355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лев Безыменский » Будапештская миссия » Текст книги (страница 7)
Будапештская миссия
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 00:58

Текст книги "Будапештская миссия"


Автор книги: Лев Безыменский


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Глава 3 ВОКРУГ РАУЛЯ ВАЛЛЕНБЕРГА

Как он оказался в Москве

Наиболее распространенная в послевоенные годы версия самого факта нахождения шведского дипломата в Москве сводится к тому, что органы советской военной контрразведки, носившей звучное и пугающее имя Смерш1, захватили этого дипломата, когда в январе 1945 года вместе с войсками 2-го и 4-го Украинского фронтов вошли в Будапешт, точнее, в его задунайскую часть – Пешт. К началу 1945 года мир ещё не догадывался, что Смерш становился полным хозяином в освобождаемых войсками, от немецких оккупантов странах Восточной и Юго-Восточной Европы. Сами же регулярные войска ещё продолжали свои операции, завершая разгром вермахта – им из Венгрии ещё предстояло войти в Австрию; на центральном участке советско-германского фронта впереди ещё был захват «логова зверя» – Берлина. В самой же Венгрии предстояло восстановление гражданской администрации, подчиненной Союзной контрольной комиссии. Органы Смерша ведали розыском военных преступников и всех тех, кто рассматривался как опасность для советских войск и советского государства.

В этой обстановке не такими уж неожиданными и неестественными могли показаться первые сообщения мировой печати о том, что Рауль Валленберг был задержан советскими войсками. Если учесть, что практика поведения советских оккупационных войск в Восточной Германии, Польше и других странах доставила десятки и сотни подтверждений случаев, когда задерживались и направлялись в Москву – с основанием и без оных! – подозреваемые лица, то это могло только подтвердить версию «похищения» Валленберга. Не он один, десятки и даже сотни испытали судьбу заключенных знаменитой внутренней тюрьмы на Лубянке, тюрем в Лефортово и во Владимире – от шефа кайзеровской разведки полковника Николаи до последнего китайского императора Пу И, от польского разведчика Сосновского до венгерского премьера Бетлена.

Как выглядит первый документ о том, как попал Рауль Валленберг в "сферу влияния" советских войск, вступивших в Будапешт? Перед тем как его привести, оговорюсь: вся советская документация по этому достаточно щекотливому вопросу, хотя и датирована 1945 – 1947 годами, появилась на божий свет значительно позже. Лишь в 1989 году, уступая требованиям родственников Валленберга и шведской дипломатии, советские власти – читай КГБ СССР – передали им немногочисленные копии различных документов, которые находились в различных архивах (военных и контрразведки). Дела Валленберга, как такового, найдено не было, найдены были лишь разрозненные документы. Шведская сторона приняла их к сведению. Так вот, донесение политотдела штаба 151-й дивизии от 14 января гласит1:

"Донесение

начальника политотдела 151-й стрелковой дивизии от 14 января 1945 г. начальнику политотдела 7-й гв. Армии.

Начальнику Политотдела.

Занятой нами улице Бенцур дом № 16 находился секретарь шведского посольства в Будапеште Рауль Валленберг и его шофер автомашины. Остальные члены во главе с полномочным министром Даниэльсон находятся Буда. Главное здание посольства 12 район улица Гезопар дом № 8, там же проживает атташе Берг.

Оно защищает в Будапеште интересы лиц еврейской национальности, проживающих центральной гетто и так называемой "чужой гетто".

Посольство имеет в городе девять бюро.

Их адреса:

8 район улица Юлои, № 4; тот же район, улица Харминцаг, 6; тот же, улица Араньи Янош, 16; тот же, улица Клотильда, 3; тот же, улица Земельнок, 21; тот же, улица Ткра, 6; шестой район, улица Реваи, 16; тот же, улица Иокаи, 1.

Валленберг передал текст телеграммы в Стокгольм на немецком языке находящийся у меня. Просит сообщить, что он находится на занятой нами территории, все остальные члены и особа по фамилии Нельсон – на занятой территории.

