Текст книги "Поговорим о демографии"
Автор книги: Лев Бобров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
Новые сорта требуют намного больше влаги. Воды кругом в достатке, до нее рукой подать. Но нужны ирригационные сооружения. А их нет, либо они примитивны. Мало инвентаря, удобрений, их промышленное изготовление не налажено как следует. Применению ядохимикатов против вредителей кое-где мешают религиозные предрассудки. Внедрению прогрессивной технологии препятствует и просто ее непонимание, вековая безграмотность, сила привычки. Но даже высокая образованность не могла бы компенсировать отсутствие денег на нововведения. Между тем арендная плата высока: азиатский или, скажем, латиноамериканский издольщик отдает землевладельцу более половины урожая.
Понятно, почему выигрывает прежде всего латифундист, помещик. Правда, он поставляет продукты на рынок: бери – не хочу! Увы, они не по карману многомиллионным массам, извечно прозябавшим в нищете. И вот затевается продажа более состоятельным зарубежным покупателям, хотя внутри страны потребление отнюдь не на высоте…
Словом, «зеленая революция» не только не отменила грядущую социальную, но еще раз продемонстрировала ее необходимость. Иначе – без аграрных реформ, без кооперации мелких частных хозяйств, без коренной ломки общественного уклада – даже в благодатных солнечных краях «семена перемен» заглушит «сорная трава» колониального прошлого, полуфеодального настоящего.
«Научно-техническая революция, способствуя невиданному росту продуктов производства, еще резче подчеркнула трагедию земного шара: наряду с несметными богатствами, накопленными в разных странах, больше миллиарда людей недоедают и умирают с голоду, причем не только в отсталых государствах, но и в самых богатых. Капитализм препятствует не созданию материальных благ, а их справедливому распределению». Это слова академика П. Лукьяненко, удостоенного Ленинской премии за выведение всемирно признанных высокоурожайных пшениц, получивших распространение не только у нас, но и за рубежом. Так заявил он в диалоге с лауреатом Нобелевской премии доктором Н. Борлаугом, одним из «отцов зеленой революции», возглавившим международный селекционно-генетический центр в Мехико.
Только в сочетании с социально-экономическим прогрессом научно-технический переворот решит проблему массового голода на Земле.
– Кто бы мог подумать, что в кратчайший срок – миг в масштабах истории! – генетика в состоянии открыть перед человечеством столь грандиозную перспективу – накормить миллиарды голодающих. Вот уж подлинно: наука становится непосредственной производительной силой. А вот демография… В какой мере заслуживает она такого названия?
– Ей в известной степени обязаны и зачинатели «зеленой революции». Не случайно же они сразу взяли курс на сорта для тропиков и субтропиков (в странах умеренного пояса с недостаточным увлажнением «карлики» не стали «гигантами»). Выявляя подлинные проблемы народонаселения, демография позволяет точно и трезво оценить, какие из них, в каком государстве и в каких масштабах стоят наиболее остро. Вскрывая трудности, она помогает преодолевать их.
…Если всюду поднять урожаи до их нынешнего уровня в передовых странах, то даже без расширения обрабатываемых земель продовольствия вполне хватит, чтобы прокормить 10 миллиардов человек. И впятеро больше того, если сельскохозяйственными культурами занять 50 процентов суши (сейчас распахано лишь 10 процентов ее поверхности). Если же добавить сюда съестные припасы Мирового океана, то и более 100 миллиардов человек.
…Когда будет окончательно раскрыт механизм фотосинтеза и люди научатся управлять им, продуктивность растений удастся увеличить в несколько раз. Достаточно довести этот к. п. д. с теперешних 0,5–1,5 процента до ТО процентов, как при вегетационном периоде в полгода вся потенциальная посевная площадь (100 из 150 миллионов квадратных километров суши) обеспечила бы продовольствием триллион человек.
…Не стоит забывать и о синтетической пище, которую можно изготовлять из минерального, а не только органического сырья. О микробиологической промышленности, которая уже сегодня позволяет превращать в полноценный белок углеводороды нефти и тому подобные соединения…
Да, наука – воистину непосредственная производительная сила! – распахнула перед человечеством грандиозные перспективы. Вскрыть еще не использованные резервы помогает не только генетика, но, как видно, и физиология растений, и микробиология, и химия, и океанология… А демография? Уж она-то тут вроде бы явно ни при чем. Действительно, ну что может быть ею «произведено», дано, так сказать, «натурой»? Ни рыба, ни мясо, ни даже синтетическое блюдо.
Но не хлебом единым жив человек. Счастье ведь не только и не столько в сытости. Мы уже убедились, сколь важные социально-психологические моменты настоящего и будущего связаны с количественной диспропорцией между мужчинами и женщинами, с постарением населения… Вспомнить хотя бы «пенсионерское банкротство» и другие примеры. Вскрыть трудности (разумеется, для того, чтобы преодолеть их) как раз и помогает демография.
Даже чисто экономические проблемы правильно формулировать и эффективно решать без нее практически невозможно. «Все чаще мы сталкиваемся с тем, что осуществление важнейших экономических и социально-политических задач требует не пяти лет, а гораздо большего срока, – говорилось в Отчетном докладе ДК КПСС XXIV съезду партии. – В этой связи встает вопрос о перспективном долгосрочном планировании развития народного хозяйства, опирающемся на прогнозы роста населения страны, потребностей народного хозяйства, научно-технического прогресса».
Помогая наметить наиболее рациональную хозяйственную тактику в настоящем и стратегию с прицелом на будущее, демография так или иначе способствует экономии средств. А разве их высвобождение не равнозначно приумножению народного богатства?
Население Земли ежегодно увеличивается примерно на 2 процента. В некоторых странах, преимущественно развитых, – на 1 процент. Даже такое сравнительно скромное прибавление требует солидных дополнительных затрат (приблизительно в размере 4 процентов национального дохода) – только на то, чтобы обеспечивать все новых граждан продовольствием, одеждой, жильем, медицинским обслуживанием, всем необходимым. С тем чтобы поддерживать уже достигнутый жизненный уровень, не допуская, чтобы он мог упасть хоть ненамного.
Эти инвестиции (капиталовложения) называют демографическими, специально выделяя их и даже отличая от экономических, которые нацелены на то, чтобы поднимать благосостояние, а не просто сохранять его неизменным.
Допустим теперь, что какое-то государство добилось таких успехов, что национальный доход ежегодно увеличивается на 8 процентов. Так вот, столь значительную прибавку может поглотить не столь уж и значительный прирост населения в 2 процента. Во многих развивающихся странах он достигает 3 процентов. И общество может оказаться перед дилеммой: что желательней – рост населения при неизменном благосостоянии или наоборот? Как заметил автор одного выступления на эту тему, самые доказательные выкладки, которыми иллюстрируются необычайные завтрашниеблагоприобретения человечества, увы, не используешь в качестве сегодняшнихкапиталовложений; если же не изыскивать уже сейчас необходимые резервы, то не исключено, что в действительность претворится фантастическая возможность иного рода – бежать со всех ног, чтобы не стронуться с места ни на шаг, как в сказке Л. Кэрролла «Сквозь зеркало и что там увидела Алиса».
В развивающихся государствах уже сегодня приходится ломать голову: как лучше употребить ограниченные средства, чтобы не упал жизненный уровень? Финансировать сельское хозяйство? Но интенсивное его развитие требует механизации, химизации, то есть прежде всего индустриализации; а экстенсивное, то есть вширь, не вглубь, подразумевает, что есть неосвоенные земли, а они не беспредельны. Срочно развивать промышленность? Но чем кормить рабочих? И где взять квалифицированные кадры?
Экономико-демографические проблемы стоят и перед развитыми странами. Допустим, национальный доход растет быстрее, чем численность жителей. Но мыслимо ли, чтобы его «проедали» целиком? Нет, он идет не только на потребление, но и на накопление. Можно, конечно, увеличить первое за счет второго настолько, чтобы жизненный уровень быстро пошел в гору. Но при чрезмерно больших вложениях он очень скоро перестанет подниматься, а то и упадет. И наоборот, если чрезмерно сократить потребление ради больших накоплений, благосостояние будет повышаться чересчур медленно, а то и вообще останется неизменным на долгие годы, чтобы когда-то начать расти ускоренно.
Как найти такое сочетание демографических и экономических инвестиций, чтобы ни те, ни другие не оказались чрезмерными? Чтобы настоящее обеспечивалось не в ущерб будущему, а будущее – не в ущерб настоящему? Найти такое распределение средств, чтобы оно всегда было оптимальным, наилучшим в данных условиях, при таких-то ограничениях, – задача не из легких: слишком уж много тут всевозможных факторов.
Справиться с нею как раз и помогают демографы. Они вычисляют, например, какой рост населения является оптимальным для той или иной страны в конкретных исторических условиях. Он характеризуется особым показателем. Речь идет о чистом коэффициенте воспроизводства. Ныне для СССР он, по некоторым расчетам, таков: 1,20. Иначе говоря, численность наших сограждан должна увеличиваться на 20 процентов за 28 лет (за период, в течение которого поколение, взрослея, приходит на смену своим родителям и теперь само возобновляет себя в своих собственных детях).
Это ориентировочный теоретически найденный коэффициент. А реальный? Несколько меньше. В 1969–1970 годах он составлял у нас 1,13, тогда как в 1958–1959 годах – 1,26. Но советские специалисты, естественно, не ограничиваются констатацией действительности. Они подсказывают, как ликвидировать это явно нежелательное отклонение, чтобы как можно ближе подойти к наилучшему варианту. Смысл их предложений таков: активизировать демографическую политику. Главным образом с тем, чтобы рождаемость повысилась до вполне определенной величины, найденной расчетами.
Подобные исчисления для всякой страны, для каждого периода дают другие результаты. Окончательные выводы оказываются порой совершенно иными, когда, например, рождаемость желательно сократить. Но как, насколько, чтобы она достигла оптимального уровня?
Установить это со всей математической строгостью позволяет именно демография.
– А что это такое – «демографическая политика»? Неужто «народоописатели» высчитывают какие-то «нормативы деторождения», чтобы навязывать их каждой семье?
– Увы, именно так – совершенно превратно – представляют cede многие демографическую политику. В памяти сразу всплывает пугающий их «контроль над рождаемостью». Термин не совсем удачный. Правильнее было бы сказать «управление рождаемостью». Или (чтобы сразу стало ясно, кто играет первую скрипку в этом регулировании) «внутрисемейное планирование».
– Но люди ведь не вычислительные машины, чтобы точно высчитывать: столько-то деток за столько-то пятилеток!
– Это карикатурное изображение термина. Впрочем, предвзятое отношение к подобным понятиям, порой даже нежелание вникнуть в их смысл неудивительно: их «скомпрометировали» западные социологи.
«Смысл XX века» – так названо сочинение профессора К. Боулдинга (США). Оно содержит рекомендацию организовать куплю-продажу права на деторождение. Выпустить, скажем, особые сертификаты с номиналом в 0,1 ребенка. Сумеешь приобрести десяток – пожалуйста, получай разрешение иметь сына или дочь. Общее количество таких «купюр» строго ограничено. Например, оно может соответствовать потребности общества иметь «нулевой прирост», когда население не увеличивается, но и не уменьшается. Начнется спекуляция? Прекрасно! Кто у кого будет перекупать сертификаты? Платежеспособные у неимущих. А коли дети пойдут у состоятельной четы, то уж у нее-то им обеспечено процветание, воспитание-люкс, образование-прима. «Качество человеческого материала» будет только лучше…
После таких «научно обоснованных рекомендаций» читателю ничего не остается, как с укоризной или гневом отреагировать: изуверство! Вот он, пресловутый «контроль над рождаемостью»…
Но вот что думал по этому поводу Рабиндранат Тагор: «Движение за контроль над рождаемостью является великим движением».
Еще высказывание: «Контроль над рождаемостью является великим достижением человеческого разума, равноценным открытию добывания огня и изобретению книгопечатания. Контроль над рождаемостью означает освобождение женщины и всего человечества от слепой и безрассудной плодовитости природы».
Это слова американского писателя, которого Ленин называл «социалистом чувства», – Элтона Синклера.
Конечно, у контроля над рождаемостью есть и влиятельные противники. Один из самых «авторитетных» (полагающий, что имеет власть над сотнями миллионов душ) – папа римский. К нему в 1965 году обратились 83 лауреата Нобелевской премии, советуя отменить наконец запрет на использование контрацептивов, противозачаточных средств. Павел VI отверг греховные наущения.
В энциклике, специально посвященной этой деликатной теме, пастырь терпеливо разъяснял заблудшим всю опасность их еретических поползновений. Дескать, вмешательство в естественный ход вещей «противоречит божественному предначертанию». Ибо сказано: плодитесь и размножайтесь! Резюме: «Супруги не свободны следовать собственному решению».
Это вызвало протест во всем мире. Позицию советской общественности выразил Герой Социалистического Труда Г. Сперанский, действительный член АМН СССР: «Я, старый детский врач, – писал профессор Г. Сперанский, – уверен, что люди вправе и обязаны разумно планировать свою семью».
Когда бесконечные войны, эпидемии уносили миллионы жизней, единственным средством выжить была для рода людского максимально высокая рождаемость, поясняет советский ученый. Вопрос о ее регулировании, когда она едва-едва перекрывала смертность, был бы просто праздным. Ныне ситуация изменилась, и проблема такого контроля со всей остротой стала перед развивающимися странами.
«Сколько бог пошлет». Таков обычный ответ молодой мексиканки на вопрос о том, сколько детей она хотела бы иметь. Не только в Мексике, но, пожалуй, чуть ли не везде в «третьем мире» большие семьи освящены традицией.
«Будь матерью восьми сыновей!» – так исстари наставляют невесту в Индии. Здесь, как видно, заключено некое плановое начало, даже цифра приводится конкретная. Но что за этим скрывается? Сыновья нужны, дабы предать умершего отца кремации, помочь ему получше устроиться в потустороннем мире. Ясно, что чем их больше, тем меньше риск, что никого из них не останется к тому времени в живых.
Отжившие обычаи, религиозные предрассудки мешают ограничению стихийный, неоправданной многодетности, хотя правительства многих развивающихся стран тратят на эти цели немалые средства.
Разумеется, контроль над рождаемостью не имеет ничего общего с прямым вмешательством в самые интимные сферы человеческих отношений, с надзором за супружескими намерениями, за родительскими планами, оставляя их целиком на усмотрение семейного совета. Вместе с тем вполне уместно косвенное воздействие. Скажем, распространение демографических и медицинских знаний. А законодательство?
Сами индийские ученые подсчитали: если в Индии повысить брачный возраст до 19–20 лет, одно это дало бы ощутимый эффект: рождаемость сократилась бы чуть ли не на треть. «Холодный расчет»? Но ведь там – да и во многих других странах Азии, Африки, Латинской Америки – не редкость малолетние матери, которые к тому же вскоре становятся многодетными, хотя их организм еще не вполне созрел для этого. И вот повышенная смертность – и младенческая, и женская…
Бесспорно, для того чтобы добиться успеха в искусственном ограничении рождаемости, нужны благоприятные предпосылки. Особое значение придается культурному уровню народов. Энгельс писал, что лишь благодаря просвещению масс станет возможным «моральное ограничение инстинкта размножения». Понятно, почему так трудно осуществлять контроль над рождаемостью в «третьем мире».
На Земле свыше миллиарда неграмотных. Полтора миллиарда никогда не были в кино и живут без электричества. 800 миллионов не знают, что такое зубная щетка, 700 миллионов ни разу не смогли побывать на приеме у врача, 600 миллионов не имеют прививок от инфекций. Почти два миллиарда лишены возможности пользоваться водопроводом…
С ликвидацией безграмотности, повышением образовательного уровня, ростом общей культуры внутрисемейное планирование распространяется все шире, приводя к постепенному сокращению рождаемости по собственной инициативе супругов. Так произошло, например, в Европе – даже там, где очень сильно влияние католической церкви. И хотя Ватикан до сих пор противится использованию контрацептивов, их тайком применяют миллионы и миллионы католичек.
Огромна роль социальных и экономических факторов. Казалось бы, какое отношение имеет электрификация к рождаемости? Между тем Джавахарлал Неру как-то заметил, что появление электрической лампочки в деревне «значительно увеличивает время, в которое крестьяне могут работать, развлекаться или заниматься какими-нибудь другими делами, и это обстоятельство, возможно, косвенно, но оказывает влияние даже на семейное планирование»
Будучи убеждены в первостепенной значимости экономического, социального, культурного прогресса, советские специалисты не отвергают и дополнительные рычаги воздействия, которые объединяются понятием «демографическая политика». Это, например, увеличение или уменьшение налогов на бездетность или многодетность, введение пособий для тех или иных семей и так далее. Свою роль играет и агитация, пропаганда, борьба с негодными, отжившими обычаями, с религиозными предрассудками, многое другое.
В свое время всеобщий интерес демографов привлекло «японское чудо». Менее чем за 15 лет (с 1947 по 1961 год) в Стране восходящего солнца рождаемость снизилась более чем вдвое. Темпы для Азии удивительные, беспрецедентные. Как же их объяснить? Только ли ростом культуры, развитием индустрии, вовлечением женщин в производство? Конечно, и то, и другое, и третье не могло не оказать своего влияния. Но все это не настолько быстро сказывается, чтобы ответ был исчерпывающим.
Очевидно, огромное значение имела демографическая политика. В чем же она заключалась? В 1947 году было дозволено изготовлять контрацептивы, и предприниматели тут же наводнили ими рынок, а средства информации – рекламой. Год спустя в Японии сняли вето на аборты, мало того, сделали их бесплатными. Развернулась агитация за семейное планирование, пропаганда медицинских и демографических знаний. Вот, собственно, и все «вмешательство извне».
Еще пример. 50-е годы в США ознаменовались «беби бумом». Пошла мода на многодетность, а уж трое-четверо ребятишек у супружеской четы считались обычным делом, без них было как-то «неприлично», «неловко перед людьми». Рождаемость оказалась необычайной для развитой страны. Но вскоре, в 60-е годы, снова убавилась, притом весьма заметно. Почему? Действовал, вероятно, целый комплекс факторов. Но неспроста среди них называют прежде всего демографическую политику. На сей раз она обошлась без специального законодательства. Зато тратились десятки миллионов долларов ежегодно на кампании против неоправданной «моды», на распространение демографических и медицинских знаний, на разработку более эффективных предупредительных средств. И «беби бум» схлынул.
– Итак, всюду говорят и заботятся об искусственном сокращении рождаемости, а у нас почему-то наоборот – о ее повышении. Мы что, исключение из общего правила?
– Нисколько. В ее росте заинтересованы очень многие страны, прежде всего развитые. А в сокращении – преимущественно развивающиеся.
– Каковы же возможности демографической политики в наших условиях?
– Одно из верных ее средств – распространение знаний, демографических и медицинских. Этот посев не может не дать всходов, ведь почва для него особенно благодатна: грамотность, образованность, сознательность нашего общества. Особенно важно демографическое просвещение, которое несколько поотстало от медицинского. Вот, например, рождаемость. Разве не мешает ее росту недостаточно четкое представление о причинах ее падения?
У английской королевы Анны (1665–1714) было 17 детей. Но лишь один из них выжил. Увы, первые годы. Достигнув 12-летнего возраста, царственный наследник умер.
А вот другая Анна, тоже мать 17 детей. Анна Алексеевна Петриний из Джезказгана. В 1973 году она подарила своему мужу, Дмитрию Иосифовичу, семнадцатого ребенка. Сына Петра. Их первенцу, дочери Галине, уже за 20. Разумеется, все будут жить и здравствовать, а как же еще?
Прогресс медицины, здравоохранения, социального обеспечения в СССР создал самые благоприятные условия для того, чтобы рождаемость у нас росла, а не падала ниже нормы. Как же было на самом деле?
Вот сколько детей появлялось у нас в разные годы: в 1913-м, накануне первой мировой войны, – 7 235 000; в 1960-м, через 15 лет после второй мировой войны, – 5 341 000; в 1971-м – 4 372 000. Население за тот же период увеличилось на 80 с лишним миллионов человек.
Рождаемость за последние 60 лет сократилась у нас в 2,5 раза. Сказались беспрецедентные темпы экономического, социального, культурного прогресса. Но мы знаем и другое: она теперь находится на уровне ниже оптимального, хотя у нас ее рост желателен и поощряется.
Полюбопытствуйте у знакомых: от чего зависит ее повышение? Можно пари держать, что в ответе будут фигурировать прежде всего жилищные условия и размеры зарплаты, факторы сугубо материальные. Но вот ведь что интересно: улучшению первых и увеличению вторых сопутствовало… падение рождаемости. Так, за 1959–1969 годы она сократилась приблизительно в полтора раза. А жилплощадь в расчете на одного горожанина за тот же период стала больше (в среднем на 2 квадратных метра). Особенно заметно вырос метраж в Москве – до 10,3 квадратных метра на одного жителя в 1969 году. И именно там рождаемость упала тогда особенно заметно.
Быть может, в возраст, когда обзаводятся детьми, вступили не столь многочисленные поколения военных лет? Отчасти так. Но, как выяснили специальные исследования, на этот счет можно отнести лишь четверть ее убыли.
Каковы же другие причины? Одна из основных в том, что в последнее время особенно активно вовлекались в общественное производство женщины, которые прежде были заняты в домашнем и личном подсобном хозяйстве. А трудовой день у них продолжается, как правило, и после работы, в семье. Хлопот стало больше, так что не мудрено, если молодая мать, мечтавшая некогда о втором или третьем ребенке, теперь и слышать не хотела о нем. Ведь он сулил ей не только новые радости, но и новые заботы, на которые времени не оставалось.
А вот фактор, который действовал как в 60-е годы, так и гораздо раньше. У родителей росла уверенность в том, что даже при одном-единственном ребенке им не грозит одинокая старость, что его убережет наше здравоохранение, что рано или поздно он одарит их собственным потомством и переживет отца с матерью.
В дореволюционное время детская смертность была чудовищной. Не имея никаких гарантий от нее, даже хорошо обеспеченные и высококультурные семьи противостояли ей завидной плодовитостью. Л. Толстой был отцом 13 детей. Как и тот малоизвестный московский чиновник, фамилию которого навеки прославил выдающийся хирург Н. Пирогов. А Д. Менделеева поздравить с его великим открытием могли бы 16 братьев и сестер, если бы некоторые из них не умерли преждевременно. Он оказался последним ребенком у сравнительно молодой – 39-летней – матери, пережившей 17 родов за 20 лет.
Из остальных причин специалисты отмечают такую. Зная, что нас ждет обеспеченная старость, о которой позаботится государство, мы не нуждаемся в «толпе могучих сыновей», о которой мечтали наши предки, видевшие в них будущих кормильцев. И еще: нам стало «не до пеленок» потому, что с высот образованности, культуры, науки открылись горизонты новых интересов.
Короче говоря, дети, по выражению одного демографа, как бы «обесценились» в глазах молодежи.
Ясно, что такая «девальвация» отнюдь не фатальна. Да и не повсеместна. Супруги Петриний из Казахстана с их 17 детьми, конечно, не типичны, однако рождаемость довольно высока в целом ряде районов – в Азербайджане, в Среднеазиатских республиках. Каков же ее уровень для страны в целом, наиболее благоприятный для всего советского народа?
Есть люди, которые полагают, вот бы каждая супружеская чета имела по двое детей – лучшего и не надо! Двое придут на смену двоим, и все образуется. Это заблуждение.
Если говорить о воспроизводстве простом, при котором численность населения остается неизменной, то даже в этом случае ныне нам необходимо, по подсчетам профессора Урланиса, соотношение 265/200, то есть 265 рождений на 200 родителей, на 100 супружеских пар, которые можно считать «эффективными» (не вышедшими из детородного возраста). Спрашивается, отчего же не 200/200?
Предположим, что такое равенство будет соблюдаться родителями. Увы, оно нарушится детьми. Ибо Н€ все они доживут до той поры зрелости, когда люди обычно начинают обзаводиться потомством. Это первое. Второе: некоторые из них не смогут подыскать себе подходящую пару, сыграть свадьбу, покончить с холостяцким житьем-бытьем. Третье: не всякая «эффективная» (в смысле возраста) семья способна иметь ребенка (бесплодием поражено до 10 процентов супружеских пар).
Кроме того, девочек рождается меньше, чем мальчиков. Так что среди каждых 200 малышей дочери будут изначально уступать в численности мамам, которых ровно 100. А должны бы их лревосходить количественно. Не все ведь они доживут до поры зрелости.
Лишь тогда, когда на 100 «эффективных» семей приходится 265 детей, получится соотношение 100/100 между сегодняшними и завтрашними зрелыми женщинами. Только при таком «паритете» нынешние матери обеспечены 100-процентной заменой в будущем, когда их поколение полностью возобновится, возродится в повзрослевших дочерях.
В других случаях соотношение может оказаться иным. Но, каким бы оно ни было, это очень важный показатель Перед нами не что иное, как чистый коэффициент воспроизводства населения. Тут он равен единице. В действительности он может быть я больше, и меньше чем 1,00. Так, в 1926–1927 годах он составлял у нас 1,68, в 1958–1959 годах – 1,26, в 1968–1969 – 1,11. Если он больше единицы, это означает, что воспроизводство населения не простое, а расширенное.Именно такое оно у нас в среднем по стране. Правда, в некоторых республиках оно суженное: на Украине – 0,95, в РСФСР – 0,92, в Латвии – 0,90. Зато резко расширенное во всей Средней Азии (2,5) и в Азербайджане (2,1). А вообще по СССР – суженное в городах и расширенное в сельской местности.
Вспомним ориентировочный коэффициент воспроизводства, теоретически вычисленный для страны в целом: 1,20. Разумеется, для нынешних условий; в другие периоды он может оказаться другим. Но никогда не назовут его «лучшим», если он меньше 1,00.
1,00 – тот критический уровень, за которым начинается депопуляция(вымирание). Это явление наблюдалось, например, в довоенной Франции. Хотя там аборты находились под запретом еще с наполеоновского времени, их продолжали делать подпольно. В 1920 году было наложено вето на пропаганду и продажу контрацептивов. «Забастовка животов» продолжалась В 30-е годы рождений оказалось меньше, чем смертей Коэффициент воспроизводства упал до 0,87. Численность населения начинала убывать. Опасались, что к 1985 году она станет меньше 30 миллионов, из которых 8–9 миллионам будет за 60 лет…
Еще не закончилась вторая мировая война, когда прозвучал лозунг генерала де Голля: за 10 лет – 12 миллионов крепышей! После войны правительство с помощью специально учрежденных органов развернуло активную деятельность с целью повысить рождаемость. По инициативе входившей в него компартии, а также профсоюзов были введены различные семейные пособия. Поощрительные меры сделали свое дело. Чистый коэффициент воспроизводства меньше чем за 30 лет увеличился в полтора раза – до 1,31 в 60-х годах (против 0,87 в 30-х). Население Франции, которое в 1945 году исчислялось 40 миллионами, к 1965 году – за 20 лет – стало чуть ли не 50-миллионным.
При социализме для эффективной демографической политики условия несравненно благоприятней. Если активизировать традиционное для СССР поощрение рождаемости, можно добиться, чтобы она не просто поднялась, но достигла наилучшего значения, наиболее разумного для нынешнего этапа. Известный перелом, вероятно, наступает. Во всяком случае, чистый коэффициент воспроизводства уже не падает. Напротив, повышается. В 1968–1969 годах он равнялся 1,11, а год спустя – 1,13.
Сколько же детей лучше всего иметь в среднем каждой супружеской чете, чтобы фактический показатель, о котором мы говорили, сравнялся с желаемым?
Мы помним: 265 рождений на 200 родителей (на 100 семей) восстанавливают численность населения ровно на 100 процентов, не более.
Нас же интересует такое воспроизводство, которое является не простым, а расширенным с коэффициентом 1,20. Оно требует иного соотношения: приблизительно 320 рождений на 100 «эффективных» семей. То есть на каждую примерно по трое детей.
А как происходит в действительности? Обычно так: отец, мать, ребенок – один-единственный. Эта «айн-киндерсистем» получила широчайшее распространение в больших городах, все чаще встречается и в малых, даже в деревнях. Демографы озабочены и, естественно поднимают тревогу: однодетность– реальная и серьезная социальная опасность.
– Но разве нет многодетных семей?
– Они всегда были, есть и будут. Но их доля незначительна. Ориентироваться на них не имеет смысла.
– А нельзя ли как-то противостоять бесплодию, чтобы «эффективных семей» стало больше? Ведь оно лишает возможности иметь детей чуть ли не 10 процентов супружеских пар!
– Попытки преодолеть его предпринимаются, но удаются, к сожалению, далеко не всегда.
– Невольно вспоминаются опыты профессора Петруччи, который растил человеческий зародыш вне материнского организма. Если когда-нибудь так будут рождаться дети, то все проблемы отпадут.
– Это фантастика, хотя, вероятно, и вполне научная.
Царь Федор, сын Ивана Грозного, был последним звеном в династии Рюриковичей, если не считать малолетнего Димитрия, погибшего в детстве. И, естественно, не хотел, чтобы оборвался столь древний род. Но, прожив 40 с лишним лет, так и не обзавелся потомством.
