Текст книги "Девочка Лида"

Автор книги: Лидия Чарская

Соавторы: Татьяна Щепкина-Куперник,Николай Вагнер,Л. Нелидова,Елена Аверьянова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Папа покачал головой, показывая, что совсем не желает нюхать, но Лида не унималась.

– Нет, ты понюхай непременно! – приставала она. – Пряником пахнет. И сам какой милый!

Лида с утра еще заметила, что папа настроен по-доброму. Она повисла на его руке и не отстала до тех пор, пока папа не наклонил голову низко, до самой ее руки, и не понюхал цветка.

Красивый дворец, с блестевшими на солнце окнами, стоял в зелени, повреди цветов.

Был конец мая. Белые, розовые, лиловые гиацинты пряменько, чинно, как умные дети, выстроились рядами, каждый у своей палочки. Высокие тюльпаны покачивались, а душистые нарциссы подняли к небу бледные, нежные личики и сияли на солнце чистыми снежными лепестками.

– Что это там видно, папа? Вон там, светлое, внизу, между деревьев?

– Это вода, Москва-река, дети.

– Вот бы искупаться!

– При нашей даче купальня есть; только, боюсь, рано еще теперь. Впрочем, нынешняя весна такая теплая, может быть, вода уже и нагрелась.

– Ах, наверно, нагрелась! Пойдем, папа.

– Подожди! Если пойдем, то попоздней, когда вода всего теплее будет. Мы с Колей отправимся, а девочки пусть тетю просят, как тетя захочет.

В цветнике прогуливались дачники. Все были нарядные, несмотря на утро, и Лида долго глядела на маленькую парочку – девочку и мальчика, чинно выступавших впереди своей гувернантки.

"Какие смирные! Вот бы тетя их похвалила! Непременно мне в пример бы поставила", – невольно подумала Лида.

– Взгляни, папа, вон, кажется, дощечка с надписью, – указал Коля.

Все подошли. По приказанию папы Лида прочла вслух:

"Воспрещается в Императорском Нескучном саду ходить по траве, рвать цветы, портить деревья и кусты, ловить птиц и делать всякие неприличные поступки".

– Ну, как вам понравился парк? – спросила тетя, когда все вернулись и сели за стол.

– Мне очень понравился, только я устала, – сказала Люба.

– По-моему, парк отличный, – проговорил с полным ртом Коля, уписывая после прогулки за обе щеки, за себя и за Любу.

– А ты что же, Лида, молчишь?

– Да мне он нисколько не понравился. Ведь это скоро надоест по дорожкам-то прогуливаться, а побежать никуда нельзя, – такая надпись сделана. И сорвать тоже нельзя ничего. Значит, и хлыстика нельзя будет срезать, и дудочки... – совсем уж печально докончила Лида.

– Да что ты, деревенский мальчишка, что ли, скажи на милость! – сказала, пожимая плечами, тетя. – Ну а я так очень довольна, что мы наняли дачу именно здесь. Авось ты хоть сколько-нибудь остепенишься, научишься порядочно держать себя.

– Ах, какая жара! – пропищала Люба.

– Да, очень жарко. Хорошо было бы выкупаться, – сказала тетя.

– Вот и чудесно! Слышишь, папа, тетя сама предлагает! Значит, пойдем? – спросила Лида.

– Значит, пойдете.

Порешили идти, и в пять часов, через два часа после обеда, все, с полотенцами и простынями, двинулись по дороге к купальне. Взяли даже Жени с Матреной.

– Пусть они впереди идут, а мы с тобой подождем, посидим здесь на лавочке, – сказал папа Коле.

– Люба, побежим! Хочешь?

И, не дожидаясь ответа, Лида схватила Любу за руку, закинула назад голову и во всю прыть помчалась по крутой дорожке с горы. Это так отлично – бегать с горы! Точно кто-то подталкивает сзади: скорей, скорей, скорей! В лицо дует ветер, башмаки почти не касаются земли... Напрасно кричали им сверху, что они упадут, что вспотеют перед купанием, – остановиться было уже нельзя. У Лиды слетела шляпа, Люба уронила полотенце... Ух! Они насилу удержались на ногах перед мостиком у купальни.

– Посмотрите, на кого вы теперь похожи! Ты всегда все некстати затеешь! – с неудовольствием обратилась тетя к Лиде, но Лида пропустила упрек мимо ушей и первая влетела в купальню.

