Текст книги "GoodAsYou/НичемНеХужеТебя (СИ)"

Автор книги: Лидиана Мартинян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

  – Вот это поворот, бедный парень.

  – Деньги, которые Мэно копил на обучение в университете, целиком и полностью уходят на билеты в Испанию и на похороны всей своей семьи. Сначала Мэно едет на родину, чтобы остаться там и не возвращаться в Америку, но увидев огромный черный круг выжженной земли на месте своего дома, он понимает, что умрет здесь в скором времени, если не убежит отсюда. Похоронив семью и отдав деньги на помощь пострадавшим соседям, Мэно едет обратно в США, чтобы попытаться забыть то, что произошло с его семьей. Нелегальное помещение, в котором Мэнолито устраивал корриду с быком, давно ждет парня с его фееричным шоу, и Мэно туда возвращается, правда быка приходится отнять от парня в первые две минуты: Мэнолито кидает мулету на пол и становится перед мчащимся на него быком. Думаю, понимаешь, почему он это делает, очередная попытка самоубийства. Кстати, бык в этом фильме весьма символичен, бык – это символ Америки, Мэно, все это время устраивающий корриду с быком, дрался со страной, в которую приехал, это были постоянные поединки один на один, возможность доказать, кто кого сильнее, я помню трактовку символа быка в произведении Хэмингуея 'По Ком Звонит Колокол', нам в университете объяснили это так: Хэмингуей через корриду пытается показать борьбу героя с жизнью, борьбу на выживание, которую он ведет каждый день. Вот и Мэно, дерущийся до недавнего времени и приносящий людям радость своим выходом на арену, решил сдаться, ему больше нечего доказать, он побежден. Следом он находит мертвую Амаранту, по всей видимости, забитую кем-то до смерти. Джакобо задолжал каким-то парням крупную сумму денег и не знал, на ком выместить свое отчаяние по этому поводу. Дальше начинается одна из самых эмоциональных сцен во всем фильме: драка тихого и доброго Мэно с Джакобо. Когда она начинается, зритель заведомо уверен, победит орангутанго-образный Джакобо, но тут я хотела показать, что на самом деле значит фраза 'не ввязывайся в драку с тем, кому нечего терять', Мэно накидывается на него со всей ненавистью, которая накопилась в нем ко всем обстоятельствам, спровоцировавшим череду несчастий в жизни парня: к невиноватому водителю, сбившему его Паку, к Паке, которая не любила его так сильно, как он хотел, к инфаркту, ударившему ее отца, к внезапному пожару, убившему его семью, и к Джакобо, убившему его Амаранту. Джакобо убегает от рыдающего и стенающего Мэнолито, пытающегося догнать его и не появляется в доме в течение нескольких дней. Только тут Мэно осознает, что Амаранта беременна, он не заметил ее живота в самом начале. Он бежит в ближайшую больницу с Амарантой на руках, напрочь позабыв об обучении, попытках поступить куда-нибудь или показать свои проекты в строительные компании. Просидев в клинике больше шести часов, в первых лучах рассвета наш бедняга получает в качества ответа на вопрос: 'как Амаранта?' сверток с новорожденным ребенком, Амаранту спасти не удалось.

  Лили допивает последние капли кофе, чтобы рассказать конец истории Мэнолито.

