Текст книги "Дом Павлова"

Автор книги: Лев Савельев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Савельев Лев Исомерович
Дом Павлова

От автора

Героический подвиг защитников Дома Павлова вошел в историю Сталинградской битвы.

То, о чем повествует эта книга, рассказали участники обороны легендарного дома.

Эти люди на своей маленькой позиции держали несокрушимую оборону, вели уничтожающий огонь, создавали вокруг дома минные поля, ходили во вражеский тыл в разведку, корректировали с чердака артиллерийский огонь, обеспечивали связью, косили врагов снайперской стрельбой… На сгоревшей мельнице они отражали попытки врага прорваться к берегу Волги, дрались за городской вокзал, воевали у площади Девятого января, штурмовали «молочный дом»…

За мертвых говорила память живых.

В свое время мне приходилось писать о Доме сержанта Павлова. Читатели прислали много писем и материалов, относящихся к событиям, связанным с обороной этого дома. По-иному осветились некоторые факты, раскрылись новые, выявились участники событий, о которых не было известно. Надо сказать, что сведения о Павлове и его товарищах длительное время были крайне скупы. Да и сам Яков Федотович Павлов «нашелся» лишь в конце войны, после того как ему присвоили звание Героя Советского Союза.

Когда в 1954 году я начал поиски героев славного гарнизона, имена большинства защитников Дома Павлова не были известны. И вот тогда-то на помощь пришли многие советские люди. Сотрудники Архива Министерства обороны СССР сумели разыскать подробные данные, сначала о двадцати защитниках дома, а потом и о многих других. Это была первая нить к ветеранам.

Глубокую признательность автор приносит работникам Главного управления кадров и Архива Министерства обороны СССР, а также Волгоградского Государственного музея обороны. Они приложили немало усилий, чтобы отыскать затерявшиеся следы воинов сорок второго гвардейского стрелкового полка, на участке которого неприступным бастионом стоял Дом Павлова.

Работники военных комиссариатов, партийных и комсомольских организаций помогли разыскать многих из тех, о ком здесь говорится, а затем и встретиться с этими людьми. Всем им – самое искреннее спасибо.

Особая благодарность – полковнику Владимиру Васильевичу Гуркину, чьи добрые советы оказали мне большую помощь в обобщении военно-исторического материала.

Тринадцатая гвардейская

Дивизия Родимцева, в которой служил Яков Павлов, получила приказ выступать на защиту Сталинграда.

Это были самые тяжелые для города дни. Шла битва, каких не знала история. Великая Сталинградская битва…

Миллионы людей, многие тысячи самолетов, танков и орудий вели шесть с половиной месяцев грандиозное сражение на огромной территории.

Взяв Сталинград, гитлеровцы предполагали зайти в тыл Москве, прорваться на Кавказ, овладеть перевалами через хребет, захватить советские нефтеносные районы.

Многое, очень многое сулило фашистам успешное осуществление этих планов. Но они не сбылись.

Всем известен исход этой битвы. Он стал историческим этапом на пути к победе Советского Союза над фашистской Германией.

Победа под Сталинградом была тем более значительна, что теперь народы мира увидели в Стране Советов мощную силу, способную избавить человечество от «коричневой чумы».

Величие Сталинградской битвы признают и наши враги.

Вот что писал в своей книге «Поход на Сталинград», вышедшей через восемь лет после окончания войны, гитлеровский генерал Ганс Дёрр:

«Для Германии битва под Сталинградом была тягчайшим поражением в ее истории, для России – ее величайшей победой. Под Полтавой (1709 г.) Россия добилась права называться великой европейской державой, Сталинград явился началом ее превращения в одну из двух величайших мировых держав».

Миф о «непобедимости» гитлеровской армии был развеян уже в первую военную зиму. Разгром гитлеровцев под Москвой, поражения, которые они потерпели под Тихвином и Ростовом, в полной мере показали силу нашего оружия.

Но к лету сорок второго года стратегическая обстановка снова сложилась не в пользу Советской Армии. Ослабленные в весенних наступлениях, наши войска еще не оправились от неудач в Крыму, в районе Харькова и в Донбассе. Наиболее уязвимым местом оказалось наше юго-западное направление. Именно сюда и устремился враг – к Воронежу, к Волге, к предгорьям Кавказа. Для наступления на южном крыле фронта германское командование бросило до девяноста дивизий, двадцать пять из них перевели туда с Запада.

Пламя сражения разбушевалось на дальних подступах к Сталинграду, в большой излучине Дона. Начиная с семнадцатого июля, битва не затихала ни на один день. Советские войска своими контрударами, своей стойкой обороной изматывали врага. Наша оборона оказалась сильнее вражеского наступления.

Кровопролитные бои продолжались до конца июля и шли весь август. Теперь они уже перебросились в районы оборонительных рубежей, что протянулись вдоль Сталинграда с юга на север четырьмя полосами.

Эти укрепления у стен своего города сталинградцы создали в несколько недель.

То был титанический труд! Здесь переместили столько земли, сколько впоследствии вырыли на Волго-Донском канале.

Первые поезда с горожанами отправились на строительство в начале июля, когда враг был еще на дальних подступах. В кустарниках, в садах, надежно упрятанные в листве, выросли палаточные поселки.

Фронт был рядом. Но каждое утро, ровно в шесть, люди с ломами и кирками, с носилками и тачками, появлялись на своих участках.

Три внешних обвода не удалось закончить. Все же укрепления дали возможность сдерживать врага.

В первых числах сентября ценой огромных потерь противник подошел к четвертому, самому близкому к городу обводу. Этот рубеж – он оказался в наибольшей готовности – протянул-с я на сорок пять километров вдоль заводских поселков и окраин.

Здесь каждый день трудились восемнадцать тысяч человек. Под бомбежками и артиллерийским обстрелом женщины, девушки, подростки – многие из них никогда в руках не держали лопату – возвели тысячу шестьсот баррикад, вырыли двадцать один километр противотанковых рвов, соорудили сто двенадцать блиндажей для пулеметов, минометов, пушек…

У четвертого рубежа врага остановили.

Но противник усилил нажим. И над городом нависла смертельная угроза…

Сталинград обороняли две армии – шестьдесят вторая генерала Василия Ивановича Чуйкова, он принял командование в самые роковые часы Сталинградской битвы, и шестьдесят четвертая генерала Михаила Степановича Шумилова. Противнику удалось вклиниться между ними. И тогда главный удар повернулся против шестьдесят второй. Враг охватил ее подковой и прижал к Волге.

А Гитлер тем временем уже поспешил оповестить мир, что Сталинград пал. «Силы русских находятся на грани истощения, – кичился он. – Их сопротивление имеет лишь местное значение». Четырнадцатого сентября, нацеливаясь на центр города, фашисты ввели в действие крупные силы пехоты и танков.

В этот тяжелый для города день уже спешила на помощь Тринадцатая гвардейская стрелковая дивизия. И весть о том, что помощь близка, прибавила силы тем, кто истекал кровью на правом берегу реки.

Продержаться! Во что бы то ни стало продержаться!

Напряжение в осажденном городе росло с каждым часом. Противник захватил вокзал, а в Сталинграде он находится совсем близко от центра города. Вражеские пулеметчики обосновались в Госбанке и доме специалистов – эти два высоких здания господствовали над берегом. Ружейно-пулеметный огонь достигал центральной пристани – враг грозил отрезать переправу, рассечь город на две части.

Бой уже шел меньше чем в километре от командного пункта Чуйкова.

Во второй половине дня за оружие взялись офицеры штаба армии и политотдела. Они залегли в руинах прибрежных улиц, отстаивая каждый дом и каждый метр земли.

Стойко удерживая в своих руках берег Волги, защитники Сталинграда прикрыли высадку первых барж с гвардейцами Тринадцатой дивизии.