В просторной купальне, с лавочками по сторонам, с крутой лесенкой в воду, было прохладно, пахло мокрым бельем. Вода казалась темной, почти черной. Но это казалось, как в море, оттого только, что воды было много. Если же зачерпнуть ее в пригоршню, то она выходила чистая и светлая, чище, чем в деревне, в пруде.

Очень жутко в первый раз влезать в воду! Лида замочила одну ногу, ступила другой, – нет, холодно. Вон даже мурашки по всему телу забегали.

– Да ты голову-то живей мочи! – кричала из воды Матрена.

Лида нагнулась, смочила волосы. Вода стекла по волосам и защекотала, потекла по шее, по голой спине... Нет, уж лучше разом броситься. Бух!

В воде было почти так же тепло, как на воздухе.

Любочка, осторожно держась за перильца и ежась всем телом от свежести, сошла по ступенькам, присела, окунулась и поплыла к Лиде. Обеим стало вдруг очень весело. Лида предложила быть китами, набирать воды в рот и пускать вверх фонтаны; Люба устроила бурю, а Лида была корабль, плыла и тонула; потом из корабля Лида сделалась маленьким-маленьким щеночком, которого будто бы барыня велела утопить, она тонула, и Люба спасала ее. Стали прыгать с лестницы, с третьей ступеньки, потом со второй, с первой, с самой вышины. Лида объявила, что вода – настоящий кипяток, и тетя приложила немало труда, чтобы заставить ее наконец вылезти вон.

Выкупались и папа с Колей, проворно и без шума. Все снова собрались на верхней дорожке. Дети были такие смешные – гладкие-гладкие, точно облизанные. Одна только тетя как будто и не купалась: все так же аккуратно было застегнуто светлое платье, так же красиво зачесаны темные глянцевитые косы.

– Неужели мы сейчас домой пойдем, папа? – жалобно спросила Люба. Она после купанья даже гулять разохотилась.

– Коли хотите, пройдемтесь немного, пожалуй.

– Ну а я отправлюсь, – сказала тетя. – У меня дела много.

Тетя ушла с простынями, с Матреной и Жени, а дети с папой снова спустились к реке, прошли вдоль берега и принялись подниматься по узкой дорожке. Лида вздумала было бежать в гору, но запыхалась; однако смирно идти все-таки не могла, стала пробираться по дорожке на самом краю оврага.

– Смотри ты, коза, – сорвешься, слетишь! – солидно заметил Коля.

– Не беспокойся, пожалуйста, уж не слечу. А коли и слечу, так не беда. Там так отлично.

– Что же там такое? – спросил, заглядывая вниз, Коля.

Глубокий овраг весь зарос соснами, травой, дикою малиной. Сбоку, из-под густых нависших кустов, сочилась вода, падала светлою струйкой и проворно бежала внизу по самому дну оврага.

– Видишь, как бежит? И как журчит славно: жур-жур-журрр... Слышишь, будто разговаривает?

– Да, но все-таки не советую тебе лететь туда: крапивы здесь много, – смеясь, заметил Коля.

Лида, однако ж, забежала вперед, осторожно, держась за ветки, пробралась между цепким малинником и крапивой к ручью, напилась из горсточки, поболтала обеими руками и опять убежала поскорей по дорожке обгонять папу.

Несмотря на купанье, всем скоро сделалось жарко; папа предложил присесть наверху.

– Идите скорее сюда! Здесь лавочка есть! – кричала сверху Лида.

Крутая дорожка оканчивалась узкою площадкой, посыпанной красным песком и густо обсаженной сиренью, жимолостью и акацией. С одной стороны зелени не было и с вышины было видно просторное зеленое поле; Далеко за полем – узенькая темная полоска леса, а на поле близко – широкая блестящая полоса Москвы-реки.

– Вот сюда, в холодок, папа! – звала Лида на лавочку под сиренью.

Все уселись, утомленные, красные. Лида еще раз обежала площадку, заглянула всюду, куда только можно было заглянуть, и наконец примостилась на краю лавочки подле папы.

– Ох, устала! А как жаль, что ты тоже очень устал, папа, – прибавила она через минуту.

– Тебе-то что из этого?

– Да так. Если бы ты не устал, ты бы, верно, рассказал нам теперь что-нибудь.

Лида искоса поглядела на папу. Папа засмеялся:

– Нет, слишком жарко; не идут рассказы на ум. Отложим их до другого раза, а теперь лучше так о чем-нибудь поболтаем.

– Ну хорошо.

Лида уперлась обоими локтями в папино колено, положила на руки подбородок и подняла к папе раскрасневшееся лицо:

– А скажи мне, папа, откуда он течет?

– Кто он, Лида? Я ведь не знаю, про что ты меня спрашиваешь.

– Ручей, папа, – тот, что мы в овраге видели.

– Отчего же не спустилась в овраг, не поглядела сама? – спросил папа.

– Да я спускалась. Я к самому тому месту сходила, откуда он льется, – ничего не видать. Кругом сухо, а он бежит из земли, из-под камешка, и все льется, все льется, будто кто-нибудь подливает.

– Это, верно, вода по трубе из Москвы-реки проведена, – заметил Коля.

– Нет, – возразил папа. – Она сама течет в Москву-реку. Это родник.

– Родник?

– Да, родник... Родником называется вода, которая сама собой родится, льется из-под земли. Люди ее туда не наливают, не проводят по трубам, она сама набирается, сама и течет. Ты видела, как она выходит из земли: вдруг показывается, словно родится из-под травы, из-под кустика, – оттого и называется родником.

– Да как же это делается? Откуда же в землю-то вода попадает, папа? Я никак не пойму, – сказала Лида и еще ближе придвинулась к папе. – Я тоже подумала: верно, ее провели откуда-нибудь.

– Нет, из родников вода льется сама, а в землю попадает она сверху, дождем.

– Дождем, папа?

– Да, дождем, градом или снегом. Дождь падает сверху из тучи и поливает землю. На земле от дождя делается грязь, маленькие и большие лужи. Но какой бы сильный ни пошел дождь, какие бы глубокие ни налились лужи, все-таки земля раньше или позже обсохнет. Что же это делается, когда земля сохнет? Сушит ее, конечно, и солнышко сверху, но много воды уходит и внутрь, в глубину, в самую землю. Видела ты когда-нибудь, что делается с водой, когда тетя поливает цветы?

– Видела. Тетя польет из лейки, вода минуточку постоит и потом сейчас же уйдет вся в землю.

– Так. А не замечала ли, что с нею потом делается?

– Потом она проходит через всю землю в горшке и выливается в дырочку на дне горшка, на поддонник.

– Ну а потом что же?

– Ничего. Она так и стоит на поддоннике.

– Отчего же она дальше не проходит, через поддонник?

– Она не может. Поддонник ведь нарочно ставится.

– Ну так послушай же, что я тебе расскажу, – перебил Лиду папа. – То, что делается с водою в тетиных цветочных горшках, то же самое бывает с дождевою водой на земле. Польет дождик землю, сделается сперва на земле грязно и сыро, а потом вода станет понемножку протекать, пробираться себе сквозь землю, просачиваться все глубже и глубже, так глубоко, как только ей будет возможно.

– Да я думаю, ей это будет всегда возможно, папа. Что же может удержать воду в земле?.. В земле ведь нет тетиных глиняных поддонников! – заметил Коля.

– Поддонников нет, но есть что-то другое, что, как глиняные тарелочки, не пропускает через себя воду.

– Что же это такое, папа?

– Это такая земля – глина... Вы, верно, знаете, что земля бывает не вся одинаковая, а различная, верно, это замечали, когда рылись в саду. Бывает чернозем, черная как уголь земля, – помните, еще к нам в деревне на грядки в огород привозили? Бывает песок, белая, похожая на мел известка и, наконец, глина. Вода через всякую землю может пройти: через песок пройдет, через чернозем пройдет, через известку, а как дошла до глины, так стой, – дальше не может идти.

– Отчего?

– Оттого, что глина не пропускает через себя воду.

– А отчего глина не пропускает через себя воду? – пристала Лида.

– Упрямится. Не пущу, говорит, да и полно. Ни за что не хочет пускать, вот как ты вчера, когда заперла дверь перед самым Любиным носом.

– Ах, папа, какой ты, право! Я тебя ведь в самом деле серьезно спрашиваю: отчего глина не пропускает воду? Скажи! – От нетерпения Лида забарабанила кулаком по папиному колену.

– В самом деле, папа, разве вода не может пройти через глину? Отчего не может? – с любопытством спросил Коля.

– В самом деле не может, друг мой. Оттого не может, что глина не такая, как черная, простая земля; она не рассыпчатая, не рыхлая, а плотная, вязкая, точно тесто. Верно, ты и сам замечал это когда-нибудь?

– Замечал, папа, – припомнил Коля. – Из глины, как из теста, можно разные штуки лепить.

– Да, да! – радостно вступила в разговор Любочка. – Из глины всего можно наделать, всяких бубличков, пирожков. А из песка нельзя. Я пробовала, никак нельзя: песок рассыпается и пирожок так и крошится весь на маленькие кусочки.

– Ну, так вот видишь ты, Лида, глина совсем особенная земля: она лепится, точно тесто, не рассыпается, как песок, как простая земля, и бывает такая вязкая, такая плотная, что вода не может пройти через нее. Глина задерживает воду. Сейчас ты поймешь, что делается с дождевой водой. Дождевая вода долго не остается на земле: она пробирается в глубину, в землю, по чернозему, через песок, по известке, все глубже и глубже, до тех пор пока не встретит где-нибудь глину. Тут уж делать нечего, дальше идти нельзя. Плотная, вязкая глина не пропускает через себя воду, и дождевая вода останавливается над глиной, в глубине под землею. Между тем идет новый дождь, еще раз поливает землю, и новая вода опять просачивается сквозь землю до самого глиняного места. Осенью и летом часто идут дожди; зимой падает и весной тает снег, – много воды пройдет через землю, наберется в глубине над залежами глины, – так много, что тесно ей станет, места не хватит. Как же быть? Вниз, поглубже, уйти нельзя – не пропускает вязкая глина; остается наверх попытаться проникнуть. Вот вода и ищет, нет ли где в земле скважинки, трещинки, чтобы пробраться наверх. Находит она трещинку и пробирается через белую известку, через желтый песок, пестрые камешки и черную землю до тех пор, пока не выйдет на свет и не польется по земле родником и ручьем. Вот вам и весь сказ, вся история родника. Как видите, все делается само собой, очень просто. Поняла ли ты теперь, откуда берется родник, Лида?

– Поняла, папа. А знаешь ли что, папа? – встрепенувшись, объявила вдруг Лида. – Я знаю теперь, отчего он бежит такой резвый, веселый. Он соскучился сидеть под разным песком да черноземом, в потемках; он и рад побегать по травке, по солнышку. Правда ведь, да?

– Не знаю. Я его не спрашивал, – смеясь, сказал папа.

– А скажи, отчего он такой холодный? – спросила Лида. – Я пила горсточкой, подставила руку – такая холодная, студеная вода, холоднее, чем у нас в купальне. Отчего она такая холодная, папа?

– Ну а как бы ты думала?

– Не знаю.

– Подумай хорошенько. Может быть, ты знаешь, отчего летом в прудах и в реках вода бывает теплая, нагревается, а зимой замерзает?

– Про это знаю, конечно. Летом жарко от солнца, вода и делается теплою, а зимой солнце холодное, ничего не греет, и воду тоже не греет.

– Вот по этой причине и в родниках бывает всегда холодная вода. Ее солнце не греет; для нее все равно – зима или лето. Какие бы ни были горячие солнечные лучи, им все-таки не достать, не пробраться к ней через землю. Они пригреют землю сверху, осветят и приголубят все, что на ней живет и растет, а в глубине под землею все останется по-прежнему – холодно и темно. Из холодного темного места родник выбежит светлою холодною струей. Ты, верно, не сходила в самый низ оврага, не пробовала там воду?

– Нет, папа.

– Ну а вот там вода гораздо теплее. Там родник течет уже ручьем по земле; он открыт со всех сторон солнцу, и солнце греет его, как греет все вокруг него, как согрело воду в Москве-реке, в нашей купальне.

– Ах, сегодня солнце было очень горячее! – заметила Люба.

– Глядите, глядите на солнце! – закричала вдруг Лида и вспрыгнула на лавку.

Все обернулись.

Солнце стояло на небе сияющим огненным шаром и медленно, важно опускалось за облако к далекому лесу.

– Однако оно скоро ведь сядет, – заметил папа. – Уж поздно. Который может быть час?

И он вынул из жилета часы.

– Восьмой уже. Пора, детки. Пока что, пока доберемся до дому. Дома нас, верно, уже самовар дожидается.

Все встали с лавки.

Лида уцепилась было за папу, стала просить еще одну секундочку подождать, рассказать ей еще одну только, одну-единственную вещичку. Но папа ничего не захотел рассказывать, подхватил Лиду и потащил, как котенка, с горы.

В воздухе потемнело. Тетя давно уже ждала, сидя за самоваром.

Лида сейчас же заметила, что брови у тети совсем низко и совсем близко к носу. Брови, однако, скоро расправились: Коля подошел к ее креслу, стал рассказывать про родник, про родниковую студеную воду, – и тетя переменила гнев свой на милость.

Глава XI

Тетя не успокоилась, пока не привела всего в полнейший порядок, и жизнь на даче пошла по-городскому, без малейшего изменения. Точно так же вставали все в семь часов; с половины десятого и до завтрака дети так же учились; затем в четыре часа шли с Матреной гулять в большой сад; в пять часов обедали и потом снова гуляли, только уже не с Матреной, а с тетей, изредка с папой, когда у него было время.

Лида не любила послеобеденных прогулок. С ней постоянно что-нибудь приключалось, вызывая тетино неудовольствие и замечания. Не помогали сборы перед гуляньем: переодевание, чистое платьице, даже перчатки. Напрасно тетя заставляла Любочку идти с ней за руку или Колю взять ее под руку – выходило только хуже. Лидина тоненькая вертлявая фигурка казалась еще тоньше и вертлявее рядом с кругленькой фигуркой Любочки или с аккуратным, степенным Колей.

– Настоящая обезьянка, когда прыгает на задних лапках и просит орехов, – замечал папа, а тетя только махала рукой.

В Нескучном дач было мало, а дачников еще меньше, так как не все дома были заняты. По воскресеньям приезжали гуляющие, в будни же мало кого можно было встретить в темных аллеях сада. Маленькая парочка, которую в первый день приезда заметила Лида, постоянно прогуливалась в цветнике и немедленно обратила на себя благосклонное внимание тети.

Раз как-то случилось Лиде на бегу за обручем толкнуть маленькую девочку; Лида пролетела мимо, даже не извинившись, а девочка вежливо посторонилась и сказала "pardon"[6], как будто бы она была виновата. Между собой и с гувернанткой дети говорили всегда по-французски, и Лида смеялась, говоря, что у них только и слышно: "pardon" да "merci"[7].– Совсем нечему смеяться! – строго заметила тетя. – Это, кажется, премилые дети, отлично одеты и держат себя превосходно. А я здесь знаю кого-то, про кого этого сказать никак нельзя и кому не мешало бы брать пример с них, вместо того чтобы смеяться.

– Вот я так и знала, тетя, что вы непременно мне это скажете, – ответила Лида.

– А если знала, тем лучше. Значит, ты сама видишь, как тебе далеко до них. На твоем месте я постаралась бы хоть наполовину быть такой милой, как эта девочка.

Лида замотала головой и вдруг носком башмака подбросила камень так, что он перелетел через всю дорожку. Незнакомая милая девочка, уж конечно, никогда бы не сделала этого.

Случайно дети познакомились между собой.

Жени расхворался, простудился и сидел дома; Матрене нельзя было отлучиться, и тетя отпустила детей на утреннюю прогулку с Аксюшей. Лида обрадовалась. После няни Аксюша была ее любимицей. Аксюша одевалась всегда в розовое платье, голову покрывала розовым платочком, а щеки у нее были розовей и платочка и платья. У нее был громкий, веселый голос, она чудесно пела разные веселые и печальные песни, и Лида слушала ее по целым часам в девичьей у гладильной доски или у рабочего столика.

– Смотри же, Лида, будь умницей, – говорила тетя, осматривая и отпуская детей.

– Да, тетя, – ответила Лида.

Маленькая ватага с розовой Аксюшей во главе вышла за ворота.

Лиде с самого утра было очень весело и хотелось смеяться. А то вдруг захотелось высоко подпрыгнуть, пощекотать кого-нибудь или самой засмеяться погромче и кого-нибудь ущипнуть. Однако она вспомнила свое обещание тете и смирно пошла рядом с Любочкой.

