355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лев Вершинин » Сельва умеет ждать » Текст книги (страница 4)
Сельва умеет ждать
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 19:23

Текст книги "Сельва умеет ждать"


Автор книги: Лев Вершинин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Спору нет, чистку, и чистку архитщательную, следовало провести, но нельзя же вовсе не учитывать человеческий фактор. Номенклатурный резерв все-таки не бездонная бочка, а люди не роботы. Они нервничают, и их можно понять. Трудно работать с полной отдачей, ежедневно ожидая в гости посланца из Центра с фронтальной проверкой и взводом «чикатил»…

Определенно, Тахви озверел за годы простоя.

Двадцать пять лет кряду он развлекался кропанием мемуаров и лелеял свои принципы, а теперь требует от государственных служащих соответствия.

Но люди-то всю эту четверть века работали, а не отсиживались в уютных карцерах Винницкого Федерального централа. У людей сложились определенные стереотипы…

И вот результат: вторая и третья папки битком набиты распечатками видеограмм с мест. Читать их невозможно. Проверенные, квалифицированные управленцы плачут навзрыд, умоляя хоть сколько-то унять взбесившегося обер-аудитора.

Скоро косяком пойдут рапорты об отставке.

Что тогда?

Даниэль Коршанский поджал губы.

А ничего. Отклонять. И продолжать ревизию.

Большой, рыхлый, красиво седовласый человек в темно-коричневой домашней блузе с бранденбурами открыл золотистую папиросницу, достал из дивно пахнущих глубин тоненькую золотистую же sigarrillo, повертел, понюхал, бросил обратно и со вздохом захлопнул изукрашенную резьбой шкатулку.

Вот и покурили.

Он давно уже запретил себе мечтать о затяжке. Дисциплина есть дисциплина. Но вовсе отказаться от наслаждения просто подержать курево в руках, ощутить краешками ноздрей слабенький, до одури манящий аромат – не мог и не хотел. Лейб-медикам пришлось смириться с этой прихотью…

Эмоции к черту. Тахви должен довести дело до конца.

И Тахви сделает это.

Иного не дано. А больше некому.

Слишком часто болел в последнее время господин Президент. Чересчур много рычагов выпущено из рук. Да что там! Если быть откровенным – а наедине с самим собою отчего бы и не позволить себе такую роскошь? – еще годик-другой, и с таким трудом возрожденная Федерация рухнет.

Если не принять меры.

Пухлые пальцы вертели и мучили уже почти открученную третью сверху пуговицу. Блеклые водянисто-голубые глаза замерли, впившись взглядом в висящий над камином портрет.

Официальный. Класса «А», категории «Для резиденций». Два с половиной метра в ширину, шесть в высоту. Монстр среди портретов, самой величиной своей оскорбляющий эстетическое достоинство любого порядочного человека. Помпезная гадость. Но ничего не поделаешь. Размеры загнанного в палисандровую раму чудища утверждены специальным постановлением правительства и ратифицированы Ассамблеей. Протестовать не приходится.

Парус, а не портрет. И человек, изображенный на парусе во весь рост, – не просто человек, а…

…Мы,

волею избравшего нас народа,

Его Высокопревосходительство,

Пожизненный Президент,

Верховный Главнокомандующий,

Координатор Федерального Кабинета Министров,

Первоприсутствующий Галактической Ассамблеи,

Милостию Господней всех святынь Попечитель,

Председатель Земного Шара,

Протектор Внешних Миров,

Четырежды Герой Галактики,

Спаситель человечества,

Восстановитель Федерации,

и прочая,

и прочая,

и прочая…

Вот кто изображен во весь рост на пятнадцати квадратных метрах парусной холстины.

Он сам.

Даниэль Александрович Коршанский, по прозвищу «Дед».

В пятнистом комбинезоне.

В десантных сапогах со шнуровкой.

Подтянутый.

Бронзово-загорелый.

Серебряно-седой.

Почти юный, как и определено декретом правительства «О некоторых мерах по дальнейшей объективизации отображения образа Его Высокопревосходительства средствами станковой живописи, зодчества и искусства макраме» от 14 августа 2357 года.

Помнится, он противился принятию этого документа, полагая его не отвечающим текущему моменту, но, оставшись в подавляющем меньшинстве, вынужден был уступить мнению Кабинета…

В левом виске пульсировала жилка, и это мешало.

Мысли путались, перескакивали с пятого на десятое, всплывали обрывки давних и недавних событий, тянулись к горизонту темные силуэты зданий, высились над ними крепостные стены гнедого кирпича, вспыхивали на солнце и падали вниз готические шпили, некрасиво опутанные колючей проволокой…

Там, на холсте, ему немногим больше сорока. Максимум пятьдесят. Он успел поседеть, но старость все еще представляется чем-то таким, чего никогда не случится. Во всяком случае, с ним, коммандант-генералом Даниэлем Коршанским. Таким был он к исходу Третьего Кризиса.

В ту осень, когда старый индеец, один из немногих спасенных узников киевского гетто, назвал командующего Особым корпусом Посылающим Вьюгу и предсказал: ты будешь вождем.

А потом грянул октябрь.

…Пылал закат над пепелищами бункеров, продезинфицированных из огнеметов. Багровым светом озарены были баржи, битком набитые еще не рассортированными пленными. Лучи прожекторов гуляли по темной медленной воде. Беззвучным заревом полыхали осколки окон, брови горбатых мостов изумленно изгибались над глянцем каналов, и ветер шуршал по наждачной брусчатке желтыми листьями, гнал их вдоль пустынного проспекта, раскачивая на ходу продолговатые тюки, свисающие с ветвей. Их было много. По приказу Верховного каждого пятого кончали на месте.

Именно после той показательной резни самые ушлые из паханов уразумели: времена изменились. Новое руководство уже практически не существовавшей Федерации показало зубы, и смотрящих пробил холодный пот при виде плотины трупов, перегородившей Неву. Впервые за полтора десятилетия Третьего Кризиса толковище запросило перемирия. Но в те дни, окрыленный первыми успехами, он еще отказывался от переговоров.

Время компромиссов пришло позже.

…Висок выматывающе ныл.

И пятидесятилетний Даниэль Коршанский, не ведающий, что такое хворобы, свысока глядел на себя самого, рыхло обмякшего в кресле. Он пока что не ведал, что романтика не приносит дивидендов и что очень скоро ему придется, сменив привычный камуфляж на визитную тройку, сесть за круглый стол с весьма непривычными партнерами…

«Господа Алеко Энгерт и Вито Гулевар с сопровождающими!» – звякнул вдруг в воздухе тенорок секретаря, уже полвека не угасающий в укромных закоулках памяти. А в ответ, эхом, его собственный хрипловатый баритон: «Добро пожаловать, господа. Весьма рад!»

Да, так оно и было.

Двое в смокингах, поклонившись, уселись в указанные начальником протокола кресла, а под гобеленами, набычившись, встали слоноподобные существа, в протоколе встречи изящно поименованные помощниками. Впрочем, ни на них, ни на «невидимок», держащих оружие на взводе, главные действующие лица внимания не обращали.

Алеко Энгерт и Вито Гулевар, в миру Ангел и Карабас, очень долго добивались встречи без галстуков, они серьезно подготовились к ней, и, надо признать, им удалось произвести вполне благоприятное впечатление. Даже Тахви, не скрывавший, что предпочел бы видеть обоих на кольях перед резиденцией, ознакомившись с записью беседы, признал: да, возможно, над этим стоит подумать.

Ибо господа Энгерт и Гулевар, именуемые отныне Компанией, выразили согласие предоставить все ресурсы, находящиеся под их контролем, в распоряжение законных властей и сделать все от них зависящее во имя скорейшего обуздания уголовного беспредела, угрожающего самому существованию человечества.

Со своей стороны, законные власти Галактической Федерации в лице Его Высокопревосходительства господина Коршанского подтвердили объявление вышепоименованным лицам полной и абсолютной амнистии, легализации реально принадлежащей им собственности и предоставление Компании исключительных экономических привилегий в посткризисный период…

С того дня высокие договорившиеся стороны строго придерживались духа и буквы достигнутых соглашений. Именно корабли Компании помогли «невидимкам» Бебруса взять под контроль систему транзитных космостанций, создав предпосылки для восстановления суверенитета Земли над двумя десятками Внешних Миров, уцелевших в годы Третьего Кризиса.

И после окончания боев Компания вела себя вполне лояльно, не слишком нарушая статьи «Конвенции о статусе финансово-промышленной олигархии»…

– А что было делать? – негромко спросил большой, рыхлый, красиво седовласый человек у портрета-паруса.

Спортивный красавец пяти метров роста не снизошел до ответа, и Его Высокопревосходительство, обиженно надув мягкие, изрядно обвисшие щеки, перевел взгляд на часы.

Инкрустированный уральскими самоцветами циферблат бесстрастно проинформировал: в запасе три минуты. Очередной просмотр третьей папки придется отложить на завтра. Жаль. Информация интереснейшая. Из тех, что наскучить не могут.

Можно сказать, история болезни. Злокачественной опухоли, пустившей метастазы по всему организму Федеральной Администрации…

Мягкие, поросшие мелким волоском пальцы выбили глуховатую дробь из траурного, глянцево-черного картона.

Стыд и позор! Полгода муфлоны из госбезопасности выдают на-гора только рапорты об очередных достижениях и клянчат дополнительные ассигнования. А тем временем в Лох-Ллевен поступает черная папка категории «Экстра-0», собранная частной лавочкой. И лавочников приходится благодарить, хотя господин Смирнов, из рук в руки передавая документы, не выставил никаких условий. Правительство Федерации не может позволить себе оставаться в долгу у частных лиц.

Хваленая Контора обделалась по уши, и, если бы не «ССХ, Лтд», он – Президент, черт возьми! – по сей день оставался бы в неведении даже о том, что где-то на самой окраине Внешних Миров идет охота на его единственного внука.

За три месяца черная папка заметно похудела. Почти треть документов ушла в архив, многое уничтожено. А если иногда вместе с водой Тахви выплескивал и детишек, так это, в общем, даже гуманно. Федерации не нужны уроды. Пусть продолжает в том же духе.

Кому еще верить? Разве что Homo Robotes Militares. Но боевых киборгов совсем немного. А господа Смирнов, Смирнофф и примкнувший к ним Худис, чьи лаборатории вполне могли бы помочь правительству, на прямой конфликт с Компанией идти не хотят. Хотя время и лечит, воспоминания о «бойне в день святого Себастьяна» еще достаточно болезненны…

Все, время вышло.

Грузно поднявшись, Его Высокопревосходительство со вкусом потянулся и бросил в трепетное ухо переговорника:

– Иду.

Это право он зубами выгрыз у эскулапов: самостоятельно, без всяких сиделок и каталок добираться на процедуры.

Через зимний сад от кабинета до лифта ровно сто шагов.

А вокруг – синева и клыкастые белые скалы.

Идея маэстро Бармини – возродить под резиденцию руины старого пиктского замка – была лебединой песней неповторимого Джанни. Великий зодчий до последнего креда заслужил баснословный гонорар, а его глупая гибель во время подводной охоты стала невосполнимой утратой для потрясенного человечества. Особенно, надо думать, для господ Смирновых, в гордыне своей не только возжелавших иметь точную копию Лох-Ллевена, но и прельстивших злосчастного гения вовсе уж сказочным вознаграждением.

Воистину, Он унизит гордых и отнимет у алчных, ибо Он справедлив, – сказал над гробом его святейшество Петропавел IV и был прав.

Слегка пружинит любимая буковая трость.

Здесь просторно. Можно неторопливо бродить меж стрельчатых окон, подставляя лицо горному ветерку. Свежайший хайлендский воздух бодрит. Помогает размышлять. Не то что поздней осенью или зимой, когда пылают камины и очень хочется спать.

Это – годы. С ними не повоюешь.

А на дворе сходит с ума август. Такого зноя эти горы не помнят со времен Уурдах Уэтла. Паркое изнеможение листвы ощутимо даже на верхотуре, хочется махнуть рукой на все запреты и выйти в парк, побродить по аллеям. Пусть даже со взводом охраны за спиной. Нельзя. Не стоит рисковать собой, тем паче сейчас. Нужно учитывать, что в мире не перевелись пока что ни снайперы, ни взрывники, ни, главное, сволота, готовая оплатить их услуги.

К примеру, та же Компания…

Левую, опухшую, ногу пробила короткая судорога, трость прогнулась, удерживая тяжкое тело, но Даниэль Александрович выровнялся. Присел на одну из скамеечек, в изобилии расставленных там и сям. Осторожно помассировал колено.

Нельзя заводиться. Консилиум категорически воспретил скверные мысли в нерабочее время.

Собравшись, Его Высокопревосходительство приказал себе на ближайшие два часа забыть о плохом…

Он думал о хорошем, когда верзила лейб-массажист, распластав пациента на диване, перебирал мышцу за мышцей жесткими и нежными пальцами, высекающими из дряхлой плоти искорки давно угасшего огня.

Он думал только о хорошем под окающий говорок курносой сестрички, хлопотливо снующей вокруг нефритовой ванны, до краев заполненной оранжевой маслянистой жидкостью, то и дело вскипавшей бутонами лимонной пены.

Он думал исключительно о хорошем, расслабившись в опутанном сотней разноцветных проводков угловатом кресле, крепко смахивавшем на древний электрический стул – жемчужину президентской кунсткамеры.

В сущности, думал он, внуку ничто не угрожает. Шамиль не идиот. Димка необходим ему живым и максимально целым. Это хорошо. Хуже, что парни из Истанбула повели себя так, словно Президент уже ушел в историю. Такое хамство прощать нельзя…

Стоп, сказал он себе. Ни слова о драконах.

Гипноизлучатель замурлыкал, залепетал тихо и вкрадчиво, словно лесной ручеек, ненавязчиво подталкивая Даниэля Александровича в струящееся внебытие лечебного сна…

Все пошло своим, загодя размеренным чередом.

Семнадцать ноль-ноль: процедуры завершены.

Лечащий врач, добродушный здоровяк, трясет эспаньолкой и рассыпает мелкий смешок на пороге санчасти. (Все там будем. И вы, батенька, тоже. Но очень не скоро.)

Семнадцать тридцать: кинозал.

Просмотр очередной версии «Даниэля раскованного». В главных ролях: Абдулла Искандеров и Голди Вупберг, в роли генерала Коршанского Гиб Мелсон. (Не так это было, совсем не так!)

Девятнадцать тридцать: ужин при свечах.

Тосты с джемом. Бокал апельсинового сока. Прозрачный парок над серебряной кастрюлькой и низкие поклоны испуганного шеф-повара. (Какая гадость, Чжао, ваша заливная рыба…)

Двадцать ноль-ноль.

Личное время.

Можно поиграть в шахматы с киберпартнером. Или в шашки. А можно и не играть. Вот, на столике у кровати, непременная «Антология анонимной поэзии конца ХХ века». Читано-перечитано, едва ли не сотня любимейших рубайи заучена наизусть, а все же…

– Коль жизнь дана, пройди ее сполна, – с чувством продекламировал лох-ллевенский Дед, подтягивая поясок легкого халата, – изведай вкус пуркарского вина, младою девой насладись, коль сможешь, и перечти сатиры Лукина…

Замер, вслушиваясь в отзвук.

Покачал головой.

Буркнул:

– Эк сказано! А мы тут в игрушки, понимаешь, играем.

На краткий миг светло взгрустнулось.

Вот это – нетленно. Всех черви сгложут, а это останется…

Из горних высей Его Высокопревосходительство выдернул колокольчик пневмопочты.

Шуршание. На столе – россыпь кристаллов.

Один из полупрозрачных ромбиков, помеченный крохотным полумесяцем – эмблемой истанбулского отделения Конторы – и алой полосой – символом строжайшей конфиденциальности, был аккуратно отодвинут в сторону. Остальные, один за другим, канули в пасть дешифратора.

По мере ознакомления Даниэль Александрович то скупо улыбался, то слегка хмурился, а пару раз даже удивленно покачал головой.

Донесение из «Стерео-Центра». И.о. директора имеет честь сообщить, что проект «Возвращение Одинокой Звезды» запущен в производство сегодня, 29 августа; первые серии выйдут на стереоэкраны не позднее середины сентября.

Похвально. Оперативно. Будешь, «и.о.», директором.

А вот господин Смирнов Ю.В. в очередной, пятый, раз подчеркивает, что ни о какой компенсации за помощь государству в поисках объекта «Туз» не может быть и речи.

Ясно. Пора опять звать Юрия Валерьевича на чашку чая.

Информация от Тахви: объект «Туз» доставлен. В соответствии с инструкцией, приступили к стандартной проверке.

Отлично. Вся эта мистика, видимо, чушь, но, если личное дело Туза не липа, хлопчик и впрямь может быть полезен.

Опять от Бебруса: досмотр рейсовиков Компании таможнями космостанций осуществляется по графику. Нарушений нет.

Что и требовалось доказать.

Тю! А это еще что?

Семья покойного Буделяна, кусошничающая, по слухам, на паперти в Килие, благодарит Его Высокопревосходительство за строгий, но справедливый урок и нижайше молит господина Президента о снисхождении…

Они там, видимо, поехали мозгами. Арест на счета и недвижимость наложен в строгом соответствии с законом; при чем тут Президент?! За свои нынешние достижения несчастные христарадники могут благодарить лично господина Салманова.

Покачав головой, Даниэль Александрович улыбнулся.

Такие послания, смешные и немножко трогательные, ничуть не хуже любимых стихов соответствуют сентиментальному чтению, прописанному консилиумом на сон грядущий…

Каким образом сей документ оказался в вечерней почте, разумеется, придется выяснять, и выяснять крепко, но в целом цидулка развлекла.

Ну, какие новости из Истанбула?

Экран дешифратора выдает: «УВЫ«. Ничего больше. Но лицо Президента застывает, словно на юбилейной монете.

Шамиль удержался.

Жаль.

Имам не готов к компромиссу. Имам напуган. Он не выйдет на переговоры, пока не поймает Димку. Но появись в рукаве Компании такой козырь, и господа Смирновы пойдут на все. Вплоть до финансирования радикал-сепаратистов во Внешних Мирах.

А это уже Четвертый Кризис.

Почти двадцать лет Президент поощрял равномерное укрепление позиций Компании и «ССХ».

Сегодня «концепция Коршанского» трещит по швам…

Тягучий холодок заворочался под диафрагмой, мягкие лапки сдавили сердце, во рту появилась сухая горечь, и жилка на виске запульсировала звонко, словно бубенчик.

Даниэль Коршанский, четырежды Герой Галактики, кавалер «Берсерчьего Зуба» первой степени с мечами и полного банта «За амок в бою», присвоенного еще прежним, давно забытым Федерацией президентом, был растерян.

Наверное, сейчас было самое время воззвать к Господу, иже милостив и молящих не отвергает. Увы, господин Президент, хотя и первоприсутствуя по долгу Всех святынь Попечителя на самых разных церемониях, в душе так и остался агностиком.

Посему молиться он не стал, а, секунду помедлив, решительно протянул руку к дряхлому черному телефону без проводов.

Покрутил рычажок. Сказал:

– Это я. Вы бы не могли сейчас зайти?

Положил трубку на медные рожки. Прикрыл глаза.

И сначала ничего не произошло, разве что в кончиках пальцев, как всегда в таких случаях, возникло морозное покалывание.

А потом пунцовый огонек лампадки, трепещущий под темноликой иконой в тяжелом серебряном окладе, запрыгал, замельтешил, наливаясь живым светом, и крылья трех ангелов встопорщились, а нежные лики осветились улыбками.

– Здравствуйте, Коршанский. – Высокий, немного нескладный человек неспешно вышел из пламенного всплеска, опустился в креслице и мягко поинтересовался:

– Есть проблемы?

Господин Гуриэли смотрелся потрясающе.

Элегантнейший костюм-тройка, на сей раз – лилейно-белый, с легким перламутровым отливом. Бордовая сорочка. Жемчужно-серебристый галстук, завязанный умопомрачительным узлом. В маленьких, лукаво прищуренных голубых глазках – сама доброжелательность и чуточку иронии.

Эдвард Юсифович не считал нужным менять имидж.

Примерно так же выглядел он тридцать с лишним лет назад, когда корпус генерала Коршанского, растерявший в непрерывных боях девяносто процентов техники и треть личного состава, увяз в ноябрьской грязи между Вилковом и Савранью…

В ту осень Жирный Балух пошел ва-банк. Подонок не подлежал амнистии и мог выжить, только уничтожив самое Федерацию. Его вышколенные головорезы, не испытывавшие недостатка ни в жратве, ни в медикаментах, сумели отрезать Особый корпус от баз, а резервов у правительства не оставалось вовсе.

Четырежды в час над буераками и колдоёбинами гнусаво взвывали матюгальники, призывая «невидимок» вязать командиров, суля немерено бабла и голдяхи, а тем временем на пригорках один за другим вырастали зеленые купола, дикобразно щетинящиеся трубами излучателей. Сорокаствольные армейские «Жупелы», уминая гусеницами глину, выходили на огневые позиции…

К четырем утра бойцы переоделись в чистое, капеллан, разложив утварь на зарядных ящиках, служил для желающих молебен по упрощенной программе, а начальник штаба Валерио Бебрус, Тахви, в те дни еще бесшабашно-черноусый, отложив в сторону брусок, любовался лунным сиянием до синего звона заточенного вакидзаси. Прощальный хайку, противу ожидания, удался, и обряд сеппуку, намеченный начштаба на миг восхода, обещал стать образцовым.

Вот тогда-то к Даниэлю Коршанскому, тупо пялившемуся в разложенную на столе трехверстку, впервые явился господин Гуриэли. Эдвард Юсифович как раз бродил по Европе и совершенно случайно оказался в нужное время в нужном месте. Впрочем, это выяснилось гораздо позже, а той ночью все произошло просто и неброско, без никому не нужных эффектов.

Подпрыгнуло, задергалось и посветлело ало-желтое пятнышко, цветущее на почти догоревшем фитиле керосинки.

Всколыхнулись тени.

Высокий, чуть нескладный человек в изысканно-пятнистом костюме-тройке и рубашке-апаш цвета хаки с выглядывавшей из-под ворота тельняшкой от «Kudrjavtceff» вышел из мглистого угла, не спросясь, уселся на табурет и, глядя сквозь хозяина, произнес длиннейшую маловразумительную тираду, основным смыслом коей являлись совершенно здравые утверждения, что Балух суть грязное животное, но дело не в нем, а в правительстве, превратившемся в отстойник для мудаков, и вообще, завершил Эдвард Юсифович, с Кризисом пора кончать, потому что сколько ж можно?..

Далее речь пошла о сущих пустяках.

Затем господин Гуриэли удалился, сунув на прощание в руки генералу Коршанскому громоздкий, неимоверно уродливый телефон и буркнув нечто похожее на «Сим победиши!». А на рассвете Особый корпус, пойдя в атаку, опрокинул, распластал и вмял в степной суглинок бестолково мечущихся бовбаланов.[1]1
  Презрительное малороссийское ругательство.


[Закрыть]

И когда на следующий день Жирного Балуха вместе со штабом коптили заживо посреди главной площади Арциза, его семиподбородочная харя до самого конца была искажена полнейшим непониманием ситуации. Точно так же, как и лица депутатов совета Земли, выслушавших спустя месяц корректное сообщение полковника Бебруса о том, что они могут расходиться по домам…

Впоследствии господин Гуриэли ни разу не отказал господину Президенту в консультации, и, размышляя подчас об Эдварде Юсифовиче, простом и загадочном, Его Высокопревосходительство точно знал лишь одно: се – человек. Такой же, как он сам. Как любой из миллиардов граждан Федерации. Разве что гораздо человечнее…

– Есть проблемы? – повторил гость терпеливо и понимающе нахмурился. – Вижу, есть. Хвораете. И это плохо. Здоровье нужно беречь, мы с вами уже не так молоды, Коршанский. Ну что ж, я, как вам известно, своих обещаний не забываю…

Сунув руку во внутренний карман пиджака, господин Гуриэли выудил оттуда неимоверной пушистости котенка, серенького с проблесками серебряной голубизны.

– Прошу любить и жаловать: Иннокентий. Кешкой не называть ни в коем случае. Они обижаются…

Выпустив животинку на стол, Эдвард Юсифович слегка подтолкнул ее к Его Высокопревосходительству.

– Гладить не меньше двух часов в сутки, Коршанский, и инсульты как рукой снимет. Гарантирую.

Рассеянный взгляд обежал кабинет.

– Вашего карапуза уже и не узнать. Совсем взрослый…

Из глубин стереокарточки, висящей над президентским ложем, господину Гуриэли приветливо улыбался рослый курсант в лихо заломленном десантном берете.

– Хороший мальчик. И не шалун, – сказал Эдвард Юсифович задушевно. – А это очень важно, Коршанский. У нас с вами вообще замечательная молодежь. И мы должны, – голос его возвысился и окреп, – нет, мы обязаны думать в первую очередь о ней. Дети, они ведь так неопытны, так беззащитны…

Котенок утвердительно мяукнул.

– Мне пора, – уже совершенно деловым тоном сообщил Эдвард Юсифович, энергически поднявшись. – Дела, знаете ли. А вы, Коршанский, не волнуйтесь. Право же, не надо. Все у вас получится. Главное, не забывайте гладить Иннокентия. И еще…

Он чуть насупил брови, и на столе возник плотный пластиковый квадратик.

– Попробуйте связаться вот с кем. На меня не ссылайтесь. У нас с ним определенные сложности…

Кивнул на прощание. И убыл. Как всегда, тихо и неброско. Лишь золотой лучик, играющий на серебре оклада, всколыхнулся напоследок и вновь обернулся темным огнем лампады.

А стрелка часов указывала уже не пять, а целых восемь минут до отбоя. Время, как всегда после визита господина Гуриэли, попятилось, позволяя поразмышлять без спешки.

Гул в висках прошел. Мыслилось легко и свободно.

Эдвард Юсифович прав. Главное богатство Федерации – молодежь. О ней и следует думать в первую очередь. Если же на Валькирии не могут должным образом наладить розыск, значит, следует послать настоящих профессионалов.

Что же касается Компании…

Имаму уже не до политики. Пусть думает, как без большой драки вернуть хотя бы часть того, что урвали под шумок господа Смирновы, и пусть радуется, что легко отделался, поскольку вообще-то вор должен сидеть в тюрьме.

А Президенту необходимо всего лишь жить. И всё.

– Диктатуры Коршанского нет и не будет, – пухлые стариковские пальцы погладили шелковистую спинку, и по шерстке пробежала искра. – А другой диктатуры, Иннокентий, мы не допустим. И Димку я им не отдам.

Котенок согласно заурчал.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю