Текст книги "Советская республика и капиталистический мир. Часть I. Первоначальный период организации сил"
Автор книги: Лев Троцкий
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 51 страниц)
Л. Троцкий
Советская Республика и капиталистический мир
Часть I. Первоначальный период организации сил
ОТ АВТОРА
Все необходимое относительно состава настоящего тома сказано в предисловии редактора тов. Е. Б. Солнцева, которому за его большую работу над томом выражаю здесь искреннюю свою признательность.
Л. Троцкий. 15 декабря 1925 г.
ОТ РЕДАКЦИИ
И хронологически и по своему содержанию настоящий том примыкает непосредственно к III тому – «1917».
В него вошли, однако, далеко не все материалы, относящиеся к эпохе после 1917 года. Превращение нашей партии в партию, руководящую государством, а позднее – и международным рабочим движением, сделало круг ее деятельности, а следовательно, и деятельности ее вождей шире и разнообразнее, работу – многограннее и многостороннее. В частности, работа тов. Троцкого протекала, по меньшей мере, в пяти областях: в области внутри-партийной, коминтерновской, хозяйственной, государственно-политической и военной. Соответственно этим видам работы и разбит в общем и целом материал по томам. По отношению к настоящему тому пришлось, впрочем, несколько поступиться этим общим принципом и объединить материалы, относящиеся к последним двум областям работы. Поскольку именно вопросы военные стояли в центре всей политической жизни страны за весь период гражданской войны, постольку работа тов. Троцкого, в качестве руководителя Красной Армии, так тесно переплеталась с его общей политической деятельностью, что оторвать одну от другой оказалось невозможным.
Нужно указать, что это соединение пошло в ущерб материалу военного характера: чтобы избежать перегрузки, пришлось выключить из тома все статьи и речи военно-теоретического характера, а также большое количество материала чисто военного характера{1}.
Самой собой разумеется, нет никакой уверенности в том, что, помимо выключенного материала по этим соображениям, в томе нет пробелов, проистекающих из того, что ряд материалов временно оказался вне поля зрения редакции или пропал безвозвратно.
Первая часть настоящего тома охватывает период от Бреста до взятия Казани (10 сентября 1918 г.) – от момента вынужденной, вследствие развала старой армии, капитуляции перед германским империализмом до момента, когда созданная на ее месте новая армия нанесла первый серьезный удар контрреволюции, поддерживаемой англо-французским империализмом.
Взятие Казани, знаменовавшее собой резкий перелом не только в военном положении Республики, но и в состоянии и настроении Красной Армии – этого решающего фактора международного положения в тот период – завершало собой целый этап, целый период в развитии Советской Республики – «период первоначальной организации сил», как он нами назван.
Вторая часть тома охватывает собой последующий период до окончания гражданской войны.
Первый отдел первой части – Брест – охватывает не весь период мирных переговоров, а лишь тот их этап, который начинается с назначения Л. Д. Троцкого председателем мирной делегации. Несколько неудачная компоновка материала при распределении его по томам, вследствие чего часть его, относящаяся к первым шагам борьбы за мир, отнесена к III тому, создает такое положение, при котором читатель сразу, без всякой подготовки, погружается в «гущу» Брестских переговоров. Этот недостаток редакция постаралась восполнить в примечаниях, вводящих в курс дела путем краткого освещения предшествовавших событий.
Центральное место в этом отделе занимает материал, извлеченный из протоколов мирных переговоров. Сюда вошли лишь наиболее крупные и важные выступления Л. Д. Троцкого на мирной конференции и в ее комиссиях и лишь те из менее значительных выступлений, которые оказались необходимыми для понимания хода переговоров в целом.
После неоднократной перестройки этих материалов редакция окончательно остановилась на той форме, в какой они даны в томе: выступления Л. Д. Троцкого разбиты, иногда в ущерб хронологической их последовательности, по основным вопросам, которых они касались, причем каждому выступлению предпослано в сжатом виде содержание речей оппонентов.
Приложенные в конце книги документы, а также примечания помогут читателю уяснить себе как общий ход переговоров, так и общую внутреннюю и международную обстановку, породившую серьезные разногласия внутри партии.
Следующие отделы вводят нас в эпоху гражданской войны.
13 марта 1918 г. Л. Д. Троцкий ушел с поста Наркоминдела и был назначен Народным Комиссаром по военным делам. Этому его переходу и отвечает переход от первого отдела к последующим.
Как уже указывалось, в них входят далеко не все материалы, относящиеся к работе тов. Троцкого, в качестве руководителя Красной Армии.
Расположение материала в этих отделах комбинированное – хронологически-тематическое. Поскольку основные моменты и события эпохи гражданской войны не следовали друг за другом в логической последовательности, а друг друга пересекали и друг на друга накладывались, хронологический принцип мог бы быть соблюден лишь в том случае, если бы материалы, относящиеся к различным вопросам, перемежались между собой. Считая такой способ распределения материала чрезвычайно затрудняющим ознакомление с ним, редакция предпочитала приносить в соответственных случаях хронологический принцип в жертву логическому или тематическому.
Несколько слов о характере материала: на три четверти он представляет собой не писаный материал, а протокольные, хроникерские или стенографические записи устных выступлений. Недостатки хроникерских и протокольных записей общеизвестны. Редакция старалась по возможности исправить эти недостатки, сопоставляя различные записи, выбирая наиболее полный и вероподобный текст, дополняя его из других записей. Но часто не лучше, а даже хуже обстоит дело со стенографическими записями. Стенограммы эпохи военного коммунизма носят на себе печать своего времени: зачастую они не достаточно точно велись, наспех расшифровывались, затем не выправлялись и в таком виде шли в печать. Неудивительно, что в ряде стенографических записей мы имеем порой либо бессмысленный набор слов, как это было со стенограммой речи Л. Д. Троцкого в Сергиевском Народном Доме{2}, напечатанной в 1918 г. брошюрой, в которой грамотная или просто понятная фраза является исключением, либо – что еще хуже – искажение смысла, допущенное, например, в отчете о речи Л. Д. Троцкого на VII съезде партии (явно искаженные или неполно и неточно изложенные места этой речи, помещенной в настоящем томе, оговорены в примечаниях).
