горю, устроить как-нибудь так, что им не будет так мучительно больно.

Лева направился к дому, а Лида…

Бедная девочка Лида! Боже, как несчастливо кончился Лидии счастливый день!

Лида лежала на постели ничком, закутавшись с головой в простыню, уткнувшись в подушки лицом. Люба крепко спала, Коле ничего не было слышно, но Лида горько плакала.

«Да, она была виновата, она это знала, но все-таки… Разве она ленилась? Нет, она не ленилась. Она пошла поглядеть дачу. А потом, она никогда не видала, как собирают букашек; а потом она заговорилась с этим мальчиком Левой…»

Она играла гаммы целый вечер. Ее позвали чай кушать, а она не пошла. Тетя сказала, что она капризничает, а она не капризничала, ей совсем не хотелось пить чай. Потом она снова играла. Потом тетя пришла ее слушать и сказала, что игра никуда не годится; позвала папу, прослушал и папа и согласился, что точно никуда не годится. А Лиде весь вечер казалось, что по клавишам ползли мохнатые букашки, жуки. На нотах сидела бабочка махаон, заслоняла их желтыми крыльями и мешала смотреть…

Они сказали, что маме напишут, расскажут, какая она ленивая, нехорошая, непослушная девочка. Что же она тогда станет делать? Они непременно, непременно напишут. И няня узнает, и Мила…

Ах, когда же она будет хорошая девочка, не будет лазить по заборам, а будет смирно сидеть и прилежно учиться: «La petite fille… le petit gar? – n… la tante… la tante…»

Лида еще раз легонечко всхлипнула, повернулась на бочок и заснула.

Глава XII

– Тетя!.. Где тетя?

Коля кричал так громко и вбежал так шумно, что даже удивил всех.

– Что с тобой, Коля? А я думала, что одна Лида умеет производить шум.

Лида, бледная и красноглазая после вчерашних слез, сидела на этот раз очень тихо за тетрадкой у окна, подле Любочки.

– Тетя, письмо! От мамы письмо! – запыхавшись весь, объявил Коля.

Мигом все вскочили и окружили тетино кресло.

«Ее высокоблагородию Екатерине Петровне… в Москву, на дачу…» Лида с Любой три раза успели прочитать адрес, а тетя все еще разглядывала конверт: из какого места послано, какого числа, когда получено в московском почтамте. Наконец она взяла деревянный ножичек и аккуратно подрезала сверху. На колени ей выпали толстое письмо и тоненькая записочка с пунцовой облаткой.

– Нам, нам! Это нам, тетя! – закричали дети.

Коля схватил записку и высоко поднял в руке.

– Тише! Не мешайте читать, – заметила тетя.

– Пойдемте в уголок, я вам прочту, – шепотом предложил Коля.

– Нет, ты опусти письмо, нам не видно. Ты вон большой какой вырос, Коля! Мы тоже хотим смотреть. Ты опусти руку-то! – пищали Лида и Люба.

Лида влезла на стул. Коля наклонился над письмом.

«Ненаглядные мои птички, дорогие мои деточки! – писала мама. – Как же вы живете и каково ведете себя без меня? Что мой Коля? Все ли он такой же пай-мальчик? Может быть, он и за младшими сестрами присматривает, чтобы и они были умницы?..»

«А я-то не присматривал. Надо будет присматривать», – про себя порешил Коля.

«Что Лида…»

– Коля, это мне. Дай, я сама прочту. Я хочу сама, – говорила Лида, вцепившись обеими руками в записку.

– Тише, Лида, ты разорвешь! Да ты и не поймешь ничего.

– Я хочу! Я сама! – Лида не выпускала и тянула к себе тоненькую бумажку.

– Вот и присматривай тут! – заметил, тяжело вздохнув, Коля.

Лида поднесла записку к самому носу и, поминутно запинаясь, захлебываясь от волнения, стала разбирать мамин связный тоненький почерк.

«Что Лида, мо-я сле-за…»

– Коля, как же это – «слеза»? Что же это значит – «слеза»'' – жалобно спросила Лида.

– Ну, ведь говорил я, что не разберешь ничего. Давай уж сюда!.. «Что Лида, моя егоза, а не слеза, моя егоза-попрыгунья? – бойко зачитал Коля. – Не слишком ли она много прыгает, не огорчает ли папу и тетю? Здорова ли моя булочка-Любочка, мой маленький бутуз Жени?»