Судьба этих лиц неизвестна. Рауль Валленберг и шофер помещены и охраняются.

Прошу Ваших указаний Дмитриенко".

Следующий документ был датирован тем же числом – 14 января – и, видимо, был результатом доклада 151-й дивизии, который адресовался в вышестоящий политотдел 7-й гвардейской армии. Оттуда, минуя дивизию, в 30-й стрелковый корпус, в который входила дивизия, последовало указание:

"Командиру 3 °CК

Копия: начальнику штаба 2 Укрфронта 1. Находящегося в 151 СД секретаря шведской миссии Рауль Валленберг проводить немедленно командиру 18 СК генерал-майору Афонину, обеспечить его сохранность и удобством передвижения.

2. Связь Рауль Валленберг с внешним миром воспретить.

3. Получение и исполнение донести.

14.1.45 23:30 Куприянов"

Резолюция: «т. Павловскому, т. Поветкину. Немедля выяснить, что за секретарь, где все посольство».

На полях от руки результаты выяснения:

"Взяли его 13.1.45 на ул. Бенцур (пришел сам)

Остальные члены посольства в западной части Отказался уходить в тыл, заявив, что его ответственности около 7000 шведских граждан в восточной части города".

Как видно, эти донесения шли по линии политотдела, а не Смерша. Тем не менее на всякий случай решили "связь с внешним миром запретить". Кроме того, сохранилась такая записка: "18 – к. Афонину. Пока никуда не отпускать. Телег(рамму) никуда не передавать".

Тогда-то в судьбу Валленберга вмешались высшие силы. Об этом в своих уникальных воспоминаниях рассказал полковник Яков Валлах.

"Январь 1945 года. Наша 151-я стрелковая дивизия вела тяжелые уличные бои в Будапеште, продвигаясь по самому центру восточной части венгерской столицы – Пешту – и далее к Дунаю. В один из тех дней, 14 января, и произошла моя встреча с Р. Валленбергом.

Командир одного из полков дивизии доложил, что к нему пробрались два человека, назвавшиеся сотрудниками шведского посольства в Будапеште. Они просили связать их с советским командованием. Командир дивизии поручил мне, а я был тогда старшим инструктором политотдела, прибыть в штаб полка.

Со мной отправились офицер связи того полка, без которого трудно было бы в лабиринте улиц и переулков найти сам штаб, и два солдата-автоматчика. Преодолевая простреливаемые места, мы наконец прибыли в штаб, который находился в известном будапештском парке «Варошлигет», в подвале водолечебницы. Здесь я и увидел высокого стройного мужчину Рауля Валленберга, первого секретаря шведского посольства и уполномоченного Международного Красного Креста. Своего спутника, невысокого роста рыжеволосого венгра, он представил как шофера – Вильмоша Лангфельдера. Валленберг очень оживился, когда узнал, что я говорю по-немецки.

От офицеров полка я узнал, что Валленберг и его спутник неожиданно появились на улице, где рвались снаряды и мины, где все простреливалось гитлеровскими автоматчиками, засевшими на верхних этажах домов. В руках Валленберг держал маленький шведский флаг.

Валленберг повторил мне свою просьбу – связать его с советским военным командованием, как он выразился, "достаточно высокого ранга". Вспоминаю, что он рассказал мне о его такой же попытке накануне, но офицер и солдаты, к которым обратился, видимо, его не поняли. Все дело ограничилось тем, что у него отобрали легковой автомобиль и отпустили восвояси.

И вот уже вшестером мы отправились в штаб дивизии. Там – командир дивизии генерал-майор Д. Подшивайлов, начальник штаба полковник Н. Рогаткин, начальник политотдела полковник Я. Дмитриенко, начальник отдела контрразведки майор И. Кислица. Я переводил. Валленберг подробно рассказал о своей миссии в Будапеште, о том, как удалось спасти тысячи венгерских евреев, обреченных гитлеровцами на полное физическое уничтожение. Он рассказал также и о будапештском гетто, даже показал на плане города точное его местонахождение.

Беседа с Валленбергом длилась долго. Мы много раз переспрашивали его, почему он не выехал из Будапешта, когда приблизился фронт, почему так рисковал своей жизнью. Ответ его был один: он выполнял свой долг. Валленберг с беспокойством говорил о том, что, когда начались бои в Будапеште, он уже не мог продолжать свое дело – спасать узников гетто. Поэтому теперь так настойчиво ищет контактов с военным командованием, чтобы обсудить, что же делать дальше, как спасать обреченных людей. Затем по его же просьбе из штаба дивизии был послан «наверх» запрос. Я не знаю, с кем связывался начальник штаба дивизии – со штабом 7-й гвардейской армии или со штабом 18-го гвардейского стрелкового корпуса, который был промежуточным оперативным звеном между дивизией и армией…

Остаток ночи я провел с Валленбергом и его шофером почти безотлучно. Мы предложили обоим отдохнуть, поспать. На командном пункте дивизии – а это была многокомнатная квартира – мы отвели им отдельную комнату. Но оба они почти не спали. Да и есть не стали, только выпили с нами чай.

Помню, что в руках у Валленберга был объемистый портфель. Он пояснил, что в нем важные документы, которые готов передать советскому военному командованию.

Утром, было это в 10 – 11 часов, к нам прибыли на двух автомобилях «виллис» офицеры, как мы полагали, из штаба 7-й гвардейской армии. Их было четыре человека, старший – полковник. Он уединился с начальником штаба, а затем поручил мне передать Валленбергу, что его могут доставить к командованию фронта, как он об этом просит. Валленберг обрадовался.

Потом Валленберга и его шофера пригласили сесть в автомобили. Помню, что их усадили не вместе, а порознь, каждого в отдельный «виллис». Рауль Валленберг тепло попрощался с нами.

Еще одна подробность. Перед отъездом тот полковник предупредил всех нас, что мы никому не должны говорить о Валленберге. Тогда мы не придали этому особого значения. И только через много лет узнали, куда отвезли шведского дипломата и как распорядились его судьбой".

Это живое свидетельство подтверждает, что ни о каком «захвате» речи не было. Итак, 13 января Валленберг – в расположении советских войск. 18-го он должен был быть у командира корпуса Афонина (его штаб находился в Пеште), но 17-го он вместе с шофером Лангфельдером убывает в Дебрецен – в ставку командующего 2-м Украинским фронтом Маршала Советского Союза Р. Я. Малиновского. На «захват» опять-таки все это непохоже, ибо заботятся не только о «сохранности», но и об "удобстве передвижения". Ключевое же слово "пришел сам" обозначено вполне официально. Свидетели сообщали, что в эти дни Валленберг перед отъездом в Дебрецен ещё раз посетил свое бюро на улице Бенцур, где и сказал знаменитые слова:

– Я не знаю, еду ли я в качестве гостя или в качестве пленника…

Был ли он гостем – утверждать не будем, но пленником он стал лишь 19 января: так гласит запись в учетной карточке на Валленберга, составленной позже в Москве. Из Москвы пришла за подписью замнаркома обороны Н. А. Булганина директива: отправить шведа в Москву. 25 января он был под конвоем отправлен поездом. Путь был далек, но не очень тяжел. Валленбергу и Лангфельдеру разрешили даже пообедать в вокзальном ресторане станции Яссы, а по прибытии в Москву – отправили на экскурсию по знаменитому московскому метрополитену. (Об этом он позже рассказывал своим сокамерникам.)

Зачем Валленберг явился в Дебрецен? Один венгерский политик из левого лагеря, который в эти дни там находился и вел переговоры о формировании нового правительства, рассказывал, что он с некоторым удивлением увидел знакомого ему шведского дипломата у одного из кабинетов советской военной администрации. "Вы ведь знаете, – сказал он с иронией шведу, – в эту комнату легко войти, но очень трудно выйти!.." Валленберг лишь улыбнулся в ответ.

