Текст книги "Часовые неба"
Автор книги: Лев Экономов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
ПРЕДПОЛЕТНЫЙ РЕЖИМ
Капитан Могильный заказал в городском ателье пальто. Может быть, об этом не стоило бы и говорить. Каждый летчик имеет право шить себе одежду. Но дело тут не в одежде: Могильный поехал в город в то время, когда другие летчики его эскадрильи отдыхали перед ночными полетами. Так как фамилия Могильного стояла в плановой таблице полетов, ему тоже следовало отдыхать.
Об отъезде капитана из части стало известно командованию полка. Могильного отстранили от полетов.
Казалось бы, можно поставить точку. Но секретарь партийной организации полка старший техник-лейтенант Подпорин решил узнать, что заставило летчика первого класса коммуниста Могильного нарушить предполетный режим. Неужели нельзя было выбрать другое время для поездки в город?
Могильного вызвали в парткабинет. Высокий, плотный, уверенный в себе, он сел против Подпорина.
– Расскажи, что и как, – попросил секретарь.
– Что тут рассказывать? Мне запланирован один полет, да и тот на «спарке», с инструктором. Здоровьем меня, сами знаете, бог не обидел. Вот я и посчитал, что не обязательно отдыхать. Что со мной могло случиться?
Не понравилось Подпорину, как говорил Могильный. Может быть, с ним и действительно ничего не случилось бы: летчик он сильный, летает в любых метеорологических условиях. Но переоценивать свои возможности никогда не следует, тем более, что случаются и у Могильного промахи. Взять прошлый раз: расчет на посадку сделал небрежно.
Нет, видно, не прочувствовал свою вину капитан.
– Придется тебе, капитан, отчитываться перед партийным комитетом, – сказал секретарь.
– В чем? Почему?
– Потому, что оказался нарушителем дисциплины. А сейчас подготовь объяснительную записку.
Подпорин знал: Могильный – гордый парень. Может быть, гордость не позволяет ему сказать то, что нужно? Пусть напишет объяснение…
На листе бумаги капитан написал мелким небрежным почерком: «20 января 1961 года, накануне ночных полетов, я убыл в город в пошивочную мастерскую военторга, чем нарушил режим предполетного отдыха».
Он подумал минуту и, видимо решив, что такое признание сделает его в глазах товарищей неправым, раскаявшимся, приписал: «Считаю, что для одного запланированного полета на «спарке» отдых можно несколько сократить».
Подпорин прочитал написанное, слегка поморщился. Не такую записку он хотел получить от капитана Могильного.
– Что же, продолжим разговор завтра.
…На заседании партийного комитета речь шла о состоянии партийного руководства в части.
Потом из коридора позвали Могильного, попросили его рассказать о своем проступке.
Он рассказал.
Заместитель командира полка по политической части майор Никифоров спросил, нахмурив черные брови:
– И часто вы нарушаете режим отдыха? Могильный понял, что не найдет себе заступников.
– Нет, это был первый проступок, – сказал капитан и опустил глаза.
– А вы подумали, к чему может привести подобное нарушение?
Тут нечего было думать. Много раз говорилось об этом в полку: и на собраниях, и на предварительных подготовках. В авиации был зафиксирован не один случай, когда нарушение предполетного режима приводило к авариям самолетов, увечьям летчиков, а иногда к катастрофе.
Летчик молчал. Никифоров повторил вопрос.
– Я надеялся на свое здоровье, – сказал Могильный. Аргумент был не очень убедительный, но другого у летчика не было.
Затем выступили члены партийного комитета. Они резко осудили поступок Могильного.
– Считаю, что мы правильно поступили, отстранив Могильного от полетов, – сказал оставшийся за командира полка подполковник Соколов. – Сейчас, я думаю, он понял свою ошибку и предлагаю ограничиться вызовом товарища Могильного на партийный комитет.
Могильный ушел. По поведению, по осанке нетрудно было понять, что капитан прочувствовал свой поступок. Товарищи сумели пронять его.
Тут же на парткоме майору Бахтадзе поручили побеседовать с летным составом на тему «Режим предполетного отдыха – залог безаварийной летной работы».
Майор Бахтадзе, как известно, не откладывает дело в долгий ящик: пришел на аэродром, собрал летчиков и рассказал, каким должен быть их режим перед полетами.
