355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лев Троцкий » Советская республика и капиталистический мир. Часть I. Первоначальный период организации сил » Текст книги (страница 48)
Советская республика и капиталистический мир. Часть I. Первоначальный период организации сил
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 19:38

Текст книги "Советская республика и капиталистический мир. Часть I. Первоначальный период организации сил"


Автор книги: Лев Троцкий


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 51 страниц)

Приложение N 13
Об оппортунистической фразе

В своей полемике против тех революционных большевиков, которые не имеют счастья обретаться в рядах сторонников поистине поповского лозунга мира, купленного ценой сдачи всех позиций, товарищ Ленин издевается над ними, как над революционными фразерами. Метод во всяком случае не новый. Он всегда пускался в ход со стороны действительных фразеров оппортунизма. И если позицию товарища Ленина определить по существу, то ее нужно определить, как позицию оппортунистической фразы, самой безудержной фразы, которая губит блестяще начатую социалистическую революцию.

Эта фраза грозит новым разложением нашей партии. Если она получит преобладание в наших рядах, тогда наша партия пролетариата перестала бы быть тем, чем она была: она превратилась бы в расхлябанную полуорганизацию, без горизонта, без твердого курса, даже без теоретического – не говоря уже о практическом – мужества.

Разве не характерен в самом деле тот факт, что товарищ Ленин, который когда-то беспощадно бичевал пацифизм мещан, который даже противопоставлял лозунг мира лозунгу гражданской войны, силится теперь выдвинуть «боевой клич» капитуляции, для того чтобы «простой солдат» понял, причем под «простым солдатом» разумеется, в действительности, не солдат, а тот самый мешечник, против которого товарищ Троцкий издает драконовские распоряжения.

Вся трагедия момента как раз и состоит в том, что руководящее меньшинство партии, во главе с товарищем Лениным, сейчас не имеют за душой ровно ничего, кроме слов.

В чем состоит сущность оппортунистической фразы?

Она состоит в том, что прикрывает и прикрашивает грязную действительность, выдвигая «сносную перспективу» там, где ее заведомо нет.

Когда Бернштейн рисовал умилительную картину «демократизации капитала», обещая всем рабочим, что они помаленьку будут превращаться сами в «порядочных людей» с брюшком и капитальцем, он отвлекал пролетариат от сознания необходимости тяжелой революционной борьбы против капитала. Когда Каутский, уже во время войны, размалевывал «мирный капитализм» с третейскими судами, разоружением и прочими прелестями, тогда он работал против революции, затемняя классовое сознание пролетариата, деморализуя его, отвлекая его внимание от труднейшей, но неизбежной повстанческой борьбы против империализма. Тогда товарищ Ленин находил нужные слова, чтобы бичевать тех, которые прячутся за оппортунистическую фразу. Но теперь он повторяет, по существу дела, те самые «ошибки, в которых погряз Каутский».

Когда товарищ Ленин говорит о возможности «передышки» для социалистической советской республики, передышки среди бури и грозы империалистической войны, он отвлекает внимание рабочего класса от гигантской, тяжелой, кровавой, но трижды неизбежной борьбы, отвлекает перспективой «невозможной возможности». И как все «реальные политики», товарищ Ленин не щадит слов и словечек о «революционной фразе». Ведь это «так принято» у всех «реальных политиков».

Они искренно считают себя таковыми, не замечая, что являются самыми близорукими политиками, которые беспомощно хватаются за всякую соломинку, которые тонут вместе с ней, согласно всем законам физики.

"Вот доедет Иоффе до Бреста и подпишет мир – тогда начнется «передышка», – думают товарищи-капитулянты, не замечая, что к их виску уже подносится револьвер, совершенно независимо от того, в какой части мирового пространства находится тов. Иоффе. И чем ближе подходят немецкие войска, тем судорожнее высчитывают они секунды, «когда доедет Иоффе»: «вот сейчас, еще одна секунда – и мы спасены». А упрямый Гофман двигается и двигается.

Таким образом, товарищи хотят заговорить историю, надеясь на бумажку, которую разбойники Вильгельма могут подписать для того, чтобы через две минуты снова разорвать ее. Они надеются на чудо, а так как чудес не бывает, то совершенно естественно, что знахари и колдуны, их пропагандирующие, не могут претендовать на то, что история их «оправдает».

I

Разберем реалистическую аргументацию тов. Ленина.