Даты даны всюду по новому стилю. В некоторых местах указаны (в скобках) и даты по старому стилю. Поскольку во всех материалах, касающихся 1917 и начала 1918 г., существует большая путаница в стилях, возможно, что и в настоящем томе допущены кой-какие незначительные погрешности в этом отношении.
Схема положений на фронтах и некоторые примечания фактического характера взяты из I т. «Как вооружалась революция».
Большую и кропотливую работу выполнили при составлении настоящего тома тт. Н. Баженов, Ф. Вермель, В. Майзлин, А. Ошер, Я. Рензин и И. Румер, которым редакция выражает свою благодарность.
I. Брест
1. Второй период мирных переговоров (9 января – 10 февраля 1918 г.)[1]1
Второй период мирных переговоров – начался 9 января 1918 г. (27 декабря 1917 г.). Для облегчения понимания хода переговоров и их содержания в этот период мы подробнее остановимся на предшествовавших событиях.
Советское правительство начало борьбу за мир непосредственно после Октябрьского переворота. На другой же день после победы пролетариата – 8 ноября (26 октября) 1917 г. – II Съезд Советов принял по предложению Ленина знаменитый декрет о мире, в котором предлагалось «всем воюющим народам и их правительствам начать немедленно переговоры о справедливом демократическом мире». Разъяснив, что понимается под справедливым миром, декрет предлагал немедленно заключить перемирие сроком не менее, как на 3 месяца, с тем, чтобы за это время подготовить условия для установления окончательного всеобщего мира. (Текст декрета о мире см. Собр. соч. Н. Ленина, т. XV, стр. 14, а также Собр. соч. Л. Троцкого, т. III, ч. 2, примечание 161а.)
Из всех воюющих стран на это предложение откликнулись через некоторое время лишь державы Четверного Союза (Германия, Австро-Венгрия, Болгария и Турция), уже давно, еще при царизме, стремившиеся заключить сепаратный мир с Россией, чтобы иметь возможность, развязав себе руки на Восточном фронте, перебросить свои войска на запад. Государства Антанты не пожелали вступить с советским правительством ни в какие переговоры, несмотря на неоднократные обращения к ним. Так, 21 (8) ноября тов. Троцким была отправлена нота к послам союзных стран с предложением рассматривать декрет о мире, как «формальное предложение немедленного перемирия на всех фронтах и немедленного открытия мирных переговоров» (Собр. соч. Л. Троцкого т. III, ч. 2, стр. 157). 23 (10) ноября им же была отправлена нота к послам нейтральных держав с просьбой довести до сведения общественного мнения их народов о предпринятых Советской властью шагах в отношении заключения мира и с предложением воздействовать в соответствующем духе на правительства воюющих стран.
Одновременно нашим верховным командованием были начаты непосредственные переговоры с немцами по линии фронта. 26 (13) ноября тов. Крыленко были отправлены к немцам парламентеры с предложением начать переговоры. На другой день, 27 (14) ноября, было получено согласие от немецкого командования, о чем тов. Крыленко оповестил в приказе (текст приказа см. Собр. соч. Л. Троцкого, т. III, ч. 2, примечание 175). Следующая встреча уполномоченных была назначена на 2 декабря (19 ноября).
В тот же день, 27 (14) ноября, от имени Совета Народных Комиссаров было отправлено обращение к правительствам и народам стран Антанты с сообщением о согласии Германии приступить к переговорам и с предложением примкнуть к ним (Собр. соч. Л. Троцкого, т. III, ч. 2, стр. 173). Никакого ответа на это обращение получено не было. Наконец, 30 (17) ноября тов. Троцким была вновь отправлена дипломатическим представителям союзных стран нота с сообщением о том, что прелиминарные переговоры начинаются 2 декабря (19 ноября), и с просьбой ответить, желают ли они принять в них участие. На все эти неоднократные предложения союзники откликнулись лишь один раз протестом на имя генерала Духонина, к тому времени уже удаленного с поста главковерха за отказ подчиниться приказу Совнаркома и смененного тов. Крыленко.
Тем временем были получены от Германии и Австро-Венгрии сообщения о согласии приступить к переговорам на основе предложений советского правительства (текст сообщения Австро-Венгрии см. Собр. соч. Л. Троцкого, т. III, ч. 2, примечание 177).
Первая встреча советской делегации с представителями Четверного Союза состоялась в Брест-Литовске 3 декабря (20 ноября) 1917 г. Германские полномочия были подписаны Гинденбургом и Гольцендорфом. Вести переговоры был уполномочен командующий армиями Восточных фронтов Леопольд Баварский, препоручивший свои полномочия своему начальнику штаба, генералу Гофману. Кроме последнего, присутствовали представители австро-венгерской, болгарской и турецкой армий.
В начале переговоров советская делегация огласила декларацию (приложение N 1), в которой целью переговоров объявлялось «достижение всеобщего мира без аннексий и контрибуций с гарантией права на национальное самоопределение» и предлагалось обратиться ко всем прочим воюющим странам «с предложением принять участие в ведущихся переговорах».
В последовавших затем переговорах советская делегация выставила следующие условия: 1) делегации Четверного Союза должны объявить, что переговоры имеют своей целью всеобщий мир на основе декрета о мире II Съезда Советов, и обратиться ко всем воюющим странам с предложением принять участие в переговорах; 2) перемирие не должно быть использовано для переброски войск с одних фронтов на другие; 3) оккупированные Германией Моонзундские острова (Эзель, Моон и Даго) на Балтийском море должны быть очищены, а также должен быть разрешен беспрепятственный ввоз революционной литературы в Германию и через Германию в прочие воюющие страны. Немцы, ссылаясь на отсутствие у них полномочий, дали уклончивые или отрицательные ответы на все пункты, кроме второго, и предложили сепаратное перемирие от Черного до Балтийского моря. На почве единственного принятого немцами пункта о приостановлении переброски войск и было подписано 5 декабря (22 ноября) соглашение о приостановлении военных действий сроком на одну неделю. Подписание формального перемирия советская делегация умышленно оттягивала для того, чтобы 1) русские условия успели получить наиболее широкую огласку, и 2) еще раз попытаться привлечь к участию в переговорах союзников. Для осуществления последнего тов. Троцким была снова отправлена 7 декабря (24 ноября) нота к представителям союзников с сообщением о соглашении 5 декабря и с предложением «определить свое отношение к мирным переговорам, т.-е. свою готовность или свой отказ принять участие в переговорах о перемирии и мире и – в случае отказа – открыто перед лицом всего человечества заявить ясно, точно и определенно, во имя каких целей народы Европы должны истекать кровью в течение четвертого года войны» (Собр. соч. Л. Троцкого, т. III, ч. 2, стр. 192). Ответом были лишь инсинуации в печати и обвинения большевиков в измене и продажности.
