Текст книги "Советская республика и капиталистический мир. Часть I. Первоначальный период организации сил"
Автор книги: Лев Троцкий
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 51 страниц)
Я считаю необходимым, – надеюсь, в последний раз,[253]253
Разногласия по военному вопросу, в том числе и по вопросу о специалистах, были в основном ликвидированы на VIII съезде партии в марте 1919 г.
[Закрыть] – вернуться к вопросу о военных специалистах в связи с общей политикой в деле создания армии. Повод для этого представляется тем более удобный, что критика нашей военной политики нашла за последнее время печатное и, так сказать, принципиальное выражение.
Критических замечаний по поводу привлечения бывших кадровых офицеров, военных специалистов, было и раньше немало, но эти замечания имели, по существу дела, мимолетный и уклончивый характер и всегда принимали полушутливую форму.
– А что, не предадут вас ваши военные специалисты?
– А это, как бог даст. Если будем крепки, тогда не предадут.
Дальше таких диалогов дело редко заходило.
Но недовольство наблюдалось. Недовольство в части низов, недовольство в средних, так сказать, кругах партии и даже кой у кого и на «верхах». Недовольство питалось из того простого источника, что, за отсутствием своих полководцев, приходилось прибегать к не своим. Когда придирки становились более настойчивыми с той или другой стороны, приходилось прибегать к аргументу не столько логическому, сколько эмпирическому: «а вы можете мне сегодня дать 10 начальников дивизий, 50 полковых командиров, двух командующих армиями, одного командующего фронтом – все из коммунистов?» В ответ на это «критики» уклончиво смеялись и переводили разговор на другую тему.
Но беспокойство и недовольство оставалось. Оно только было бессильно найти для себя «принципиальное» выражение. Ибо никакого серьезного теоретического решения вопроса быть не могло, а могло быть только решение практическое: отбор подходящих командиров из старых кадровых офицеров и унтер-офицеров и одновременная энергичная работа по воспитанию новых командиров. Поэтому критика и не давала почти мотивов для принципиальной отповеди. Сейчас некоторые статьи, попавшие в центральный орган партии,[254]254
Тов. Троцкий имел, очевидно, в виду статью тов. Каменского, о котором он ниже говорит («Давно пора», «Правда», 25 декабря 1918 г.), и статью тов. Сорина «Командиры и комиссары в действующей армии» («Правда», 25 ноября 1918 г.). Обе статьи критикуют применявшиеся в тот период суровые методы установления дисциплины в армии и предоставление очень широких прав в этом отношении командирам. Резко критикуя проект, в котором говорилось, что «в обстоятельствах чрезвычайных командующий армией может принимать меры собственной властью…, имеет право высылать лиц…, издавать обязательные постановления, относящиеся к предупреждению общественной безопасности» и т. п., тов. Сорин сопоставляет его с статьей тов. Хвесина, высказавшегося за упразднение Реввоенсоветов, и заявляет, что «нужно решительно бороться против попыток заменить Революционный Военный Совет фигурами Николаевских генералов». Тов. Сорин резко критиковал также приказ Предреввоенсовета тов. Троцкого, возлагавший ответственность за состояние частей на командиров и комиссаров. В этом приказе говорилось: «Командиры и комиссары должны проникнуться сознанием того, что они за порядок и боевой дух своих частей отвечают головой». Как известно, в наиболее острые моменты гражданской войны, действительно, приходилось осуществлять этот приказ, расстреливая командиров и комиссаров впавших в панику частей, и таким путем восстанавливать в последних боевую дисциплину. Естественно, что всякая критика действий Наркомвоена в этом отношении расшатывала дисциплину в армии и вызывала резкую отповедь со стороны тов. Троцкого.
Тов. Каменский в своей статье в общем и целом присоединялся к точке зрения тов. Сорина. Вся статья тов. Каменского проникнута спецеедством и попытками доказать, что Красная Армия не только может, но и должна обходиться без старых специалистов. Тов. Каменский писал:
«На фронте я провел 8 месяцев, начиная с апреля сего года, когда на Украине создавались бессистемные отряды, и на моих глазах, при моем даже участии, происходило переустройство отрядов в настоящую армию. Мы были отрезаны от мира несколько месяцев, что творилось у нас в Советской России мы совершенно не знали, но сама жизнь диктовала необходимость изменить эти уродливые формы отрядной системы и пересоздать их в полки». «Нашей армией руководил не только не генеральный штаб, но даже совершенно не знавший ранее военной службы – старый заслуженный партийный товарищ Ворошилов».
Отсюда тов. Каменский делал вывод, что можно вообще обойтись без военспецов.
«Нам часто указывали, – писал он далее, – что ведение войны это такая тонкая штука, что без военных специалистов мы никак обойтись не можем. Военная специальность, хотя и тонкая штука, но все же это одна из составных частей общей более тонкой штуки – ведения всего государственного механизма, однако, мы взяли на себя смелость ведения государства актом Октябрьской революции. Много, очень много уродливого было и есть в нашем строительстве, но мы не только не звали вначале „заморских князей“, а за саботаж гнали их в шею».
Соглашаясь далее на использование военных спецов для обучения военному делу, он решительно возражает против их использования в действующей армии.
«На фронте им не место. Послать какого-нибудь генерала вести войну против однокашника, генерала Краснова – это все равно, что поставить охранять овец от бурого медведя серого волка». «Пусть будут невинные ошибки наших доморощенных рядовых, – они менее принесут вреда, чем злостная, хитрая механика Николаевских военных специалистов».
[Закрыть] пытаются дать вполне объяснимому недовольству тем, что есть, такое принципиальное выражение, которое является глубоко предосудительным.
Незачем говорить, что, при прочих равных условиях, Советская власть всегда предпочла бы командира-коммуниста некоммунисту. Моральный фактор в военном деле играет огромную роль, и тесная морально-идейная, а тем более, партийная связь командира с лучшей, наиболее самоотверженной частью солдат, представляет собой неоценимый фактор успеха. Но никто не предлагает нам выбирать между командирами-коммунистами и некоммунистами. До недавнего времени у нас почти вовсе не было «своего», в партийном смысле слова, командного состава. Моральную связь армии непосредственнее всего обеспечивает низший командный состав. Но даже на роли отделенных, взводных, ротных командиров мы могли выдвинуть только незначительный процент коммунистов. Чем выше командная категория, тем меньшее число коммунистов мы могли для нее найти. Стоя в стороне, можно, разумеется, сколько угодно резонерствовать о преимуществах коммунистического командного состава над иным. Но кто участвует в сегодняшней работе по строительству армии и имеет дело с конкретными полками, батальонами, ротами, взводами, которым нужны сегодня, немедленно же, живые полковые, батальонные, взводные командиры, – тому приходится не резонерствовать, а отбирать командиров из того материала, который имеется налицо.
Очевидные интересы революции требовали привлечения на низшие командные должности бывших унтер-офицеров и даже рядовых, выдвинувшихся своими способностями или просто здравым смыслом. Этот способ практиковался и практикуется военным ведомством очень широко. Однако, и здесь приходится, вперемежку с унтер-офицерами, ставить по возможности бывших кадровых офицеров. И только те дивизии хороши, как показывает опыт, в которых представлены бок-о-бок обе эти категории.
У нас ссылаются нередко на измены и перебеги лиц командного состава в неприятельский лагерь. Таких перебегов было немало, главным образом, со стороны офицеров, занимавших более видные посты. Но у нас редко говорят о том, сколько загублено целых полков из-за боевой неподготовленности командного состава, из-за того, что командир полка не сумел наладить связь, не выставил заставы или полевого караула, не понял приказа или не разобрался по карте. И если спросить, что до сих пор причинило нам больше вреда: измена бывших кадровых офицеров или неподготовленность многих новых командиров, то я лично затруднился бы дать на это ответ.