Его главным доводом в пользу подписания того поистине чудовищного мира, который предлагается нам со стороны берлинской клики, является следующий: Россия истерзана, воевать не может, нужно принять какой угодно, хотя бы и архи-тяжелый мир, чтобы получить передышку, поднять производительные силы страны путем социалистической реорганизации общества, а потом уже думать и о войне с целью свержения кабалы международного капитала. Перспектива, что и говорить, приятная. Пока во всей Европе ураган, у нас благополучное житье; гражданская война почти закончилась, начинается мирный, органический период; хозяйство распускается пышным цветком; социализм расцветает под носом удивленной капиталистической Европы, которая терпеливо ждет, когда свалится ее разбойничья голова.

Перспектива, повторяем, утешительная.

Одна беда: эта перспектива «реализуется» только под искусным пером товарища Ленина.

Вот на этот вопрос, на вопрос реальности этой перспективы, напрасно было бы искать ответа в фельетоне тов. Ленина. Там он разбирает все и всяческие аргументы (или, как он их называет, «отговорки») инакомыслящих, но ни единым словом не упоминает о центральном доводе своих оппонентов, о невозможности «передышки». Конечно, это прием очень удобный. Но он нимало не способствует выяснению вопроса.

А вопрос этот требует самого серьезного обсуждения. Если рассуждать, не мудрствуя лукаво, то становится сразу же ясно, что международный капитал, в силу своей социальной природы, не может потерпеть существования и развития российской социалистической революции. Последняя либо замирает, либо перебрасывается дальше, так как она развивается вовсе не в закупоренной бутылке. Это уж не «общие фразы», а опытом проверенные положения: события в Финляндии, Украине, Румынии, даже в Австро-Венгрии и Германии, подтверждают эту мысль.

Что-нибудь одно из двух: или товарищ Ленин и мы вместе с ним, мягко выражаясь, «сочинили», когда говорили о неизбежном столкновении международного капитала с русской революцией, – и тогда становится понятна новая теория товарища Ленина. Или мы говорим правду – тогда нет места рассуждениям о возможности «передышки».

Заметьте. Когда тов. Ленин говорит о «передышке», он говорит вовсе не о паре дней. Несмотря на всю свою близорукость, тов. Ленин совсем не такой наивный человек, чтобы думать, что можно поднять производительные силы страны, понастроить железные дороги, научить всех рабочих стрелять из винтовки и пулемета и т. д. в течение дней. Сейчас страна воевать не может; после своей собственной починки она сможет – вот тезисы тов. Ленина. Таким образом тов. Ленин предполагает довольно солидный «отрезок времени», целый период мирного строительства.

Но тов. Ленин делает, к сожалению, расчеты без хозяина: ибо генерал Гофман вовсе не такой благодушный человек, чтобы ждать. Ведь совершенно ясно, что империалистам невыгодна такая позиция. Они – как любит говорить тов. Ленин – «не краснобаи, а люди дела». Вот где гвоздь! Вот где зарыта собака!

Но – скажет нам тов. Ленин – это абстрактная «историко-философская» постановка вопроса. В общем это верно. Конкретно, – это неверно. С точки зрения «вечности» – это правильно. С точки зрения момента в узком смысле слова – это неправильно. Нам же нужно решать сейчас, тотчас, сию секунду; нам нужно использовать ситуацию сегодняшнего дня.

Разберем и этот «довод», который отсутствует в фельетоне тов. Ленина, но который развивался им в устных дискуссиях.

В качестве теоретического базиса тов. Ленин подводит такую характеристику момента: сейчас – говорит он – англичане и немцы еще не помирились. Между ними щель. Эту «щель» нужно использовать. Эта «щель» дает возможность мира с Германией и «передышки».

Такова «конкретизация» вопроса. Но она – увы! – не подвигает нас ни на шаг к ленинскому решению. Предположим вместе с тов. Лениным, что англичане и немцы пока не заключили тайного соглашения на предмет общего задушения революции. Пусть так. Но совершенно ясно, что в таком случае Германия может продолжать войну лишь тогда, когда она будет беспощадно громить Россию, как поставщика хлеба и сырья, и давить ее, как поставщика революционной заразы, разлагающей «национальное единство» Германии. Тут уж нужно быть совершенно «конкретным», тов. Ленин! Тут нужно точно учитывать, в каком положении находится Германия.