Грудь Александра Родимцева украшала Золотая Звезда. Вторая рядом с ней загорелась позднее, после победы. Но ту, первую свою Звезду капитан республиканской армии Гешос Павлито – «русо камарадос Павлито» – добыл на древней и прекрасной земле Испании, когда под огнем врага формировал первые регулярные подразделения Народной армии, когда обучал испанцев владеть советскими пулеметами.

И вот командиру дивизии Родимцеву, теперь уже генералу, окончившему академию имени Фрунзе, снова предстояли уличные бои.

Боевой путь дивизии начался в августе сорок первого года. Тогда это еще был Третий воздушно-десантный корпус. Он участвовал в обороне столицы Украины города-героя Киева, сдерживал. Брага на реке Сейм, совершал дерзкие удары по тылам противника.

Двадцатого ноября, когда воздушно-десантный корпус переформировали в восемьдесят седьмую стрелковую дивизию, ее командиром стал Родимцев. То было тяжелое время многодневных ожесточенных боев за город Тим. Именно эти бои и явились рождением новой гвардии. Девятнадцатого января сорок второго года дивизию преобразовали в Тринадцатую гвардейскую. Приказ народного комиссара обороны так и гласил: «За проявленную отвагу в боях за Отечество с немецкими захватчиками, за стойкость, мужество, дисциплину и организованность, за героизм личного состава».

Всю зиму – до самой весны – длились бои в районе города Щигры. А затем наступила полоса неудач на харьковском направлении.

В конце июля дивизия, находясь в резерве, расположилась в лесу волжской поймы против города Камышина.

Полки, батальоны и роты набирались сил. Дивизию пополнили и опаленные в боях бывалые воины, уже належавшиеся в госпиталях, и совсем еще юнцы, впервые надевшие шинель.

Начались тяжелые многокилометровые учебные походы и тренировочные переправы через Волгу. Наставниками были прославленные ветераны дивизии, ее лучшие стрелки и разведчики, истребители танков и пулеметчики. В ротах и взводах то и дело появлялась фигура в красноармейской гимнастерке и генеральскими петлицами – командир дивизии с утра и до позднего вечера отрабатывал с бойцами тактику уличных боев. Люди готовились к упорной обороне и смелым наступательным действиям.

Так продолжалось шесть недель, вплоть до двенадцатого сентября, когда поздней ночью пришел боевой приказ: переправиться в Сталинград!

Объявлена тревога. К ним здесь привыкли, учебные тревоги назначались нередко. Но теперь едва уловимые признаки говорили: вот оно, началось!

На рассвете в полках появились автоколонны резерва Главного командования, и машины стали поглощать взвод за взводом, батальон за батальоном. В движение пришла вся дивизия – десять тысяч человек.

На автомобили погрузили и разожженные кухни – пища продолжала вариться на ходу. Водители строго соблюдали дистанцию не меньше ста метров – в небе шныряли фашистские самолеты.

К вечеру дивизия расположилась в лесу. Стояла теплая осень, с деревьев уже слетала листва, устилая землю золотистым ковром. Здесь, поближе к городу, вражеские самолеты появлялись чаще. Но колонна надежно замаскировалась, и противнику нащупать ее не удалось.

Ночь принесла с собой короткий солдатский сон – его не могли нарушить ни разрывы бомб, ни гул отдаленной канонады, доносившейся со стороны реки.

А в штабах не спали. Там деятельно готовились к переправе.

Тринадцатой дивизии отвели участок в центральном районе Сталинграда, растянувшегося узкой лентой вдоль волжского берега на шестьдесят километров. Теперь уточняются участки, где предстоит действовать полкам и батальонам.

Склонившись над столом, начальник штаба дивизии подполковник Тихон Владимирович Вельский показывает командиру батальона Червякову направление на вокзал. Первый батальон сорок второго полка откроет переправу всей дивизии. Именно ему, Захару Петровичу Червякову, бывшему сумскому учителю начальной школы, а ныне старшему лейтенанту и командиру батальона, предстоит повести людей к занятому противником зданию вокзала и вышибить его оттуда. Как только батальон переправится, сразу же следует пробиваться к вокзальной площади.

Червяков впился глазами в карту. Надо решить уравнение со сплошными неизвестными. Куда причалит баржа, на которой будут переправляться? Да и вообще, что там ждет на берегу?

А потом, после удачной высадки, как разобраться в этом городе? И не отрываясь от карты, словно размышляя вслух, спрашивает:

– Маршрут?.. Какими улицами?..

– Никаких там улиц! – говорит начштаба. – Одни развалины. А вот ориентиры надо запомнить: Госбанк, универмаг, городской театр, гвоздильный завод… А там и вокзал. У вас будут проводники. Впрочем, вокзал и без проводника увидите. Он сам себя покажет…

Начальник штаба был прав. Где там разглядывать улицы, когда город в руинах! Бой пойдет напролом – сквозь кварталы домов, сквозь огонь и пули, что хлещут из-за каждого обломка стены…

На рассвете комиссар дивизии Михаил Михайлович Вавилов пришел к командиру сорок второго полка Ивану Павловичу Елину. Тот вместе с комиссаром полка Олегом Иольевичем Кокушкиным сидел на разостланной среди густого кустарника плащ-палатке. Они собирались завтракать.

Коренастый, с широким лицом, Елин был лет на десять старше приземистого Кокушкина. Комиссар был еще очень молод. Под стать молодости и его отвага. Об этом наглядно говорили награды, полученные им за полгода войны, – два ордена Красного Знамени.

Боевые дни сблизили этих людей. К тому же оба они сталинградцы. Командир полка родом из Дубовского района, комиссар работал до войны на тракторном заводе.

Двадцать два года назад Иван Елин, красноармеец отдельного артиллерийского дивизиона легендарной Азинской Железной дивизии, оборонял красный Царицын. Теперь он, уже командир гвардейского полка, снова у стен родного города.

– Вот и вернулись домой, Олег Иольевич… Не думал я, что еще раз придется воевать в этих местах, – проговорил Елин своим хрипловатым голосом.

– А я, разве я мог бы когда-нибудь поверить, что на моем тракторном будут рваться снаряды? – задумчиво ответил Кокушкин.

Как поведет себя завтра полк? Оправдает ли добытое кровью высокое гвардейское звание? Исход предстоящего боя зависит от мужества каждого из тех, кто сейчас забылся сном здесь в лесочке. Впрочем, в этих людях командир полка уверен!

Переправа началась с наступлением темноты.

Ночью же боевые задачи получили и подразделения. Так же как и командир первого батальона Червяков, его коллеги, командовавшие остальными батальонами, разглядывали чистенькие листы только что полученных карт и хмурились, стараясь разгадать, что таят в себе эти ровные квадраты кварталов. Комбаты прикидывали, пока что в уме, боевые задачи для своих рот, и всех тревожила одна мысль: подоспеет ли оружие?

В заволжском резерве дивизию вооружить полностью не успели. Предназначенные для нее карабины, пулеметы, противотанковые ружья запаздывали. А тут полки подняты по тревоге, враг прорвался, ждать нельзя. Было приказано выступать с чем есть, а вооружаться в бою.

Но вот комиссар дивизии Вавилов принес важное известие: Военный совет фронта позаботился, чтоб полк, который будет переправляться через Волгу первым, был отлично вооружен. Ящики с оружием уже в пути, они будут с часу на час…

Вскоре стали прибывать грузовики. Тут же в лесу, на небольшой поляне, построены все три батальона сорок второго гвардейского стрелкового полка: первый батальон – старшего лейтенанта Захара Червякова; второй – капитана Василия Андриянова; третий – капитана Виктора Дронова.

Развернуто алое боевое гвардейское знамя.

Воины подходят к дощатому столику. Они получают оружие и торжественно клянутся не выпускать его из рук, пока бьется сердце.

Вот получают карабины коммунист Александр Александров, вслед за ним ефрейтор Василий Глущенко. Затем два земляка – Никита Черноголов и Андрей Шаповалов. Скоро они пойдут с этим оружием в рейд по вражескому тылу, и мы еще услышим их имена…

К столу подходят бронебойщики Григорий Якименко и Файзерахман Рамазанов. До конца сталинградских боев не разлучатся друзья с противотанковым ружьем, которое они получили, и принесет оно гибель не одному фашистскому танку!

Вслед за прославленным пулеметчиком старшим сержантом Ильей Вороновым, станковый пулемет вручают Павлу Демченко. Кто мог знать, что этому пулемету суждено оказаться в музее!

Ручные пулеметы для своего отделения получает Яков Павлов. Плотный, приземистый колхозный паренек из деревни Крестовая, что в Новгородской области под Валдаем, он пришел в дивизию в мае 1942 года. В ее рядах он проделал нелегкий путь из-под Харькова до берега Волги. Солдат – каких миллионы, и ничто сейчас не говорило, что имя Якова Павлова прогремит на весь мир и станет символом солдатской славы.

Взволнованные, вытянулись перед строем командир и комиссар полка – гвардии полковник Елин и гвардии старший батальонный комиссар Кокушкин. Они стоят все время, пока натруженные руки бережно берут новенькие, в заводской смазке, винтовки и автоматы, пулеметы и бронебойные ружья.

И безмерно величественной была деловито безмолвная церемония.

Оружие роздано. Подсумки плотно набиты патронами. Рассованы по карманам, заткнуты за пояса гранаты. И тогда в ротах огласили приказ Военного совета Юго-Восточного и Сталинградского фронтов. «Никогда не отдадим Сталинграда, – говорилось в приказе. – А на подступах к нему окончательно разгромим гитлеровских захватчиков. Таков приказ Родины!..»

Короткий митинг – и в пешем строю полк выступил к месту переправы. Вначале дорога вела лесом – все так же по-осеннему праздничным. Под ногами шуршал сухой лист, пахло грибами. И только приглушенный гул далекой канонады напоминал о том, что происходит на другом берегу.

Чем ближе к городу, тем слышней, тем явственней грохот орудий. Когда вышли на опушку, сразу открылась Волга. И, окутанный дымом пожарищ, предстал глазам Сталинград.

Внизу, вдоль противоположного правого берега, текла по Волге другая, еще одна река – огненная. То горела нефть, выливавшаяся из простреленных баков нефтехранилищ.

Но и к левому берегу, омываемому прозрачной водой, приблизиться было трудно. Враг уже занял в центре города высокие дома, установил на чердаках наблюдательные пункты, держал под прицельным огнем всю округу. И как только голова колонны показалась из-за деревьев, начался артиллерийский обстрел.

Стало ясно, что при свете дня к берегу не подойти. Батальоны рассредоточились и снова укрылись в лесу – до наступления темноты.

Тем временем Елин и Кокушкин с одним связным – нечего тут маячить лишним людям! – пошли к речникам. Пробираться приходилось, маскируясь в прибрежных кустах.

Молодой политрук со щегольскими светлыми усиками – комендант переправы – стал показывать свое хозяйство:

– Здесь у нас пристань, там – баржи, левее – буксиры…

Елин и Кокушкин, как ни старались, ничего, кроме кустарника, разглядеть не могли. Полковник так и сказал. Высокая оценка маскировки польстила политруку, однако излишняя самоуверенность была тут же наказана: снова посыпались снаряды. Вражеские наблюдатели обнаружили даже этих, четверых… Политрук поспешил увести гостей в укрытие. Полторы сотни метров до ближайшего блиндажа преодолели ползком.

– Вот так мы и живем, – проговорил политрук, вставая и отряхиваясь, когда налет окончился.

С наступлением сумерек полк вторично покинул лесок и в быстро надвигавшейся темноте подошел к берегу.

Теперь картина пылающего Сталинграда была еще более величественной и грозной.

Трассирующие пули, словно бесконечные раскаленные струны прорезают небосвод. Вспыхивают осветительные ракеты – «зонтики». Они неподвижно повисают в воздухе. И становится видно, как взлетают фонтанчики земли, как вспухают облачка пыли – то рвутся снаряды и мины… Проходит минута, другая, и ракета, как бы поразмыслив, начинает плавно опускаться, озаряя все окрест равнодушным голубоватым светом. И черные-черные тени, подпрыгивая, разбегаются от молчаливых коробок домов. И снова все тонет во мраке.

На высоком берегу бушевал огонь. Трудно было поверить, что в этом кромешном аду могло оставаться что-либо живое.

Но так лишь казалось. Там, на сталинградском берегу, рядом со смертью шла жестокая борьба. Советские воины отстаивали каждый метр земли.

Переправу начал первый батальон. С ним отправился и комиссар полка Кокушкин. А перед тем как батальон погрузился на баржу, от берега отчалил катер с ротой автоматчиков. На их плечи легла нелегкая задача – очистить берег от врага.

Вслед за первым батальоном на правый берег Волги отплыли полковник Елин и начальник штаба полка майор Федор Филимонович Цвигун. Когда катер приблизился к середине реки, вокруг стали все чаще и чаще рваться снаряды и мины, а у самого причала мина угодила в корму. Около двух десятков раненых сразу же отправили назад. Катер, к счастью, не был поврежден.

Все, кто остался цел, выбрались на берег. Там стояла разбитая пушка без колес. Пользуясь ею как прикрытием, два офицера из части, оборонявшей этот участок, доложили командиру сорок второго полка обстановку в городе, вернее, на той узенькой прибрежной полоске, которую удавалось еще удерживать.

Здесь же у воды, под крутым берегом, в длинной штольне, полковник Елин устроил командный пункт своего полка.

Второй батальон капитана Андриянова переправлялся в более сложной обстановке. Всполошенный начавшейся высадкой, противник бросил к реке автоматчиков, в развалинах домов появились пулеметчики и снайперы. К исходу ночи гитлеровцы, видимо, уже успели наладить связь своей пехоты с авиацией и артиллерией. Огонь на реке, сквозь который двигались бронекатера Волжской флотилии, баржи, лодки и баркасы с бойцами Тринадцатой дивизии, с каждым часом нарастал.

Невзирая на огонь, речники продолжали делать свое дело. Они переправляли на пылающий сталинградский берег катер за катером, баржу за баржой.

До третьего батальона капитана Дронова очередь дошла лишь перед рассветом – всех сразу не перевезешь! Седьмая стрелковая рота, в которую входило отделение Павлова, переправлялась вместе с восьмой ротой и половиной пулеметной.

В пять часов утра командир батальона Дронов отрапортовал Родимцеву, что отряд к погрузке готов.

Командир дивизии, – закутанный в плащ-палатку, он всю ночь простоял на берегу – уточнил задачу:

– Высадитесь в районе городской пристани, удерживайте плацдарм на берегу. Дальнейшие указания получите от командира полка.

Подана команда. Гвардейцы вбегают по сходням и быстро размещаются в просторной барже. Ее тут же зачалил подоспевший катерок и деловито потащил за собой.

А река бурлит! Вон над водой что-то чернеет. Туда спешит юркая моторка: только что затопило какую-то посудину. И те, кто остался в живых, да к тому же умеют плавать, – держатся, пока их не подберут…

Вокруг баржи с бойцами третьего батальона поминутно взлетают вверх водяные столбы. И вскоре осколком мины перебило буксирный трос. Течение подхватило неуклюжую баржу и понесло ее вниз по реке. Как ни хлопотали матросы у огромного весла, нависшего над кормой, поделать ничего не могли. Их стало прибивать к только что покинутому берегу.

Обстрел усилился. Время шло. Уже почти рассвело, и противник стал класть мины и снаряды в шахматном порядке. Каждую секунду возможно прямое попадание… Но тут на помощь подоспел еще один катер, речникам удалось быстро приладить новый трос. Баржа наконец оторвалась от берега и стала удаляться.

Чтоб уйти из-под обстрела, Дронов взял курс туда, где в небо высокой стеной поднимались густые облака черного дыма – это горел нефтесклад. Выпущенная из хранилищ нефть растекалась огненной рекой, собиралась в пылающие лужи, расходилась горящими ручьями. Вот уже один такой ручеек переполз через узенькую песчаную полоску, и волжская вода в этом месте загорелась.

Буксир идет прямо на полыхающий огонь.

По пути оказалась отмель. Заюлив, буксир сумел преодолеть мелководье, и баржа снова стала приближаться к негостеприимному берегу.

Занимался ясный солнечный день. Стояло затишье. Слабого дуновения ветерка было достаточно, чтобы дым непроницаемой пеленой закрыл реку. Подойти вплотную к берегу невозможно. Все же Дронов выбрал для высадки место. Оно оказалось за дымовой завесой. Матрос прощупали дно шестом, и командир принимает решение: высаживаться без швартовки. И вот уже люди прыгают в воду, высматривают свободную от огня сушу и стремительно выбираются на берег.

В ту ночь на пятнадцатое сентября Волжская военная флотилия успела переправить через реку только шесть тысяч человек – из десятитысячного состава дивизии. Но сам Родимцев не стал дожидаться следующей ночи. Он торопился туда, где шел бой. Штаб дивизии во главе с генералом переправлялся, когда уже совсем рассвело. Офицеры разместились на моторном боте типа японского «кавасаки» – на таких плавают в прибрежных водах дальневосточные рыбаки. Утлая посудина уже побывала в переделках – это видно по искореженной рубке и множеству осколков, застрявших в обшивке и на палубе. Теперь катер снова попал под прицельный обстрел. Водяные столбы возникали то за кормой, то у бортов, но прямого попадания не было. И только у самого берега осколками снаряда ранило нескольких человек.

Дивизия вступила на сталинградскую землю.

А сорок второй полк уже вел на сталинградской земле смертный бой.

Первому батальону предстояло отбить захваченный врагом вокзал. Комбат Червяков теперь убедился, как был прав начальник штаба дивизии Вельский, не советовавший особенно уповать на карту. Где уж тут разглядывать таблички с названиями улиц и переулков!

Вспышки ракет освещали улицы, изрытые воронками артиллерийских снарядов, заваленные битым кирпичом. Бесформенными грудами высились автомашины, орудия, танки – сожженные, разбитые, исковерканные.

Проводники в милицейской форме отлично знали каждый закоулок. И вот уже устремилась к цели первая рота Драгана, с ней пошел комиссар батальона Александр Крюков.

Миновали рынок, миновали здание универмага, то самое, где потом пленили Паулюса. За городским театром рота втянулась в Комсомольский сквер, и тут гвардейцев встретил сильнейший огонь. Атака стала захлебываться.

Положение спас комиссар. Он встал под пулями во весь рост и зычным голосом увлек людей вперед. В грохоте боя мало кто разобрал слова, но всем был понятен их смысл. Сила примера была столь велика, что люди, как один, поднялись вслед за бесстрашным комиссаром.

Но рота пошла вперед уже без него. Истекавший кровью, Крюков остался лежать в Комсомольском сквере. К счастью, рана оказалась неопасной. Очень скоро появился с санитарной сумкой вездесущий Вася Кодымский, спасший в ту ночь не одну солдатскую жизнь. Спас он и Крюкова, который потом, вылечившись, снова воевал, совершая новые подвиги…

Рота Драгана продолжала пробираться сквозь разбитые кварталы. Миновав гвоздильный завод, бойцы вышли на площадь, где молчаливой (громадой темнело здание вокзала. Что там происходит? Успел ли противник закрепиться?

Нужно разведать. И Драган отправился сам. Уж он-то не нашумит, можно быть спокойным. Когда он был еще мальчиком, никто незаметней его не умел пробираться в лесных зарослях, а на границе, где жили его родители, такое качество ценилось. Он не раз помогал людям с заставы ловить непрошеных гостей. Был даже случай, когда с его помощью обезвредили банду человек в двенадцать. До сих пор запомнилась та лесная чаща! Выследив бандитское логово, он прополз тогда под самым носом у диверсантов, а потом привел пограничников. Даже видавшие виды люди в зеленых фуражках удивились ловкости малыша.

Вот и теперь Драган бесшумно пробрался на перрон.

По знаку старшего лейтенанта три сопровождавших его бойца залегли, а сам он приподнялся и заглянул в разбитое окно. Видно было, что фашисты чувствуют себя в безопасности. Они рыскали по залам, шарили в буфетных стойках, ссорились из-за содранных занавесок и штор, из-за кусков кожи, срезанной с кресел и диванов. Вражеские солдаты грабили обстоятельно, со знанием дела – они прошли эту школу в захваченных городах и селах многих стран Европы. Они хозяйничали здесь со спокойной уверенностью завоевателей, которым ничто уже не угрожает.

Гитлеровцы не заметили советских разведчиков. К вокзалу тем временем подтянулись бойцы второй роты – с ней шел командир батальона Червяков. И когда наши ударили, все было окончено в каких-нибудь десять минут.

Мародеры разбежались, оставив в зале, на перроне, на площади не менее пятидесяти трупов.

Роты начали закрепляться. Но уже на рассвете противник подтянул танки, выдвинул артиллерию, стал бомбить с воздуха. За день пришлось отразить четыре жесточайшие атаки. Но больше суток продержаться не удалось. Батальон вынужден был оставить вокзал.

Тяжело отбиваясь, люди не знали, что к ним спешит на помощь второй батальон капитана Андриянова. Но – увы! – помощь так и не подоспела…

Второй батальон имел свою задачу – очистить от противника два здания, господствовавшие над районом переправы у Соляной пристани. Это дом железнодорожников и так называемый, Г-образный. Впоследствии за эти дома шли длительные тяжелые бои.

Но днем штаб полка стал получать тревожные вести из района вокзала, где дрался первый батальон. Надежной связи не было, обстановку удавалось узнавать по отрывочным рассказам выбравшихся оттуда раненых.

Тогда Елин изменил задачу второго батальона и направил его в подкрепление к Червякову.

– Во втором батальоне адъютанта старшего убило, так что иди, Гавриков, будешь пока за него, – сказал он писарю строевой части полка.

– Справлюсь ли я, товарищ полковник? – нерешительно спросил Гавриков. Он был польщен доверием, но и смущен: как-никак, а всего лишь старшина сверхсрочной службы.

– Иди, иди, – сурово напутствовал командир полка. – Научишься! Там своя академия…

Константин Гавриков почти всю свою жизнь был штабистом. И действительную прослужил в штабе, и перед войной работал в военкоматах. Так что в Сталинграде он оказался для Елина сущей находкой. Такой, как Гавриков, справится, хоть и не в больших чинах ходит… И командир полка послал его, не задумываясь.

От Елина писарь выходил вместе с командиром пулеметной роты старшим лейтенантом Николаем Бондаренко.

– Главное, старшина, духом не падай, – подбодрил его Бондаренко. – Надо будет – помогу…

Получив пополнение – полсотни солдат, новоиспеченный командир привел их в батальон. И передал приказ командира полка – идти на выручку первого батальона.

Две роты повел комиссар второго батальона Андрей Иванович Гуськов. Минуя кварталы разрушенных домов, подошли к зданию универмага, но пробраться дальше, к вокзалу, не было никакой возможности. Противник взял район в плотное кольцо. Попытки прорваться кончались потерями.

День был уже на исходе, но еще не темнело. Роты залегли.

Тем временем усилилась угроза над переправой. И Елин послал к Гуськову связного с приказом вернуться в район Соляной пристани.