  – Не успевает Мэно опомниться, как в его квартал приезжает престарелый мужчина и, ворвавшись в квартиру, некогда принадлежащую Амаранте и Джакобо, принимает Мэно за последнего и набрасывается на него со всей дедовской прытью. Парню кое – как удалось спрятать визжащего ребенка подальше от старческого кулака и тростя, и объяснить дедушке, что он не Джакобо, а Мэнолито. Бедолага покупает билеты обратно в Испанию, к семье девушки, найдя адрес проживания в документах скончавшейся Амаранты. Забрав ребенка и все свои вещи, Мэно ждет срока вылета из США, за день до этого ему звонит некая организация с просьбой прийти к ним со всеми своими чертежами. Мэно берет чертежи и ребенка в охапку и приходит по указанному адресу, в здании которого ему предлагают работать разработчиком идей и помощником главного инженера. Мэно отказывается, ответив на вопрос 'Почему?' фразой 'Мне здесь не место'. Оставив умершую Паку, ее отца, Амаранту, клуб тореадоров, испанских парней из своего квартала, прекрасную работу и дедушку Амаранты, таки дождавшегося Джакобо, и повалившего последнего на пол, оставив все это, Мэно улетает в Испанию к ее семье. И здесь мальчика встречают побоями; гвардия грозных братьев девочки уже давно выстроилась в ряд и ждала прибытия Джакобо, спутав его с Мэно; он бежит в ближайший сеновал и запирается там с кричащим младенцем, до тех пор, пока его с силой не вытаскивает оттуда и не избивает до обморока троица озверелых испанских молодых мужчин. Бросив его обратно в сеновал и заперев там с ребенком, они ждут прибытия отца и деда семейства. Дед и отец прибывают к глубокой ночи и выносят вердикт, гласящий, по мнению все узнавшего деда, что Мэно надо освободить. Парню открывают дверь и дают кров на ночь, ребенка забирает к себе мать Амаранты. На следующее утро, поближе познакомившись с Мэно, узнав о несчастье с его домом, и обработав его раны, семья Амаранты, получает от него 'большое спасибо за прием' в виде всех собранных вещей девушки, ее документов, и денег, которые она упорно копила на черный день. Отдав ребенка и все вышеперечисленное, Мэно от чистого сердца благодарит семью за еду, прощает им их ошибку и скромно собирается свои вещи, чтобы отправиться в никуда. Последнюю сцену я вижу вот какой: Мэнолито, отшагавшему шагов сто и не разбирающему дорогу, по которой он идет, кричит, выбегая мать Амаранты, он возвращается и слышит от отца семейства следующую фразу 'Я слышал, ты очень хорошо разбираешься в строительстве, нам как раз нужно достроить чулан, останься с нами, Мэно'.

  Антонио внимательно смотрит на свой указательный палец, которым водит по деревянному столу, да, очередной шаблонный кусок латино-американской страсти. Как бы сейчас сказать ей об этом, сказать так, чтобы не обиделась.

  – Послушай, Лили, что-то слишком много горя для одного фильма, не обижайся, пожалуйста, но, действительно, создается впечатление, что ты специально наштыковала одну трагедию на другую, дабы угодить зрителю, жаждущему нахлебаться слез.

  – Почему ты так думаешь? Ты считаешь, что не бывает таких историй? Что нет людей, которые бы не успевали вставать с колен после очередной жизненной подставы?

  – Я так думаю, потому что в рамках фильма это будет смотреться намеренно, специально. Я считаю, есть истории и похуже; и да, такие люди есть, Лили. Не злись, пожалуйста. Просто подумай, почему на голову Мэно выпадает столько проблем? Чем он это заслужил? Как ты ты это объяснишь?

  – Я объясню это так: на голову Мэно посыпалось столько проблем, потому что такова была его судьба, отвечать на этот вопрос по-другому будет глупо, нельзя ответить на вопрос: 'почему со мной случилось то или это?', однозначно, причины можно искать, можно копать, но зачем? Редко, очень редко удастся докопаться до истины, до ясного набора готовых ответов. Вот ты бы, что ответил на вопрос о том, почему все это случилось с Мэно? Я бы ответила так: это его судьба. Судьба Мэнолита оказалась такова, чем он это заслужил? Ничем, Тони, это я знаю точно. Но Мэно заслужил семью, которую он в конце и получает, потому что последняя фраза, сказанная отцом семейства Амаранты символична: 'останья с нами, Мэно", это значит 'останься с нами навсегда, будь членом нашей семьи'. Мать Амаранты ждала свою дочь обратно, и получила ее, потому что Амаранта родила девочку, которой Мэно дал точно такое же имя. Здесь в фильме все циклично, Мэно теряет и снова находит семью, мать его подруги теряет дочь и снова обретает ее новую в лице внучки. Кстати, заметь, имена там тоже подобраны не случайно: Мэнолито значит 'Бог с нами', Амаранта – 'Вечная, бессмертный цветок', Пака – 'свободная', Джакобо – 'уничтожитель'. Мэно подобен милосердному Господу, он всем помогает, он дарует жизнь и возвращает умерших их семьям, он помощник и опора, Амаранта – умерла, чтобы возродиться в лице своей дочери, которая возвращается к ее матери, ждущей Амаранту домой после Америки, Джакобо – уничтожил Амаранту и уничтожал все вокруг, тут, думаю, все понятно; Пака – девушка, стремящаяся быть в центре внимания, но так дико боящаяся связать себя с кем-либо, в конце решила быть свободной, нежели с Мэно.