15 (2) декабря было заключено перемирие с державами Четверного Союза сроком на 28 дней – с 17 декабря по 14 января. Целью перемирия (приложение N 2) объявлялось «достижение длительного и почетного для обеих сторон мира». Условия касались лишь чисто военных вопросов и заключали запрещение переброски войск. На основе этого перемирия и было приступлено 22 (9) декабря к мирным переговорам. В этот период мирных переговоров, продолжавшийся всего 6 дней (с 22 по 28 декабря 1917 г.) в состав советской делегации входили: А. Иоффе (председатель), Л. Каменев, А. Биценко, М. Н. Покровский, Л. Карахан (секретарь), М. Павлович-Вельтман (консультант) и в качестве военных консультантов: контр-адмирал В. Альтфатер, генерал А. Самойло, капитан В. Липский, капитан И. Цеплит. Германская и австро-венгерская делегации возглавлялись Кюльманом и Черниным. Уже в этот период, несмотря на внешне-дружелюбный характер переговоров, выяснилось, что державы Четверного Союза ни в какой мере, конечно, не стали на почву принципов декрета о мире. Возможно, впрочем, что они полагали, как неоднократно указывал в своих речах тов. Троцкий, что со стороны большевиков провозглашение этих принципов пустая комедия, что они поломаются и подпишут все, что им прикажут.
Между тем стоявшая перед советской делегацией задача заключалась в том, чтобы, затягивая возможно дольше переговоры, превратить мирную конференцию в трибуну, с которой можно будет довести до сведения широких масс всех стран принципы, провозглашенные Советской властью. Этим объясняется, между прочим, и та настойчивость, с которой советская делегация настаивала и в этот и в следующий период на перенесении места переговоров из Брестской крепости в какую-нибудь нейтральную страну, на обязательстве вести подробные протоколы заседаний и на праве сторон полностью их опубликовывать (подр. см. об этом прим. 2).
В первом же заседании (22 дек.) советская делегация огласила декларацию (приложение N 3), в которой излагались основные принципы, долженствующие лечь в основу мира. В своей ответной декларации от 25 декабря (приложение N 4) делегации Четверного Союза, приняв формально эти принципы, пытались внести ряд ограничительных поправок, однако, в весьма осторожной форме. Оценка союзнической декларации была дана в ответной декларации советской делегации, оглашенной т. Иоффе на том же заседании от 25 декабря (приложение N 5). По существу на той стадии переговоров для советской делегации этого было достаточно. Принципы мира были оглашены, была достигнута большая или меньшая гарантия того, что они дойдут до ведома и сознания широких масс и окажут свое действие; с другой стороны, необходимо было выждать, какое действие это окажет на страны Антанты. Поэтому советская делегация внесла предложение о перерыве переговоров до 4 января 1918 г. Однако, для Германии было важно не прекращать переговоров; поэтому она предложила продолжать обсуждение отдельных вопросов. Советская делегация не сочла возможным отказаться от этого, чтобы 1) не подавать поводов к упрекам о разрыве переговоров до заслушания предложений противной стороны и 2) выяснить конкретно притязания Германии и ее союзников. В процессе этого выяснения оказалось, чего, впрочем, и следовало ожидать, что присоединение делегации Четверного Союза к провозглашенным Советской властью принципам демократического мира являлось лишь чисто формальным и должно было прикрыть собою их истинные империалистические вожделения. 28 (15) декабря они предложили условия мира (приложение N 6), в которых весьма недвусмысленно, хотя и под маской тех же принципов демократического мира, выставлялось требование о согласии советского правительства на аннексию Германией Польши, Литвы, Курляндии и части Эстляндии и Лифляндии. Советская делегация не вступила в обсуждение этих условий и уехала в Петроград, объявив перерыв до 4 января.
Стремясь к разоблачению германского империализма, советская делегация снова начала борьбу за перенесение места переговоров в нейтральную страну (подр. см. прим. 2). Все предложения по этому поводу были отклонены, и советской делегации было предложено приехать в Брест. 4 января советская делегация сообщила о своем выезде. Но еще до того как она выехала, 5 января, была получена телеграмма от председателя делегации Четверного Союза, из которой явствовало, что Германия отказывается даже от того словесного присоединения к принципам, выдвинутым советской делегацией, которое содержалось в декларации 25 декабря. Эта телеграмма гласила следующее:
"Председателю российской делегации, господину Иоффе. Петербург.
В своем ответе на предложения российской мирной делегации, делегации Четверного Союза установили 25 декабря некоторые руководящие принципы для немедленного заключения всеобщего мира. Во избежание всяких односторонних толкований, они определенным образом поставили обязательность этих принципов в зависимость от того, обяжутся ли все находящиеся ныне в войне державы без оговорок и точнейшим образом соблюдать эти условия, в одинаковой мере обязательные для всех народов. В согласии с делегациями держав Четверного Союза, российская делегация после этого установила десятидневный перерыв, в продолжение которого остальные воюющие державы должны были ознакомиться с установленными в Брест-Литовске принципами немедленного мира и решить вопрос о своем участии в мирных переговорах.
Делегации Четверного Союза устанавливают, что срок десятидневного перерыва истек 4 января 1918 года, и ни от одной из остальных воюющих держав к ним не поступило заявления о присоединении к мирным переговорам.
Председатели союзнических делегаций:
Ф. Кюльман – за Германию. Граф Чернин – за Австро-Венгрию. Попов – за Болгарию. Нессими-бей – за Турцию".
В таких условиях начался второй период мирных переговоров. В этот период в состав советской делегации входили: Л. Д. Троцкий (председатель), А. Иоффе, Л. Каменев, М. Н. Покровский, А. Биценко, В. Карелин, Л. Карахан (секретарь); в качестве военных консультантов: контр-адмирал В. Альтфатер, капитан В. Липский, генерал А. Самойло; в качестве консультантов по национальным вопросам: К. Радек, П. Стучка, С. Бобинский, В. Мицкевич-Капсукас, а также прибывшие позже представители Украинского ЦИК В. Шахрай и И. Медведев.
[Закрыть]
Л. Троцкий. БОРЬБА ЗА ГЛАСНОСТЬ И СВОБОДУ ПРОПАГАНДЫ[2]2
Борьба за гласность и свободу пропаганды – занимала чрезвычайно большое место в первый и второй периоды мирных переговоров. Для отрезанной от всего мира Советской Республики мирная конференция должна была послужить, а отчасти и послужила, трибуной, с которой можно было довести до ведома и сознания широких масс всех стран принципы российской революции. Уже в самом начале переговоров о перемирии советская делегация выставила требование о допущении свободного ввоза революционной литературы в Германию и через Германию в другие воюющие страны. Германские делегаты уклонились от прямого ответа, ссылаясь на отсутствие полномочий, но заявили, что, по их мнению, германское правительство охотно согласится на доставку литературы в Англию, Италию и Францию, но решительно будет возражать против ее распространения в Германии. Насколько нам известно, согласия на этот счет со стороны германского правительства получено не было, что, впрочем, не помешало распространению революционной литературы среди немецких солдат. Однако, главнейшей целью делегации было – добиться того, чтобы весь мир был достаточно хорошо осведомлен о том, что происходит на мирной конференции. Даже в той урезанной форме, в какой выступления советской делегации доходили до широких масс, они являлись в высокой степени революционизирующим фактором. Уже на первом заседании мирной конференции 22 (9) декабря 1917 г. советской делегации удалось добиться принятия своего предложения о том, «чтобы все заседания были публичными, чтобы велись подробные протоколы, причем за каждой стороной остается право публиковать полностью протоколы заседаний». Само собой разумеется, что этим правом полной публикации воспользовалось лишь советское правительство; в прессе Четверного Союза все выступления советской делегации приводились либо в неполном, либо даже в тенденциозно-искаженном виде, что видно из ряда устных и письменных заявлений тов. Троцкого, помещенных в настоящем отделе. Предвидя все эти возможности, советская делегация с самого начала переговоров решительно настаивала на перенесении места переговоров из изолированной от всего мира Брестской крепости в какую-нибудь нейтральную страну. Особенно решительно стало на этом настаивать советское правительство после перерыва 28 декабря, когда окончательно выяснились империалистические притязания Германии. 1 января соединенное заседание ЦИК, Петроградского Совета и общеармейского съезда по демобилизации армии заявило в своей резолюции (Собр. соч. Л. Троцкого, т. III, ч. 2, стр. 240), что оно «настаивает на том, чтобы в дальнейшем мирные переговоры велись в нейтральном государстве, и поручает Совету Народных Комиссаров принять все меры к тому, чтобы это было проведено в жизнь». Одновременно с этим 2 января А. Иоффе обратился к делегациям Четверного Союза с заявлением, в котором, между прочим, говорилось: «Правительство Российской Республики считает настоятельно необходимым перенесение дальнейших мирных переговоров на нейтральную почву и, с своей стороны, предлагает город Стокгольм». Предложение советской делегации произвело в Германии сенсацию. В своей речи в главной комиссии рейхстага, 4 января, имперский канцлер Гертлинг заявил, что советское правительство снова домогается перенесения переговоров в другое место, но что это решительно отвергнуто как по техническим соображениям, так и потому, что такое перенесение облегчило бы дипломатические «махинации со стороны стран Антанты», и что Кюльману поручено ответить решительным отказом. Большой шум был поднят по этому поводу правой прессой. «Vossische Zeitung» и ряд других газет усматривали в предложении советской делегации английские интриги. Пресса военной партии обвиняла Кюльмана и Гертлинга в мягкости и уступчивости. «Tagliche Rundschau» писала, что уступчивость германской дипломатии подействовала ободряюще на «дипломатических молодцов с берегов Невы». «Deutsche Tageszeitung» протестовала против «домогательств» России, утверждая, что ее предложение представляет собою интригу, в которой кроме держав Антанты замешаны также германская социал-демократия и английская рабочая партия.
3 января прибыл ответ, гласивший, что перенесение переговоров решительно отклоняется.
В тот же день советская делегация отправила телеграмму следующего содержания:
"Господам председателям делегации четырех Союзных Держав.
Перенесение переговоров на нейтральную почву соответствует достигнутой стадии переговоров. Принимая во внимание то обстоятельство, что Ваши делегации уже прибыли на старое место, российская делегация с Народным Комиссаром Иностранных Дел Л. Д. Троцким во главе завтра выезжает в Брест, в полной уверенности, что соглашение по вопросу о перенесении переговоров на нейтральную почву не составит затруднений.
Российская мирная делегация".
Между тем в австро-германских кругах царило большое беспокойство и уныние по поводу того, что большевики могут прервать переговоры. В своих мемуарах Чернин сообщает о радости, охватившей всех после получения сообщения о выезде советской делегации:
«Вечером после ужина, – пишет он 4 января, – пришла телеграмма из Петербурга, сообщающая о предстоящем прибытии делегации вместе с министром иностранных дел Троцким. Было занимательно наблюдать, с каким восторгом это известие было встречено немцами; лишь внезапное и бурное веселье, охватившее всех, показало, какой над ними висел гнет, как сильно было опасение, что русские не вернутся».
По своем приезде в Брест советская делегация была поставлена перед ультиматумом. В своей вступительной речи в заседании 9 января Кюльман заявил:
«Я… желал бы… уже сейчас заявить окончательно решение держав Четверного Союза, не подлежащее отмене, что они не могут продолжать в другом месте начатые здесь переговоры».
Чернин заявил, что это вызвано 1) причинами технического характера и 2) опасением перед махинациями стран Антанты, которые были бы, якобы, для них облегчены при перенесении переговоров в нейтральную страну.
В вышедших впоследствии мемуарах Чернина мы находим «несколько» иное и, надо полагать, более правильное объяснение причин отказа в перемене места переговоров. В записи от 9 января мы читаем:
«Перенесение конференции в Стокгольм было бы для нас концом всего, потому что оно лишило бы нас возможности держать большевиков всего мира вдалеке от нее. В таком случае стало бы неизбежно именно то, чему мы с самого начала и изо всех сил старались воспрепятствовать: поводья оказались бы вырванными из наших рук, и верховодство делами перешло бы к этим элементам».
Вот истинная причина, почему делегаты Четверного Союза, в то время крайне заинтересованные в продолжении переговоров и чрезвычайно опасавшиеся разрыва, не могли все-таки уступить по этому вопросу.
С другой стороны, и советской делегации было невыгодно разрывать по такому поводу; поэтому ей оставалось только подчиниться ультиматуму, что и было указано в речи тов. Троцкого от 10 января. Несмотря на все эти препятствия и на изолированность от внешнего мира, речи советских делегатов так или иначе доходили до сведения широких масс и были не последней причиной той волны стачек и уличных демонстраций, которая прокатилась в январе 1918 г. по городам Германии, Австро-Венгрии и Польши.
[Закрыть]
В пленарном заседании 9 января[3]3
Заседание 9 января (27 декабря) – было первым заседанием мирной конференции после перерыва. Заседание началось декларацией Кюльмана, тон которой подтверждал изменение всего курса политики по отношению к России. Начав с обзора предыдущего хода переговоров, Кюльман подтвердил изложенный в телеграмме от 5 января (см. прим. 1) отказ от декларации 25 января. Категорически отказавшись обсуждать вопрос о перенесении места переговоров (см. прим. 2), Кюльман перешел в нападение, протестуя против «тона некоторых полуофициальных заявлений российского правительства, направленных против правительств Четверного Союза». Чернин остановился в своей речи только на вопросе о перенесении места переговоров (см. примечание 2). После Чернина выступил, поддержанный представителями армий остальных союзников, генерал Гофман, заявивший протест против «радиограмм и воззваний, подписанных гг. представителями российского правительства и верховного командования, в которых частью поносятся бранью германская армия и германское верховное командование, частью же содержатся воззвания революционного характера» (см. прим. 4).
[Закрыть] ген. Гофман, поддержанный представителями прочих союзных армий, выражает протест против агитационных радиотелеграмм и воззваний советского правительства и советского командования.
В свою очередь, Кюльман указывает на «некоторые полуофициальные заявления российского правительства»[4]4
О каких именно «полуофициальных заявлениях» говорил Кюльман, установить трудно, потому что все сообщения о переговорах и все воззвания того периода заключали в себе разоблачение германского империализма и призывы к германскому рабочему классу и германской армии свергнуть свое правительство. Такие же обращения, как это само собой разумеется, адресовались, конечно, и к рабочим и солдатам стран Антанты.
Как следует из заявления Гофмана на пленарном заседании мирной конференции 12 января (см. стр. 13 наст. тома), и Кюльман и Гофман имели, очевидно, в виду в данном случае воззвание тов. Крыленко, оповещавшее о результатах первого периода переговоров и разоблачавшее политику германского империализма. (Воззвание помещено в «Изв. Моск. Сов.» от 11 января (29 декабря) 1918 г. N 239.)
Указывая на то, что:
«…хищники из германской буржуазии, из которых каждый был готов с радостью растерзать нас, принуждены были склониться перед волей истомленных народов и признать, что мир должен быть, заключен на основе равных прав всех народов»…
воззвание все же призывало к бдительности, ибо, как говорилось далее,
"немецкая буржуазия готова войти в союз с ними (с империалистами Антанты. Ред.), чтобы удушить революцию внутри страны".
[Закрыть] и в частности «на одно сообщение петроградского телеграфного агентства» о заявлении российской делегации на заседании 27 декабря.[5]5
О телеграмме ПТА см. объяснения тов. Троцкого в речи от 10 января (а также прим. 8).
[Закрыть] Ответ дает т. Троцкий на следующий день.
Прежде чем войти в рассмотрение вопросов, поставленных в заявлениях г. г. представителей Четверного Союза, мы считаем нужным устранить элемент недоразумения, ворвавшийся в ход переговоров.
На официальном заседании от 27/14 декабря, в ответ на п. п. 1-й и 2-й германского и австрийского проекта, российская делегация ограничилась противопоставлением своей редакции этих пунктов, определяющих судьбу оккупированных территорий,[6]6
Оглашение советской делегацией своей редакции пунктов, о которых идет речь, на самом деле предшествовало оглашению делегацией Четверного Союза этих пунктов в своей редакции. Текст, предложенный советской делегацией, гласил:
"В полном согласии с открытыми заявлениями обеих договаривающихся сторон об отсутствии у них завоевательных планов и о желании заключить мир без аннексий, Россия выводит свои войска из занимаемых ею частей Австро-Венгрии, Турции и Персии, а державы Четверного Союза – из Польши, Литвы, Курляндии и др. областей России.
В соответствии с принципами российского правительства, провозгласившего право всех без исключения народов, живущих в России, на самоопределение вплоть до отделения, населению этих областей дана будет возможность вполне свободно в ближайший, точно определенный срок решить вопрос о своем присоединении к тому или другому государству или об образовании самостоятельного государства. При этом в самоопределяющихся областях недопустимо присутствие каких-либо войск, кроме национальных или местной милиции.
Впредь до решения этого вопроса управление этими областями находится в руках избранных на демократических началах представителей самого местного населения.
Срок эвакуации в связи с обстоятельствами – началом и ходом демобилизации армий – определяется специальной военной комиссией".
В ответ на эту формулировку Кюльман огласил свою редакцию 1 и 2 пункта (см. прил. N 4), которая, формально признавая право на самоопределение, фактически уничтожала его. (Подробнее о дискуссии по вопросу об оккупированных областях см. примечание 21.)
[Закрыть] и кратким заявлением председателя российской делегации, указавшего на то, что российское правительство не может считать выражением воли населяющих эти области народов заявления, сделанные привилегированными группами населения в условиях военной оккупации.[7]7
Заявление председателя советской мирной делегации т. Иоффе – гласило:
«Мы считаем, что подлинным выражением народной воли может быть сочтено только такое волеизъявление, которое является результатом вполне свободного голосования, при полном отсутствии чужеземных войск в данных областях».
[Закрыть]
Мы констатируем, следовательно, что официально опубликованный в немецких газетах протокол последнего заседания в части, излагающей речь председателя российской делегации, не соответствует тому, что действительно происходило на заседании от 27/14 декабря.
Что касается совершенно неизвестной нам, действительной или мнимой, телеграммы петроградского телеграфного агентства, на которую мы находим ссылки в немецкой печати и в заявлении г. статс-секретаря фон-Кюльмана, то мы затрудняемся сейчас, до наведения справок, установить, каким образом и какая именно телеграмма могла быть понята, как исправление или дополнение протоколов заседания от 27/14 декабря.
На самом деле, во всех ссылках на указанную телеграмму речь идет не о каком-либо заявлении российской делегации в Брест-Литовске, а, насколько мы можем судить, о резолюции Центрального Исполнительного Комитета в Петрограде, вынесенной после доклада российской делегации о ходе переговоров и заключавшей в себе, в полном соответствии с позицией нашей делегации, решительное отклонение такого трактования самоопределения, при котором воля народов в действительности подменяется волей отдельных привилегированных групп, действующих под контролем оккупационных властей.[8]8
Тов. Троцкий имеет в виду резолюцию соединенного заседания ЦИК, Петроградского Совета и общеармейского съезда по демобилизации армии, принятую 1 января 1918 г. (19 дек. 1917 г.) по докладу мирной делегации (помещена в Собр. соч. Л. Троцкого, т. III, ч. 2, стр. 240).
[Закрыть]
Сожалея о происшедшем недоразумении, которое не стоит ни в какой связи с работами нашей делегации, и непосредственный источник которого подлежит выяснению, мы считаем, однако, необходимым установить тот факт, что самая возможность подобного недоразумения вызвана тем обстоятельством, что не все официальные заявления российской делегации доводятся до сведения народов центральных империй, частью же доходят в измененном виде, как то было, например, с ответом нашей делегации на декларацию от 25/12 декабря, из которого в германском официальном сообщении выпала вся критика п. 3-го о самоопределении наций.[9]9
Речь идет о декларации советской делегации, оглашенной тов. Иоффе в ответ на декларацию делегации Четверного Союза в заседании от 25 декабря (см. прил. NN 4 и 5). Из текста русской декларации ясно, какое место было опущено в немецком отчете о заседании 25 декабря.
[Закрыть]
В этой неполной осведомленности общественного мнения о ходе мирных переговоров мы усматриваем действительную опасность для успешного завершения наших работ.
Что же касается протеста генерала Гофмана против статей нашей печати, радиотелеграмм, воззваний и проч., поскольку они подвергают критике монархический или капиталистический строй тех или других стран, – протеста, поддержанного г. г. военными представителями трех других делегаций, – то мы считаем необходимым заявить: ни условия перемирия, ни характер мирных переговоров ни в каком смысле и ни с какой стороны не ограничивают свободы печати и свободы слова ни одной из договаривающихся стран.
Во всяком случае, мы, представители Российской Республики, оставляем за собой и за нашими согражданами полную свободу пропаганды республиканских и революционно-социалистических убеждений.
В то же время мы заявляем, что не усматриваем, с своей стороны, никакого повода для протеста в том обстоятельстве, что правительства Четверного Союза распространяют среди русских пленных и среди наших солдат на фронте полуофициальные германские издания, проникнутые духом крайней тенденциозности и капиталистическими воззрениями, которые мы считаем глубоко враждебными интересам народных масс.
После этих предварительных замечаний, мы можем перейти к рассмотрению по существу тех деклараций, которые здесь были оглашены вчера г. г. председателями германской и австро-венгерской делегаций.[10]10
Речь идет о декларациях, оглашенных ими в заседании от 9 января (см. об этом прим. 3).
[Закрыть]
Прежде всего мы подтверждаем, что, в полном соответствии с принятым до перерыва решением, мы намерены вести дальнейшие переговоры о мире совершенно независимо от того, присоединятся ли к нам правительства держав Согласия или нет.
Принимая к сведению заявление делегации Четверного Союза о том, что те основы всеобщего мира, которые были формулированы в их декларации от 25/12 декабря, отпадают ныне ввиду того, что державы Согласия не присоединились в течение десятидневного срока к мирным переговорам, – мы, с своей стороны, считаем нужным заявить, что провозглашенные нами принципы демократического мира, которые мы будем продолжать отстаивать, не погашаются ни десятидневным, ни иным сроком, так как они представляют собой единственно мыслимую основу сожительства и сотрудничества народов.
Прежде чем прибыть сюда после десятидневного перерыва, мы, в соответствии с письменным заявлением, сделанным нами на имя генерала Гофмана еще до начала переговоров о мире, возбудили по телеграфу вопрос о перенесении дальнейших переговоров в нейтральную страну.
Этим предложением мы хотели достигнуть такого решения вопроса о месте переговоров, которое, ставя обе стороны в однородные условия, тем самым благоприятствовало бы нормальному течению самих переговоров и облегчило бы скорейшее заключение мира.
Вполне соглашаясь с мыслью г. председателя германской делегации, что «для ведения переговоров атмосфера, в которой они протекают, имеет величайшее значение»,[11]11
Об этом говорил Кюльман в своей декларации в пленарном заседании мирной конференции от 9 января 1918 г. (27 декабря 1917 г.).
[Закрыть] и не входя в обсуждение того, насколько атмосфера Брест-Литовска облегчает противной стороне заключение мира, обусловленного широкими политическими, а не стратегическими мотивами, – мы считаем, во всяком случае, неоспоримым, что для российской делегации пребывание в Брест-Литовской крепости, в главной квартире неприятельских армий, под контролем немецких властей, создает те невыгоды искусственной изоляции, которых не может возместить пользование прямым проводом для неотложных сообщений.[12]12
Пользование прямым проводом вообще ничего дать не могло, ибо по сведениям, имевшимся у советской делегации, немцы перехватывали все сообщения, шедшие по Юзу. Единственно, для чего мог пригодиться прямой провод, – это для введения немцев в заблуждение. (См. об этом «Записку тов. Ленину», стр. 96 наст. тома и примечание 84.)
[Закрыть]
Эта искусственная изоляция, сама по себе создавая неблагоприятную атмосферу для наших работ, поселяет в то же время тревогу и беспокойство в общественном мнении нашей страны.
Элементы, чуждые всякого шовинизма, наоборот, стремящиеся к установлению самых дружественных отношений между народами воюющих ныне стран, протестуют против того, что российская делегация ведет переговоры в крепости, оккупированной германскими войсками.
Все эти соображения получают тем большее значение, что в ходе предшествовавших переговоров мы непосредственно подошли к вопросу о судьбе живых народов – поляков, литовцев, латышей, эстонцев, армян и др., причем обнаружилось, что именно в этом вопросе существуют глубокие разногласия между двумя сторонами.[13]13
Речь идет о разногласиях по вопросу о судьбе оккупированных в тот момент областей и о способах осуществления населяющими их народами права на самоопределение. (Подробнее см. об этом примечание 21.)
[Закрыть]
Мы считали, ввиду этого, крайне нежелательным продолжать переговоры в таких условиях, которые давали бы право утверждать, будто мы, отрезанные от источников всесторонней информации, изолированные от общественного мнения мировой демократии, не имея даже гарантий того, что наши заявления доходят до ведома народов Четверного Союза, участвуем в решении судьбы живых народов за их спиной.
Какие же причины могли помешать перенесению мирных переговоров в нейтральную страну? В своем объяснении г. председатель германской делегации имел в виду, по-видимому, ту речь, которую г. рейхсканцлер произнес в главном комитете рейхстага по этому вопросу.
Отметив технические трудности перенесения переговоров в нейтральную страну, – трудности, которые, по нашему мнению, могли бы быть при доброй воле обоих сторон без труда преодолены, – г. рейхсканцлер заявил, что «махинации Согласия могут поселить раздор и недоверие между делегатами российского правительства и нами, найдя там новую для этого почву».
Ту же самую мысль развил г. председатель австро-венгерской делегации в своем вчерашнем заявлении.[14]14
О заседании от 9 января см. примечание 3, о речи рейхс-канцлера – примечание 2.
[Закрыть]
Поскольку мы теперь оказываемся перед необходимостью оценить этот довод, мы считаем полезным прежде всего напомнить, что забота об охранении российского правительства от вредных махинаций должна целиком ложиться на само же российское правительство.
Мы говорим это с тем большим правом, что революционная российская власть в достаточной мере обнаружила свою независимость по отношению к дипломатическим махинациям, за которыми всегда скрывается стремление к угнетению трудящихся масс.
Нашу борьбу против войны мы начали в тот еще период, когда царские войска победоносно наступали в Галиции; эту борьбу мы вели независимо от менявшихся стратегических ситуаций, через все препятствия, отметая все махинации, откуда бы они ни исходили. Став у власти, мы выполняем то, что обещали, когда находились в оппозиции.
Мы опубликовали тайные договоры[15]15
Опубликование тайных договоров, – которого большевики безуспешно добивались за весь период хозяйничанья Временного Правительства, началось вскоре после Октябрьской революции. Секретные дипломатические документы б. Министерства Иностранных Дел печатались в конце 1917 г. и начале 1918 г. в «Известиях» и «Правде», а также выпускались Народным Комиссариатом по иностранным делам отдельными брошюрами под заголовком «Сборник секретных документов из архива бывшего Министерства Иностранных Дел». Первый такой сборник вышел в декабре 1917 г.
Опубликованные материалы вскрыли империалистический характер войны и захватнические замыслы как царского правительства, так и его «союзников».
[Закрыть] и категорически отвергли их, поскольку они противоречат интересам затрагиваемых ими народов и социалистической морали. Опубликование тайных документов мы продолжаем и сейчас. Ни одна из стран, как союзных, так и враждебных, к сожалению, до сих пор не последовала за нами по этому пути открытой и действительной борьбы с дипломатическими махинациями.
Мы вступили на путь переговоров о перемирии, игнорируя предупреждения, угрозы и махинации союзных посольств в Петрограде. Мы подчинялись лишь нашей социалистической программе.
Мы отвечали и отвечаем суровыми репрессиями на все попытки контрреволюционных махинаций со стороны союзных дипломатических агентов в России, имеющих целью сорвать мирные переговоры.
Мы решительно не видим оснований полагать, что дипломатия Согласия могла бы на почве нейтральной страны оперировать против мира с большим успехом, чем в Петрограде.
Что касается заподозренной г. статс-секретарем «искренности» нашего стремления к миру, то мы полагаем, что в этой области вопрос разрешается не психологическими догадками, а фактами. Искренно стремится к миру тот, кто готов сделать все необходимые выводы из права наций на самоопределение.
Наше отношение к делу мы показали в вопросах о Финляндии, Армении и Украине.[16]16
По отношению к указываемым тов. Троцким областям Советская власть применила полностью свои принципы о праве наций на самоопределение.
После получения сообщения о решении Финляндии отделиться от России Совет Народных Комиссаров принял следующее постановление:
"В ответ на обращение финляндского правительства о признании независимости Финляндской Республики Совет Народных Комиссаров в полном согласии с принципом национального самоопределения, постановляет:
войти в ЦИК с предложением:
а) признать государственную независимость Финляндской Республики и
б) организовать по соглашению с финляндским правительством особую комиссию из представителей обеих сторон для разработки тех практических мероприятий, которые вытекают из отделения Финляндии от России.
Председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов (Ленин).
Народные Комиссары: Штейнберг, Карелин, Троцкий, Сталин.
Управляющий делами Совета Народных Комиссаров Бонч-Бруевич.
Секретарь Совета Народных Комиссаров Н. Горбунов."
Опубликовано в «Известиях ЦИК» от 1 января 1918 г. (19 декабря 1917 г.)
4 января 1918 г. (22 дек. 1917 г.) ЦИК одобрил решение Совета Народных Комиссаров.
Около того же времени советское правительство признало право армянского народа на самоопределение в пределах всех населенных им областей, включая и области, входившие ранее в состав России (см. также прим. 23). Об отношениях с Украиной см. отдел «Русско-украинские отношения» и примечания к нему.
[Закрыть] Противной стороне остается показать свое отношение хотя бы только на оккупированных областях.
И если г. председатель австро-венгерской делегации, граф Чернин, выражает свое опасение по поводу того, что правительства Англии и Франции предпримут все от них зависящее, «как открыто, так и за кулисами», чтобы воспрепятствовать заключению мира, – то мы считаем уместным разъяснить, что наша политика обходится вообще без кулис, так как это орудие старой дипломатии радикально упразднено русским народом, наряду со многими другими вещами, в победоносном восстании 25 октября.
Все эти заподазривания нас в участии в англо-французских интригах, дополняющие лондонские и парижские инсинуации о наших тайных соглашениях с Берлином, отметаются нами с той решительностью, на которую нам дает право наша политика, руководящаяся не случайными комбинациями, а основными историческими интересами трудящихся классов всех стран.
Если мы, таким образом, не усматриваем ни одного технического или политического обстоятельства, которое действительно связывало бы судьбу мира с Брест-Литовском, как местом переговоров, то мы не можем, с другой стороны, пройти мимо того аргумента, который на вчерашнем заседании не был назван по имени, но который освещает собой все другие аргументы и который с достаточной яркостью был выдвинут в речи г. рейхс-канцлера. Мы говорим о той части речи, где, наряду со «справедливостью и лояльной совестью», имеется ссылка на «могущественное положение» Германии.
Милостивые государи, у нас нет ни возможности, ни намерения оспаривать то обстоятельство, что наша страна ослаблена политикой господствовавших у нас до недавнего времени классов.
Но мировое положение страны определяется не только сегодняшним состоянием ее технического аппарата, но и заложенными в ней возможностями, подобно тому, как хозяйственная мощь Германии не может измеряться одним лишь нынешним состоянием ее продовольственных средств.
Широкая и дальновидная политика опирается на тенденции развития, на внутренние силы, которые, раз пробужденные к жизни, проявят свое могущество днем раньше или позже.
Подобно тому, как великая реформация XVI столетия и великая революция XVIII столетия вызвали к жизни творческие силы германского и французского народов, так и наша великая революция, на более высокой мировой технической и культурной ступени, пробудила и раскрыла творческие силы нашего народа.
Наше правительство во главе своей программы написало слово «мир», но оно в то же время обязалось перед народом подписать только справедливый демократический мир.
Наш народ исполнен величайшего уважения к трудовым массам Германии, на которых держится вся германская культура. Через посредство тех партий, которые поставлены нашей революцией у власти, наш народ издавна научился высоко ценить немецкий рабочий класс, его организации, его дух международной солидарности.
С чувством глубокой симпатии относится наш народ и к народам Австро-Венгрии, Турции и Болгарии. Эти ужасные годы войны, самой жестокой и самой бессмысленной из всех войн, не только не ожесточили сердца наших солдат, но, наоборот, создали новую связь между нашими солдатами и солдатами неприятельских армий, связь общих страданий и общих стремлений к миру.
Именно поэтому всероссийские съезды русских рабочих, крестьян и солдат открыто протянули руку примирения народам, находящимся по ту сторону окопов.
С нашей стороны ничто не изменилось. Мы по-прежнему хотим скорейшего мира, основанного на соглашении народов.
В этих условиях отказ г. г. представителей германского, австро-венгерского, турецкого и болгарского правительств перенести переговоры в их нынешней стадии из областей, оккупированных немецкими войсками, в нейтральную страну, обеспечивающую элементарнейшее равноправие сторон, вряд ли может быть объяснен иначе, нежели стремлением названных правительств или влиятельных аннексионистских кругов идти путем, основанным не на принципах соглашения народов, а на так называемой «карте войны». Это стремление является одинаково пагубным как для русского, так и для германского народа, ибо карты войны меняются, а народы остаются.
Еще до вчерашнего заседания мы опровергали тенденциозное утверждение захватнической части германской печати, что в вопросе о месте переговоров позиция германского правительства ультимативна.
Мы считали, что в вопросе о том, где обе стороны должны вести переговоры, не может быть места ультиматумам, а может быть только добросовестное деловое соглашение.
Мы ошиблись. Нам поставлен ультиматум: либо переговоры в Брест-Литовске, либо никаких переговоров. Этот ультиматум может быть понят только в том смысле, что правительства или те элементы Четверного Союза, которые ведут политику захватов, считали бы более благоприятным для этой политики разрыв переговоров по формальным техническим вопросам, нежели по вопросу о судьбе Польши, Литвы, Курляндии и Армении. Ибо нельзя не признать, что разрыв переговоров, вызванный ультиматумом по техническому поводу, чрезвычайно затруднил бы народным массам Германии и ее союзниц действительное понимание причин конфликта и облегчил бы работу тех официальных захватнических агитаторов, которые пытаются внушить германскому народу, будто за прямой и открытой политикой российской революционной власти стоят английские или иные режиссеры.
Исходя из этих соображений, мы считаем необходимым открыто, пред лицом всего мира и, прежде всего, – германского народа, принять предъявленный нам ультиматум.
Мы остаемся здесь, в Брест-Литовске, чтобы не оставить неисчерпанной ни одной возможности в борьбе за мир народов. Как ни необычно поведение делегаций Четверного Союза в вопросе о месте переговоров, мы, делегаты русской революции, считаем своим долгом перед народами и армиями всех стран сделать новое усилие, чтобы здесь, в главной квартире Восточного фронта, узнать ясно и точно, возможен ли сейчас мир с четырьмя объединенными державами без насилий над поляками, литовцами, латышами, эстонцами, армянами и др. народами, которым русская революция, с своей стороны, обеспечивает полное право на самоопределение, без всяких ограничений и без всяких задних мыслей.
Снимая в данный момент свое предложение о перенесении переговоров в нейтральную страну, мы предлагаем перейти к продолжению самих переговоров.
В заключение, позволю себе выразить надежду на то, что наше заявление дойдет до сведения тех народов, с которыми наш народ искренно стремится жить в дружбе.
