Текст книги "Таинственное убийство Линды Валлин"

Автор книги: Лейф Г. В. Перссон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

26

Рано утром в понедельник, 14 июля, в национальный день Франции, шеф Государственной криминальной полиции позвонил комиссару полиции лена в Векшё и разговаривал довольно грубо.

Сам комиссар встал рано, позавтракал, а потом расположился в тени с тыльной стороны своего красивого летнего дома. Он сидел в удобном шезлонге у стены и в тишине и спокойствии читал утреннюю газету, время от времени прикладываясь к стакану домашнего малинового сока с большим количеством льда. Внизу на причале загорала, лежа на животе, его супруга.

«Они не такие, как мы», – подумал комиссар с любовью, и в то самое мгновение зазвонил его мобильный телефон.

– Нюландер, – представился шеф криминальной полиции коротко. – Вы нашли его?

– Работа идет полным ходом, – ответил комиссар. – Но, когда я в последний раз разговаривал с коллегами, они еще не нашли его.

– Здесь по Сконе бегает вооруженный автоматом сумасшедший, – сказал Нюландер. – Я отправил туда все силы, чтобы задержать его. Мы попали в ситуацию красного кода, а поскольку ты и твои так называемые коллеги, похоже, никуда не годитесь, мне придется перепланироваться все еще раз.

– Я услышал тебя, – ответил комиссар. – Но сейчас ведь фактически…

– Вы ведь даже не удосужились проверить, не идет ли речь об одном и том же человеке, – перебил его главкримп.

– Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, – сказал комиссар.

– Да подобное, наверное, ужасно трудно понять, – прорычал Нюландер. – От Векшё до Лунда не так далеко, черт побери, а в мире, где я живу, это уж точно странное совпадение.

– Я убежден, кто-нибудь у нас уже все выяснил, есть ли связь, – попытался оправдаться полицмейстер. – И если хочешь…

– Острём там? – неожиданно поинтересовался главкримп.

– Здесь? – спросил комиссар. «Должно быть, речь идет о Бекстрёме», – подумал он. – Нет, Бекстрёма здесь нет. Я за городом. У меня есть только его мобильный, – объяснил он.

– За городом, – сказал главкримп. – Ты – за городом?

– Да, – подтвердил комиссар, но прежде чем он успел сказать что-то еще, Нюландер положил трубку.

Кнутссон и Торен явно провели в кинотеатре не все выходные. После утренней встречи они пришли в комнату к Бекстрёму и доложили о своем улове.

– Мы подумали о твоих словах, Бекстрём, относительно коллеги. Что, возможно, мы ищем кого-то из своих, – сказал Кнутссон.

– Да, или будущего коллегу, – добавил Торен.

– И куда вы клоните? – спросил Бекстрём.

«Настоящие идиоты», – подумал он.

По мнению Кнутссона и Торена, сама по себе такая мысль представлялась вполне обоснованной. Среди американских серийных убийц существовало множество примеров того, как они обманывали свои жертвы, выдавая себя за полицейских. И самым известным из них в современной истории криминалистики, согласно тем же источникам, был Тед Банди.

– Надо выглядеть совершенно неотразимым, если хочешь завоевать доверие девушки, – сказал Кнутссон.

– Например, можно сказать, что ты полицейский, – объяснил Торен.

– Да, – согласился Бекстрём.

– Но если мы начнем с тех, кто фактически является полицейским, то нам не придется беспокоиться о том, не фальшивый ли полицейский завалился к будущему коллеге среди ночи, – добавил он угрюмо.

«Круглые идиоты», – промелькнуло у Бекстрёма в уме.

Даже среди настоящих полицейских хватало всякого барахла. Если обратить взгляд в прошлое, там, например, можно было найти прославившегося на всю страну убийцу из Хурвы, бывшего коллегу Торе Хедина, убившего одиннадцать человек, а все началось с того, что его выгнали со службы, поскольку он надевал наручники на свою подругу.