Некоторые товарищи, которые кажутся себе очень находчивыми, предлагают такое решение вопроса: назначить начальником дивизии толкового коммуниста из солдат, а ему, в качестве консультанта или начальника штаба, придать специалиста – офицера генерального штаба. Можно, конечно, разно оценивать такую практическую комбинацию, которая, кстати сказать, нами нередко применяется, когда этого требуют обстоятельства (у нас на этот счет нет никакого шаблона), но совершенно ясно, что никакого принципиально отличного пути это решение нам не дает, ибо руководящая роль в военном отношении останется, при таком распределении ролей, очевидно, за начальником штаба, за командиром же сохранится, по существу, контрольная роль, т.-е. та именно, которую выполняет ныне военный комиссар. Для интересов дела совершенно безразлично, предаст ли военный специалист Красную Армию в качестве начальника дивизии или в качестве начальника ее штаба. «Но зато при этой системе, – возражают иные, – коммунист имеет в своих руках все права, а военный специалист получает только совещательный голос». Такой довод могут приводить только люди, которые мыслят по-канцелярски (советский канцелярский «коммунизм» есть довольно распространенная и скверная болезнь). Если консультант или начальник штаба захочет погубить дивизию, он подсунет коммунисту, носящему звание командира, предательский план. То обстоятельство, что Керенский назывался Главковерхом, не помешало ведь «начальнику штаба» Корнилову сдать немцам Ригу.[255]255
18 августа 1917 г. 8-я немецкая армия Гутьера прорывает расположение нашей 12-й армии в районе Икскюля и начинает быстрое продвижение на север в охват гор. Риги. Наши войска откатываются на 70 верст, потеряв всякое соприкосновение с противником. Рижские события использовывает Корнилов и вся буржуазная печать для контрреволюционной агитации, предсказывая движение немцев на Петроград. Имеются данные утверждать, что высшее командование умышленно парализовало сопротивление армии под Ригой.
[Закрыть] Более того, именно консультант, не имеющий командных прав и, стало быть, командной ответственности, может почти безнаказанно подсунуть вероломный план командиру, который не умеет командовать. Кто будет отвечать? Командир, т.-е. тот, у кого командные права. Если допустить, что коммунист, в качестве командира, сумеет разглядеть предательский подвох своего консультанта, то ясно, что он разглядел бы его и будучи комиссаром. А что комиссар имеет право расправляться с предательством и предателями самыми суровыми мерами, в этом не сомневался еще ни один комиссар с головой на плечах. Словом, для всякого серьезного человека ясно, что простое переименование комиссаров в командиров, командиров – в консультантов, ни практически, ни принципиально ничего не дает и рассчитано, в сущности, на инстинкты местничества и еще на отвод глаз мало сознательным людям.
Но вот нам предлагают принципиальную постановку вопроса о специалистах и принципиальное решение. «Член ЦИК Каменский»[256]256
Каменский – член ВКП, военный работник. В 1918 г. – Управляющий делами РВС Сев. Кавказского округа, РВС Южного фронта и др.
[Закрыть] в нашем центральном органе не просто отмахивается от военных специалистов, – он доводит свою мысль до конца и, по существу дела, отрицает военную специальность, т.-е. военную науку и военное искусство. Он ставит нам в образец некую идеальную армию, в создании которой он сам принимал участие, при чем, оказывается, что именно эта лучшая, наиболее дисциплинированная и успешно действовавшая армия была построена без военных специалистов под руководством человека, вовсе не знавшего раньше военного дела. На тот же путь должны стать, по мнению Каменского, и все другие армии. Правда, Наполеон, который в военном деле кое-что смыслил и не без успеха руководил революционными армиями, придавал огромное значение военной науке, изучению прошлых кампаний и пр. Правда, Гинденбург в течение нескольких десятилетий теоретически исследовал возможные комбинации войны с Россией, прежде чем применил их практически. Правда, существуют военно-учебные заведения, средние и высшие, обширнейшая военная литература, и до сих пор мы думали, как думали и наши социалистические учителя, что военное искусство становится тем сложнее, чем сложнее техника, и что быть хорошим начальником дивизии так же трудно, как быть хорошим техническим руководителем завода. Теперь мы узнаем, что все это ошибочно. Нужно просто быть коммунистом, а все остальное приложится.
«Нам часто указывали, – иронизирует т. Каменский, – что ведение войны это такая тонкая штука, что без военных специалистов мы никак обойтись не можем. Военная специальность хоть и тонкая штука, но все же это одна из составных частей более тонкой штуки – ведения всего государственного механизма, однако, мы взяли на себя смелость ведения государства актом Октябрьской революции»… «И кое-как (!!) справлялись» – победоносно заканчивает наш автор.
Вот это называется поставить вопрос на надлежащее место. Выходит, стало быть, по Каменскому, что, совершивши Октябрьскую революцию, мы как бы обязались во всех отраслях государственного хозяйства заменить специалистов хорошими коммунистами, которые, хотя «немножечко дерут, зато уж в рот хмельного не берут». Товарищи, которые знакомы с социалистической и анти-социалистической литературой, знают, что одним из главных аргументов противников социализма было именно указание на то, что мы не справимся с государственным аппаратом за отсутствием достаточного числа своих специалистов. Никому из наших старых учителей не приходило в голову отвечать так, что, раз мы берем в руки такую «штуку», как государство, стало быть, «кое-как» справимся и без специалистов. Наоборот, они возражали всегда в том смысле, что пред лучшими специалистами социалистический режим откроет широкое поле творчества и тем увеличит их; что других мы заставим или купим высоким жалованьем, как покупала их буржуазия; наконец, у большинства просто не останется выбора, и они вынуждены будут служить нам. Но никто никогда не предполагал, что победоносный пролетариат будет просто-напросто «кое-как» справляться без специалистов.
Каменский рассказывает, как, будучи отрезанными с товарищами от Советской власти, они сами додумались до превращения отрядов в полки. Это, конечно, очень отрадный факт, что и говорить. Но марксистская политика вовсе не есть политика Тяпкина-Ляпкина, который до всего доходит своим умом, ибо история вовсе не собирается ждать, пока мы, отбросив специалистов, станем додумываться постепенно до вопроса о превращении отрядов в полки или, вернее, об их переименовании: ибо, не в обиду будь сказано т. Каменскому, в том случае, о котором он говорит, дело именно свелось к тому, что начальники отрядов назвали себя командирами полков, бригад и дивизий, смотря по вкусу, что, однако, вовсе не приблизило их отрядов к правильным внутренно-пропорциональным военным формированиям.
Совершенно верно, что после Октябрьской революции пролетариат оказался вынужденным извлечь меч против специалистов самых разнообразных категорий. Но почему? Не потому, разумеется, что они были специалистами, а потому, что эти специалисты отказывались ему служить и пытались организованным саботажем сломить его власть. Своим террором против саботажников пролетариат вовсе не говорил: «я истреблю вас всех и обойдусь без специалистов» – такая программа была бы программой безнадежности и гибели. Разгоняя, арестовывая и расстреливая саботажников и заговорщиков, пролетариат говорил: «Я сломлю вашу волю, потому что моя воля могучее вашей, я заставлю вас служить мне». Если бы красный террор означал вступление к процессу полного изгнания и истребления специалистов, тогда Октябрьскую революцию пришлось бы признать проявлением исторического упадка. К счастью, этого нет. Террор, как демонстрация воли и силы рабочего класса, получает свое историческое оправдание именно в том факте, что пролетариату удалось сломить политическую волю интеллигенции, замирить профессионалов разных категорий и областей труда и постепенно подчинять их своим целям в области их специальности.
Мы знаем, что телеграфисты саботировали нас, саботировали железнодорожные инженеры, саботировали учителя гимназий, профессора университетов, врачи. Не сделать ли отсюда вывод, что мы можем, раз мы в октябре взяли власть, обойтись без медицины? Можно даже привести несколько спасительных примеров того, как коммунист где-нибудь в Чухломе, отрезанный от Советской Республики, с успехом перевязал тетке палец и совершил еще некоторые другие медицинские подвиги, не будучи нисколько отравлен буржуазной медицинской премудростью. Такая философия не имеет ничего общего с марксизмом, – это философия опрощенства, знахарства, невежественного бахвальства.
– Но все-таки, если англичане и французы на нас начнут серьезное наступление, двинув против нас миллионную армию, военные специалисты нам изменят… Это последний и в логическом и в хронологическом порядке аргумент.
Не сомневаюсь: если англо-французский империализм окажется в силах беспрепятственно двинуть против нас могущественную армию, в таких условиях, при которых наши непосредственные поражения покажутся очевидными «замиренным» пролетариатом общественным кругам, из этих последних начнется дезертирство в лагерь наших политических врагов. Дезертирство это будет тем шире и опаснее для нас, чем менее выгодно будет для нас соотношение военных сил и чем менее благоприятна вся мировая обстановка. Это бывало в истории не раз и с другими классами.
Для краткости у нас военных специалистов нередко называют «царскими генералами»; при этом забывают только, что когда царизму пришлось туго, «царские генералы» изменили ему, заняв по отношению к революции положение благожелательного нейтралитета и даже прямо перейдя к ней на службу. Крестовниковы, Рябушинские, Мамонтовы имеют право сказать, что их инженеры изменили им. Ведь они теперь служат под режимом пролетарской диктатуры. Если специалисты изменили тому классу, в духе которого они воспитывались, когда этот класс оказался явно и бесспорно слабее своего противника, не может быть никакого сомнения в том, что те же специалисты несравненно легче изменят пролетариату, когда он окажется слабее своего смертельного врага. Но сегодня этого нет, и у нас есть слишком много оснований думать, что этого не будет. Чем лучше, шире и полнее мы используем специалистов сейчас, когда они вынуждены нам служить, чем лучше мы построим, при их содействии, наши красные полки, тем меньше будет возможности у англо-французов наступать на нас и вводить наших специалистов во искушение.
Если обстановка изменится к невыгоде для нас, нам придется, может быть, снова изменить и нашу внутреннюю политику, придется снова переходить к режиму красного террора, придется беспощадно истреблять всех тех, которые попытаются помогать врагам пролетариата. Но сделать это авансом, забегая вперед, значило бы только – ослаблять себя. Отказаться от военных специалистов на том основании, что отдельные офицеры изменяют, значило бы то же, что изгонять всех инженеров, всех высших железнодорожных техников на том основании, что в их среде есть немало искусных саботажников.
Не так давно, на II Всероссийском Съезде Советов Народного Хозяйства,[257]257
Второй Съезд Советов Народного Хозяйства – происходил с 19 по 27 декабря 1918 г. Тов. Ленин делал свой доклад «О хозяйственных задачах» в первый день съезда.
[Закрыть] тов. Ленин сказал: «Пора нам отказаться от прежнего предрассудка и призвать всех нужных нам специалистов к нашей работе. Это должны знать все наши коллегиальные управления, все наши коммунистические работники»… «Капитализм оставил нам крупнейших специалистов, которых мы должны непременно использовать в широких размерах». Это совсем не похоже, как видите, на Тяпкин-Ляпкинскую готовность справиться со всякой «штукой» без специалистов.
В речи тов. Ленина заключается даже и прямая угроза по адресу «коммунистических» Тяпкиных. «Всякую попытку заменить дело рассуждениями, которые представляют воплощение близорукости и самого грубого тупоумия интеллигентского самомнения, мы будем преследовать путем беспощадных репрессий».
Я не сомневаюсь, что некоторые наши товарищи-коммунисты – превосходные организаторы, но, чтобы научить этих организаторов в большем количестве, нужны годы и годы, а нам ждать «некогда». Если нам ждать некогда в хозяйственной области, то, тем более, нам «некогда» в военном отношении.
Эта статья была бы неполной и заключала бы в себе прямую несправедливость по отношению к военным специалистам, если бы я не сказал здесь о той глубокой эволюции, какую проделало сознание лучшей части старого офицерства.
У нас на службе состоят сейчас тысячи бывших кадровых офицеров. Эти люди пережили идейную катастрофу. Многие из них, по собственным их словам, еще два года тому назад считали Гучкова крайним революционером, большевики относились для них к области четвертого измерения. Они пассивно верили сплетням, клевете и травле продажной и бесчестной буржуазной печати. За 13 месяцев советского режима они увидели нас, коммунистов, на работе с нашими сильными и с нашими слабыми сторонами. Поистине мы были бы слишком низкого мнения о себе и нашей партии, о нравственном могуществе нашей идеи, о притягательной силе нашей революционной морали, если бы мы думали, что неспособны притянуть к себе тысячи и тысячи специалистов, в том числе и военных.
Чего стоит один факт боевого сожительства бывших поручиков, капитанов, полковников и генералов с нашими комиссарами? Разумеется, в семье не без урода. Среди комиссаров попадаются иногда склочники, которые занимаются мелким местничеством на тему о том, кому подписаться первым и пр. Но большинство наших комиссаров – превосходные и самоотверженные коммунисты, бескорыстные, бесстрашные, способные умирать за идею коммунизма и заставлять умирать других. Неужели же все это может пройти бесследно в моральном отношении для офицерства, большинство которого в первый период пошло к нам на службу только ради куска хлеба? Нужна полная нравственная тупость, чтобы предполагать это. Из своего общения со многими военными специалистами и еще более из своего общения с коммунистами-комиссарами я знаю, как много из бывших «царских офицеров» внутренно сроднились с советским режимом и, отнюдь не величая себя большевиками, живут одной жизнью с лучшими полками нашей Красной армии.
Совет Народных Комиссаров постановил станцию «Красные Горки» под Казанью переименовать в «Юдино» в память павшего в бою под этой станцией «царского офицера» Юдина, бывшего одним из тех, которые вернули нам Казань.
Широкая публика знает почти о всех случаях измены и предательства лиц командного состава, но, к сожалению, не только широкая публика, но и более тесные партийные круги слишком мало знают о всех тех кадровых офицерах, которые честно и сознательно погибли за дело рабочей и крестьянской России. Только сегодня мне комиссар рассказывал о капитане, который командовал всего-навсего отделением и отказывался от более высокого командного поста, потому что слишком тесно сжился со своими солдатами. Этот капитан на днях пал в бою…
И сегодня же у меня была очень любопытная беседа с другим нашим комиссаром, с одним из лучших по энергии и преданности делу. Я знал этого товарища, как противника привлечения «царских генералов».
– Присматривайтесь ближе к делу, – сказал я ему с некоторым, если хотите, вызовом, – через месяц, через два мы вас из комиссара дивизии превратим в командира дивизии.
– Нет, – ответил он, – на это я не согласен.
– А как же быть?
– У нас есть лучшие начальники дивизий. Тот же Л. или Р.
– Но ведь это – офицеры генерального штаба!
– Против таких офицеров я ничего не имею. Л. поставил дивизию на ноги, установил твердый порядок. Р. работает днем и ночью, не покладая рук. Дежурит сам у телефона, проверяя исполнение каждого приказа. Я против таких специалистов, как Носович.
– Ну, конечно, все мы против таких специалистов, которые втираются в наши ряды, чтобы служить нашим врагам.
Тов. Ленин говорил об интеллигентском самомнении и о грубом тупоумии. Это очень крепко сказано, тем не менее (а вернее – именно потому), эти слова, как свидетельствует отчет, вызвали бурные аплодисменты. Я мысленно аплодирую вместе с другими. Интеллигентское самомнение, которое обещает справиться со всем собственными домашними средствами есть поистине оборотная сторона тупоумия, которое не понимает сложности задач и сложности путей, ведущих к их разрешению. Очень часто бывало в истории, что ложные взгляды и распространенные предрассудки получают свое «принципиальное» выражение тогда, когда приходит им время издыхать. Гегель говорил, что сова Минервы вылетает ночью. Я хотел бы надеяться, что не очень мудрая сова совершила свой принципиальный полет, и на сей раз именно потому, что то беспомощное течение, которое она выражает, доживает свои последние часы.
Лиски. 31 декабря 1918 г.