Что же собирался обсуждать в Дебрецене с советскими генералами Валленберг? Баронесса Фукс-Кемень, которую связывали с Валленбергом в Будапеште дружеские отношения, сообщила мне:

– У Рауля был подробно разработанный план – каким образом оказать гуманитарную помощь оставшемуся в живых еврейскому населению Венгрии. Этот план он обсуждал со своими сотрудниками.

Баронесса была права: текст предложений Валленберга сохранился. Он хотел создать специальный фонд помощи жертвам террора и преследований, чтобы облегчить им возвращение к нормальной жизни. В предполагавшемся обращении к венгерскому народу говорилось:

"Мы решили создать организацию, название и цель которой я ныне предаю гласности. Это не только чисто гуманитарная, но экономическая организация, ибо если мы будем рассматривать её только с гуманитарной позиции без соответствующей экономической организации, то она будет ограниченной и в некоторых отношениях неэффективной. По желанию моих сотрудников мы хотим назвать новую организацию «Валленберговский институт помощи и реконструкции».

Валленберг предлагал свою личную помощь и опыт для того, чтобы решать следующие задачи: возвращение детей родителям, восстановление условий для нормальной жизни, правовая помощь жертвам, восстановление и обновление деловых связей, создание рабочих мест, распределение продовольствия, помощь жильем, сбор и распределение одежды, репатриация и эмиграция, сохранение культурных ценностей, медицинская помощь, борьба с эпидемиями, строительство жилищ и промышленных предприятий, создание временных жилищ и больниц, планирование и международная помощь в решении подобных проблем.

Валленберг собирался представить свои предложения новому венгерскому правительству, которое формировалось в Дебрецене, и добиться от маршала Р. Я. Малиновского одобрения и поддержки. Наличие этого плана подтверждают многие источники, которые собрал в своей книге венгерский публицист и историк Е. Леваи. Но не менее бесспорный факт заключается в том, что никакой план в Дебрецене не обсуждался. В документах Союзной контрольной комиссии или в документах венгерского правительства не обнаружено никаких следов "Валленберговского института". Да и времени на такое обсуждение не было, потому что пришла команда отправить Р. Валленберга в Москву.

«Москва слезам не верит»

Известно, что архив КГБ очень скуп в документации о Валленберге. Вдобавок ряд документов не поддавался научной идентификации – настоящие они или нет. Но мне удалось найти такой документ о Валленберге, подлинность которого не подлежит сомнению. Не в последнюю очередь потому, что его никогда не числили в якобы отсутствовавшем следственном деле на шведского дипломата. Он лежал совсем в другом месте – а именно в картотеке НКВД-МВД, которая с момента создания этого учреждения велась на всех лиц, которые подвергались лишению свободы. Когда в середине 90-х годов в МВД РФ был создан Центр реабилитации и архивной информации, то московской общественности были презентованы некоторые образцы ведомственной документации, в том числе отдельные «учетные карточки» из этой многосоттысячной картотеки. Например, карточка Фанни Каплан, арестованной в 1918 году за покушение на В. И. Ленина. Или в том же 1918-м – на «Сиднея Георгиевича Рейли, капитана британской армии», знаменитейшего британского разведчика (с пометкой «без личного разрешения справок по делу никому не выдавать»). В 1937 году такая карточка заводилась на М. Н. Тухачевского, в 1938-м – на Н. И. Бухарина и в 1953-м – на самого Берия. Да, на Л. П. Берия, арестованного 26 июня 1953 года как «руководителя антисоветской заговорщической группы»…

Именно среди этих поистине исторических карточек была и такая:

"Фамилия: Валленберг Имя: Рауль Отч.: Густав Год. рожд.: 1912. Место рожд.: Стокгольм Адрес: Будапешт (ул. неразборчиво), № 3

Проф.: дипломатич. (неразборчиво) удост. № 248 МИД Швеции Место раб.: Шведское посольство в Будапеште Парт.: б/п Нац.: швед Гражд.: швед.