– Это дело ты ведь помнишь, Бекстрём. Все же случилось в твое время, в 1952 году, – заметил Кнутссон с невинной миной.

– А если мы вернемся от истории к современности и начнем с Векшё? – поинтересовался Бекстрём угрюмо.

– В таком случае у нас есть имена десяти нынешних и будущих коллег, – сказал Торен и передал ему список.

– Шесть из них находились в том же кабаке, что и Линда, в ту ночь, когда ее убили, – объяснил Кнутссон. – Трое коллег и три стажера, из которых двое добровольно дали знать о себе, сдали пробу ДНК и уже отсеяны.

– Их уже отметили и вычеркнули, – уточнил Торен.

– Мы все равно взяли их для полноты картины, – сказал Кнутссон.

– Забудьте о них, – проворчал Бекстрём. – А что тогда остальные? – спросил он. – Почему у них не взяли пробу ДНК?

По абсолютно непонятной причине, если верить Торену и Кнутссону. Вероятное объяснение, как выходило из материалов допросов, которые коллега Сандберг провела с каждым из них, сводилось к тому, что все они оставались в кабаке после трех часов, когда преступник появился дома у Линды. Входивший в эту компанию стажер, согласно его собственным данным, покинул заведение около четырех утра. Тогда он был один и пошел прямо домой. Естественно, трезвый. Трое коллег, наоборот, просидели в ночном клубе до закрытия. Распрощались друг с другом у выхода, и каждый из них отправился к себе домой. Степень их опьянения на тот момент и другие детали остались за кадром, но, без сомнения, время приближалось к пяти, когда это произошло.

– Вот так номер! – воскликнул Бекстрём с чувством. – Они что, все педики?

– О чем ты, Бекстрём? – спросил Торен.

– Согласно материалам допросов, все в любом случае обстоит именно так, – подтвердил Кнутссон. – То есть именно так, как они говорят.

– Четверо коллег, которые возвращаются в одиночестве из кабака? У вас с головой все в порядке?

– Один из них фактически только стажер, именно он ушел домой первым, – пояснил Торен. – Но я понимаю, что ты имеешь в виду.

– Да, подобное никогда не случилось бы со мной, – подчеркнул Кнутссон. – Но это же Векшё.

– Могу поверить, – сказал Бекстрём. – Кстати, – добавил он, – вы, наверное, показали свой список Сандберг?

Судя по тому, как они одновременно и в такт покачали головой, ничего подобного не произошло, и прежде всего из-за оставшихся в списке еще четырех имен.

– И чем же они тогда отличились? – спросил Бекстрём и пробежал глазами список.

«Никого из них я не знаю», – подумал он.

По словам Кнутссона, речь там шла о самых разных грехах. Первый из этой четверки работал в полиции правопорядка в соседней коммуне, но его также несколько раз на долгое время привлекали в качестве инструктора по стрельбе в полицейскую школу в Векшё. Пару лет назад одна из его учениц написал на него заявление, обвинив в сексуальном домогательстве, дело касалось писем и телефонных разговоров с обычными предложениями. Свою бумагу она забрала через месяц, тогда же ушла из школы. Когда сотрудники отдела внутренних расследований связались с ней, девушка отказалась сотрудничать, и дело против инструктора закрыли. Он остался на своей должности и еще в мае стоял в тире рядом с Линдой и ее однокашниками.

– Его, по-видимому, высоко ценят и как коллегу, и как инструктора, – сказал Кнутссон. – Хотя здесь все понятно.

Заявление против коллеги номер два было еще более старым. В связи с разводом пять лет назад его тогдашняя жена написала на него бумагу, обвинив в избиении. Она также забрала ее назад, и постепенно дело замяли.

– Хотя его отстранили от службы примерно на месяц, – уточнил Торен, – пока продолжалось расследование. Потом он, конечно, получил компенсацию с помощью профсоюза.

– Они в разводе, кстати, – добавил Торен.

– И чем он занимается сейчас? – поинтересовался Бекстрём.

– Вернулся к работе, естественно, – сообщил Кнутссон, который выглядел удивленным.

– Следующий, – сказал Бекстрём.

Третий из этих коллег в свободное время подрабатывал детским тренером по футболу, хоккею, ручному мячу и флорболу. В молодости он сам был известным спортсменом, играл в футбол в Высшей лиге и в хоккей во втором дивизионе. Помимо этого он тренировал футбольную команду девушек возрастом от тринадцати до пятнадцати лет. И родители одной из них заявили на него в полицию, обвинив в том, что он в нескольких случаях обнажался перед их дочерью. Во-первых, в раздевалке в обыденных ситуациях, во-вторых, когда он, и девочки, и многие из родителей в течение недели находились в спортивном лагере.

Все это стало достоянием гласности и даже попало на первые полосы вечерних газет. Но правовые перспективы там оставляли желать лучшего, так что в конце концов данное дело тоже спустили на тормозах. Показавшая на тренера девочка перестала играть в футбол и вместе с семьей переехала в другой регион. А сам тренер-полицейский завязал с тренировками, несмотря на массивную поддержку со стороны прочих учеников и их родителей. Затем он провел более полгода на больничном, прежде чем снова вернулся к работе. А ныне в полиции Векшё выполнял чисто административные функции.

– Выглядит по-настоящему грустной историей, – сказал Торен. – У него забрали служебное оружие, поскольку боялись, что он застрелится, когда его супруга ушла от него, прихватив с собой детей.

– Последний? – спросил Бекстрём.

– Там вроде бы речь идет о более простом коллеге, если можно так сказать, – начал Кнутссон с довольной миной. – Короче говоря, два года назад на него написала заявление его тогдашняя невеста, она работала в парикмахерской в Алвесте в паре десятков километров отсюда и, похоже, была у него, скажем так, не единственной. Коллеги вообще называли его Похотливым Карлссоном, или Похотливым Калле.

– Его зовут Карл Карлссон, – объяснил Торен.

– И что ей не понравилось тогда? – спросил Бекстрём.

«Судя по всему, шустрый парень», – подумал он.

– Согласно обвинению, коллега Карлссон имел привычку надевать на нее перед совокуплением наручники, причем взятые с работы, – сообщил Кнутссон.

– Да, но это ведь чертовщина какая-то, – сказал Бекстрём и ухмыльнулся. – Неужели у него не было своих собственных?

По словам Кнутссона и Торена, ответ на данный вопрос отсутствовал в материалах расследования, которые они получили. Расследование это тоже в конце концов закрыли, и речь там шла исключительно о служебных наручниках. Парикмахерша переехала в Гётеборг, и, согласно полученным данным, у нее там сейчас имелся собственный салон и новый жених. А единственная странность в этой истории заключалась в том, что коллега Карлссон через полгода последовал за ней и сегодня трудится в полиции Мёлндаля в Гётеборге.

– Я поговорил с моим знакомым тамошним коллегой, он хорошо знает Карлссона. Тот работает в патрульной службе, и его по-прежнему называют Похотливым Карлссоном, или Похотливым Калле. Он, похоже, остался верен себе, если можно так выразиться, – поведал Торен.

– Чем он занимался летом? Помимо того что трахал всех подряд? – спросил Бекстрём.

– Он в отпуске с конца июня, – сообщил Торен.

– Надо взять у него пробу ДНК, – сказал Бекстрём. – Пожалуй, он вряд ли мог понравиться Линде, но лишним не будет. Плюс у тех четверых, кто находился в кабаке, – добавил он. – Плюс у другой троицы, инструктора по стрельбе, домашнего садиста и эксгибициониста. У всех надо взять образцы ДНК, а что думает малышка Сандберг на этот счет, мне глубоко наплевать. – Еще одно дело, – сказал Бекстрём, прежде чем они успели исчезнуть из его комнаты. – Обязательно возьмите образец ДНК у маленького жирного поляка.

– Коллега Левин занимается этим вопросом, – сказал Торен. – Он вроде что-то придумал и собирался испробовать свою идею на прокуроре.

«Левин. Наверное, малышка Сванстрём его надоумила», – подумал Бекстрём.

После неприятного разговора с шефом Государственной криминальной полиции комиссар полиции лена долго сидел погруженный в свои мысли. «Старина Нюландер, похоже, совсем с катушек слетел», – подумал он, спустился на причал и бросил взгляд на свою жену.

– Нельзя долго лежать на солнце, дорогая, – сказал он заботливо. – Надеюсь, ты помнишь об этом?

Супруга только отмахнулась от него и покачала головой.

«Она, похоже, совершенно измотана, бедняга», – подумал комиссар.

Затем он позвонил своему помощнику Олссону, чтобы узнать, удалось ли им обнаружить какую-то связь между случившейся в Сконе трагедией и его собственной кошмарной историей в Векшё. По словам Олссона, речь шла не более чем о совпадении, и он как раз собирался позвонить своему шефу и рассказать, что рано утром связался с коллегами в Сконе и попытался разобраться с этим делом. Более подробной информации следовало ожидать позднее днем.

– Приятно слышать, – сказал комиссар.

«Олссон надежен, как скала, – подумал он, положив трубку. – Как готландский каменный столб, пусть он и смоландец. Стоит несокрушимо при любой погоде и ветре».

Бекстрём вызвал к себе коллегу Сандберг, хотя, если сказать откровенно, уже стал уставать от нее.

– Добро пожаловать, садись. – Он кивнул в направлении свободного стула. – Я хочу, чтобы мы взяли пробу ДНК у коллег, которые находились тогда в ресторане, а также у известного тебе стажера.

Сандберг, естественно, попыталась возражать.

«Все бабы одинаковы», – подумал Бекстрём, и при ближайшем рассмотрении данный экземпляр тоже оказался не намного лучше других.

– Никто из них не ушел оттуда раньше половины четвертого, – сказала Сандберг. – Ты ведь читал материалы моих допросов. Вдобавок я сама находилась там и разговаривала с каждым из них в течение вечера. Даже по нескольку раз, и, когда покидала заведение около четырех, все трое коллег еще оставались там, а наш стажер ушел чуть ранее. Он, кстати, все время был на виду и попрощался перед уходом.

– Угу, конечно, – сказал Бекстрём и кивнул. – Единственное, чего я не понимаю, какое это имеет отношение к делу?

– Насколько я поняла из разговоров на утренней встрече, и ты, и Энокссон вроде бы считаете, что преступник появился у Линды уже в три часа, – констатировала Сандберг.

– Но мы ведь не знаем этого наверняка, – сказал Бекстрём. – И дяденька доктор не особенно нам помогает. По его словам, она, скорее всего, умерла между гремя часами ночи и семью утра. Вот и все.

– Но он мог ретироваться около пяти, когда принесли газеты, – не сдавалась Сандберг. – Если иметь в виду все, что он сделал, как бы он тогда успел?

– Это нам тоже неизвестно, – стоял на своем Бекстрём. – Так мы предполагаем. Позаботься, чтобы у всей троицы взяли пробу ДНК. Естественно, с их согласия и как можно быстрее.

– Я услышала тебя, Бекстрём, – проворчала Сандберг и угрюмо посмотрела на него.

– Ну и прекрасно, – улыбнулся Бекстрём. – Да, и есть еще трое, чью ДНК мы должны получить.

«А похотливым чертом из Гётеборга могут ведь заняться тамошние коллеги», – подумал он.

– И о ком речь? – спросила Сандберг и подозрительно посмотрела на него.

– Андерссон, Хелстрём, Клаессон, – перечислил Бекстрём. – Эти имена знакомы тебе?

– Тогда, боюсь, у нас могут возникнуть проблемы, – предположила Сандберг. – Надеюсь, ты в курсе, что Клаессон вполне может наложить на себя руки, если ты втянешь его в такую историю?

– Именно поэтому просто замечательно, если он получит шанс очиститься от подозрений как можно быстрее, – сказал Бекстрём. – Тогда ему не придется выслушивать массу всякого дерьма в коридорах.

После легкого обеда из овощного салата, рыбы, вяленых помидоров и бутылки минеральной воды комиссар полиции лена подумал немного и позвонил своему старому знакомому, который трудился в полиции безопасности по линии защиты конституции.

– Об этом не так просто говорить… – начал он. А десять минут спустя рассказал всю историю. – Похоже, его совсем с катушек снесло, – подвел итог комиссар.

По словам его знакомого, он правильно поступил, связавшись с ним. Тот также, ни словом не обмолвившись о причине, поведал, что дело является интересным по своей сути, как бы созданным для его ведомства и крайне важным с точки зрения деятельности по защите конституции.

– Лучше всего, если бы ты, конечно, смог написать несколько строчек о том, что сейчас рассказал, – констатировал знакомый комиссара. – Мы, естественно, засекретили бы сведения по полной программе, поэтому тебе не о чем беспокоиться.

– Лучше этого не делать, – произнес комиссар, даже не пытаясь скрыть свои чувства. – Я надеялся, будет достаточно разговора, а поскольку мы знакомы, решил позвонить тебе.

– Это я тоже понимаю, – сказал его собеседник, и, судя по тону, он говорил достаточно искренне. – Ладно, черт с ним. Хватит нашего короткого неформального разговора.

– Да, – вздохнул с облегчением комиссар. – А если ситуация обострится, я, естественно, подтвержу мои слова.

– Само собой, само собой, ничего другого я и представить себе не могу, – сказал его знакомый еще более искренним тоном.

После того как они распрощались, комиссар спустился на причал, чтобы убедиться, что его жена не заснула на солнце. Слава богу, она не спала и повернулась на спину.

Его знакомый из полиции безопасности выключил записывающее устройство, присоединенное к его телефону. Он достал дискету с их разговором, передал ее своей секретарше и попросил сразу же сделать заверенную распечатку.

27

На следующий день им наконец удалось добыть пробу ДНК соседа Линды, библиотекаря Мариана Гросса. На самом деле в разыскной группе ни один человек всерьез не верил, что он мог быть преступником, но сейчас это стало делом принципа и неким назидательным примером. Никто, и меньше всего такой, как Гросс, не мог рассчитывать на поблажки, сколько бы ни упрямился. Ян Левин переговорил с прокуроршей, которая занималась старым заявлением против поляка, указал на юридические лазейки, имевшиеся в нем, и ему не составило труда ее уговорить. Она даже выразила удивление, почему раньше не разобрались с этим делом. Осталось только съездить, привезти Гросса и, если бы он не согласился сдать пробу добровольно, получить ее принудительно.

Выполнить задание поручили фон Эссену и Адольфссону, и после нескольких традиционных ударов ногой в дверь Гросс любезно открыл ее, обулся и проследовал в здание полиции. И точно как в предыдущем случае, за всю дорогу он не проронил ни звука.

– Ага, Гросс, – сказал Левин и дружелюбно посмотрел на него, – прокурор решила, что ты должен сдать пробу ДНК. Насколько я понимаю, мы можем сделать это двумя способами. Либо ты сам сунешь маленькую палочку с ваткой себе в рот и поводишь ею осторожно по внутренней стороне щеки, либо мы позвоним доктору, а он придет сюда и уколет тебя в руку, пока я и мои коллеги понаблюдаем за этим.

Поляк ничего не ответил. Только с угрюмой миной уставился на них.

– Судя по твоему молчанию, мне придется звонить, – продолжил Левин тем же дружелюбным тоном. – Поэтому, парни, можете забирать доктора Гросса в кутузку, пока мы ждем врача.

– Я требую, чтобы мне разрешили сделать все самому, – закричал Гросс и потянулся к пробирке с ваткой, лежавшей на письменном столе Левина. Когда же все закончилось, он отказался от предложения Левина, чтобы его отвезли домой, и быстро покинул здание.

Несколько часов спустя он дал знать о себе, оставив на ресепшене в полиции заявление с обвинениями в насилии и угрозах при выполнении процессуальных действий, направленное против разрешившей их прокурорши, комиссара Олссона, комиссара Левина, и. о. инспектора фон Эссена и ассистента Адольфссона. Дежурный сотрудник положил его творение в ящик для внутренней переписки, чтобы далее оно попало в отдел внутренних расследований, и все вернулось в обычное русло.

В общем и целом деятельность по сбору проб ДНК шла успешнее всяких ожидании. Один молодой, помешанный на статистике член разыскной группы прикрепил на их доску объявлений большой лист бумаги, где по таблице можно было проследить, как продвигается работа. И если верить ему, число лиц в Векшё, охваченных данной процедурой, перешагнуло за сотню. Половину из них уже проверили в Главной криминалистической лаборатории, и всех удалось отсеять. Никто, кроме Гросса, недовольства не выразил. Несколько представителей местной шпаны даже добровольно явились в полицию и предложили свои услуги.

Единственные проблемы фактически возникли со стороны их собственных коллег.

Первой отказалась троица, которая в ночь убийства находилась в кабаке. После приватных разговоров двое из них сдались, но третий все еще упрямился, призвав на помощь профсоюз. По его собственным словам, он вдобавок собирался пожаловаться на Бекстрёма и прочих так называемых коллег из Главной криминальной полиции инспектору по юридическим вопросам. По крайней мере, чтобы таким образом заставить их немного подучить законы. Со стажером же все обстояло еще хуже. Попытки связаться с ними по домашнему или мобильному телефону не принесли результата. Ему оставили массу сообщений на автоответчике, но он все еще не дал знать о себе.

Олссон пребывал не в лучшем настроении, и прежде всего его беспокоили трое коллег, чьи образцы ДНК Бекстрём захотел получить из-за их прежних заслуг. Олссон не видел никаких проблем с любителем поколотил жену и с инструктором по стрельбе, достававшим свою ученицу непристойными предложениями. Не о них он сейчас собирался доверительно побеседовать с Бекстрёмом.

– Между нами говоря, я охотно посмотрел бы, как их обоих вышибут из полиции, – объяснил Олссон.

«Какое отношение это, черт побери, имеет к тебе и ко мне», – подумал Бекстрём и довольствовался кивком.

Но его мнение о бывшем тренере по футболу отличалось от отношения к данной парочки. Во-первых, он знал парня лично и мог поручиться за него. Тот был невиновен, и с ним обошлись несправедливо. Во-вторых, он не мог взять на себя ответственность даже предложить ему добровольно сдать анализ ДНК.

– Я не хочу, чтобы его жизнь оказалась на моей совести, – объяснил Олссон. – Он все еще находится в глубокой депрессии, как ты понимаешь.

– Конечно, это любому ясно, – согласился Бекстрём. – Но, как мне кажется, юнцы никогда не лгут, если речь идет о сексуальных домогательствах?

Олссон, естественно, согласился с ним. Какие возражения, все правильно, но в данном конкретном случае скорее ее родители стояли за всей историей. А его безосновательно обвиненный коллега и хороший друг (если, конечно, девушка придумала все сама) в таком случае являлся исключением, только подтверждающим правило.

– Я надеюсь на твое понимание, Бекстрём, – сказал Олссон.

– Естественно, – ответил тот. – Мы ведь надеемся, что нам удастся поймать преступника, который устроит нас всех. У тебя есть еще что-нибудь?

«А не взять ли нам ДНК и у Олссона тоже», – подумал он.

Олссона мучила еще одна проблема. Сумасшедший из Далбю, который по-прежнему находился на свободе, хотя Национальное спецподразделение и взяло в кольцо весь регион и постепенно прочесывало его квадратный километр за квадратным километром.

– Как по-твоему, это может быть наш человек? – спросил Олссон и с надеждой посмотрел на Бекстрёма.

– Я проследил ту же мысль в наших вечерних газетах, – ответил Бекстрём. – Они ссылаются на какой-то высокопоставленный источник из этого дома, но если тебе интересно, они уж точно разговаривали не со мной.

– Естественно, нет, Бекстрём, – уверил его Олссон. – Но что ты сам думаешь о данной гипотезе?

– На мой взгляд, высокопоставленный источник в этом здании такой же дебил, как и его друзья, которые пишут в газете, – сказал Бекстрём.

Вечером Бекстрёму позвонила Карин и спросила, почему он не давал знать о себе. Сама она уезжала на выходные к старой матери, что само по себе ничему не помешало бы, если бы Бекстрём позвонил ей и оставил сообщение на автоответчике.

– Навалилась масса дел в последнее время, – сказал Бекстрём в качестве извинения. «Так, говоришь, навестила мамочку? Надо же», – подумал он.

– Ты ничего не можешь мне рассказать? – спросила она в манере, в которой обычно задавала вопросы.

– Готов поделиться только сведениями личного характера. Мое домашнее животное умерло. Я попросил одного товарища позаботиться о нем, пока сам в отъезде и расследую убийство, но это явно не помогло.

– Боже, как печально! – сказала Карин взволнованно. – Это была собака или кошка?

«За кого она меня принимает, – подумал Бекстрём. – Только бабы и педики держат котов».

– Молодой песик, – солгал он. – Маленький шалунишка. Его звали Эгон.

– Боже, как печально, – повторила Карин, которая, судя по ее тону, любила животных и глубоко сопереживала чужому горю. – Всего лишь щенок, а какое милое имя. Тогда я понимаю, как тебе тяжело. Ты можешь рассказать, что, собственно, случилось?

– Он утонул, – сообщил Бекстрём. – Не обижайся, но я не хотел бы…

– Я понимаю, тебе трудно говорить об этом, – сказала она.

– Давай созвонимся завтра, – предложил Бекстрём. – Набери мой номер, если захочешь перекусить.

«Глупые бабы», – подумал он.

Бекстрём старательно избегал Рогерссона, поскольку у него имелись основания подозревать коллегу в убийстве малютки Эгона. Рогерссон, похоже, даже не заметил этого и вел себя как обычно.

«Что с таких возьмешь, настоящие психопаты, – размышлял Бекстрём. – Они думают только о себе».

Рогерссон, однако, оказался закомплексованным убийцей, поскольку он как раз постучал в дверь Бекстрёма. Причем в слишком деликатной для себя манере.

Скорее всего, из-за угрызений совести, как подумал Бекстрём, и опять же в качестве некоего жеста примирения он принес с собой сумку пива и открытую бутылку виски.

– Я понимаю, как тебе тяжело, – посочувствовал Рогерссон, а поскольку Бекстрём не был злопамятным, им постепенно удалось нормализовать свои отношения и вернуть ту дружескую атмосферу, которая всегда существовала между ними.

– Выпьем за Эгона, – сказал Рогерссон.

– Выпьем, друг мой, – согласился Бекстрём. – За Эгона, – добавил он торжественно, встал и поднял свой бокал.

Утром после того, как он и Рогерссон поминали Эгона, у него наконец появился достойный подозреваемый.

«Так можно и в Бога поверить», – подумал Бекстрём, почувствовав хорошо знакомое возбуждение.