Мама писала про себя, что ей понемножку становится лучше; что в синем море отлично купаться; что Милаша все такая же умница и утешение ее, а няня все такая же добрая, бережет ее еще больше прежнего.

– Надо отвечать маме. Тетя, можно нам теперь ответить маме? – спросил Коля.

– Можно, – согласилась тетя. – Садитесь и пишите; письмо вам будет вместо урока. Но только вы должны написать хорошенько.

Тетя раздала каждому по пол-листика почтовой бумаги и положила на середину стола конверт с маркой и с готовым, уже написанным адресом.

– Это очень долго – сперва на доске писать, а потом на бумажку опять набело переписывать. Я лучше уж прямо письмо напишу, – объявила Люба.

Ей пришлось скоро раскаяться. Придумывать письмо и одновременно писать было очень трудно. А тут еще, как нарочно, попалась для начала такая трудная буква – большое М. Вышло криво. Люба вытерла гуммиластиком, написала еще раз, – перо зацепилось за взъерошенную бумагу, и вышла клякса. Люба приложила промокательную бумагу, потерла еще немножко и вдруг заметила, что трет уже не по письму, а по своей тарелке. На месте большого М вышла большая дыра.

– Ах, Боже мой! Что же это такое? – зашептала в отчаянии Люба. – Коля! Погляди-ка.

– Ну что тебе? – спросил, неохотно поднимая голову, Коля.

– Вон какая дырка протерлась. Как же мне теперь быть? Коля, ты оставь мне маленький кусочек на твоей бумажке, я у тебя напишу. А то тетя рассердится.

Коля взял в руки испорченный лист. Кроме дыры, он был весь помят и измазан гуммиластиком и чернилами.

– Никуда не годится! Эко тебя, матушка, угораздило! Туда же, прямо набело писать хочет! (Коля уже давно писал прямо набело.) Я не могу дать тебе места; мне самому едва хватит. Я большое письмо напишу, – заявил он, огорчив отказом бедную Любу.

Бедная Люба совсем оторопела. Она готовилась уже было полить злополучный лист поверх клякс и пятен слезами, как вдруг Лида предложила ей свой. Лида в то утро была очень добрая и прилежная. Она тихо сидела, наклонившись над столиком, и усердно выводила буквы по аккуратно разлинованной доске.

– Не бойся, Лида, я теперь не запачкаю. Я скоро кончу, – проговорила Люба.

И действительно, Коля все еще сидел, уткнувши нос, над тетрадкой, Лида все еще грызла и слюнявила свой грифель, в то время как Люба с торжеством положила перо, сладко улыбнулась и двинула стулом.

– Ты кончила, Люба? – спросила тетя.

– Кончила, тетя, – радостно отозвалась Люба.

– Ну, покажи.

Люба осторожно, двумя пальчиками за уголочек поднесла тете чистый листок.

Тетя отчего-то улыбнулась.

На листке круглыми, похожими на самое Любу, буквами было написано:

«Милая мама! Я тебя крепко целую, и никогда меня не забывай.

Твоя Люба».

– Что же ты так мало написала, Люба? Ничего не написала Миле и няне. Разве ты их позабыла?

– Нет. У меня места не было, – ответила, опустив голову, Люба.

– Как места не было? Ведь весь же лист пустой? – с удивлением заметила тетя.

– Это не мой лист. Это Лидии.

– А где же твой?

– На моем дырка. Он испортился, – проговорила Люба чуть слышно.

– То есть это ты его испортила?

Тетя пожурила Любу за неаккуратность, нашла, что занималась она слишком мало, так как было всего половина двенадцатого, и велела принести басни Крылова. Люба уселась на табурет подле тетиного столика и заунывным голосом, с тоскливым видом стала читать вслух, какая бывает «беда, коль пироги начнет печи сапожник» и свою любимую басню про щуку и кота. На этот раз басня Любе совсем не понравилась.

Тетя осталась очень довольна Колиным письмом. Он писал совсем как большой, без линеек, и подробно рассказал маме про свои занятия, про все свое дачное житье-бытье.

– Молодец, Коля, отлично! – сказала, потрепав его по щеке, тетя. – Ну, Лиде я этого не скажу. Ты уже большая девочка, тебе пора бы поскладнее писать.

«Мама, голубонька моя, душечка, скажи няне, – читала тетя в середине Лидиного письма, – что я теперь всегда умею одеваться сама. Я сама застегиваю туфли, дорогая моя, и завязываю шнурки, мама милая, тоже сама. И юбку, мамочка душечка, завязываю тоже сама. А Матрена мне только платье застегивает, потому что у лифа, знаешь, мамочка моя золотая, крючки сзади и я не могу сама руками достать на спине. Матрена очень больно царапается гребенкой по голове, и я скоро научусь причесываться тоже сама…»

– Ты все пишешь о том, что ты делаешь, Лида, а что же не скажешь словечка про то, чего ты не делаешь? – спросила тетя.

Лида покраснела и молчала.

– Что же ты молчишь?

Лида подняла голову. Ей хотелось объяснить: она не написала потому, что знала, что про это уж наверное тетя напишет; но Лида опять ничего не сказала и пошла убирать свои книжки.

Тетя аккуратно сложила две половинки листика вместе со своим листом, мелко исписанным ровным тоненьким почерком. Лида Бог весть чего отдала бы, чтобы прочитать это длинное чистенькое письмо. Как пишут большие друг к другу? О чем написала теперь маме тетя?

Тетя провела мокрым пальцем по нижнему краю конверта, но, верно, на нем было мало клею – один краешек все отставал, как ни прижимала она его платком и ладонью.

– Принеси мне свечку и спички, Коля, а ты, Люба, подай сургуч.

Огонек стеариновой свечки слабо засветился при дневном свете. Очень весело смотреть, когда запечатывают письма. Тетя зажгла сургуч, так что он загорелся синеватым блестящим пламенем, потом опустила сургуч на середину конверта, ловко размазала круглую красненькую лепешечку и приложила печать. Две замысловатые буковки выпукло вышли на сургуче.

Детям было весело думать, что через несколько дней этот самый конвертик с красной сургучной лепешечкой придет к маме и мама сломает лепешечку, сорвет конверт и прочтет все, что они ей написали.

Глава XIII

– Какая досада! – говорил папа за завтраком. – Кажется, дождь будет. А я было думал устроить большую прогулку.

– Когда, папа? Куда? – закидали его вопросами дети.

– Да теперь уже никуда. Видите, какие тучи нависли.

– Ах, если бы на Воробьевы горы! – со вздохом сказала Лида.

– Нет, уж видно, придется до другого раза отложить, а сегодня посидеть дома. Пожалуй, и гроза соберется.

Гроза, однако же, не собралась, и к двум часам небо немножко расчистилось. Идти далеко куда-нибудь было уже поздно; папа предложил побродить хоть по парку. Тетя сказала, что у нее голова болит, и тоже согласилась пойти. Взяли на всякий случай зонты и отправились.

– Сегодня Зиночка с Петей, наверное, не придут, дождя побоятся, – заметил Коля.

Не успел он сказать это, как Зиночка, Петя и толстая няня показались на повороте дорожки. Зиночка, увидев новых знакомых, сейчас же повернула, подошла к ним, поклонилась тете и папе и поздоровалась со всеми детьми. Петя тоже раскланялся, как следовало умному мальчику. Он был все в той же затейливой курточке, но смотрел веселее вчерашнего.

– А мы думали, что вы ни за что не придете, – сказал Коля. – Погода такая…

– Ничего, мы близко живем. Только бы платье не испортилось. Няня с собою зонтик взяла.

– А папа хотел было устроить сегодня большую прогулку, да вот эти тучи противные помешали, – рассказывала Люба.

– Большую прогулку! Куда? – спросила Зиночка.

– Куда-нибудь подальше, не в парк. А вы любите подальше гулять?

– Очень люблю. Мне парк уже надоел.

– А вы ходите подальше гулять? – допрашивала Люба.

– Нет, не ходим. Наша гувернантка больна, а няня никуда не хочет идти, – с неудовольствием отвечала Зиночка.

– Папа, позови их с нами гулять. Пригласи, папа, – говорил Коля, дергая за пальто папу.

Папа обратился к Зиночке и сказал, что если ее папа и мама позволят, то он охотно будет брать ее и брата на прогулки вместе со своими детьми.

Зиночка вежливо поблагодарила, и даже Петя казался довольным.

– А вы умеете хорошо ходить, маленькая барышня? – спросил папа.

– Умею. Мы один раз весь парк обошли.

– Ну, это еще не слишком много. А бегать тоже умеете?

– Тоже умею, – смеясь, отвечала Зиночка.

– А мне что-то не верится.

– Отчего?

– Да так, не верится. Покажите, коли хотите, чтоб я поверил.

– Да как же я одна побегу?

– Зачем одна! – Дети, глядите-ка, дорожка какая широкая. Ну-ка, все за руки! Ну, живей! Раз, два, три – марш!

Дети крепко схватились за руки и все впятером пустились вниз по аллее.

Зиночка семенила, ловко перебирая светлыми башмачками; Лида высоко отбрасывала худые ноги; Коля был «коренником», а по обеим сторонам отставали две «пристяжные» – кругленькая Любочка и толстый Петя.

С верхней дорожки прямо навстречу детям спускался мальчик в красной рубашке, круглой шляпе и высоких, до колен, сапогах. Лида сейчас же узнала смуглого Леву. Рядом с ним на длинной цепочке шел черный лохматый Жук.

Лева встал рано. Ему было дано поручение от старой Марины нарвать щавелю к соусу; нужно было почистить площадку перед балконом и выкупаться, – он едва справился к чаю. Погода между тем испортилась, в воздухе потемнело, и далеко идти не хотелось. Лева сел почитать с мамой. В двенадцать часов Марина позвала кушать; соус к обеду вышел отличный. После обеда Лева с Жуком долго лежали на диванчике и наконец порешили идти рыбу удить. Бабочек без солнца никаких не было, а рыба перед дождем, в серенькую погодку, отлично клюет.

– Стойте, стойте! Не могу больше! – говорила, совсем запыхавшись, Зиночка. Люба и Петя давно уже отстали и догоняли остальных.

– Стоп, машина! – сказал Коля и остановил своих разбежавшихся «пристяжных».

В эту самую минуту Лева с Жуком спустились с дорожки как раз напротив детей.

– А, Лида!.. Здравствуй! – радостно сказал Лева. – Куда ты это так бежишь?

– Здравствуй! – могла только выговорить запыхавшаяся Лида и весело подала руку.

– Погляди, вот мой Жук. Видишь, какой? Жук, смирно! – говорил Лев, представляя своего любимца. – А это твои братья и сестры? – спросил он, глядя на детей.

– Да, только не все. Вот это – Коля, мой брат, а вот Люба…

Лида вдруг смолкла. На дорожке послышался голос тети. Голос этот разом напомнил ей что-то, от чего она вдруг побледнела. Ведь тетя не велела знакомиться ни с кем без ее позволения. Как же она теперь увидит Леву?.. Лида поглядела вокруг себя: у детей были удивленные лица; Лева ждал окончания церемонии; за спиной подошли и стали папа и тетя, и Лида представляла, какие глаза должны были быть у тети, когда она отвечала на вежливый поклон Левы.

Наконец Коля прервал общее молчание и на минуту выручил Лиду. Еще с деревни Коля был большой охотник до рыбной ловли; он отлично знал дело, умел выждать рыбу, не торопился и не опаздывал вытаскивать удочки и часто приносил Аннушке карасей к обеду. Но все это бывало в деревне, теперь же, на даче, ему еще ни разу не удалось поудить: тетя боялась отпустить его одного, а пойти было не с кем.

– Что это у вас такое? – спросил Коля, показывая на перекинутую через плечо у Левы веревочную сетку с узким горлышком, натянутым на камышовый кружок.

– А это сетка, рыбу сажать, – отвечал Лева. – Она удобнее, чем ведерко: ее легко носить, а ведерко тяжелое.

– Разве вы идете рыбу удить?

– Да.

– А где же у вас удочка?

– Да вот же она, – объяснил Лева, показывая гладкую толстую палку, которую держал в руке.

– Как же это-она такая коротенькая? – с любопытством спросил Коля.

– Она ведь складная. Это мама мне подарила. Хотите, я вам покажу? Пойдемте вон к той лавке. А ты, Лида, не хочешь ли тоже поглядеть?

– Нет, – коротко ответила Лида.

Коля и Лева отошли в сторону, к скамейке, а все остальные молча двинулись вперед по дорожке.

– Это, кажется, сын нашей соседки по даче? Какой славный, здоровый мальчик! – заметил папа.

– Да. Только когда это вы успели познакомиться с ним? – с удивлением спросила тетя.

Лида открыла было рот отвечать, но в эту минуту Зиночка и Петя подошли прощаться. Толстая няня торопила их почему-то домой. Тетя ласково кивнула в ответ на их поклоны, а папа попрощался с Зиночкой за руку и сказал, что верит ей теперь, так как сам видел, что она славно умеет бегать.

Зиночкины бледные щечки зарумянились от удовольствия, и она решила непременно упросить свою маму отпустить ее с новыми знакомыми в далекую прогулку.

Тетя между тем продолжала расспрашивать Лиду.

– Он тебе, кажется, «ты» говорит, этот мальчик? – говорила она.

– Да, тетя.

– Где же и когда ты успела с ним так подружиться?

– Вчера вечером… На заборе, тетя.

Тетя всплеснула руками.

– На каком заборе? – смеясь, спросил папа.

– У нас на заборе, в саду, папа, – начала Лида. Папин смех немножко ободрил ее. Она рассказала папе, как подошла посмотреть дачу, как загляделась на жуков и заговорилась с этим мальчиком, Левой. – Я совсем, совсем позабыла, что тетя не велела знакомиться. Я только потом вспомнила, – заключила Лида и подняла на папу умоляющие глаза.

– Вот и разгадка ее вчерашнего поведения! – начала было тетя.

Ее перебил Коля. Он бежал за руку с Левой. Жук с громким лаем поспевал сзади.

Тетя, папа! – кричал Коля. – Отпустите меня на рыбную ловлю.

– Я уже сказала тебе раз, что нельзя, Коля.

– Да ведь это одному нельзя, тетя, а я ведь с ним, вдвоем с Левой пойду.

– Ну, вдвоем-то, я думаю, еще опаснее. Как раз будете оба в воде, – заметила, покачав головой, тетя.

– Нет, не беспокойтесь… Мы не станем дурачиться, – серьезно ответил Лева. – А если как-нибудь нечаянно упали бы в воду, так вот Жук вытащит нас, не даст утонуть.

И он потрепал лохматую шею Жука.

– Позвольте, тетя, пожалуйста! – почти сквозь слезы проговорил Коля.

Папа сказал несколько слов по-французски.

– Ну, Бог с тобой, иди уж, – сказала тетя наконец. Коля не заставил ее повторять два раза.

– Я за удочкой, подождите меня! – крикнул он и пустился стрелой по дорожке.

В ожидании все присели на лавочку. Папа стал ласково беседовать с Левой, расспрашивать, сколько ему лет, где он живет и где учится. Лева отвечал спокойно, весело и сам задавал вопросы папе. Он рассказывал точно большой, говорил разные слова, которых Лида даже не понимала, а смеялся как маленький, громко, как Лида, и, как она, пригибался головою к коленкам. Лева рассказал папе, что учился уже целый год в гимназии, уже экзамен держал и лучше всех отвечал из естественной истории. Он очень любит естественную историю, больше всего другого.

Папа спросил, за что же так любит естественную историю Лева.

– А как же ее не любить! Я ее всегда любил, – отвечал Лева. – Ведь это занимательно очень. Там ведь, знаете, про все рассказано: про всяких зверей, про букашек разных, про деревья, про разную траву. И такое все интересное! Так на них смотреть – ничего не узнаешь. Сами они рассказать не умеют, как мы, как люди. Ну а в естественной истории все это написано, про все их житье-бытье. Мама тоже любит естественную историю; мы с ней все читаем, и она все знает, больше учителя знает.

Лева пустился было рассказывать про новую книжку, которую подарила ему мама, но пришел Коля с удочкой на плече и калошами на сапогах, и оба, вместе с Жуком, отправились по дорожке к реке.

«Ах, счастливые! Счастливые эти мальчики!» – подумала, смотря им вслед, Лида. Она даже и не просилась, – она знала, что ее не отпустят.