Текст книги "Ответный визит"

Автор книги: Лев Шейнин

Соавторы: Леонид Млечин,Сергей Бетев,Владимир Шорор
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

– Я припоминаю этот фильм. Мне не понравилась одна деталь: получается, что вся культура древней Японии, и в особенности синтоизм, пришла к нам с Корейского полуострова. Жрицы являются в дикий, варварский мир и основывают религию, которая затем превращается в синто.

– Да, да, – согласился Итикава. – Я просил тогда проверить, не кореец ли сам режиссер Масахиро Синода. Подобные утверждения безнравственны, корейцы должны знать свое место и быть благодарны нам за то, что могут жить в такой великой стране, как Япония.

– Хотя корейцы всегда были искусными мастерами и ремесленниками, – заметил Тацуока.

– Вот именно – ремесленниками. (Тацуока даже показалось, что Итикава возвысил голос, произнося эти слова.) Не более того… Наша культура создана истинными японцами, а не чуждыми нам людьми, как бы искусны они ни были.

– Печален конец фильма, – продолжал Тацуока. – Над священной рощей, где родилась наша духовность, скользит тень вертолета. Камера отступает и показывает Японские острова, окутанные смогом, сквозь который проглядывают заводы, фабрики, поезда. И священную рощу совсем не видно.

Тацуока подошел к раздвинутым сёдзи и соприкоснулся с ночью. Он стоял там, где свет переходил во тьму, тьма от этого казалась еще непрогляднее. Ему стало не по себе, и он повернулся лицом к старику.

– И священную рощу совсем не видно. Закономерен вопрос: зачем копаться в старине, обращаться к истокам, стараться понять, что такое душа Японии, если та, старая Япония мертва? Если мертвы ее традиции?

– Ты тоже так думаешь? – настороженно спросил Итикава.

– Нет, конечно… Но какая-то доля истины в фильме есть, и это пугает меня.

– Меня тоже, – сказал старик. – Я подумываю о приобретении киностудии. Мне бы хотелось, чтобы японцы смотрели другие фильмы. – Он налил себе немного чая. – Ты хотел со мной о чем-то поговорить, – напомнил он.

Тацуока машинально провел ладонью по лбу, ощущая мгновенно выступивший пот.

– Я хотел поговорить о своем младшем брате – Масару Имаи.

– Профессор Ямакава?

– Да, я.

Ямакава, стоя на крыльце, пытался разглядеть, кто его зовет. Фонарь у входа в дом освещал только силуэт у калитки, оставляя лицо говорившего в тени.

– Простите, что так поздно, но я приехал издалека.

Ямакава, удивленный, пригласил человека зайти. В прихожей незнакомец сбросил обувь, представился:

– Ватанабэ.

Они уселись в комнате с большим книжным шкафом. Ямакава наконец разглядел своего гостя. В руках у него был портфель, из которого он вытащил толстую пачку документов.

– Чем могу служить, Ватанабэ-сан? – нетерпеливо спросил Ямакава. Неожиданный вечерний визит нарушил привычный ритм жизни. В старости это почти всегда неприятно.

– У меня к вам один вопрос. – Можно было подумать, что Ватанабэ хотел улыбнуться, но сдержался. – Вы ведь хорошо знали генерал-лейтенанта императорской армии Сиро Исии, начальника отряда № 731?

Ямакава не шелохнулся, не запротестовал, не закричал, не стал выгонять нежданного гостя. Он только очень сильно побледнел, словно кровь ушла куда-то глубоко, где она была нужнее.

Он всегда ждал этого вопроса. Он сменил фамилию, переезжал из города в город. Его высокие покровители достали ему новые документы и постарались вытравить его прежнее имя из всех бумаг. Но он чувствовал, что придет день, когда ему напомнят об этом.

– Вы не могли не знать его, верно? Он же был вашим преподавателем в военно-медицинской академии. Вы специализировались как раз по его предмету – эпидемиологии. И когда Исии уезжал в Маньчжурию, он взял вас с собой, как лучшего ученика.

Ямакава смотрел на говорившего, но не видел его. Слова доносились как будто издалека. «Это должно было случиться, и это случилось», – повторял он вновь и вновь. В этой мысли сейчас как бы сосредоточилась вся его жизнь.

Ватанабэ продолжал говорить, не глядя на Ямакава.

– Чем занимался отряд № 731, хорошо известно: созданием и промышленным производством бактериологического оружия, которое Япония собиралась применить против своих противников в войне. Для этого в отряде были собраны неплохие специалисты и завезено соответствующее оборудование. Для широкомасштабного производства бактериологического оружия. Ведь врагов у Японии было много.

Лицо Ямакава, казалось, окаменело, глаза исчезли, спрятались.

– У вас была особая задача. Вы проверяли эффективность продукции, вырабатываемой отрядом. Для этого командование Квантунской армии выделяло достаточное количество «подопытных кроликов» – заключенных из тюрем.

Ямакава помнил несколько страшных послевоенных лет, когда пробавлялся случайной работой, боясь обратиться к коллегам, – его фамилия была слишком известна. Русские судили в Хабаровске сотрудников 731-го отряда, поведав всему миру о подготовке бактериологической войны. Сложными путями Ямакава раздобыл выпущенные в Советском Союзе «Материалы судебного процесса по делу бывших военнослужащих японской армии, обвиняемых в подготовке и применении бактериологического оружия». Он со страхом перелистывал страницы, пытаясь понять, где на этом непонятном языке написано о нем, о его участии в экспериментах над людьми… Сам-то он успел вовремя исчезнуть и избежал суда, как избежал его и сам Исии. Исии нашел его потом и привез в город Касукабэ в префектуре Сайтама.

После войны прошло много лет, но никто к нему не приходил, его прежнее имя больше не мелькало в газетах. Но несколько раз он испытывал приступы острого страха. Один раз, когда о том, чем занимались они с Исии в Касукабэ, стало известно прессе и вот-вот могли всплыть его прошлые дела. Потом, когда китайцы пригласили иностранных корреспондентов и показали им шахты, где погребено больше двухсот тысяч трупов. Корреспондентам рассказывали, что это жертвы варварской эксплуатации, подневольных людей заставляли работать по пятнадцать часов в сутки и почти не давали есть. Профессор Ямакава знал, что среди этих трупов немало и его «подопытных кроликов». Иногда их сбрасывали в заброшенные штольни, даже не удостоверившись в смерти.

Он продолжал как завороженный слушать своего гостя.

– В принципе бактериологическое оружие оказалось не таким уж эффективным, вернее, средства и методы его доставки не обеспечивали требуемой убойной силы, – говорил Ватанабэ тем же спокойным и размеренным голосом. – Вы занялись другим. Влияние медикаментов на психику человека – вот что занимало вас в последние годы службы в отряде № 731 и после войны.

Откуда они это знают? Значит, вся его жизнь, прожитая, как ему казалось, в обстановке полной секретности, в глубокой тайне, о которой осведомлены немногие посвященные, известна еще кому-то? Кто эти люди? Чего они от него хотят?

– Вы первым решили попробовать целенаправленно воздействовать на людей наркотиками. Вам, вероятно, пришла в голову мысль: уничтожить людей просто, вот управлять ими куда сложнее. Но решение этой задачи обещало грандиозные выгоды. Управлять надо и врагами и друзьями. После войны вы уже целиком переключились на поиски средств управления мозгом человека. Вы не пожалели сил для изучения психиатрии и фармакологии. – Ватанабэ в первый раз посмотрел на Ямакава. – Может быть, у вас есть какие-нибудь сомнения? Я принес с собой копии необходимых документов. – Он пододвинул пачку бумаг к профессору. – Здесь все: документы отряда № 731, заверенные вашей подписью, и ваши фотографии того периода, и свидетельские показания. Вполне достаточно для того, чтобы вас назвали врачом-убийцей. Если эти документы попадут в чужие руки, разумеется. А произойдет это или нет целиком зависит от вас.

Ватанабэ говорил гладко, не сбиваясь и не подыскивая слов. Он говорил то, что ему поручили сказать, сухо и без эмоций. Морита хорошо объяснил ему, как надо себя вести, чтобы его речь звучала максимально убедительно.

– Это предисловие, – вновь заговорил Ватанабэ. – Меня же интересует ваша сегодняшняя деятельность.

Губы Ямакава дрогнули, словно он сделал попытку открыть рот, но не смог.

– Мне нужны химическая формула, способ производства и метод применения вашего препарата. Словом, ваш результат по проекту «Храм утренней зари».

Имаи задержался, договариваясь с местным отделением полиции о помощи. Когда он выехал, было уже темно.

На развилке дороги за мостом ему пришлось остановиться, выключить мотор и ждать. Патруль опять потерял из виду «короллу». На сей раз было проще: машину следовало искать либо на дороге к клинике профессора Ямакава, либо в деревне, где Имаи оказался в самом начале расследования. Там, кстати, живет сам Ямакава. Правда, машину могли бросить где-то в лесу. По радиотелефону Имаи сказали, что ему следует задержать неизвестного по подозрению в торговле наркотиками. Ордер прокурор подпишет.

Через десять минут полицейский патруль доложил, что на дороге к клинике «королла» не обнаружена. Имаи поехал в деревню. Полицейские в это время должны были обшарить лес.

По правде сказать, то, что сообщил Исида, не было для Аллена полной неожиданностью. Он предполагал что-то в этом роде, когда они начали выяснять, что японцы скрыли под кодовым названием «Храм утренней зари». Что ж, над этой проблемой десятилетиями бьются в разных странах. И если японцы добились результата, нужно во что бы то ни стало раздобыть документацию. Грех было бы не воспользоваться такой возможностью. Во-первых, японцам этот препарат не так нужен, как американцам. Во-вторых, хоть Япония и союзник, но мало ли что может произойти. Словом, такое оружие не может быть монополией косоглазых. Если, конечно, рассказанное Исида соответствует истине. А его слова очень похожи на правду. В архиве посольства быстро нашли документы, относящиеся к генералу Исии, который после разгрома Японии сам предложил американцам свои услуги. В перечне сотрудников Исии с пометкой «Может быть полезен» значился и Ямакава.

Этот Исии здорово помог американцам. В благодарность за то, что ему спасли жизнь и не выдали русским, он передал специалистам по ведению бактериологической войны, прилетевшим из США, все материалы 731-го отряда, итог многолетних исследований. Аллен видел в архиве телеграмму из Токио в Вашингтон с пометкой «Совершенно секретно»: «Заявления, сделанные японцами здесь, подтверждают заявления советских военнопленных… Об опытах с людьми говорили трое японцев, и Исии не стал ничего отрицать; были произведены полевые испытания с применением бактериологического оружия против китайцев… Исии говорит, что, если ему дадут документированную гарантию, что его не привлекут к ответственности за военные преступления, он сообщит подробности об этой программе. Исии утверждает, что он располагает обширными теоретическими сведениями, включая данные о стратегическом и тактическом применении бактериологического оружия в наступательных и оборонительных операциях, подтверждаемые кое-какими исследованиями относительно того, какие бактерии лучше всего подходят для условий Дальнего Востока, а также относительно использования бактериологического оружия в холодном климате». «Заполучить бактериологическое оружие для борьбы с СССР было важнее, чем наказывать Исии, – подумал Аллен. – Даже несмотря на то, что японцы проводили опыты и над американскими военнопленными, а выращивавшиеся отрядом Исии чумные блохи предполагалось на воздушных шарах запускать в сторону западного побережья США».

Сотрудники армейского центра по созданию бактериологического оружия в Форт-Детрике (штат Мэриленд) провели длительные беседы с Исии и его сотрудниками. Они вернулись в США с объемистыми томами записей и с фотографиями образцов, специально отобранных из 8 тысяч предметных стекол со срезами тканей, сделанными при вскрытии трупов людей и животных, на которых испытывали бактериологическое оружие. Опыты на людях, отметили специалисты из Форт-Детрика, были лучше поставлены, чем эксперименты с животными. Они подготовили специальный меморандум в защиту Исии: «Поскольку любой процесс по делу о „военных преступлениях“ сделает подобные данные доступными для всех стран, то в интересах обороны и безопасности США такой огласки надо избежать». Данные, полученные японцами на основании опытов с людьми, «будут представлять большую ценность для американской программы разработки бактериологического оружия».

Аллен узнал, что в послевоенные годы Исии получал неплохую пенсию как «вышедший в отставку военнослужащий», но продолжал работать на американцев. Тем же занимались и многие его бывшие подчиненные, рассеявшиеся по стране. До начала 70-х годов 22 японских университета и института, как государственных, так и частных, получали субсидии от Пентагона на проведение исследований в области бактериологии и нейрофизиологии. В первые послевоенные годы и американцы, и англичане разрабатывали планы нападения на СССР с использованием не только атомного, но и бактериологического оружия. Был составлен список советских городов с населением более 100 тысяч человек, которые предполагалось подвергнуть воздействию смертоносных бактерий. Подготовительная работа, проводившаяся в Японии, была необходима для создания новых образцов такого оружия в военном институте медицинских исследований в Форт-Детрике. Однако в дальнейшем японцы отказались помогать Пентагону в этой работе. Да и само бактериологическое оружие, насколько знал Аллен, как-то отошло на задний план. Помимо вспышек загадочной «болезни легионеров», легочной чумы и различных экзотических заболеваний, жертвой которых были солдаты в Форт-Детрике и военнослужащие специальных подразделений американской армии и которые вызвали нежелательную реакцию общественности, против бактериологического оружия свидетельствовали многолетние неудачи в создании практичного и эффективного способа его применения. И тогда внимание многих специалистов переключилось на разработку методов целенаправленного воздействия на психику человека с помощью наркотических препаратов.

В свое время Аллена подключали к работам по программе «МК-ультра», и некоторое понятие об этой сфере он имел.

Созданный одним швейцарским химиком в годы войны психодислептик – производное лизергиновой кислоты, получивший название ЛСД, обрадовал не химиков (и не наркоманов, которые открыли для себя ЛСД много позже), а сотрудников спецслужб. Пятидесятые годы были временем, когда недавно созданное Центральное разведывательное управление США активно привлекало психиатров и фармакологов, работающих на психиатрию, к разработке целого ряда сверхсекретных программ.

Цель – найти надежные методы воздействия на поведение человека, отключить самоконтроль, заставить действовать согласно приказу.

В одном из документов ЦРУ говорилось: «Тенденции в современных полицейских и военных операциях говорят о стремлении временно выводить из строя и деморализовать противника, вместо того чтобы убивать его… С изобретением сильнодействующих натуральных веществ, психотропных и парализующих препаратов в судебно-медицинской практике наступает новая эра…»

Использование в медицине психотропных веществ, способных до некоторой степени модифицировать поведение человека, характер, отношение к реальности, нашло широкое применение при лечении психических заболеваний. Однако эффект этих лекарств был не очень сильным. Заманчивой показалась мысль найти такие препараты, которые способны полностью менять самое личность человека. Наиболее близким к желаемому казался ЛСД, опыты с которым начали проводить параллельно отдел исследований и разработок ЦРУ и Пентагон. Синтезировались новые вещества, подбирались сочетания известных препаратов, способных дать нужный эффект. Очень долго в лабораториях научно-технического управления ЦРУ шел поиск так называемого «маньчжурского кандидата» – агента, который выполнил бы любое задание, вплоть до убийства. Использовался метод дифференциальной амнезии «промывания мозгов» до такого состояния, когда человек переставал руководствоваться своим разумом, а покорно выполнял команды извне. Однако эксперименты не дали ожидаемого результата. Человеческая психика, воля оказались более прочными, чем думали психиатры, работающие на ЦРУ и армию. И все же они продолжали считать, что дело в несовершенстве фармакологии, а в принципе цель достижима.

Программы «Блю бёрд», «Артишок», «МК-ультра», «Офтен-Чиквит», стоившие немалых денег, практической помощи спецслужбам не оказали. Зато, когда об экспериментах стало известно, престижу ЦРУ был нанесен сильный удар. Комиссии, возглавляемые сенаторами Рокфеллером и Черчем, предали гласности – в сжатом виде, без подробностей и имен – содержание программ по манипулированию человеческой волей.

Два случая со смертельным исходом – результат экспериментов с ЛСД тоже наделали шума. Хотя, Аллен вспомнил, только гибель Олсона инкриминировали ЦРУ; другой, Харольд Блауэр, работал на армию.

Доктор Фрэнк Олсон, симпатичный, общительный человек, занимался исследовательской работой в Форт-Детрике, но потом взялся за выполнение заданий ЦРУ. («Как и Ямакава, – подумал Аллен, – он пришел в психиатрию из бактериологии. Впрочем, других специалистов тогда не было, а эти понимали, что от них требуется».) Отправившись в Нью-Йорк, он неожиданно выбросился из окна. Семье сообщили, что смерть последовала «в результате несчастного случая». У группы исследователей, принявшихся за испытание ЛСД, было мало «подопытных кроликов». Олсону и трем его коллегам добавляли ЛСД в ликер, который они пили после обеда. За поведением Олсона, не понимавшего, что с ним происходит, внимательно наблюдали – это были бесценные «экспериментальные данные». Олсон бросился в Нью-Йорк к врачам, это, видимо, встревожило управление. Его нашли мертвым на тротуаре Седьмой авеню. Выбросился ли он сам в результате изменений, происшедших в его психике, или ему помогли расстаться с жизнью, никто не знает, большинство документов по экспериментированию с ЛСД было уничтожено в 1973 году.

Однако Аллен, хотя в последние годы он и не был связан с этим кругом проблем, в принципе знал, что – до последнего времени, во всяком случае осуществлялась программа «МК-сёрч», включавшая работу с психодислептиками, психогенными веществами типа «Би-Зед» – квинуклиданил бензинат; «Би-Зед» блокирует образование в организме вещества, необходимого для передачи сигналов нервными окончаниями. Человек, подвергшийся воздействию «Би-Зед», на несколько дней утрачивает всякое представление о действительности.

Кроме того, свои исследования вела армия. У нее тоже была неудача: из-за передозировки ЛСД или другого психодислептика, кажется мескалина, погиб «подопытный кролик» Харольд Блауэр, в прошлом профессиональный теннисист. Ежемесячно в Форт-Детрике получали от крупных фармацевтических фирм примерно четыреста химических веществ, не запущенных в производство по причине «нежелательных побочных эффектов». Армия как раз и охотилась за такими эффектами. В Пентагоне считали, что ЛСД – замечательное боевое оружие, которое может вывести из строя целую армию или парализовать большой город. Правда, так и не удалось придумать хорошую систему распыления ЛСД. Армия преследовала свои цели: Пентагону нужно умение воздействовать на психику не отдельных людей, а целых групп. Скажем, препарат, снимающий чувство страха за свою жизнь.

Западные разведки внимательно следили друг за другом: не добьется ли кто-нибудь успеха в этой области? Если японцы и в самом деле что-то придумали, надо заставить их поделиться секретом.

Аллен еще в машине продумал текст шифровки в Лэнгли с просьбой предоставить ему соответствующие полномочия.

– В конце концов, об этом не узнает никто, – продолжал Ватанабэ, – вы останетесь таким же уважаемым ученым, как и были. Кроме того, я принес вам деньги. Их вполне достаточно, чтобы приобрести небольшую клинику. Ведь это ваша мечта, не правда ли?

Ямакава уже ничто не удивляло. Он сидел сгорбившись на стуле, молча глядя перед собой.

После войны он вновь стал работать под руководством Исии, который сменил генеральский мундир на штатский костюм американского покроя. Вокруг люди бедствовали. Императорское правительство довело страну до полного краха. Хорошо жили только те, кто был связан с американцами. Исии выделялся отличным видом среди окружавших его людей с изможденными лицами и вечно голодным взглядом. Ямакава не знал, откуда Исии получал американскую еду и одежду. Он понял это потом. У Исии были высокие покровители. Они сами избежали преследования со стороны оккупационных властей и спасли Исии от наказания, которое ему полагалось как военному преступнику. Эти люди были хозяевами в префектуре Сайтама, они наладили крепкие связи с американцами.

Проработав некоторое время с Исии, Ямакава понял, что надежды на бактериологическое оружие не оправдаются в ближайшем будущем. После войны стали известны результаты аналогичных исследований, проводившихся в других странах. Из них явствовало: полагаться на бактериологическое оружие не следовало. Однако Исии не согласился с этим.

Ямакава подробно изложил свои соображения на бумаге и передал записку одному из тех высокопоставленных людей, которых встречал у Исии. Ответ он получил не сразу.

Ямакава устроили на работу в провинциальную клинику, где у него была маленькая зарплата, но зато много времени для научных изысканий. Он погрузился в дебри психиатрии. Через пару лет с ним пожелал увидеться приехавший в Токио старик с манерами члена императорской семьи. Ямакава не читал газет, не интересовался политикой и не узнал в старике видного консерватора Итикава.

После этой беседы он получил приглашение возглавить психиатрическую лечебницу на Хоккайдо, о существовании которой не подозревал. В лечебнице не оказалось ни одного больного и ни одного врача. Зато за высоким забором скрывалась прекрасно оборудованная лаборатория, в которой Ямакава принялся за осуществление своего замысла. У него появились ассистенты, замкнутые молчаливые люди, выполнявшие его команды с четкостью кадровых военных. Нашлись и пациенты. В основном наркоманы. «Вы можете распоряжаться ими по собственному усмотрению, – сказал ему человек, привозивший деньги из Токио. – У них нет родных. Даже если им суждено умереть во имя науки, не страшно…»

Ямакава проработал в лечебнице многие годы, прежде чем добился успеха. В последнее время ему доверяли больше. Он узнал, что его работа именуется «Храмом утренней зари» и в исследованиях заинтересована какая-то влиятельная организация. Ямакава подозревал, что речь идет о военных. Ведь для них его идея просто находка.

Профессор Ямакава создал препарат, снимающий чувство страха. Раздав этот препарат перед атакой, можно быть уверенным, что солдаты выполнят приказ несмотря ни на что.

Лабораторные испытания дали прекрасный результат. Если, конечно, не считать того случая с молодым парнем, который под воздействием препарата перелез через стену и попал под машину. Ямакава понимал, как это произошло. Парень просто был лишен инстинкта самосохранения, хотя находился в полном сознании.

После этого случая клинику стали строго охранять. Теперь уже никто не убежит, получив дозу его препарата. Впрочем, все это скоро кончится: он свою задачу выполнил. Передаст технологию изготовления людям из Токио и может отдыхать.

И все. И он будет свободен. Если только в прессу не попадут те сведения, которыми располагает этот молодой человек.

Ямакава тяжело встал и подошел к письменному столу.

Ватанабэ вытащил из внутреннего кармана пиджака толстый конверт, вскрыл его, чтобы показать Ямакава вложенные туда купюры.

Ямакава двигался уже увереннее. В стол был вмонтирован небольшой сейф. Ямакава открыл его, набрав необходимую комбинацию цифр. Протянул несколько листков бумаги.

– Здесь все: формула, способ изготовления, данные испытаний, дозировка.

Это были его первые слова за последний час.

Ватанабэ принялся внимательно изучать листки. Он настолько погрузился в это занятие, что не слышал шума подъехавшей машины, и встрепенулся, только когда раздались шаги. Кто-то постучал в дверь и громко крикнул:

– Профессор Ямакава, откройте. Полиция!

– Ты меня огорчил, Тацуока-кун. Все, что ты тут говорил, недостойные тебя слова.

Итикава отхлебнул чая. Чашка с чаем всегда стояла на этом столике – Тацуока часто приглашали сюда, и каждый предмет в комнате был ему знаком.

– Сэнсэй, это мой младший брат, и хотя у нас разные матери, я очень люблю его. Таков был завет моего отца. Он умер, когда Масару был совсем маленький, мне пришлось заменить ему отца. Он честный парень. Он настоящий японец. Прошу вас, сэнсэй, отмените ваш приказ. Я поговорю с Масару, и он никогда больше не помешает вам. Напротив, уверен, что станет помогать.

Тацуока старался говорить спокойно. Он знал, что Итикава любит хладнокровие и невозмутимость. С человеком, не способным сдерживать свои чувства, он не станет разговаривать. Но его душила горечь. Конечно, ему сказали, что Масару здорово помешал людям, обеспечивавшим проект «Храма утренней зари». Того и гляди, в клинику могут наведаться и журналисты, и просто посторонние люди. Такого не прощают. Сам Тацуока всегда считал: ради успеха великого дела можно жертвовать всем, даже людьми. Он так и не женился, детей у него не было. Масару единственный близкий ему человек.

Он хотел еще что-то сказать, но Итикава повелительным жестом велел ему замолчать.

– Ты проявил слабость, недостойную сына Ямато. Но я слишком хорошо отношусь к тебе и ценю твои услуги, чтобы не предоставить тебе возможность искупить позорную слабость.

И Итикава, и его единомышленники многим были обязаны Тацуока, который не только лечил их всех. Тацуока внимательно изучал копии, которые агенты делали со всех бумаг профессора Ямакава. Профессору тоже не доверяли полностью. Тацуока контролировал его исследования. Он предложил использовать наркоманов в качестве «подопытных кроликов» для Ямакава. Итикава легко это осуществил, у него широкие связи с якудза. Они с удовольствием избавились от нескольких человек, которые слишком много знали о подпольной торговле наркотиками. Тацуока видел таких «экземпляров» перед отправкой на Хоккайдо. Эти люди продавали наркотики, а потом втянулись и сами стали наркоманами.

– Мы не станем следить за Имаи. Он, приехав в Токио, обязательно позвонит тебе, не так ли?

Тацуока принудил себя равнодушно кивнуть головой.

– Ты пригласишь его к себе. Когда он придет, сообщишь нам.

Смуглое лицо Тацуока побледнело, лоб покрылся влагой. Итикава ничего не заметил, зрение у него с каждым годом ухудшалось.

– Мы с тобой говорили о фильме «Химико». Помнишь, героиня, жрица, влюбляется в своего брата. Чистота религии оказывается под угрозой. И тогда ее наставник убивает Химико, чтобы она могла стать первой божественной правительницей Японии, богиней Солнца.

Итикава вновь отпил глоток и взялся за книгу. Тацуока понял, что пора уходить.

– Ты не разобрался в фильме, – сказал ему Итикава вдогонку, – тебе нужно поразмыслить как следует.

К поезду Тацуока отвезли на машине. Люди Итикава были очень любезны. Его снабдили не только билетом в «зеленый» – мягкий – вагон, где было меньше пассажиров, но и бэнто – завтраком в картонной коробке. Но Тацуока не хотелось есть. Он только попросил чая у пробегавшего мимо молоденького официанта и выпил его быстрыми, жадными глотками.

Итикава не был бы самим собой, если бы согласился на просьбу Тацуока помиловать его младшего брата. И все-таки Тацуока надеялся. Его личные заслуги, многолетние добрые отношения, связывающие его с Итикава, неужели все это ничего не стоит?

Конечно, Имаи, который привлек внимание к клинике Ямакава, где заканчивались эксперименты исторической важности, виновен. Если они завершатся благополучно, Япония будет иметь средство, которое сделает японских солдат непобедимыми. Природные качества японцев плюс препарат профессора Ямакава – и можно вновь думать о восстановлении Японской империи. И Имаи чуть не помешал этому.

Но ведь Масару его младший брат!

Тацуока прикрыл глаза, так что можно было подумать, что он дремлет.

Но он не спал.

Тацуока никогда не рассказывал Масару о своих связях с Итакава, об их организации «Патриоты Великой Японии». Он считал, что мальчику лучше всего быть подальше от политики. Тем более что по природе Масару был честным и открытым. Тацуока боялся, что тайная деятельность придется младшему брату не по вкусу.

И вот как все это кончилось. Тацуока не был в обиде на Итикава. Все правильно: отец должен покарать сына-предателя, старший брат – младшего. Так повелось издревле. Масару не предатель. Но он мог повредить Великой Японии и потому заслуживает смерти.

Ничто внутри Тацуока не сопротивлялось этой мысли, он сам жил этой логикой. Но все-таки Масару его младший брат!

Итикава раскашлялся, потянулся рукой к чашке из тонкого фарфора, отпил глоток чая. Он уже забыл о разговоре с Тацуока и думал сейчас о «Храме утренней зари». Мысли его вернулись к прошлому.

Он провел в Китае почти пятнадцать лет. Можно сказать, всю молодость. С 1931-го по 1945-й. С того момента, как Япония начала вторжение в Маньчжурию, и до разгрома Квантунской армии советскими войсками. В Японию он попадал только по служебным делам. В Токио он докладывал, как продвигается колонизация Северного Китая, возвращался с новыми поручениями.

В 1936 году его попросили помочь в строительстве особого объекта для управления по водоснабжению и профилактике Квантунской армии. В пустынном местечке около железнодорожной станции Пинфань, близ Харбина, был выстроен целый городок: лаборатории, казармы, склады, питомники для подопытных животных, собственная электростанция и аэродром. От станции Пинфань к городку протянули железнодорожную ветку, от Харбина проложили шоссе. Район был объявлен зоной особого назначения. Итикава, который туда часто ездил, в штабе Квантунской армии выдали специальный пропуск.

Итикава был одним из немногих людей «со стороны», кто побывал в лабораториях и знал, что происходило в городке. Его хозяева были заинтересованы в результатах исследовательских работ, которые велись в лабораториях, обнесенных высокой кирпичной стеной. Они финансировали деятельность управления по водоснабжению и профилактике, и у армии не было от них секретов.

Собственно говоря, в соответствии с секретным указом императора управление расформировали. Взамен был создан особый отряд № 731 (у него было четыре филиала, расположенных вдоль границы с СССР); особый отряд № 100 заменил иппоэпизоотическое управление Квантунской армии. Третьим формированием такого рода был особый отряд «Эй» (затем «Тама») № 1644, базировавшийся в Нанкине. В Шанхае действовала лаборатория № 76 – здесь бактериологическое оружие испытывалось на китайских коммунистах, на тех, кто сражался с японцами.