Текст книги "Гильдия убийц"

Автор книги: Личия Троиси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

Дубэ начала плакать. Она узнавала эти симптомы. Они были описаны в той книге о растениях, которую она купила после своего первого убийства.

– Прости меня. – Голос Учителя прерывался. – Я должен был умереть, другого выхода у меня не было.

Бархатный листок. Один из ядов, которые он использовал для своих убийств. От ужаса у нее даже перестали течь слезы.

– Все в письме.

Слова его были еле различимы, еле слышны.

Дубэ осмелилась только назвать его по имени, она не переставала повторять: «Зачем?»

Учитель страдал, она видела это по его лицу.

Нет, нет, нет!

– Если я… меня стали бы искать… всегда… сделай… найти… тело…

Дубэ крепко обняла его, крича от отчаяния из-за того поступка, которого не понимала, с которым никак не могла смириться.

Тело Учителя вздрогнуло в ее руках. Она почувствовала, как оно холодеет и коченеет.

Учитель закрыл глаза, сжал губы, неловко попытался еще раз провести рукой по ее лицу, по волосам, приласкать ее. Она крепко обнимала его.

Нет, нет, нет!

Потом, как он сказал сам, все быстро было кончено. Его тело ослабло, дыхание стало бесшумным, раздался последний тихий вздох.

Дубэ осталась сидеть, обняв его, не находя в себе смелости пошевелиться. Она была безнадежно одинока.

32
НАЧАЛО ИСТОРИИ. ПРОШЛОЕ XI

«Дорогая Дубэ!

Я знаю, тебе будет трудно понять то, что я сделал. Я знаю тебя лучше, чем кто бы то ни было, и ты это знаешь, поэтому я понимаю, что ты чувствуешь, сколько боли и отчаяния доставил тебе мой поступок. Я написал это, чтобы все объяснить. Это было необходимо. Я прошу тебя закрыть эту главу твоей жизни, забудь обо мне, о моем обучении и начни снова жить так, как ты жила в Сельве.

Я устал, Дубэ, бесконечно устал. Мне не так много лет, но я чувствую, как и эти годы давят на меня. Я стар, как будто мне несколько веков, и обессилел. Я сделал все, что мог, если бы я еще прожил, то ничего не прибавил бы к истории своей жизни. Я просто влачил бы свое существование и тащил бы тебя за собой. Это – первая причина, по которой я решил умереть. Я больше не мог. Дубэ! Такова та цена, которую платим мы – убийцы. Такие, как мы, не знавшие другого существования, видя, как за нас все решают другие люди, заставляя вести ненавистный образ жизни, умирают понемногу после каждого убийства. Ты еще совсем молода, но я знаю, что ты уже открыла для себя эту истину. Убийства давят, в конце концов этот груз становится невыносимым.

Но я сделал это не только из-за усталости. Я сделал это из-за Гильдии. В тот вечер я убил своего старого товарища из Дома. Мы были знакомы с детства, может быть, я ненавидел его, а он ненавидел меня, но мы росли вместе. Я убил его, потому что он хотел увести тебя с собой, а ты не заслужила такой судьбы, как моя. Но убить кого-то из Гильдии нельзя безнаказанно. За мной пришли бы другие, они не оставили бы меня в покое, никогда и нигде. Я не в силах был перенести эту войну. Я не могу снова бороться за свою душу с Гильдией. Но если я уйду, то ты сможешь бежать, и я не буду для тебя лишним грузом. Конечно, тебя станут искать, но без меня будет легче скрыться. Потому что они хорошо знают меня, но не тебя. Если я уйду, ты освободишься.

Дубэ! Ты – самое лучшее, что было у меня за эти годы. Я нашел тебя, когда сам был в отчаянии. Только годом раньше я оставил Гильдию. Мне очень трудно было уйти. Я вырос среди них и знал только убийства и культ Тенаара. Я родился от одной из жриц Гильдии и никогда не знал своих родителей. Меня вырастили убийцы, с одной только целью – сделать меня оружием. Долгие годы, с детства и до зрелого возраста, я делал только то, что они мне приказывали, считая их указания правильными, священными.

Мне доставляло удовольствие убивать, я чувствовал себя сильным, не нуждался в нормальной человеческой жизни. В Гильдии у меня было все, что нужно.

Это проклятие прекратилось из-за одной женщины. В Гильдии не признают любви, но род убийц должен продолжаться.

Она тоже была жрица. А жрицы существуют только для одного: рожать детей для Тенаара. Когда они достигают того возраста, когда становятся бесплодными, их убивают. Но до тех пор, каждые два года, они должны производить на свет ребенка. Если этого не происходит, их тоже убивают.

Она была обычной девушкой, ничего собой не представлявшей. В Гильдии полно женщин намного более красивых, более жестоких и более смелых. До меня у нее было два ребенка, которых отняли, как только они родились. Она не огорчалась, знала, что такова ее судьба. Вторые роды были очень трудными, жрец сказал ей, что только благодаря чуду она сможет иметь еще детей. Она не сказала об этом никому.

Не знаю почему, но я влюбился в нее. Она была простодушной – может быть, поэтому. Она была невинной, я никогда не был таким и даже не знал, что это такое. Она убила, будучи девочкой, до того как стала жрицей, но, несмотря на это, сохранила какую-то необъяснимую чистоту, которая очаровала меня. Мы сошлись с ней, и я все время ждал, когда увижу ее, идущую по Дому, рассеянную, погруженную в свои мысли. Она тоже любила меня, нежно и ласково, чем еще больше очаровывала.

В течение месяца она все еще не была беременна, потом прошел еще один месяц, затем другой. Четыре месяца она оставалась бесплодной, хотя мы встречались каждый вечер. Поначалу меня это не интересовало, я был счастлив. Чем дольше она оставалась бесплодной, тем больше времени мы могли проводить вместе. Однако вскоре Верховный Страж вызвал меня и сказал, что жрица, которая не рожает детей, бесполезна, и, если она в ближайшие два месяца не забеременеет, ее убьют.

Нас охватило отчаяние. Мы встречались, со страхом думая, что каждый раз – последний. Она так и не забеременела в два следующих месяца. Она призналась мне в том, что сказал ей жрец год назад, в слезах сказала, что она пропала и для нее все кончено. Я знал, что меня ждет: мне придется ее убить, так требовали правила.

Мы решили бежать. На самом деле это я решил за нас обоих. Она была привязана к этому месту из-за какой-то странной благодарности. Она была дитя смерти, ее мать умерла при родах, а Гильдия подобрала ее еще в младенческом возрасте, когда у нее никого на свете не осталось.

Я убедил ее, продумал все до мельчайших деталей. Любовь странным образом изменила мое будущее, практически избавив от убеждений, связанных с Гильдией и убийством. Я не хотел больше быть победителем, не хотел больше приносить дары Тенаару. Я хотел только мирно жить вместе с этой женщиной.

Мы убежали ночью. От Гильдии нелегко сбежать, но мы все-таки попытались. Однако она плохо себя чувствовала, не знаю точно, что с ней было. Когда мы бежали, она упала, и они быстро нас поймали. Не знаю, что со мной случилось. Каждый раз, когда вспоминаю об этом, мне становится плохо. Мои ноги оказались сильнее моего сердца. Я убежал. И не остановился, чтобы спасти ее. Мои проклятые ноги несли меня прочь от нее, вперед, к моему жалкому существованию.

Впоследствии я пытался найти ее, пытался спасти, но нашел только ее труп, среди других трупов, в той яме, куда Гильдия выбрасывает своих жертв. Я оставил ее умирать, понимаешь? Единственную женщину, которую когда-либо любил. Я оставил ее умирать от страха, из-за желания дурацкой свободы, которой никогда не воспользовался.

К тому моменту, когда я встретил тебя, с тех пор прошел год. Я не хотел никого видеть рядом с собой, ты хорошо знаешь это. Я уже начал умирать. То, что я был с тобой, дало мне силы дожить до сегодняшнего дня. Ты долгое время была смыслом моей жизни, ты была моей надеждой. Однако я еще один раз ошибся. Вся моя жизнь – ошибка, и расплачиваются за нее всегда те, которых я люблю. Я не должен был брать тебя с собой. Я должен был понять по тому взгляду, которым ты смотрела на меня, когда я в первый раз спас тебя, и потом, когда ты смотрела на меня с восхищением. Я бесконечно нуждался в тебе, нестерпимо. Мне нужна была твоя жизнь, чтобы пробудить мою, мне нужно было твое обожание, чтобы чувствовать, что я еще на что-то способен.