Арестован – 19.1.1945

Орган: НКО СССР, ГУКР Смерш.

На обороте карточки была сделана запись:

"Военнопленный, приб. 6.II.1945 из Будапешта в рас. ГУКР Смерш".

Запись достаточно красноречивая, чтобы определить первое – но далеко не единственное! – правонарушение, которое было совершено по отношению к дипломату: как можно было зачислить в военнопленные гражданина страны, с которой Советский Союз не только не находился в состоянии войны, а поручил ей представлять свои интересы? Да ещё вдобавок военнопленным объявили сугубо гражданского человека, дипломата! Разумеется, регистратор внутренней тюрьмы НКГБ не был умудрен специальными правовыми знаниями. Но он, по существу, выдал обвинительное заключение тем, кто в нарушение всех законов и установлений объявил шведского штатского гражданина, дипломата Валленберга военнопленным советских властей…

О том, что происходило с Валленбергом в Москве, свидетельств совсем немного. «Сохранились» лишь записи о проведении допросов в Лубянской и Лефортовской тюрьмах, квитанция о приеме вещей дипломата при поступлении во внутреннюю тюрьму. Утверждается, что не сохранилось ни одного протокола самих допросов, никаких показаний. Правда, КГБ проявил чудо графологической исследовательской работы, когда в регистрационной книге допросов вдруг выявил замазанную чернилами фамилию следователя Д. Копелянского. Но это мало что изменило: ветеран-чекист Копелянский заявил, что ничего не знает и ничего не помнит – не помнит даже фамилию «Валленберг»! Далее в «коллекции» КГБ большой пробел и… рапорт о смерти Валленберга, датированный июлем 1947 года.

Вторым источником сведений о том, что происходило с пленником Лубянки, стали сведения, полученные от его товарищей по несчастью сокамерников или соседей по камерам. Ценность и достоверность этих рассказов очень различны. Вернувшись на родину после "недобровольного пребывания" в Москве, они сообщали о своих встречах и беседах с Валленбергом шведским властям; 19 из них дали официальные показания. В их числе были:

Густав Рихтер, полицейский атташе немецкого посольства в Будапеште;

Карл Супприан, генеральный секретарь Немецкого научного института в Бухаресте;

Клаудио де Мор, советник по делам культуры посольства Италии в Испании;

Хайнц-Гельмут фон Хинкельдей, немецкий представитель при румынском генштабе;

Хорст Кигман, полковник;

Вилли Бергман, сотрудник немецкого посольства в Румынии;

Антон Мориан, советник немецкого посольства в Болгарии;

Бернард Рензинхоф, немецкий дипломат;

Эрхард Хилле, солдат немецкой армии;

Эрнст Хубер, связист немецкой разведки в Румынии;

Рудольф фон Хемпель, немецкий советник при румынских войсках.

Я привел их имена, чтобы можно было видеть широкий диапазон невольных свидетелей пребывания Валленберга в Москве.

Вот краткая хронология "московского периода" в жизни и смерти Рауля Валленберга. Он прибыл в Москву 6 февраля 1945 года. Первый его допрос в Лубянской тюрьме состоялся 8 февраля; следующий – 28 апреля. На первом допросе, который вел сотрудник 1-го отделения (допросы военнопленных) 4-го отдела 3-го Главного управления МГБ СССР Яков Сверчук, Валленбергу сказали: "Мы вас хорошо знаем. Вы принадлежите к богатой капиталистической семье Швеции" – и обвинили его в шпионаже. Так рассказал сам Валленберг своему сокамернику Густаву Рихтеру. 29 мая 1945 года Валленберг был переведен в Лефортовскую тюрьму, где его допрашивали два раза – 17 июля и 30 августа 1956 года. 1 марта 1947 года Валленберга вернули на Лубянку; там его допрашивали 11 марта 1947 года и, возможно, ещё раз в марте – апреле (как нам сообщил переводчик, участник допроса).

В Лефортове дипломата дважды – 17 июля и 30 августа 1946 года допрашивал Даниил Копелянский. Если верить воспоминаниям соседей Валленберга, Копелянский заявил шведу, что его дело "совершенно ясное", что это "политическое дело". На вопрос Валленберга, будут ли его судить, следователь ответил: "По политическим причинам вас никогда судить не будут".

Пять допросов за два с половиной года? Да ещё ни одной записи или протокола? Эти сведения коренным образом расходятся с сообщением отставного генерала КГБ Елисея Синицына, которому его некий приятель (он скрылся за инициалами Л. Г.) из Смерша рассказывал, что в начале 1945 года следствие по Валленбергу шло очень интенсивно.

– Для ведения следствия, – рассказал Л. Г., – создана специальная группа следователей, которая проводит допросы беспрерывно конвейерным образом…

Это свидетельство, на первый взгляд, более правдоподобно. Однако оно не подтверждается сообщениями сокамерников Валленберга, где и речи нет о знаменитых беспрерывных допросах, о которых известно по практике прежних политических процессов лубянского ведомства. Валленберг безусловно пожаловался бы на такие допросы. Густав Рихтер, который провел с ним январь – февраль 1945 года, рассказывал, что за это время Валленберга допрашивали только один раз, примерно час – полтора. Это совпадает с тюремным журналом, отметившим лишь допрос 8 февраля. Далее, сам Валленберг жаловался в 1946 году соседу-заключенному Вилли Рёделю, что "сидит целый год без допроса".

Итак, следствием было предъявлено Валленбергу одно лишь требование: он должен признаться в шпионской деятельности.

Против кого – можно было догадаться сразу. Против Советского Союза, против Советской армии-победительницы, дивизии которой громили фашизм, в том числе и в Венгрии. Иначе бы советская военная контрразведка (Смерш) и не должна была бы заняться следствием против гражданина Швеции, кстати, обладавшего дипломатическим иммунитетом. По свидетельствам сокамерников, именно об этом говорил сам Валленберг. Густаву Рихтеру было известно, что в начале февраля 1946 года Валленберг написал заявление начальнику лубянской тюрьмы с протестом против его ареста и заключения. Он ссылался на свое шведское гражданство и свой дипломатический статут, требуя встречи с представителями шведского посольства. Это заявление, по воспоминаниям Рихтера, заключенный камеры 123 вручил дежурному охраны на первом этаже тюрьмы.

Позднее – во время пребывания в Лефортовской тюрьме – летом 1946 года Валленберг написал письмо на имя Сталина, повторив аргумент о своем дипломатическом статуте и требуя допроса и связи с посольством. Как вспоминал Рензинхоф, Валленбергу подтвердили, что его заявление было вручено адресату. На последнем допросе заключенному сказали:

– Лучшим доказательством вашей вины является тот факт, что вами никто не интересуется. Если бы ваше правительство и ваше посольство проявило бы интерес, то они давно бы установили с вами контакт…

Конечно, у Валленберга не было возможности перепроверить это заявление следователя, но оно звучало убедительно. Однако заключенный продолжал отстаивать свой особый статут и, как он сообщил сокамерникам, отказывался отвечать на вопросы следователя.

Но о чем же его спрашивали?

Если собрать все немногочисленные свидетельства, то там содержится лишь одна формула – «шпионаж». Без уточнения – в чью пользу? Вариантов не так уж много. Первый – в интересах немецких спецслужб.

Немецкий агент?

17 марта 1945 года старший следователь 2-го отделения 4-го отдела Управления контрразведки Смерша 2-го Украинского фронта капитан Овчаренко допросил в Будапеште человека, биографические данные которого были кратко изложены капитаном так:

«Томсен Генрих Вольдемарович, 1907 года, уроженец города Осло (Норвегия), норвежец, подданный Норвегии, из служащих, с высшим образованием, беспартийный, заведующий отделом по защите дипломатических интересов Союза ССР шведского королевского посольства в Будапеште».

…Родившийся в Осло в 1907 году, сын шведского дельца и обладатель норвежского паспорта Генрих Вольдемарович учился в Германии, Швейцарии и Франции, жил в Латвии и Англии, затем (с 1939 года) в Норвегии, откуда был как техник вывезен на работы в Германию и очутился в гестапо по подозрению в работе на английскую разведку. После 6 недель заключения освобожденный Томсен оказался в Австрии, а с 1941 года – в Будапеште. Здесь он работал в различных венгерских фирмах, пока в 1944 году не попросился на работу в шведское посольство. Здесь же из-за знания редкого языка – русского Томсена (с благословения Валленберга, как он сам утверждал) делают заведующим отделом дипломатических интересов СССР и советских граждан!

Удивительно, не правда ли? Именно таково было и ощущение первого «Смершиста», в руки которого Томсен попал 17 марта 1945 года. Капитан Овчаренко сразу почуял «жареное». Он допрашивал его более двух суток, тот же оказался довольно словоохотливым и после некоторых проволочек признал, что шведское посольство "фактически проводило деятельность, направленную на подрыв мощи союзных государств, и в частности Советского Союза". 20 апреля и 26 мая допрос продолжили уже в Москве, в Главном управлении Смерша. Обнаружилось, что Томсен охотно "катил телегу" на своих коллег, в том числе и на Валленберга, обвиняя их в шпионской деятельности, направленной против СССР, а Валленберга – в выдаче "охранных документов" не евреям, а эсэсовцам. Впоследствии выяснилось, что Томсен – не норвежец, а немец Герман Гроссхейм-Крысько. Он пробыл в советском плену до 1953 года, после чего очутился в… Кёльне, где в шведском консульстве повторил свою версию о том, что шведское посольство действовало в интересах эсэсовцев и после войны могло превратиться в шпионский центр, предназначенный для работы в "новой Венгрии".

О том, что Валленберга советские органы подозревали в связях с немцами, рассказывал человек, который сразу после войны руководил советской контрразведкой в Центральной Европе, генерал КГБ Михаил Белкин. Он делился своими знаниями со своим другом, генералом Павлом Судоплатовым. Выходило, что ещё во время войны фронтовые органы Смерша получили ориентировку на Валленберга, которого подозревали "в сотрудничестве с германской, американской и английской разведками". Предписывалось установить постоянное наблюдение за ним, отслеживать и изучать его контакты, прежде всего с немецкими спецслужбами. Судоплатов так излагал мне сведения Белкина:

"Я помню, что Белкин говорил мне о нескольких зафиксированных встречах Валленберга с начальником немецкой разведки Шелленбергом".

Судоплатов не высказывал оценок достоверности слов своего коллеги. Точных данных о связи Шелленберга с Валленбергом нет, хотя теоретически они были возможны. Если бы связи были, то шеф разведки СС более определенно упомянул бы о них в своем оправдательном "меморандуме Троза". Зато Судоплатов приводит другой источник версии о немецких контактах шведа. Это уже знакомый нам граф Кутузов-Толстой. Судоплатов со слов Белкина:

"О работе Валленберга, как я припоминаю, сообщал наш агент Кутузов (он принадлежал к роду великого полководца), эмигрант, привлеченный к сотрудничеству с советской разведкой ещё в начале 30-х годов. Кутузов работал в миссии Красного Креста в Будапеште и участвовал в разработке Валленберга. Согласно сообщениям Кутузова, Рауль Валленберг активно сотрудничал с немецкой разведкой".

Эти два источника – Гроссхейм и Кутузов – носят слишком специфический, «заказной» характер. Да и появились они на свет не сразу после ареста Валленберга, а значительно позже – видимо, лишь тогда, когда на Лубянке стали искать оправдания своей «антивалленберговской» акции. Характерно, что в своих тюремных беседах сам шведский дипломат не упоминал «немецкой» версии: сразу после будапештской борьбы Валленберга с Эйхманом и иже с ним, она показалась бы слишком притянутой за уши. Враждебность Эйхмана к защитнику будапештских евреев была ещё у всех на памяти.

О том, как советская сторона (точнее, КГБ) пыталась "немецкую версию" сделать привлекательной и убедительной для шведской стороны, свидетельствует документ, который попал в мои руки несколько необычным путем. В начале 90-х годов – когда я вплотную занялся делом Валленберга – я постарался найти некоторых, тогда ещё живых ветеранов КГБ, которые имели прямое (или косвенное) отношение к этому делу. Встретился я и с бывшим заместителем министра госбезопасности, генералом в отставке Евгением Питоврановым. Сидя в кабинете заместителя президента Русско-итальянской торговой палаты (именно туда занесла моего собеседника постсоветская эпоха), он неохотно старался вспомнить былое, в том числе и дело знаменитого шведа. Правда, в очень узких рамках и (не очень убедительно) ссылаясь на то, что всем занимался лишь министр (Абакумов), а он мало что знал. Но как бы случайно он нашел на своем столе стеклографированный документ якобы «неизвестного» происхождения. Я внимательно изучил текст. Он был претенциозно озаглавлен "Положить карты на стол" и обвинял шведов, что они якобы хотели после войны сделать свое посольство в Будапеште шпионским центром, предназначенным для работы в новой, послевоенной Венгрии. Ссылки были на того же Томсена.

Пафос этого неподписанного документа понятен. Он направлен против очень нехороших шведов, которые никак не могут примириться с исчезновением Валленберга и игнорируют факты его сомнительного поведения. Но интересно, что явные намеки на сотрудничество Валленберга с советской стороной в Будапеште здесь тоже присутствовали. Мы, то есть русские, как оказывается, поддерживали его акцию и вполне примирялись с использованием шведом американских денег. Валленберга, подчеркивается в документе, поддерживал коммунист Вильмош Бём (он действительно был в списке лиц, с которыми Валленберг был в контакте). Что же, возьмем эти строки на заметку, когда будем рассматривать связи Валленберга с советской стороной.

Кстати, об этом же говорила другая версия, появившаяся не без помощи КГБ.

Насколько глубоко запали в советскую "разведывательную душу" переговоры, которые на исходе третьего рейха вели его лидеры, и в первую очередь Генрих Гиммлер, через Бехера, Мюзи и иных посредников, можно видеть по одному – на первый взгляд, абсолютно абсурдному! – сообщению, которое появилось на свет много лет спустя после конца войны. В нем тоже идет речь о Гиммлере, тоже о секретных контактах, но уже не с еврейскими организациями, не с американской разведкой, но с разведкой советской. Оно принадлежало кадровому работнику внешней разведки, дослужившемуся до генеральского звания, а потом вышедшему на пенсию и избравшему научную стезю. Его имя – Радомир Богданов, бывший резидент в Индии, после войны заместитель директора Института США и Канады, затем заместитель председателя Советского комитета защиты мира. Отставной генерал в конце 80-х годов (в эпоху перестройки) попросил приема в международном отделе ЦК КПСС, где изложил следующие соображения, базировавшиеся на его сведениях военного времени. Богданов обратил внимание своего собеседника (тот запомнил беседу хорошо) на то, что в свое время, когда с пьедестала был свергнут Лаврентий Берия, весь объем его многосторонней деятельности не был подвергнут глубокому и серьезному анализу. Тогда надо было срочно избавляться от Берия, что и было сделано без соблюдения особых формальностей и предварительного следствия. В этом с Богдановым можно и должно согласиться. Хотя над Берия был совершен суд и казнен он был по приговору военного трибунала, процедура суда и особенно обвинения были, мягко говоря, смехотворными. Ничем не доказана была давняя связь Берия с иностранными разведками, ничем не доказано было вменявшееся ему намерение вернуть в страну капитализм. Из "репрессивного реестра" были выхвачены лишь немногие злодеяния, а описываемые любовные похождения Берия были пригодны не для смертного приговора, а для дешевого романа.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю