Текст книги "Таинственное убийство Линды Валлин"
Автор книги: Лейф Г. В. Перссон
Жанр:
Полицейские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
– Понимаю, – кивнул Рогерссон. – Хотя ее мамашу мы ведь можем оставить в покое. В плане ДНК, я имею в виду? И тебе ведь придется выделить кого-то в помощь коллеге Сандберг.
– Твои предложения? – поинтересовался Бекстрём с командными нотками в голосе.
– Кнутссон, Торен или оба. Они, конечно, не отличаются большим умом, но, по крайней мере, дьявольски скрупулезны.
«За неимением лучшего будем довольствоваться тем, что есть. Так вроде сказал Иисус, делясь рыбой и хлебом со своими товарищами», – подумал Бекстрём.
– У тебя найдется минута? – поинтересовалась Анна Сандберг четверть часа спустя и посмотрела на Бекстрёма, который возвышался над грудами бумаг, наваленными на его временном письменном столе.
– Естественно, – ответил Бекстрём великодушно и показал на единственный свободный стул в комнате. «Кто скажет нет паре таких шикарных титек».
– Настолько я понимаю, мне дадут подкрепление, – сказала Анна примерно таким тоном, какой обычной использовал ее коллега и шеф комиссар Олссон.
– Точно, – кивнул Бекстрём. «Поэтому, пожалуйста, улыбнись», – велел он ей мысленно.
– Но ты по-прежнему считаешь, что я должна заниматься сбором информации о самой Линде и круге ее общения, – продолжила она. – А у тебя не возникало мысли заменить меня?
– Естественно, нет, – ответил Бекстрём. – Но ты можешь задействовать Торена и Кнутссона. Нормальные парни. Держи их на коротком поводке, а если начнут возникать, скажи мне, и я сразу же поставлю их на место.
– Тогда я довольна, – сказала Анна и поднялась. – Ты явно полностью отбросил мысль, что Линда случайно напоролась на какого-то сумасшедшего, – добавила она внезапно.
– Какая разница, – ответил Бекстрём уклончиво и пожал плечами. – Еще одно дело, – продолжил он. – Еженедельник, который ты обещала мне. Не забыла о нем?
– Ты получишь его сразу же, – сказала Анна, поднялась и ушла.
«Почему она такая кислая сейчас?» – подумал Бекстрём.
Обычный еженедельник, пожалуй, в не совсем обычной красной, кожаной обложке, с именем владелицы Линды Валлин, тисненным золотыми буквами в нижнем правом углу.
Подарок отца, вспомнил Бекстрём и принялся листать его в поисках знакомых Линды мужского пола.
Через полчаса он закончил с этим. В еженедельнике имелось все, что и должно там находиться. Короткие пометки о встречах, лекциях и тренировках в полицейской школе. Даты и время, касавшиеся ее летней работы в полиции, начавшейся после Янова дня. Пометки о посещении матери в городе. Короткие записи о недельной поездке в Рим с подругой и одноклассницей Кайсой, которую она совершила в июне. Ничего особенно личного, определенно ничего компрометирующего, и чаще всех других вместе взятых там упоминался ее отец, «папочка» или «папуля». После поездки в Рим она сначала называла его «папой», но уже через четырнадцать дней на смену снова пришли ласковые обращения. В еженедельнике присутствовали ее друзья и главным образом ближайшие подруги: Йенни, Кайса, Анкан и Лотта.
Предпоследняя запись была сделана в четверг 3 июля. Недельной давности, следовательно, и в ней речь шла о том, что ей надо работать с 9.00 до 17.00 и что у нее и Йенни имелись планы на вечер. «Вечеринка?» А последняя запись, которая, судя по ее почерку и использованной ручке, вероятно, появилась одновременно с пометками, касавшимися четверга, представляла собой рабочий график на пятницу («13.00–22.00»), а далее она сплошной чертой перечеркнула субботу и воскресенье в знак того, что тогда будет выходная.
Если бы ничего не случилось в промежутке, подумал Бекстрём, и внезапно ему стало ужасно тоскливо на душе.
«Возьми себя в руки, парень», – приказал он и выпрямился на стуле.
В январе имелись всего четыре записи о ком-то по имени Ноппе, но, поскольку Бекстрём уже знал, что такое прозвище носил ее бывший друг, сейчас оставленный за бортом расследования благодаря его ДНК, он не стал уделять особого внимания тому факту, что сей молодой человек явно навлек на себя страшный гнев Линды, поскольку далее на протяжении всего ежедневника он упоминался только с негативным подтекстом. «Ноппе всегда был дерьмом!» – констатировала его бывшая подруга в день святого Кнута, в понедельник 13 января.
«Ага, да, – подумал Бекстрём. И собственно, он нашел только одну удивительную вещь для себя. Не сенсационную, но стоившую того, чтобы о ней спросить, прежде чем наступит вечер и он отправится в отель. – Лучше, если она придет ко мне. Я все равно в каком-то смысле ее начальник», – подумал он и потянулся к трубке телефона.
– Спасибо за подарок, – сказал Бекстрём дружелюбно и передал еженедельник коллеге Сандберг.
– Нашел что-нибудь интересное? – спросила она. – Упущенное мной, я имею в виду?
«Что это с ней? Все та же кислая мина», – подумал Бекстрём.
– Только одно заинтересовало меня, – сообщил он.
– И что же тогда? – поинтересовалась Анна.
– Суббота семнадцатое мая. Национальный праздник норвежцев, – сказал Бекстрём и кивнул в сторону еженедельника.
– Ага, – сказала Анна и нашла нужную страницу. – Рональдо, Рональдо, Рональдо, магическое имя, – прочитала она.
– Рональдо, восклицательный знак, Рональдо, восклицательный знак, Рональдо, восклицательный знак. Магическое имя, вопросительный знак, – поправил ее Бекстрём. – Кто такой Рональдо? – спросил он.
– Ага, сейчас я понимаю. – Анна внезапно улыбнулась. – Это ведь наверняка тот самый футболист. Знаменитый бразилец. Он конечно же играл в каком-нибудь матче в Лиге Европы в тот день. Я уверена, коллеги из технического отдела проверили. Он вроде бы забил три гола, если мне память не изменяет. По-моему, я говорила при первой встрече, что Линда считалась одной из лучших футболисток в полицейской школе. Матч транслировали по телевидению. Она же смотрела его. Все так просто.
– Хмм, – пробормотал Бекстрём.
«С чего это ты внезапно так разговорилась», – подумал он, и его как молнией поразила следующая мысль. И он, к сожалению, поделился ею раньше, чем успел обдумать.
– А если допустить, что она была розовой? – спросил Бекстрём.
– Извини. – Анна вытаращила на него глаза. – Она кем была? Как ты ее назвал?
– Милая девочка, никаких парней, просто помешанная на футболе, преимущественно общалась с женщинами. А может, она была лесбиянкой, – объяснил Бекстрём.
– Сейчас ты точно зашел не в ту степь, Бекстрём, – сказала Анна с жаром, явно забыв о субординации. – Я сама играла в футбол. И у меня муж и двое детей. Кстати, какое это имеет отношение к делу? – добавила она и зло посмотрела на него.
– В таких случаях сексуальная жизнь жертвы всегда имеет отношение к делу, – сказал Бекстрём и, увидев, что она не собирается уступать, просто махнул рукой. – Забудь, Анна, – добавил он. – Забудь это.
– Ладно, проехали, – сказала Анна угрюмо. Взяла еженедельник и ушла.
– Что-то здесь не сходится, – пробормотал Бекстрём. Он взял бумагу, ручку и написал «Рональдо! Рональдо! Рональдо!», а чуть ниже «Магическое имя?» – Хотя черт знает. – Бекстрём уставился на сделанную им надпись.
«Пожалуй, самое время отправляться домой, размяться перед едой и пропустить бокал-другой пивка», – подумал он.
– Я нашел это в еженедельнике Линды, – сказал Бекстрём и передал листок Рогерссону, когда уже прошло несколько часов и оба они успели немного нагрузиться пивом. – Запись от семнадцатого мая сего года.
– «Рональдо, Рональдо, Рональдо, магическое имя», – прочитал Рогерссон. – Должно быть, речь идет о футболисте? Она, наверное, посмотрела какой-то матч по телевизору. Линда же просто болела футболом. Почему тебя это интересует?
– Черт с ним, – сказал Бекстрём и покачал головой.
«Черт с ним», – подумал он.
25
Векшё, пятница 11 июня – воскресенье 13 июня
На утреннем совещании в пятницу все разговоры главным образом вертелись вокруг старого полицейского правила, которое обычно подтверждалось чаще, чем еще более старый тезис о том, что убийца имеет привычку посещать похороны своей жертвы. Принимая в расчет все выкрутасы их злоумышленника, когда он лишал жизни Линду, напрашивалось предположение, что он мог совершить и другие преступления в связи с данным убийством. И в этом плане интересными представлялись самые разные правонарушения, соседствовавшие с ним во времени и в пространстве и, вероятно, произошедшие, когда он находился на пути в дом к Линде или ретировался оттуда.
Инспекторы Кнутссон и Торен вытащили из полицейской базы данных все заявления о преступлениях, включая самые ничтожные, имевшие место со среды 2-го и до вторника 8 июля, даже обычные квитанции за неправильную парковку, выписанные в тот период. Их улов получился скудным, даже в том, что касалось последнего пункта. Ведь многие автовладельцы находились в отпусках вместе со своими машинами, а значит, вне зоны досягаемости обычно досаждавших им своим вниманием женщин-контролеров. В квартале, где мать Линды имела квартиру, например, в те дни не было зафиксировано ни одного подобного нарушения. Хотя такому факту имелось и другое объяснение – там у большинства автовладельцев были собственные парковочные места.
Что же касается обычных преступлений, за ту неделю в полиции Векшё их зарегистрировали всего 102, включая 13 похищений велосипедов, 25 краж из универмагов и бутиков, 10 – из квартир, вилл, офисов, 10 – из автомобилей, 5 актов вандализма в отношении машин, 2 автоугона, 4 случая мошенничества, 1 растрата, 2 случая обмана ответственного лица с одним и тем же заявителем, 3 случая уклонения от налогов, 10 серьезных транспортных происшествий, из которых 5 произошли по вине пьяных водителей, и всего 17 различных насильственных преступлений.
К последним относились 8 случаев нанесения телесных повреждений, 7 незаконных угроз и насилия в отношении государственных служащих. Половину из них составляли разборки между родственниками, еще четверть – ссоры между людьми, которые знали друг друга, тогда как оставшаяся четверть была связана со всевозможными происшествиями в кабаках. Ну и разумеется, убийство полицейской стажерки Линды Валлин, рано утром в пятницу 4 июля.
«Этот город – чистый Чикаго», – подумал Бекстрём и вздохнул.
– И на какое из них, по-вашему, стоит обратить внимание? – спросил Бекстрём, стараясь сохранять крайне заинтересованный вид, хотя ни о чем подобном речи не шло и в помине.
– Географически к месту убийства ближе всего одна из автомобильных краж. Старый «сааб» угнали с парковочной площадки на Хёгсторпсвеген в Хёгсторпе с южной стороны лесного массива, находящегося к востоку от места преступления. Примерно в двух километрах на юго-восток от него. Около автострады номер 25 на Кальмар, – объяснил Кнутссон.
– Рекордсмены по числу угонов в нашей стране, – пришел ему на помощь Торен. – Старые «саабы», я имею в виду, – уточнил он.
– Проблема здесь в том, что заявление об угоне поступило только в понедельник. То есть через трое суток после убийства.
– Этот идиот, видимо, разбил палатку на несколько дней в лесу. Воспользовался случаем позагорать и покупаться немного по пути, – предположил Бекстрём и мог рассчитывать по крайней мере на несколько веселых ухмылок со стороны своих помощников.
– Мы, естественно, проверили, сходится ли дата заявления с датой преступления, – сообщил Торен. – Эрик позвонил владельцу и поговорил с ним, – добавил он и кивнул в сторону Кнутссона.
– По его данным, машина была на месте все выходные. Он разговаривал с каким-то соседом, видевшим ее, – поведал тот. – Потерпевший – командир воздушного лайнера на пенсии, то есть владелец, а не сосед. Сам он находился в деревне, а это был его старый автомобиль. Который главным образом и занимал место на парковочной площадке. А владелец его сейчас катается на новом «мерсе». Хотя какое это имеет отношение к делу?
– Само собой, – согласился Торен и кивнул Бекстрёму, передавая ему эстафету.
«И какое, черт возьми, подобное происшествие имеет отношение к делу?» – подумал Бекстрём.
– Значит, это все? – спросил он. – Не густо.
– Да, пожалуй, – ответил Торен.
– Если хочешь, мы можем пойти дальше, – предложил Кнутсссон услужливо.
– Забудь про это, – махнул рукой Бекстрём. – У нас есть дела поважнее. И почему вы еще сидите здесь? – продолжил он, обводя взглядом свою разыскную группу. – Совещание закончено. Я забыл сказать об этом? – Бекстрём поднялся. – Сделайте что-нибудь полезное, а если не знаете, чем заняться, пройдитесь по списку тех, у кого надо взять пробу ДНК.
«Полные недоумки, – подумал он. – Опять же жарко. Невыносимо жарко и по меньшей мере еще восемь часов до первого за день бокала холодного пива».
В то же утро Энокссон вместе с одним из своих коллег провел обыск в комнате Линды в усадьбе ее отца около Векшё. Его шеф, комиссар Олссон, тоже составил им компанию, как ни старался Энокссон отговорить его, ссылаясь на интересы дела.
– Ты, наверное, больше нужен здесь, – сказал он. – Тебе не о чем беспокоиться, Бенгт. Мы сами обо всем позаботимся.
– А я думаю, мне лучше поехать с вами, – решил Олссон. – Я давно с ним знаком, поговорю с ним, выясню, как он себя чувствует.
«Живут же люди», – подумал Энокссон, когда они вошли в просторный вестибюль господского дома, где Линда обитала вместе с отцом. Или, по крайней мере, обычно ночевала, когда не находилась в городе и не спала у своей матери, потому что зубрила уроки допоздна, или работала, или просто хотела развеяться и повеселиться в Векшё.
– Хеннинг Валлин, – представился отец Линды, принимая их. Он кивнул коротко и, казалось, не заметил протянутой руки Олссона. – Я отец Линды, – сказал он. – Хотя вам это уже известно.
«Линда похожа на него», – подумал Энокссон. Высокий, худощавый, со светлыми волосами, Хеннинг выглядел значительно моложе своих шестидесяти пяти лет, хотя его лицо носило отпечаток пережитого горя.
– Спасибо, что ты пошел нам навстречу, – сказал Олссон.
– Честно говоря, я не понимаю, что вы собираетесь здесь искать, – заметил Хеннинг Валлин.
– Это чисто рутинная мера, можешь не сомневаться, – объяснил Олссон.
– Да, конечно, – сказал Валлин. – Я догадываюсь, и, если хочу знать больше, это ведь не хуже, чем читать вечерние газеты. Вы хотите взглянуть на комнату Линды? Вот ключ, – продолжил он и передал ключ Энокссону. – Последняя дверь со стороны озера, там, в коридоре, – сказал он и кивком указал нужное направление. – Заприте, когда будете уходить, и я хотел бы получить ключ назад.
– А у тебя не… – начал было Олссон.
– Если вам понадобится поговорить со мной, я буду в кабинете, – отчеканил Хеннинг Валлин.
– Как раз об этом я и хотел просить тебя, – сказал Олссон. – У тебя не найдется пары минут?
– Две минуты, – сказал Валлин. Он посмотрел на свои часы и пошел вверх по лестнице на второй этаж, Олссон последовал за ним в двух шагах позади.
Дверь в комнату Линды оказалась запертой на замок. Скорее всего, ее отцом, который дал им ключ. Занавески на двух выходящих на озеро окнах были задернуты, и внутри царил полумрак.
– Может, раздвинем их? – предложил коллега Энокссона.
– Так и поступим, тогда нам не придется мудрить с электричеством, – решил Энокссон.
«Хотя здесь уже побывали до нас и все прибрали», – подумал он.
– Линда жила просторнее, чем все мои дети, вместе взятые, – констатировал коллега, когда раздвинул занавески и в большой комнате сразу стало светло. – С порядком у нее, похоже, дело обстояло лучше, – добавил он. – Во всяком случае, по сравнению с моей старшей дочерью.
– Ну, – сказал Энокссон. – У отца, по-видимому, есть какая-то старая проверенная экономка, вот с ней-то нам и надо поговорить.
Здесь, похоже, было не только хорошо прибрано. Широкую кровать, вполне возможно, перестелили чистым бельем. Порядок на письменном столе Линды был почти идеальным. А подушки на диване лежали строго по ранжиру, в точности как на газетных снимках, посвященных домашним интерьерам.
«Это больше не комната Линды, – подумал Энокссон. – А мавзолей в память о ней».
– Ну, нашли что-нибудь интересное? – спросил Олссон, когда два часа спустя они сели в свой служебный автомобиль, намереваясь вернуться в здание полиции.
– Что ты имеешь в виду? – ответил вопросом на вопрос Энокссон.
– Ну, ее личные вещи, – сказал Олссон туманно. – Никакого дневника она, похоже, не вела, если верить отцу. Во всяком случае, он о дневнике не знает.
– Только по его словам, а на деле он знает совсем иное, – возразил Энокссон. – Это я уже понял.
– А мне трудно представить, что он солгал бы, – заметил Олссон. – Возможно, у нее и в самом деле не было никакого дневника. У меня у самого двое детей, и никто из них подобным не увлекается. Кстати, вы проверили ее компьютер?
– Конечно, мы проверили его, – ответил его коллега, поскольку Энокссон, занятый своими мыслями, казалось, не услышал вопроса. – И отпечатки пальцев сняли, и просмотрели жесткий диск – все как положено.
– Нашли что-нибудь интересное? – не унимался Олссон.
– Шеф имеет в виду в компьютере? – спросил коллега Энокссона и улыбнулся, поскольку Олссон со своего сиденья не мог видеть его лицо.
– Да, я имею в виду в ее компьютере, – повторил Олссон.
– Нет, – ответил Энокссон. – Ничего интересного и там тоже. Извини, Бенгт, одну минуту. – И он достал свой мобильник, якобы собираясь позвонить жене, но главным образом чтобы заставить шефа замолчать.
– Ну, Энок. – Бекстрём с начальственным видом кивнул Энокссону. – Ты нашел какой-нибудь дневник?
– Не-а, – ответил Энокссон и еле заметно улыбнулся.
– И ее отец считает, что у Линды никогда дневника не было, – констатировал Бекстрём.
– Именно так он и сказал, – подтвердил Энокссон. – Предложил нам спросить у матери Линды, но сам не собирался этого делать. Он едва здоровается с ней после развода уже в течение десяти лет, а ранее они, по-видимому, главным образом ссорились.
– Да, – сказал Бекстрём. – С бабами одни проблемы.
– Только не с моей женой, – возразил Энокссон и улыбнулся. – Так что говори за себя, Бекстрём.
«Да, кто же иначе сделает это», – подумал Бекстрём.
Во второй половине дня Бекстрёму позвонили из Стокгольма из отдела персонала Государственной криминальной полиции. Поскольку приближалась суббота, Бекстрёму и Рогерссону решили указать, что они фактически почти исчерпали лимит разрешенной переработки.
– Я только хотела предупредить вас, – объяснила кадровичка. – Чтобы вам не пришлось работать бесплатно, когда начнется горячая пора, – уточнила она.
– Мы здесь задерживаем людей независимо от дня недели, – сказал Бекстрём. «В отличие от тебя и других канцелярских крыс».
– В выходные ведь все равно ничего не происходит. Опять же лето и солнце, – настаивала его собеседница. – Поэтому отдохни немного, Бекстрём. Съезди куда-нибудь и покупайся.
– Спасибо за предупреждение, – сказал Бекстрём и положил трубку. – Покупаться, – буркнул он. – Я даже не помню, как плавают.
Рогерссон, однако, не стал возражать.
– Я в любом случае подумывал взять выходной, – объяснил он. – Воспользоваться служебным автомобилем и прокатиться в Стокгольм. Поехали вместе, если есть желание, оттянемся там. По мне, пиво гораздо вкуснее дома, чем в этом захолустье.
– Думаю, я останусь, – сказал Бекстрём. – Зато ты мог бы оказать мне услугу.
– И какую же? – Рогерссон подозрительно посмотрел на него.
– Вот ключи от моей квартиры. – И Бекстрём передал их, прежде чем Рогерссон успел отказаться. – Ты не мог бы заехать и взглянуть на Эгона, – объяснил он. – Дать ему немного пожрать и так далее. Все написано на банке, но важно, чтобы ты следовал инструкции, – добавил он.
– Еще что-нибудь? – спросил Рогерссон. – Я должен передать ему привет от хозяина, посидеть и поболтать с ним, взять его с собой оттянуться в город?..
– Достаточно, если ты дашь ему немного пожрать, – сказал Бекстрём.
Вернувшись в отель и восстановив жидкостный баланс, Бекстрём набрал номер Карин. Как ни странно, она не ответила, хотя сама звонила ему несколько раз в течение дня. Бекстрём не принадлежал к любителям наговаривать сообщения на автоответчик. Поэтому взамен разговора он «приговорил» еще пару пива и вдобавок несколько рюмок шнапса в качестве катализатора мыслительной деятельности, поскольку ему требовалось обдумать ситуацию, и в конце концов оказался в ресторане, где не обнаружил никого из своих коллег, что, впрочем, его нисколько не удивило. Кнолль и Тотт, наверное, сидели в комнате одного из них и обсуждали их дело, в то время как малышка Сванстрём, скорее всего, лежала, обняв ногами бедра коллеги Левина, и думала совсем о других вещах.
«На большее они не способны», – подытожил Бекстрём и заказал большую порцию коньяку, чтобы голова работала лучше.
Как раз в то время, когда Бекстрём пытался стимулировать свои мозги с помощью перебродившего и прошедшего дистилляцию винограда, состоялась манифестация в память о Линде Валлин. Через неделю после того, как она ушла в мир иной, и в тот день, когда ей исполнилось бы двадцать один год, если бы она еще оставалась среди живых. Пара сотен жителей Векшё прошли от городского отеля до дома, где ее убили, повторив маршрут Линды навстречу смерти. При такой погоде никто, естественно, не осмелился использовать факелы, но перед ее подъездом образовалось кольцо из горящих свечей, в центре которого поместили цветы и большой портрет жертвы. Губернатор произнес короткую речь. Ее родители были убиты горем и не смогли принять участие. Но пришло много полицейских из разыскной группы, которые проделали весь путь вместе с печальной процессией, и еще немало их коллег, заботившихся о том, чтобы им и другим скорбящим никто не помешал. Бекстрём и его помощники отклонили предложение присоединиться, выполняя правило, уже несколько лет действовавшее в их организации. Персоналу Государственной комиссии по расследованию убийств запрещалось принимать участие в мероприятиях, непосредственно не связанных с их служебными обязанностями. И примерно к концу короткой церемонии Бекстрём также покинул бар отеля.
Поскольку ситуация, похоже, зашла в тупик, он вернулся к себе в номер, еще раз позвонил малышке Карин (по-прежнему наткнувшись на ее автоответчик), и в то самое мгновение, когда положил трубку, ему в голову пришла первая за этот вечер конструктивная идея.
Почему бы не посмотреть порнофильм? И как устроить все наилучшим образом, чтобы оплату не включили в его собственный счет?
Уже через четыре секунды он нашел ответ на свой вопрос.
«Наверное, все дело в коньяке», – подумал Бекстрём, спустился к стойке дежурного администратора, позаимствовал ключ от комнаты Рогерссона, завалился на его свежезастланную кровать и нажал кнопку того из двух каналов для взрослых, который выглядел наиболее привлекательно, если судить по программе. Затем он выпил принесенное с собой пиво, «приговорил» остатки прибалтийской водки, тоже прихваченной из собственных запасов, плюс две полубутылки вина, по совершенно непонятной причине оставшиеся в мини-баре Рогерссона и напрасно захламлявшие его, и вскоре настолько захмелел, что, только закрыв один глаз, мог сфокусироваться на трясущейся на телевизионном экране заднице главной героини. В тот момент Бекстрём, скорее всего, просто отключился, поскольку, когда пришел в себя снова, беспощадное солнце светило ему прямо на живот (он ведь забыл задернуть занавески), время приближалось к десяти утра, а в телевизоре показывали тот же самый подпрыгивающий женский зад, который он наблюдал, засыпая предыдущим вечером.
Быстро приняв душ и переодевшись в чистое, Бекстрём спустился в ресторан позавтракать. Там практически никого не было. Только в дальнем конце зала в своем обычном углу сидели Левин и малышка Сванстрём.
«И где все чертовы стервятники?» – подумал Бекстрём, нагружая себе на тарелку приличную порцию яичницы с ветчиной и колбасками, к которой он, при мысли о вчерашнем, добавил несколько филе анчоусов и горсть таблеток из баночки с болеутоляющим, предусмотрительно поставленной ресторатором рядом с кусочками соленой селедки.
– Здесь свободно? – спросил Бекстрём, садясь рядом со своими коллегами. – Неужели мои тайные желания сбылись и кто-то потравил всех падальщиков? – добавил он и указал на пустые столы вокруг.
– Если тебя интересуют журналисты, то, я полагаю, ты не смотрел телевизор, – сказал Левин.
– Рассказывай, – приказал Бекстрём и, подцепив вилкой филе анчоуса, отправил в рот в компании с тремя таблетками от головной боли. Потом он запил все это несколькими большими глотками апельсинового сока и с шумом выдохнул воздух.
– Вчера поздно вечером состоялся большой свадебный банкет в Далбю около Лунда, и аккурат во время свадебного вальса там появился бывший парень новобрачной. У него с собой был АК-4, и он разрядил в присутствующих целый магазин, – объяснил Левин.
– И чем все закончилось? – спросил Бекстрём.
«Феноменальные колбаски здесь готовят, – подумал он. – Стоит прикоснуться ножом, и жир прямо брызжет из них».
– Все как обычно, – сказал Левин. – Я позвонил коллегам в Мальмё, и, если верить им, невеста, жених и мать невесты мертвы, в то время как два десятка гостей попали в больницу с ранениями различной степени тяжести. От шальных пуль, осколков мебели и прочей ерунды.
– Цыгане, – сказал Бекстрём, и это звучало скорее как констатация факта, чем как прямой вопрос.
– К сожалению, вынужден тебя разочаровать, – возразил Левин на удивление спокойным тоном. – Фактически все участники события уроженцы тех мест. Так же как, впрочем, и сам стрелок. Он вдобавок командир группы тамошнего отряда самообороны и, кстати, по-прежнему гуляет на свободе. У тебя есть еще вопросы? – поинтересовался Левин.
– Где Тотт и Кнолль?
– Возможно, в здании полиции, – ответил Левин, поднялся и отложил в сторону салфетку. – Поскольку я и Ева свободны, мы собирались прокатиться до моря и искупаться.
– Удачи вам. Обоим, – пожелал Бекстрём.
«Не забудьте передать привет жене, мужу и детям», – мысленно добавил он.
За неимением лучшего Бекстрём после обеда заглянул на работу. Настроение там было не ахти, а что еще можно было ожидать в его отсутствие, но Кнутссон и Торен находились на месте за своими компьютерами, рьяно барабаня по клавиатурам, как два дятла.
– Как дела, парни? – спросил Бекстрём.
– Все идет своим чередом, спасибо за вопрос, – ответил Кнутссон.
По словам Кнутссона, работа немного затормозилась в связи с выходными, но проверка ДНК развивалась согласно плану. Уже удалось взять пробу у пятидесяти человек. Все согласились добровольно, никто не стал выступать, и половину из них уже отсеяли. В Главной криминалистической лаборатории трудились засучив рукава, а убийство Линды лежало у них наверху в куче приоритетных дел.
– У нас будет ответ по остальным на следующей неделе, – сказал Торен. – Мы получаем новые пробы постоянно. И этого парня мы обязательно возьмем, особенно если все обстоит так, как ты думаешь, Бекстрём.
«Ну да, – подумал Бекстрём. – А как же иначе. И в чем проблема?»
– Какие у вас планы на вечер? – спросил он.
– Мы собирались перекусить немного, – ответил Торен.
– В каком-нибудь спокойном местечке, – уточнил Кнутссон.
– Потом думали пойти в кино, – сказал Торен.
– Здесь в городском кинотеатре проходит отличная ретроспектива старых фильмов, – объяснил Кнутссон.
– Показывают «Двадцатый век» Бертолуччи, – сказал Торен.
– Первую часть, – уточнил Кнутссон. – Она явно лучшая. Вторая порой кажется затянутой. Или ты так не считаешь, Петер?
«Они, вероятно, педики, – подумал Бекстрём. – Пусть они сами и все коллеги постоянно рассказывают о бабах, с которыми они якобы были, эти двое, скорее всего, педики. На кой черт иначе ехать в Векшё, чтобы идти в кино?»
Когда Бекстрём вернулся в отель после короткой остановки в ресторанчике под открытым небом на Стургатан и двух больших бокалов крепкого пива, он позвонил на мобильный Рогерссону.
– Как ситуация? – спросил Бекстрём.
– Лучше не придумаешь, – сказал Рогерссон. – Хотя малютка Эгон, похоже, немного нездоров, – добавил он. – Тебе доложить коротко или со всеми подробностями?
– Давай покороче, – распорядился Бекстрём.
– В таком случае он сушит весла, завязал с греблей, если можно так сказать, – констатировал Рогерссон.
– О чем ты, черт возьми, говоришь? – спросил Бекстрём взволновано.
«Бедняга Эгон», – подумал он.
– Он лежал вверх брюхом, когда я пришел. Я потрогал его, но он даже не пошевелил плавниками, – поведал Рогерссон.
– О чем ты, черт возьми, говоришь, – сказал Бекстрём. – И что ты сделал?
– Смыл его в унитаз, – сообщил Рогерссон. – А как ты сам поступил бы? Отправил его на судебно-медицинскую экспертизу?
– Но от чего он мог умереть? – обескураженно спросил Бекстрём.
«Еды ведь у него хватало, и даже через край», – подумал он.
В субботу вечером Бекстрём устроил поминки по Эгону, а в воскресенье проспал завтрак и потратил все оставшиеся силы на поздний обед. Но отчасти ему удалось заглушить боль утраты, и ближе к вечеру он сделал новую попытку добраться до Карин, однако опять услышал все тот же радостный голос в ее автоответчике.
«Что, черт побери, происходит?» – подумал Бекстрём и открыл еще одну банку крепкого пива из привезенных с собой запасов.
«Похоже, безразличие становится нормой для людей, и уж точно всем наплевать на простого констебля», – заключил он. Вдобавок это была последняя банка.