Текст книги "Взбалмошная девчонка"

Автор книги: Лэйси Дансер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Глава 5

– Я не позволю тебе меня нести! – решительно заявила Темпест. Глаза ее вновь сверкали гневом и энергией; суточный отдых явно пошел ей на пользу. Жар еще не спал, и голова кружилась, но Темпест не собиралась взваливать на Страйкера дополнительную ношу.

Ночь опустилась на землю и окутала их защитным плащом. Однако оба они прекрасно понимали: чем дольше оставаться на одном месте, тем больше риск, что их обнаружат. Но в глубине души Темпест боялась, что не сможет уйти далеко. Ее подташнивало от слабости, а ноги дрожали.

В первый миг Страйкеру хотелось заорать на нее во всю глотку, но, вспомнив о своих благих намерениях, он выбрал иную линию обороны.

– Хорошо. – Он отвернулся и начал укладывать их скудные пожитки в общий рюкзак.

– Что значит «хорошо»? – подозрительно спросила Темпест.

Страйкер пожал плечами и мысленно поздравил себя с верно выбранной тактикой. Впервые за много лет он не стал ввязываться в изнурительный и бесполезный спор. Он победил. Темпест не сможет пройти больше ста шагов. Она, конечно, упряма, но не глупа. И, когда силы ее иссякнут, Страйкер возьмет ее на руки и понесет, как и собирался с самого начала. Пожалуй, она еще извиняться будет! И сокрушенно обзывать себя «дубиной» – ее любимое ругательство по собственному адресу.

– Ну? – добивалась ответа Темпест, изумленная его необычной уступчивостью. Никогда в жизни Страйкер не соглашался с ней с первого слова! Он всегда знал, как лучше. Положим, в девяти случаях из десяти он оказывался прав, но Темпест раздражало и обижало такое недоверие к ней.

Страйкер забросил на плечи рюкзак. Он был тяжел, но ненамного тяжелее, чем два дня назад.

– Если хочешь, иди сама. Честно говоря, я и не собирался тащить тебя на руках всю дорогу. У меня, знаешь ли, рюкзак нелегкий. Да и тебя, хоть ты и похудела, перышком не назовешь. – Темпест метнула в него убийственный взгляд, который Страйкер предпочел не заметить. – Я ответил на твой вопрос?

Темпест вгляделась ему в лицо:

– Слушай, ты не перегрелся?

– Нет, а что? – слегка улыбнувшись, ответил Страйкер.

– Ты никогда раньше не сдавался без боя.

Страйкер нацепил инфракрасные очки и зашагал прочь. Темпест машинально поднялась и последовала за ним.

– Я и не сдался. Просто выбрал новую тактику. – Он говорил тихо, почти шепотом, словно боялся потревожить обитателей ночных джунглей.

– То есть? – таким же полушепотом спросила Темпест.

– Не волнуйся так. Я просто устал с тобой бороться. У нас с тобой не так уж много сил, чтобы растрачивать их по пустякам. Все, чего я сейчас хочу, – добраться до города, принять горячий душ и завалиться спать!

– Я тоже, – пробормотала Темпест, утирая пот со лба.

Они не прошли еще и четверти мили, но ей казалось, что путь длится уже несколько часов. Руки дрожали, пот лил градом. По счастью, Страйкер шел впереди и ничего не замечал. Или сделал вид, что не замечает.

Страйкер слышал, как тяжело дышит Темпест, и проклинал ее дурацкую гордость. Можно было бы заставить ее покориться… но стоит ли? Он замедлил шаг. Так они прошли около мили; последние несколько ярдов Темпест едва плелась, и Страйкер не раз пожалел о своем решении.

– Давай-ка передохнем. – Страйкер резко остановился и Темпест ткнулась ему в спину.

Страйкер, обернувшись, успел подхватить ее в падении, поднял на руки и усадил возле скалы футах в десяти от тропы. Сам он сел рядом.

– Держи, – произнес он, доставая флягу и поднося к ее губам.

– Извини, – слабо пробормотала Темпест. – Ты был прав. А я просто дубина.

От Страйкера пахло джунглями, мужской силой… и Страйкером. Никогда в жизни Темпест не вдыхала такого прекрасного запаха.

– И на редкость хорошенькая.