Приручить тебя, воспользоваться твоей невинностью было бы непростительным грехом, тем, чего делать нельзя. Я вынудил тебя убивать, передал тебе свою судьбу, связанную со смертью, соединил тебя с ней только для того, чтобы не чувствовать себя одиноким в своем горе, только чтобы заставить призрак вернуться.

Каждый раз, когда я смотрел на тебя, я вспоминал ее. Когда ты была маленькой, то была той дочерью, которая у нас с ней не родилась, дочерью, с которой, быть может, нам позволено было бы жить вместе. Позже в твоих глазах я видел ее глаза, в моем сознании ты все больше становилась похожей на нее. Когда я увидел, что ты любишь меня, когда ты сама сказала мне об этом, я снова вспоминал ее, и ужасные мысли приходили мне в голову. Я думал, что люблю тебя. Люблю ее в твоем лице. И это – еще одна причина, по которой я должен был уйти.

Я связываю тебя цепями, Дубэ, я – твоя гибель. Но ты должна быть свободной, как была тогда, когда я встретил тебя, хотя ты и говоришь, что я для тебя все, что без меня ты погибнешь. Забудь ту любовь, которую ты испытываешь ко мне, будут другие мужчины, которых ты полюбишь и которые смогут полюбить тебя за то, что ты такая, какая есть, а не за то, что увидят в тебе свое воспоминание.

Теперь я умираю, и все возвращается на свои места. Я возвращаю тебе твою свободу, снова делаю тебя нормальным человеком. Именно поэтому я хотел, чтобы ты сама сделала это, поэтому я подложил бархатный листок в припарку. Я хотел умереть от твоей руки, чтобы это сделала ты, которую я так люблю. Запомни этот ужас навсегда. Я не хочу, чтобы ты становилась наемным убийцей. Сейчас ты подумаешь, что у тебя нет выбора, что ты только и умеешь убивать, но это – неправда, неправда! Ты должна поклясться мне, Дубэ, ты должна поклясться мне, что никогда не будешь этого делать. Эта работа – не для тебя. Судьбы не существует, Дубэ, не существует вовсе. Все эти глупости о детях смерти, о Тенааре, который выбирает своих жертв и своих святых, все это – идиотизм. Выбирая свой путь, каждый может изменить свою историю. По крайней мере, ты можешь это сделать.

Дубэ, прошу тебя, и это – мое последнее желание. Если ты станешь наемным убийцей, то кончишь, как я: тебя будет пожирать усталость, смерть внутри тебя, и однажды ты тоже станешь искать ту траву, которая принесет тебе быструю и безболезненную смерть.

Сделай так, чтобы Гильдия нашла мой труп. Они должны знать, что я умер. А ты беги, измени свою жизнь и возьми себе другое имя. В первое время тебе придется приложить много сил, чтобы твои следы затерялись, но потом, через некоторое время, ты сможешь где-то поселиться и начать все сначала.

Я верю в тебя. Я ухожу спокойно, потому что знаю – ты это сделаешь. Если только ты захочешь, если сожжешь все мосты, то ты это сделаешь.

Забудь обо мне, Дубэ, забудь обо мне и прости меня, если сможешь.

Сарнек».

Дубэ сидела в пещере. Письмо лежало на ее коленях. Сначала она прочитала его на одном дыхании, гладя те листы, к которым Учитель прикасался своими руками, разглядывая его почерк – все, что осталось от него. Потом она снова и снова перечитала его.

У нее больше не оставалось слез, чтобы плакать. Она выплакала все над телом Учителя, выкрикивая в небо свои «почему», обращенные к нему. Небо не давало никакого ответа, не приносило успокоения, оставалось только нескончаемое одиночество.

Она не понимала. Теперь она знала наизусть все его слова, но ничего не понимала. Поступок, который отнял у нее единственное, что было, казался ей совершенно непонятным. Отчаяние, чувство вины – вот что она смутно ощущала. Только одно было ей ясно. Недостаточно было стать его хорошей ученицей, недостаточно было любить его до обожания. Она не смогла стать тем, ради чего он мог остаться. Учитель предпочел умереть, а не остаться с ней, ей не удалось привязать его к себе.

Она вспоминала свою жизнь, умершего отца, мать, которая предпочла ее забыть, Горнара, ставшего отныне истлевшими в земле костями, Учителя. Бесконечный кровавый след тянулся за ней все годы. Только неудачи и боль приносила она тем, кто любил ее, учил ее, помогал ей. Даже Рин умер, а с ним и все остальные в лагере.

Учитель сказал, что судьбы не существует. Но тогда что же все это, как не судьба? Что это за бесконечная боль, эта невозможность предотвратить смерть?

«Сделай так, как он сказал».

Обезумевшая от боли, почти умершая вместе с ним, она выполнила то, что приказал Учитель. Она притащила его ближе к Макрату, ночью, закрывшись плащом, спрятав лицо под капюшоном, и оставила неподалеку от крепостной стены. Кто-нибудь пройдет, сжалится, возьмет и похоронит его. Распространится слух, и все узнают, что он умер. Об этом узнают и в Гильдии. А она исчезнет.

Она не знала, как ей жить. Вернулась в пещеру и долго оставалась там, не желая ничего делать.

Все осталось, как было в тот вечер, когда он умер. Мазь, которой она сама убила его, осталась на повязке, черная сухая смесь, которую ветер медленно разносил по полу пещеры. И все его вещи: стрелы, ножи, лук, кинжал. Весь его мир остался здесь. Все было настолько живо, что Дубэ не могла думать о том, что Учитель ушел навсегда, что она никогда больше не увидит его.

Она долго оставалась тут, время остановилось, настоящее и прошедшее – все перепуталось. Все вернулось к тому вечеру после убийства Горнара.

Много раз она пыталась подавить в себе ненависть к Учителю. Она понимала, что причина для этого есть. В конце концов, он оставил ее, но мало того, вынудил ее, в каком-то смысле, убить его. Но ей не удавалось. Любовь, которую она испытывала к нему, жила внутри нее, в ее сердце, в ее сознании. И ненависть оставалась, конечно. Но скорее всего, Дубэ ненавидела саму себя. Наверное, она могла что-то сделать, но не сделала этого.

Но, несмотря на крайнюю усталость и измученную душу, жизнь продолжала биться под толщей боли. Наверное, Дубэ хотела бы бороться с этим инстинктом, хотела бы лечь в этой пещере, где Учитель испустил свой последний вздох, и тоже уйти из жизни. Но она не смогла. Это настойчивое биение жизни было сильнее всего остального, и его было не остановить.

Поэтому однажды она протянула руку к узелку, валявшемуся на полу, в углу, который она не разворачивала. Дрожащими руками, чувствуя головокружение, она взяла кусок сыра и, обливая его слезами, съела.

Жизнь оказалась сильнее. Тяжело было согласиться жить. Дубэ знала, что будет еще боль: она будет, как сказал Учитель, понемногу умирать, но она не была создана для того, чтобы идти кратчайшим путем и легко утешаться. Она пойдет вперед, до конца.

Дубэ оставалась в пещере еще несколько дней. Учитель приказал ей уходить, но она не знала, что делать. Она будет жить, но как?

Учитель сказал, чтобы она ушла с этой дороги, сказал, чтобы она «помнила всегда этот ужас», и эти слова неожиданно стали для Дубэ приказом. Она будет помнить. К тому же способа забыть все не было. Она уйдет, будет скитаться. Никогда больше не прикоснется к своему кинжалу. Она выбросила его, а с собой взяла кинжал Учителя и на его крови поклялась, что больше никогда не использует его.

Но что она будет теперь делать? Она не знала. Она шла. Час за часом. Она покинула тот дом, где жила вместе с ним, шла по деревням, направляясь на юг. Она не хотела возвращаться в Землю Солнца, которая принесла ей столько мучений.

Ее ботинки покрылись пылью, постепенно износился ее дорожный мешок. Кончились деньги, она шла от деревни к деревне, а чувство голода становилось все сильнее. Она смотрела на фрукты, продававшиеся в лавочках, смотрела на окна таверн. Она была голодна. И не знала, что делать.

Потом, однажды, когда в желудке бурчало больше обычного, звериная жажда выжить стала сильной, как никогда.

Ночью она проникла в кладовку какого-то дома. Прижимаясь к стене, влезла в окно, не произведя ни малейшего шума. Ее тело помнило выученное, и она применила на практике то, чему научил Учитель. Она залезла в кладовку, ела с жадностью, пока не насытилась, и захватила еды с собой. Вылезла из кладовки почти на рассвете.

Дорога, в каком-то смысле, была уже предначертана. Деревня за деревней, потом город. Дубэ поняла. Она ничего другого делать не умела. Ей надо было потихоньку залезать в дома, в таверны, дворцы и воровать. Ей не нравилось это, но другого способа добывать средства к существованию она не знала. У нее не было выбора. Она будет странствовать, изо всех сил стараться убежать от своей предназначенности Гильдии и будет воровать. Учитель был прав. Чтобы жить, надо помнить его обучение, применяя его на практике. Так и началась эта история.

33
БЕГСТВО В ПУСТЫНЮ

За ними с глухим стуком захлопнулась дверь храма.

Да, они были на свободе. На свободе!

Только на мгновение Дубэ прислонилась к стене.

И почувствовала, как к ее плечу прикоснулась рука.

– Как ты себя чувствуешь?

Лонерин был невероятно спокоен.

Дубэ кивнула:

– Бежим.

И они побежали по равнине, простиравшейся перед храмом. Они должны были спешить изо всех сил, чтобы расстояние между ними и Домом стало как можно больше, пока не рассвело.

Дубэ была подготовлена, поэтому почти час она бодро бежала, но вскоре заметила, что Лонерин стал уставать. Его дыхание становилось все более учащенным, а движения беспорядочными. Дубэ замедлила шаг.

– Иди шагом, иначе ты совсем устанешь. Иди помедленнее.

Лонерин согласился, хотя и неохотно. Он совсем обессилел.

– Нет… нет… я смогу…

– В котором часу просыпаются просители?

Лонерин покачал головой:

– Не знаю точно… там нет солнца… внизу… поэтому…

– Тогда – за сколько часов до того, как все собираются на завтрак в трапезной?

– Думаю… часа за два…

Дубэ посмотрела на небо. Значит, подъем в пять часов и приблизительно в шесть или в семь – начало погони. Всего шесть часов, чтобы скрыть свои следы. Пешком они этого не сделают, особенно учитывая состояние Лонерина.

– Иди за мной.

Юноша не заставил себя уговаривать.

Дубэ поняла, что он не хотел быть ей в тягость. К тому же пока что большую часть работы выполнила она: обнаружив планы Иешоля и сумев выйти из Дома Гильдии.

– Извини, – произнес вдруг Лонерин. – Обучение магов не предусматривает бег. – В его голосе прозвучали горькие нотки.

– Не беспокойся. Ты умеешь ездить на лошади?

Лонерин с удивлением кивнул.

Довольно быстро они добрались до фермы. Дубэ проходила мимо нее несколько раз в течение последнего месяца, когда ходила искать Дженну. Эта ферма никогда не вызывала у нее особого интереса. К тому же она была всего лишь одиноко стоящим деревенским домом на границе с Землей Ночи. Однако, когда Дубэ увидела, как Лонерин задыхается, у нее в голове молниеносно мелькнула мысль о ферме.

– Двигайся как можно тише, – прошептала Дубэ, и он так же нерешительно кивнул, как и в первый раз.

Они осторожно поползли по земле. Двигались вперед, пока не доползли до конюшни. Там, свернувшись калачиком, спала собака. Не разбудив ее, трудно было сделать то, что они собирались.

Дубэ повернулась к Лонерину:

– Ты можешь, если захочешь, кого-то усыпить?

– Да.

Дубэ показала ему на собаку:

– И ее тоже?

– Да. – Лонерин произнес это со странной интонацией.

Дубэ посмотрела на него:

– Чего ты ждешь? Делай.

– Я не совсем уверен, что делать это – хорошая затея…

Дубэ фыркнула. После того, что она видела, у нее сложилось несколько иное мнение.

– Ты думаешь, у нас есть другой выбор?

– Нет… но эти люди живут разведением лошадей…

– Я хочу сказать, что когда мы останемся живы и здоровы, если такое случится, то мы вернем их назад, согласен?

Дубэ была разъярена, и Лонерин не осмелился более возражать. Он поднял два пальца, произнес странное заклинание на языке, которого Дубэ никогда не слышала.

– Пойдем, – сказал Лонерин.

Дубэ посмотрела на собаку. Казалось, что ее положение ничуть не изменилось.

– Ты уверен?

– Может быть, ты так не думаешь, но я – хороший волшебник.

Голос у него был несколько раздраженный. Видимо, он вспомнил прежний упрек.

Дубэ кивнула. Лонерин уже шел вперед, и она побрела за ним.

В стойле стояли четыре лошади. Не такая уж маленькая ферма. Дела шли не так уж плохо. Дубэ собиралась что-то сказать, но не стала. Лонерин не заслуживал такого. Он спас ее от Реклы, если бы не он, они не смогли бы унести оттуда ноги.

Лошади, конечно, были не ездовые, простые клячи, но этого было достаточно, чтобы ехать на них всю ночь. К тому же в Гильдии не могли знать, в каком направлении они бегут.

Дубэ подошла к той из лошадей, которая показалась крепче остальных. Погладила ее по морде, и животное медленно стало просыпаться. Девушка ощутила странное чувство в желудке, как будто внутренности сжимало тисками. Ей пришлось сделать глубокий вдох.

Лонерин обернулся:

– Ты уверена, что с тобой все хорошо?

– Да, это, должно быть, из-за бега.

Лонерин сделал хороший выбор: его лошадь казалась бодрой на вид.

– Нет времени седлать их, придется ехать без седел.

Лонерин инстинктивно уже вцепился в гриву лошади.

Вероятно, ему никогда прежде не доводилось ездить без седла.

– Хорошо.

– Однако сначала…

Дубэ принялась осматривать конюшню. Обязательно надо было взять какой-то еды. Над конюшней находился какой-то чердак, и Дубэ поднялась туда. Это место напомнило ей домик в Сельве. Она нашла там яблоки, несколько кусков вяленого мяса и сыр.

«Дубэ, сходи принеси несколько яблок из кладовки».

Голос ее матери зазвучал, как живой, как будто она была тут, в одном шаге от Дубэ. Дубэ тряхнула головой, как делала всегда, желая отвязаться от назойливых мыслей, и стала собирать все, что могло пригодиться в пути.

Потом спустилась вниз, положила все в плащ, свернула его, и они собрались уезжать.

Они сели на лошадей, и тут Дубэ почувствовала странную усталость.

«Я слишком устала, это ненормально», – подумала она, но отогнала эту мысль. Даже если и так, время их подгоняло.

Они торопясь выехали из стойла. Собака лежала совершенно неподвижно.

Они отправились в долгий путь, ароматный весенний ветерок дул им в лицо.

– Как можно быстрее, или у нас ничего не получится, – прокричала Дубэ, и Лонерин пригнулся к шее лошади. Его ноги судорожно обхватывали бока лошади, а руки лихорадочно вцепились в ее гриву.

Они скакали во весь опор, почти загоняя лошадей, вначале по ложному пути. Конечно, так у них ушло больше времени, но Гильдия умела хорошо искать следы, а они следы оставили. Лучше увести преследователей на некоторое время в сторону.

Наконец занялся рассвет. Дубэ даже не надеялась, что сможет всего за несколько часов покинуть Землю Ночи. Поэтому она была почти полна надежд, когда увидела медленно появляющееся вдали небо.

Они подъехали близко к границе, вечная ночь стала уступать место первым лучам солнца. Перед ними расстилалась широкая равнина Большой Земли.

– Куда нам ехать?

Дубэ уже слышала о Совете Земли Воды, но место, где он собирался, держали в тайне.

– В Лаодамею, я работаю на Совет Земли Воды. Когда мы приедем туда, я скажу точно, куда идти.

Значит, нужно было пересечь всю Большую Землю, пустыню без воды. И тут Дубэ стала проклинать себя. Она должна была подумать об этом, но была настолько взволнована прошлым вечером, настолько возбуждена… Представив себе бесконечные равнины Большой Земли, она почувствовала, как во рту у нее пересохло, она стала задыхаться, словно от усталости.

– Нам придется свернуть и направиться к Луданио, к реке.

Они добрались до берега реки на рассвете. В других местах, наверное, уже взошло солнце. Там же, где находились они, почти на границе между Большой Землей и Землей Ночи, все еще было погружено в некий вечный полумрак.

Они остановились, слезли с лошадей. Лонерину потребовалось некоторое время, чтобы устойчиво стоять на ногах. Он растерянно улыбнулся Дубэ.

Она тоже ответила ему улыбкой. Она сошла с лошади, но, к ее большому удивлению, ноги отказали ей, и она упала на землю.

Лонерин подбежал к ней.

Дубэ оперлась на лошадь, наклонившуюся к воде. Потом ей удалось встать. От резкой боли у нее перехватило дыхание, в ушах звенело, и сквозь этот звон доносился далекий рев. Она поднесла руку к груди.

– Дубэ, что с тобой?

Лонерин крепко схватил ее за руку и тут же отдернул свою. Потом быстро засучил ее рукав.

– Проклятье… – пробормотала Дубэ сквозь зубы.

Ее рука была горячей, а на ней пульсировал ярко горящий знак.

– Когда ты принимала лекарство?

Дубэ попыталась вспомнить. Снова острая боль и сильнейшее чувство тревоги, которое она попыталась успокоить.

– Примерно пять дней назад.

Прошло еще слишком мало времени, чтобы она почувствовала себя плохо.

– Лонерин, я не должна так чувствовать себя… это не может быть заклятие…

– Действительно, не только оно.

И он принялся наполнять сосуд, который передала ему Дубэ, не поднимая глаз.

– Что это означает?

Юноша продолжал наполнять фляжку.

– Ты скажешь мне, что это означает?

Лонерин повернулся к ней лицом:

– Это снадобья, которые дают определенную степень привыкания. Я не знаю точно, какой вид снадобья тебе давали, но я помню два случая, подобных твоему, и в обоих случаях возникали одни и те же проблемы.

Дубэ почувствовала, как у нее кружится голова, и, одновременно, приступ ярости заставил ее покраснеть.

– Так что это значит?

– Это значит, что, когда ты не принимаешь снадобье, твое тело не в состоянии бороться с заклятием. Ты привыкла к снадобью, и твое тело не может бороться с последствиями наложенного заклятия, как я уже говорил тебе. И эти последствия продолжают нарастать.

Дубэ закричала, подняв голову к небу, а потом упала на колени.

– Проклятые…

Она подняла голову, посмотрела на Лонерина:

– Но разве ты не умеешь готовить снадобье? Этого не может быть! Ты же маг, поэтому мы и заключили с тобой договор.

На лице Лонерина она не прочла никакой надежды.

– Я умею готовить это лекарство, но у меня нет ингредиентов.

Дубэ яростно набросилась на него, схватила его за горло и повалила на землю. Но вовремя остановилась. Зверь уже завел свою песню. Она упала рядом с Лонерином и растянулась на земле.

– Все кончено… – прошептала она. – Я чувствую это… я не могу себя контролировать…

Лонерин встал, пытаясь отдышаться. Видимо, она сделала ему больно.

– Мы скоро все сделаем. У нас есть лошади, мы поедем во весь опор и доедем, пока еще не поздно.

Дубэ покачала головой:

– Мы никогда этого не сделаем… лошади устали…

– Если ты будешь в опасности, я усыплю тебя, как ту собаку, но сон будет глубоким, и отвезу тебя в Лаодамею.

Дубэ обернулась к нему, посмотрела на него с грустью:

– Мне не нужны бесполезные утешения. Скажи мне правду, это подействует?

Лонерин не стал опускать взгляда.

– Я клянусь тебе. – Он был уверен. – Ты сделала то, о чем мы договорились. Теперь моя очередь.

Дубэ встала.

Зверь все еще бушевал внутри нее, грозил ей, но как же хорошо было осознавать, что есть человек, на которого она может положиться.

Перед их глазами пейзаж медленно менялся. Солнце ярко засияло перед ними, а рельеф земли становился все более ровным и все более пустынным. Это была Большая Земля. Если пришпорить немного лошадей, можно было за четыре-пять дней проехать всю территорию. Однако в это время они вынуждены будут оставаться без всякого прикрытия, открытые любому нападению. Отыскать следы в этой пустыне, состоящей из камней и выжженной земли, было слишком легко.

Лонерин пытался выбросить из головы эти мысли. В его деле не должно быть места для нерешительности. Он должен был верить, и верить до последнего, или же все сорвется. Впрочем, он никогда не надеялся, что ему удастся выбраться живым и невредимым из Гильдии, однако удалось.

Он посмотрел на Дубэ. Это была ее заслуга. Ее заслуга была в раскрытии планов Иешоля, хотя на самом деле это была его задача, и ее заслугой было то, что они смогли сбежать. Он видел ее опущенную голову, ее сосредоточенность. Он долго изучал заклятия и другие формы запретной магии и знал действие некоторых снадобий. Дубэ страдала, и очень сильно. Она пыталась контролировать себя, но ей это стоило больших физических усилий. Она судорожно цеплялась руками за гриву лошади.

– Я умру? – спросила она вдруг, когда солнце начало медленно опускаться над равниной, которую они пересекали.

– Да нет же, что ты говоришь?

Она посмотрела на Лонерина. В глубине ее глаз читался ужас, гнездившийся внутри нее. Это зверь пытался овладеть ею.

– Что произойдет, если не принять снадобья, если мы не приедем вовремя?

– Тебе будет плохо, я этого не отрицаю… но мы доедем.

Ему не хотелось рассказывать ей все. Он чувствовал себя виноватым, еще с того вечера, когда они познакомились, когда она без обиняков рассказала о своей, почти неизбежной, смерти. Об ужасной смерти.

– Тебе трудно из-за меня, но я не нуждаюсь в твоей жалости. Мне нужно только, чтобы ты всегда был со мной искренним!

Лонерин незаметно вздохнул.

Взгляд Дубэ стал более суровым.

– Мне не нужна ничья жалость. Мне нужны твои знания, та проклятая настойка, которую только ты умеешь готовить, и один из самых могущественных магов, которого ты знаешь, чтобы он навсегда избавил меня от заклятия!

Она замолчала, стараясь успокоиться.

Лонерин затаил дыхание.

– Ты зависишь от снадобья, тебе всегда нужно принимать его, и со все больше сокращающимися интервалами. Это – правда! Если ты не примешь снадобья, то заклятие обрушится на тебя со всей своей мощью. Тогда ты умрешь.

Но Дубэ даже не вздрогнула.

– Сколько у нас осталось времени?

– Самое большее – неделя.

Дубэ не смогла сдержать горькой улыбки.

– Я сказал тебе, как мы поступим. Я могу замедлить действие, усыпив тебя, но ты будешь почти мертвой. Таким образом время замедлится хотя бы на два дня.

Дубэ пристально смотрела на него.

– А если кто-нибудь нападет на нас? Если Гильдия нападет, когда я буду спать?

– Они будут иметь дело со мной.

Дубэ горько засмеялась.

– Ты и в самом деле ничего о них не знаешь…

Внезапно Лонерин почувствовал себя взбешенным. Он испытывал странное расположение к этой девушке с лицом слишком рано повзрослевшего ребенка. Хотя Лонерин мало знал ее, он чувствовал – их нечто объединяет.

– Не надо недооценивать меня, я хороший маг, к тому же я у тебя в долгу и постараюсь отплатить тебе, чего бы это ни стоило.

Наступила ледяная ночь. Большая Земля была странным местом, с совершенно необычным климатом. В старинных хрониках говорилось, что это было место необычайной красоты, пока Астер не наложил на эту землю своих лап. Раньше здесь стояла вечная, нежная весна. А теперь она превратилась в каменистую пустыню, холодную в любое время года.

Они остановились. Дубэ вытащила все, взятое ею из конюшни, где они украли лошадей, и аккуратно разделила еду.

– Нам должно хватить до конца путешествия.

Ее голос слегка охрип. Каждый мускул ее тела начал судорожно сокращаться, и Лонерин видел это.