При таких условиях немецким империалистам нужна «замиренная Россия», дающая гарантии в «добросовестном» исполнении договора. А такой Россией может быть лишь буржуазная Россия; другими словами, для Германии свержение Советской власти есть conditio sine qua non.

Итак: если англичане и французы уже сговорились – от бою уклониться нельзя; если они еще не сговорились – тоже нельзя. И в том и в другом случае перед нами вовсе не та розовая перспектива, о которой благовествует нам тов. Ленин.

Что это так, показывают и условия мирного договора, и мы должны поэтому сказать несколько слов и о них.

Характерно опять-таки, что любящий все конкретное тов. Ленин не потрудился даже разобрать хотя бы самых существенных пунктов договора. Вот что значит «мыслить конкретно». Вместо анализа условий договора – сплошная «литература»; вместо трезвого учета фактов – фраза.

Характернейшими особенностями разбойничьих условий являются два обстоятельства: во-первых, вмешательство во внутренние дела Советской Республики; во-вторых, жандармско-военные «гарантии» этого вмешательства наряду с разоружением этих сил. В этих рамках – беспощадная эксплуатация, сводящая на нет целый ряд социалистических мероприятий.

Признание договора с Радой означает уничтожение Советской власти на Украине и почти уничтожение Советской власти в Великороссии, так как никакой Винниченко не будет давать остатков хлеба, сплавленного в Германию; то же с углем.

Возмещение убытков германским подданным наносит жесточайший удар всем попыткам национализировать производства; демобилизация Красной Армии и Гвардии, разоружение судов и т. д. фактически равновелики полицейской опеке Германии и разоружению Советской власти.

Можно сказать, что все это – одна формальность. Ошибаетесь, товарищи! Немецкие империалисты не шутки шутят. Они-то не фразеры. Поставив такие условия, получивши ваше на них согласие, они будут требовать их выполнения. А не то… а не то у них в запасе будет новое наступление.

Нужно быть поистине наивным человеком, чтобы мобилизоваться, подписав условия о демобилизации, и думать при этом: мы перехитрим Гофмана. Поверьте, товарищи, этих бестий не проведешь!

Дальнейший ход событий, даже если мир формально и будет подписан, будет приблизительно таков: немцы при каждом нарушении договора будут «придираться» и продвигать свою вооруженную силу; и каждый раз борьба будет возобновляться в худших для нас условиях, так как немцы держат свой бронированный кулак у Петрограда и Киева, мы же, по договору, демобилизуемся. Нажим за нажимом и… уступка за уступкой с нашей стороны – такова перспектива, открываемая подписанием мира.

Некоторые думают, что вопрос о подписании мира – это вопрос только о бумажке. Неправда! Это сигнал к целому ряду дальнейших уступок.

Мы приходим к такому заключению. Подписание мира никакой «передышки» не дает – это во-первых. Подписание мира подрывает Советскую власть, как власть, проводящую социалистические мероприятия, – это во-вторых.

II

В сущности одного вышесказанного было бы достаточно для доказательства всей несостоятельности «мирной теории» тов. Ленина. Факты – против нее целиком. За нее – пустое повторение одного слова «передышка». Эта «передышка» превратилась в какой-то фетиш, которым «заклинают» и «заговаривают» исторические события.

Это – верх оппортунистического фразерства.

Посмотрим теперь на некоторые второстепенные аргументы тов. Ленина.

Последний в своем фельетоне «опровергает» сторонников партизанской революционной войны, указывая на отсутствие среди пролетариата движения в сторону формирования Красной Армии и т. д.

Но не успела еще высохнуть типографская краска, которой отпечатаны сердитые статьи товарища Ленина, как сама жизнь опровергла его. Тов. Ленин поспешил. И в данном случае он, действительно, и насмешил. Ибо только слепой может отрицать небывалый энтузиазм среди пролетарских масс, сплошными рядами идущих на фронт.

Резолюции Советов, как дважды два четыре, показывают, что пролетариат готов сражаться за социализм и Советскую Республику. Более того: даже крестьянство втягивается в эту борьбу. Нужно совершенно отказаться от марксизма, перестать понимать что бы то ни было, чтобы не видеть этого.

Совсем не случайно, что идеологи беднейшего крестьянства, левые эсеры, не хотят мириться с германскими условиями. Жизнь опровергла вас, тов. Ленин. Это не фраза, когда тысячи и десятки тысяч лучших рабочих, бросая все, идут на фронт. Это – революционная борьба. «Экономической основой» этой войны является не высшая производительность труда русских рабочих по сравнению с трудом немецких рабочих, а изменение производственных отношений в пользу пролетариата и крестьянства.

В этом – притягательная сила той борьбы, которую развертывает сейчас российский пролетариат и крестьянство – против международного империализма. Тут энтузиазм в конечном счете будет гораздо больший, чем в эпоху великой французской революции. Потому что сдвиг сейчас неизмеримо глубже, чем когда бы то ни было.

Массы отлично сознают, что если они и не получили непосредственного резкого улучшения своего положения, то они все же завоевали все возможности такого улучшения, захватив в свои руки власть и экспроприируя крупную собственность.

Тов. Ленин обвиняет, далее, нас в том, что мы бессмысленно повторяем фразу: «немцы не будут наступать», переоценивая фактическое состояние революционного брожения на Западе. Но это простая неправда. Мы не писали, что «немцы не будут наступать». Мы говорили лишь, что такое наступление крайне затруднительно для немецкого империализма. Пока что, факты только подтвердили это – посмотрите хотя бы на характер немецкого наступления. Мы говорили также, что наше сопротивление будет поддержкой движения немецкого пролетариата. И тут факты вполне оправдали нас. Ибо даже тов. Ленин, вероятно, не решится утверждать, что позорный пункт об отказе от интернационалистской пропаганды, который черным по белому стоит в числе прочих «условий мира», способствует друзьям Карла Либкнехта и увеличивает международное значение русской революции.

Если тов. Ленин утверждает, что не всякое сопротивление реакции, а только целесообразное сопротивление приносит пользу, то это – святая истина. Но в том-то и беда, что сейчас, при данных условиях, никакого другого выхода, кроме отчаянной борьбы, нет и быть не может. «Уметь выждать» – что рекомендует нам тов. Ленин – означает «ждать и не дождаться»…

Всякому известно, что для ведения революционной войны, даже только для обороны Петрограда, необходимо единство линии, необходима духовная мобилизация наряду с материальной. Только тогда люди будут отстаивать до конца свои требования, когда они не находятся в раздвоенном состоянии. И если теперь, наряду с призывами к обороне, рядом, в той же газете, где напечатаны строки о священном отпоре захватчикам, утверждают на все лады, что сейчас никакая война невозможна, то этим самым вносят смятение, раскол, разложение, панику.

Фразеры оппортунизма объективно разлагают волю пролетариата к действию. Война против капитала должна сопровождаться отпором оппортунистической фразе.

Н. Бухарин.

«Коммунист» N 1, 5 марта 1918 г.

Приложение N 14

Ко всем членам партии

Товарищи! Серьезность положения и наличность в нашей партии крупных разногласий по самому существенному вопросу современности, – по вопросу о мире, – заставляет нас выступить с определенной политической платформой в связи с партийным съездом.

Мы полагаем, что партийный раскол был бы величайшим бедствием не только для нашей партии, но и для всей русской революции. Тем не менее смешно думать, что наши разногласия могут исчезнуть путем их замалчивания.

Мы твердо и глубоко уверены, что эти разногласия изживутся в процессе самой жизни, которая в самом скором времени безжалостно разрушит все иллюзии о возможности мира и передышки для революционно-социалистической Советской Республики. Тем большей необходимостью является в настоящее время открытое выявление мнения той части партии, которая полагает, что мирная политика официального ЦК сошла с рельс пролетарской революции.

Эта политика является, с точки зрения своей социальной основы, переходом с позиции революционного пролетариата на позицию деклассированного солдата; с точки зрения оценки международного положения она оппортунистически предполагает возможность сохранения Советской власти и мирного развития социализма, что на самом деле невозможно, как в силу социальной противоположности между разбойничьей монархией Германии и пролетарским режимом в России, так и в силу конкретных стремлений Германии, не могущей продолжать войну на Западе без грабежа и свержения Советской власти на Востоке; наконец, с точки зрения непосредственно практической, эта политика приводит к принятию неприемлемых условий и к капитуляции пролетариата в его классовой войне против иностранной и отечественной буржуазии.