Темпест подняла голову:

– Не надо мне льстить. Я этого не заслужила. И потом сейчас назвать меня хорошенькой может только слепой.

Страйкер поцеловал ее в кончик носа:

– Значит, я ослеп. Ты такая теплая и мягкая… И глазки у тебя сонные и мечтательные, совсем как наутро после ночи любви…

Темпест знала, что не должна поддаваться очарованию этих слов. Их любовь давно стала частью прошлого.

– А общий вид – как будто меня волокли через джунгли ногами вперед!

Страйкер расхохотался и притянул ее к себе:

– Есть немного. Но тебе это даже идет. – Он снова поцеловал ее – медленно и властно, словно желал вознаградить себя за годы, проведенные без нее.

Темпест обвила его шею руками и ответила на поцелуй. Всем телом она чувствовала его растущую страсть и вместе с этим – удивительную нежность. Ей хотелось свернуться клубочком в его надежных объятиях и забыть, забыть обо всем на свете… Губы Страйкера были неожиданно мягкими и сладкими, как старое вино. Только безумец мог бы поверить, что все это не сон, – но сейчас Темпест была безумна. Она ждала этого всю жизнь – и наконец дождалась. Страйкер поверил в нее, позволил ей поступать, как она считает нужным. Он мог бы заставить ее подчиниться – но не стал. Не заставлял, не указывал, не требовал, не давал добрых советов… Просто был с ней рядом.

Вечность спустя Страйкер поднял голову и заглянул ей в глаза.

– Ты хочешь меня, – произнес он, надеясь, что она не услышит в его голосе радостного изумления.

– Да.

– И давно это с тобой?

– Мгновение. И вечность. – Темнеет неуверенно улыбнулась. Она не ожидала, что признание будет таким легким и естественным.

– Почему же ты никогда мне этого не показывала? Мне казалось, ты не страдаешь от ложной скромности и всегда просишь того, чего тебе хочется.

Темпест прикрыла глаза, чувствуя, как нарастает в ней гнев.

– Прошу? Запомни, Страйкер, я никогда и ничего не прошу! Мне слишком хорошо известно, что значит потерять гордость. – Она открыла глаза и взглянула ему в лицо, моля бога, чтобы на этот раз он наконец ее понял. – Я не хочу отнимать у тебя свободу, Страйкер. Не хочу привязывать тебя к себе. Это все равно что посадить тебя в клетку. Мы не сможем так жить. Ни я, ни ты.

Страйкер молча смотрел ей в глаза. Словно свет вспыхнул перед ним и озарил непроглядную тьму: он впервые понял, что происходило в душе у Темпест. При этом свете хитрый план его казался жалким и подлым. Первый раз в жизни Страйкер стыдился себя. Слава богу, он только начал претворять свои хитрости в жизнь! Страйкер протянул руку и провел пальцем по ее губам – так осторожно, словно боялся, что она сейчас исчезнет.

– Нам пора идти.

– Знаю.

Страйкер поднялся, прижимая к себе драгоценный груз:

– Постарайся задремать и не вертись.

Темпест положила голову ему на плечо:

– Хотела бы я стать хоть чуточку легче!

Страйкер поцеловал ее – и в ласке его Темпест почувствовала новую, неизведанную нежность.

– Ты легка, как пушинка, – едва слышно прошептал он, глядя поверх ее головы.

Темнота и удушающая жара делали свое дело: каждый шаг давался с трудом. Однако Страйкер шел быстро, делая привалы через каждые сорок пять минут. Темпест дремала, она ворочалась у него на руках, но не просыпалась. Когда небо побледнело и на востоке занялась заря, Страйкер отошел в сторону от дороги и стал готовить место для лагеря.

Темпест потянулась и открыла глаза, сбросив с себя одеяло. Она чувствовала себя почти здоровой.

– Видно, тебе здорово досталось, – заметила она, поднимаясь и наблюдая, как он достает из рюкзака еду. – Выглядишь хуже некуда. Отдыхай, а я приготовлю завтрак, – сказала она, коснувшись его руки.

Взглянув на нее, Страйкер отметил, что глаза ее блестят и на щеках появился румянец. Потрогал лоб – горячий. Температура держится. Не показывая своего беспокойства, он спросил:

– Как ты себя чувствуешь?

Темпест улыбнулась, стремясь прогнать его тревогу.

– Отлично. Только есть очень хочется.

Страйкер улыбнулся в ответ. Похоже, Темпест и вправду выздоравливает: в нормальном состоянии аппетит у этой хрупкой девушки был поистине волчий.

– Значит, ты проголодалась? Это обнадеживает!

– Еще как! – Она взяла у него рюкзак и начала рыться по карманам в поисках съестного. Особого выбора не было, но все-таки консервов, захваченных Страйкером, хватит, чтобы утолить голод. – Будешь тушенку?

Страйкер откинулся назад, рассматривая Темпест. Впервые до него дошло то, что все эти годы он принимал как должное: никогда еще Страйкер не встречал другой женщины, способной без жалоб и нытья принимать все, что подбросит жизнь; более того – получать от этого удовольствие! Что бы ни происходило вокруг, Темпест не хныкала и не бежала от реальности. Она принимала все, что происходило в жизни, как должное и жила настоящим, не прячась ни в прошлое, ни в будущее.

Темпест подняла голову; глаза ее удивленно блеснули.

– Ты еще здесь? – упрекнула она, доставая и откладывая в сторону банки с мясом и консервированными овощами.

– Я принесу воды.

Она помотала головой;

– Ну уж нет! Ты свое отработал! Теперь на должность шеф-повара и прислуги заступает Темпест Уитни-Кинг. Я слышу шум воды; значит, река недалеко. – Она шутливо ткнула пальцем в его мускулистую грудь; – Иди отдыхай. А работать буду я.

Она замолчала, ожидая неизбежных возражений, готовая во что бы то ни стало настоять на своем.

Страйкер видел, что Темпест готова к битве. Глаза ее воинственно сверкают – значит, близится гроза… И вдруг он широко ухмыльнулся;

– Слушаюсь, командир!

Темпест заморгала и уставилась на него так, словно у него вдруг выросли три головы и хвост. Уже второй раз за день Страйкер сдавался без борьбы!

– Слушай, с тобой точно все в порядке? – На этот раз она пощупала ему лоб, проверяя, нет ли жара.

Страйкер улыбнулся:

– Абсолютно.

– Температуры нет… Не тошнит?

– Нет.

– Головой не ударялся?

– Нет.

– Не болит голова? Или, может быть, кружится?

– Не-а. – Голова и вправду кружилась – только не от нездоровья. Вот уже два дня он, можно сказать, не выпускал Темпест из объятий. Чувствовал тепло ее тела, вслушивался в ее сонное бормотание, видел за непреклонным фасадом беззащитную детскую уязвимость…

– Да что с тобой такое, черт возьми! – пробормотала Темпест, разглядывая его во все глаза.

– А что?

– Ты уже второй раз соглашаешься со мной не споря!

Страйкер твердо решил больше не лгать. Пусть между ними все будет честно. Он готов сражаться рядом с ней – но не против нее.

– Может быть, я учусь.

– Учишься? Чему?

Страйкер пожал плечами, недоумевая, почему никогда раньше не пробовал решать дело миром. Почему он постоянно старался взять над ней верх?

– Да так, кое-чему.

Темпест сгорала от любопытства – это очевидно. И Страйкер был доволен. Пусть она задумается, пусть взглянет на него и на себя – может быть, тогда им вместе удастся найти ответы на мучающие его вопросы.

– Слушай, о чем ты вообще говоришь?

– О королях и капусте.

– Ненавижу, когда ты изъясняешься загадками!

Страйкер кивнул в сторону консервных банок:

– Ты, кажется, собиралась готовить завтрак. Я умираю от голода. – Он мягко перекатился назад и сел, прислонившись спиной к стволу дерева. – Вперед, женщина! Накорми своего повелителя! Теперь твоя очередь потрудиться.

Темпест поднялась на ноги. Он делает вид, что ничего особенного не происходит, хорошо, она поддержит игру.

– Как прикажешь, о великий и ужасный!

Страйкер рассмеялся ей вслед. Маленький лагерь скрылся за кустами, и Темпест замедлила шаг. Ей нужно было подумать.

Темпест казалось, что мир вдруг начал вращаться в противоположном направлении. До сих пор жизнь ее делилась надвое – «до» Страйкера и «после». Он был для нее другом, спасителем, недолгим возлюбленным и вечно любимым. Но он ее не любил. Темпест знала это, но без сожаления отдала ему свою невинность. Она понимала, что Страйкер не одобряет ее взглядов, мыслей, образа жизни, они – чужие люди. Но он желает ее. И тогда Темпест казалось, что этого достаточно. Каким же наивным ребенком была она в двадцать лет!

Она приняла его страсть как должное и позволила научить себя древнему как мир любовному таинству. И заплатила за урок слишком высокую цену. Крылья страсти подняли ее над землей и понесли в полет, из которого ей не суждено было вернуться прежней. Страйкер привязал Темпест к себе навечно: теперь она не могла даже вообразить себя в объятиях другого мужчины. И снова она неслась по миру в бешеной гонке за приключениями… но не могла убежать от Страйкера. Он стал для нее солнцем, путеводной звездой, ветром, дующим в паруса ее свободы. Она знала: пока жив Страйкер, с ней ничего не случится.

Но теперь, похоже, правила игры изменились. Страйкер стал другим. Он по-прежнему суров и грубоват, но в каждом слове его, обращенном к ней, чувствуется какая-то… нежность. Темпест нахмурилась, наполняя самодельный котелок водой. Страйкер никогда не был нежным – по крайней мере с ней. И никогда не отказывался от драки, а тем более от побед над ней.

– По какому случаю такой мрачный вид? Не беспокойся. Завтра утром мы уже будем в городе.

Темпест удивленно подняла глаза. Сама того не заметив, она дошла до лагеря.

– Я не об этом думала, – тихо ответила она.

– А о чем же? – так же тихо спросил Страйкер.

Темпест повесила котелок над бездымным костерком, который разжег Страйкер, пока она ходила за водой.

– О нас. О тебе и обо мне.

Скрестив руки на груди, Страйкер ждал продолжения.

Темпест подняла на него глаза, но тут же снова отвела их в сторону. Впервые за все время знакомства со Страйкером она робела перед ним.

– Ты изменился.

– Ты тоже.

Теперь Темпест смотрела на него во все глаза.

– Как?

– Я бы сказал, ты несколько утихомирилась.

Темпест широко раскрыла глаза:

– Я?

Страйкер ласково улыбнулся ей:

– А ты и не заметила? – Ему до боли в пальцах хотелось к ней прикоснуться, но он стоял, упрямо скрестив руки на груди.

– Нет, – задумчиво покачала головой Темпест.

«Что бы это значило?» – думала она. Страйкер знает ее как облупленную. Может быть, не понимает ее глубинных мотивов, но в том, что касается ее поведения, ему можно верить.

– Почему ты так думаешь?

– Посмотри на себя. Ты не жалуешься на бездействие, не суетишься, не рвешься вперед, не мчишься сломя голову… Совсем нехарактерно для тебя.

– Ну, я вообще-то болею… – с достоинством начала Темпест. Она сама не понимала, почему ее так обижают бесстрастные наблюдения Страйкера.

– Еще год назад это тебя не останавливало. Помнишь, как ты сломала ногу и врачи предписали тебе полный покой? И что ты сделала на следующий же день после выписки?

Темпест поморщилась. Еще бы не помнить! Ругань Страйкера и ошарашенные физиономии родных до сих пор снятся ей в кошмарных снах.

– Конечно, это было глупо… но я умирала от скуки.

– Ты пользовалась креслом на колесиках всего первый день, – сухо заметил Страйкер. – Еще не умела им как следует управлять, но должна была понимать, что для гонок по пересеченной местности этот транспорт не годится!

Темпест пожала плечами. Как ни странно, ей сейчас было и вправду стыдно за свое ребячество.

– Прости меня. – Эти неожиданно вырвавшиеся слова удивили их обоих.

Страйкер прищурился, вглядываясь в ее лицо. Темпест потупилась, щеки порозовели – вид у нее был жалкий и виноватый.

– Я поступила глупо. Представляю, как вы все перепутались!

– Еще бы! Представь: выглядываю я из окна кабинета твоего отца и вижу, как ты мчишься вперед на полной скорости! Ну просто самоубийца!

Темпест подалась вперед и легонько поцеловала его в губы. В глазах у нее блестели слезы, чистые и прозрачные, словно солнечные брызги в морской воде.

– Я не хотела тебя пугать. Я не подумала…

Страйкер пошатнулся, вдохнув ее свежий запах – запах земли, буйной зелени, нетронутой дикой природы… и Темпест. Никогда еще он не видел у нее на глазах слез. Эти сияющие капли драгоценной влаги в мгновение ока разрушили всю его оборону. Страйкер привык бороться с Темпест, но сегодня она сдалась без боя, и он оказался бессилен. Молча он прижал Темпест к себе и, приподняв ее голову за подбородок, заглянул ей в глаза.

– Ты знаешь, как часто в последние годы я просыпался, протягивал руки к тебе – и обнимал лишь пустоту?

– Как часто? – прошептала Темпест, глядя на него затуманенными глазами.

– Тысячу. Нет, миллион раз.

– Но у тебя были другие женщины!

Эта мысль отравляла Темпест годы разлуки. Другие женщины делят с ним постель, узнают его страсть и желание, а она не в силах забыться в объятиях другого. Порой Темпест готова была возненавидеть Страйкера за это.

Страйкер не мог отрицать правду.

– Но тебя же не было!

– Были другие, – закрыв глаза, глухо произнесла Темпест.

Страйкер молча смотрел на нее; тяжелая, давящая боль сжимала ему сердце. За эти четыре года он не раз пускался во все тяжкие – только для того, чтобы ее забыть. В конце концов, она, как и он, имела полное право разделить постель и жизнь с кем захочет. Да, он был для нее первым – и что из этого? Это не дает ему никаких особых прав и не возлагает особых обязательств.

– Почему? – Он провел пальцем по ее четко очерченным губам. – Ты – прекрасная женщина, созданная для любви. Ты щедро отдаешь возлюбленному всю себя. За эти несколько дней ты дала мне больше, чем все прочие женщины за всю жизнь. – Темпест молчала и не поднимала глаз, и в душу Страйкеру начали закрадываться подозрения. – Может быть, я обидел тебя, сам того не зная? Поверь, милая, я этого не хотел. Или ты не знаешь, что я скорее умру под пытками, чем обижу тебя?

Темпест открыла глаза – и прочла во взгляде Страйкера боль. Да, он обидел ее, сам того не подозревая. Но осмелится ли она объяснить ему, чем именно?

– Секс с тобой был потрясающим… я такого и вообразить не могла. – Да, в этом признаться можно. – Рядом с тобой я почувствовала себя совсем особенной – прекрасной и желанной. Мне было очень хорошо с тобой. – Она прикоснулась к его губам, когда-то столькому ее научившим, – и вспомнила, как эти губы скользили по ее телу, как шептал ей Страйкер слова любви и восхищения, с каким благоговением любовался ее наготой, как наконец овладел ею – столь мягко и нежно, что вместо ожидаемой боли Темпест ощутила невиданный взрыв наслаждения… От одних этих воспоминаний у нее кружилась голова и перехватывало дыхание.

– И у тебя никого больше не было? – В глубине души Страйкер знал это всегда, но только сейчас осмелился признать.

Синие глаза Темпест, всегда столь живые и озорные, превратились в зеркала, отражающие его собственное смятение.

– Нет.

Страйкеру казалось, что Темпест наконец протянула ему долгожданный ключ к своей душе. Только Страйкер не понимает, в какую скважину его вставить. А от Темпест, если бы она и знала, помощи не дождешься! «Думай, Страйкер, думай. Ты всегда умел находить выход из безвыходных ситуаций». Страйкер протянул руку и коснулся губ Темпест. Глаза ее тут же потемнели от желания, и его тело напряглось в ответ. Перед глазами вспыхнули образы тех волшебных ночей, когда она содрогалась от страсти в его объятиях…

– Когда… когда все кончится, ты вернешься ко мне?

Сколько боли может причинить одно короткое слово!

– Нет.

– Ты же хочешь меня!

Темпест не могла лгать:

– Да.

– И не позволишь любить тебя?

– Ты не любишь меня, Страйкер. Ты желаешь меня – как желал уже многих в прошлом и будешь желать многих в будущем. – Она обвела пальцем контур его губ, вспоминая их незабываемый вкус. – А я никогда не стану наложницей в гареме. Даже в твоем.

Глава 6

В тот же миг Страйкер припал к ее губам. Он найдет ответ на ее вопросы, но не сейчас. Когда-нибудь потом. А сейчас его задача – заставить ее забыть все сомнения. Он все крепче прижимал ее к себе, чувствуя, как будто она наконец вернулась домой – туда, где должна быть всегда. Темпест страстно отвечала на его порыв. Когда Страйкер наконец оторвался от ее губ и взглянул на нее, глаза ее были закрыты, а тело изогнулось дугой, стремясь покрепче прижаться к нему.

– Взгляни на меня!

Темпест открыла глаза.

– Ты никогда не была и не будешь наложницей у меня в гареме, – произнес он глухим напряженным голосом. Но Темпест услышала в нем лишь нежность и неутоленное желание. – У меня и гарема-то нет. И ты для меня – не просто одна из многих. Поверь, это не пустые слова. Это правда. В моей жизни никогда не было и никогда не будет второй Темпест. Где бы мы ни были, что бы ни делали, мы связаны навеки. Я не знаю, что это такое и как это называется. Может быть, и не любовь. Мы с тобой – не те люди, чтобы попусту бросаться такими словами. Я не знаю, что так властно привязало меня к тебе, что не умирает ни днем, ни ночью, ни в смертельной опасности, ни даже в объятиях других женщин. Можешь ненавидеть меня, если хочешь, – но это ничего не изменит.

– Я не могу тебя возненавидеть, даже если захочу.

– Тогда останься со мной.

– Мы уже пробовали. Ничего у нас не получилось.

Наступило молчание. Оба вспоминали о боли и радости семи коротких и сумасшедших дней.

– Мы стали старше.

– И упрямей.

Страйкер рассмеялся.

– Упрямой ты была всегда. Тебя можно сломать, Темпест, но согнуть невозможно.

– Тебя тоже.

«Что сказать ей? – думал Страйкер. – Как убедить ее остаться, не отвергать его, поверить ему? Сейчас она нужна ему больше, чем раньше, больше, чем когда бы то ни было».

– Может быть, теперь мы не совершим прежних ошибок?

Темпест испытующе взглянула ему в глаза. Да, он честен. Он страдает не меньше ее.

– А что, если мы попробуем начать сначала?

– Ты, кажется, хочешь гарантий?

– Жизнь никаких гарантий не дает. И мы оба это знаем.

– Чего же ты хочешь от меня?

– Я хочу знать, куда мы движемся. Хочу верить, что между нами происходит нечто большее, чем заурядный романчик с заранее известным концом.

Сказать, что Страйкер был изумлен, – значит не сказать ничего.

– И ты, сорвиголова, бесшабашно рискующая жизнью, боишься отдаться прежнему возлюбленному? – Он приподнял ее голову за подбородок и пристально взглянул в глаза. – Объясни мне, Темпест, в чем дело? О чем ты не хочешь мне говорить?

Темпест не могла сказать правду. Но не могла и лгать, когда любимый держал ее в объятиях.

Щеки ее порозовели, ресницы дрогнули – и Страйкер тихо охнул. Он понял, о чем умолчала Темпест, понял так ясно, как будто прочел ее мысли.

– И давно? – хрипло спросил он.

– Что «давно»? – Она зашевелилась, пытаясь высвободиться из его объятий, но Страйкер только крепче притянул ее к себе, не позволяя бежать.

– Давно ты меня любишь?

– Я вообще не говорила, что тебя люблю! – гневно возразила Темпест и снова рванулась, но Страйкер держал крепко.

– И не скажешь. Может быть, я и не понимаю тебя, но знаю точно: ты никогда не признаешься в любви, не будучи уверена в ответном чувстве. Не тот ты человек, чтобы выпрашивать любовь – тем более у меня. – Он прижал ее к себе: Темпест дрожала, как осиновый лист. – А я отверг твою любовь – тем утром, когда снял тебя с дерева. – В его словах не было вопроса – он не оставлял себе пути к бегству. – А ты и глазом не моргнула. Сделала вид, что ничего не случилось. Да знаешь ли ты, как часто я спрашивал себя, что я для тебя значил? Неужели наша… неужели эти дни, проведенные вместе, были для тебя всего лишь курсом секса – таким же, как курс выживания или вождения машины?

Темпест, побледнев, прикрыла ему рот ладонью.

– Нет, что ты! Никогда!

Страйкер поцеловал ее ладонь, дотронувшись до нее кончиком языка. Ответная дрожь ее тела пронзила его, словно удар ножом.

– Не знаю, что ответить, – пробормотал он. – Хотел бы я сказать, что чувствую то же самое!

Темпест грустно улыбнулась:

– Не надо. Ты не любишь меня, Страйкер. Я знаю. И всегда знала. Я, как и ты, пыталась убить свое чувство, но все было бесполезно. Куда бы я ни бежала, где бы ни пряталась, ты оставался со мной. В мечтах, в снах, в кошмарах… А когда мне начинало казаться, что еще немного – и я забуду тебя, ты появлялся собственной персоной и вытаскивал меня из очередной передряги.

– Выходи за меня замуж. – Эти внезапные слова изумили их обоих.

– Нет.

Темпест надеялась, что душа ее окаменела и больше не чувствует боли. Однако вымученное предложение Страйкера пронзило ее сердце новой, невыразимой мукой. Она рванулась прочь, но Страйкер схватил ее за плечи.

– Ты с ума сошел! – прошипела она. Теперь, когда прекраснейшая ее мечта превратилась в худший из кошмаров, Темпест не могла больше сдерживать накопившуюся горечь. – Ты же меня терпеть не можешь! Ты – великолепная нянька, но замуж за няньку я не пойду! Я не изменюсь, и мы оба это знаем. А ты хочешь, чтобы я изменилась, – это тоже знаем мы оба. Меня нельзя связать ничем – даже любовью. Мои родные пробовали. Думаешь, я не чувствую, как поражает, злит, разочаровывает их мое поведение? Отец посылает тебя сюда, дает тебе самолет, деньги, оружие – все необходимое, чтобы вызволить блудную дочь из джунглей и привезти домой. Думаешь, он ждет, что я останусь дома хоть на неделю? Нет, даже не надеется. Он давно махнул на меня рукой: я – паршивая овца в семействе респектабельных вундеркиндов, и не понимаю, почему он до сих пор не вычеркнул меня из завещания.

Страйкер искал ключи к душе Темпест – и вот она отдала ему всю связку. Она страдает от внутреннего разлада и непонимания родных, чувствует себя недостойной их любви, может быть, искренне хочет измениться – но не может.

Темпест глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Ее родные ни в чем не виноваты: они не могут дать ей того, чего сами не имеют.

– Помнишь мою бабушку Темпест?

– Конечно.

– Вот она меня любила. Не за мои выходки и не вопреки им: просто любила такой, какая я есть. Я в жизни не встречала более тихой, спокойной, благовоспитанной женщины – однако она любила свою бесшабашную внучку. Наверное, у каждого человека есть тайное желание. Я хочу, чтобы меня любили. Просто за то, что я – это я, – Глаза ее блеснули. – А ты… в постели ты меня хочешь, а во всем остальном – ненавидишь. Как я могу остаться с тобой? Как мне жить, зная, что мой любимый едва терпит мои выходки? Как вынести ссоры и упреки? А все это будет – обязательно будет, как только пройдет первое ослепление.

Медленно, страшно медленно Страйкер разжал сомкнутые руки. Он понимал, что Темпест права, и правота ее причиняла ему невыносимую боль. Никогда еще он не чувствовал себя таким беспомощным, таким слабым. Впервые в жизни Страйкер Макгайр оказался бессилен. Для него нет выхода – только горечь от того, что никогда не будут они вместе, никогда не будет у них общего будущего. Безумное желание терзало его тело, желание, подобного которому не могла вызвать в нем ни одна другая женщина, но Страйкер должен справиться с этим. Темпест права, не стоит им опять все начинать сначала.

– Прости меня.

Бессмысленные, бесполезные слова, но что еще он может сказать?

– За что? Ты не можешь полюбить по собственному желанию. А я не могу разлюбить. – Она отодвинулась от него. – Мы оба – такие, какие есть, и другими стать не можем. Моя любовь – это мои трудности. Ты ни в чем не виноват и ничем помочь мне не можешь.

Темпест отвернулась, всей душой желая скрыться от его пронзительных глаз. Однако прятаться было некуда – да она никогда и не позволила бы себе проявить малодушие. В котелке закипала вода: Темпест открыла банку и высыпала туда мясо и овощи, хотя есть ей уже не хотелось.

Ели они в полном молчании. Когда Страйкер наконец заговорил, Темпест вздрогнула от неожиданности.

– Как ты себя чувствуешь? Нет озноба?

– Я в порядке. – Это была ложь, но Темпест не собиралась говорить о своей слабости.

Страйкер протянул ей автомат и лег:

– Тогда подежурь три часа, а потом разбуди меня. Темпест кивнула и, не выпуская автомат из рук, с трудом взобралась на огромный камень, с которого хорошо просматривались окрестности. Со всех сторон доносились приглушенные шорохи, журчание воды, крики каких-то неизвестных Темпест зверей, но весь этот шум не мешал ей слышать, как беспокойно ворочается Страйкер.

«Выходи за меня замуж». Да, такого она не ожидала! Страйкер застал ее врасплох: о таком предложении она даже не задумывалась. Темпест вздохнула. Если бы она могла стать такой, как все! Спокойной, тихой, домашней, довольной налаженной жизнью… Способной любить и принимать любовь. Как же избавиться от демона, сделавшего ее пленницей собственных неукротимых желаний? Этого Темпест не знала.

Страйкер долго лежал с открытыми глазами, всматриваясь в сплетенные ветви тропических деревьев. Все тело его ныло, требуя сна, но душе не давало покоя поразительное признание Темпест. Значит, все эти четыре года она любила его! Как он мог быть так слеп?! Конечно, Темпест непредсказуема, и в ее поведении он никогда разобраться не мог, но, как ему казалось, всегда знал, что она чувствует! Темпест никогда не скрывала своих радостей и печалей… Но нет, как видно, он ошибался.

При этой мысли Страйкер ощутил горечь, как будто Темпест обманула его. Но он не вправе требовать от нее откровенности. Темпест не хотела ставить его в неловкое положение, не хотела, чтобы он чувствовал себя виноватым. Единственным доступным ей способом она защищала себя от ненужной боли.

Страйкер вспомнил бабушку, о которой Темпест говорила с такой нежностью. Темпест-старшая была тихим, робким, даже запуганным созданием – живое воплощение женственности, как ее понимали во времена королевы Виктории. Еще совсем девочкой ее выдали замуж за Кинга – человека сурового и жесткого, совершенно подавившего ее хрупкую индивидуальность. Однако эта женщина была к своей взбалмошной внучке добрее, чем остальные родственники. Темпест права: только бабушка любила ее такой, какая она есть. Не ругала, не причитала, не умоляла остепениться – просто любила.

От Темпест-старшей Страйкер невольно обратился к себе. А он как себя вел? Почему, имея дело с Темпест, он позволял себе терять самообладание? Орал, накидывался с руганью… «Идиотка! Сумасшедшая! Что у тебя вместо головы – кочан капусты?!» Да, именно так и еще хуже. Сколько раз он повторял, что Темпест нужно связать и где-нибудь запереть для ее же блага? А ведь прекрасно знал, что несвобода убьет ее так же верно, как нож в сердце. Она была для него тяжким бременем, божьим наказанием – и безумно желанной женщиной. Как и ее родные, он переходил от раздражения к гневу, от гнева к отчаянию, от отчаяния к усталой покорности… И все это время отказывался разбираться в собственных чувствах. Но теперь видел, что Темпест во всем права. Он хочет ее, но жить с ней не сможет. Им не быть вместе. Но значит ли это, что он должен, как требует Темпест, отказаться от возможности краткого счастья? Они же оба взрослые люди, их влечет друг к другу, так почему бы им не дать воли своей страсти?!

Два пути лежали перед Страйкером. Оба они требуют сил и мужества – и еще неизвестно, какой путь принесет Темпест и ему самому больше страданий… На этой мысли Страйкер закрыл глаза и позволил сну овладеть собою. Он знал, что рано или поздно решение придет, но он будет решать на ясную голову и с открытыми глазами.