Текст книги "Алый восход"

Автор книги: Ли Бристол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Глава 17

Воздух Техаса казался удивительно бодрящим. Июньское солнце заливало землю своим благодатным светом, в воздухе не чувствовалось влажности, к которой Элизабет привыкла в Алабаме. И не слышно было лая собак, не громыхали колеса. Лишь тихонько шелестели травы на лугу.

У подножия холма протекал ручей, прозрачная вода которого была пронизана солнцем до самого дна. Элизабет привязала коня к одной из ив, росших у берега ручья. Луг, заросший маргаритками, оказался именно таким, каким его запомнила Элизабет, – это были ослепительно желтые цветы с черными сердечками.

Положив шляпку и перчатки на траву возле дерева, Элизабет нашла палочку с заостренным концом и принялась копать ею землю. Оторвав несколько полос влажного мха, чтобы обернуть им корни цветов, она направилась к маргариткам.

Увлеченная своим занятием, Элизабет не услышала топота копыт и увидела всадника лишь после того, как сильная мужская рука схватила ее за плечо. Но, очевидно, чудесный солнечный день подействовал на нее столь умиротворяюще, что она даже не заметила, насколько муж разгневан.

– Джед! – воскликнула она. – Я только…

– Черт возьми, что вы здесь делаете?! – проревел он. Она отпрянула и с невозмутимым видом ответила:

– Я собираю цветы. Джед спешился.

– Вы в своем уме? Кто вам разрешил уехать? Элизабет пожала плечами:

– Я не знала, что мне требуется на это разрешение.

– Требуется! – рявкнул Джед. – Да что с вами? Разве вы не знаете, что здесь нельзя ездить верхом одной?

– Ради всего святого, Джед! Я же умею ездить верхом!

– Вы ухитрились заблудиться всего в миле от дороги на Мобил. А этих мест совершенно не знаете и…

– Я знала, куда еду. Я даже отсюда вижу хижину!

– Вы представления не имеете о том, что может с вами случиться…

Элизабет досадливо поморщилась и отвернулась, взмахнув широкими юбками.

– Если я услышу еще хоть одно слово о пумах, волках и медведях, я просто начну кричать!

Она снова опустилась на колени и принялась копать землю своей палочкой – на этот раз с такой яростью, что легко могла повредить нежные корни цветов.

Какое-то время Джед молчал и смотрел на нее. Наконец сказал:

– Поедем домой. – Нет.

– Черт возьми, Элизабет, у меня нет времени.

– В таком случае прошу вас: не будем тратить его зря, – проговорила она, не глядя на мужа.

Элизабет решила, что ни в коем случае не позволит Джеду испортить такой прекрасный день и ее сладостные воспоминания о прошедшей ночи.

– Вы можете возвратиться в хижину, если хотите, а у меня еще есть здесь работа, – добавила она.

Джед не решался оставить жену одну, но, поглядывая на нее, все больше хмурился. Он ужасно испугался, увидев привязанного к дереву коня, а на траве – шляпку и перчатки… Но страх почти тотчас же сменился яростью, когда он заметил Элизабет, выкапывающую маргаритки на залитом солнечным светом лугу.

Никто и никогда не мог вызвать в нем таких приступов ярости, как эта женщина. Но гнев бесплоден. Гнев туманит голову и убивает разум, и умный человек не должен приносить свой ум в жертву гневу. Однако Элизабет ухитрялась заставить его забыть все основные правила выживания, известные ему, и оставить наедине с его чувствами, с которыми он не мог совладать.

Она даже не подняла на него глаза. Солнечный свет играл на ее волосах, лицо ее было залито нежным румянцем, а кожа казалась совершенно прозрачной. Он смотрел, как двигались ее плечи, когда она копала землю, смотрел, как натягивалась и опадала ткань ее платья, ласкавшая скрытое под ней тело… Она была прекрасна – и она доводила его до бешенства. Джеду хотелось схватить ее и усадить на лошадь. Хотелось повалить ее на траву и задрать ее юбку. Ему стоило огромных усилий удержаться от этого.

– Что вы собираетесь делать с этими сорняками? – проворчал он.

– Собираюсь посадить их вокруг дома, – ответила она вполне миролюбиво.

– Но ведь их мгновенно вытопчут.

Элизабет вытащила из земли еще один кустик маргариток и тщательно обернула их корни мхом.

– Тот, кто попытается их вытоптать, будет иметь дело со мной.

Джед невольно улыбнулся и пробормотал:

– Да, догадываюсь, что так и будет.

Элизабет взглянула через плечо и увидела обтянутые сапогами ноги Джеда. „Неужели его ноги всегда так выглядели? – подумала она. – Неужели они всегда были такими длинными и сильными?“ Она вдруг вспомнила, что видела их обнаженными, покрытыми золотистым пушком. Эти ноги прикасались к ее ногам, и казалось, от них исходил нестерпимый жар.

Джед спросил:

– Сколько еще вы намерены здесь оставаться? Пытаясь сосредоточиться на своем занятии, Элизабет ответила:

– Не знаю. Некоторое время. Здесь так чудесно…

На лугу и в самом деле было чудесно. Не слишком жаркое солнце, ярчайшие краски, небо, уходящее в бесконечность… Джед любил такие техасские дни, а теперь к прелести летнего дня добавилось присутствие Элизабет – она была в центре всего. Но сегодня Джеда ждала работа, требовавшая втрое больше времени, чем обычно, а ведь он никогда не отлынивал от работы.

Джед немного постоял рядом с женой, потом повернулся и направился к ближайшей иве. Минуту спустя Элизабет подняла на него глаза и спросила:

– Что вы делаете?

– Ломаю ивовые прутья, – ответил Джед. – Они годятся для того, чтобы плести из них корзины. А чай, настоянный на ивовых ветках, хорош при лихорадке.

Элизабет вспомнился чай, которым он поил ее в день их знакомства. Джед показался ей тогда персонажем из увлекательнейшего романа. В нем все было необычным, непривычным, сказочным… А теперь она смотрела на него и не узнавала. Его прекрасные золотистые волосы были прикрыты широкополой шляпой, рукава рубашки закатаны выше локтей, вместо мокасин на нем теперь были остроносые кожаные сапоги, а на бедрах красовался ремень, на котором висел огромный уродливый пистолет. И все это внезапно поразило ее.

Это был человек, приручивший и любивший волка, человек, которого выходили и вылечили индейцы. Он преодолевал горы и шагал через долины, заходил туда, где до него, вероятно, не ступала нога человека. И он стоял сейчас перед ней. Он ее муж. Неужели этот мужчина действительно ее муж?

Она не сознавала, что смотрит на Джеда во все глаза, смотрит с величайшим изумлением. Тут он направился к ней, и Элизабет вернулась к своему занятию, хотя давно уже потеряла интерес к маргариткам.

Через некоторое время, снова взглянув на мужа, она указала на его пистолет и спросила:

– Почему вы это носите?

Он бросил прутья на траву и, усевшись рядом, спросил:

– Это? Что именно?

– Ну… пистолет, что у вас на поясе.

– Здесь нельзя ходить без пистолета.

Джед принялся перебирать лежавшие перед ним прутья.

– Почему нельзя? – допытывалась Элизабет. – Ведь у вас к седлу приторочена винтовка.

– Если лошадь понесет и я вылечу из седла, я окажусь без ружья, – пояснил Джед.

– И что тогда?

– Тогда может всякое произойти. Предположим, вы вылетели из седла. Ваша нога застряла в стремени, а лошадь тащит вас за собой. Это может окончиться вашей гибелью, если у вас не будет при себе пистолета, из которого можно пристрелить животное.

Элизабет молча смотрела на мужа. Взяв один из прутьев, Джед принялся счищать с него кору. Он даже не подозревал, какое впечатление на Элизабет произвели его слова. Снова вернувшись к своему занятию, она проговорила:

– Но сейчас-то вы не на лошади.

– Верно.

– Не могли бы вы… – Она взглянула на мужа. – Не могли бы вы не носить его в моем присутствии?

Он посмотрел на нее с удивлением:

– Почему?

– Это действует мне на нервы.

Джед колебался. Наконец, пожав плечами, снял ремень с пистолетом и положил его перед собой. Затем снова взялся за ивовый прут.

Элизабет выкопала куст маргариток, обернула их корни влажным мхом и села на траву. Ей не хотелось больше работать. Взглянув на свои руки, испачканные черной землей, она невольно улыбнулась. Миссис Нэнси пришла бы в ужас, если бы увидела ее сейчас. Но миссис Нэнси осталась в другой жизни.

Окинув взглядом открывавшийся перед ней вид, Элизабет снова улыбнулась – залитые солнечным светом холмы пленяли ее, и ей казалось, что ничего более прекрасного она никогда прежде не видела.

– Красиво, – сказала она тихо.

Джед внимательно посмотрел на нее. Элизабет сидела, чуть откинувшись назад и упершись ладонями в землю. Грудь ее четко вырисовывалась под корсажем, и Джед, заметив это, отвел глаза.

– Да, красиво, – согласился он.

– Вы рассказывали мне об этих местах, но я не могла себе представить всей их прелести. – Немного помолчав, она добавила: – И здесь прекрасные условия для разведения хлопка.

– Да, наверное, – кивнул Джед. Элизабет взглянула на него вопросительно.

– Почему вы не выращиваете хлопок? Ведь все остальные выращивают.

– Не все.

Элизабет с воодушевлением продолжала:

– Вы могли бы нажить состояние, если бы стали выращивать здесь хлопок. Взгляните только на эту плодородную долину. К тому же здесь много воды. Мне кажется, лучших мест для хлопка не придумаешь.

Джед с удивлением посмотрел на жену. Неужели у нее имелось собственное мнение по любому поводу? Но ведь это одна из самых привлекательных ее черт. Именно это впервые и очаровало его… Она легко и непринужденно говорила обо всем на свете. И никогда ничего не утаивала. Джед по-прежнему удивлялся, слушая ее. До знакомства с Элизабет он не предполагал, что женщина может сказать что-нибудь представляющее интерес для него.

Ободрав кору с ивовой ветки, Джед принялся что-то из нее плести.

– Я не фермер, – пробормотал он.

– Но ведь вы им были.

– Возможно, именно поэтому не люблю вспоминать об этом. Труд фермера слишком тяжел.

Элизабет с недоверием взглянула на мужа:

– Неужели это тяжелее, чем гоняться… за ужасными дикими быками?

Джед усмехнулся. Эта женщина с удивительной легкостью, не прилагая совершенно никаких усилий, заставила его забыть о том, что он всего лишь пять минут назад был ужасно зол на нее.

– Хлопок и быки – разные вещи, – пожал он плечами. – Чтобы выращивать хлопок, нужны деньги… и рабы. А меня не интересует то, что я не могу делать собственными руками. Я не хочу пользоваться трудом других людей.

Джед прервал свое занятие и задумался, пытаясь найти более убедительные слова. Но как объяснить то, что он и сам не вполне понимал?

– Скакать целый день на лошади – действительно тяжелый труд, – проговорил он наконец. – Но это движение. Это поглощает все время и дает возможность видеть что-то новое. И не только следы, оставленные дикими быками, но и след земляной белки, и примятую траву, если кто-то проехал по тропе раньше тебя, и каждый камень, лежащий на твоем пути… Сидя в седле все время узнаешь что-то новое и видишь новое. И ты ни от кого не зависишь и ни на кого не надеешься. Я думаю, мне нравится это ощущение. К тому же я всегда знаю: день не прошел для меня даром, потому что я непременно узнал что-то новое и научился чему-то новому, то есть стал чуть умнее, чем накануне. А фермерство не дает такой возможности.

В устах Джеда это звучало прекрасно, и Элизабет была почти уверена, что правильно его поняла. Тут он снова принялся за свою ивовую ветку, и Элизабет, наблюдая за движениями его ловких пальцев, вспоминала их первую встречу. Только сейчас он был еще привлекательнее.

Немного помолчав, она вновь заговорила:

– Хорошо, пусть так. Но почему бы вам не попробовать разводить хлопок? Возможно, вам бы понравилось. Вы могли бы добиться успеха. Нажили бы огромное состояние!

Джед пристально взглянул на жену. Что-то в ее словах или тоне напомнило ему о грандиозных планах Хартли. Неужели она тоже мечтает об империи? Впрочем, ничего удивительного. Ведь они с Хартли люди одного круга. И мыслили они одинаково.

Отвернувшись, Джед спросил:

– Неужели богатство – это так важно для вас? Почувствовав, что затронула слишком опасную тему, Элизабет медлила с ответом. Наконец проговорила:

– Конечно, я люблю красивые вещи. Все их любят. Но я имела в виду совсем не это. Я просто… – Она потупилась. Затем снова подняла глаза на Джеда. – Просто мне неприятно думать, что вы будете гоняться за этими ужасными быками и… будете носить на поясе этот ужасный пистолет на случай, если ваша лошадь понесет. А ведь можно обходиться без подобных опасностей.

„Значит, она за меня беспокоится“, – подумал Джед. И вдруг понял, что ему это приятно. Но все же, скрывая свои чувства, он проговорил:

– Моя жизнь – это моя жизнь, Элизабет.

Глядя на него с некоторым удивлением, она спросила:

– Так вы не хотите стать богатым?

Джед рассмеялся. Вопрос Элизабет почему-то развеселил его. Впрочем, он прекрасно ее понимал. Выросшая в роскоши, она, конечно же, не могла так быстро привыкнуть к новому образу жизни.

– Конечно, хочу, – ответил Джед. – И, возможно, мне это еще удастся.

– Занимаясь скотоводством? – проговорила Элизабет с сомнением в голосе.

Джед пожал плечами:

– А почему бы и нет?

Элизабет промолчала. Ей вдруг пришло в голову, что жене, возможно, не следует вести с мужем разговоры о делах и задавать вопросы в лоб, как сейчас она.

Джед отложил в сторону ивовую ветку и, пристально глядя на Элизабет, продолжал:

– Те, кто выращивает хлопок, думают, что уедут из Техаса с огромным состоянием. Возможно, кое-кому это удастся. Но далеко не всем. Потому что здесь не так уж много земель, пригодных для хлопка. Зато скот можно разводить где угодно. И когда подумаешь о том, как велик Техас, то становится ясно: бифштексов ему потребуется великое множество. – Джед усмехнулся. – И если человек неглуп, то он может собрать стадо, продать его, вернуться домой и собрать еще большее стадо. Таким образом можно нажить состояние. Во всяком случае, одно я знаю наверняка: Техас никогда не лишится своего скота и земель, на которых пасутся и тучнеют стада.

Элизабет снова промолчала. Ей было неприятно думать, что Джеду приходится иметь дело с ужасными длиннорогими быками, и она действительно боялась за мужа. Но она была женщиной и не имела права вмешиваться в мужские дела.

Джед вдруг улыбнулся и указал рукой на тополя и сосны, видневшиеся в отдалении:

– Вот где я собираюсь построить дом, когда разбогатею. Вон там, рядом с тем тополем. Это здесь самое красивое место.

– О да, конечно! – оживилась Элизабет. – Огромный-преогромный дом со множеством окон и с большими коринфскими колоннами.

Джед усмехнулся:

– Здесь? Дом с колоннами?

Элизабет энергично закивала. Ей казалось, она уже видит чудесный дом, стоящий у тополя.

– И с французскими окнами, Джед. Ну… такими, в которые можно заходить, точно в двери. Собственно, это и есть застекленные двери. И весь дом должна опоясывать веранда, где мы сможем сидеть летними вечерами или танцевать, когда у нас будут гости.

„Мы“. Возможно, именно это слово сыграло решающую роль.

Джед никогда и ни с кем не делился своей мечтой о доме. Но теперь, когда Элизабет с таким воодушевлением заговорила об этом, он решил, что непременно попытается построить для нее дом. Но дом с колоннами?.. Это немного смущало.

Взглянув на жену, Джед с сомнением в голосе проговорил:

– Похоже, что такой дом лучше смотрится в окружении хлопковых плантаций, чем на скотоводческом ранчо.

– Какое это имеет значение?! – воскликнула Элизабет. – Мы построим такой дом, какой нам захочется. Человек с положением должен иметь… соответствующее жилище.

Джед внимательно посмотрел на жену. Похоже, она нисколько не сомневалась в том, что он разбогатеет и построит шикарный особняк с колоннами. Ему очень не хотелось огорчать Элизабет, но он понимал, что должен, пока не поздно, рассеять ее иллюзии. Опасно было укреплять ее веру в то, чему не суждено сбыться.

– Неужели с колоннами?! – воскликнул он с насмешливой улыбкой.

Элизабет посмотрела на мужа и тоже улыбнулась. Она вдруг вспомнила, каким его лицо было под ее пальцами, какой удивительно нежной оказалась его кожа. А волосы… Что, если снять сейчас с него шляпу и провести кончиками пальцев по его чудесным волосам?

Она неожиданно спросила:

– У вас ведь есть шрам на предплечье, почти у самого плеча?

Джед взглянул на нее с удивлением, и щеки его чуть порозовели.

– У меня много шрамов, – ответил он. – А почему вы спросили?

Теперь уже Элизабет покраснела. Она сама не понимала, почему ей вздумалось спросить про шрам. Возможно, лишь потому, что она постоянно об этом думала…

Потупившись, Элизабет пробормотала:

– Мне показалось, что ночью я заметила его.

Джед откашлялся и снова вернулся к своей работе. Кто бы мог ожидать, что она заговорит об этом? Немного помолчав, он сказал:

– Это след от стрелы команчей. Просто царапина. Стрела лишь слегка задела меня.

Но Джед думал сейчас не о команчах.

Он вспоминал прикосновения ее пальчиков, вспоминал о том, как пахла Элизабет, когда он зарывался лицом в ее волосы, вспоминал, как она лежала под ним, как вскрикивала, как стонала…

И еще он думал о том, что ему ужасно нравится просто разговаривать с ней, как сейчас. Думал о том, что минуты, проведенные с ней здесь, на склоне холма, запомнятся ему на всю жизнь. И конечно же, он думал о том, что желал ее постоянно, каждую минуту.

Но Джед никак не ожидал, что сможет заговорить на эту тему.

– Элизабет… – пробормотал он, – Элизабет, я ночью… Я не хотел быть грубым, не хотел бы, чтобы вы думали, что я все время мечтаю только о постели и считаю это единственно важным в браке.

Ее щеки снова вспыхнули, и она в смущении проговорила:

– Но возможно… это одна из лучших сторон брака?

– Что?.. – Джед в изумлении уставился на жену.

– Мне нравится разговаривать с вами. – Она взглянула на него и снова опустила глаза. – И мне нравится… заниматься с вами любовью.

Теперь уже Джед смотрел на жену с восхищением. Он думал о том, что она, должно быть, никогда не перестанет удивлять его.

– Вы сказали, что у людей, состоящих в браке, это бывает иначе, – продолжала Элизабет. – Но разве… – Румянец на ее щеках разгорелся еще ярче, а глаза стали еще зеленее, чем прежде. – Разве не все жены чувствуют одно и то же?

– Нет, не все, – пробормотал Джед. – Во всяком случае, мне так кажется. – Он улыбнулся и добавил: – Иначе откуда взялось бы такое множество несчастных мужей?

Элизабет с облегчением вздохнула и, робко улыбнувшись, спросила:

– Я доставляю вам радость?

Джед вдруг почувствовал, что ему ужасно трудно заговорить – словно он лишился дара речи. Прикоснувшись ладонью к щеке Элизабет, он выдохнул:

– Да…

В следующее мгновение Джед взял жену за руку и надел на ее безымянный палец колечко, сплетенное им из ивовой коры.

– Вот, – сказал он с улыбкой. – Теперь вы выглядите, как замужняя женщина.

Элизабет посмотрела на свою руку, и глаза ее наполнились слезами. Она не могла отвести взгляда от колечка. Узор был довольно сложный, и кольцо, судя по всему, было сплетено прочно, надежно. Гладкая кора блестела, точно серебро, и Элизабет казалось, что она за всю жизнь не видела ничего прекраснее. И ведь Джед сделал кольцо для нее!

Заметив слезинку на ресницах жены, Джед осторожно смахнул ее пальцем. Затем, снова улыбнувшись, сказал:

– У вас будет золотое кольцо, когда я разбогатею. Элизабет взглянула на него, и ее изумрудные глаза вспыхнули.

– Нет! Я не хочу золотого! – воскликнула она и крепко сжала кулачок, словно боялась, что кольцо снимут с ее пальца. – Я хочу это и всегда буду носить его.

И тут – Джед совершенно этого не ожидал – Элизабет вскочила на ноги и обвила его шею той самой рукой, на которой теперь носила кольцо.

И Джед вдруг почувствовал себя по-настоящему счастливым. Он крепко обнял жену и, наклонившись к ней, нежно поцеловал ее. Он прижимал ее к себе – это была чистейшая, ослепительная и ничем не замутненная радость. В эти мгновения он действительно был счастлив, и ему ничего больше не хотелось – лишь держать Элизабет в объятиях.

– Я люблю тебя, Джед, – прошептала она.

Он осторожно приподнял ее подбородок и заглянул в сияющие зеленые глаза. Он безумно хотел обладать ею, и его желание с каждым мгновением усиливалось. Снова поцеловав жену, Джед опустил ее на траву. Его пальцы перебирали пряди волос, а поцелуи наполняли радостью и предвкушением блаженства.

Сердце Элизабет гулко билось, а день – яркий, как желтые маргаритки, – превратился в золотистое сияние, в котором она ясно различала лишь склонившееся над ней лицо Джеда. Он покрывал ее шею поцелуями, и она едва удерживалась от стона.

Тут Джед крепко прижался к ней, и Элизабет, ощутив напор его плоти, тотчас же раздвинула ноги. В следующее мгновение она почувствовала, как руки Джеда расстегивают крошечные пуговки на ее корсаже. И вот груди ее оказались на свободе – открытые солнечному свету и ласкам мужа. Элизабет тихонько вздохнула. Какая радость любить и быть любимой. Какой прекрасной оказалась эта сторона брака! Всю свою прежнюю жизнь она прожила словно во мраке, не сознавая, что существование ее было лишено смысла. Быть с Джедом, любить его и сливаться с ним воедино – вот в чем заключается подлинный смысл жизни.

Джед принялся целовать и ласкать ее обнаженные груди, и Элизабет почувствовала, как кровь забурлила у нее в жилах. Затем рука мужа скользнула ей под юбки, и его горячие пальцы стали поглаживать ее бедра…

Минуту спустя, сбросив одежду, они отдались любви под ярким небом Техаса. Это было так прекрасно, так естественно… Полная восторга и удивления, Элизабет крепко прижималась к Джеду. „Мой муж, – думала она. – Мой любимый“. От сознания безмерного счастья на глаза ее навернулись слезы; она знала, что не могло быть большей близости и большего наслаждения. Это было чудо разделенной любви, потому что сейчас они стали единым целым. Потому что сегодня она узнала радость, которую испытываешь, отдавая…

Раз за разом они устремлялись навстречу друг другу, и тела их двигались в одном ритме. Наконец мир вокруг них словно разлетелся на куски, и они, вконец обессилев, затихли в объятиях друг друга, слитые воедино. И казалось, даже сердца их бились в одном ритме, даже дыхание у них было одно на двоих. Они чувствовали, как в их жилах струилось пламя, сулившее новую радость и новое наслаждение.

Глядя на мужа, Элизабет прикоснулась ладонью к его подбородку и прошептала:

– О, Джед, я так тебя люблю.

Он улыбнулся, и его темные ресницы затрепетали. Поцеловав жену в щеку, он чуть хрипловатым голосом проговорил:

– Пожалуй, нам лучше вернуться.

И тут Элизабет вдруг осознала, что Джед ничего не сказал ей. Ни слова. Ни разу.

И свет в ее душе начал меркнуть. Как она ни старалась удержать эту радость, чудесные минуты, только что пережитые, ускользали от нее. Она пыталась убедить себя, что все это не имеет значения, но на самом деле это было для нее важнее всего на свете.

Она любила его, – а он?..

Джед поднялся на ноги и оделся. Элизабет тоже быстро оделась, и он с улыбкой протянул ей руку. Она заставила себя ответить улыбкой, но на сердце у нее было тяжело.

Когда они возвращались в хижину, Элизабет думала о том, что этот день не такой радостный и яркий, каким казался поначалу.