На дорожке, вверху цветника, попались им навстречу "милые дети", как называла их Лида. Дети были без гувернантки, с толстою няней в нарядном чепце. Толстая няня вдруг остановилась, минутку подумала, поглядела на Аксюшу, потом круто повернулась и пошла назад по дорожке, подле Аксюши. Через минуту она спросила Аксюшу, чьи дети с нею, чья она сама. Аксюша ответила, предложила ей тот же вопрос, и вскоре они уже разговаривали между собой, как старые знакомые.

– Присесть бы где, – проговорила толстая няня. Присели.

Дети, все пятеро, остановились на дорожке перед скамейкой, искоса поглядывая друг на друга, и молчали.

Незнакомая девочка была совсем не такая, как Лида и Люба. На ней было пышное кисейное платьице без всякого фартука; шляпка не с широкими полями, как у Лиды с Любой, а с цветами и перьями, совсем не закрывала лица и позволяла разглядеть бледные щеки и черные прищуренные глаза. Мальчик, в какой-то затейливой курточке, был повыше ростом и поплотнее сестры, но она держала его за руку и смотрела как старшая.

– Что же вы, детки? – спросила толстая няня. – Познакомьтесь, поиграйте друг с дружкой, веселей будет. Что розно-то ходить!

Лида, казалось, только и ждала этого приглашения. Она всегда была охотница до новых знакомств, а сегодня ей как-то особенно хотелось, чтобы случилось что-нибудь новое, особенное, необыкновенное.

– Меня зовут Лидой, – объявила она и подошла к детям. – А это мой брат Коля, а вот та девочка – моя сестра Люба. А вас как зовут?

– Зиночкой, – ответила девочка.

– А его? Ведь он ваш брат?

– Да, он мой брат; его Петей зовут.

– Хотите играть во что-нибудь, Зиночка и Петя? – предложил Коля.

– Да, да! Теперь нас много, можно отличную игру устроить. Давайте! Во что хотите?

– Все равно. Мы в фанты умеем играть.

– Ах нет, это ужасная гадость – фанты! Лучше во что-нибудь другое. Во что бы?

– Напрасно вы так говорите про фанты, это очень хорошая игра, – заметила Зиночка. – У нас по воскресеньям даже большие гости играют в фанты. Это иногда может быть очень интересно, уверяю вас.

– Нет, нет, какая это игра – сидеть друг против друга и городить всякий вздор! Это совсем не игра. Хотите в прятки? В прятки – вот это отлично!

Зиночку, казалось, особенно удивили Лидины слова "гадость", "городить вздор". Она пожала плечом так, как это делала в гостиной мамина знакомая, важная дама: наклонила голову немножко набок и сказала:

– Пожалуй, в прятки. Только кто же будет искать?

– А это надо сосчитаться, непременно сосчитаться. Иначе нельзя. Становитесь в кружок, – командовала Лида.

Лиде сделалось совсем весело. Ей еще с утра было хорошо; она так и знала, что нынче выйдет непременно счастливый день. Правда, она не приготовила французского перевода и совсем позабыла про гаммы, но это она еще успеет после прогулки, после обеда. А теперь нужно играть. Это такая чудесная игра – прятки.

Дети стали в кружок. Коля вошел в середину и стал обходить всех, тыкая в каждого пальцем и приговаривая так, чтобы на каждого приходилось по одному слову:

Таня, Ваня, что под нами,

Под железными столбами? -

Стульчик, мальчик,

Сам корольчик.

Слово "корольчик" пришлось на Петю.

– Вы корольчик, вы корольчик! Вам искать, – объявил ему Коля.

– Мне искать? Я не хочу искать, – отказался Петя.

– Нет, нет! Теперь уж нельзя, так по справедливости вышло. Скорее, господа, прячьтесь! А вы, чур, не подглядывать, вы спиной повернитесь! – кричала ему Лида, убегая.

Петя хотел что-то сказать, но не успел открыть рот, как вокруг никого не осталось. Дети все разбежались; Лида утащила за руку медлившую Зиночку.

Нечего делать, Петя пошел и присел на скамейку. Кто это придумал играть?.. Пете не хотелось играть. Нужно будет отыскивать, бегать. Пете не хотелось отыскивать, бегать. Его толстые ножки в светлых узеньких панталончиках не любили быстро передвигаться. Петя прислонился к спинке скамейки, опустил на воротничок пухлые бледные щеки и стал слушать, что говорили между собой няня с Аксюшей.

– Готово, пора!.. Пора! – кричали ему со всех сторон.

Он не слыхал.

– Ах, да пора же! – крикнула что было силы Лида и высунула на минуту из-за куста веселое раскрасневшееся лицо.

Петя не увидал ее. Он встал и медленно пошел по дорожке. Ах, он совсем не умел искать! Он глядел на песок, на дорожку, на небо, он так смешно задирал голову, когда раздвигал кусты, что Люба не утерпела и громко расхохоталась.

– Люба, Люба, что же ты! Молчи, – шепнул, зажимая ей рот, Коля.

Но было уже поздно. Петя уже увидал их.

– Ага, вот вы!

– Хохотунья этакая! Никогда не стану больше прятаться с тобой! – сердито говорил Коля.

Лида выглянула из-за куста: они повернули за угол. Лида выскочила и на цыпочках, красная, высунув язык и едва переводя дух, побежала к скамейке.

– Аксюша, голубушка, спрячь меня!

Никто не умел прятать так, как Аксюша. Она всегда помогала Лиде.

– Куда же я спрячу тебя, матушка ты моя? – сказала, оглядываясь кругом, Аксюша. – Ишь место-то какое гладкое. Как есть некуда.

– Куда-нибудь, куда хочешь, только поскорей. Поскорей только, Аксюша!

Аксюша поднялась с лавки и в недоумении осматривала дорожку. Лида от нетерпения крутила себе пальцы и взрывала ногой песок. Вдали послышались голоса.

– Ах, они сейчас сюда придут! Ах, Аксюша, ради Бога, как же быть! – зашептала Лида в отчаянии. – Аксюша, ты садись, а я к тебе за юбку спрячусь, – придумала она вдруг.

– Нехорошо, Лидочка. Увидит кто...

– Ничего, ничего, только они бы не увидали. Ах, Аксюша, вот они идут! Ах, пожалуйста...

Лида почти насильно усадила Аксюшу и в минуту завернулась вся ее розовой юбкой. Еще немножко – и она бы опоздала. Она почувствовала, как Аксюша придвинулась поближе к толстой няне, как расправила складки на платье, как приставила зонтик к тому месту, где она сидела. Сквозь розовый ситец юбки Лида увидала детей на дорожке, близко. Она вся съежилась, сделалась совсем маленькая-маленькая и притаилась, едва дыша.

Нет, никогда бы Пете не найти Зиночки: она так ловко подобрала белое платьице и завернулась темной мантилькой, что чуть видно было в зелени темную мантильку и черные башмачки. Петя нечаянно наткнулся на нее, а то бы не отыскал ни за что.

– Теперь одной Лиды недостает, – заметил Коля. – Ну, эту вы не скоро найдете – она хорошо прячется.

Петины бледные щеки немножечко покраснели, а волосы вспотели под шляпой.

– Я устал. Я не хочу больше искать, – вдруг сказал Петя.

– Теперь только Лида осталась; она последняя, – говорила, утешая его, Любочка.

– Все равно, я устал. Что это я все один ищу! Я с няней домой пойду.

– Петя, нельзя, – сказала по-французски Зиночка. – Вы говорите, ее очень трудно найти? – прибавила она, обращаясь к Коле. – Так будемте ее все вместе искать. Давайте ему помогать.

– Нет, нельзя! Это не по правилам. Ну, впрочем, что ж, пожалуй, – согласился Коля, глядя на плаксивое выражение лица Пети.

Все рассыпались в разные стороны. Но напрасны были усердные обшариванья кустов, общие поиски за всеми скамеечками по дорожкам, – Лида не находилась нигде. Петя еле волочил ноги и совсем опустил нижнюю губу. Вышел из терпения и самый терпеливый – Коля.

– Что это она точно сквозь землю провалилась! В самом деле устали искать! Лида, где ты? Откликнись. Скажи одно словечко. Скажи: здесь, Лида.

– Зде-есь! – тихонечко и близко пропищал, пропел тоненький-тоненький голосок.

– Батюшки! Да она здесь где-то, – сказала Люба, оглядываясь вокруг. – Аксюша, ты, верно, знаешь, ты ее спрятала?

– И, матушка, Господь над тобой! Мы вот тут с няней разговором занялись. Видом не видали, слыхом не слыхали, – говорила, отмахиваясь обеими руками, Аксюша.

Новые усердные поиски и снова без всякого успеха.

– Да где же это она? Лида, скажи еще раз, где ты?

– Здесь!

Все повернулись как раз в противоположную сторону. Сквозь розовую юбку Лида разглядела – все стояли спиной. Мигом сдернула она широкую шляпу и вынырнула из-за скамьи...

– Здесь! – крикнула она и повисла, подпрыгнув, на спине Коли.

– Как? Что? Откуда?

– Я у Аксюши за юбкой сидела, – заявила, кружась по песку, Лида.

– За юбкой?! – с удивлением переспросила Зиночка. – Как же это? Ведь неловко.

– Ничуть не неловко! Отлично было! А вы никого не нашли, вам опять искать, – заявила Лида, подлетая к Пете.

– Мне искать?.. Опять искать! – начал Петя, и не успела Лида ответить, как губа у него совсем опустилась, глаза наполнились слезами и слезы закапали по щекам.

– Что вы? Что с вами?

– Петя, о чем же вы плачете? – с испугом спросила Любочка.

– Опять искать! – повторял, всхлипывая и сморкаясь, Петя. – Опять искать! Mon Dieu!..[8]Зиночка, сощурившись и пожимая плечом, совсем как мамина знакомая дама, рассуждала с Колей о том, что в прятки играть в саду вовсе неловко, и предлагала свои любимые фанты.

– Посмотрите, ваш Петя плачет, – позвала ее Лида.

Услыхала, испугалась и подбежала толстая няня:

– Батюшки, красавчик мой! Кто вас обидел?

– Петя, что с тобой? – недовольно допрашивала Зиночка. – В саду, того и гляди, пройдет кто-нибудь! Перестань сейчас, как не стыдно! добавила она строго.

Петя никому не отвечал, утирал слезы, всхлипывал и повторял: "Опять искать! Mon Dieu!"

– Ну, послушайте, Петя, ну о чем же вы плачете? – говорил, успокаивая его, Коля. – Ведь Лида не знала. Лида поможет вам теперь спрятаться, а я буду искать вместо вас. Хорошо? – предлагал Коля.

– Я не хочу играть, я домой хочу, – проговорил Петя сквозь слезы.

– Право, я ведь не нарочно, – извинялась Лида.

– Ничего, он всегда такой, он у нас все плачет, – заявила Зиночка, пожимая плечом. – Мы пойдем домой, Петя, – обратилась она к брату, – но ты прежде перестанешь плакать и вытрешь глаза. А то они у тебя будут красные, и мне будет совестно идти с тобой. Раскланяйся хорошенько со всеми, и пойдем.

Петя, все еще всхлипывая и утираясь, обошел поочередно детей. Зиночка любезно протянула всем ручку в перчатке.

– До свидания. Вы ведь каждый день гуляете в парке?

– Да, да, – отвечали дети.

– Ну и мы тоже, – значит, увидимся. Тогда я покажу вам новую игру, меня гувернантка наша выучила. Даже большие гости играли в нее в прошлое воскресенье. А в прятки большие гости не играют никогда.

Зиночка еще раз кивнула головой и пошла по дорожке об руку с братом, а толстая няня, расцеловавшись с Аксюшей, заковыляла уточкой позади.

Папа вернулся из города так рано, обедать подали так скоро, а до обеда о стольких вещах нужно было потолковать, рассудить, что Лиде совсем не осталось времени заглянуть в перевод или присесть за фортепиано, за гаммы. Ну ничего, она еще, верно, после обеда успеет. А то, может быть, тетя и не спросит совсем. Уроки ведь старые. Может быть, ей сегодня во всем выйдет счастливый день.

За обедом Лиде непременно хотелось заговорить при тете про новых знакомых, рассказать ей про "милых детей". Лида знала, что, стоит только кого-нибудь побранить, тетя сейчас же непременно заметит.

– Какой он глупый! Правда, Коля? – спросила Лида за супом.

Коля занялся вкусной косточкой; он доставал вилкой мозг и не слыхал вопроса.

– Правда, он глупый, Коля? – повторила Лида.

– Кого это ты все бранишь, Лидочка? – отозвалась с другого конца стола тетя.