Текст книги "Ответный визит"

Автор книги: Лев Шейнин

Соавторы: Леонид Млечин,Сергей Бетев,Владимир Шорор
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

Особый отряд № 100 занимался изысканием способов бактериологического заражения животных и растений. Особый отряд № 731 готовился к ведению бактериологической войны. Такая же цель была поставлена и перед нанкинским отрядом № 1644.

В первый раз, когда Итикава приехал в пинфаньский городок, он познакомился с Сиро Исии, который был главным идеологом бактериологической войны и вскоре получил генеральские погоны. С Исии считались и в Токио. Исии ходил тогда в мундире со множеством орденских планок – это Итикава помнил точно, но он почему-то не мог вызвать в воображении лицо тогдашнего, молодого Исии. Перед глазами стоял уже другой, послевоенный Исии, в добротном, но с чужого плеча американском костюме, несколько испуганный, неуверенный в себе. Уверенность вернулась к нему, когда Итикава увез его в префектуру Сайтама.

Да, в тот первый раз Итикава провел в кабинете Исии несколько часов, внимательно слушая начальника особого отряда № 731. Исии был личностью необычной, фанатично преданной своей идее, считали токийские хозяева Итикава.

Закончив медицинский факультет императорского университета в Киото, Исии пошел добровольцем в армию, служил в военных госпиталях, защитил диссертацию. В 1928 году его отправили в заграничную командировку в Европу. Из Европы Исии вернулся убежденным сторонником ведения бактериологической войны. Он стал преподавателем военно-медицинской академии и пользовался каждым случаем, чтобы убеждать японский генералитет в перспективности ведения войны с помощью бактерий – самого дешевого вида уничтожения людей. Исии нашел сторонников и в военном министерстве, и в генеральном штабе сухопутных сил. В 1936 году подполковник Сиро Исии отправился в Маньчжурию в качестве начальника особого отряда № 731.

Исии понимал, сколь могущественны хозяева Итикава – владельцы гигантских дзайбацу, и всячески пытался доказать их посланцу эффективность своей работы. Он провел Итикава по построенному в форме замкнутого прямоугольника главному зданию городка, показал скрытый этим зданием тюремный корпус и даже подземный ход, через который в тюрьму вели новых узников – их привозили в машинах жандармерии. Итикава видел одну такую машину – без окон, похожую на фургон. Вокруг машины стояли люди в штатском, которые по-военному вытянулись, увидев Исии. Из машины выталкивали новых узников. Они были в наручниках, с завязанными глазами. Среди них не было ни одного японца. В основном китайцы, монголы, корейцы, несколько человек европейского вида. Всех их, как потом узнал Итикава, в отряде называли «бревнами». Они лишались имени и фамилии, а взамен получали трехзначный номер.

На Итикава произвел впечатление размах работ в городке. Первый отдел занимался исследовательской работой – изобретал средства ведения бактериологической войны. В лабораториях первого отдела выращивались все новые и новые виды бактерий с учетом эффективности их применения на будущих театрах военных действий. Второй отдел был экспериментальным. На построенном возле станции Аньда полигоне испытывались новинки доктора Исии. Четвертый отдел представлял собой гигантскую фабрику смертоносных бактерий. В городке работало несколько тысяч человек, Исии собрал со всей Японии лучших врачей-бактериологов, многие из которых занимали высокие посты в военно-медицинской иерархии, носили генеральские погоны.

Итикава хорошо помнил тот 1936 год. В оккупационной Квантунской армии было неспокойно. Молодые офицеры были недовольны тем, что после создания на севере Китая марионеточного государства Маньчжоу-го армия остановилась. Уверенные в успехе своего оружия, офицеры не желали терять времени даром. Японское офицерство делилось на две фракции. Одна, называвшая себя «фракцией императорского пути», считала, что надо напасть на Советский Союз. Другая надеялась, что Китай и другие страны Азии станут более легкой добычей.

В те годы в Токио, да и здесь в Квантунской армии, была необыкновенно популярна песенка, сочиненная Такаси Минами, лейтенантом военно-морских сил:

 
Волны бурлят над глубинами Мило,
Тучи гневно кружат над Уханем,
Мы стоим среди мутных течений мира,
Готовые к действию, вооруженные праведным гневом.
 

Итикава удивился, насколько хорошо он помнит слова старой песенки. Он даже попытался спеть первый куплет, но голосовые связки плохо его слушались. В те дни песенку распевали повсюду. Слова отвечали настроению людей. Ощущение надвигающихся событий, которые резко изменят историю страны и их собственную жизнь, не покидало японцев. Предгрозовая атмосфера волновала молодых офицеров – сверстников Итикава. Они с нетерпением ожидали перемен в Токио.

 
Те, кто у власти, полны спеси,
Но не слишком озабочены интересами нации.
Богатые похваляются своим богатством,
Но ничего не делают для нации.
 

Минами назвал ее «Песня молодой Японии», но она стала популярной под другим названием – «Песня реставрации Сёва». Понятие «реставрация Сёва» (образованное по аналогии с «реставрацией Мэйдзи» – отстранение в конце XIX века от власти сёгунов и превращение императора в неограниченного самодержца) было лозунгом честолюбивого офицерства, требовавшего передать власть военным, ответственным только перед императором.

 
Мужественные воины объединяются во имя справедливости,
Способные справиться с миллионом,
Готовые, подобно мириадам цветков сакура,
Взвиться в весеннем небе реставрации Сёва.
 

Смысл песни был ясен каждому: призыв к действию. Итикава, слушая воинственные речи возбужденных дешевой китайской водкой и надеждой на почести офицеров, был с ними абсолютно согласен: Япония сильна, как никогда. Она не только обладает мощной армией и военно-морским флотом, боевой дух ее воинов сокрушит любого противника. Японцы достойны большего, чем быть хозяевами одной страны, они должны взять на себя управление всей этой частью земного шара, куда входят Китай, Сибирь, страны Юго-Восточной Азии, Австралия, Новая Зеландия… Но Итикава никогда не говорил о своих взглядах. Он уже в юности научился держать язык за зубами. И его хозяева, владельцы дзайбацу – финансово-промышленных корпораций, ценили Итикава за умение отстаивать их интересы, не привлекая к себе внимания, оставаясь скромным сотрудником правления Южно-Маньчжурской железной дороги.

 
Но оставим эти жалобы,
Прошло время пустых огорчений.
Наступил день, когда наши мечи
Заблестят от крови очищения.
 

В конце февраля 1936 года Итикава узнал о том, что молодые офицеры «фракции императорского пути» подняли мятеж в Токио.

Накануне на Токио обрушился снежный шквал. Такое количество снега не выпадало в столице последние тридцать лет. В заваленном сугробами Токио главари мятежа решили: пора!

Разбившись на несколько отрядов, тысяча четыреста мятежников атаковали официальные резиденции премьер-министра, главного гофмейстера императорского двора, дома лорда-хранителя печати, министра финансов и генерального инспектора военного обучения. Из автоматов они расстреляли лорда-хранителя печати Сайто, министра финансов Такахаси, генерального инспектора Ватанабэ и пятерых полицейских. Премьер-министр Окада спасся бегством. Участники мятежа поспешили захватить ключевые позиции в центре города, штаб-квартиру токийской полиции, редакцию газеты «Асахи».

Мятеж подавили через несколько дней, но цель армии была достигнута: власть в стране постепенно концентрировалась в руках военных.

В этот год Исии получил карт-бланш на подготовку к ведению крупномасштабной бактериологической войны.

В одном из своих донесений в Токио Итикава просил поддержать эксперименты начальника особого отряда № 731. Итикава писал: «Доктор Исии продемонстрировал мне превосходную постановку дела во всех лабораториях… Его идеи заслуживают пристального внимания. Доктор Исии исходит из того, что Япония стоит накануне решительной схватки со своими врагами. Цель Японии – не только победить, но и сохранить людские резервы для последующей колонизации земель, которые войдут в состав сферы совместного процветания Великой Восточной Азии. Победу над врагами следует одержать с минимальными потерями. Бактериологическое оружие, создаваемое доктором Исии, предоставляет нашей замечательной армии уникальную возможность одерживать бескровные победы».

Итикава написал это донесение после того, как Исии продемонстрировал ему действие своего оружия.

Итикава считал себя ровесником века. Несколько лет, на которые он разошелся с наступлением двадцатого столетия, значения не имели. Мать он помнил плохо, она умерла, когда ему исполнилось всего семь лет. Отец второй раз не женился и сам воспитывал сына. Итикава-старший происходил из древнего рода, он приветствовал реставрацию Мэйдзи и, раньше других уловив пробуждение политической жизни в Японии, переехал из Нара в новую столицу – Токио. Избранный в первый в истории страны парламент, он быстро устал от политических интриг. Позднее он сказал сыну, что навсегда разочаровался в парламентаризме.

– Будущее Японии – абсолютная монархия во главе с просвещенным императором, – говорил Итикава-старший, когда сын, студент императорского университета в Киото, приехал в родной дом, чтобы посоветоваться, какой путь избрать в жизни. – Наделенный всей полнотой власти, прозорливый, сильный император поведет нашу страну по пути, предназначенному ей судьбой. Толпа честолюбцев, растленных собственной алчностью, если она окажется у политического руля, оставит Японию на задворках мира.

Отец первый сказал Итикава, что он ровесник века.

– Япония проснулась в двадцатом столетии полной сил и воли, готовой выполнить свою миссию. Она нуждается в таких же полных сил молодых людях, как ты. Ты будешь идти вровень с этим веком, который должен стать японским веком.

Отец не разрешил Итикава стать военным. Тот подчинился, хотя и чувствовал себя в штатском костюме неуютно рядом с молодыми офицерами в блестящих мундирах.

– Военный всегда исполнитель чужой воли, – объяснил ему отец. – Я хочу, чтобы твоя голова осталась свободной для неординарных мыслей. Япония – небольшая страна, и японцев немного. Вы, поколение двадцатого века, должны что-то придумать. Победить врага и сохранить жизнь японцев вот ваша цель.

Итикава, закончив юридический факультет, начал работать в одной из крупнейших промышленных корпораций Японии. Его друзья и однокашники были удивлены странным выбором блестящего, по отзывам профессоров, студента. Армия, министерство финансов или иностранных дел – вот что сулило быструю карьеру. Работа в промышленности была и незаметной и считалась не слишком приличествующей молодому человеку из хорошей семьи.

Итикава смирился с пренебрежительными взглядами некоторых своих знакомых, которые при встрече преувеличенно вежливо осведомлялись о его делах. Оказавшись в совершенно новой для него сфере, где мыслили и поступали по-иному, чем в его прежнем окружении, Итикава понял, какую силу набрали молодые промышленные гиганты Японии, уверенно манипулировавшие скрытыми пружинами политической жизни. Дзайбацу на свой лад тоже готовились к внешней экспансии Японии, поскольку захват азиатских государств открывал уникальные возможности для ограбления их природных ресурсов. Марионеточное государство Маньчжоу-го, которым управлял, разумеется, не карикатурный император Генри Пу И, а многочисленные японские советники в форме и штатском, было отдано на откуп дзайбацу. Когда такого молодого человека, как Итикава, отправили в Маньчжурию, это следовало рассматривать как знак высокого доверия. На новом месте требовалась не только деловая хватка, прочные знания, но и высшее искусство политического лавирования.

На территории Маньчжурии было несколько хозяев. Во-первых, Квантунская армия; во-вторых, дипломатические представительства Токио. Маньчжурские отделения дзайбацу были третьей властью, невидимой, но могущественной, которой следовало отстаивать интересы большого капитала, направлять действия армии. Работа Итикава в Маньчжурии заслужила самую высокую оценку его хозяев. Итикава сумел построить правильную систему отношений и с генеральными консульствами, и с армией, и с военной разведкой генерала Дойхара. Спокойного, немногословного Итикава часто видели в штабе Квантунской армии. Его личные контакты гарантировали полное взаимопонимание военных и промышленников даже в мелочах.

С генералом Дойхара они осуществили крупную операцию по финансированию военных закупок японской армии.

Оккупационные власти потребовали от китайских крестьян выращивать опиумный мак. Были отменены все ограничения на производство наркотиков, и китайцев стали травить опиумом, героином и морфием. Из страны выкачивались деньги, которые уходили на расширение военного производства Японии. А что касается китайцев, которых наркотики умерщвляли медленно, но верно, то Итикава был согласен с точкой зрения Токио: чем их меньше останется, тем лучше. В конце концов, наркотики были тем оружием, о котором говорил его отец. К тому же китайцы в данном случае сами оплачивали свою смерть.

В особом отряде № 100, где Итикава тоже был несколько раз, ему демонстрировали опыты с наркотиками. «Подопытными кроликами» служили китайцы и русские, которых японская жандармерия передавала 731-у и 100-у отрядам.

При Итикава одного китайца заставили принять около грамма героина. Спустя полчаса китаец потерял сознание, через несколько часов он умер. Японские врачи внимательно наблюдали за изменениями в его состоянии.

– Это слишком большая доза, – сказал один из них, обращаясь к Итикава. – Обычно мы даем меньше. Зато на каждом можем поставить не один, а несколько опытов.

– А что вы делаете с теми, кто выживает после экспериментов? – поинтересовался Итикава.

– О да, – понимающе кивнул врач, – некоторые русские оказываются чересчур живучими. Обычно их расстреливают. Ведь мы не можем себе позволить такую роскошь, как затраты ценных медикаментов для их лечения. Лекарства нужны нашей армии. Эти неполноценные нации все равно обречены на вымирание – китайцы и русские. Тем более что ни один человек из местных не должен узнать, чем занимается наш отряд.

Итикава был вполне удовлетворен объяснениями врача. «Особый отряд № 100, – писал он в Токио, – проводит крайне важные эксперименты по изучению воздействия ядовитых веществ на организм человека. Результаты этих опытов пригодятся японским воинам, воюющим в Азии. Ведь эти варвары могут пытаться отравить японских солдат».

…Отец Итикава не дождался бесславного конца Тихоокеанской войны. Он умер от воспаления легких и не услышал переданного по радио выступления императора, сообщившего о безоговорочной капитуляции Японии. Он не услышал, как император размеренно произносил: «Настоящим мы приказываем нашему народу сложить оружие и точно выполнять все условия…» Он не испытал того священного ужаса, который пронзил, словно раскаленная стрела, фанатичных самураев. Услыхав впервые в жизни голос сына неба, многие из высших офицеров императорской армии совершили харакири.

Итикава иногда задумывался: смог бы его отец перенести известие о капитуляции Японии?

Сам Итикава, с его холодным аналитическим умом, уже в 1943 году не питал ни малейших иллюзий в отношении исхода войны. Но в отличие от многих его узко мыслящих друзей в военных мундирах, которые к тому времени, словно в укор Итикава, покрылись знаками боевых отличий, он считал, что даже поражение не будет означать конца предначертанного Японии пути.

Незадолго до смерти отца у Итикава состоялся длительный разговор с ближайшим сотрудником начальника особого отряда № 731. Они стояли на станции Пинфань в ожидании машины, которую за ними выслали из городка. Сначала беседа касалась мелких новостей штабной жизни Квантунской армии, общих знакомых, потом, естественно, перешли к обсуждению состояния дел на фронтах. Превосходство англо-американского флота на Тихом океане было уже очевидным. И хотя сотрудник Исии был крайне осторожен в выражениях, Итикава сразу сообразил, зачем был затеян этот разговор.

Исии и те из его подчиненных, кто был поумнее, попросту испугались. Если Японии суждено проиграть войну, победители вряд ли будут рады узнать, что на их соотечественниках (англичан и американцев тоже использовали в качестве «подопытных кроликов») испытывали продукцию отряда № 731. Участники подготовки бактериологической войны не могут рассчитывать на снисхождение. Все это Итикава прочитал в глазах своего собеседника, который в тот момент говорил:

– Доктор Исии и все мы очень огорчены, что работы в нашем отряде продвигаются слишком медленно. Мы боимся, что можем опоздать… и доблестные императорские войска одержат победу без нашего участия.

За этим стояло: не лучше ли нам затормозить работу, чтобы на случай поражения остаться чистенькими?

Итикава долго молчал, наблюдая, как медленно проезжал через станцию редкий в здешних местах пассажирский поезд. Вагоны были полупустые. Несколько человек, стоя у окон, во что-то вглядывались. Должно быть, их поразил комплекс современных зданий, воздвигнутый посредине пустыни для отряда № 731. Что это за здания, никто из них не знал и знать не мог.

Проводив взглядом последний вагон, Итикава повернулся к своему собеседнику. Он заметил, что за последнее время разительно изменилось отношение к нему среди военных и вольнонаемных чиновников Квантунской армии и оккупационного управления. Те, кто раньше не замечал Итикава, теперь первыми с ним здоровались. Неудачи Японии на поле брани могли лишить их всего, поражение грозило крахом всех надежд. Зато Итикава и его хозяева могли ничего не бояться. Их жизненное положение было куда прочнее. И в окружении Исии решили поговорить именно с ним.

– Победы доблестных императорских войск вовсе не означают, что мы все можем сидеть сложа руки, – размеренно произносил Итикава. – Каким бы ни был исход ближайших сражений, надо думать о длительной перспективе. Результаты ваших исследований – это капитал, золото, его можно перевести в любую валюту.

Глаза сотрудника Исии изумленно расширились и тут же сузились. Он понял, что имел в виду Итикава.

– Поэтому вам нужно поторопиться, – сказал Итикава. – К грядущим событиям надо что-то иметь в руках.

Больше они не возвращались к этой теме. Но в следующие свои приезды в расположение отряда № 731 Итикава убедился, что его слова были восприняты всерьез. Младшие сотрудники отряда, лаборанты, вольнонаемные вполголоса жаловались на усталость. Исии получил дополнительные ассигнования. И «бревен» отряду требовалось теперь все больше.

Итикава наблюдал за происходившим с холодным любопытством. В конце того же 1943 года его привезли на полигон отряда № 731, расположенный на станции Аньда.

Предстоял опыт с бактериями сибирской язвы. Брат Исии, который был начальником внутренней тюрьмы отряда, выделил десять «бревен», которых доставили на полигон.

Глядя на лица заключенных, Итикава пытался представить, о чем они думают, понимают ли, что обречены на смерть? Но он ничего не смог прочитать в глазах этих людей. Они шли, устало переставляя ноги, не оглядываясь и не разговаривая друг с другом.

Итикава прислушался к себе: не шевельнется ли в нем жалость? И с облегчением убедился в собственной твердости.

Перед смертью Итикава-старший продиктовал женщине, которая ухаживала за ним в последние месяцы его болезни, письмо-завещание сыну.

Итикава перечитывал письмо несколько раз. Он был поражен ясностью мыслей старика, который дал ему несколько дельных советов на будущее и потребовал только одного: никогда не отступать от принципа гири.

Пока «бревна» привязывали к столбам на расстоянии пяти метров друг от друга, Итикава вспоминал давнюю беседу с отцом. Они гуляли около императорского дворца в Токио в солнечный осенний день. Итикава внимательно слушал тихий голос отца. Его слова врезались Итикава в память. Японец не знает чувства внутренней вины, вины перед самим собой, которую переживают, забыв о других. Для японца осознание собственной вины неотделимо от чувства стыда перед окружающими, от ощущения позора. Эти чувства особенно болезненны для японца, если он совершил нечто расходящееся с интересами его группы – в широком смысле этого слова. Японец всю свою жизнь должен руководствоваться принципом гири – чувством долга перед своей группой. Исполнение долга и есть единственный нормальный критерий. Все, что делается во имя долга, – морально, оправданно, справедливо. Вину японец может испытывать только за то, что не выполнил свой долг.

Сотрудник особого отряда № 731, руководивший испытаниями на полигоне, предложил Итикава спуститься в укрытие.

– Сейчас начнем, – сказал он.

Итикава последовал за офицером.

– Заряд с бактериями сибирской язвы установлен на расстоянии пятидесяти метров от «бревен», – давал пояснения офицер. – Собственно говоря, это обыкновенная бомба, которую мы взрываем с помощью электрического запала.

После взрыва бомбы раненные осколками «бревна» были отправлены назад в городок. Позднее Итикава сказали, что опыт прошел успешно: заражены были все десять человек, не выжил никто. Следовательно, бактерии, которые выращивались во втором отделе отряда № 731, были достаточно активны.

Через несколько лет, уже в конце войны, Итикава опять возили на полигон возле станции Аньда. Начальник второго отдела проводил серию опытов по заражению газовой гангреной в условиях сильного мороза. Методика была все та же. «Бревна» привязывали лицом к столбам. Головы закрывали металлическими шлемами, тело – щитками и толстыми ватными одеялами. Оголенными оставались конечности. Взрывали осколочную бомбу. И на сей раз сотрудники второго отдела похвастались перед Итикава: все десять человек умерли.

Итикава не был кровожадным человеком, не радовался зрелищу чужой смерти. Но умерщвление людей, превращенных в отряде № 731 в подопытных кроликов, он считал необходимым. Погибая, эти люди спасали в будущем жизнь японцев. А сохранение расы Ямато было куда важнее для истории, чем судьба китайцев или русских. Итикава с интересом рассматривал русых, светлоглазых людей, которым суждено было умереть во имя жизни японцев. Ни на секунду в нем не заговорило чувство жалости. Жалость была бы предательством по отношению ко всей нации, забвением принципа гири.

В конце войны Итикава получил от своих хозяев из Токио секретное поручение: подготовить подробную справку об исследованиях особого отряда № 731. Этот документ следовало составить в одном экземпляре, за которым в столицу Маньчжоу-го должен был прибыть специальный курьер.

Итикава выполнил поручение. Но секретная справка была изготовлена в двух экземплярах. Один из них Итикава оставил себе. В июне 1945 года он попросил своего приятеля из министерства по делам Великой Восточной Азии, возвращавшегося в Токио, передать небольшую посылку сестре. В письме Итикава просил ее сохранить посылку до его возвращения.

За быстро и умело выполненное поручение Итикава получил благодарность.

На двадцати страницах он сжато изложил все, что знал о работах Сиро Исии.

Предметом гордости генерала Исии были изобретенные им керамические бомбы. Использование обычных авиационных бомб для распыления бактерий на больших пространствах оказалось неэффективным. В момент разрыва бомбы абсолютное большинство бактерий гибло.

Керамический корпус требовал небольшого взрывного заряда, поэтому взрыв получался небольшой силы, а смертоносная начинка сохраняла свои боевые качества.

Исии создал мощную производственную базу, которая позволяла в сжатые сроки выращивать гигантские количества смертоносных бактерий. В особом отряде № 731 предпочитали выращивать возбудителей сибирской язвы, чумы, холеры, брюшного тифа. Эти бактерии, считал Исии, будут наиболее устойчивы в суровых климатических условиях Сибири.

По подсчетам руководителей четвертого отдела, особый отряд № 731 мог бы ежемесячно производить до 300 килограммов бактерий чумы, 800–900 килограммов бактерий брюшного тифа, около 600 – сибирской язвы, примерно тонну бактерий холеры, чуть меньше – паратифа и дизентерии. Исии считал, что создание таких мощностей позволило бы вывести из строя вражескую армию любой численности. Хуже обстояло дело со средствами доставки. В распоряжении отряда было несколько самолетов, приспособленных для распыления с воздуха бактерий или блох, зараженных чумой, и сбрасывания бомб. Однако при распылении с большой высоты бактерии гибли практически полностью, с малой высоты удавалось заразить небольшую площадь, к тому же самолет попадал под губительный огонь противовоздушной обороны. Исии считал перспективным сбрасывать с самолетов чумных блох, заражать овощи, фрукты. Во втором отделе имелись помещения, где выращивались блохи – будущие переносчики чумы. За несколько месяцев – около полусотни килограммов блох. На полигоне возле станции Аньда проводились эксперименты и с чумными блохами. В качестве «бревен» использовались заключенные из концентрационного лагеря «Хогоин», где держали попавших в руки японской жандармерии советских людей. Их привязывали к столбам, затем самолет, взлетавший с отрядного аэродрома, пролетал над полигоном и сбрасывал десятка два бомб. Это был очень длительный эксперимент, жаловались сотрудники отряда, поскольку приходилось долго ждать, пока чумные блохи доберутся до «бревен». Однако результаты экспериментов не оправдали надежд Исии. Чумные блохи оказались неактивными. То ли погибли в результате взрыва бомбы, то ли в жару потеряли боевые качества. Сотрудники отряда огорченно обсуждали свою неудачу.

Особые старания Итикава приложил к тому, чтобы получить доступ к обобщенным данным, касающимся применения бактериологического оружия не в лабораторных, а в боевых условиях.

Сотрудники особого отряда № 731 совершили три экспедиции на территорию Китая, чтобы опробовать продукцию «культиваторов Исии».

Первую экспедицию возглавлял сам Исии. Бактериями брюшного тифа и холеры заражались водоемы. Чумные блохи сбрасывались с самолета на город Нинбо, близ Шанхая. Китайская пресса сообщила, что в Нинбо неожиданно появилось множество блох и 99 человек заболели бубонной чумой (все, кроме одного, умерли). Китайцы были удивлены эпидемией, поскольку крысы в городе чумой не болели, а обычно вспышки чумы следовали за эпизоотией среди крыс.

Итикава удалось увидеть и документальный фильм о применении бактериологического оружия, снятый во время экспедиции. Кинооператоры запечатлели распыление чумных блох над районом города Нинбо, довольные лица Исии и его сотрудников.

Вторая экспедиция также проверяла эффективность заражения с помощью чумных блох. Объектом нападения был избран город Чандэ, в провинции Хунань. В экспедиции принимало участие более ста человек. Японский самолет сбросил над китайским городом зерна пшеницы и риса, обрывки бумаги и хлопчатобумажной ткани. Зараженные чумой блохи были завернуты в ткань и бумагу, зерно же сбрасывали в надежде, что оно привлечет крыс, на них набросятся блохи, и начнется эпидемия.

Экспедиция 1942 года в Центральный Китай проводилась по приказу генерального штаба армии. Цель – изучить так называемый наземный способ использования бактериологического оружия. По приказу Исии производственный отдел подготовил примерно 130 килограммов бактерий паратифа и сибирской язвы, холеры и, разумеется, чумы. Заражались водоемы, колодцы, реки, продукты питания. Бактерии тифа и паратифа содержались в разбрасываемых повсюду обычных металлических флягах – люди Исии надеялись, что фляги будут подобраны местными жителями. Три тысячи булочек, зараженных тифом и паратифом, были розданы в лагерях для китайских военнопленных, которых затем освободили, чтобы они вызвали у себя дома эпидемию. Таким же образом приготовленное печенье разбрасывали в деревнях.

Внимание Итикава привлекли и опыты по обмораживанию людей. Это были перспективные исследования в плане конфронтации с Советским Союзом. Во внутренней тюрьме отряда Итикава видел несколько китайцев, у которых либо вообще отсутствовали пальцы рук, либо остались одни кости. У одного китайца была отморожена нога, которую не лечили – наблюдали за ходом болезни.

Через окошко «холодильной камеры» Итикава наблюдал за «бревнами», подвергавшимися действию низких температур. Зимой заключенных в кандалах просто выводили на улицу в сильный мороз, оголяли руки, и с помощью вентилятора ускоряли процесс обморожения. Когда при постукивании палочкой обмороженные руки издавали деревянный звук, «бревна» вели назад в тюрьму и пытались найти способ бороться с обморожением. Исии деятельно готовился к будущей кампании Квантунской армии против Советского Союза. Он опасался, что непривычные к сильным морозам японские солдаты окажутся небоеспособными.

Отметил Итикава и исследования особенностей иммунитета англосаксов. В Мукдене в концентрационном лагере сотрудники особого отряда № 731 отбирали американских и английских военнопленных, которым прививали различные бактерии с целью выяснения их сопротивляемости болезням. Однако об этих экспериментах Итикава упомянул вскользь. Он полагал, что опыты, ставившиеся на англо-американских военнопленных, не интересуют его токийских хозяев. В экземпляре отчета, который он оставил для себя и тайком передал матери на хранение, Итикава вообще убрал все, что относилось к подготовке бактериологической войны против союзников. Несмотря на победные реляции генерального штаба, он хорошо разбирался в ситуаций и понимал, что в самом скором будущем его доклад о деятельности особого отряда № 731 приобретет определенную ценность. Его можно будет уступить в обмен на жизненно важные услуги. Но покупателей доклада о деятельности генерала Исии вряд ли обрадует описание экспериментов над американскими и английскими летчиками. Зато все, что касалось подготовки бактериологической войны против Советского Союза, окажется для них полезным.

Итикава покинул Китай за три дня до вступления в войну СССР. Своим коллегам он сказал, что едет в Токио на несколько дней. На самом деле он не собирался возвращаться.

События следовали одно за другим. Японская империя, сеявшая смерть на Дальнем Востоке и в Юго-Восточной Азии, рушилась. Никакие усилия, предпринимавшиеся верховным командованием, никакие бессмысленные жертвы отрядов смертников не могли ее спасти.

Итикава с железным спокойствием наблюдал за агонией империи. Происходившее не было для него неожиданностью. Худшим недостатком человека он считал слепоту и с презрением думал о своих сверстниках, в 1945 году продолжавших надеяться на победу Японии. В Токио переоценили собственные силы, рассуждал он. Нельзя сражаться со всем миром. Политики неправильно выбрали ориентиры, привели страну к поражению. Надо учесть эти уроки. Молодость прошла незаметно. Она осталась там, в Маньчжурии, в кабинетах прекратившего свое существование правления Южно-Маньчжурской железной дороги. Правда, он добился многого за эти годы и не мог пожаловаться на судьбу. Нажитое состояние, конечно, из-за поражения пойдет прахом. Но есть недвижимость, акции металлургических предприятий, тесные связи с крупнейшими промышленниками. В старой Японии ему не было ходу – слишком молодой. Теперь, наоборот, потребуются молодые, динамичные люди, способные все начать заново. Итикава был уверен в своем будущем. Он ничем не запятнал себя перед победителями. Он никогда не носил военного мундира, не принимал участия в экзекуциях.