Текст книги "Часовые неба"

Автор книги: Лев Экономов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

ТРУДНЫЙ ХАРАКТЕР

В группе вооружения шло комсомольское собрание. Никогда еще так долго не засиживались воины, никогда не выступали так активно. Речь шла о людях, которые не посчитались с мнением коллектива, боровшегося за звание отличного.

Рядовой Костин и ефрейтор Заплетин сидели красные, понурив головы. Им стыдно было смотреть товарищам в глаза.

Находясь на излечении в лазарете, Костин и Заплетин поспорили. Костин обещал дружку бросить курить, но не выдержал, закурил. Когда они выписались и вернулись в казарму, застали там одного лишь дневального. Все воины группы были на аэродроме.

– Самое время за проигрыш рассчитаться, – напомнил Костину Заплетин.

Не долго думая, дружки отправились за водкой. Вернулись пьяными.

Теперь их поведение обсуждалось всем коллективом.

Нашлись, конечно, и заступники.

– Костин – мой земляк, – говорил ефрейтор Тишибаев. – Я его хорошо знаю. Вместе в школе учились, росли. В одном эшелоне в армию ехали. Ничего за ним раньше плохого не наблюдалось. Вы знаете, он и в футбол хорошо играет. И вообще активный. Надо простить.

Тут слово попросил высокий парень с темными задумчивыми глазами.

– Не простить, а судить надо твоего земляка. И его дружка тоже. Они запятнали всю группу. Ведь мы на втором месте по части были, еще бы немного и завоевали звание отличников. А эти разгильдяи все дело поломали. Надо хорошенько взяться за них, чтобы остальным неповадно было.

Солдат говорил резко, решительно взмахивая правой рукой. Глядя на него, старший лейтенант Хайкин улыбнулся, невольно перемигнулся с присутствовавшим на собрании инженером полка по авиавооружению майором Медведиком.

«Смотрите-ка, каков наш Кузнецов! – казалось, говорили глаза секретаря комсомольской организации. – И кто бы мог подумать! И с какой искренностью говорит…»

В ответ на взгляд Хайкина грубоватое лицо майора осветилось улыбкой. Долго, очень долго ждал инженер Медведик этих слов от Кузнецова. Слов искренних и решительных, осуждающих и гневных. Он смотрел на солдата с нескрываемой одобряющей улыбкой. Значит, не напрасно боролся коллектив, воспитывая этого «трудного солдата».

Инженер Медведик впервые столкнулся с солдатом Кузнецовым в ноябре минувшего года, когда тот только что вернулся из отпуска. Вернулся с большим запозданием.

– Болел, – сказал хмуро.

– А справки где?

– Справок нету.

Вот тогда и припомнили в полку былые выпивки и самовольные отлучки Кузнецова. Поговаривали даже о том, чтобы отдать солдата под суд. Но командование решило не портить парню жизнь.

В это время пересматривались штаты, от Кузнецова решили отделаться – вывели за штат.

«Пропадет парень», – подумал тогда Медведик, знакомясь с карточкой взысканий и поощрений Кузнецова. С одной ее стороны, где отмечались взыскания, карточка была густо исписана, а с другой – почти чистая. Имелось лишь одно поощрение – за отличное обслуживание техники во время летно-тактических учений.

«Значит, может человек работать, – подумал инженер. – Только дисциплину подтянуть надо. Неужели это так трудно?..»

Медведик решил поговорить с Кузнецовым. Но сначала он вызвал к себе его приятеля Жукова.

Для всех было загадкой, почему дружили два таких разных парня: Кузнецов – горячий, вспыльчивый и Жуков – тихий, ко всему равнодушный. Бывало, дадут ему увольнение – отказывается: зачем, мол, куда он пойдет?.. Позже товарищи узнали, что объединяет солдат душевная травма: тот и другой любили когда-то, но и тому и другому не удалось сохранить семью по не зависящим от них причинам.

– Слушай, Жуков, Кузнецов за штатом оказался, – сказал солдату майор Медведик. – Теперь при первой возможности его отправят в какую-нибудь хозяйственную часть. Тебе не жалко будет расстаться с ним?

– Жалко, – хмуро ответил Жуков.

– Тогда давай бороться за твоего друга. Ты ведь можешь на него подействовать. Нам надо, как говорят в таких случаях, подобрать ключик к его сердцу.

– Кузнецов исправится, – уверенно сказал Жуков. – Не любит он над собой насилия – такой человек, к нему лучше не в приказном порядке обращаться. Вы, товарищ майор, поговорите с ним начистоту. И уж если он скажет, что исправится, значит, так и будет. Он – хозяин своего слова.

В этот же день состоялся разговор с Кузнецовым. Медведик заявил ему прямо:

– Если хочешь служить по армейским законам, служи. Прошлое навсегда забудем. Нужна моя помощь – помогу.

Кузнецов задумался.

– Вы знаете, на «гражданке» я шофером был. И опять им буду, когда демобилизуюсь. Хотелось бы повысить квалификацию, получить права второго класса…

– Это нетрудно сделать. Только служи честно, старайся.

И Кузнецов стал стараться.

Были у него и потом срывы. Не раз и не два разговаривали с ним и инженер Медведик, и заместитель командира полка по политической части, и командир полка, и товарищи.

– Переломи себя, – говорили ему. – Ведь ты можешь быть хорошим, чтобы уважали тебя. Ты можешь, у тебя пойдет дело на лад, только надо все время контролировать себя.

Кузнецов брался за ум, и тогда дело спорилось в его руках. Он становился хорошим товарищем, чутким, отзывчивым. И от других требовал отзывчивости.

Всем в полку запомнилось собрание, на котором обсуждали поведение солдата Эленбаума. Этот солдат убежал из санчасти и уехал домой. В тот день многие говорили, что Эленбаума надо отдать под суд.

– Нет! Я не согласен! – решительно выступил тогда Кузнецов. – Отдать под суд – значит, расписаться в своем же бессилии. Эленбаума можно перевоспитать. Только за это надо взяться нам всем…

Кузнецов не защищал Эленбаума. Он был прямым в суждениях, не любил заигрывать с людьми. Он искренне верил, что Эленбаум может исправиться, как исправился он сам.

Эленбаума взяли на поруки.

Теперь нередко Кузнецова можно увидеть рядом с этим смуглым парнем в модных очках без оправы. Пока еще рано говорить о перерождении Эленбаума, слишком мало прошло времени, по то, что парень старается проявить себя с хорошей стороны, уже видно.

Зато о самом Кузнецове можно твердо сказать: солдат навсегда порвал с дурным прошлым и идет по верной дороге.

Недавно по сложившимся обстоятельствам временно выбыл из части командир отделения, младший сержант Забегин. Заместить его поставили Кузнецова. Солдат оправдал доверие командования – хорошо справлялся с командирскими обязанностями, требовал от товарищей неукоснительного соблюдения воинских уставов и наставлений.

23 февраля 1961 года Кузнецову объявили, благодарность за достигнутые успехи в боевой и политической подготовке.

…И теперь, слушая горячее выступление Кузнецова, офицеры Хайкин и Медведик обменивались одобрительными взглядами. Да, коллектив – великий воспитатель. Нет сомнений, что комсомольцы Костин и Заплетин исправятся, станут такими же, как солдат Кузнецов, как другие солдаты. Нужно только найти к их сердцам ключик…

ДЕНЬ СОВЕТСКОЙ АРМИИ

Занавес раздвинулся, и сидевшие в зале увидели за столом президиума своих лучших товарищей – отличников учебно-боевой и политической подготовки. У стены над их головами развернуто боевое Знамя полка, выгоревшее, овеянное славой многих боевых побед. По бокам его с новенькими автоматами в руках застыли часовые.

Начальник штаба полка майор Румма аккуратно перебирал белые коробочки с медалями «За безупречную службу» и значками «Отличник авиации».

В зале стояла торжественная тишина. И только когда председательствующий открыл собрание, посвященное Дню Советской Армии, зал разразился бурными аплодисментами.

Слово предоставили заместителю командира полка по политической части. Он не спеша подошел к трибуне, плотный, смуглолицый, с черными как смоль волосами, заговорил уверенно, громко.

Его доклад о боевом пути Советской Армии и истребительного авиаполка длился недолго. И это всем понравилось. Говорил оно конкретных вещах, близких сердцу каждого воина. Говорил без трескучих фраз, без ложной патетики, к которой часто прибегают докладчики в торжественной обстановке. Он сказал, что по итогам минувшего года часть определена вышестоящим командованием как часть повышенной классности. Сейчас личный состав полка борется за то, чтобы ему было присвоено звание части высшей классности.

– Можно ли надеяться, что это звание мы завоюем? – спросил майор Никифоров. И сам же ответил: – Вполне можно!

Затем на трибуну поднялся майор Румма. Он зачитал приказ из округа о награждении офицерского состава медалями «За безупречную службу в Вооруженных Силах СССР», а командир полка вручил медали награжденным. Получив награду, воины поворачивались просветленными лицами к сидевшим в зале товарищам и каждый произносил, как клятву: «Служу Советскому Союзу!»

Многим в тот вечер были вручены значки «Отличник авиации» и похвальные грамоты.

Потом майор Румма сообщил, кого из воинов командование решило сфотографировать у развернутого Знамени части, кому предоставило краткосрочный отпуск на Родину, кому объявлены благодарности в приказе.

Румма называл фамилию за фамилией, и каждый товарищ подходил к столу президиума, сопровождаемый дружными аплодисментами зала. Шествию награжденных и поощренных, казалось, не будет конца.

В клубе становилось тесно. Приехала молодежь из подшефного колхоза «Волга». Пришли те, кто задержался по какой-то причине на службе, кто сменился с дежурства. Свободных мест не было. Солдаты стояли в проходах, примостились на коленях у товарищей. Передние ряды придвинулись к самому помосту, сидевшие в первом ряду облокотились прямо на сцену.

В гости к воинам приехали артисты областного театра. Они подготовили к Дню Советской Армии небольшой концерт. Не часто им приходилось встречаться с таким благодарным и непосредственным зрителем. Каждый номер их небольшой программы вызывал в зале бурную реакцию.

– Может быть, для разрядки кто-нибудь из воинов выступит? – обратились артисты к начальнику клуба.

– Это можно! – согласился капитан Кравцов.

На сцену вышел рядовой Владимир Кухарев, невысокий, аккуратный, подтянутый. Он прочитал несколько стихотворений.

И хотя у Владимира не так здорово получилось, как у артистов, аплодировали ему от души.

После концерта начались танцы. Небольшой клуб не мог вместить всех желающих. Отдельные пары кружились под окнами на утоптанном снегу.

Вечер прошел весело, оживленно. Он надолго запомнился воинам части.

ОТВЕТСТВЕННОЕ ЗАДАНИЕ

Вечером из лагеря, где находилась эскадрилья всепогодных перехватчиков, в технико-эксплуатационную часть полка пришла телеграмма. Нужно было срочно заменить двигатели на двух самолетах.

Телеграмму показали старшему авиамеханику группы регламентных работ по самолету и двигателю старшине Максимову.

– Тебя лично требуют. Видишь, подпись самого старшего инженера.

Высокий старшина, рассматривая телеграмму, неуклюже переступил с ноги на ногу. На широкий бугристый лоб наползли морщины, а небольшие глаза словно искали в тексте пояснения к словам приказа.

Почему требуют именно его, Максимова? Ведь только издали и видел-то он эту новую всепогодную машину. Неужели нельзя было найти другого, поопытнее человека?

Однако в душе Максимов был рад: значит, доверяют.

Не ударить бы только в грязь лицом, доказать всем механикам в полку, что не случайно его потребовали для выполнения ответственного задания…

Утром за Максимовым прилетел самолет.

– Инструмент оставь, не подойдет, – сказал старшине летчик, увидев приготовленную Максимовым сумку ходовых ключей и отверток.

Как только Як-12 приземлился на аэродроме, Максимов, никуда не заходя, сразу пошел к самолетам, стоявшим в стороне. Как раз их нужно было ввести в строй.

На стоянке он встретился с давним приятелем – старшиной Трегидько, который обслуживал «спарку».

– Дожидаются тебя, – улыбнулся Трегидько, указав на самолеты, – засучивай рукава – и за дело.

«Рукава засучить нетрудно, – подумал Максимов, – а вот как взяться за дело, которое никогда еще не выполнял?.. И спросить не у кого. Никто в полку пока еще не снимал и не ставил двигателей на новых всепогодных истребителях-перехватчиках. Но разве хотел бы ты, старшина сверхсрочной службы, член КПСС с тысяча девятьсот тридцать седьмого года, работавший еще на «Чайках» и «Харрикейнах», «Лагах», «Яках» и «Мигах», чтобы дело это поручили кому-то другому? – спросил сам себя Максимов. И ответил: – Ни за что!» – Где инструкция? – обратился старшина к Трегидько.

Не отходя от самолета, Максимов внимательно прочитал инструкцию, сделал карандашом кое-какие пометки для себя. Сказал инженеру эскадрильи, что в помощь ему нужны четыре механика. Инженер согласно кивнул: нужно так нужно. И не успел инженер уйти, к Максимову подошли выделенные для работы специалисты.

Удобств для работы не было, – не то, что в ангаре, где все под рукой. Но Максимову не привыкать было работать в полевых условиях. Всю войну трудился он механиком, в жару и в холод, в дождь и в снег – под открытым небом.

Дружно взялись за дело. Сначала расстыковали самолет. Это не составило особого труда. Снять двигатель с рамы оказалось куда труднее. Никто не знал, с чего начать. Не могла помочь здесь и инструкция. В ней говорилось лишь о том, что нужно делать. А о порядке работ надо было подумать самим.

И Максимов думал, вместе с механиками ломал голову. В ходе работ убедился, что инструкция, ко всему прочему, не совсем точна. Это и неудивительно: самолеты новые, многое в них еще не было проверено практикой.

С темна дотемна работали механики. Никто не считался со временем. Обедали прямо на стоянке. Здесь же и спали под самолетами. Хотелось скорее ввести в строй истребители – их с нетерпением ждали летчики.

На демонтаж, монтаж, заправку горючесмазочными материалами и опробование первого двигателя ушло двое суток. За это время механики приобрели некоторый опыт. Второй двигатель заменили на полдня быстрее. Но к концу работы случилась непредвиденная оплошность. Один из помощников уронил ключ в отсек первого бака между двумя двигателями. Чтобы достать его, следовало снова расстыковать самолет, снять керосиновые баки. Механики расстроились, повесили носы. То ли дело на старых машинах: открыл снизу лючки и все вывалится на землю.

– Может, вы еще вспомните, когда на телегах ездили, – перебил механиков Максимов. – Надо было работать привязанным инструментом, как инструкция требует…

– С привязанным неудобно, – оправдывались механики.

Подумав немного над тем, что же теперь делать, старшина велел принести из каптерки магнит. Привязав его веревкой, Максимов опустил магнит в узкую щель между обшивкой самолета и двигателя. После нескольких попыток ключ был извлечен. В это время пришел инженер эскадрильи, привел на подмогу специалистов.

– Начали разбирать? – спросил встревоженно.

– Уже. Расстыковали и вновь состыковали, – пошутил Максимов.

Инженер недовольно сверкнул глазами.

– Вы мне бросьте шутить в такой ответственный момент. В любую минуту нам могут объявить готовность номер один, а машину нельзя будет выпустить из-за какого-то дурацкого ключа…

– Можно, товарищ инженер. Выпускайте! – Максимов достал из кармана злополучный ключ, объяснил, как удалось его извлечь.

– Это же замечательно! – возбужденно воскликнул инженер и, прихватив с собой ключ, поспешил к командиру полка докладывать, что обе машины готовы к вылету.

СПОРТИВНЫЕ СОРЕВНОВАНИЯ

На дворе непогода. Но разве может она в воскресенье удержать молодежь в казарме? Те, кто получил увольнение, давно ушли из городка. Некоторые уехали на автобусах в городской театр – артисты давали шефский концерт. Остальные собрались в гарнизонном клубе, где проходили соревнования на личное и командное первенство гарнизона по штанге.

Помост установили на сцене. Зрителям все очень хорошо видно. Они бурно реагируют на каждую победу, на каждое спортивное поражение.

За судейским столом – заведующий клубом капитан Кравцов, светловолосый, плечистый, с энергичным, гладко выбритым лицом. Сегодня он – главный судья соревнований. С обеих сторон от судьи сидят секретарь партийной организации полка старший лейтенант Подпорин и замполит майор Никифоров. У Никифорова в руках фотоаппарат. Он то и дело встает из-за стола, чтобы сфотографировать спортсменов с поднятой вверх штангой.

После очередного выступления тяжелоатлета Кравцов объявляет:

– На штангу прошу пятьдесят пять килограммов.

И тотчас же из-за сцены выбегают два рослых солдата, навешивают новые «блины».

– Орлов закончил с результатом пятьдесят. На штангу прошу шестьдесят.

Перед Кравцовым микрофон, за ходом соревнований могут следить в гарнизоне все, у кого есть радио.

С каждой минутой растет вес на штанге. Появляются новые спортсмены. Они подходят к штанге уверенно, одетые в костюмы тяжелоатлетов. Это опытные спортсмены, можно сказать, профессионалы.

С увеличением веса на штанге растет и напряжение в зале.

Главный судья, объявляя об очередном выступлении, теперь уже не ограничивается сообщением фамилий. Он дает краткую характеристику спортсмену.

– Рядовой Кабышский. Получил первый разряд в полулегком весе. Долгое время не занимался и выбыл из полулегкого веса. Теперь возобновил тренировки, выполнил норму первого разряда на окружных соревнованиях. Занял личное пятое место.

Капитан подает Кабышскому нужные команды. Во время работы спортсмена в зале стоит абсолютная тишина. Слышно только, как дышит тяжелоатлет да щелкает аппарат Никифорова. А когда спортсмен, отработав, покидает помост под дружные аплодисменты зрителей, Кравцов ведет репортаж дальше:

– На соревнованиях по округу Кабышский выжал сто пять килограммов. А сегодня – сто десять. В рывке его постигла неудача – снизил вес на пять килограммов, выжал восемьдесят пять. Толкнул сто десять. От дальнейших попыток отказался. В сумме троеборья набрал триста пять килограммов.

– Техник-лейтенант Кретов. Легкий вес. Неоднократно участвовал на окружных соревнованиях. Занимал призовые места.

Кретов уходит с помоста. Главный судья добавляет:

– Сейчас участвовал без тщательной подготовки. Легко выжал девяносто килограммов. Сделал рывок восемьдесят пять килограммов. Отказался от двух подходов и на втором подходе толкнул штангу весом сто двадцать килограммов.

И опять гремят аплодисменты.

– Ефрейтор Зотов, – продолжает комментатор. – Подает хорошие надежды. Имея личный вес пятьдесят девять килограммов, он выжал восемьдесят пять, в рывке взял семьдесят пять и толкнул сто десять килограммов.

Соревнования затянулись. Но из зала никто не уходит. Всем интересно наблюдать, как работают тяжелоатлеты гарнизона. С хорошими показателями выступили рядовой Агадженян, техник-лейтенант Иванов, рядовой Ветчинин и другие.

Команда, руководимая Кретовым, заняла первое место. Пять человек в сумме троеборья подняли 1 272 килограмма 500 граммов.

На второе место вышла команда Кабышского. Ее результат – 1 193 килограмма. Это отличный результат, если учесть, что в команде не было тяжеловесов.

Команда Зотова заняла третье место.

Подводя итоги, капитан Кравцов рассказывает о работе спортивных секций: лыжной, легкоатлетической, хоккейной, секции бокса, шахматной. Он призывает воинов, не занимающихся спортом, немедленно записаться в секции.

За окном слышится шум мотора. К клубу подъезжает зеленый автобус.

Губы капитана расплываются в довольной улыбке.

– Прошу не расходиться, товарищи, – говорит он сидящим в зале. – К нам приехали артисты областного театра. Сейчас они дадут нам концерт.

Последние слова капитана тонут в оглушительных аплодисментах.

НА МАЛОЙ ВЫСОТЕ

В дни летно-тактического учения перед летчиками третьей эскадрильи была поставлена задача – перехватывать все низко летящие цели.

Старший лейтенант Косицкий, стройный, светловолосый летчик с девичьим румянцем на щеках, находился на аэродроме, когда с КП поступила команда:

– Паре капитана Еремина – готовность номер один.

Еремин взглянул на своего ведомого Косиц-кого, и оба побежали к самолетам, около которых хлопотали техники.

Едва капитан доложил, что готовность занята, последовали новые команды:

– Запуск! Выруливайте. Взлет!

А когда самолеты с ревом и грохотом понеслись над полосой, летчикам приказали набрать высоту тысяча пятьсот метров и взять курс девяносто градусов.

Несколько минут летчики летели спокойно в заданном направлении. Скорость была максимальная. Потом последовала новая команда с КП.

– Вам барражирование по прямой с четырехминутным интервалом. Курс ноль – сто восемьдесят градусов.

Косицкий понял: где-то на небольшой высоте шла цель и вот теперь истребителям давалось задание барражировать в поперечном направлении цели. Он чуточку волновался – ему впервые приходилось выполнять такое трудное и ответственное задание. Нужно было не зевать, больше надеяться на себя, чем на радио-локаторщиков. На малой высоте цели некоторыми радарными станциями обнаруживаются на меньшей дальности, чем, скажем, на средней высоте. На это, видимо, делал ставку «противник». Но замысел его был раскрыт штурманом наведения. Вот почему капитану Еремину и старшему лейтенанту Косицкому дали задание заранее выйти в район вероятного полета цели и ждать ее появления.

Косицкий услышал команду ведущего:

– Взять превышение в высоте триста-четыреста метров. Занять разомкнутый боевой порядок.

– Понял, – коротко ответил он. Косицкий знал, что все это делается, чтобы не помешать друг другу в поисках цели, строить маневр для атаки.

Они летели над облаками, расстилавшимися над землей на высоте шестьсот-восемьсот метров. В разрывах между облаками мелькали реки, озера, небольшие деревушки. На земле было сумрачно, хмуро, а здесь, на высоте, ярко светило солнце, слепило глаза, и Косицкий боялся, что прозевает из-за этого цель.

Чтобы не жечь попусту горючее и иметь возможность в любую минуту сделать разворот с меньшим радиусом, летчики уменьшили скорость до шестисот километров в час.

С КП поступила информация:

– Цель слева, впереди, тридцать километров. Идет ниже вас. Вам разворот с креном пятнадцать градусов до курса двести сорок градусов.

«Ага, значит, ему не удалось скрыться от всевидящих лучей локаторов», – подумал Косицкий о «противнике», выполняя команду штурмана наведения.

Летчики еще не успели окончательно развернуться до нужного курса, когда штурман наведения подал новую команду:

– Цель слева впереди десять километров. Увеличьте скорость. Крен тридцать градусов. Высота цели триста метров.

– Вас понял. Выполняю, – ответил ведущий.

Высота цели триста метров. Это очень небольшая высота. «Противник» шел под облаками, его нужно было во что бы то ни стало перехватить.

– Удаление до цели восемь, – сообщили с КП.

Все свое внимание Косицкий сосредоточил на разрывах между облаками. Он первым увидел, как впереди в одном из таких разрывов мелькнул реактивный бомбардировщик.

Летчики нырнули в облако и на удалении четырех километров увидели цель. Она шла со скоростью восемьсот километров в час по направлению к аэродрому, с которого взлетели Еремин и Косицкий. Капитан тотчас же доложил на КП:

– Цель вижу. Атакую. Летчики увеличили скорость. Цель начала энергично маневрировать по направлению: она металась из стороны в сторону, не давая истребителям возможности прицелиться, увеличила скорость. Обстановка для атаки была крайне трудной. Для создания нужного ракурса мешали облака, низко висевшие над головами летчиков, и ограниченная маневренность самолета на малых высотах. Атакуя с меньшим ракурсом – без превышения, можно было попасть в спутную струю от бомбардировщика. Это на малой-то высоте! Здесь, если остановится двигатель, о запуске нельзя и думать. Кроме того, можно потерять управление, что тоже крайне опасно в соседстве с землей.

Истребители шли на максимальной скорости в правом пеленге – уступом вправо назад. Косицкий смотрел то на цель, то на своего ведущего, который шел впереди слева и ждал, когда капитан начнет атаку.

Продолжая маневрировать, цель начала выполнять энергичный разворот вправо, в сторону ведомого. Истребители тоже должны были сделать разворот. Разворот всегда делается с креном. А создавать большой крен на малой высоте – дело крайне опасное. Косицкий знал: крен мог привести к дальнейшей потере высоты.

– Атакуй первым! – послышался в наушниках Косицкого голос капитана.

Косицкий не ожидал такого приказа. По установившейся традиции первыми атаку всегда начинали ведущие.

Косицкий мгновенно сориентировался. Он понял, почему капитан принял такое решение: ведущий мог проскочить мимо, потому что он был ближе к цели, а на большой скорости трудно сделать крутой разворот на цель. Кроме того, – и это, возможно, было главным, – своими действиями он бы сковал своего ведомого, затруднил бы ему атаку.

Капитан отвернул в сторону с небольшим набором высоты и пропустил вперед ведомого. Косицкий внимательно выслеживал цель и, как только она вписалась в прицел, выполнил фотострельбу.

Капитан Еремин в это мгновение сделал доворот на цель, и, когда ведомый стал выходить из атаки, цель начала вписываться в прицел его самолета. Через секунду ему оставалось нажать на кнопку фотопулемета.

С КП подтвердили:

– Цель атакована на заданном рубеже.

Через несколько минут после приземления истребителей пленка была проявлена и продешифрирована. Оба летчика цель поразили с первых очередей на дистанции триста-четыреста метров.

Капитану Еремину и старшему лейтенанту Косицкому объявили благодарность. Товарищи горячо поздравили летчиков с выполнением трудного задания.