Текст книги "Таинственное убийство Линды Валлин"

Автор книги: Лейф Г. В. Перссон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

16

После возвращения на работу Бекстрём приказал молодому Адольфссону по памяти сделать отчет об их посещении клиники Святого Зигфрида, в то время как сам разобрался с горами бумаг, накопившихся на его столе. Ничего сенсационного, опять же никого из тех, кто сидел в одной комнате с ним, не требовалось сразу пинать под зад для придания им дополнительного ускорения. Самое время пойти в отель и выпить немного пивка, решил Бекстрём, бросив взгляд на часы, и как раз тогда зазвонил его мобильник. Это был занудный коллега из подразделения ВИКЛАС, пожелавший узнать, как обстоят дела с Лео.

– Я встречался и с ним, и с Брундином, – сообщил Бекстрём.

– Брундин опекает его?

– Да, – сказал Бекстрём и снова скосился на часы. – Он, кстати, просил передать тебе привет.

– Ну, тогда можно спать спокойно, – усмехнулся коллега. – Брундин единственный абсолютно нормальный человек в нашей психиатрии. Как Лео себя чувствует?

– Лучше не придумаешь. Катается как сыр в масле, он тебе тоже передавал привет, – сообщил Бекстрём и отключил свой телефон.

По пути к выходу он прошел мимо комнаты Рогерссона, чтобы узнать, не освободился ли тот на сегодня, но красная лампа над дверью комнаты для допросов еще горела.

«Шесть плюс шесть часов», – отметил Бекстрём, и в худшем случае он ведь мог заказать такси.

«Кому хочется тащиться пешком по такой жаре», – подумал Бекстрём и достал из кармана мобильник, но, прежде чем успел набрать номер, неизвестно откуда появилась собственный кризисный терапевт разыскной группы, худая, как клюшка для гольфа, вдобавок немного выше его, и почти сразу же на него набросилась.

– Как хорошо, что я смогла застать комиссара, – сказала она и дружелюбно улыбнулась ему, немного склонив голову набок. – У тебя найдется несколько минут для меня?

– Чем я могу помочь тебе, Лу? – поинтересовался Бекстрём тоже с дружелюбной улыбкой.

«Лучше разобраться с этой бабой, пока я еще в тонусе», – подумал он.

Прошло несколько минут, прежде чем Лу перешла к делу. Но поскольку Бекстрём в малейших деталях представлял, как вести себя с ней, ему доставляло огромное удовольствие наблюдать, как она сама сунула свою худую шею в приготовленную им петлю.

– Ты почти единственный, с кем я еще не разговаривала, – констатировала Лу.

– Как ты наверняка понимаешь, у меня хватало хлопот. – Бекстрём одарил ее нежным взглядом и многозначительно кивнул.

«Даже не нашлось времени поболтать с такой ужасно занудной женщиной, как ты», – подумал он.

– Я это очень хорошо понимаю, – согласилась Лу и, наклонив голову набок еще на несколько сантиметров, одарила его почти вертикальной улыбкой.

– Приятно слышать, – заметил Бекстрём со спокойной миной, одновременно опробовав задумчивый кивок, который берег как раз для таких случаев.

Если верить Лилиан Олссон, именно Бекстрём, в силу его огромного опыта в качестве специалиста по расследованию убийств ГКП, должен был видеть больше грязи и мерзостей, чем все другие его коллеги.

– Как тебе удается справляться со всем этим? – спросила Лу. – Наверняка ты постоянно испытываешь тягостные душевные переживания?

– О чем ты? – вопросом на вопрос ответил Бекстрём.

«Им нельзя давать самой крошечной щелки, иначе все пропало», – подумал он.

Грязь и мерзость на работе? У многих полицейских, если не сказать у большинства, профессия забирает слишком много физических и нервных сил, доводя до полного истощения. Они длинными рядами маршируют по этому пути, заполняя промежутки между сменами алкоголем и сексом в запредельных количествах.

– А это ведь наихудший способ борьбы со своими психологическими проблемами, – сказала Лу.

Хотя чертовски веселый, подумал Бекстрём, кивнув в знак согласия.

– Трагично, – сказал он и с приязнью покачал головой. – Трагично. – «Пожалуй, стоит намекнуть ей о коллеге Левине и крошке Сванстрём».

– Я встречала даже молодых полицейских, у которых еще в полицейской школе развилась сильная нервная анорексия, то есть отсутствие аппетита, – продолжала Лу.

– Да, это трагично, – повторил Бекстрём. – Молодые люди…. Весьма трагично. – Он тяжело вздохнул. «Но, если вспомнить о жрачке, которую там подают, для меня большая загадка, как они вообще едят».

По мнению Лу, основанному на опыте ее многолетней работы психологом в полиции, причины следовало искать в полицейской культуре, в духе «мачизма, отрицания, замалчивания в единении с разрушительной невоздержанностью», который все более проникал в полицейскую среду и оказывал парализующее действие на всех тех, кому приходилось там трудиться. Сама Лу чувствовала, как поток негативной энергии устремлялся на нее с пола, потолка и со стен, едва она входила в здание полиции.

– Как ты справляешься со всеми этими травмирующими переживаниями, Бекстрём? – повторила она свой вопрос и ободряюще покачала головой.

– С помощью Господа нашего, – ответил он, воздев глаза к потолку ее кабинета.

«Да пошла ты куда подальше, сучка!»

– Боюсь, я не совсем поняла тебя, – нерешительно улыбнулась Лу.

– Нашего Господа, – повторил Бекстрём торжественным тоном. – Всемогущего Отца нашего, Творца земли и небес, который служит моим Провожатым на жизненном пути и к кому я также обращаюсь за утешением в часы невзгод.

Наверное, так выглядит человек перед тем, как у него отвалятся рот и уши, подумал он, увидев реакцию собеседницы.

– Я понятия не имела, что ты так религиозен, Бекстрём. – Она внимательно на него посмотрела.

– О подобном не кричат на каждом углу, – ответил Бекстрём, бросив укоризненный взгляд на психолога, и покачал головой. – Это между мной и Господом нашим.

– Я тебя хорошо понимаю, – закивала Лу. – Но одно ведь не исключает другого, – продолжила она. – У тебя никогда не возникало мыслей об альтернативных… Использовать другие способы сбросить камень с души, я имею в виду.

– О чем тогда речь? – спросил Бекстрём угрюмо, насупил брови и дал ей испробовать настоящий полицейский взгляд.

Пора закрутить гайки, подумал он.

– Ну, например, различные формы терапии, вроде дебрифинга, он ведь фактически относится к ним, – сказала Лу и натужно улыбнулась ему. – Моя дверь всегда открыта, и многие верующие…

– Мне не нужны другие боги рядом со мной, – взорвался Бекстрём и указал в ее сторону рукой, поднимаясь со стула. – Я имею в виду ту самонадеянность, которую ты и твои коллеги демонстрируете, когда пытаетесь занять место Творца. Разве ты не понимаешь, что тем самым вы нарушаете первую заповедь?

Или же вторую? Хотя какое это имеет значение, подумал он.

– У меня и в мыслях не было вывести тебя из равновесия, я действительно не хотела…

– Все дела человеческие – суета и томление духа, – перебил ее Бекстрём. – Екклезиаст, глава двенадцать, стих четырнадцать, – продолжил он, не спуская с Лу взгляда. Он ляпнул это наобум и рисковал опростоволоситься, но она, похоже, не отличалась особой религиозностью.

– Я искренне извиняюсь, если оскорбила тебя, – пробормотала Лу и еле заметно улыбнулась.

– Моя дверь всегда открыта, – сказал Бекстрём и открыл дверь ее кабинета, стараясь тем самым придать больше значимости своим словам. – Ты должна понять, Лилиан, – продолжил он высокопарным тоном. – Мы – люди… мы предполагаем, а Господь располагает.

«Самое время запереться в сортире, где я смогу спокойно отвести душу», – подумал Бекстрём и закрыл за собой дверь.

Придя в отель и поднявшись в свой номер, он сразу же налил себе холодного пива.

– У тех, кто пьет прямо из банок, наверное, не все в порядке с головой. Чертовы неандертальцы.

Бекстрём сделал несколько больших глотков и жадно слизал пену с верхней губы. Потом он завалился на кровать, включил телевизор и принялся перелистывать телефонные сообщения. Таких набралось немало, и большинство из них были от Карин с местного радио. В последнем, полученном всего несколько часов назад, она уверяла, что «нам не понадобится болтать о работе», и с целью продемонстрировать благие намерения даже дала ему свой домашний номер. «Могу я пригласить тебя перекусить в каком-нибудь укромном местечке?»

Женщина в опасности, подумал Бекстрём и потянулся к телефону на своей тумбочке.

– Она, похоже, уже на грани, – решил он, набирая ее номер.

Укромное местечко представляло собой маленький трактир, где часть столиков стояла под открытым небом и откуда открывался вид на очередное смоландское озеро. Трактир находился на приличном расстоянии от города, но такси Бекстрёму оплачивал работодатель, так что это не создавало ему проблем.

«Слава богу, ни одного чертова журналиста пока, во всяком случае, если верить моим глазам старого сыщика», – подумал он, выдвигая стул для своей спутницы.

– Наконец мы одни, комиссар. Ура, ура, ура. – Карин улыбнулась и губами, и глазами. – Что ты хотел бы съесть? Я угощаю.

– Ни в коем случае, – запротестовал Бекстрём. Он еще в такси решил оформить свою переработку как встречу с еще одним тайным осведомителем, и, естественно, в качестве доказательства ему требовался счет.

– Я хотел бы отведать чего-нибудь вкусного, – продолжил он, скосившись на загорелые руки и ноги своей спутницы. На ней было тонкое летнее платье, три верхние пуговицы которого она, вероятно, забыла застегнуть.

Пожалуй, платье слишком легкое, подумал Бекстрём.

– Все прошло просто отлично, – подвел он итог вечера, когда оставил свою даму перед подъездом ее дома. Все ее попытки перевести разговор на убийство Линды он сразу же пресекал. А чтобы поддерживать беседу и как бы между делом рассказать немного о себе, предложил ей обычную полицейскую классику и в заключение надавал щедрых обещаний на будущее.

– Ты ведь, наверное, понял, что я чувствую, – вздохнула Карин, катая в ладонях бокал с вином. – Люди должны знать, что происходит. Пусть даже речь идет об убийстве. Убили ведь нашу, местную девушку.

– Большинство из того, что пишут в газетах о нашем убийстве, просто пустая болтовня, если это как-то тебя утешит, – сказал Бекстрём.

Чего не сделаешь ради баб, подумал он.

– Неужели? – воскликнула она с искоркой надежды в глазах.

– Мы поступим так… – Бекстрём наклонился вперед и как бы случайно коснулся ее руки. – Как только я доберусь до этого идиота и буду уверен, что это действительно он, обещаю, ты первой все узнаешь. Только ты. Никто другой.

– Ты обещаешь? На сто процентов? – спросила Карин и посмотрела на него.

– На сто процентов, – солгал Бекстрём, не убирая ладони с ее руки. – Ты, и только ты.

«Как все просто», – подумал он.

Придя в отель, он сразу же взял курс на бар. Только три бокала пива за весь вечер, а его мучила жажда, как верблюда, проделавшего путь от Иерусалима до Мекки. В дальнем углу вдобавок сидел Рогерссон с огромной емкостью янтарного напитка и, судя по его виду, пребывал в ужасном настроении. Два десятка журналистов и другие, находившиеся в заведении гражданские, по какой-то причине предпочли сидеть на максимальном удалении от него.

– Я пообещал сломать руку первому из стервятников, который попытается сесть рядом со мной, вот все и отстали, – объяснил Рогерссон. – Что будешь пить? Кстати, теперь моя очередь угощать.

– Большой бокал крепкого, – сказал Бекстрём и махнул официанту, который по какой-то причине выглядел довольно настороженным.

«Ты всегда так дипломатичен, Рогге», – подумал он.

– Случилось что-нибудь? – спросил Рогерссон, когда Бекстрём получил свое пиво и успел слегка утолить жажду.

– У меня состоялась долгая беседа с нашим собственным кризисным терапевтом, – сообщил Бекстрём и ухмыльнулся. – Потом мне пришлось идти в сортир. То есть получается три раза сегодня.

– По-моему, ты нормальный человек. На кой тебе болтать с подобной дамочкой, – вздохнул Рогерссон и покачал головой.

– Послушай, – сказал Бекстрём и наклонился над столом. Далее он рассказал всю историю. Рогерссон заметно оживился, и они еще долго сидели и влили в себя несколько порций шнапса, которые Бекстрём велел бармену внести в счет за номер, так что за все должен был заплатить работодатель.

К тому моменту, когда пришло время подниматься к себе и ложиться спать, заведение уже почти опустело. Рогерссон выглядел значительно веселее и даже пожелал спокойной ночи немногочисленным репортерам, которые еще оставались и явно намеревались напиться.

– Езжайте домой, глупые черти, – сказал он.

17

Векшё, вторник 8 июля

Явно не все журналисты последовали совету, данному им Рогерссоном предыдущим вечером, поскольку уже за завтраком Бекстрём и его коллеги смогли познакомиться с последней сенсацией в самой большой из вечерних газет. «ОН ПЫТАЛСЯ УБИТЬ СОСЕДКУ ЛИНДЫ», – сообщал огромный заголовок, в то время как большая статья на полосах шесть, семь и восемь описывала в ярких красках всю историю: «Убийца полицейского попытался лишить жизни и меня тоже. Соседка Линды Маргарета рассказывает».

– О чем, черт возьми, речь? – спросил Бекстрём Рогерссона, который молча сидел за рулем их служебного автомобиля, когда они преодолевали путь в четыреста метров от отеля до здания полиции. – «Около трех часов ночи я проснулась оттого, что кто-то пытался проникнуть в мою квартиру, – прочитал Бекстрём вслух. – Но обе мои собаки начали неистово лаять, и тогда он убрался восвояси. Я слышала, как он бегом спускался по лестнице». Что это за чертовщина? – повторил Бекстрём. – Почему она молчала раньше? Мы ведь допрашивали ее по крайней мере пару раз?

– С ней беседовали трижды, – уточнил Рогерссон коротко. – Я читал все протоколы. Сначала она разговаривала с прибывшим на место патрулем. Потом коллеги из местной полиции лена долго общались с ней и даже взяли подписку хранить молчание. Затем ее допросили в третий раз в связи с поквартирным обходом.

– И ни слова о ком-то, пытавшемся проникнуть в ее квартиру?

– Ни звука, – сказала Рогерссон и покачал головой.

– Поезжай к ней домой и побеседуй с ней снова, – приказал Бекстрём. – Сразу же. И прихвати с собой Саломонсона.

– Конечно, – кивнул Рогерссон.

– Неужели все так просто и это правда, – предположил Бекстрём. – Тот же самый псих позвонил Линде, и у нее хватило глупости его впустить?

Утреннее совещание прошло не лучшим образом, несмотря на то что его вел сам Бекстрём. Большинство, похоже, просто сидели и ждали доклада экспертов, и прежде всего обещанного и крайне интересного сообщения из Государственной криминалистической лаборатории относительно типа ДНК преступника. Основная часть времени ушла на дискуссию о том, что все прочитали в газете в то же утро и что очень глубоко задело Бекстрёма. Надо же, средства массовой информации неожиданно перехватили инициативу в его собственном расследовании убийства. Но он не собирался обсуждать ситуацию с коллегами.

Как часто случалось ранее, мнения разделились.

– Я думаю, она просто не осмелилась рассказать это нам, когда мы допрашивали ее. Боялась просто-напросто, – сказал тот, кто решился высказаться первым.

– Но есть и другая возможность. Она ведь фактически могла придумать все с целью привлечь внимание к своей персоне или озвучила сфабрикованную журналистами сенсацию, – возразил следующий.

– Не исключено, что истина лежит где-то посередине, – констатировала третий. – Например, ее собаки принялись лаять среди ночи, но вовсе не из-за кого-то, пытавшегося проникнуть к ней в квартиру. Причиной ведь мог стать какой-нибудь автомобиль или пьяница на улице?

Таким образом все продолжалось еще час, пока Бекстрём не взял бразды правления в свои руки и не прервал дебаты.

– Разберемся, – сказал он и повернулся к Энокссону, который также пока не проронил ни звука. – Есть смысл отправлять тебя и твоих парней туда, чтобы снять отпечатки пальцев с ее двери?

– Они уже в пути, – сообщил Энокссон.

«Наконец-то, – подумал Бекстрём. – Настоящий полицейский».

После совещания Бекстрём отвел в сторону коллегу Сандберг, чтобы снова дать отдых своим усталым глазам и одновременно выяснить, как продвигались дела со свидетелями в окружении жертвы.

– Как дела, Анна? Что с проверкой тех, кто был в кабаке в четверг вечером? – спросил Бекстрём и дружелюбно улыбнулся.

По данным ассистента Сандберг, речь шла примерно о двух сотнях человек, которые либо находились в самом заведении, когда Линда появилась там после одиннадцати, либо пришли туда в течение вечера, пока она еще оставалась там. Из них опросили уже почти сотню. Большинство добровольно дали о себе знать, когда полиция через местные средства массовой информации обратилась к ним с просьбой помочь следствию. В данную группу входило также шесть товарищей Линды по полицейской школе, ее подруга, работавшая в полиции на гражданской должности, а также еще четверо полицейских, включая Анну Сандберг.

– И у тебя нет никаких подозрений в отношении кого-то из нынешних или будущих коллег, – констатировал Бекстрём.

– Нет, – ответила Анна, явно не обрадованная вопросом. – По крайней мере, я не обнаружила ничего такого. Ответ отрицательный.

– Как тогда обстоят дела с другими? – продолжил Бекстрём. – В том районе хватает всякой шпаны? Странных типов, которые не дали знать о себе? Что нам известно о них?

«До чего же у всех баб туго с чувством юмора», – подумал он.

Никаких странностей, если верить Анне. Шпаны там тоже хватало, хотя чего еще ожидать с учетом места и времени. Вообще с большинством из означенной группы уже успели побеседовать, и они были столь же ошарашены, как и все другие, убийством Линды. Никого подозрительного среди них, по мнению Анны, не было выявлено.

– Итак, есть еще по крайней мере пятьдесят человек, относительно которых мы не имеем ни малейшего представления, – констатировал Бекстрём.

Прямо как в детективном романе.

– Да, – подтвердила Анна. – В худшем случае именно о таком количестве идет речь. Но, на мой взгляд, их меньше.

– И как нам тогда добраться до них? – настаивал Бекстрём.

Анна считала, что следственную группу наверняка ждет долгая и кропотливая работа. Во-первых, было время отпусков, во-вторых, многие не имели желания афишировать свое присутствие в кабаке, пусть они даже не встречались и не разговаривали с жертвой убийства. Вдобавок коллега Сандберг имела личное суждение на сей счет.

– Я тут подумала немного и не знаю, честно говоря, есть ли смысл тратить на это силы.

– И почему же? – спросил Бекстрём. «А она тоже лентяйка», – заключил он.

По словам Анны, имелось много причин. Масса работы, и, независимо от предпринимаемых усилий, она не верила, что им удастся найти всех, кто находился там в тот вечер.

– Ты хотела еще что-то добавить? – спросил Бекстрём.

«Черт возьми!» – выругался он про себя.

– Вот что интересно, – сказала Анна. – Нет никаких указаний на кого-то, кто ушел с ней из кабака или последовал за ней оттуда. Или что она договорилась позднее встретиться с кем-то, кого там увидела. Если дело обстоит так, как ее соседка расписала в газете, то она стала случайной жертвой настоящего психа? По-моему, большинство фактов говорит в пользу такой версии?

– Этого мы не знаем наверняка, – отрезал Бекстрём. – Ни ты, ни я, – добавил он И подумал: «Ты уж тем более».

– То есть мы работаем дальше, – констатировала Анна.

– Правильно понято, – сказал Бекстрём. – Я хочу, чтобы всех, кто находился в кабаке, идентифицировали и допросили, а если мы тем временем найдем преступника где-то в другом месте, то бросим эту работу. На это у меня ума хватит.

– Понятно, – сказала Анна коротко.

– Еще одно дело, – продолжал Бекстрём. – Ты предлагала мне взглянуть на ее еженедельник.

– Естественно, – кивнула Анна. – Хотя боюсь, он тоже не содержит ничего интересного. По крайней мере, я ничего не нашла.

– Эксперты закончили с ним? – спросил Бекстрём.

– Конечно, – ответила Анна. – Только отпечатки пальцев Линды. Никаких других.

– Прекрасно, – сказал Бекстрём и ухмыльнулся.

– Что ты имеешь в виду? – Анна подозрительно посмотрела на него.

– Мне не понадобится изучать его в чертовых резиновых перчатках, – сказал Бекстрём.

– Да, правильно, – согласилась Анна. – У нас все тогда или?..

– Конечно. – Бекстрём пожал плечами.

«Как баба со столь клеевыми сиськами может быть такой дьявольски угрюмой?» – спросил он себя.

18

Странное лето. Самое странное с незапамятных времен и на памяти обычных людей при условии, что они успели уже достаточно пожить. Оно началось еще в мае и, казалось, никогда не закончится. Изо дня в день нещадно палило солнце, постоянно побивая один местный температурный рекорд за другим, и оно, по большому счету, справедливо распределило жару по всей стране.

Во вторник 18 июля пришло время для нового национального рекорда. Прежний был зафиксирован именно в Смоланде около шестидесяти лет назад. 29 июня 1947 года термометр показывал ровно тридцать восемь градусов в Молилле, и, если сейчас сам Господь ведал погодой, Он явно не чурался заботы о своей пастве. Как иначе объяснить, что в три часа дня во вторник 18 июля столбик термометра поднялся до 38,3 градуса по Цельсию в Векельсонге, в нескольких десятках километров к югу от Векшё. И естественно, в тени.

В Векшё же было относительно прохладно. Когда Левин и Ева Сванстрём оставили здание полиции сразу после часу ради позднего обеда в городе, вся площадь Оксторгет, казалось, утонула в солнечном мареве, хотя температура на улице не превышала тридцати двух градусов.

Сам не зная почему, Левин испытал хорошо знакомое ему беспокойство. Вдобавок он провел все время после пробуждения на своем временном рабочем месте, где исправно трудился кондиционер, и готовность Левина окунуться в жаркую атмосферу оставляла желать лучшего.

– Нам, пожалуй, стоит остаться внутри, – предложил он и нерешительно улыбнулся Еве Сванстрём.

«Что, собственно, происходит? – подумал он. – В Швеции разгар лета».

– А по-моему, погода просто фантастическая. – Ева улыбнулась счастливо и раскинула руки в очень нешведском жесте. – Пошли же, Янне. Обещаю, ты будешь сидеть в тени.

Новости вечером и утром следующего дня большей частью касались этого катаклизма, а местные средства массовой информации продемонстрировали яркий пример так называемого местечкового патриотизма. Они написали, что «жарче всего на шведской земле по-прежнему у нас в Смоланде». А в анонсе «Барометра» даже осмелились назвать Смоланд новой Ривьерой Северной Европы, тогда как газета «Смоландспостен», как и в большинстве случаев ранее, проявила большую сдержанность, поскольку каждый истинный смоландец знал, что гордыня до добра не доведет.

Точно так же, как и во всех крупных газетах, там дали слово экспертам – и тем, кто предупреждал о парниковом эффекте, и тем, кто отрицал его существование со ссылкой на то, что природа периодически подбрасывает подобные сюрпризы, чему можно найти множество свидетельств в истории, например тот факт, что человек возделывал виноград на самом севере Норланда еще в бронзовом веке. И в основном все эксперты считали своим долгом дать медицинские советы читателям.

Всем рекомендовали по возможности держаться в тени, избегать любых ненужных физических нагрузок, много пить и защищать голову с помощью головных уборов. Особенно это касалось людей в возрасте или самых молодых, тех, кто имел высокое давление или проблемы с сердцем. И естественно, ни при каких условиях даже на короткое время нельзя было оставлять собак и маленьких детей в запертых и припаркованных автомобилях.

Вечерние газеты оставались верными себе. Мимоходом отдав долг метеорологическим проблемам, они обратились к более серьезным вещам вроде связи между невыносимой жарой и ростом насильственных преступлений этим летом. Не говоря уже об убийстве Линды.

Один из опрошенных ими экспертов даже посвятил всю свою колонку в самой крупной вечерней газете явной зависимости между частотой серийных убийств и температурой окружающей среды. Согласно его собственному исследованию, вероятность первого феномена возрастала с увеличением жары. Летняя половина года в этом плане считалась опаснее зимней, и совершенно независимо от того, шла ли речь об эскимосах или племенах Южной Африки. И то, что самые известные убийцы, например, в США предпочитали действовать в южных штатах Калифорнии и Флориде, а не на Среднем Западе и не в северных районах страны, было вовсе не случайно.

– Жара стимулирует насилие, и особенно со стороны душевнобольных, психологически неуравновешенных преступников, – констатировал он в заключение.