Кроме того, постоянная ориентация то на мир, то на войну, стремление зацепиться то за какие угодно условия мира с хищниками Вильгельма, то за помощь со стороны хищников Согласия, деморализует отряды, идущие защищать социалистическое отечество, делает невозможным ту «духовную мобилизацию» революционных масс, которая является необходимой предпосылкой успешного ведения навязываемой нам историей священной войны с капиталом.

Исходя из этих соображений, несколько членов ЦК и Совета Нар. Ком. заявили в свое время о своем выходе из этих учреждений, как только будет подписан мир, означающий, с нашей точки зрения, сдачу социалистической позиции. По такому вопросу нести ответственность за политику официального большинства ЦК эти товарищи считали себя не вправе.

Теперь, перед партийным съездом, мы считаем необходимым поставить вопрос со всей серьезностью и обсудить его со всех сторон. Мы надеемся, что высший партийный орган, съезд, разрешит его так, как должен решить революционный пролетариат, а не деклассированный мешечник. К такому решению его мы призываем всех членов нашей славной боевой партии.

Н. Бухарин, Г. Оппоков (А. Ломов), М. Урицкий, А. Бубнов.

Приложение N 15
Тезисы о текущем моменте

От редакции{13}. Всякому товарищу, внимательно следящему за жизнью партии, известно, что еще в начале января текущего года в партийных рядах возникли серьезные разногласия вокруг вопроса о заключении мира с Германией.

Эти разногласия дважды обсуждались Центральным Комитетом вместе с ответственными партийными работниками: первый раз 7 января и второй раз 21 января 1918 г. На этих заседаниях наметилось два основных течения, из которых одно, получившее название «правого», высказывалось за скорейшее заключение мира на предложенных тогда условиях, не доводя дела до разрыва переговоров, и другое, получившее название «левого» – за непринятие этих условий и ведение революционной войны. Промежуточное течение высказалось за то, чтобы захватного мира не подписывать, но войны также не вести.

Как известно, победило сперва это последнее, промежуточное течение. После начала германского наступления, которое было ответом на тактику прекращения войны без подписания мира, вопрос был снова поставлен на обсуждение в Центральном Комитете и в конце концов был решен в сторону необходимости подписания мира. В результате меньшинство, настаивавшее на принятии боя с германским империализмом, вышло из состава ЦК, и вслед за тем товарищи, примыкавшие к этому течению, покинули ответственные места в органах Советской власти.

Окончательное разрешение этим разногласиям в их первоначальной форме дали партийный съезд, собравшийся в начале марта, и Съезд Советов, состоявшийся в середине марта. Партийный съезд большинством 28 против 12 при 4 воздержавшихся одобрил тактику большинства Центрального Комитета и признал необходимым утверждение мира. Съезд Советов значительным большинством ратифицировал мир.

Группа левых большевиков, издававшая в Петербурге газету «Коммунист», оказавшись в меньшинстве на партийном съезде, не сочла, однако, себя вправе совершенно отказаться от выступления на Съезде Советов. От лица 58 делегатов и 10 членов ЦИК на Съезде Советов была оглашена резолюция, в которой левые коммунисты заявляли, что они не могут голосовать за ратифицирование мира, считая его губительным для дела российской революции и международного пролетариата, но в то же время, подчиняясь партийной дисциплине, не голосуют против, а воздерживаются от голосования.

После ратификации мира разногласия в партии, с одной стороны, казалось, потеряли почву, потому что ратификация мира, тот единственный пункт, вокруг которого пока шли споры, стала совершившимся и непререкаемым фактом. Но с другой стороны, заключение мира создало почву для возникновения новых разногласий. Заключение мира не могло быть простым правовым фактом, оно было событием, изменившим в корне все политическое и экономическое положение. В спорах о заключении мира намечались уже две различные точки зрения на задачи российского пролетариата, две оценки текущего политического момента. Самое заключение мира поставило русскую революцию на распутье двух дорог. Партийное большинство стало намечать один путь политики, партийное меньшинство – левое, пролетарско-коммунистическое крыло – намечает другой.

Сейчас еще трудно сказать, как далеко разойдутся эти пути. Возможно, что разногласия будут изжиты в порядке товарищеской дискуссии. Возможно также, что они углубятся еще больше. Во всяком случае левое крыло не считает нужным и полезным их скрывать. С этой целью Московское Областное Бюро РКП, стоящее на позиции левого крыла партии, открыло страницы своего органа, выходящего ныне в свет, для обсуждения этих разногласий. В печатаемых ниже тезисах{14} выражены взгляды редакции на текущий политический момент и задачи российского рабочего класса.

1. Заключение аннексионистского мира с Германией завершило предшествующий период российской революции и открывает новую ее страницу. Оно было следствием открытого столкновения между германским империализмом и российской рабоче-крестьянской революцией, которая противопоставила революционные международные требования захватным стремлениям империалистов. Лишь только это противопоставление вызвало обострение классовой борьбы в Австрии и Германии, временно подавленное, как германский империализм решительно выступил против Советской Республики. И германское наступление, и германский ультиматум, и захватный мир были формами и орудиями этого натиска.

2. В начале марта перед пролетарско-крестьянской революцией стал выбор: принять бой или уклониться от боя. Решающее большинство организаций рабочих, солдат и крестьян избрало последний путь. Это большинство составилось из представителей усталой и деклассированной солдатской массы; из представителей части рабочих северной промышленной полосы России, где оторванность от южных источников сырья, угля и хлеба, в связи с общей хозяйственной разрухой, создала голодание, усиленный распад промышленности, безработицу, перерывы в правильной производительной работе, а следовательно, и тенденцию к деклассированию пролетариата (к ослаблению его классового единства и сознательности) и во всяком случае к понижению его классовой боеспособности; наконец, из представителей отощавшего, благодаря войне, неурожаю, продовольственным затруднениям и расстройству городской промышленности, крестьянства северной и центральной промышленной области. Рабочие и крестьяне экономически более жизненных и лучше обеспеченных хлебом областей юга, юго-востока и Урала были в большинстве случаев за принятие боя, но они не дали перевеса. Ради сохранения промышленного севера, который в предшествующее время был центром революции, был заключен мир за счет фактического отделения промышленного севера от хлебородного и промышленного юга.

3. Было бы смешно, подобно левым эсерам, проповедовать «принципиальное неприятие» этого мира. Заключение этого мира, как победа отсталых и усталых слоев рабочих и крестьян, есть факт объективный, создающий новое объективное положение, новую обстановку хозяйственной жизни, новое сочетание классовых сил. Отделение «Великороссии» от Западной Украины, угрожающее отделение от Екатеринославского и Донецкого районов, эвакуация Петербурга – объективные факты хозяйственной жизни; уступки экономического характера, которых будут требовать иностранные империалисты, исходя из заключенного в Брест-Литовске мирного договора, могут также сильно влиять на объективную обстановку; наконец, закрепление в массах бездеятельной «психологии мира» есть объективный факт политического момента.

Но, учитывая положение, созданное Брестским миром, пролетарские коммунисты не могут исходить только из этих фактов, становиться на уровень сознания отсталой и пассивной, бездеятельной части одного из отрядов российского пролетариата или крестьянства. Они определяют свои задачи, исходя из интересов рабочих всей России в целом и ставя эти задачи в связь с нарастающим международным революционным движением. Не сохранение во что бы то ни стало завоеваний рабочих и крестьян на нынешней урезанной территории Советской Республики, ценою пожертвования этими завоеваниями на остальном пространстве России и ценою мелкобуржуазного перерождения нынешнего советского государства, а развитие и укрепление всей России как отряда международной рабочей революции против международного империализма – такова их задача, такова основная нить их политической линии.

4. Заключение Советской Республикой аннексионистского мира с Германией несомненно временно ослабило силы международной революции и укрепило международный империализм. Но основные силы международной революции продолжают нарастать, пробьют себе дорогу через поставленную им плотину и используют некоторые последствия заключения мира, как факторы, усиливающие революционное движение.

Заключение мира ослабило пока что стремление империалистов к международной сделке. С их точки зрения Россия отброшена назад, как очаг мировой революции. Страх перед ее влиянием не толкает более со старой силой борющихся империалистов в объятия друг друга. Она разбита и как военная единица. Поэтому для германских империалистов открылась возможность переброски всех сил на запад и борьбы за полную победу над империалистами держав Согласия. Последние в свою очередь, ввиду начавшегося раздела России и угрожающей опасности разгрома, должны напрягать все силы для отпора и для обеспечений себе контр-аннексий на Дальнем Востоке и в Турции. Для подкрепления этих захватов они должны стремиться к перевесу на решающем театре войны. Поэтому заключение мира уже привело к обострению схватки между империалистскими державами.

5. Заключение захватного мира в данный момент безусловно сильно задержало развитие психологических предпосылок международной революции, которые назревали к весне 1918 года. Но оно не могло задержать и отчасти усиливает развертывание материальных противоречий, которые составляют главную основу революционного взрыва. Оттяжка в открытом выступлении революции придаст ей, вероятно, более тяжелые и бурные формы.

Усиление борьбы между союзами империалистов истощает до последнего предела надорванные экономические силы борющихся держав, оно ведет к новому истреблению «человеческого материала» и доводит до наибольшей остроты всеобщее экономическое разложение. Обострение материальных противоречий на почве продовольственного и хозяйственного кризиса в центральных державах (особенно в Австрии) не может быть существенно задержано захватом Украины, так как в течение самого критического момента – весны 1918 г. – германский капитал не сумеет извлечь оттуда необходимых средств продовольствия и производства. Украина захватывается в момент окончания хлебных заготовок (и без того неудачных), в огне гражданской войны, в момент, когда заводы и копи лишены необходимых рабочих рук, кокса, леса, бензина и т. п., а железные дороги – угля и подвижного состава. В то же время германская аннексионистская политика на восточном фронте порождает ряд национальных трений как в германском «ближайшем тылу» (Польша, Украина, Латвия, Эстляндия), так и в недрах самого союза центральных держав.

С другой стороны, надо определенно отметить, что заключение мира отрицательно влияет на духовное, идеологическое развязывание международной революции. Влияние российской революции на международное рабочее движение благодаря капитуляции ее перед международным империализмом ослабевает (сокращение революционной пропаганды на фронте, отказ от политики разоблачения международного империализма; возможный «умеренный» курс внутренней политики в России). Попытки дипломатического маневрирования Советской власти также не могут одушевлять международный пролетариат, так как они демонстрируют не силу, а слабость революции. Самый факт заключения захватного мира укрепляет оборонческие течения в отсталых слоях международного пролетариата. В Германии империалисты, ссылаясь на этот мир, усиленно обещают рабочим мир и хлеб путем империалистских побед. Они запугивают их примером русского разгрома и «разложения». Во Франции и Англии они натравливают своих рабочих на германский пролетариат, «предавший» русскую революцию. В Америке развивается оборонческая агитация, нагло пользующаяся флагом защиты русской революции от германского захвата.

Но в то же время обострение мировой бойни разрушает надежды на мир, охватившие рабочие массы осенью 1917 г. Крайне яркое обнажение захватной политики господствующих классов и их социал-агентов во время заключения мира вскрывает истинную подкладку оборончества и гражданского мира. Оно готовит крушение последних предрассудков, сдерживающих выступление рабочих масс.

Наиболее критический момент в развертывании противоречий, порожденных всей империалистской системой и империалистской войной, наступает. В течение ближайшей весны и лета должно начаться крушение империалистской системы, которое, в случае победы германского империализма в текущем фазисе войны, может быть только отсрочено и выразится тогда в еще более острых формах.

6. Расчеты германских империалистов при заключении мира с Советской Республикой сводились к следующему. С одной стороны, представлялось выгодным отложить военный захват севера России, непосредственное низвержение Советской власти и прямое овладение хозяйством северной России; к этому побуждала трудность организации хозяйства и продовольствия на севере и отсутствие сильных буржуазных агентов, которые поддержали бы оккупирующую власть (вроде, напр., Украинской Центр. Рады); с другой стороны, было важно подчинить своему влиянию и использовать для нужд германского капиталистического хозяйства хлебородный и промышленный юг; в-третьих, отрезывая север от юга и тем создавая естественное хозяйственное разложение севера, пользуясь контролем над источниками сырья и хлеба, питающими север, применяя вооруженное давление из захваченных на севере стратегических пунктов и новые частичные аннексии, германский империализм рассчитывал на деле подчинять север щупальцам германского финансового капитала, разрушать социальные завоевания рабочей революции и тем внутренне, с корня, подрывать Советскую власть. Большая или меньшая острота, скрытый или явный характер натиска германского империализма на Советскую Республику будут зависеть от различных обстоятельств: от положения на театре войны, от внутреннего положения в центральных державах, от решительности отпора, оказываемого как Советской властью, так и революционными классами юга России и оккупированного северо-запада России.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю