Текст книги "Золушки из трактира на площади"

Автор книги: Лесса Каури

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Будь счастлива, девочка! – сказал Григо и поднялся. – Сегодня ты устроила праздник моему желудку и фейерверк моему сердцу, но я устал от острых ощущений, а вы, молодежь, можете веселиться всю ночь! Потому я покину вас. До завтра, Матушка!

Он церемонно поклонился сидящим за столом, аккуратно обошёл танцующие пары и шагнул на улицу.

Матушка держала подарок в руках и думала о том, как бы не заплакать. Жизнь оказалась не проста и не добра, но иногда сводила с такими людьми, за которых хотелось её благодарить.

Время перевалило далеко за полночь. Музыкальный свиток временами принимался крякать и шипеть, однако это вовсе не мешало парам без устали кружиться в танцах. Чета Пелеван вовсе не давала фору молодежи – Дрюне с Ваниллой и Марху с Персианой. Виеленна с Питером, похоже, перешли к стадии, когда видят только друг друга и не замечают окружающих. Туча Клози и Висту Вистун делали перерывы, лишь чтобы промочить горло очередным бокалом вина и перекинуться парой фраз о творчестве или чуйстве. Причем, говорила, в основном Клозильда, а маленький Висту внимательно слушал, утвердительно кивая носом.

В какой-то момент, Матушка не уследила, в какой, но ещё до десерта, утомлённые дети уснули прямо на полу, трогательно положа головы на меховую подушку, которую изобразил перекинувшийся в зверя Весь. Оборотень лежал, вывалив язык – в трактире было душно – стараясь лишний раз не шевельнуться, чтобы не уронить самого маленького – трехлетнего сына Персианы, уснувшего на нём верхом.

Пока остальные танцевали, Бруни собрала золотые монеты – презент от Ваниллы и Дрюни – в шкатулку и отнесла все подарки наверх, помогла Пипу и старшей Гретель убрать со стола и принести десерт – огромный сливовый пирог, украшенный разноцветными шариками мороженого, сладкие крендельки, усыпанные кунжутом и маком, ореховое варенье в широких плошках и булочки с начинкой из вишни, политые сладкой глазурью.

Растолкали детей, усадили за стол, поближе к мороженому. Их сонные голоса окрепли, пробудились и теперь напоминали утренний птичий гомон.

Веслав, уставший от шума и возни, блеснул на всех глазом и потрусил на кухню – дремать у печи.

– А я удачно женюсь! – заметил задохнувшийся Дрюня, падая на стул и прихватывая загребущими руками разом и кусок пирога, и кренделек, и булочку, и орешек из варенья. – Во-первых, голодным не останусь, во-вторых, приобщусь к эстетике народной кухни, а в-третьих – приобрету замечательных родственников!

Матушка улыбнулась его словам и вдруг вообразила за столом Ральфа. Каким бы он был сегодня? Радостным, грустным или просто пьяным настолько, что Пипу пришлось бы на закорках тащить его наверх, в спальню? Почему-то представить пьяным Кая, Бруни, как ни пыталась, не смогла. Царапнуло гвоздиком невольное сравнение не в пользу мужа, но только это, да печаль, поселившаяся в дальнем уголке сердца после прощания Турмалина, чуть омрачило праздник. В остальном, Матушка была уверена, день рождения удался!

Гости расходились на рассвете. Оставались лишь Дрюня с Ваниллой, причём Пип настоял на том, чтобы шут лёг в комнате Веся, в дочь – вместе с Матушкой.

– За стенами моего и этого дома, – сообщил он, свирепо играя бровями, – можете любиться хоть под телегой! Но здесь будет, как положено предками! Сначала – свадьба!

Когда он ушёл, шут подкатил к Матушке с просьбой о пощаде.

– Нет, – твёрдо произнесла она, – и не проси!

И так она это сказала, что Дрюня сразу сник, поцеловал Ваниллу в нос и отправился в бывшую детскую. И уже оттуда завопил дурным голосом:

– Предки положили меня в одиночестве! Ой, боюсь-боюсь-боюсь!

Матушка уложила шатающуюся от усталости подругу в свою кровать, заперла двери за Пипом, сестрами Гретель и Питером Конохом, которые отправились разводить, а точнее разносить по домам Клозильду и Висту, почесала за ухом дремавшего у печи Веся. На душе отчего-то было спокойно и тихо. Осенне.

– Правда, он замечательный? – заплетающимся языком спросила Ванилла, когда она, наконец, вернулась в спальню. – Представляешь, ни одной ноги мне не отдавил во время танцев! Вот это я понимаю, мужик!

– Понимаю, – укладываясь рядом, пробормотала Матушка. – И он, похоже, действительно любит тебя! – она помолчала, а затем решилась: – Знаешь, давно хотела тебе рассказать…

Ответом ей было ровное дыхание Ваниллы. Подруга спала, сладко улыбаясь и причмокивая губами.

* * *

Бруни проснулась от непривычного ощущения: солнечные лучи нахально заглядывали в окна, а вовсе не трогали их робкими, рассветными пальцами. Осознав, что проспала, Матушка хотела было вскочить, но вдруг увидела на тумбочке у кровати поднос с глиняной кружкой, дымящимся омлетом и ещё чем-то, накрытым салфеткой. Сердце наполнилось благодарностью к тем, кто дал ей возможность выспаться. Под салфеткой обнаружился не кусок хлеба, а мешочек из бархата, в котором что-то перекатывалось. Вытряхнула содержимое на ладонь… это оказалось скромное серебряное колечко, украшенное маленьким, но очень ярким синим опалом. Матушка нахмурилась. А потом вдруг счастливо рассмеялась и закружилась по комнате. Он решил по-своему! Он все решил по-своему!

Она выглянула в окно и увидела перед входом знакомый экипаж. Кай стоял рядом, оглаживая лошадиные морды, но смотрел на ее окно. Увидев Бруни, поклонился – спокойно и элегантно. Словно и не было между ними ссоры.

– Давайте-ка одеваться, хозяйка! – послышался ворчливый голос Ровенны. – А то кавалер ваш от завтрака отказался, видать, в вашей компании желает покушать. А мужчину голодом морить негоже! Вы, давайте, ешьте быстрее, а я пока вам косу заплету!

Бруни принялась за омлет, но вдруг опустила ложку.

– Ровен, это как понимать? Меня, значит, кормите, а его – голодом морить негоже, но надо?

Старшая Гретель лукаво усмехнулась.

– Мариновать их надо, хозяйка!

Матушка подавилась последним куском омлета.

– Кого мариновать?

– Мужчин. Тогда и чуйство… Тьфу ты, напасть! Чувство – будет горячее!

Была бы здесь несдержанная на язык Ванилька, уже поинтересовалась бы у одинокой Ровенны, откуда она так хорошо мужиков знает? А Бруни промолчала. Знала, что старшая Гретель в четырнадцать влюбилась в женатого мужчину намного старше себя годами. Знала, как печально это кончилось – обмолвилась как-то Виеленна матушке, а та рассказала дочери, чтобы уберечь от подобного. Да и зачем ворошить старое, наболевшее? Ровенна за последние годы для нее главной помощницей стала. И за стойкой стоит, и прибыль считает, и долги не забудет. Выглядит вполне довольной жизнью, словно нашла свое место здесь, в трактире на площади Мастеровых.

– Одевайтесь! – забирая поднос с посудой, сказала Ровенна. – Да не беспокойтесь о порядке. Гуляйте! Пусть ваш день рождения еще на одни сутки продлится!

Бруни неожиданно для самой себя поцеловала служанку в начавшую увядать щеку.

– Вот еще глупости! – покраснев, пробормотала та и ушла.

Кай уже начал нетерпеливо прохаживаться перед входом в трактир, когда Матушка вышла в простом сером платье, с повязанным на шею платочком, чей ярко-голубой цвет напоминал цвет нового, одетого, колечка.

Взяв ее руки в свои, Кай вначале убедился, что кольцо надето, потом поцеловал Бруни пальцы и, наконец, спросил:

– Тебе нравится мой подарок?

– Хорошо, что на нем нет ни одного брильянта! – серьезно сказала Матушка.

Кай возмущенно посмотрел на нее и рассмеялся, разглядев искры озорства в серых глазах. Подхватил ее на руки, подсадил в карету.

– Отвечай мне, шкипер, – усаживаясь рядом, строго спросил он, – куда мы держим курс?

– На наш корабль, мой капитан! – звонко отвечала Бруни, чувствуя, как сердце заходится от восторга перед встречей с Седым Великаном Морем.

Кай обнял ее и развернул к себе. И спросил о чем-то, что совсем не имело отношения к шутливому разговору:

– Вместе?

Матушка пропустила вздох. В это краткое мгновение она проводила черту между возможностью обрести счастье с кем-нибудь другим… и необходимостью получить от судьбы по заслугам вместе с любимым. Мелькнуло перед глазами лицо Ровенны – спокойное, равнодушное… угасающее. Счастье – миг, одиночество – вечность!

– Вместе, – твердо сказала она. Первой потянулась к губам, по которым так соскучилась и бросила вызов судьбе, добавив одно лишь слово: – Навсегда!

Матушка вернулась почти к полуночи – к закрытию. Загоревшая, хорошенькая и… спокойная. Сердце билось ровно, а главное, в унисон с сердцем мужчины, держащего ее за руку, когда они входили в трактир.

Народу внутри было немного. Даже Турмалин уже ушел – его столик пустовал, а за столиком рядом, тем самым, который всегда выбирал Кай, когда приходил, Бруни, к своему величайшему удивлению, увидела две склоненные головы – огненнорыжую и черноволосую.

Когда они с Каем вошли, оба – Лихай Торхаш и Весь, не сговариваясь, посмотрели в их сторону.

Красное Лихо, встав, шагнул навстречу. Слегка склонил голову, приветствуя Кая, усмехнулся, разглядывая его спутницу.

– Прогулка на свежем воздухе вам обоим пошла на пользу! – заметил он, вгоняя Матушку в пылающий румянец, но не заставив опустить глаза в пол. – Поужинайте с нами, а после, с твоего позволения, маленькая хозяйка, я заберу пацана с собой. На всю ночь.

– Зачем? – испугалась Бруни.

Кай успокаивающе обнял ее и притянул к себе. Он верил Лихаю, как себе – Матушка это чувствовала, но оборотень с глазами убийцы доверия ей все-таки не внушал.

– Я должен увидеть его истинные облик и силу, – пояснил полковник. – Узнать, умеет ли охотиться, как охотились предки? И если да – начать готовить к получению Имени крови, которое есть у всех нас. Его родители не успели этого сделать, поскольку погибли вместе с кланом. Веслав – последний из Черных ловцов. Получив имя крови, он сможет передать его потомкам и возродить клан. А без него не может считаться полноценным членом Дикого братства! Поэтому, с твоего позволения, как официального опекуна, с сегодняшнего новолуния и до следующей полной луны я буду забирать его с собой по ночам. А в полнолуние мы исчезнем на несколько суток.

Матушка взглянула на Веся. Тот стоял за Торхашем, жадно ловя каждое слово и нервно подергивая ушами. Жизнь его народа касалась мальчишки неласковой дланью – но все-таки касалась, а не била, не возила мордой по земле. Подталкивала к своему пути. Разве могла Бруни этому мешать, раз сама желала Веславу полноценного существования?

– Ты сам хочешь этого? – глядя в его горящие глаза, поинтересовалась она.

Оборотень пропустил вдох. И кивнул. Четко, по-военному. Видно было, как тяжело ему удержать бешеную энергию, рвущуюся наружу. Он тоже ощущал жизнь – биение ее кипящего ключа где-то в районе сердца.

Матушка ободряюще улыбнулась ему и перевела взгляд на бесстрастное лицо Торхаша.

– Однако вы ошиблись во мне, полковник, – заметила она. – Я привела Веся домой с улицы, но и только. Могу ли я считаться его официальным опекуном?

– Хмм… – усмехнулся тот, поглядев на Кая. – Ты не сказал ей?

– Не сказал о чем? – Бруни тоже посмотрела на любимого.

Тот молча показал Лихаю кулак, полез за отворот камзола и вытащил пергамент, перевязанный оранжевым шнуром с магистратской печатью.

– Ну… – несколько смущенно признался он. – После того, как тебе не понравился мой предыдущий подарок, я решил, что такой женщине, как ты, нужно дарить более практичные вещи… Колечко – это так, баловство! Поэтому я оформил на тебя опекунство Веслава. Надеюсь, из-за этого подарка мы не поссоримся?

– Садись, читай! – весело блеснув глазами, приказал Торхаш мальчишке. – Нечего глазеть!

Позабыв обо всем, Бруни и Кай целовались, будто после долгой разлуки. А затем он подхватил ее на руки и понес прочь, кинув другу через плечо:

– Ужинайте без нас!

* * *

На следующий день случилось небывалое. В трактир, робко оглядываясь и семеня, вошел Висту Вистун. И испуганно остановился на пороге.

– Добрых улыбок и теплых объятий, господин Вистун! – поспешила ему на помощь Матушка, вытирая полотенцем руки. – Проходите, куда желаете присесть?

Маленький Висту оглядывался вокруг, будто потерял игрушку. И, кажется, Бруни начала догадываться, в чем дело!

– Садитесь сюда, – предложила она ему тот самый столик, за которым любила сиживать обездоленная любовью Туча Клози. – Отсюда прекрасно видно, кто входит в трактир, а вас почти не заметно. Чего желаете на обед?

Когда Матушка вернулась на кухню, в ее глазах прыгали озорные бесенята.

– Весь, – попросила она, – сбегай в Гильдию прачек, скажи Клозильде, мол я велела передать, что кровяная колбаса сегодня куплена отменная!

Оборотень, любовно разделывающий индюшку, тут же надулся.

– А чего я-то? Видишь, делом занят!

Пиппо, усмехаясь, пузом отодвинул его от разделочного стола.

– Давай, клыкастый, лети стрелой, раз Бруни просит! А птичку я сам докромсаю!

– А зачем ей это говорить? – уже на пороге кухни подозрительно обернулся Весь. – Какая тут тайна?

Зашедшая в кухню Ровенна сухо хмыкнула.

– Вон она, тайна. У окна сидит, носатая такая!

– Где? – навострил уши мальчишка.

Старшая Гретель вытолкала его из кухни, приговаривая:

– Да иди уже, горе ушастое, а то, глядь, уйдет кавалер-то…

Матушке как раз хватило времени нарезать и красиво уложить на блюде кровяную колбасу, черный хлеб и плошку с ядреной горчицей, как в трактире раздалось мощное контральто Клозильды Пипидо.

Добавив на поднос пару кружек пива, Бруни поспешила навстречу.

– Это кто сидит за моим столиком? – грозно потрясая кулаками, вопрошала матрона.

Взбледнувший Висту стоял, вытянувшись, как на плацу, и ел взглядом тучевые округлости Клози, щедро вылезавшие из-под корсета.

– Это же Висту Вистун, – ставя на стол поднос, мило улыбнулась Бруни. – Вы, Клозильда, танцевали с ним у меня на Дне рождения!

– Точно! – безапелляционно заявила Клози, усаживаясь напротив и берясь за пиво. – А говорили мы…

Матушка с надеждой взглянула на главу Гильдии гончаров. И тот не подвел:

– Мы говорили о вдохновении! О чуйстве полета! – с чуйством напомнил он.

– Да-а-а?! – изумилась Клозильда и сунула ему в руки вторую кружку пива с такой силой, что Висту чуть не упал. Спасла его стена, оказавшаяся за спиной. – И у вас есть мысли на сей счет?

Вистун глубоко вздохнул, вылил в себя кружку пива и… пошел в атаку.

Через несколько минут Бруни покинула их с чрезвычайно серьезным выражением лица и уверенностью, что маленький гончар не так прост, как кажется!

В трактир как раз заходил патруль, ведомый сержантом Йеном Макхоленом. Упрямо наклонив голову, чем оправдывал свое прозвище, Бычок проследовал прямо за стойку и попросил себе и своим ребятам охлажденного морса. На работе он спиртного не пил, и тщательно следил за личным составом, обнаруживая нюх на алкоголь почти такой же острый, как и у зверя.

– Хорошо, жары нет! – пробурчал он, сделав порядочный глоток студеного морса. – Но все равно – забегались, как собаки.

– Ищите кого-то, сержант? – заинтересовалась Матушка, подливая ему и двоим дюжим патрульным морса.

– Сбег, гад! – ахнул кулаком по стойки один из них. – Уж мы за ним бежали, бежали…

– Жир бы вам порастрясти, – усмехнулся Макхолен, в котором, несмотря на округлую форму, не было ни грамма лишнего, – а потом за карманниками бегать! Отъели пузени на магистратских харчах! Вот устрою вам учения с полосой препятствий…

Второй патрульный подавился морсом. Первый с азартом застукал его по спине.

– Пообедаете? – предложила Бруни. – Бегать – тоже сила нужна.

– За кем бегали-то? – полюбопытствовала оказавшаяся рядом Ровенна.

– Вот! – Бычок вытащил из кармана оторванный от рубашки рукав. – Эта гнида у вдовы старика Рашписа последние гроши увела. И шустрый такой попался! Бабка, правда, его чуть не задержала – вцепилась, как клещ в собачье ухо! Да он вывернулся…

– Скотина, – процедила Ровенна. – Она и так едва концы с концами сводит! И что теперь делать?

– Поищем еще для порядку, – пожал плечами сержант, – а потом с ребятами скинемся, да ей деньги и отдадим, как будто нашли. Впервой, что ли?

– Вон столик освободился, пошли, провожу! – вмешалась Ровенна.

Бруни заглянула в кухню и наткнулась на стоящего за занавесью Веся, на лице которого отражались самые разнообразные чувства, от любопытства до суровой решимости.

– Ты чего? – удивилась она.

Мальчишка исподлобья посмотрел на нее. Крылья тонкого носа подрагивали.

– Я его чувствую! – тихо сказал он.

– Кого? – испугалась Матушка, поняв, что дело серьезное.

– Того вора, о котором говорил сержант. Он где-то в зале! И уйти не может, чтобы внимания не привлечь. Сидит – боится! Сержант как рукав-то достал, я хозяина сразу и унюхал!

Бруни сунула Весю в руки пару кружек пива:

– Я зал обойду, а ты иди за мной. Поставь пиво на тот столик, за которым вор сидит.

Они вышли в зал. Матушка зорко оглядывала столики, как и полагается почтенной трактирщице, несколько раз жестом указала Виеленне, где пора убрать грязную посуду или поднести еще кружек с морсом.

Стук за спиной заставил ее резко обернуться. Весь поставил кружки на столик в углу, за которым, спиной к залу, сидел худощавый мужик в наглухо застегнутой суконной куртке.

– Я не заказывал! – буркнул он. – Так что – пошел отсюда!

– Простите его, господин! – поспешила на помощь Веславу Бруни. Села напротив, разглядывая обветренное лицо, узкие губы и глаза непонятного болотного цвета, принадлежавшие незнакомцу. – Вы еще не пообедали? Только морса выпили? Чего желаете поесть?

– Ничего не желаю, – проворчал гость.

– И деньги вернуть не желаете? – невинно поинтересовалась Матушка.

Вор взглянул на нее, нехорошо прищурившись.

– Какие еще деньги, хозяйка? За морс я уже заплатил твоей служке!

– Которые у старушки на улице отняли, – спокойно пояснила Бруни и добавила, когда гость дернулся. – Стоит мне повысить голос, как сюда подойдет мой старый знакомец, сержант Йен Макхолен. Думаю, вам он тоже прекрасно известен. Его ловкие руки наверняка найдут кошелек вдовы Рашписа у вас за пазухой. После чего вы отправитесь прямиком в городскую темницу…

– Откуда тебе известно? – вор быстро облизнул пересохшие губы. От этого жеста Матушку передернуло. А затем он перевел взгляд на стоящего рядом Веся и тихо добавил:

– Ах ты, сучье отродье! Сдал меня!

Весь высокомерно-насмешливо приподнял верхнюю губу, обнажая белоснежные острые клыки. И… промолчал. Бруни была уверена – сказалось влияние Лихая Торхаша, ведь в этот момент маленький черноволосый оборотень даже внешне сделался похожим на большого и рыжего.

– Положите деньги на стол и уходите, – предложила Матушка. – Я не стану звать сержанта… хотя, конечно, надо бы!

Вор глупцом не был. Подумав с мгновенье, бросил на столешницу вязаный полосатый кошель, который явно не мог принадлежать мужчине. Одарил Веся и Матушку ненавидящим взглядом.

Бруни забрала кошель, скрыла в складках платья и отошла от стола, позвав Веся. Отвела мальчишку в кладовку и вручила ему кошелек.

– Ночью отправишься на охоту с Лихаем, занеси кошель вдове. Или в форточку подкинь, или оставь на крыльце, но в дверь стукни и дождись в укромном месте, чтобы она деньги увидела и забрала!

– А то я сам не догадался бы! – принимая кошелек и терпеливо выслушав наставления, фыркнул оборотень.

Когда Матушка вернулась за стойку, вора уже не оказалось в зале – он умудрился улизнуть, смешавшись с толпой входящих в трактир купцов. Она облегченно вздохнула. На сердце остался неприятный осадок, будто новой туфелькой в грязную лужу наступила.

За столиком недалеко от стойки сержант Макхолен и патрульные с аппетитом уплетали похлебку с куриными потрошками и черным горохом. Азартно стучали ложками по тарелкам, откусывали большие куски хлеба, играли желваками на загорелых за лето щеках – насыщались. Бруни вспомнила, как говаривала матушка Хлоя: ‘Путь к сердцу мужчины, доченька, вовсе не через желудок лежит, а через другие места. Но кормить голодного мужика – удовольствие для истинной женщины! Удовольствие, с которым мало что сравнится!’ И она оказалась права! С каким удовольствием Бруни готовила завтраки для Кая, когда он оставался ночевать в трактире! Там, где мужчина будет думать о Долге, женщина просто спросит: ‘Ты голоден’?

Матушка украдкой посмотрела на колечко с опалом, которое теперь не снимала. И улыбнулась самой себе. Привязываясь к разного рода символам, люди забывают о том, что все они суть – просто вещи! Но вещи иногда бывают такими красивыми!

К полуночи в трактире почти не осталось посетителей. Весь торопился убрать зал, потому что скоро за ним должен был зайти Красное Лихо. Желание охоты будоражило кровь и делало юного оборотня невыразимо привлекательным. Матушка, поглядывая за ним из кухни, где мыла посуду, вздыхала, думая о грозе для девичьих сердец, в которую совсем скоро превратится найденыш.

Еще до стука в дверь Весь кинулся ее открывать. Лихай Торхаш стоял на пороге, закутанный в простой черный плащ.

Матушка вышла навстречу, и он любезно склонил голову и шагнул внутрь.

– Возьми свой деревянный меч, – приказал Веславу. – Я дам тебе несколько уроков. Где он?

– Наверху! – воскликнул мальчишка и вихрем унесся по лестнице в свою комнату.

Бруни проводила его затаенной грустью во взгляде. Хоть и не был он ее единокровным сыном, но отрывался, отдалялся от нее, как все взрослеющие дети от своих родителей.

– Не печалься, маленькая хозяйка, – вдруг подал голос полковник, – Веслав Гроден из Черных ловцов никогда не забудет тебя! Оборотни если верны кому-то – это на всю жизнь!

Она испытующе взглянула на Торхаша.

– Как вы верны Каю?

Тот усмехнулся и кивнул.

– А как вы познакомились? Кай никогда не рассказывал мне!

– Сущие пустяки, – изящно махнул рукой полковник. – Меня хотели сжечь, а он развалил костер и отбил меня у поселенцев.

– Сжечь? – воскликнула Матушка. – За что?

– За то, что я есть, – спокойно ответил Красное Лихо.

На лестнице послышался топот. Весь возвращался.

– У моего друга обостренное чувство справедливости, – заметил Лихай, забирая у парнишки меч и взвешивая на ладони. – Из-за него он в юности бывал часто порот отцом. А затем и я – вместе с ним, поскольку наши понятия о справедливости оказались идентичными. Ты неплохо его отбалансировал, – добавил он, обращаясь к Весю, – но еще есть над чем поработать! Мы покидаем тебя до рассвета, маленькая хозяйка! – Торхаш слегка поклонился и вдруг по-звериному блеснул глазами. – Но ты не будешь скучать! Уже скоро!

– Кошелек! – напомнила Весю Бруни.

– Помню я! – поморщился мальчишка и скрылся в темноте следом за уже вышедшим Лихаем.

Не прошло и получаса с ухода оборотней, как в трактир пришел Кай. Прошел за ‘свой’ столик, заказал ужин, увидев Бруни, выглянувшую из-за занавески кухни, улыбнулся. И от его лица – такого светлого и счастливого, от взгляда карих глаз – теплого и ждущего, на сердце Матушки стало легко и спокойно. Вот, что имел в виду Лихай Торхаш, Красное Лихо, говоря: ‘Но ты не будешь скучать’.

Бруни присела за столик Кая, и тот молча накрыл ее руку своей. С минуту они смотрели друг на друга, просто улыбаясь.

– Когда в темной комнате зажигают свечу – ее свет становится теплом сердца, – тихо сказал Кай. – Ты знаешь, что ты моя свеча в темной комнате? И рядом с тобой мне легко и просто, как не было ни с кем!

Матушка замечала и горькую складку у губ, и боль, притаившуюся в глубине его зрачков. Если бы она могла снять с него ту тяжесть, что он носил, но о которой не говорил с ней… Если бы могла!..

– Люблю тебя! – прошептала Бруни.

Огонек в его зрачках вспыхнул. Кай потянулся к ее губам, ладонь его легла ей на затылок…

В зале шаркала Ровенна, гася свечи. Из кухни доносились звон и плеск – Виеленна мыла посуду.

В дверь трактира неожиданно постучали.

Матушка невольно вздрогнула – не любила она поздних посетителей.

– Сидите, хозяйка, я открою! – крикнула Ровенна.

В открытую створку шагнул… Питер Конох. Смешно затоптался на месте, замахал руками, словно не зная, куда их деть.

– Ты чего это? – подозрительно прищурилась старшая Гретель. – Неужто за выпивкой?

– Упаси Индари! – испугался Питер, бледнея. – Я ж маменькой клялся, что больше ни капли в рот не возьму! Я…

И он замолчал, будто воды в рот набрал.

Вместо еще одного поцелуя Матушка чмокнула Кая в нос и поспешила к Ровенне.

– Питер, что случилось? – серьезно спросила она. – С твоей мамой все хорошо? Она здорова?

– Богиню благодарю за ее крепкое здоровье! – оживился молотобоец. – Я просить вас хотел, Матушка Бруни. Отпустите Виеленну сегодня пораньше!

– Это зачем еще? – нахмурилась Ровенна.

– Хочу пригласить ее погулять…

От румянца Питера, казалось, сейчас займется пожар!

– Ох ты, яйцы крашены! – фыркнула Ровенна и, резко развернувшись, ушла обратно к свечным огаркам.

– Вилен! – пряча улыбку, крикнула Матушка. – Иди сюда!

– Что, хозяй…

Младшая Гретель выглянула из кухни, вытирая руки передником и… румянец Питера перекинулся на нее!

– Собирайся домой, – улыбнулась Бруни.

– А как же посуда? – растерялась Виеленна.

– Мы с Пипом домоем! Давай, иди! Видишь, Питер ждет?

– Жду! – с твердостью подтвердил Питер.

Матушка вернулась к Каю, виновато улыбнулась.

– Ты посидишь еще или пойдешь наверх? Мне надо помочь Пипу на кухне прибраться.

– А Ровенна? – удивился Кай.

– А на ней зал – стулья убрать, полы подмести, раз Веся нет.

Кай поднялся, скинул на спинку стула простой черный камзол и принялся засучивать рукава тонкой батистовой рубашки.

Бруни следила за ним с изумлением.

– Многое я делал со своей любимой женщиной, – рассмеялся Кай, разглядев выражение ее лица, – но вот посуду вместе с ней еще не мыл! Пошли на кухню!

Пип, увидев нового помощника, сдержанно кивнул ему и занялся своими делами, не забывая бросать на него скептические взгляды.

Матушка встала с любимым бок о бок и тоже опустила руки в подогретую воду. Их пальцы касались друг друга, тела передавали тепло от одного – другому. Несколько раз Кай был близок к тому, чтобы уронить или разбить тарелку о край мойки, но ловил упрямую посуду в последний момент. И вновь Бруни кольнуло в сердце – в таких хозяйственных ‘мелочах’ Ральф никогда не помогал ей, уходя наверх и ожидая ее в спальне для выполнения супружеского долга. Наверное, он считал мытье посуды и уборку на кухне не мужским делом.

Снова вспомнилась та пара в зеркале, невыносимо прекрасная и… несбыточная. И представилась другая… Что, если бы Кай оказался сыном простого, пусть и состоятельного торговца? Они могли бы пожениться и продолжить дело Хлои и Эдгара, нарожать детишек, вырастить Веслава в красавца офицера и после гордиться его успехами на гвардейском поприще. Каждодневные дела стали бы для них общими, они спорили бы вечером в спальне о меню на завтрашний день, вместе сравнивали оптовые цены местных торговцев и, возможно, подумывали об открытии второго трактира. А что? Ровенна бы вполне справилась в качестве управляющей!

Мысль об открытии второго трактира захватила Бруни настолько, что она на мгновение забыла о новом помощнике. Тот поспешил напомнить о себе, пройдясь губами по ее затылку. Желание тотчас скрутило в тугой узел, да так, что Матушка забыла, как дышать. Кружка выпала из ее ослабевших пальцев. Кай успел поймать ее почти у самого пола.

– Давай побыстрее закончим это мокрое дело! – хмыкнул он. – Никогда не думал, что мыть посуду – так сложно!

Бруни только покачала головой в ответ. И вновь вернулась мыслями к новому трактиру. Тяжелая работа давала доход. Небольшой, но постоянный. Деньги Матушка, воспитанная бережливой Хлоей, не тратила, да и не на что особенно было. Суммы вносила ежемесячно надежному ростовщику, оставляя себе средств лишь на обычные расходы и уплату налогов. Накопилось пока немного, но всегда можно было взять ссуду у того же ростовщика. Присмотреть небольшой домик, открыть пивную, а после расширить его…

– Ты о чем мечтаешь? – подозрительно спросил Пип, заметив, что она уже в третий раз принимается мыть одну и ту же миску. – Или спишь совсем? Отправляйся-ка наверх! Господин мой, проводите ее и проследите, чтобы она выспалась! А я тоже пошел домой!

– Обязательно прослежу, почтенный Пип! – улыбнулся Кай и, отняв у Бруни и отдав толстяку миску, повел Матушку наверх.

– И не возражай! – шепнул он, принимаясь расшнуровывать ее платье. – Мне приказано тебя уложить… И я уложу!

Бруни подчинилась его теплым ладоням и сильным пальцам.

Кай помог ей расплести косу и окончательно растрепал волосы. Затем собрал их в высокую прическу, невольно залюбовавшись стройной шеей и изящными плечами любимой. Наклонившись, нежно коснулся ямочки между ключицами, спустился к ложбинке между ее грудями и на миг зарылся в них лицом. А потом подхватил девушку на руки и отнес на кровать.

Матушка отвечала на поцелуи с жадностью и нетерпением. Никакая усталость, накопившаяся за день, не могла помешать получить друг от друга радость, делавшую обычное человеческое существование – осмысленным.

А затем по лицу Кая пробежала тень. Он обнял Бруни, прижав к себе так крепко, что ей стало тяжело дышать.

– Что ты? – испугалась она.

– Хочу, чтобы каждый мой вечер был таким… – сказал он, помолчав. И поднял на нее несчастные глаза. – Хочу слышать твой смех, когда я тебя раздеваю, твои стоны – когда беру тебя, твое тихое дыхание – когда ты засыпаешь на моей груди. Но…

Бруни испуганно закрыла ему род ладонью.

– Молчи! Я ни одного вопроса не задам о твоей жизни! Раз ты сказал об обязательствах, которые имеешь, значит, так и есть! И большего мне знать не надо! Я люблю тебя, мой Кай! Люблю таким, какой ты есть! И мне неважно, кто ты, где ты… с кем ты! Уже неважно!

– Девочка моя, – усмехнулся он, целуя ее в глаза, – никого у меня нет кроме тебя. И я никого не хочу кроме тебя. Скажи мне, – Кай чуть отодвинулся, чтобы иметь возможность видеть ее лицо целиком, – ты обидишься, если я предложу купить для тебя поместье и назначить содержание? У тебя будет собственный дом, тяжелая работа от рассвета до заката останется в прошлом, да и Весь сможет жить на природе, а не в городе. А с трактиром, мне кажется, вполне справится твоя старшая Гретель.

Бруни смотрела на него испытующе и всерьез раздумывала над тем, стоит ли ссориться из-за сказанного? Затем встала, накинула нижнюю сорочку и медленно прошлась по комнате, разглядывая низкий побеленный потолок, тяжелые несущие балки, затянутые неказистой тканью стены и пару поблекших ковров на них, привезенных отцом из дальних странствий. Это был ее дом. Это была ее жизнь.

Кай наблюдал за ней, пытаясь скрыть волнение.

Вернувшись в постель, Матушка обняла его руками за шею.

– Спасибо, что честен со мной! – серьезно сказала она. – И спасибо, что хочешь помочь… Но я хочу остаться здесь.

Он притянул ее озябшие колени к себе, накрыл ладонью, прошептал: