Текст книги "Рябиновые зори"

Автор книги: Лев Сорокин

НЕЖНОСТЬ

НЕЖНОСТЬ

 
Бояться нежности
                           не надо,
Она и в наши дни нужна.
Как пашне – ливни,
Солнце – саду,
Крутому берегу —
Волна.
 
 
О, нежность женского признанья,
Объятья краткие отца, —
Они в годину испытаний
Рождают мужество бойца.
 

«Ходят пары с протяжною песней…»

Ирине

 
Ходят пары с протяжною песней
И целуются жарко во мгле.
Но чего же я жду?
Всем известно,
Что тебя уже нет на земле.
 
 
Двойники, мне сказали, бывают.
Ты в другой, может, отражена?
Вон и воды луну отражают,
Но в воде-то совсем не луна.
 

ОСЕННЕЕ

 
Вот и кончилось,
                        кончилось лето.
Под высокий призыв журавлей,
Потревожены ветром рассвета,
Стайки листьев слетают с ветвей,
 
 
Что же в этом особого?
Просто
Повторяется заповедь лет.
Но вошел в обнаженные рощи
Беспощадный
Пронзительный
Свет.
 
 
И видней —
             грозовые заметы,
И бугры узловатых корней…
 
 
Паутинка,
            державшая лето,
Дрогнув,
Лопнула между ветвей.
 

ИЮНЬСКИЙ СНЕГ

 
Циклон берет
На Севере разбег,
И разрывает воздух разогретый,
И, как десант,
Выбрасывает снег
В уральское
Встревоженное лето.
Июньский снег —
Не радость, а беда,
Июньский снег —
Тяжелая забота.
Заснеженные смотрят города
В поля,
         где под угрозою работа.
Июньский снег
Ложится на сады,
Да так,
Что ветки мощные ломает.
И пар валит клубами от воды,
Как будто пруд кипит
И выкипает.
Июньский снег растает,
                                    как беда.
Но в нем была губительная сила.
Ах, если бы судьба нам никогда
Июньский снег
                      в сердца не заносила!
 

ПЕРЕД ГРОЗОЙ

 
Слыша дальнее громыхание,
Все стихает в полях, в лесах.
Как томительно ожидание,
Как похоже оно на страх.
 
 
Каждый кустик
И стебель
Стелется,
Словно спрятаться захотел.
Не хочу замирать,
                        как деревце,
Перед ливнем гремящих стрел.
 
 
Мелкой дрожью река охвачена.
Но ударил ливень косой…
 
 
Сколько времени зря потрачено
На затишье
Перед грозой.
 

СОСНЫ

 
Тугие ветры
До заката
Из леса выкатят грозу,
Где сосны —
Сверху желтоватые
И закопченные – внизу.
 
 
Их словно время опалило,
Промчавшись огненной рекой.
Но в опаленной части —
Сила,
Опора
Кроны молодой.
 
 
И снова молнии сверкают
Щербатым лезвием косы.
Стволы скрипят,
Но помогают
Ветвям
Отбиться
От грозы.
 

«Беднее обмелевшая река…»

 
Беднее обмелевшая река,
Над ней уже
                не видишь рыбака,
По ней плоты —
Земные облака —
Теперь не проплывут издалека.
 
 
Лови дождинки или не лови, —
По ливню непришедшему тоска.
И сердце человека без любви,
Как будто обмелевшая река.
 

«Я разрываю нити разговора…»

 
Я разрываю нити разговора,
Когда Тагильский близится вокзал,
И вспоминаю женщину,
                                    с которой
Рассветы над Онегою встречал.
А может быть, и нет ее в Тагиле?
Прошло десятилетие —
                                не год.
И даже адрес вспомнить я не в силе:
Затерян он под грудами забот.
Но в длинные вечерние минуты
Сомнения встают со всех сторон:
– А вдруг тогда я адрес перепутал?
И не сумел помочь мне почтальон?
Не потому ли не было ответа?
Молчанием моим оскорблена,
Та женщина проходит рядом где-то,
Совсем одна,
С тех самых пор одна?
О женщины,
                простите,
                             что я в лица
Заглядываю пристально,
                                     дерзя,
Надеюсь,
           что тагильские зарницы
Мне озарят знакомые глаза.
И вновь я в них увижу отраженье
Закатных красок
                        северного дня.
И белых чаек белое круженье,
И светлячок маячного огня.
И побегу я, повернувшись круто,
За отраженьем тем
В толпу людей,
И догоню его,
И хоть минуту,
Но я побуду с юностью моей!
 

«Ты рванулась радостно навстречу…»

 
Ты рванулась радостно навстречу,
Но глаза, краснея, отвела,
Будто бы
           случайно
                        в этот вечер
Ты на нашу улицу пришла.
 
 
Прогуляли мы до полвторого,
Ничего ты не сказала мне,
И расстались молча,
Только снова
Я с тобою встретился во сне.
 
 
Понял я:
Не жить без новой встречи,
Сплетена невидимая нить.
Ты прости,
              но буду каждый вечер
Я к тебе
        «случайно»
                        заходить.
 

ВТОРОЕ ЦВЕТЕНИЕ

Римме

 
Слышишь,
              удивляется народ:
– Осень,
            а черемуха цветет!
В триста лет такое —
                           только раз!
Это же, любимая, для нас!
Милая,
Вторичное цветенье,
Славная,
Вторичное цветенье!
Так берем такси без промедленья
И – быстрее в дачную черту,
Где среди желтеющих березок
Белая черемуха в цвету.
Милая,
Вторичное цветенье
И в душе,
И в сердце,
И в лесу.
Я тебя —
Долой же все сомненья! —
На виду у мира пронесу!
Друг от друга где-то в отдаленье
Отшумело первое цветенье,
Лепестки осыпав поутру
На студеном северном ветру.
Снова жарко!
Это бабье лето!
Вновь бродить мы будем до рассвета.
Небывалый нынче выпал год:
Осень,
       а черемуха цветет!
 

«Раньше кочевали на верблюдах…»

 
Раньше кочевали на верблюдах,
На оленях или лошадях,
А теперь кочующие люди
Мчатся в современных поездах.
 
 
Или в самолетах реактивных,
А внизу,
Вулканами пыля,
В облаках,
И в радугах,
И в ливнях
Каруселит
Старая Земля.
 
 
Крутятся столицы и деревни,
Где-то там
              и твой кружится дом.
Пункты,
         где отметится кочевник,
Есть в командировочном моем.
 
 
Сколько дней таких уже в отчетах
Стиснуто в бухгалтерских томах.
Только в них ни слова о заботах,
О дождях,
             туманах
                         и громах.
 
 
О тоске,
Что вдруг на полустанках
Проступает солью седины.
Дети мы кочевников,
                               на танках
Кочевавших по годам войны.
 
 
В наши гены вложена в избытке
Древняя дорожная тоска, —
От седого русича в кибитке
И от молодого ямщика,
 
 
И от тех, кто шел на печенегов
И под стрелы половцев скакал…
Сколько снега,
Сколько нынче снега
На сосновый
Выпало Урал.
 
 
Ты стоишь на каменном Урале,
Ждешь меня на зорьке, как всегда,
О таких, как ты, и тосковали
Предки наши всюду и всегда.
 
 
Мы живем,
               пока нас не забудут,
Не состаримся,
                     пока нас ждут…
Равнодушно слушают верблюды
Поднебесный реактивный гуд.
 

«Облака, как обломки…»

 
Облака,
         как обломки
От мраморных плит.
На Онежское озеро
Осень орлит.
 
 
Только в сердце моем
Все,
    что прожито мной,
Не растает, как след
Корабля за кормой.
 
 
Закопченный буксир,
В волнах видный едва,
На канате зари
Тянет к нам острова…
 

НА МОСТУ

 
Чаек крикливых стая
Ссорится на лету:
Девочка кормит чаек
На старом пражском мосту.
Я и не знал,
                что можно
Вот так тосковать,
                          любя.
Видно, она похожа
Чуточку на тебя.
Или холодный ветер
Напомнил мне про Урал?
По берегам Исети
Древние стены скал.
И на скалистых кручах
Улицы городка.
Все это
         даже лучше
Видишь издалека.
Чаек крикливых стая
Ссорится на лету:
Девочка кормит чаек
На старом пражском мосту.
 

В ОКЕАНЕ

 
Точки,
Тире
И точки
Превратились в слова телеграмм.
В зимнем Свердловске дочка
Папу зовет по ночам.
 
 
Меж нами —
              Мадрида зори,
Гвинейской весны ветра,
Весну мы,
            со штормом споря,
Проплыли еще вчера.
 
 
И вот мы вплываем в лето,
В тропический влажный зной.
Все дольше я жду ответа
Со стороны родной.
 
 
Радист,
        подожди,
                     не надо
В эфир посылать тоску.
Отстукай,
           что скоро рядом
Мы будем на берегу.
 
 
И с лебединым рассветом,
Примчавшимся на Урал,
Пусть дочка меня и лето
Придет встречать на вокзал.
И городу жарко станет,
Грозой разродится зной, —
Часть Африки
                    в чемодане
Я привезу домой.
 

РЕВНОСТЬ

 
Море больше не штормовало,
Затихали седые дали.
Мы уже девятого вала
С замираньем не ожидали.
 
 
И баяны, и саксофоны
На корме нас развлечь старались.
Чьи-то девушки,
Чьи-то жены
Не своим мужьям улыбались.
 
 
Прижимались к ним ближе, ближе
В музыкальных вихрях фокстрота.
А потом под луною рыжей
Целовался у шлюпки кто-то.
 
 
Зло подшучивая над ними,
Я ушел с друзьями в каюту.
Но тебя с мужьями чужими
Тут представил я на минуту.
 
 
Расстояния,
Словно путы,
Мне рвануться к тебе мешали.
И друзья мои по каюте
Заворочались,
                    завздыхали.
 
 
Зубы сжав,
              чтоб не выдать стона,
Зря заснуть до зари старались.
Ах, зачем же, чужие жены,
Вы чужим мужьям улыбались?
 

«Если путь далекий…»

 
Если путь далекий,
Если вьюжит,
А еще так долго до утра,
Хорошо от ветра и от стужи
Скрыться у высокого костра.
 
 
Покрывает тонкие деревца
Пламени сверкающая медь.
Где ж ты, мой костер,
Который сердце
Мог бы,
Словно руки,
Отогреть?
 

«Не перекрашивай седины…»

 
Не перекрашивай седины,
Не опускай устало рук,
Взгляни,
Как хороши рябины,
Когда снега лежат вокруг.
 
 
Пусть в тучах вымерзли все грозы
И журавлиный скрылся клин,
Лишь после первого мороза
Есть сладость в ягодах рябин.
 

«Всему свой срок…»

 
Всему свой срок
На белом свете,
Всему свой срок,
Всему свой срок,
И вот уже рябины светят
В сто светофоров у дорог.
 
 
Но нам нельзя остановиться,
Не ждать же нам с тобой,
Пока
Тот светофор погасят птицы
И запоздавшие снега.
 
 
Пускай сигналят нам рябины:
– Всему свой срок,
Всему свой срок, —
Любовь сквозь осени и зимы
Бредет без тропок и дорог.
 

ЗЕЛЕНЫЙ ЛУЧ

 
Чайки хлопьями белой пены
С гребня вытянутой волны
Осыпаются
                 постепенно
У заката,
           как у стены.
 
 
Раскаленное солнце тонет,
Оступившись с покатых туч.
Где же,
         где же ты,
                       луч зеленый,
Предвещающий счастье луч?
 
 
Возле солнца вскипели волны,
Чайки подняли громкий крик.
Может, вынесут луч зеленый
Вместо рыбки они на миг?
 
 
Но стемнело…
Маяк бессонно
Замаячил с прибрежных круч.
И вот тут я
                в глазах зеленых
Вдруг увидел
                  зеленый луч.
 

ВОЛНА

 
А луна над землею огромная,
Волны – аж до луны! – высоки.
Рассерчало, знать, морюшко Черное,
Вновь твои не услышав шаги.
 
 
Все пронизано гневными ветрами,
Сорван парус приморской сосны.
Над годами,
Над километрами
Всплеск
Закрученной
Белой волны.
 
 
Вдалеке годы горами сгрудятся,
Но, как море,
Небес глубина.
Может, что-нибудь в жизни забудется,
Но не эта седая волна.
 

ПОМОГАЕТ ПРОШЛАЯ ЛЮБОВЬ

 
За любовь жестокая расплата
В жизни к нам приходит иногда,
Что казалось светлым нам когда-то,
Обернется черным на года.
 
 
Если б знать нам,
Если б только ведать!..
Но сквозь дни увидим:
Вновь и вновь
Пробиваться
Через боль и беды
Помогает прошлая любовь.
 
 
Если бы ее мы не встречали,
Что бы нам служило маяком?
Растворяем новые печали
В яром озарении былом.
 
 
Не одни прощальные закаты,
Зори к нам плывут из облаков.
Я готов платить любую плату,
Только повторилась бы любовь.
 

«Я знаю, что это все необъяснимо…»

 
Я знаю,
         что это все необъяснимо,
И логики нету тут —
                          ну, никакой:
Но вдруг называют
Чужую любимой,
Любимую вдруг
Называют чужой.
 
 
Но вы не кляните ушедшую шибко,
Наверное, есть в этом ваша вина?
Негаданно вдруг возникает улыбка,
И так же нежданно исчезнет она.
 

«От мороза белого…»

 
От мороза белого
Над землею звень.
Что же ты наделала,
Глупая сирень?
 
 
Повстречала оттепель,
Думала —
Апрель!
А утешит кто теперь,
Если вновь метель?
 
 
Теплотою встречена,
Позабыла страх,
Вызрела доверчивость
В почки
          на ветвях.
 
 
Значит, все потеряно?
Но забьет капель.
Лишь бы ты поверила
В истинный апрель.
 

«Откуда злые женщины берутся?..»

 
Откуда злые женщины берутся?
Характеры такие, говорят.
Но в грохоте семейных революций
Мы вспоминаем ласковых девчат.
 
 
Неужто те девчата перед нами?
Но сколько возле глаз у них морщин.
Как изменяют женщину с годами
Болезни близких,
Служба,
Магазин…
 
 
Авоськи,
Дети,
А потом – внучата,
И после беготни —
Короткий сон.
Как быстро превращаются девчата
В сварливых жен,
В необъективных жен.
 
 
Забыты все сиреневые сказки,
Из сердца улетели соловьи.
А может, женам
Не хватает ласки,
Цветов,
Вниманья,
Попросту – любви?
 
 
А мы свернуть им обещали горы,
Да оказалось много дел других,
И снятся нашим женам мушкетеры,
Которые сражаются за них.
 
 
Но не ревнуйте:
Мушкетеры эти
Законные мужья,
Не кто-нибудь…
Злых женщин не бывает на рассвете,
Они уже успели отдохнуть.
 

«Обиды, лед непониманья…»

 
Обиды,
Лед непониманья,
Тягучий быт,
Колючий взгляд —
Все растворяют расстоянья,
Лишь облик твой не растворят.
 
 
А значит,
Из снегов равнинных
Туда,
Где горной стала Русь,
Я доберусь
И гулким ливнем
Нежданно в двери постучусь.
 
 
С крыльца увижу —
Небо рядом,
Набито звездами до дна.
Но полыхнет над синим садом
Звезда знакомого окна…
 

ЛЕДОПЛАВ

 
Вот он,
        вот он —
                  ледоплав!
Над рекою —
              громы.
На дыбы
           с размаху встав,
Рушатся заломы.
 
 
Сколько снега утекло
В глубину разводий.
И весеннее тепло
Берега разводит.
 
 
Неужели так и мы?
Неужели тоже
В ледяном плену зимы
Я с тобою прожил?
 
 
То беда иль не беда, —
Я не знаю, право! —
Обнажается вода
В гуле ледоплава.
 

КАМЕННЫЕ РЕКИ

 
Каменные реки
Сползают с гор зеленых,
Каменные реки,
Кому они нужны?
Каменные реки
Не плещутся на склонах,
Каменные реки
Не волны —
Валуны.
 
 
Каменные реки!
Не к ним стремятся птицы.
Люди их проходят,
Ругаясь и скользя.
Каменные реки,
Нельзя из них напиться
И умыться тоже
Путникам нельзя.
 
 
Но они есть всюду,
Каменные реки:
С каменным лицом ты
Сидишь передо мной,
И глаза зашторили
Каменные веки, —
Неужели встретился
С каменной рекой?
 
 
Расшатать бы глыбы
Я смог на горных склонах,
Пусть гремят не волны —
Грохочут валуны,
Только жалко трав мне
Сочных да зеленых…
 
 
Каменные реки,
Зачем они нужны?
 

«А человек идет по небу…»

 
А человек идет по небу,
Сосульку звездную грызет.
Я на него смотрю:
И мне бы
Достичь заоблачных высот.
 
 
А человек уходит выше,
Берет за ручку звездный ковш,
И дождь серебряный по крышам
Стучит сквозь сито облаков.
 
 
И, как фонариком,
Звездою
Он раздвигает смело тьму.
Я так завидую герою,
Я так залезть хочу к нему.
 
 
И мне сегодня грустно очень,
Что до него мне не дойти,
Что без меня ему
Сквозь ночи
Шагать по Млечному Пути.
 
 
На дальних звездах
Зреет осень,
На ближних звездах
Тает снег…
А человеку только восемь,
И все рисует человек.
 
 
А мать кричит ему,
Что поздно,
Что без него полно забот.
Но человек идет по звездам,
Сосульку звездную грызет.
 

«Как верблюд, Туманами навьючен…»

 
Как верблюд,
Туманами навьючен,
День спустился
С поднебесных круч.
Мальчик-месяц
Сел на лодку-тучу
И забросил в речку
Лунный луч.
 
 
Луч сверкнул
Серебряною леской,
Может, клюнет окунь
Или сом?
Но заухал филин в перелеске,
И заржала лошадь за леском.
 
 
Ветерок метнулся,
Как незрячий,
Прямо в пламя
Яркого костра.
Мальчик-месяц,
И меня рыбачить
Ты возьми с собою до утра.
 
 
Ухни, филин,
Так, чтоб елки-палки
Покачнулись
В загустевшей мгле.
Разбуди заезжую русалку,
Чтобы в страхе бросилась ко мне.
 
 
Модные русалки городские
Непривычны к шорохам лесным.
Там, где волны катятся тугие,
Молча мы с русалкой посидим.
 
 
Может, мне вовек
Не будет лучше, —
Звездный свет
Прохладен и колюч…
Мальчик-месяц
Сел на лодку-тучу
И забросил в речку
Лунный луч.
 

«Щедры таежные кукушки!..»

 
Щедры таежные кукушки!
Ну как ты им не будешь рад,
Когда узнаешь на опушке,
Что жить еще —
Лет пятьдесят.
 
 
И не поверишь,
Да приятно:
Длиннее – день,
Короче – путь.
И на поляне предзакатной
Уже не сможем мы заснуть.
 
 
А соберемся возле песни,
И к нам придвинется гора,
И мы в глазах своих ровесниц
Увидим искорки костра.
 
 
С луны серебряные стружки
Рассыплет ветер по волнам.
 
 
А утром встретят нас кукушки
И насулят бессмертье нам.
 

В КОРАБЕЛЬНОМ БОРУ

 
Опять я повстречал врача лесного:
Проклюнув снеговую тишину,
Простукивает дятел.
Как больного,
Надломленную
Тонкую
Сосну.
 
 
А сколько сосен он уже простукал,
А сколько сосен он за сутки спас!
И корабельный бор его,
Как друга,
Приветствует на зорьке
Каждый раз.
 
 
И ветки перед вечером морозным
Цепляются за солнечную нить:
Так солнышко удерживают сосны,
Чтобы подольше дятлу посветить.
 

НА ПАСЕКЕ

 
Ах, эти пасеки в тайге,
Пчелиные аэродромы…
Застыли кедры вдалеке,
Не в силах сбросить знойной дремы.
 
 
Струится солнце,
Словно мед
Из золотистых сот сочится.
А там,
      где ходит пчеловод,
Кричит рассерженная птица.
 
 
И тонкий звон,
И тихий хруст
Плывут то слева,
А то справа.
Таежный воздух свеж и густ,
Настоян он на диких травах.
 
 
А неречистый пчеловод,
Идущий к ульям без опаски,
Спешит собрать для нас не мед,
А звуки,
Запахи
И краски.
 

ТРОПИНКА

 
Нынче осень грибами богата,
И опять на поляне грибной
Возле пня хороводят опята
Под мелодию песни лесной.
 
 
Прямо с пня
Дирижирует птица,
Машет правым и левым крылом,
На рябине остатки зарницы
Чуть колышутся под ветерком.
 
 
Все знакомо мне
И незнакомо —
Те же краски, что в прошлом году,
Только вот у речного излома
Я тропинки уже не найду.
 
 
Ну куда же она подевалась?
Почему же травой заросла?
Неужель никого не осталось
В избах старенького села?
 
 
Да и мы перед ней виноваты:
Всё поры ожидали грибной.
И опять хороводят опята
Возле бывшей тропинки лесной.
 

«Садоводы едут и дачники…»

 
Садоводы едут
И дачники
И судачат о нас, —
Хоть плач! —
Говорят,
          что мы неудачники,
Не имеем садов и дач.
 
 
И владельцы машин презрительно
На владельцев глядят седин:
«Жизнь прожили,
                          но удивительно:
Не имеют своих машин!»
 
 
Но плевать нам!..
И карта местная
Нас ведет на ручей лесной,
И палатка моя двухместная
Гордо горбится за спиной.
 
 
Чем не дача?
                Да переносная!
Я поставить ее смогу
Нынче около
Луга росного,
Завтра – где-нибудь
На берегу.
 
 
Ну а ягоды
Не у частника —
В стороне я беру грибной,
Я владею в лесу
Участками
С вами,
С ними,
Со всей страной.
 
 
И за каждый я куст поломанный
Беспощадно спрошу с людей.
…Утро хлынуло
Птичьим гомоном
На поющий ручной ручей.
 
 
У дорог поотстали дачники:
Не пройдут «Жигули» тропой…
И для нас они неудачники,
Как для дачников —
Мы с тобой.
 

«Как жизнь щедра!..»

 
Как жизнь щедра!
Но щедрость эту
Мы не используем порой.
Опять ромашковое лето
Без нас созрело за рекой.
 
 
Опять заречная тропинка
Травой колючей поросла.
Опять знакомая осинка
Меня напрасно прождала.
 
 
Мне утро,
Радугу рисуя,
Махнуло кистью дождевой.
Но заблудился не в лесу я,
В толпе шумливой, городской.
 
 
Окно зашторив от рассвета,
Смотрю я черно-белый сон.
А где-то рядом зреет лето,
Плывет кузнечиковый звон.
 

СОЛОВЕЙ В СВЕРДЛОВСКЕ

 
Сквозь шторы
Зари полоски
Врезаются в спящий дом.
Поет соловей в Свердловске,
Поет под твоим окном.
Замолкли другие птицы
В предутренней тишине.
Ты думаешь:
Песня снится
В цветном
Озвученном сне?
Сидит соловей на ветках
Повыше соседних птах.
Гостят соловьи так редко
В промышленных городах.
Но дымной облачной давке
Не скрыть зоревых лучей.
Опять
       по моей заявке
Поет тебе соловей.
 
 
Спорхнул соловей с березки,
Видать, торопят дела…
 
 
Нам пел соловей в Свердловске,
А ты его проспала.
 

ЛЕТНОЕ НЕБО

 
Вот опять винты вертолетные
Поднимают вокруг пургу.
Небо ясное,
Небо летное,
И остаться я не могу.
Сотни раз вылетал я «Анами»,
Поднимался в «Илах» и «Ту».
Был изрыт неземными ямами
Путь в морозную высоту.
Но хожу до седин в мечтателях,
Что сулятся достать звезду.
Словно летчики-испытатели,
Я испытываю судьбу.
И гудят сильней расстояния,
И бежит болотная гладь.
Не писал я тебе завещание,
Просто нечего завещать,
Кроме хмурой тайги немереной
Да нетающей высоты.
Но другого меня, уверен я,
Полюбить не смогла бы ты…
И опять винты вертолетные
Поднимают вокруг пургу.
Небо ясное,
Небо летное,
И остаться я не могу.
 

«Стрелки лезут упрямо за полночь…»

 
Стрелки лезут
                   упрямо
                             за полночь,
Но всю ночь
                 по заре мы плывем.
Заполярные летние волны
Золотым отлипают огнем.
 
 
Тот огонь под винтами клокочет,
Обожжешься —
Лишь брызги задень.
Ах, вы, белые, белые ночи,
Превращенные в солнечный день!
 
 
И запомнить мне хочется это,
Чтоб навечно остались со мной —
День
     длиною в полярное лето,
Ночь
     в полярную зиму длиной.
Не забыл я о Севере прежнем,
Что в метель пеленал
Глыбы скал.
Даже Север становится нежным.
Где ж я нежность свою растерял?
 
 
Как вы трепетны, светлые краски!
Если б только ты рядом была,
То слова в себе,
Полные ласки,
Ночью солнечной
Сразу нашла!
 
 
Я спешу в безотчетной тревоге
Оглянуться опять и опять.
На ухабах таежной дороги,
Видно, нежность боюсь расплескать.
 
 
Стрелки лезут упрямо
                                 за полночь,
Но к заре
           по заре
                     мы плывем.
Заполярные летние волны
Отливают неярким огнем.
 

ТАНЦПЛОЩАДКА

Первым качканарцам

 
Танцплощадку у белой березки
В день один
Настелил Качканар.
Словно пели смолистые доски
Под ногами танцующих пар.
 
 
Каждый молод,
Но старый-престарый,
Вальс известный —
Не шейк и не твист! —
Под брезентовый плеск Качканара
Вдохновенно играл гармонист.
 
 
Кто задорно,
А кто осторожно —
Закружили ребята подруг.
Было сладко и было тревожно
От мужских обнимающих рук.
 
 
И была танцплощадка наградой
За ударные темпы труда,
И сюда приносили вы радость,
И беду приносили сюда.
 
 
Облака комариного роя,
Если ты не один,
Не страшны,
Танцевали земные герои,
По-земному светлы и грешны.
 
 
А вдали огонек папироски
Все кого-то манил без конца.
…Танцплощадку у белой березки
Заменяют ли залы Дворца!
 

ОСЕНЬЮ

 
У нас так много в городе сирени!
Вам нравится,
                   когда она цветет?
А я люблю сирень
                          порой осенней,
Когда уже зиме пришел черед.
 
 
Когда бросает клен или береза
Дырявую
            безлиственную тень.
Но листья,
             обожженные морозом,
Не отдает упрямая сирень.
 
 
Вокруг земля ночами —
                       в снежной пене,
Крепчает ветер:
                  – Листья оборву!
Мне все казалось:
Нет нежней сирени,
Но дольше всех
Хранит она листву.