ВО ВЗАИМОДЕЙСТВИИ С РАКЕТЧИКАМИ
Цель шла на большой высоте. Летчик капитан Веряскин, посланный наперехват, уже достиг стратосферы, но до сближения было еще далеко.
С КП передали по радио, чтобы перехватчик развернулся с креном десять до курса триста пятьдесят и увеличил скорость.
Над головой было темное, бездонное небо, а где-то внизу, в далекой глубине, плыли белые облака.
Велико воздушное пространство страны, нелегко обнаружить в нем цель. Но нет в небе такой зоны, которая не просматривалась бы советскими радарами с земли.
Веряскин знал это, он не сомневался, что его наведут на цель, и все-таки волновался. Может быть, потому, что шли летно-тактические учения и он выполнял перехват контрольной цели. Летчик понимал: оттого, как он справится с заданием, командование соединения будет судить о боеготовности всего полка.
Тема учений на этот раз была сформулирована так: «Боевые действия истребителей во взаимодействии с зенитчиками по отражению налетов авиации противника днем и ночью на всех высотах».
Молодой коммунист Веряскин хорошо помнил выступления коммунистов на партийном собрании, посвященном учениям. Там и он дал обязательство продемонстрировать во время учений высокое боевое мастерство. Теперь настало время претворить слова в дело.
Монотонно гудели двигатели в тысячи лошадиных сил. И все эти силы были подчинены летчику. Это было приятно сознавать.
Одним коротким движением руки, которая уверенно лежала на секторе газа, он мог пускать эти силы в работу, мог сдерживать их напор, а мог и совсем остановить. Но сейчас летчику недоставало мощности, получаемой от двигателей. Веряскин включил форсаж – новый, неиспользованный еще резерв сил. Самолет увеличил скорость. Он летел, как пуля. С острых стреловидных плоскостей срывались белые струйки воздуха. Летчик почувствовал, как изменилась нагрузка на ручку управления, – знакомое явление при подходе к сверхзвуковой скорости. Стрелки приборов слегка подергивались.
Через мгновение Веряскину показалось, что самолет замедлил движение, но стрелка указателя скорости продолжала плавно двигаться по циферблату к большим цифрам. Стрелка указателя числа М, показывающая скорость полета по сравнению со скоростью распространения звука, подходила к единице, а через несколько мгновений перескочила ее. И вдруг самолет словно вырвался из густой невидимой массы, которая сдерживала его полет. Приборы успокоились. Самолет пробил звуковой барьер и продолжал набирать скорость. Через минуту она достигла заданной с командного пункта.
Обветренное лицо летчика с упрямой морщиной на переносице расплылось в довольной улыбке.
– Впереди цель, – послышался в наушниках голос штурмана наведения. Но летчик уже обнаружил цель, видел то, чего не могли увидеть операторы на своих экранах.
Цель состояла из двух скоростных бомбардировщиков, идущих близко один от другого. Там, на земле, за сотни километров отсюда, на индикаторе кругового обзора они казались одной маленькой серебристой точкой.
Улыбка слетела с лица летчика, широкие, выгоревшие на солнце брови сошлись в одну черту. Голубые глаза сузились в напряженной настороженности. О своих наблюдениях Веряскин немедленно доложил на КП. Он еще не успел передать характеристику цели, когда она разделилась. Один самолет сделал крен и с резким снижением пошел в сторону важного стратегического объекта. Он словно проваливался в бездонную пропасть.
Раздумывать было некогда. Каждая секунда промедления была наруку противнику, который продолжал углубляться в наш тыл.
– Атакую! – передал Веряскин на КП. Теперь все свое внимание он сосредоточил на прицеле, на искусственном изображении цели. Через несколько секунд летчик доложил:
– Атаку выполнил! Самолет сбит. Вторая цель применила помехи. Потерял ее из виду.
Случись все это несколько лет назад, противник, возможно, проскочил бы через район, охраняемый перехватчиками. Возможно, он подошел бы к важному стратегическому объекту и сбросил бы на него атомную или водородную бомбу, равную по силе всем взрывчатым веществам, которые были сброшены на фашистскую Германию за годы второй мировой войны…
Именно так представляют себе агрессоры тактику новой войны: использовать тысячи сверхдальних бомбардировщиков, среди которых будут и самолеты – носители ядерных бомб большой разрушительной силы.
Вот почему теперь перед войсками ПВО стоит задача – не допустить в наше небо ни один самолет врага. И это под силу нашим войскам, оснащенным новейшими видами оружия.
На пути к объекту, к которому направился второй самолет, стояли огневые позиции ракетчиков. Ракетчики с помощью мощных локаторов внимательно следили за перехватом.
Они видели, как разделилась цель и один из самолетов пошел по направлению к зоне действия зенитно-ракетных войск. Они слышали команды, которые передавал летчику-перехватчику штурман наведения истребительного полка, слышали ответы летчика и ждали команды.
А рядом смотрели в небо остроносые ракеты – самое мощное и надежное оружие на земле. О силе и боевых свойствах его стало известно всему миру, когда первой же ракетой был сбит американский шпион Пауэре, пытавшийся на большой высоте проникнуть к нашим оборонным объектам.
Летчик Веряскин продолжал поиск второго бомбардировщика. И тут на КП истребительного полка поступила команда от вышестоящего штаба:
– Истребитель вывести из боя. Цель передана для уничтожения зенитно-ракетным войскам.
Штурман наведения продублировал команду перехватчику.
Веряскин отвернул от цели. Он представил на мгновение радиолокационную станцию и склонившихся над индикатором кругового обзора операторов.
Каким же мастерством надо обладать, чтобы не спутать эти отметки, одна из которых – электронная тень самолета Веряскина, другая – «противник», с огромной скоростью мчащийся на большой высоте и скрытый от взоров людей толстым слоем облаков!
Летчик был еще далеко от аэродрома, а на КП истребительного полка уже стало известно, что бомбардировщик «противника» «сбит» первой же ракетой.
НАД МОРЕМ
Старшему лейтенанту Гусарову показалось, что на самолете вышел из строя бортовой радиолокатор. Вспыхнувшая на отражателе «птичка» – так летчики называют искусственное изображение цели – вела себя неустойчиво.
Саму цель Гусаров не видел, так как полет проходил ночью, а «птичка» все время перемещалась по отражателю, пропадала и снова появлялась. И это в самый ответственный момент, когда его навели на цель и он уже сблизился с ней на дистанцию открытия огня. Оставалось чуть-чуть довернуть самолет и нажать на кнопку фотопулемета…
Широкое и без того красное лицо летчика, стянутое у подбородка кислородной маской, теперь побагровело от досады.
А к цели уже подходил другой перехватчик, который должен был повторить упражнение Гусарова, как только тот выйдет из атаки и отвалит в сторону. Гусаров слышал команды с КП, передаваемые второму летчику.
«Что он с ума сошел? – подумал Гусаров о штурмане наведения. – Ведь этак перехватчик может перепутать меня с целью и обстрелять…»
Не мешкая, он сделал левый крен и с большим снижением стал уходить от цели в сторону.
На высоте одиннадцати тысяч метров по краям плоскостей вокруг красного и зеленого аэронавигационных огней появились ореолы, словно в лампочки поступило дополнительное электричество. Это признак того, что самолет попал в дымку.
Гусаров решил выводить машину в горизонтальный полет. Взгляд летчика случайно упал вниз, густые рыжеватые брови подпрыгнули кверху, глаза расширились: нет, это невероятно! Прямо под ним, в непроглядной черноте, сверкали звезды Большой Медведицы.
– Неужели я перевернулся вниз головой? – с испугом подумал Гусаров.
В следующее мгновение летчик посмотрел вверх и снова увидел звезды. Звезды окружали самолет со всех сторон. Гусарову казалось, что он попал в огромный черный мешок, набитый звездами. И теперь ему не выбраться живым из этого мешка.
Потеря пространственной ориентировки – что может быть страшнее для летчика в слепом полете? Тут верная гибель, Гусаров это прекрасно понимал.
Приборы! Вот когда он, наконец, вспомнил о них. Приборы! Только они расскажут, куда и как он летит.
Авиагоризонт показывал, что самолет шел с креном.
Летчик выровнял машину, но скорость продолжала увеличиваться, потому что самолет все еще снижался, точно спускался с огромной горы в темную пропасть.
«Надо немедленно уменьшить скорость», – подумал Гусаров и потянул на себя сектор газа. Двигатели натужно засвистели, сбавляя обороты.
Самолет хоть и продолжал скользить вниз, но уж не с такой быстротой.
Гусаров вспомнил вдруг об иллюзиях, которые иногда возникают у летчиков в сложных положениях из-за несовершенства вестибулярного аппарата или по каким-то другим причинам. Об этом неоднократно предупреждал их Бахтадзе. Он говорил, что в таких случаях нельзя доверяться своим ощущениям, следует всецело положиться на приборы.
«Может быть, я лечу вниз головой и не замечаю этого из-за иллюзии?» – подумал Гусаров и снова посмотрел на авиагоризонт.
– Ноль сорок. Ваше место? – спросил штурман наведения с командного пункта. Он словно почувствовал, что летчик потерял пространственную ориентировку, и спешил ему на помощь.
Гусарову в эту минуту было не до разговоров. Все свое внимание он обратил к авиагоризонту. Потому ли, что в кабине было темно и только лампы подсвета бросали на приборы рассеянные пучки синеватого света, а может быть, из-за сильного волнения, он видел на приборе лишь три линии – одну большую и две маленькие. Это показывало, с каким градусом самолет шел к земле. Цифр не было видно, и летчик не мог узнать, в каком положении находится.
«Главное – взять себя в руки. Спокойнее! – говорил себе Гусаров. – Ты не имеешь права волноваться. Ты – летчик-перехватчик…»
Летчик-перехватчик! Он стал им совсем недавно. Он только еще осваивал новый всепогодный истребитель. Штурман наведения знал это и очень беспокоился за Гусарова; и все, кто находился на КП, тоже беспокоились. Почему он молчит, почему продолжает удаляться от аэродрома в сторону моря?
Гусаров взял наконец себя в руки. Он принял решение – все это делалось очень быстро: перевернуть самолет в вертикальной плоскости на сто восемьдесят градусов и снова посмотреть на авиагоризонт.
И вот на приборе появились цифра 20 и слово «спуск», и все это «кверху ногами».
Летчик вернул самолет в прежнее положение. Теперь он знал, что летит вверх головой. Между тем высота упала до восьми тысяч метров. Нужно было вывести самолет из пикирования. Летчик взял на себя ручку, и самолет стал поднимать нос. Гусаров не удержался и снова посмотрел вниз. И опять увидел звезды и Большую Медведицу.
«Ну нет, теперь я тебе не поддамся, – подумал он об иллюзии, которая, как казалось, устойчиво держалась в его уставшем мозгу. – Приборы – вот мои путеводные звезды».
Летчик не отрывал взгляда от приборной доски. Он заставил себя думать только о показаниях приборов. Он был спокоен. К спокойствию примешивалось лишь чувство досады за то, что поддался мимолетному страху, и это чуть не стоило ему жизни…
Было по-прежнему темно. Гусаров не знал, что летит над морем, что звезды внизу – отражение их в воде.
С КП опять запросили:
– Ваши действия? Как слышите?
Но Гусаров ничего не слышал, он был очень далеко от точки, да и снизился порядочно. А в приемнике, как нарочно, потрескивали помехи.
Запрос с командного пункта продублировал Гусарову находящийся поблизости второй перехватчик – старший лейтенант Шкуров.
– Тебя слышу нормально, – отозвался Гусаров. – Разворачиваюсь. Иду на точку.
Чтобы удостовериться в правильности своего курса, летчик попросил наземные радиостанции запеленговать его полет и скоро убедился, что идет правильно. Через некоторое время он пробил облака и благополучно произвел посадку на освещенный прожекторами аэродром.
Товарищи поздравляли Гусарова с успешным завершением трудного полета, но летчик понимал: об успехе не может быть речи… И все-таки Гусаров был доволен полетом. Он научил его многому. В следующий раз летчик не растеряется. Только спокойные, хладнокровные действия могут служить порукой летчику в сложной обстановке.
Об этом же сказал на разборе полетов и командир полка.
В ГОСТЯХ У ШЕФОВ
– Все в сборе? – спросил собравшихся секретарь комитета ВЛКСМ лейтенант Хайкин. Он еще раз осмотрел каждого и остался доволен. Что ни говори, а ребята подобрались хорошие, посмотришь на таких и скажешь: есть кому защитить наше Отечество! Хайкину очень хотелось, чтобы именно так, если и не сказали бы, то подумали шефы, к которым сейчас они, воины авиационного полка, отправятся. – Поехали!
Автобус мчался по шоссе. Мелькали по сторонам задумчивые деревни, с полей доносились запахи весны. Солдаты пели песню, рядовой Гувэ, чуть откинув назад голову, широко растягивал меха красивого аккордеона. В спокойные, сдержанные мужские голоса вплетались звонкие девичьи. Восемь комсомолок из подшефного колхоза ехали вместе с воинами в город, на вечер дружбы, по приглашению рабочих шинного завода.
Ребята готовились выступить перед своими шефами с концертом и теперь не теряли времени даром, «настраивали» голоса.
Дружба между двумя комсомольскими организациями уже проверена временем, скреплена, делами. Воины и рабочие часто бывают друг у друга в гостях. Последний раз солдаты были у шефов всего месяц назад. Тогда воинов встретил секретарь комсомольской организации предприятия Колобов и предложил осмотреть завод. Воины давно мечтали об этом, надеялись познакомиться с рабочими, работницами, особенно, конечно, с молодыми… Как знать, может быть, кому-нибудь из солдат придется связать свою судьбу именно с этим заводом… Ведь что ни говори, срок службы в армии небольшой, а потом все двери перед тобой открыты, в любую заходи.
Осмотр начали с подготовительного цеха. Здесь производятся работы по заготовке резины. Получают ее из смеси искусственного каучука и сажи, серы и других материалов.
Зашли на участок развески, где по специальным рецептам составляются пропорции необходимых веществ. Увидели медленно ползущую цепь конвейера с подвешенными люльками. Чумазые белозубые весовщики грузили свешенные в точных дозах материалы. Со второго этажа навески шли на эстакаду. Возле резиносмесителей люльки с сажей, каучуком и серой снимали, а «строительные материалы» загружали в смесительную камеру.
Смешанная масса попадала на транспортер, а потом на вальцы. Здесь начиналось рождение резины. Она была еще сырая и должна была пройти много операций, чтобы превратиться в тонкую эластичную камеру или прочную покрышку.
Воины переходили из цеха в цех, смотрели, как на специальных каландрах прорезинивается корд – составная часть покрышки, как придается ей нужная форма и необходимая прочность, как на специальных станках из отдельных деталей собирают покрышки, как принимают они нужную форму и вулканизируются.
Рабочие охотно объясняли воинам процессы своего труда.
Завязались новые знакомства. Посыпались приглашения:
– Приезжайте к нам почаще. Может, и полюбится вам это дело. Тогда после демобилизации останетесь работать на нашем заводе…
На обед пошли все вместе.
– Когда теперь приедете к нам? – спросил Хайкин.
– В следующее воскресенье, – пообещали рабочие.
И они сдержали свое слово.
Шефы побывали в казармах, ленинской комнате, долго рассматривали новые стенды и фотовитрины. Потом пришли в солдатский клуб, где все было подготовлено для встречи гостей. Вечером были танцы, игры, аттракционы. Одних призов было разыграно больше полсотни.
Долго веселилась молодежь. Уже за полночь воины проводили гостей до автобуса.
И вот они сами едут в город – сорок добрых хлопцев и восемь девчат. Далеко во все стороны летит веселая, задорная песня.
Воинов давно уже ждут на пороге рабочего клуба. Для них отведены лучшие места в зрительном зале.
Начался концерт. С большим подъемом выступали авиаторы перед рабочими. Семьсот человек слушали, как ефрейтор Юнусов играл национальные узбекские мелодии на музыкальном инструменте рубабе, а рядовой Умурзаков пел под аккомпанемент этого инструмента песни о Родине.
Семьсот человек слушали пятый танец Брамса, который играл на аккордеоне старший техник-лейтенант Филиппов. Семьсот человек дружно аплодировали рядовым Суркову и Гувэ, исполнившим популярные мелодии из кинофильмов, рядовому Шургину, отплясывавшему «цыганочку», и рядовому Бубликову, показавшему оригинальный цирковой номер.
Потом начались танцы. К концу вечера воины перезнакомились со всей молодежью завода. Как не хотелось уезжать, расставаться!
Прощаясь, комсомольцы полка и завода условились провести совместный вечер, где воины – отличники учебно-боевой подготовки и рабочие – передовики производства рассказали бы, как они добиваются высоких показателей в своем труде.