  – С именами все ясно, Лили. Вот только сюжет...

  -Тони, ты режиссер, ты, конечно, можешь все поменять, но я не хочу тебе врать – мне будет очень обидно и непонятно, почему ты все поменял, если ты это сделаешь. Я записалась на практику к тебе намеренно, я бы могла выбрать какого-нибудь опытного режиссера и сидеть все каникулы в гримерных, заваривая кофе для актеров, как это делают наши ребята, а ведь понтовались, болваны, что им повезло с режиссерами, вот и результат – роль разнорабочего в сфере услуг для процесса съемки. Я же выбрала тебя, потому что надеялась, что ты в силу своего уровня и своего потенциала, будешь слушать меня, не слушаться, а слушать. Я тебя не принижаю и не приравниваю к себе, ты меня сильнее, умнее, ловчее, я это уже давно знаю, мы долго общаемся. Но я выбрала тебя, потому что я думала, что у нас с тобой будет диалог, а не твой монолог с моими короткими вставками.

  – А я выбрал твой сценарий, потому что ты единственная поверила в меня, и вручила мне в руки очень масштабный проект, даже не спросив, смогу ли я справиться с этим или нет; ты это не спросила, не потому что забыла об этом, а потому что действительно уверена, что я с этим справлюсь, я прекрасно знаю, что мы будет начинать вместе: ты как сценарист, я как режиссер; но я не такой сильный и умелый, каким ты меня себе представляешь, а потому, я тебя буду слушать, Лили, потому что мне это необходимо, опираться на кого-то кроме себя, я ведь пропаду один.

  6

  Антонио Альваресу, собирающему съемочную группу для начала съемок фильма 'Мэнолито Здесь Не Место', не спящего очередной месяц, и занимающего в долг последние копейки на съемочное оборудование и технику, Тони, втихаря попивающему успокоительное и таблетки от бессонницы, показалось сначала, что Лили шутит, или путает правду с вымышленностью. Она прибежала после очередной встречи по поводу согласия на съемки в одном из районов Бостона, уселась в комнате Альвареса и разрыдалась, сбивчиво рассказывая о некоем дедушке по имени Аугусто, у которого был сын Мэнолито.

  – Тони, до сегодняшнего дня я не видела ни фотографий, ни видео с этим парнем, и буквально пару часов назад старик вышел ко мне во двор с черно-белой фотографий молодого парня с хвостиком и с мулетой в руках, понимаешь? Тони, сходство просто поразительное, ты видел мои рисунки, видел, каким я набросала Мэно, так вот, это называется 'точь – в – точь', это...я даже не знаю, как это назвать. Его сын уехал из США, не сумев заработать для своей семьи и скончался в Испании, старик теперь живет здесь и мечтает быть погребенным рядом с сыном...и этот Мэно, он также был влюблен в какую-то девочку из соседнего квартала, занимался корридой, мечтал стать матадором, умер в двадцать лет, Тони, в двадцать...

  Здесь Лили начинает захлебываться от слез, и, закрыв голову руками, разражается девчачьим душевным рыданием, напугавшим опешившего Тони до такой степени, что он вскакивает с места и начинает громко говорить:

  – Хватит, Лили! Я прошу! Хватит! Да, сходства могут быть, но зачем из-за этого рыдать? Я не сплю уже который месяц подряд, я тоже сейчас могу повалиться на колени и зарыдать, но я же не плачу! Успокойся, Лили, прекрати!

  – У него было несколько инфарктов, он начинает волноваться, когда рассказывает про своего сына, но он все равно, он каждый вечер выходил ко мне, чтобы рассказать о своем сыне...

  – Что? Сколько ты уже с ним видишься?

  – Около месяца, может чуть больше.

  – И ты мне ничего не сказала?

  – А что сказать, Тони?

  – Что сказать?! А вот что, например: 'Тони, сегодня вечером я не смогу помочь тебе с планом съемок, потому что я теперь каждый вечер устраиваю сентиментальные посиделки с неким дедушкой из какого-то там района' или: 'Тони, сегодня я не буду тебе помогать искать костюмы для съемок, потому что мой дедушка...'

  – Тони, перестань! Да, я понимаю, как это смотрится со стороны, но это очень важно, по крайней мере, для меня, помнишь наш диалог про то, что таких персонажей не существует, знаешь, как мне стало стыдно после нашего разговора тогда в кафе? Я себе такой глупой показалась, я хотела все переделать...

  – Почему ты мне об этом не сказала?

  -Не перебивай, пожалуйста, я подумала, что я не умею писать приближенно, реально, я вообще подумывала о том, чтобы забрать отсюда документы...

  – Ну и дура же ты!

  – Погоди! Но вот когда я встретила этого дедушку, ты вообще можешь представить, как это для меня важно? Трагедии, которые я наштыковывала, как ты говорил, одну на другую, существуют, они произошли с этим реальным Мэно, здесь, много лет назад, а это значит, что я ничего не преувеличила, что такое имеет место быть, что я пишу о серьезных вещах. Я сама в себя снова поверила, я так плакала, Тони этот дедушка...

  Антонио Альварес снова завязывает волосы в тугой хвост – жест, означающие его решимость взять ситуацию под контроль. Надо ее успокоить, заварить ей чай, по которому она сходит с ума. Уложить спать, она устала, у нее красные круги вокруг глаз, как бы не заболела, этого еще не хватало. Стала совсем худой, еще и волосы постригла под мальчика, теперь ей вообще на вид лет пятнадцать.

  Лили, посапывающая и булькающая какие-то непонятные звуки, прислушивается к шипению чайника, затем чувствует, как две руки осторожно поднимают ее со стула и укладывают на кровать, накрывая пледом. Тони садится возле нее и протягивает чашку с чаем, густой пар, исходящий от чашки, светится в лучах солнца, на секунду Лили кажется, что все пройдет гладко и все будет хорошо. Она приподнимается, берет чай в руки и делает первый глоток.

  – Она мне отказала, прикинь?

  Антонио расстегивает первые две пуговицы белой рубашки и откидывается на спинку стула.

  – Это та, которая была со светлыми волосами? Как ее там...Нейла?

  -Почему была? Она и сейчас есть, да, Нейла.

  – А че отказала?

  – Мы с тобой не подходим друг другу, Тони.

  Альварес вытягивает губы в трубочку, пародируя ту самую Нейлу. Лили широко улыбается, и издает два или три безудержных взрыва хохота.

  -А кто ей подходит? Майкл, Мигель, Томи?

  – Не знаю, наверное, кто – нибудь из команды регбистов, ну или мажор.

  – Вот пусть тогда выстроится в очередь желающих и ждет таких. Удачи ей в этом, ты Тони станешь режиссером, и у нас будет шанс передать сучке привет из телека, когда мы снимем фильм.

  – Ха-ха, если такое произойдет, я передам привет маме, я ее позабуду к этому времени, я ее уже забыл.

  Антонио отпивает большой глоток кофе и разглядывает узор на пледе. Либо дня через два, либо на следующей неделе. Надо начать через два дня, это было бы прекрасно.

  7

  – Послушай, Тони, Ромеро должен стоять вот здесь, видишь, как у меня нарисовано, Мэно как бы выходит из угла, не сразу, а постепенно...

  Лилиан стоит на улице, укутавшись в куртку, и показывает прозябшему Антонио один из своих набросков. Лили рисует каждый кадр, который она представляет в голове. Если его отсняли, она отрывает кусок бумаги, на которой был нарисован рисунок, и кладет его в отдельную папку для использованных кадров. Ромеро, тот самый шутник и заводила компании, который напугал Лили в столовой, в самый первый день ее знакомства с компанией Тони, этот самый Ромеро и был выбран на роль Мэнолито. Теперь он стоит, ожидая команды Антонио, который горячо спорит о чем-то с Лилиан, размахивая руками и показывая пальцем в сторону актера.

  – Долго вы там, эй? У меня задница продрогла, кто мне ее будет размораживать? Тони, в контракте ты не написал про форс-мажорные обстоятельства!

  – Какие еще обстоятельства? Кричит разъяренный Тони.

  – А вот какие! Ромеро поворачивается спиной к съемочной группе и опускает брюки вместе с трусами, показывая две ярко-розовые половинки озябших ягодиц.

  Шквал аплодисментов и бешеный гогот стихли только тогда, когда Тони в пятый раз попросил всех успокоиться и продолжить съемки.

  – Ромеро, становись вон туда, выйдешь из угла, тогда, когда я скажу!

  Кричит Тони Альварес и приготавливается, чтобы дать команду.

  Через несколько часов Лилиан Кабика забегает в ближайший ларек с фаст-фудом и закупает два больших пакета гамбургеров на половину съемочной группы, на другую половину закупается Джимми Джидао – полукитаец– полуамериканец, с радостью прибежавший на помощь Антонио, когда тот собирал рабочий состав для съемок фильма. Усевшись перекусить в небольшом гараже, с трудом превращенным в своего рода 'столовую для съемочной группы', Джими и Лили разливают всем горячее кофе и чай. Антонио разговаривает по телефону со своей тетей, живущей в соседнем квартале, та разъяренно кричит с другого конца провода о том, что Тони ее забыл и не навещает, настаивает на встрече с Лили и спрашивает, когда ее племянник получит какую-нибудь золотую статуэтку за еще не отснятый фильм. Под одобрительный гул и радостные свисты в честь горячих куриных ножек, Тони наливает себе кофе и подумывает о том, когда можно выкроить удобный день для встречи с тетей.

  Надо ее отвезти к ней, а то ему крышка, будет не удивительно, если тетя снова заведет шарманку и станет утверждать, что они с Лили подходят друг другу.

  И Тони, выкроив тот самый день, ведет усталую и заспанную Лили субботним прохладным утром в гости к своей тете Беатрис. Он, не сдержавшись, начинает безудержно хохотать, наблюдая, как маленькая ростом Лилиан, словно ребенок, поскальзывается на льду и падает, затем встает, чтобы поспеть за ним и снова падает. Этот ряд падений по дороге к тете будет не последним, точно так же она спотыкнется и упадет на пути к награде за отснятый фильм и именно Антонио выпадет честь держать ее за конец длинного платья одной рукой и за левую руку другой, чтобы провести ее до микрофона, стоящего на сцене.

  Тетушка Антонио – несчастная Беатрис, поехавшая вслед за мужем в США и овдовевшая в чужой для нее стране, уже пятнадцатый год подряд живет в этом городе совершенно одна, не в силах оставить мужа и уехать обратно в Испанию. Соседи заменили ей семью, с ними она живет больше пятнадцати лет. Весть о том, что ближайшие несколько лет ее любимый Антонио будет находиться рядом с ней, стала для Беатрис самой радостной, поскольку ее собственные дети давно разъехались по штатам и очень редко виделись с матерью. Она приняла Тони и Лили в тщательно вылизанной квартире с щедро накрытым столом, с едой, которую хватило бы на целую неделю вперед. Они провели у нее больше шести часов. Тони приходилось несколько раз отлучатся, чтобы выяснить вопросы, касающиеся съемок фильма. Именно в эти драгоценные для Беатрис моменты, женщина набрасывалась на Лили с прытью любопытной курицы-наседки, которую давно оставили свои цыплята, и которой отчаянно хотелось помочь и поспособствовать улучшению в чьей-либо жизни. Она обрушила на удивленную и напуганную Лили всю нерастраченную и накопившуюся материнскую любовь и женский свинячий восторг при виде ребенка. Ей хотелось узнать все детали и подробности их общения с Тони, за эти недолгие полчаса Лили узнала о нем столько, что кардинально поменяла мнение о холодном и железо-бетонном Антонио Его Величестве Альваресе.

  Тони часто прятался в кустах и ссал в штаны, когда был маленький, Тони постоянно ковырялся в собственной заднице, именно в такой позе его и находили по утрам: с засунутым в свою детскую щель средним пальцем, Тони засовывал в обертки от жвачек пластилин и дарил его своим врагам, уверяя их, что хочет с ними помириться, первую девочку, в которую влюбился четырех-летний Тони, ждала месть отвергнутого влюбленного, после того, как она поцеловала другого мальчика – Тони снял с нее трусы и юбку на глазах у всей детской площадки, Тони опрокинул горячий суп на школьного повара, за то, что тот на него прикрикнул, Тони чуть не разнес главный вход музея, когда удрал с ребятами на тачке в ночь после выпускного.

  Лили решила не рассказывать своему другу о том, что узнала про него от Беатрис, она понимала, как обидно и неприятно будет Антонио, но он не переставал задавать один и тот же вопрос: почему она постоянно смеется, когда смотрит на него. После встречи с его тетушкой, Лили стала часто брать Тони и их испанских друзей к женщине. Беатрис это нравилось, она чувствовала себя нужной, чувствовала, что принимает участие в создании чего-то важного, ведь кормить рабочих из съемочной площадки – дело не из легких. Лили часто оставалась с ней, чтобы помочь с мытьем посуды, которое заканчивалось мытьем головы последней специальным шампунем для роста волос и натиранием кожи головы яичным желтком: Беатрис никак не могла смириться с мужской прической девочки. Ее любовь и потребность к этим детям росла также быстро, как и непокорные волосы Лили.

  8

  – Ну вот и все, финишная прямая, как говорится: осталось отснять последние сцены фильма: с быком и с дракой Мэнолито, – говорит уставший и похудевший Антонио после трех месяцев съемок, кое-как совмещенных с учебой. На него смотрит не менее покатанная и вареная Лилиан Кабика, волосы которой отрасли и стали похожи на кудрявую копну черных пышных цветков, усыпанных на голове. Она протирает свои напряженные глаза, проводит подушечками пальцев по синякам и впадинам под ними и чешет нос; нужно позвонить матери и сестре по скайпу, пойти проведать Беатрис, встретится с Мирандой, чтобы поболтать, доделать отчетную работу и вовремя сдать ее, чтобы расквитаться со всеми долгами по учебе и снова вернуться к съемкам.

  Миранда Монше и Лилиан подружились незаметно и быстро: поначалу Лили опасливо обходила девушку стороной, ведь та встречалась с Джеком, а Лили прекрасно помнила все те сказания о парне, которые ей поведал Тони, но Доссен и вовсе не обращал на Лили внимание, что было для нее очень удобно. Лили еще не знала, как изменится отношение Джека к девушке через несколько лет и что станет поводом для этого. Летающая от счастья Миранда постоянно делилась с Лилиан подробностями о своей личной жизни, и это здорово отвлекало устающую девушку от печальных философских раздумий по ночам, Лили понимала, Миранда рассказывает ей о себе с Джеком не для того, чтобы похвастаться, а по доброте душевной, потому что она счастлива и хочет поделиться этим с кем-нибудь. Все больше и больше Лили стала сомневаться в прогнозах Антонио относительно планов Джека и всяких научных экспериментах. Несколько месяцев назад Доссен здорово подрался со своим давним врагом – неким Регги Роджерсом, который грубо оскорбил Миранду, дрались так, что после них остались кровавые следы на асфальте. Все видели эту драку, включая ошалелую от страха Лили. Стал бы расчётливый психолог – экспериментатор жертвовать своим носом, правой рукой, и двумя ногами ради какой-то там научной работы? Лили так не думала. Лили задумчиво обводила взглядом все те облюбованные Джеком места на коже Миранды и, ужасаясь ярко-сиреневому цвету сочных засосов на шее, ключицах и плечах девушки, думала – возможно ли любить так сильно, чтобы делать больно?

  Ответы на эти вопросы она не находила, потому что боялась спросить об этом всегда, а в последнее время особенно злого Антонио; если бы Лили рассказала об этом Беатрис, та бы вспомнила всех любовей своей бурной молодости и привела ряд старых проверенных временем испанских доказательств, что можно, а слушать это у девушки не было времени.

  Времени оставалось все меньше, так как большая часть людей, помогающая бедному Антонио со съемками оставили проект из-за нагрузок с учебой и работой, в конце съемочная команда сократилась до пятнадцати человек, которые составляли одни испанцы и Лилиан. Тони срывался на всех и по любому поводу. Он выполнял девяносто процентов того, что делать не должен был в силу своего положения, но так как людей катастрофически не хватало, он пытался справиться со всем вместе с горсткой таких же усталых, как и он, рабочих. Пиком разлада и трещины в работе группы стал страшный для всех день, когда ублюдок Джек Доссен, по непонятным причинам возненавидевший Тони и все, что связано с ним, попросил полицейских и знакомых своего отца подсказать съемочной группе один из самых опасных районов, в котором якобы можно снимать сцены ночью. Схватив свою команду в охапку, Тони ринулся к этому месту, совершенно не подозревая, что в самой глубине этой дыры находится армия татуированных отморозков, торгующих наркотиками и держащих у себя за пазухами всевозможные виды оружия и ножей. Осознание того, что сейчас произойдет что-то плохое пришло к Тони только на середине пути, когда он резко остановился и преградил всем остальным дорогу, вытянув перед ними свои руки, словно знаменитая статуя Иисуса в Бразилии. Однако они уже давно опоздали, потому что на обратном пути их поджидали мужчины, очевидно, управляющие здесь абсолютно всем. Лилиан никогда не забудет полностью татуированное лицо и сбритые брови, на месте которых были набиты непонятные символы с крестами по краям, два острых глаза, впившихся в нее и насмешливо ощупывающие все ее тело, Лилиан также не забудет черное и бездонное круглое отверстие ствола, нацеленного в ее лоб, ее дрожащие скулы, которые свело от боли, так сильно она их сжала, чтобы не разрыдаться от страха, Тони, умоляющего их отпустить группу в обмен на себя, он взял вину на себя, он пытался извиниться перед ребятами таким образом; она видела, как он смотрел на нее с тем мудаком, как он боялся, что он тронет Лили, как переживал за нее, за то, что она девочка, и ей, возможно, достанется больше чем ему и его парням. Лили никогда не забудет, как молча шла прочь из этого района, крепко вцепившись в руку Тони, дрожа всем телом и не веря, что таки вышла оттуда, вышла живой и не тронутой ни одной пулей или ножом. Тони удалось их разговорить, он сказал, что снимает фильм о культуре и быте Испании, что фильм будет выставлен на международный конкурс, что их покажут по телевизору; Лили, как сценаристу, пришлось в очередной раз поведать историю несчастного Мэнолито, в конце угроза превратилась в дружеский разговор о съемках фильма, мужчины оказались испанскими иммигрантами, давно проживающими в США, они отпустили ребят, взяв с них обещание обязательно доснять фильм и сделать это как следует. 'В следующий раз сними про нас, брат, пусть знают, что мы такими становимся не от хорошей жизни, пусть про нас тоже узнают' – кричал вслед Антонио один из них. Лили также будет помнить, как сидя в круглосуточном кафе вместе со всеми ребятами и пытаясь выпить купленный для нее крепкий чай, вздрогнула, увидев, когда из ее носа обильно хлынули струи крови, как смеющийся Тони принялся вытирать ей нос горсткой салфеток, он всегда смеялся, когда волновался больше всех. Первая кровь из носа, которая хлыстала из дрожащих ноздрей Лили, отрезвила Тони. Он вдруг понял, что нужно как можно быстрее заканчивать со всем этим, что время подошло и откладывать что-либо больше нет смысла. Кровь Лили стала для него своего рода пощечиной, напоминанием о том, что люди, которые пошли за ним до конца, чуть не умерли пятнадцать минут назад за общую идею, и у него больше нет прав на ошибку, он несет за них ответственность, он не должен рисковать, он должен думать на несколько шагов вперед и только потом, убедившись, что все в порядке, пускать свою группу помогать ему.

  9

  – Он умер, Тони, – еле слышно произносит Лили, сидя напротив Альвареса и теребя листок со словами Ромеро в руках.

  – Кто, Лили?

  – Тот дедушка, отец Мэнолито.

  Лилиан сглатывает ком в горле, думая, что он исчезнет. Он не исчезает уже третий день подряд, с тех пор, как умер дед Аугусто. Лили рассказала ему, что они уже сняли фильм и теперь им нужно заняться монтажом, наложением музыки и подборкой саундтреков. Рассказы девушки о том, как они работают, были своего рода личными дневниками Лили, она чувствовала, как ей, а самое главное, деду Аугусто важно услышать про каждый отснятый кадр, про каждый отработанный день. Для дряхлого и безжизненного старика эти несколько часов, проведенных рядом с Лилиан, превращались в своего рода тайные необходимые совещания с человеком, имевшим прямую связь с историей его сына – Мэнолито. Ведь это Лили написала о нем, она рисовала его, Лили – молодой посланник судьбы, была предначертана Аугусто. Годами он держал в себе обиду и вопросы о смерти сына, не знал, куда обратиться, кому рассказать, и что сделать, чтобы о его ребенке узнали, чтобы люди услышали о его смерти, и не только о ней; он также хотел всем поведать, каким великим был для него его сын, как он самоотверженно занимался корридой, каким он был храбрым и целеустремленным, каким он был красивым и похожим на отца. Мэнолито – был для Аугусто самым лучшим результатом, единственным стоящим деянием, настоящей победой, самым дорогим подарком, другом, подаренным женой, братом, посланным Богом за неизвестные мужчине заслуги, первой и самой крепкой любовью. Смерть Мэнолито сначала схватила его за шею и со всей силой ударила об стену, показав, что она сильнее и быстрее Аугусто, и считаться ни с кем не будет, ни с матерью, ни с отцом мальчика, имея свои собственные на него права. Затем она небрежно опрокинула его на стул, поставленный рядом с подъездом одного из домов в бедном районе Бостона, и несколько раз похлопала по плечу, криво усмехнувшись над мужчиной, как бы объясняя, что злиться на нее не стоит, и идти против нее смысла нет. Эти несколько дружеских ударов по плечу отозвались непосильной болью в сердце Аугусто, всколыхнув этот орган, и заставив сбиться его работу. Смерть оставила мужчину сидеть вот так, со сложенными руками и опущенной в землю головой и задавать всевозможные вопросы про своего Мэно, но уже не всему миру, а самому себе, про себя, не смея тревожить родню и соседей. Об этом даже не показали в вечерних новостях, об этом узнало не больше двадцати людей, не считая родственников из Испании. Почему? По какому праву? Весь мир должен был скорбеть с Аугусто, а мир продолжил жить дальше, кто разрешил всем этим людям есть и спать, идти работать, как ни в чем не бывало? Кто им разрешил смеяться, когда нужно было рыдать? Они все должны были упасть ничком на землю и не двигаться, до тех пор, пока его Мэно не вернется к нему, время должно было остановить свой ход, солнце и луна не должны были сменять друг друга, никто и ничто не имело право на продолжение, ведь Мэно больше не жил.