Текст книги "Тайна моего мужа"

Автор книги: Лиана Мориарти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 11

Стоило ли ей это говорить? Что, если она доведет Рейчел до слез? Та только что выиграла набор на каждый день «Подогрей и ешь» и выглядела совершенно счастливой.

В присутствии Рейчел Сесилии никогда не удавалось расслабиться. Она чувствовала себя пустой и незначительной, потому что весь мир наверняка казался пустым и незначительным женщине, потерявшей ребенка в таких обстоятельствах. Ей всегда хотелось как-нибудь показать Рейчел, что она сознает собственную незначительность. Много лет назад она услышала в какой-то телепередаче, что скорбящие родители очень ценят, когда люди пересказывают им воспоминания об их детях. Новых воспоминаний у них уже не появится, поэтому поделиться с ними теми, что есть, – это подарок. С тех самых пор всякий раз при виде Рейчел Сесилия думала о собственном воспоминании о Джейни, хотя оно и было пустяковым, и гадала, как бы им поделиться. Но возможности все никак не представлялось. Нельзя же заговорить об этом в школьной канцелярии между обсуждениями магазина форменной одежды и расписания игр в нетбол.

Теперь настало подходящее время. Другого не будет. И Рейчел сама заговорила о Джейни.

– Конечно, я толком ее не знала, – продолжила Сесилия. – Она была на четыре года старше. Но одно воспоминание у меня осталось. – Она запнулась.

– Продолжайте, – попросила Рейчел, выпрямившись в кресле. – Я люблю слушать воспоминания о Джейни.

– Ну, это всего лишь мелочь, – пояснила Сесилия.

Теперь она пришла в ужас из-за того, что ее воспоминание слишком незначительно. Может, выдумать какие-нибудь живописные подробности?

– Я тогда училась во втором классе, а Джейни – в шестом. Я знала, как ее зовут, потому что она была капитаном команды «красных».

– Ах да, – улыбнулась Рейчел. – Мы все красили в красный цвет. Случайно покрасили одну из рабочих рубашек Эда. Забавно, как это все забывается.

– И вот начался школьный фестиваль. Помните, как мы тогда маршировали? Каждая команда должна была пройти строем полный круг по стадиону. Я все время говорю Коннору Уитби, что надо вернуть эту маршировку, а он только смеется.

Сесилия бросила взгляд в сторону и увидела, что улыбка Рейчел несколько померкла. Это слишком огорчительно? Не так уж и интересно? Тем не менее она упорно двинулась дальше:

– Я была из тех детей, кто крайне серьезно относился к ходьбе строем. И мне отчаянно хотелось, чтобы «красные» победили, но я споткнулась и упала, и тогда идущие сзади наткнулись на мою спину. Сестра Урсула визжала, словно баньши. Для команды «красных» все было кончено. Я ревела навзрыд, мне казалось, что мир рухнул, и тут Джейни Кроули – ваша Джейни – подошла ко мне, и помогла встать, и отряхнула сзади мою форму, и шепнула мне на ухо: «Не бери в голову. Это всего лишь дурацкая маршировка». – (Рейчел промолчала.) – Вот и все, – робко заключила Сесилия. – Немного, но мне просто всегда…

– Спасибо, милая, – оборвала ее Рейчел, напомнив Сесилии взрослого, который благодарит ребенка за самодельную закладку из картона и блесток.

Рейчел подняла руку, как будто собиралась кому-то помахать, а затем уронила ее на колени, мягко скользнув ладонью по плечу Сесилии.

– Это так похоже на Джейни. «Всего лишь дурацкая маршировка». Знаете что? Мне кажется, я это помню. Как все дети повалились на землю. Мы с Марлой животики надорвали.

Она помолчала. У Сесилии похолодело в животе. Ее спутница вот-вот разрыдается?

– Боже, кажется, я самую малость пьяна, – сообщила Рейчел. – А ведь и впрямь думала сама ехать до дома. Что, если бы я кого-нибудь сбила?

– Не сомневаюсь, все бы обошлось, – возразила Сесилия.

– Я и впрямь сегодня повеселилась, – добавила Рейчел.

Она говорила, отвернув голову, как будто обращалась к окну машины. А затем легонько стукнулась лбом о стекло. Так могла бы сделать куда более молодая женщина, которой довелось слегка перебрать.

– Мне стоит почаще выбираться из дому.

– О, чудесно! – обрадовалась Сесилия.

Вот в этом она разбиралась. С этим она могла помочь!

– Приходите на день рождения к Полли в выходные после Пасхи! Суббота, в два часа дня. Будет пиратская вечеринка.

– Очень любезно с вашей стороны, но я уверена, что совершенно не нужна Полли на ее празднике, – возразила Рейчел.

– Обязательно приходите! Вы же знаете многих гостей: мать Джона Пола, мою маму. Люси О’Лири придет вместе с Тесс и ее сынишкой Лиамом. – Внезапно Сесилии отчаянно захотелось залучить Рейчел к себе в гости. – Можете взять с собой внука! Приводите Джейкоба! Девочки придут в восторг, если там будет малыш.

Лицо Рейчел озарила радость.

– Я и впрямь обещала присмотреть за Джейкобом, пока Роб с Лорен разговаривают с посредниками. Они хотят сдавать дом, пока будут в Нью-Йорке. О, а вот и мой дом, прямо впереди.

Сесилия остановила машину возле одноэтажного строения из красного кирпича. Казалось, в нем горят все лампочки до единой.

– Спасибо огромное, что подвезли.

Рейчел выбралась из машины тем же манером, как делала и мать Сесилии: бедра плавно скользят вбок. Сесилия уже замечала: люди перестают доверять собственному телу еще до того, как их сгибает пополам и начинает трясти.

– Я передам вам приглашение в школе! – крикнула в окошко Сесилия, перегнувшись через сиденье.

Может, надо было предложить Рейчел проводить ее до дверей? Мать самой Сесилии была бы оскорблена таким предложением. А мать Джона Пола – если бы она его не сделала.

– Чудно, – отозвалась Рейчел и резво двинулась прочь, как будто прочла мысли Сесилии и хотела доказать, что она еще не настолько дряхлая, большое спасибо.

Сесилия развернула машину в тупике. К тому времени, как она проехала обратно, Рейчел уже скрылась в доме, плотно прикрыв за собой дверь.

Понапрасну поискав в окнах ее силуэт, Сесилия попыталась представить, чем Рейчел занимается сейчас. И как она себя чувствует, одна в доме, наедине с призраками дочери и мужа.

Что ж. У нее слегка перехватывало дыхание, как будто она подвезла домой знаменитость местного значения. И они поговорили о Джейни! Пожалуй, все прошло неплохо. Она поделилась с Рейчел воспоминанием, как и рекомендовала та телепередача. Сделала доброе дело, которое уже давно надо было сделать. Мысль об этом принесла ей определенное удовлетворение, но она тут же устыдилась, что испытывает гордость или какую бы то ни было радость в связи с горем Рейчел.

Она остановилась на светофоре и вспомнила сердитого водителя грузовика, встреченного днем. И тут же мысли о собственной жизни вернулись, заполнив ее сознание. В машине с Рейчел она забыла обо всем: о странностях Джона Пола, о которых сегодня рассказали Полли и Эстер, о собственном решении этой же ночью вскрыть письмо.

По-прежнему ли она считает этот шаг оправданным?

После занятия у логопеда все казалось совершенно обыденным. От дочерей не поступало больше никаких удивительных откровений, а Изабель после визита к парикмахеру выглядела особенно веселой. Подстригли ее коротко, почти по-мальчишески. По тому, как она себя держала, было ясно, что себе она кажется до крайности искушенной, хотя на самом деле так она выглядела еще младше и очаровательнее.

В почтовом ящике обнаружилась открытка для девочек от Джона Пола. Он завел привычку посылать дочерям самые дурацкие открытки, какие ему попадались. На сегодняшней красовалась одна из тех собак в складках морщинистой кожи, украшенная диадемой и бусами. Сесилия решила, что это глупо, но вполне соответствует духу игры, а девочки вовсе покатились со смеху и повесили картинку на холодильник.

– Ох, только этого не хватало, – без особого пыла буркнула она, когда на дорогу перед ней въехала другая машина.

Она потянулась было нажать на гудок, но не стала утруждаться.

«Обратите внимание: я не ору и не визжу как сумасшедшая», – подумала она, обращаясь к давешнему невоздержанному водителю грузовика – просто на тот случай, если он ненароком заглянет в их края, чтобы прочесть ее мысли.

Машина перед ней оказалась такси. И ее водитель, по странному обыкновению таксистов, каждые несколько секунд проверял тормоза.

Великолепно. Он направлялся в ту же сторону, что и она. Такси рывками продвигалось по ее улице, а затем внезапно остановилось у края тротуара перед домом Сесилии.

В салоне зажегся свет, стал виден пассажир на переднем сиденье. Кто-то из ребят Кингстонов, решила Сесилия. Кингстоны жили через дорогу от них, и трое их сыновей, все разменявшие третий десяток, еще оставались под родительским кровом, пользуясь дорогим частным образованием, чтобы получать бесконечные ученые степени и выпивать в городских барах.

– Если какой-нибудь парень Кингстонов подойдет к одной из наших дочерей, – частенько говаривал Джон Пол, – я буду ждать его с дробовиком.

Сесилия свернула на подъездную дорожку, нажала кнопку дистанционного управления, чтобы открыть гараж, и глянула в зеркало заднего вида. Таксист открыл багажник. Широкоплечий мужчина в костюме доставал оттуда вещи.

Это не был парень Кингстонов.

Это был Джон Пол. Вид мужа в костюме, если он представал перед ней неожиданно, всегда поражал ее – словно ей все еще было двадцать три, а он взял и вырос, и даже поседел без нее.

Джон Пол вернулся на три дня раньше.

Радость в ее душе мешалась с досадой.

Прощай, таинственное письмо! Теперь она уже не сможет его вскрыть.

Сесилия выключила зажигание, поставила машину на ручной тормоз, отстегнула ремень безопасности, открыла дверцу машины и побежала по подъездной дорожке навстречу мужу.

Глава 12

Алло? – настороженно спросила Тесс, подняв трубку городского телефона, и бросила взгляд на часы.

Девять вечера. Это точно не мог быть очередной рекламный звонок.

– Это я.

Голос Фелисити. У Тесс скрутило живот. Сестра весь день звонила ей на мобильный, оставляла голосовые и текстовые сообщение, которые Тесс не слушала и не читала. Игнорирование Фелисити давалось ей с трудом, как будто она принуждала себя к чему-то противоестественному.

– Я не хочу с тобой разговаривать.

– Ничего не произошло, – сообщила Фелисити. – Мы так и не переспали.

– Да бога ради, – откликнулась Тесс, а затем, к собственному удивлению, рассмеялась.

И смех даже не был горьким. Совершенно искренне. Вот же нелепость.

– А за чем дело стало?

Но потом она заметила собственное отражение в зеркале, висящем над столом в маминой столовой, и ее улыбка угасла, точно у человека, уловившего суть жестокой проделки.

– Мы только и можем думать что о тебе, – пояснила Фелисити. – И о Лиаме. Веб-сайт «Постельных принадлежностей» рухнул – неважно, я не хочу говорить с тобой о работе. Я у себя на квартире. Уилл дома. Он выглядит совершенно разбитым.

– Ну вы и жалкие, – заявила Тесс, отвернувшись от своего отражения в зеркале. – Вы оба такие жалкие.

– Знаю, – согласилась Фелисити таким тихим голосом, что Тесс пришлось с силой прижать трубку к уху, чтобы ее расслышать. – Я дрянь. Я из тех женщин, которых мы ненавидим.

– Говори громче! – раздраженно потребовала Тесс.

– Я сказала, что я дрянь! – повторила Фелисити.

– Не жди, что я стану с тобой спорить.

– Я и не жду, – ответила Фелисити. – Ничего подобного.

Повисло молчание.

– Ты хочешь, чтобы я нормально к этому отнеслась, – предположила Тесс, которая слишком хорошо их знала. – Ведь так? Ты хочешь, чтобы я все уладила.

Это была ее работа, ее роль в их тройственном союзе. Уилл и Фелисити причитали и неистовствовали, раздражались из-за клиентов, обижались на посторонних, стучали по рулю и кричали: «Да вы что, шутите?» Задачей Тесс было успокаивать их, улещивать, уговаривать в духе «стакан наполовину полон, все еще уладится, утро вечера мудренее». Как они вообще могут завести интрижку без ее помощи? Им нужна рядом Тесс, чтобы сказать: «Вы ни в чем не виноваты!»

