Текст книги "Часовые неба"
Автор книги: Лев Экономов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
РАЗВЕДЧИКИ НЕБА
Темная ночь. И тишина над аэродромом такая, словно на многие километры вокруг нет ни единой души. И поэтому, наверное, сказочным видением кажется на пустынном пригорке металлическое сооружение. Оно все время вращается, нацеливая в черное небо огромные изогнутые крылья антенны. Ежесекундно с решетчатых крыльев срываются мощные потоки невидимых радиоволн и несутся на многие километры вдаль.
Но тишина и безлюдье обманчивы. Здесь все полно скрытой жизни. Стоят часовые на постах, оберегая мирный сон советского народа. Недалеко от старта, в небольшом домике, бодрствуют летчики, готовые в любую минуту вылететь на перехват вражеских целей. А где-то глубоко под землей, надев наушники, радисты прослушивают эфир. У серебристо-желтоватых экранов радиолокаторов застыли операторы, стараясь разобраться в калейдоскопе засечек.
Проходит час, второй; третий. По-прежнему тихо вокруг. Но вот где-то далеко-далеко радиолуч натолкнулся на летящий в стратосфере самолет и, отразившись, мгновенно пришел назад, лег на янтарном экране радиолокатора слабой зеленоватой точкой.
Эта новая засечка не ускользнула от опытного взора оператора. Не случайно комсомолец Алексеев, высокий юноша с цепким, пытливым взглядом, готовился к сдаче экзаменов на оператора первого класса.
– Обнаружена цель, – передает он планшетисту и производит опознавание цели: – Азимут триста шестьдесят. Дальность триста двадцать.
Его голос звучит спокойно, уверенно, хотя это и нелегко дается горячему по натуре парню.
Другой оператор Бруй – коренастый русоволосый крепыш – тотчас определяет цели.
Через две минуты на экране локатора вспыхивают новые отметки от целей. Они так близки одна к другой, что сливаются в одно пятно. Начальнику радиолокационной станции старшему лейтенанту Ершикову, да и всему боевому расчету не сразу удается определить, что в групповой цели семь самолетов.
Данные о ней тотчас поступают на командный пункт истребительного полка, где планшетист ефрейтор Ахмедов наносит воздушную обстановку на карту. Низкорослый, щупленький, с темными усиками, он действует необыкновенно быстро, уверенно и аккуратно.
Скрытность – одно из условий, которое необходимо для выполнения всякой боевой задачи. И там, на большой высоте, в холодном разреженном около космическом пространстве, пилоты это знают. Попав в зону, просматриваемую локаторами, они применяют помехи, и тотчас же в темном помещении под толстым слоем бетона по экрану локатора пробегают светлые блики. Попробуй узнай, куда, с какой скоростью и на какой высоте полетели самолеты.
А узнать это необходимо во что бы то ни стало. На КП ждут, данных о цели. Без них штурман наведения не сможет сделать расчет на перехват, а летчики, севшие в кабины самолетов, не будут знать, куда им лететь.
Оператор Алексеев прекрасно понимает, что будь это в военное время, среди целей мог бы находиться носитель термоядерного оружия. И если ему удастся прорваться к объекту, это повлечет за собой огромные разрушения и гибель многих тысяч людей.
Нужно скорее отстроиться от активных помех. Алексеев ловкими движениями производит необходимые действия, изменяет освещение экрана. Ему удается увидеть, как цель разделилась. (Постороннему человеку никогда не разобраться в сумятице светящихся точек!)
– Группа самолетов изменила курс, – передает он планшетисту. – Азимут сто двадцать.
За работой планшетиста на КП истребительного полка внимательно следит молодой лейтенант, оперативный дежурный Балаличев. Это своего рода посредник между боевыми расчетами радиолокационной станции и командного пункта. К тому же он секретарь комсомольской организации подразделения радиолокаторщиков. Он чувствует особую ответственность за своих комсомольцев, склонившихся у экранов и планшетов. Балаличев сдерживает волнение и продолжает анализировать обстановку. Все это делается быстро, и разрыв во времени от начала постановки планшетистом первой засечки на карте до того момента, когда Балаличев докладывает обо всем, что происходит в воздухе, оперативному дежурному соединения, ничтожно мал.
Оперативный дежурный майор Филиппов тотчас же поднимает истребители на перехват воздушных целей. А радиолокаторщики, которых по праву называют глазами истребителей, продолжают следить за полетом целей и перехватчиков. Они четко и своевременно подают на пункт наведения данные о своих и «чужих» самолетах. А там с карандашами в руках трудятся сразу несколько планшетистов. Каждый ведет на карте по нескольку целей.
Цели перехвачены на заданном рубеже, далеко от важных стратегических объектов.
Учение прошло успешно.
НА ЗЕМЛЕ И В ВОЗДУХЕ
Заступив на дежурство, капитан Белозеров, как и положено, тщательно ознакомился с воздушной обстановкой, узнал, когда, с каким курсом и на какой высоте будут проходить через район самолеты, готовы ли к работе наземные командные радиостанции и радиолокационные средства.
Сообщение дежурного метеоролога насторожило капитана. На высокий лоб его набежали морщинки, тонкие губы сжались плотнее. По району проходил холодный фронт. Ожидалась облачность в десять баллов с высотой нижнего края двести пятьдесят – триста метров. Временами предполагались осадки. Видимость четыре-шесть километров, а на отдельных участках до двух-четырех километров. Верхний край облаков – на высоте девяти-одиннадцати тысяч метров.
Невысокий, плечистый, Белозеров задумчиво прошелся по командному пункту, остановился у доски дежурных экипажей. Боевое дежурство в этот день несли летчики, подготовленные к работе в любых метеорологических условиях. Это немного успокоило штурмана наведения.
Когда Белозеров знакомился с фактической погодой на запасных аэродромах (данные о ней поступали на КП каждый час), над планшетом общей обстановки, занимавшим целую стену, раздался звонок. Это дежурный радист сообщил на КП о появлении целей.
Планшетист ефрейтор Юрченко надел на кудлатую голову наушники, стал наносить воздушную обстановку на стол предварительных штурманских расчетов.
Белозеров тотчас доложил оперативному дежурному командного пункта:
– Товарищ майор, появилась цель. С курсом триста тридцать. Высота одиннадцать тысяч метров.
– Произведите расчет на перехват, – приказал Филиппов.
Взяв линейку для штурманских расчетов, Белозеров определил по засечкам ось движения цели, уточнил характеристику ее и стал рассчитывать, когда цель выйдет на рубеж перехвата, сколько времени нужно перехватчику, чтобы выйти на этот рубеж.
Теперь он знал, когда перехватчику подавать команду занять готовность № 1, команду на запуск двигателей, на взлет…
Не мешкая ни секунды, капитан начал строить схему наведения, определил точку начала разворота перехватчика на цель.
Еще несколько минут назад на КП было тихо. Но появилась цель, и все изменилось. Офицеры и солдаты быстро заняли рабочие места.
Пока производились штурманские расчеты, оперативный дежурный успел доложить по телефону командиру полка о появлении контрольной цели, о принятых мерах по ее перехвату.
Вот схема наведения уже нанесена на стол боевого управления и индикатор кругового обзора, установленный в небольшом затемненном пологом помещении. Белозеров доложил оперативному дежурному:
– Цель на рубеже готовности номер один. Майор Филиппов, взяв микрофон, объявил по селекторной связи:
– Майору Ващенко занять готовность номер один.
Ващенко, невысокий кряжистый майор с волевым, немного грубоватым лицом, играл с товарищами в домино. Костяшки гулко стучали по крышке стола. На летчике было высотное летное обмундирование, на спинке стула висел шлемофон с маской.
Услышав команду, он спокойно встал, посмотрел на техника Васильева, примял шлемофоном жесткие непослушные волосы. Авиаторы побежали к самолету, стоявшему недалеко от домика.
Ващенко сел в кабину, накинул на плечи парашютные лямки, привязался, надел кислородную маску. Она скрыла мягкий рисунок губ, лицо стало суровым и властным. Подсоединив вилку шлемофона, летчик включил радиостанцию и доложил на КП о занятии готовности.
Техник тем временем снял заглушки, подготовил самолет к запуску двигателей.
– Вам запуск! – послышалось в шлемофоне летчика.
Ни один мускул не дрогнул на лице Ващенко, хотя он и волновался. Он не думал, что к охраняемому полком аэродрому прорвался вражеский самолет. Цель перехватили бы раньше, еще на границе. Но раз приказано запускать двигатели, выруливать на исполнительный старт и взлетать, значит в воздухе есть контрольная цель.
Ващенко запросил взлет, и красивая сигарообразная машина с острыми стреловидными крыльями, разрывая тишину, с нарастающей скоростью покатилась по бетонным плитам аэродрома. Оторвавшись от полосы, она стала круто забирать вверх и через несколько секунд скрылась из виду.
В динамике на КП раздался спокойный голос летчика:
– Взлет произвел. Прошу задачу.
Белозеров еще раз внимательным взглядом окинул обстановку на планшете и приступил к наведению перехватчика на цель.
– Вам задача: курс восемьдесят градусов, – говорил он негромким приятным голосом. Спокойствие штурмана наведения всегда передавалось перехватчикам. – Высота одиннадцать тысяч метров.
– Вас понял. – прохрипело в динамике.
Не выпуская из рук микрофона, Белозеров подсел к затемненному пологом индикатору кругового обзора и стал следить за полетом майора Ващенко.
– Десять баллов. Нижняя кромка двести восемьдесят метров. Местами осадки. Видимость два-четыре километра, – слышался в динамике неторопливый голос майора. Самолет лег на курс, летчик сообщил о погоде и теперь ждал дальнейших указаний.
Когда речь идет о десяти баллах, значит небо сплошь затянуто облаками. И чем ближе летчик подходил к облачности, тем сильнее замечал свою поступательную скорость. Облака казались темнее, чем с земли, они с молниеносной быстротой отлетали назад и были похожи на огромные сизо-лиловые шары.
Еще мгновение, и самолет нырнул в густое месиво. Он стал содрогаться всем корпусом, и летчику казалось, что он сидит не в кабине истребителя, а мчится на телеге по булыжной мостовой.
Майор ничего не видел, кроме приборов и белого месива за фонарем кабины. Белозеров не спускал с перехватчика глаз.
– Цель справа на пересекающихся курсах, – сообщил он Ващенко, когда летчик удалился на семьдесят пять километров от аэродрома. – Высота цели одиннадцать тысяч метров.
Но в следующую секунду оператор Бруй и Белозеров увидели, что цель изменила курс.
Штурман наведения уточнил выход перехватчика в точку начала разворота. По отчетливо выраженным отметкам на индикаторе он видел, что цель маневрирует по курсу.
Оператор-высотомер доложил, что высота цели тоже изменяется. Ко всему прочему цель применила помехи. Она явно старалась сбить с толку и радиолокаторщиков на земле, и летчика-перехватчика.
Окружающие самолет облака стали светлее. Где-то сбоку чуть проглянуло солнце.
Самолет вынырнул из облаков, и летчик невольно прищурился. Небо казалось густо синим, замечательно просматривался горизонт.
– Облака вверх пробил. Высота верхней кромки десять тысяч пятьсот, – доложил Ващенко на КП. – Видимость отличная.
«Где-то внизу идет дождь и люди прячутся в укрытиях, – подумал он, – а здесь хоть загорай… Только за фонарем – минус пятьдесят пять…»
– Вам высота десять тысяч шестьсот, – раздался в наушниках шлемофона ровный голос Белозерова. Голос заставил Ващенко отбросить посторонние мысли.
– Вас понял, – доложил летчик.
– Приготовиться к развороту влево с креном сорок, – последовала новая команда.
Теперь летчик – весь внимание.
Вот уже поступила команда на разворот до курса триста тридцать.
– Вас понял.
Когда летчик выполнял разворот, цель резко сманеврировала по курсу в сторону перехватчика и затруднила ему маневр для атаки.
Ващенко, разумеется, этого не знал. Но как только Белозеров передал ему, что необходимо увеличить крен до пятидесяти градусов, он обо всем догадался.
Команды с КП следовали одна за другой. Цель продолжала резко маневрировать по курсу и по высоте. Белозеров видел, как она резко пошла на снижение.
«Хочет скрыться в облаках и уйти из-под удара», – мелькнуло в голове штурмана наведения.
– Высота цели… Высота цели… – передавал Белозеров, не отрывая взгляда от светящейся точки на экране.
– Понял. Понял. Вошел в облака, – слышался в динамике голос летчика.
На самолете имелся бортовой радиолокатор – верный помощник летчика при полете в сложных условиях. Как только до цели осталось определенное количество километров, Ващенко приступил к самостоятельному поиску цели. Это было очень нелегко. Чтобы различить на экране метку от цели, экран затемнялся резиновым тубусом, похожим на голенище сапога. Летчику постоянно приходилось подаваться вперед, к «голенищу», в это время он выпускал из поля зрения большинство приборов.
Метка появилась на азимуте пятнадцать градусов. Это значило, что цель шла не строго по линии поле на перехватчика, а была где-то слева.
По мере сближения с целью метка все ярче вырисовывалась на экране. И вдруг вместо одной метки, которую летчик маневрированием своего самолета пытался вывести на нулевой азимут, вспыхнуло сразу несколько: цель применила помехи.
И вот цель снова попала на экран бортового локатора. Она наблюдалась неустойчиво, с перемещением по желтоватому полю экрана. Помехи еще влияли на работу локатора.
Как только на экране вспыхнула линия захвата, Ващенко быстро оторвался от тубуса и перенес взгляд на отражатель прицела. Искусственное изображение цели ярко горело на отражателе прицела, неимоверно быстро увеличиваясь в размерах.
– Атакую, – доложил летчик на КП и нажал кнопку фотострельбы.
– Отвал влево, – передал Белозеров, убедившись, что атака выполнена успешно. – Выходите за облака и следуйте на точку.
– Вас понял.
Теперь Ващенко всецело перешел в распоряжение руководителя полетов и должен был выполнять все его команды.
Командир полка, наблюдавший за перехватом цели в сложных метеорологических условиях, сказал начальнику штаба:
– Хорошие люди в нашем полку! На таких, как Ващенко и Белозеров, можно смело положиться. Они не пропустят врага.
ТРУДНАЯ ПОСАДКА
Глядя на невысокого, худого, если не сказать щуплого, старшего лейтенанта Шкурова, на его смуглое с завалившимися щеками лицо, не скажешь, что это летчик, да к тому же и перехватчик. Вот почему, когда метеоролог передал с КП об ухудшении погоды, руководитель полетов пожалел, что выпустил Шкурова в воздух, хотя вообще-то старший лейтенант был подготовлен для полетов в сложных метеорологических условиях.
Сейчас Шкуров уже выполнил задание и теперь подходил к аэродрому. Он выпустил шасси и воздушные тормоза, поставил во взлетное положение закрылки. Скорость уменьшилась до расчетной. До аэродрома оставалось около десяти километров. И тут по радио с летчиком связался оператор приема самолетов радиолокационной системы слепой посадки.
Эту систему на аэродроме в шутку называют вожжами летчика. Правда, в названии этом есть доля истины.
Шкуров, кроме облачного месива, ничего не видел перед собой, а с аэродрома его видели с помощью локаторов и подсказывали, в каком направлении, с какой скоростью снижения ему лететь, чтобы приземлиться на полосу. В такие минуты летчик чем-то напоминал слепого, который не может сам найти выхода из помещения.
Нелегко в такую погоду и оператору ефрейтору Круглову. Экран локатора сплошь забит белыми помехами – хлопьями снега. На фоне их цель (радиолокаторщики в авиации любой самолет называют целью) просматривалась слабо. Конечно, при хорошей настройке аппаратуры и достаточной опытности оператор видел идущий на посадку самолет и внимательно следил за ним.
Руководитель посадки Бутин, невысокий широкоплечий офицер, подошел к индикатору кругового обзора и тоже стал наблюдать за движением цели на экране. Бывший летчик, он, пожалуй, лучше других мог понять в эту минуту состояние того, кто сейчас находился в самолете. Тонкие сухие руки невольно потянулись к телефонной трубке.
– Литвинов! – Обращение относилось к радиомеханику, который находился в другом помещении станции. – Еще раз проверь настройку и наблюдай за работой. Погода ухудшилась.
Над аэродромом – словно перину тряхнули, снег белыми шапками залепил полосу, видимость была очень плохой.
– Сообщите высоту, – попросил оператор Круглов.
– Высота восемь, – ответил летчик.
– Вам тридцать пять.
Это значило, что Шкуров снижался с меньшей вертикальной скоростью, чем требовалось.
– Вас понял, – ответил Шкуров. – Выполняю.
Через каждую тысячу метров он докладывал о высоте и получал указания, с какой вертикальной скоростью ему снижаться.
Самолет по-прежнему со всех сторон окружали облака. Летчик не видел даже плоскостей своей машины. Все внимание он сосредоточил на авиагоризонте, высотомере, показателе скорости и указателе курса. Эти приборы сейчас были поистине глазами летчика.
Шкуров знал, что главное сейчас – не растеряться, не впасть в панику, четко и быстро выполнять команды, подаваемые с земли.
Он вспомнил об одной давней посадке, которая была посложнее этой. Тогда Шкуров и еще три летчика получили задание перегнать самолеты из ремонтных мастерских на свой аэродром. В пути нужно было сделать несколько посадок на промежуточных аэродромах. И вот, взлетев с одного из них, Шкуров обнаружил, что сектор газа заклинило в положении максимальных оборотов. Он немедленно доложил об этом на стартовый командный пункт.
Руководитель полетов приказал летчикам вернуться на аэродром. Самолеты начали заходить на посадку, а Шкуров летал по кругу, вырабатывая горючее из подвесных баков. Несколько раз он пытался сорвать сектор газа, но безуспешно.
Невеселые мысли одолевали летчика. Садиться с выключенным двигателем да еще на чужом аэродроме – дело нешуточное. Тут нужен очень точный расчет, а ветер, как нарочно, был сильный, порывистый и дул под девяносто градусов к полосе.
Летчик еще раз проверил, не попал ли посторонний предмет в паз колонки управления двигателем. Но в пазу ничего не оказалось.
Когда горючее из подвесных баков было выработано, Шкурову разрешили заходить на посадку.
– Третий разворот выполнять дальше обычного. С таким расчетом, чтобы на прямой после четвертого выключить двигатель, предупредил руководитель полетов.
И вот сделан четвертый разворот. Шкуров вышел на прямую к посадочной полосе. Теперь нужно закрыть стоп-кран, чтобы прекратить доступ горючего в камеры сгорания. Летчик прекрасно знал: как только прекратится тяга, самолет резко пойдет на снижение.
Полоса приближалась с каждым мгновением. Уже видны были люди, высыпавшие на аэродром. Они переживали за Шкурова: как-то справится он с этой посадкой?
Пора!
Летчик взялся за рычаг стоп-крана и потянул его вверх. Но что это? Кран оставался неподвижным. Новые попытки также ни к чему не привели.
По спине пробежал холодок, но летчик взял себя в руки и передал на землю:
– Заклинило стоп-кран.
Теперь у Шкурова был один выход: набрать необходимую высоту и покинуть самолет методом катапультирования.
Покинуть самолет! Эта мысль не укладывалась в его голове. Сколько человеческого труда, сколько времени, сколько средств было затрачено на его постройку! И вот ни за что, ни про что бросить его на высоте нескольких тысяч метров. Неужели нет другого выхода?
Мысли работали лихорадочно: спасти самолет – вот что было главным в эту минуту.
Летчик снова потянул вверх стоп-кран, еще и еще… Но попытки его ни к чему не привели.
Самолет шел от второго разворота к третьему, когда летчик решил попробовать соединить усилия всех четырех конечностей. Он уперся ступнями в ножные педали и обеими руками, оттянув сектор газа в сторону, резко рванул его на себя.
Рычаг отошел назад и встал в положение малого газа.
Двигатель засвистел, сбавляя обороты, и Шкуров в первую секунду подумал, что двигатель остановился. Но снова, плавно подав вперед сектор газа, летчик увидел, что обороты стали возрастать.
О своей победе над тысячами лошадиных сил он немедленно доложил на СКП.
– Производите посадку! – приказали с земли.
Как только самолет срулил с полосы, к нему подъехали старший инженер полка и командир соединения.
– Что у вас произошло? – спросил генерал.
– Заклинило.
Летчик вылез из кабины и остановился в нескольких шагах от самолета. Ветер норовил сорвать с его головы шлем, и Шкуров укрылся от него воротником куртки. Из-за мехового воротника торчал тонкий острый нос.
Через пять минут инженер докладывал генералу о причине неисправности. Между тягами сектора газа и стоп-крана попала заглушка воздушного шланга от противоперегрузочного костюма. Она была искорежена и помята.
Тут же инженер вставил заглушку между тягами и попытался вместе с техником самолета сорвать сектор газа. Но безуспешно. Генерал, оценив их старания, перевел взгляд на летчика, который, укрываясь от ветра, выглядел сейчас беспомощным, слабым.
– Ну и ну!
Генералу трудно было поверить, что этот щуплый человек смог сделать в воздухе то, чего не могут на земле сделать два здоровенных детины.
– Вы молодец, старший лейтенант! – И генерал пожал летчику руку.
* * *
Руководитель посадки Бутин следил за индикатором курса и ждал, когда появится на нем отметка от самолета Шкурова. Он то и дело связывался с операторами посадочного радиолокатора, подсказывал им, как лучше управлять антеннами курса и глиссады, чтобы скорее «поймать» цель на экраны.
Но пока, кроме белых хлопьев, на экранах ничего не было видно.
Прошло еще несколько секунд, и среди этих хлопьев появилась новая отметка. Она передвигалась по экранам в нужном направлении. Сомнений быть не могло – это самолет Шкурова.
Скуластое лицо Бутина вмиг преобразилось. На лбу меж широких черных бровей залегла глубокая поперечная морщина, а маленькие остро глядящие глаза стали совсем как щелочки. Теперь все зависело от него.
– Цель не терять из виду, – передал он операторам посадочного локатора. – Вижу на удалении пятнадцать.
Бутин видел и то, что самолет шел с отклонением от курса влево на десять градусов.
– Вправо десять, – передал он летчику.
– Выполняю, – ответил Шкуров и стал доворачивать самолет.
Теперь Бутин видел, что светлая отметка от цели двигалась точно по глиссаде, начерченной на экране. Это говорило о том, что летчик своевременно выполнял команды и снижался правильно. Вот он уже вышел на установленную высоту, но земли еще не видел: погода, как говорят в таких случаях, была ниже установленного минимума.
– До дальней четыре, – сообщил Бутин.
В наушниках летчика зазвенел звонок. На приборной доске замигала лампочка. Шкуров проходил над дальней приводной радиостанцией. Об этом ему сообщил и Бутин.
Теперь мешкать нельзя ни секунды. Шкуров переключил автоматический радиокомпас на ближний привод, выпустил закрылки в посадочное положение и доложил о своих действиях руководителю полетов. Он сразу же Начал плавное снижение с тем расчетом, чтобы над ближней приводной радиостанцией пройти на высоте около ста метров.
– На курсе, – спокойно говорил Бутин. – На глиссаде.
Спокойствие руководителя посадки передалось летчику. Появилась уверенность, что он сделал правильный расчет на посадку и теперь точно выйдет на полосу.
Самолет вынырнул из облаков. Шкуров увидел впереди в снежной сумятице две светящиеся точки – включенные прожекторы. Больше ничего не было видно, только снег хлестал по фонарю.
Снова зазвенел звонок, замигала лампочка. Самолет проходил над ближней приводной радиостанцией. И в это время показалась полоса. На душе у летчика стало веселее.
«Теперь-то я дома», – подумал он и, проверив скорость, стал плавно убирать газ.
– Пониже, пониже, – слышался в наушниках голос руководителя посадки. – Хорошо!
Самолет уже бежал по полосе.
– Парашют! – приказали с СКП.
Летчик нажал кнопку, и сзади из-под стабилизатора белой змейкой вынырнуло полотнище. Купол вмиг наполнился воздухом, скорость на пробеге резко затормозилась.
Через несколько секунд летчик срулил в сторону.
– Полосу освободил! – доложил он руководителю полетов.
