Текст книги "Здравствуй, Фобос !"

Автор книги: Левон Хачатурьянц

Соавторы: Евгений Хрунов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Хачатурьянц Левон & Хрунов Евгений
Здравствуй, Фобос !

Евгений Васильевич ХРУНОВ, Левон Суренович ХАЧАТУРЬЯНЦ

ЗДРАВСТВУЙ, ФОБОС!

Научно-фантастическая хроника

("Путь к Марсу" – 3)

В книге космонавта Евгения Хрунова и профессора Левона Хачатурьянца читатели вновь встретятся с героями предыдущих повестей "Путь к Марсу" и "На астероиде". На этот раз предстоит экспедиция на Фобос, чтобы проникнуть в загадочный объект, сооруженный инопланетянами...

СОДЕРЖАНИЕ:

ОТ АВТОРОВ

Г л а в а I. Акопяну изменяет терпение

Г л а в а II. Метод "Лунного камня"

Г л а в а III. Таинственный сигнал

Г л а в а IV. Американские приключения

Г л а в а V. Разговор при закрытых дверях

Г л а в а VI. Секрет "однорукого бандита"

Г л а в а VII. Небольшая подводная прогулка

Г л а в а VIII. В космосе и на Земле

Г л а в а IX. Новая роль Акопяна

Г л а в а X. Время ускоряется

Г л а в а XI. Священная жертва

Г л а в а XII. Особое мнение Добрака

Г л а в а XIII. Правнук штандартенфюрера

Г л а в а XIV. Вызов брошен...

Г л а в а XV. Последняя схватка

Здравствуй, Фобос! (Пролог вместо эпилога)

Валерий ЖАРКОВ. Тайны марсианских лун

________________________________________________________________

ОТ АВТОРОВ

Основное правило нашей фантастики – поменьше фантазировать. Парадокс? Нисколько. Мы просто не хотим слишком далеко отрываться от сегодняшнего состояния науки и техники. Наша задача – сделать убедительной каждую подробность описываемого нами мира, чтобы у читателя не создалось впечатления невозможности, сказочности происходящего.

– Но ведь фантастика – это в какой-то степени современная сказка! возразит читатель, более привычный к "традиционной" фантастике, где возможно практически все – и межзвездные перелеты со сверхсветовыми скоростями, и бессмертие, и власть над временем. – А у вас получается что-то вроде популяризации новейших достижений науки и техники. Это, извините, совсем другой жанр!

Мы, конечно, попробуем защищаться:

– Определением жанровой принадлежности наших книг пусть занимаются литературоведы – если им будет интересно... Может быть, это вообще не научно-фантастические повести, а, скажем, научно-художественные хроники. Дело не в терминах. Мы хотим сделать прогноз, научно обоснованное предсказание: какой станет космонавтика через 20, 30, 50 лет...

– Значит, главные герои ваших книг – ракетные корабли и компьютеры, а вовсе не люди? – станет упорствовать дотошный читатель.

– Нет, конечно. Мы твердо знаем: независимо от жанра, предмет литературы – человек. Мы работаем в космонавтике и лучше всего знаем эту область. Поэтому вполне естественно, что большинство наших героев космонавты, специалисты по космической технике или медицине. Нас интересует судьба наших коллег в XXI веке, а значит, и их профессиональный труд, и проблемы, с которыми они столкнутся...

Да, наше дело – это главное содержание нашей жизни. И не только потому, что мы – чрезвычайно занятые люди и на все остальное, кроме работы, у нас остается не так много времени. Наше дело захватывающе интересно, во всяком случае, для нас. Ничего лучшего мы не знаем, ничем иным заниматься не хотели бы... Таковы же и наши герои – Виктор Панин, Марина Стрижова, Семен Тарханов, Сурен Акопян. Мы – представители космонавтики в литературе. Сюжеты наших повестей-хроник, конфликты, характеры персонажей рождаются не за письменным столом, а в рабочих командировках, во время ответственных экспериментов или научных диспутов...

Больше всего вдохновляют минуты запуска. Порою стоишь на смотровой площадке посреди степи, а перед тобой – красавица ракета в объятиях стартовых конструкций... и самому не верится, что вот сейчас эта громадина ростом с небоскреб легко уйдет в небо. Или сидишь в бункере командного пункта, среди мигающей, стрекочущей аппаратуры, среди множества сосредоточенных людей, слушаешь перекличку радиоголосов... и вдруг остро, отчетливо осознаешь: там, в головной части ракеты, в стальной скорлупе корабля, твои товарищи. Друзья, с которыми прожита часть жизни. Как-то пройдет сегодняшний запуск? Все ли будет "штатно", то есть в порядке? Хотя уже четверть века прошла со дня первого полета человека в космос, каждый старт – это подлинная "езда в незнаемое". Силы, сравнимые с мощью пробужденного вулкана, уносят ракету ввысь; она рвется прочь от Земли со скоростью во много раз большей, чем у артиллерийского снаряда; не дай бог, случится неполадка в сложнейших системах корабля... Конечно, сделано все возможное, чтобы этого не было, каждый узел многократно испытан и проверен. Но ведь есть ситуации, которые нельзя предвидеть... Напряжение растет с каждой секундой. Вот прозвучала команда руководителя полета – и космонавт откликается словом, традиционным для всех пусков, Юриным словом: "Поехали!" Грохот. Медлительные первые мгновения подъема. И – облегчением для натянутых нервов – торжественный голос: "102-я секунда полета. Полет проходит нормально, ракета идет устойчиво. 116-я секунда..."

Именно в эти минуты начинаешь думать о будущем. О том, как наши ребята перенесут многомесячные рейсы к другим планетам, чудовищные скорости, опасности дальнего космоса. Как встретятся с фактами и обстоятельствами, превосходящими всякую фантазию. Как будут овладевать диковинной техникой грядущего, новыми, доселе неслыханными методами исследований... Чем больше об этом думаешь, тем крепче начинаешь верить: перенесут, встретятся, овладеют! Уж такие они, наши ребята, – готовые к любым неожиданностям, к работе, если понадобится, на износ, к полной отдаче сил для выполнения задания Родины.

Хочется о них писать.

Мы надеемся, что читатель знаком с двумя нашими предыдущими книгами "Путь к Марсу"* и "На астероиде"**. Что читатель помнит и полет космического корабля "Вихрь" к загадочной красной планете, и приключения экспедиции – подчас курьезные, порой смертельно опасные, – и возвращение домой с огромным каменным астероидом "на поводке"... Летающая гора стала спутником Земли, "второй Луной": на ней возникли рудники, заводы и космодромы... Действие этой хроники, последней в трилогии, происходит через год-другой после того, как астероид окончательно превратился в многолюдный, спокойно живущий и работающий орбитальный город. Это время отстоит достаточно далеко от наших дней – не ближе 2010 года, – и потому нам сложно полностью выдержать наш принцип "поменьше фантазировать". Мы заранее просим прощения у коллег, читателей-специалистов за все смелые допущения, которые встретятся на этих страницах. Мы просим их обратить внимание, какой рывок сделала пилотируемая космонавтика за последние двадцать лет, и ответить честно, положа руку на сердце: что бы они, серьезные ученые и инженеры, сказали человеку, который году в 1965-м заикнулся о двухсотсуточном полете, как о реальном и близком будущем?..

_______________

* М., "Молодая гвардия", 1979.

** М., "Молодая гвардия", 1984.

Но довольно объяснений. Мы с удовольствием выводим "на сцену" героя, который фактически пропал из нашего поля зрения во время событий на астероиде, а именно – бортинженера корабля "Вихрь" Сурена Акопяна. Читатель, как мы уже условились, вспомнит повесть "Путь к Марсу", вернее один ее эпизод. "Вихрь" пережидает гигантскую песчаную бурю на орбите спутника Марса. Воспользовавшись передышкой, Акопян стартует с борта корабля на одноместной челночной ракете "Аннушка" и совершает посадку на одной из двух марсианских "лун" – Фобосе. В первые же минуты после выхода из "Аннушки" Сурен делает потрясающее открытие – тоннель с перилами, уходящий в глубь скалы, и за ним небольшой зал, вырубленный в толще породы. Сомнений нет – на Фобосе остались следы деятельности инопланетного разума!..

Рукотворная пещера взбудоражила человечество. О ней наперебой кричали газеты. Ей посвящали солидные монографии. "Мы это знали заранее!" торжествовали фанатичные сторонники гипотезы о посещении Земли "пришельцами". "Наконец-то найдено доказательство: люди не одиноки во Вселенной!" – радовались умеренные. "Ну, это еще не факт! Мало ли какие чудеса творит природа", – упрямо твердили скептики: Международные организации, космические учреждения отдельных стран и даже частные лица предлагали свои варианты решения загадки Фобоса. Но затем воображение занял астероид; его чудесное появление в качестве сателлита, драматические события на нем. И только после того, как земляне окончательно привыкли к наличию горнодобывающего комбината в пятистах километрах у себя над головой, пресса снова заговорила о находке Акопяна. "Не пора ли готовить новую экспедицию"?

Однако новый великолепный космолет "Вихрь-2", предназначенный для экспедиции к Марсу, имел совсем другую полетную программу, на то время более важную для человечества, чем исследование Фобоса и таинственного "тоннеля". Станции-роботы, недавно сброшенные на красную планету итальянским автоматическим кораблем, нашли под тонким льдом полярной шапки залежи редких элементов; земные ученые даже представить себе не могли, что эти металлы, столь дорогие и столь нужные для нашей промышленности, могут встречаться в таком изобилии. "Вихрь-2" должен был подтвердить сообщение автоматов, произвести тщательную разведку и, если удастся, привезти на Землю первую порцию драгоценных ископаемых. Работа в негостеприимном марсианском приполярье предстояла трудная. Близкое знакомство с Фобосом опять откладывалось на неопределенное время...

Глава I

________________________________________________________________

АКОПЯНУ ИЗМЕНЯЕТ ТЕРПЕНИЕ

– Одну минуточку, товарищ! – Белокурая, безукоризненно причесанная секретарша вскочила из-за стола, выставила перед собой ладони. – Семен Васильевич занят. И вообще, у нас прием только по записи!..

– Дорогая моя, – примирительно сказал вошедший, пытаясь проскользнуть к дверям кабинета. – Дорогая моя, вы знаете, как портится цвет лица от частых волнений? Сосуды расширяются, ухудшается подача крови, и...

– Оставьте ваши лекции! Сегодня нет приема. Прошу вас не мешать...

Неизвестно, чем окончился бы этот поединок, если бы массивная полированная дверь не распахнулась, выпуская двоих мужчин в белых халатах. Их провожал к выходу хозяин кабинета, рослый, представительный.

– Сеня! – жалобно возопил посетитель. – Я к тебе! Буквально на пять минут...

– Светлана! – приятным баритоном сказал начальник психофизиологической службы Космоцентра. – Пропустите этого пылкого сына Кавказа и засеките время. Если ровно через пять минут он не выйдет сам, значит, меня надо спасать. И дайте, пожалуйста, чаю с печеньем. Товарищ Акопян после еды становится добрее...

– Хорошо, Семен Васильевич! – растерянно кивнула секретарша.

Кабинет был велик и внушителен, как и его владелец. Помимо обязательного стола буквой Т, универсального блока связи (телефон-селектор, диктофон, экран терминала) и стеллажей с книгами, здесь находилась целая коллекция космических сувениров. Причудливые марсианские камни; отлично сделанный макет корабля "Вихрь" с гравированной надписью на стальной пластине: "Седьмому, "земному" члену экипажа С. В. Тарханову от благодарных вихревцев". Вот и черные, серебрящиеся на изломе куски породы с Фобоса; их привез сам Акопян. Семен Васильевич был связан с "Вихрем" тонкой, но надежной нитью радиосообщений все пятнадцать месяцев полета; через пропасть в десятки миллионов километров слушал он пульс космонавтов, следил за состоянием их здоровья, за работоспособностью, настроением; давал советы и предписания... А дальше – целая выставка под стеклом: образцы руд с астероида, "второй Луны". Сам Акопян не участвовал в астероидной эпопее – ему хватало дела в космическом флоте, – но, конечно же, знал до мельчайших подробностей о том, как жители интернационального поселка на орбите осваивали безжизненную планетку, бурили, строили. Как отражали попытки злых сил сорвать работы на астероиде, психологические диверсии и вооруженные нападения... Во всем этом принимал самое деятельное участие шеф психофизиологов, доктор Семен Тарханов... с недавних пор академик медицины Тарханов.

– Ну-с, так чему обязан приятным визитом? – спросил Семен Васильевич, усаживаясь не в свое хозяйское поворотное кресло возле блока связи, а в одно из двух гостевых, у журнального столика. Акопян плюхнулся напротив и нетерпеливо спросил:

– Можно прямо к делу, академик?

– А вы собирались сначала поговорить о погоде?

– Да ну тебя... Лететь надо, Сеня.

– Куда же?

– На Марс. Точнее, на Фобос.

– Хм... Оригинальная идея. Главное, свежая. А почему такая спешка, Сурен?

– Не могу больше! – почти закричал Акопян и ладонью так припечатал столик, что вздрогнула секретарша, входившая с подносиком, и пролила чай из стаканов. – Занимаемся черт-те чем, тянем резину... Вот, воткнули меня в серию испытаний ракетного поезда... кто я вам, мальчик – цистерны таскать до Луны и обратно?! А Фобос опять отложили...

– Ну, положим, занимаемся мы не черт-те чем, а важнейшей работой... Голос Семена на мгновение стал начальственно-строгим. – Идет промышленное освоение Солнечной системы, и поезда твои скоро аммиак или водород будут возить с Юпитера...

– Успеем! Никуда Юпитер твой не денется. А по той штуке на Фобосе долбанет какой-нибудь шальной метеорит, и поминай как звали...

Тарханов задумался, помешивая ложечкой в стакане.

– Но ты ведь понимаешь, что от меня тут очень мало зависит?..

– Неважно. Ты-то, по крайней мере, хочешь этого полета? Ты... будешь меня поддерживать?

– Буду, конечно, – после паузы сказал Семен. Сурен облегченно вздохнул, отхлебнул из стакана:

– Честное слово?

– Ну да, – недоуменно кивнул Тарханов. – Тебе что, страшная клятва нужна? Даю слово...

– Вот и хорошо. Значит, вместе пойдем уговаривать Волнового. Вдвоем мы его укатаем. А когда он сдастся, всей компанией к "нашему министру"...

– Ах ты, стратег! – захохотал Семен Васильевич. – Все наперед продумал...

– Ты слово дал! – поднял палец Акопян.

– Ладно, ладно. Сейчас позвоним Игорю...

...Каждый из них двоих по-своему помнил высадку на Фобос. Сурен пережил ее непосредственно: увидел, руками прикоснулся к чуду, прошелся по сказочному тоннелю... Семен через десятки миллионов километров вместе с Космоцентром просмотрел видеофильм, записанный телекамерой на шлеме Акопяна. А еще – что для Тарханова было важнее фильма! – прочел по цифрам на световых табло, по экранам осциллографов все переживания счастливчика бортинженера. Скафандр был нашпигован датчиками... Показатели пульса, сердцебиения, рефлексов рассказали Тарханову больше, чем экспедиционные отчеты, чем видеокадры, чем слова самого Акопяна. Если верить этим данным, Сурен встретился с чем-то ошеломляющим, таким, что не укладывается в воображение...

Да, было так... Одноместная челночная ракета, ласкательно прозванная на "Вихре" "Аннушка", покачивая веерами солнечных батарей, мчалась над коричневой шкурой Фобоса. Крошечный, поперечником в четверть сотни километров, сплошной закругленной горой вздымался снизу Фобос. Безжизненный купол был наждачно-шероховат и густо усыпан мелкими кратерами – следами метеоритных ударов. Отпечаток любой, самой древней эпохи мог сохраняться здесь миллионы лет. Там, где нет воздуха и воды, бороздка, небрежно проведенная в пыли, имеет шансы оказаться прочнее и долговечнее египетских пирамид.

Акопян, зажатый стенками тесной кабины, вертел головой в шлеме. Среди выпуклой пустоши вздымался, подобно пиле с острыми зубьями, хищный, не облагороженный ветрами и дождем хребет скал...

Он прикидывал в уме посадочный маневр. Однозначного ответа компьютер не дал. Приходилось выбирать самому. А на дисплее непрерывно рос столбец сводных данных. Подсказать ему мог только командир "Вихря" Виктор Панин. Руководитель полета Игорь Волновой был на Земле и ничем помочь не мог. Ведь посадка на Фобос требовала мгновенных реакций – а радиоволны от Земли до окрестности Марса добираются свыше трех минут. Если бы сейчас что-нибудь случилось с Акопяном, в ЦУПе* все равно не успели бы вмешаться, подсказать; и световая бабочка на табло перед Тархановым билась бы еще три минуты после остановки сердца космонавта...

_______________

* Ц У П – центр управления полетом.

Кратеры попадались занятные – овальные, с плоским дном, они напоминали стадионы. Виток, еще виток... Вот особенно просторная впадина; барьер, вспученный концентрическими складками, похож на трибуны для зрителей. Лучшей площадки не найти! Сюда можно было бы посадить не только миниатюрную "Аннушку", но и громадный "Вихрь", ставший на время искусственным спутником Марса...

Акопян включил радиопеленг и одновременно послал инфракрасный сигнал. Ответил второй пилот Сергей Меркулов: "Оба приняты". Теперь за челночной ракетой следили внимательнее прежнего, зная с точностью до нескольких метров, где она находится каждую секунду.

Каменные просторы понеслись под самым днищем кабины, скорость была еще очень велика. Выпрыгнул разрушенный гребень кратера; было похоже, что здесь в "трибуны стадиона" угодил снаряд. Далее равнина плавно переходила в пологий, изрезанный трещинами склон, и наконец – открывалось колоссальное каменное "поле"...

Двенадцать часов пробыл тогда Сурен на Фобосе. Он нашела таоа сааамаоае, что, вероятно, подсознательно искал всю свою "космическую" жизнь... Следы иной цивилизации.

Перед Акопяном было широкое ущелье в гребне, оканчивавшееся тупиком, высоченной каменной стеной. Казалось, что это углубление выбрано гигантским экскаватором, а стена отполирована до зеркальной гладкости. Порода над стеной образовывала козырек; он тоже выглядел обработанным, "выглаженным" снизу. Под самым козырьком виднелось отверстие.

...Поначалу они даже не думали осматривать Фобос. Это вышло почти случайно. "Вихрь" должен был опуститься непосредственно на Марс, высадить исследовательскую экспедицию. Помешала чудовищная пустынная буря, в сравнении с которой любой земной тайфун показался бы легким ветерком. Наэлектризованный песок несся по голым равнинам со скоростью четверть километра в секунду, взметывал столбы-смерчи выше самых высоких гор. Чтобы заполнить время, Сурен упросил Панина отпустить его на "Аннушке" побывать на Фобосе. Дождавшись, пока Фобос и "Вихрь" сблизятся на своих орбитах до неполных пятисот километров, торжествующий Акопян повел "Аннушку" к загадочной марсианской луне. Она занимала его воображение с детства, с тех пор, как Сурен прочел в одной старой книге, что сие небесное тело, быть может, и вовсе искусственного происхождения, пустое внутри...

Редкий случай, когда столь блестяще оправдываются фантастические гипотезы! Ржавый щит Марса наползал на Солнце; включив нагрудный прожектор, Сурен стоял перед своей находкой. Жар охватывал его, все плыло перед глазами, и кончики пальцев противно цепенели. Он чувствовал, что не сможет сделать следующий шаг... А на далекой Земле с опозданием в три минуты Семен Тарханов увидел на своих датчиках дикую пляску цифр и кривых, обозначавших состояние разведчика.

"Вот и молодец, вот и умница!" – зажурчал под шлемом нарочито бодрый голос Виктора Сергеевича. "Давай, брат, посмотрим поближе, что это за штука такая. Только будь осторожен..."

Успокоившись, насколько это было возможно, Сурен обследовал стену. Он подпрыгнул вверх к дыре под козырьком. Снизу она представлялась небольшой, вроде норы ласточки-береговушки; но землянин вошел, не сгибаясь, в отшлифованный сводчатый тоннель. Вскоре Сурен успокоился, потому и кривые на экранах перед Тархановым сделались плавными. Вполне будничным, деловым тоном разведчик доложил на "Вихрь" и на Землю:

– Я "Гранит", нахожусь у входа в пещеру. Вход правильной округлой формы. Над ним козырек с двумя выступами, явно искусственного происхождения. Уклон хода около шестидесяти градусов. Справа и слева гладкие перила. Крепятся к стенам хода через два – два с половиной метра. Спускаюсь дальше и вниз. В полу – отверстия...

Чувство реальности исчезло – вероятно, это была защитная реакция мозга на слишком сильное возбуждение... Словно чужими глазами оглядывал Сурен глухую камеру, в которую привел его наклонный тоннель... Вот он снял с пояса геологический лазерный инструмент, попытался вырезать образец породы – не получилось, стена была прочнее любых легированных сталей. Он подумал о том, что зал, видимо, вовсе не вырублен в скале, а является частью искусственного сооружения, поверх которого навален гребень кратера. Скорее всего, в толщу Фобоса "закопан" звездолет, и зал – нечто вроде бронированного шлюза. А может быть, ваеасаьа Фобос – это хорошо замаскированный звездолет, и недаром его считали полым?.. Понятно, что луч лазера нипочем материалу, предназначенному для межзвездных перелетов, корабль, одолевающий световые годы, и не такое должен выдержать...

Перед стартом "Аннушки" он передал видеозапись всех своих приключений на "Вихрь" – мало ли что может случиться... Но полет прошел вполне благополучно. Крошка ракета вернулась в надежный трюм, а Акопян – в свою каюту.

С тех пор бортинженера снедала тоска. Отныне целью жизни Сурена стало возвращение на Фобос со специальной экспедицией. Чтобы вскрыть стену "шлюза"...

...Переговорив с Волновым – ныне руководителем отряда советских космонавтов, – Семен выключил селектор и опять вернулся в кресло за "гостевым" столиком. Акопян машинально помешивал печеньем остывавший чай, печенье размокло в кашу.

– Ну, я поговорил, – сказал Тарханов, выключая телефон.

Сурен так и подобрался в ожидании.

– Новый полет к Марсу, судя по всему, может состояться очень скоро. И не только в связи с полярными месторождениями. Намечается крупная международная экспедиция по планетам, но... Есть загвоздка. Даже две.

– Какие еще загвоздки?! Не томи душу, Сеня!

– Твое присутствие на корабле. И твой выход на Фобос.

Вздрогнув, Сурен неловким движением опрокинул стакан. Стал вытирать салфеткой лужу на столе. Тарханов остановил.

– Не надо, Светлана уберет...

– Понимаю, – сразу угаснул Акопян. – Конечно, я должен был с самого начала об этом подумать... Почему, собственно, я? Мавр сделал свое дело... Есть молодые, надо дать им проявить себя. Все правильно! А нам, значит, аммиак возить в цистернах...

– Ты опять за свое! – засмеялся Тарханов. – Ничего не понял, горячая голова... Полетишь, конечно, ты. Но прежде надоа даоакааазааатаьа – всем, всему Космоцентру! – что та штука на Фобосе действительно заслуживает внимания, а значит, специально подготовленной экспедиции. Ясно теперь?

– Как в лесу – чем дальше, тем темнее... Если видеофильм и мой доклад не считаются доказательствами, что же вас убедит?!

– Видеофильм и доклад считаются доказательствами. Без них никто бы и разговора с тобой не затевал... Но видеозапись нечеткая и темная особенно та, что записана в тоннеле и в пещере. Нам уже десяток профессоров геологии клялся и божился, что ты нашел вполне естественные образования... А у тебя – допустим сразу крайний случай – могло произойти расстройство нервов из-за необычных условий. Ты мог попросту бредить, галлюцинировать. А Космоцентр не имеет права без серьезнейшего обоснования изменять маршрут дальнорейсового корабля, нагружать ракету добавочными приборами, инструментами. Не мне рассказывать, не тебе слушать, сколько стоит перевозка от Земли до Марса каждого килограмма топлива или груза...

– Опять-таки не вижу выхода. Хорошо: запись нечеткая, а мои впечатления – галлюцинации. Но что, кроме этого, ты можешь представить Центру? Показания своих приборов, телеметрию? Смешно. Во-первых, мое повышенное давление или там... учащенный пульс могли оказаться следствиями чего-то совсем другого... скажем, я ударился или меня что-то испугало. Во-вторых, это могла быть реакция моего организма на мои же собственные видения... или бред, как ты выражаешься!

– Логично, – кивнул Семен. – Но... все-таки ты близок к истине. Да, в качестве главного доказательства твоей правоты я хочу представить показания приборов. Только снятые не на Фобосе, аа задаеасаь. Сейчас.

– Это каким же образом? – озадаченно заморгал Сурен.

– Ты когда-нибудь слышал о гипнорепродукции? – небрежно спросил Тарханов.

Глава II

________________________________________________________________

МЕТОД "ЛУННОГО КАМНЯ"

Сурдокамера клиники психофизиологов ничем не напоминала тяжелые стальные боксы начальных времен космонавтики. Обычная комната: теплые, ласкающие глаз краски стен и потолков, изящная мебель, обитая бутылочно-зеленым штофом, срезанные живые ветки в вазах, стеллаж с книгами. Не хватает только радиоаппаратуры – телевизора, магнитофона... Единственное, что напоминало Сурену об эксперименте, было специальное обтягивающее белье под домашним тренировочным костюмом да шапочка вроде плавательной. Сама ткань белья и шапочки была чувствительной к биотокам и представляла собой сплошной датчик...

Сурен вспомнил состоявшийся накануне разговор. Он сидел в соседнем помещении, возле пульта управления полетом. Подтянутые операторы старались вовсю – еще бы, ведь рядом находился "сам" Тарханов! Они готовили аппаратуру, а Семен тыкал толстым розовым пальцем в экран видеофона и гудел:

– Вот, братец, твои настоящие данные, те, из полета... Видишь? Это спектрограмма твоего голоса. По ней мно-огое можно увидеть...

– Сейчас даже уголовные преступления так раскрывают, – вмешался сухонький остролицый мужчина лет шестидесяти, суетливыми повадками напоминавший птицу. Этот человек мог позволить себе перебить Тарханова знаменитый профессор Добрак из Брно, еще мальчишкой участвовавший ассистентом в подготовке советско-чехословацкого орбитального полета, ныне один из ведущих космофизиологов Европы. Добрак приехал в Москву специально для участия в опыте с Акопяном. По-русски он говорил безупречно. – Сначала снимают допрос, а потом прослушивают ответы и анализируют спектр частот, да... Где голос дрогнул, где нервишки подвели...

– Ага, – с шутовским смирением поклонился Акопян. – Так в чем уличает меня моя спектрограмма? Убийство почтенной семьи или ограбление банка?..

– Гораздо хуже, – спокойно ответил Семен. – Ты, братец, был совершенно заворожен тем, что увидел на Фобосе. Что бы это ни было. В те минуты тебя нельзя было бы назвать сознательным, разумным существом. Хочешь, возьмем для примера любое слово твоего рапорта? Наугад...

Тарханов ткнул пальцем в одну из кнопок. Заплясали изумрудные кривые на экране, мелким горошком посыпались цифры, и голос Акопяна произнес: "...чатые перила".

– Та-ак... Значит, "перила". Вернемся к началу и проанализируем... Семен опять коснулся пульта, и кривая стала плавно опускаться. – Видишь? Частоты все время понижаются. Каждый следующий звук ты произносишь медленнее и ниже. Чуть ли не погружаешься в сон. Потом спохватываешься, собираешь силы для следующего слова – и опять вниз под горку... Но все это, конечно, бессознательно.

– Одним словом, на Фобосе вы действовали, как мы обычно говорим, на операциональном уровне, – снова вмешался Добрак. – То есть, почти не осознавая своих поступков. Работали, как очень крупная, с большой оперативной памятью, электронная машина. Воздействие – ответ, воздействие – ответ... А интеллект дремлет.

– Значит, мало для вас толку от моих биотоков?

– Не то чтобы мало, но... Надо повторить. Снять все показатели еще раз.

Тарханов сделал быстрое переключение. Видеофон послушно воспроизвел мерцающие зигзаги, похожие на контуры целой горной страны. Одни линии горели ярким светом, другие едва теплились.

– Вот что еще нас интересует. Твоя энцефалограмма. Вроде бы все понятно – потрясение, страх, любопытство, подавленность от обилия впечатлений, защитное торможение... Но есть странные, непонятные волны. Не с чем их сравнить. Нет аналогий...

– Ну да! С вашим-то банком данных, накопленных за полсотни лет полетов...

– Эге! Данные-то были получены в условиях штатной космической работы. Мы привыкли сопоставлять их между собой, обрабатывать математически, строить графики, номограммы... А тут – единственный в своем роде семимесячный перелет. И единственная в своем роде прогулочка по инопланетному искусственному тоннелю. Реакции, конечно, диковинные, в них разбираться и разбираться...

– Вот именно! – подхватил Добрак. – Психофизиологический портрет космонавта, который после полугода в корабле вышел пройтись на неизвестную планету и увидел сооружение, оставленное внеземлянами... Представляете, какая каша в обмене веществ, в биотоках?!

– Вас понял, – сумрачно кивнул Акопян. – Прикажете подопытному кролику лезть в клетку?

– Не будь дураком, Сурен! – дружелюбно сказал Тарханов. – Это необходимо тебе первому...

...Кажется, о возможности подобного эксперимента впервые задумался не работник космической медицины и даже вообще не физиолог, а писатель. Автор классического английского детектива "Лунный камень" Уилки Коллинз. Один из героев этого занимательного романа, Френклин Блэк, под действием опиума утратив контроль над своими поступками, перепрятывает драгоценный камень, вернее, отдает его как раз тому, кому не следовало бы. Затем Блэк обо всем забывает. Камень напрасно ищут. Чтобы узнать судьбу алмаза, медик Дженнингс воспроизводит в доме обстановку того злополучного вечера, "программирует" психику Блэка разговором о потере, а затем снова дает Френклину опиум. И человек в наркотическом полусне повторяет все действия, которые привели к пропаже камня. Роль драгоценности играет стеклышко. Время для Блэка возвращается вспять; лица, ведущие следствие, получают ощутимую помощь, а невеста Френклина убеждается, что ее возлюбленный – не вор...

Коллинз догадывался, что "субъективная реальность" для человека не менее подлинна, чем настоящая. Мозгу все равно, откуда приходят воздействия: извне или изнутри, из "подвалов" памяти. Он реагирует. Яркое воспоминание об опасности, "спроецированное" с помощью наркотика или гипноза на мозговую кору, вызовет не меньший страх, чем когда-то пережитая реальная опасность. Человек в точности повторит все, что он делал в давно прошедший момент. И если тогда, во время действительного события, с человека снимали энцефалограмму, – теперь можно будет снять совершенно такую же...

Сорок лет тому назад эффектом "субъективной реальности" воспользовался в научных целях молодой магистр медицины Добрак.

В одном из десантных подразделений солдаты прыгали с парашютом. Для тренировки малоопытных парашютистов применялся аэростат. И вот парашют десантника-первогодка с подходящей фамилией Выскочил раскрылся слишком рано. Ветер прижал шелковое полотнище к снастям аэростата, обмотал, запутал так, что потом пришлось распарывать ножами. Бедняга Выскочил повис на стропах над двухкилометровой пропастью. Он извивался, как червь на удочке. Ему бросали веревку из гондолы. Сначала солдат пытался поймать ее, потом выбился из сил и повис мешком. Некоторые уверяли, что на втором часу висения Выскочил запел – должно быть, умом тронулся... Экипаж вертолета его снять не сумел. Пришлось спускать аэростат. В общей сложности солдат пробыл в подвешенном состоянии свыше трех часов. Выскочила, разумеется, отправили в госпиталь, пичкали укрепляющими средствами. Будучи здоровенным крестьянским парнем, он быстро пришел в себя. Тогда-то и занялся им магистр Добрак, уже имевший труды в области психофизиологии труда космонавта. С точки зрения врача, происшествие с солдатом могло дать ценнейшие сведения. Такая острая ситуация – между прочим, очень близкая к космическим! Такой могучий стресс! Как отреагировал организм? Что пережил, передумал за эти три часа юный десантник?..