– Я этого не ожидаю, – возразила Фелисити. – Я вообще ничего от тебя не ожидаю. С вами все в порядке? Как Лиам?

– У нас все хорошо, – отчиталась Тесс.

На нее накатила сокрушительная усталость, а с ней пришла и полусонная отстраненность. Эти бесконечные эмоциональные качели просто выматывали. Она подтащила к себе придвинутый к столу стул и села.

– Лиам с завтрашнего дня начинает заниматься в школе Святой Анджелы.

«Полюбуйся тем, как я продолжаю жить дальше», – подразумевалось под этим.

– Завтра? К чему такая спешка?

– Там будет охота на пасхальные яйца.

– А, – протянула Фелисити. – Шоколад. Криптонит [12]12
  Вымышленное вещество из комиксов, единственная слабость Супермена.


[Закрыть]Лиама. Его же не будет учить какая-нибудь из тех чокнутых монашек, которые преподавали нам?

«Не смей болтать со мной, как будто все в порядке!» – подумала Тесс.

Но почему-то продолжала разговор. Она чересчур устала, а привычка общаться с Фелисити слишком глубоко въелась в душу. Она болтала с Фелисити каждый день на протяжении всей своей жизни. Ведь это была ее лучшая подруга. И единственная.

– Все монашки уже скончались, – ответила она. – Но физкультуру ведет Коннор Уитби. Помнишь такого?

– Коннор Уитби, – повторила Фелисити. – Тот унылый парень зловещего вида, с которым ты встречалась до нашего переезда в Мельбурн. Но мне казалось, он был бухгалтером.

– Он получил второе образование. Но разве у него был зловещий вид? – удивилась Тесс.

Ей он запомнился как вполне симпатичный. Это ведь ему нравились ее руки – внезапно вспомнила она. Как странно. Она думала о нем вчера вечером, а он вдруг взял и заново объявился в ее жизни.

– Да, зловещий, – уверенно подтвердила Фелисити. – Да еще он был жутко старым.

– На десять лет старше меня.

– Как бы там ни было, я помню, от него веяло жутью. А сейчас, готова поспорить, все стало еще хуже. В учителях физкультуры есть что-то отталкивающее – эти их спортивные костюмы, свистки и планшеты.

Рука Тесс крепче сжалась на трубке. Фелисити всегда отличалась самодовольством. Считала, будто знает все, превосходно разбирается в людях и что она искушенней и внимательней, чем Тесс.

– Значит, я так понимаю, в Коннора Уитби ты влюблена не была? – спросила она резко и ожесточенно. – Уилл стал первым, кто привлек твое внимание?

– Тесс…

– Не утруждайся, – оборвала ее Тесс.

Очередная волна гнева и боли подкатила к ее горлу. Она сглотнула. Как такое вообще возможно? Она любила их обоих. Так сильно любила!

– Что-нибудь еще?

– Ты вряд ли позволишь мне пожелать Лиаму доброй ночи? – уточнила Фелисити тихим, кротким голосом, который совершенно ей не шел.

– Нет, – отрезала Тесс. – И вообще он уже спит.

Лиам еще не спал. Она совсем недавно проходила мимо его комнаты (бывшего отцовского кабинета) и видела, что он лежит в постели и играет в «Нинтендо».

– Пожалуйста, передай ему от меня привет, – с дрожью в голосе попросила Фелисити, как будто храбро делала все возможное в трудных, не зависящих от нее обстоятельствах.

Лиам обожал Фелисити. Специально для нее он приберегал особый суховатый смешок.

Гнев выплеснулся наружу.

– Конечно, я передам ему от тебя привет! – выплюнула Тесс в трубку. – И заодно скажу, что ты пытаешься разрушить его семью! Почему бы мне не упомянуть и об этом?

– О боже, Тесс, мне так… – начала Фелисити.

– Только не говори, что тебе жаль. Не смей еще хоть раз ляпнуть, что тебе жаль. Ты сама так решила. Ты позволила этому произойти. Ты сделала это. Ты сделала это со мной. Ты сделала это с Лиамом.

Теперь она неудержимо рыдала, словно ребенок, раскачиваясь взад и вперед.

– Тесс, где ты? – окликнула мать с другого конца дома.

Тесс тут же выпрямилась и яростно утерла мокрое лицо тыльной стороной ладони. Она не хотела, чтобы Люси застала ее плачущей. Собственная боль, отраженная на мамином лице, казалась невыносимой.

– Мне пора. – Она встала.

– Я…

– Меня не волнует, спите вы с Уиллом или нет, – перебила сестру Тесс. – Собственно, на мой взгляд, тебе стоило бы с ним переспать. Просто чтобы выбросить это из головы. Но я не допущу, чтобы Лиам рос с разведенными родителями. Ты видела, как разошлись мои мама с папой. Ты знаешь, чего мне это стоило. Именно поэтому я не могу поверить…

В груди вспыхнула жгучая боль, и она прижала ладонь к сердцу. Фелисити молчала.

– Тебе не светит жить с ним долго и счастливо, – продолжила Тесс. – И ты сама это знаешь. Потому что я готова это переждать. Я подожду, пока ты с ним не наиграешься. – Она глубоко, с дрожью вдохнула и закончила: – Завершай свою отвратительную интрижку, а затем верни мне моего мужа.

* * *

7 октября 1977 года. Трое подростков погибли, когда восточногерманская полиция столкнулась с демонстрантами, требующими: «Долой стену!» Люси О’Лири, беременная первым ребенком, увидела сообщение об этом в новостях и долго плакала. Ее сестра-близнец Мэри, также беременная первым ребенком, позвонила ей на следующий день и спросила, не плакала ли и она тоже из-за новостей. Некоторое время они разговаривали о несчастьях, происходящих по всему миру, а затем перешли к куда более интересной теме собственных будущих детей.

–  Думаю, у нас родятся мальчики, – заявила Мэри. – И они будут лучшими друзьями.

–  Куда вероятнее, им захочется убить друг друга, – возразила Люси.

Глава 13

Рейчел сидела в исходящей паром горячей ванне, цепляясь за бортики. У нее кружилась голова: глупо было идти мыться, пока она еще навеселе после вечеринки с «Таппервером». Она может поскользнуться, выбираясь наружу, и сломать бедро.

А возможно, это не такая уж и плохая стратегия. Роб и Лорен отменят переезд в Нью-Йорк и останутся в Сиднее, чтобы ухаживать за ней. Посмотрите на Люси О’Лири. Ее дочь примчалась из Мельбурна, стоило лишь ей услышать о сломанной лодыжке. Она даже выдернула сына из мельбурнской школы, что теперь, когда Рейчел об этом задумалась, показалось ей несколько чрезмерным.

Воспоминание о матери и дочери О’Лири подтолкнуло Рейчел к мысли о Конноре Уитби и выражении, появившемся на его лице при виде Тесс. Не предупредить ли Люси?

«Просто к сведению. Возможно, Коннор Уитби – убийца».

А может, и нет. Возможно, он просто симпатичный учитель физкультуры.

Иногда, когда Рейчел видела его с детьми на стадионе, под лучами солнца, со свистком на шее и красным яблоком в зубах, она думала: «Ни за что на свете такой милый человек не мог бы убить Джейни». А затем в другие, более суровые и сумрачные дни, когда она видела его бредущим в одиночестве, с бесстрастным лицом и широкими плечами человека, способного применить силу, она думала: «Ты знаешь, что случилось с моей дочерью».

Она устроила голову на бортике ванны, прикрыла глаза и вспомнила, как впервые услышала о его существовании. Сержант Беллах сообщил ей, что последним, кто видел Джейни живой, оказался мальчик по имени Коннор Уитби из местной средней школы. Рейчел еще подумала: «Не может такого быть, я никогда о нем не слышала». Она знала всех друзей Джейни и их матерей.

Эд запретил Джейни вступать в серьезные отношения до тех пор, пока она не сдаст последний школьный экзамен. Он столько шума из-за этого поднял. Но Джейни не стала спорить, и Рейчел с удовлетворением отметила, что, похоже, ее дочь пока не так уж интересуется мальчиками.

В первый раз они с Эдом встретили Коннора на похоронах Джейни. Он пожал Эду руку и прижался холодной щекой к щеке Рейчел, обмениваясь с ней воздушным поцелуем. Коннор был частью кошмара, такой же невозможной и неправильной, как и гроб. Несколько месяцев спустя Рейчел нашла ту фотографию, где они были сняты вместе на чьей-то вечеринке. Он смеялся над какой-то шуткой Джейни.

А затем, много лет спустя, он устроился в школу Святой Анджелы. Она даже и не узнала его, пока не прочла имя на заявлении о приеме.

– Не знаю, помните ли вы меня, миссис Кроули, – обратился он к ней вскоре после поступления, когда они остались наедине в канцелярии.

– Я вас помню, – холодно сообщила она.

– Я по-прежнему думаю о Джейни, – признался он. – Все время.

Она не знала, что и сказать.

«Почему ты о ней думаешь? Потому что ты убил ее?»

В его глазах определенно читалось нечто похожее на чувство вины. Она это не выдумала. Она пятнадцать лет проработала секретарем в школе. Коннор выглядел как ребенок, отправленный в кабинет директора. Но было ли это сознанием своей преступности? Или что-то иное?

– Надеюсь, вам не доставляет неудобств то, что я здесь работаю, – сказал он.

– Совершенно никаких, – кратко ответила она, и больше они эту тему не затрагивали.

Она подумывала об увольнении. Работа в начальной школе, где когда-то училась Джейни, всегда приносила ей радость, смешанную с горечью. Девочки на тонких, как у Бемби, ножках проносились мимо нее по игровой площадке, и она краем глаза замечала Джейни. В жаркую пору лета она смотрела, как матери забирают из школы детей, и вспоминала давно минувшие летние дни, когда она ходила с Джейни и Робом после школы есть мороженое и их личики сияли. Джейни училась уже в старших классах, когда погибла, так что воспоминания Рейчел о школе Святой Анджелы не были запятнаны горем потери. Так и шло, пока не объявился Коннор Уитби; он ворвался на своем ужасном ревущем мотоцикле прямо в тихие, пастельные воспоминания Рейчел.

В итоге она осталась из чистого упрямства. Ей нравилась эта работа. Почему она должна уходить? И более того, ей почему-то казалось, что ее долг перед Джейни – не убегать и быть готовой к встрече с этим человеком и его виной, в чем бы та ни состояла.

Если он убил Джейни, разве стал бы он устраиваться на работу в то место, где работает ее мать? Разве сказал бы: «Я по-прежнему думаю о ней»?

Рейчел открыла глаза и ощутила твердый сгусток ярости, навеки застрявший у нее в горле, как будто она слегка чем-то подавилась. Все дело было в незнании. В долбаном незнании.

Она добавила в ванну холодной воды: было жарковато.

«Все дело в незнании», – сказала миниатюрная женщина изящного вида.

Дело происходило в группе психологической поддержки для пострадавших от насильственной смерти близких, куда они с Эдом пару раз сходили: посидеть на складных стульях в холодном зале общественного центра где-то в Чатсвуде и подержать в дрожащих руках пенопластовые стаканчики с быстрорастворимым кофе. Сына этой женщины убили по дороге домой с крикетной тренировки. Никто ничего не слышал. Никто ничего не видел.

– В долбаном незнании, – сказала она.

По кругу прокатилась рябь – люди беззвучно моргали. У женщины был нежный, безукоризненно чистый голос; вы будто услышали, как выругалась королева.

– Не хочу тебя расстраивать, милочка, но знание не так уж сильно и помогает, – перебил ее коренастый краснолицый тип. Убийцу его дочери приговорили к пожизненному заключению.

Рейчел и Эд прониклись к краснолицему страстной неприязнью и именно из-за него перестали ходить в группу поддержки.

Принято считать, будто горе делает вас мудрее, автоматически поднимает на более высокий уровень духовного развития, но Рейчел казалось, что все как раз наоборот. Горе делает вас мелочными и злобными. Оно не дает вам ни великого знания, ни прозрения. Она вот не поняла о жизни ничего нового, если не считать того, что та непредсказуема и жестока. И еще: некоторые люди выходят сухими из воды, даже совершив убийство, а другие по неосмотрительности допускают единственную крошечную ошибку и платят за нее ужасную цену.

Она подержала мочалку для лица под холодной водой, сложила ее и прижала ко лбу, как будто сбивала жар.

Семь минут. Ее ошибка измерялась в минутах.

Знала об этом одна только Марла. Эд так никогда и не узнал.

Джейни постоянно сетовала на усталость.

– Больше занимайся спортом, – твердила ей Рейчел. – Не ложись спать так поздно. Больше ешь!

Девочка была такой худой и высокой. А затем начала жаловаться на какую-то непонятную боль в пояснице.

– Мам, я всерьез считаю, что у меня моноцитарная ангина.

Рейчел записалась на прием к доктору Бакли: просто чтобы та сказала Джейни, что с ней все в порядке и что ей нужно слушать советы матери.

Обычно Джейни садилась на автобус, а потом шла домой от остановки на Уиком-роуд. Они условились, что Рейчел заберет ее с угла у школы и отвезет до кабинета доктора Бакли в Гордоне. С утра она напомнила Джейни об этой договоренности.

Вот только Рейчел опоздала на семь минут, а когда она подъехала к углу, Джейни там не оказалось. Она забыла, решила Рейчел, барабаня пальцами по рулю. Или ей надоело ждать. Этому ребенку никогда не хватало терпения, она вела себя так, будто Рейчел была удобным видом общественного транспорта, обязанным следовать расписанию. В те дни не было никаких мобильных телефонов. Рейчел ничего не могла предпринять, кроме как подождать в машине еще десять минут (она и сама не слишком-то любила ждать), а затем наконец отправиться домой и позвонить секретарю доктора Бакли, чтобы отменить прием.

Она не волновалась, а скорее сердилась. Рейчел знала, что Джейни ничем особо не больна. Это очень в ее духе – сначала заставить мать договариваться о приеме у врача, а затем не потрудиться прийти. И только гораздо позже, когда Роб с набитым бутербродом ртом спросил: «А где Джейни?», Рейчел взглянула на кухонные часы и ощутила первое ледяное прикосновение ужаса.

Никто не видел, чтобы Джейни ждала на углу, а если и видел, то не признался. Рейчел так и не выяснила, сыграли ли эти семь минут какую-то роль в произошедшем.

В итоге она узнала из полицейского расследования, что Джейни зашла домой к Коннору Уитби примерно в половине четвертого и они вместе посмотрели кино («С девяти до пяти» с Долли Партон). Потом Джейни сказала, что у нее какие-то дела в Чатсвуде, и Коннор проводил ее до железнодорожной станции. После этого никто больше не видел ее живой. Никто не заметил ее в поезде или где-нибудь в Чатсвуде.

Ее тело нашли на следующее утро двое девятилетних мальчишек, катавшихся на велосипедах по парку Уотл-Вэлли. Они остановились на игровой площадке и заметили девушку, лежащую под детской горкой. Ее школьный пиджак был накинут на тело сверху, как одеяло, как будто для того, чтобы она не замерзла, а в руках она держала четки. Ее задушили. Причиной смерти назвали травматическое удушье. Никаких следов борьбы, остатков под ногтями, отчетливых отпечатков пальцев. Ни волос, ни ДНК – Рейчел спросила об этом, когда прочла об убийствах, раскрытых с помощью анализа ДНК, в конце девяностых годов. Никаких подозреваемых.

– Но куда она направлялась? – снова и снова спрашивал Эд, как будто Рейчел могла в конце концов вспомнить ответ, если повторять вопрос достаточно часто. – Зачем она пошла через этот парк?

Иногда, задав этот вопрос много раз подряд, он начинал рыдать от ярости и разочарования. Рейчел не могла этого вынести. Ей не хотелось иметь ничего общего с его горем. Она не хотела знать о нем, ощущать его или разделять. Ей хватало собственного. Как ей справляться, если он взвалит на нее еще и свое?

Теперь она не понимала, почему они не могли обратиться друг к другу и разделить скорбь. Безусловно, их связывала взаимная любовь, но после гибели Джейни ни один из них не выдерживал вида слез другого. Они цеплялись друг за друга, словно незнакомцы во время стихийного бедствия, напрягаясь всем телом, неловко похлопывая по плечу товарища по несчастью. А бедняга Роб оказался посередине – мальчик-подросток, неуклюже пытающийся все исправить, сплошные притворные улыбки и бодрая ложь. Неудивительно, что он подался в торговлю недвижимостью.

Теперь вода чересчур остыла.

Рейчел начала неудержимо дрожать, как от переохлаждения. Она оперлась руками на бортики ванны и собралась встать.

Ничего не вышло. Она застряла здесь на всю ночь. Ее рукам – мертвенно-бледным, тонким, как палочки, – не хватало сил. Разве можно поверить, что это бесполезное, хрупкое тело с синими венами некогда было таким смуглым, крепким и сильным?

– Отличный загар для апреля, – сказал ей в тот день Тоби Мерфи. – Полеживаешь на солнышке, а, Рейчел?

Вот почему она опоздала на семь минут: кокетничала с Тоби Мерфи. Тоби был женат на ее подруге Джеки. Он работал слесарем-водопроводчиком, и ему нужен был помощник в офис. Рейчел пришла на собеседование и задержалась у него в кабинете на час с лишним, флирта ради. На ней было новое платье, которое уговорила ее купить Марла, и Тоби, неисправимый дамский угодник, все время косился на ее открытые ноги. Рейчел ни за что бы не изменила Эду, и сам Тоби нежно любил жену, так что их брачным клятвам ничто не угрожало, но тем не менее он любовался ее ногами, и ей это нравилось.

Эд вряд ли пришел бы в восторг, если бы она устроилась на работу к Тоби. Он не знал о собеседовании. Рейчел замечала, что он видит в Тоби соперника. Отчасти по причине того, что Тоби был работягой, а Эд занимался не вполне мужским делом – торговлей фармацевтическими препаратами. Эд с Тоби вместе играли в теннис, и, как правило, Эд проигрывал. Он прикидывался, будто ему все равно, но Рейчел-то видела, что его это постоянно мучает.

Так что с ее стороны было особенно низко наслаждаться взглядами, которые Тоби бросал на ее ноги.

Ее грехи в тот день были такими банальными: тщеславие, потакание собственным слабостям, крошечное предательство по отношению к Эду и заодно к Джеки Мерфи. Но может, эти мелкие грешки как раз и хуже всего. Человек, убивший Джейни, возможно, был больным и сумасшедшим, в то время как Рейчел находилась в здравом уме и полном сознании, и она прекрасно представляла, чтó именно делает, когда позволяла подолу платья задраться чуть выше колен.

Средство для мытья, которое она вылила в воду, плавало на поверхности, словно капли масла, скользкие и жирные. Рейчел снова попыталась подняться из ванны, но не преуспела.

Возможно, станет проще, если она сперва спустит воду.

Она вытащила пробку пальцами ноги, и поток, убегающий в сливное отверстие, по обыкновению, зарычал, будто дракон. Роб в детстве боялся этого отверстия. Джейни обычно вопила: «Рры-ы!», делая вид, будто у нее на пальцах когти. Когда вода сошла, Рейчел перевернулась на живот, затем поднялась на четвереньки. Коленные чашечки заныли так, словно вот-вот треснут.

Она привстала, опираясь руками, ухватилась за бортик ванны и осторожно перенесла через край сперва одну, а затем и другую ногу. Вот она и выбралась. Сердце утихомирилось. Слава богу, все кости целы.

Возможно, сегодня вечером она принимала ванну в последний раз.

Рейчел вытерлась насухо и сдернула с крючка у двери халат. Это был отличный халат из чудной мягкой ткани – очередной подарок, заботливо выбранный Лорен. Дом Рейчел был полон подарков, заботливо выбранных Лорен. Например, та толстая свеча с запахом ванили в стеклянной плошке, стоящая на шкафчике в ванной.

«Большая вонючая свечка», – назвал бы ее Эд.

Странное дело, что только не заставляло ее скучать по Эду. Она скучала по спорам с ним, по сексу. Они продолжали заниматься любовью после смерти Джейни. Их обоих это удивляло, и у обоих вызывало отвращение то, как охотно их тела реагировали друг на друга, точно так же, как прежде, но они все равно продолжали.