Текст книги "Вена, 1683"

Автор книги: Лешек Подхородецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

БИТВА

Между тем, в турецком лагере не спали уже два дня. Когда утром 10 сентября Кара-Мустафа в окружении своей свиты отправился вторично на рекогносцировку, от Мехмед-паши приехал посланник с информацией, что христианские войска уже пришли со стороны Дуная двумя дорогами и всего в трех часах марша от турецкого лагеря остановились на отдых. Великий визирь тотчас приказал поднять по тревоге все войско и расставить его в боевом порядке. Одновременно он снял с острова на Дунае отряды боснийского визиря Хызыр-паши и усилил ими фронт войск против подходивших сил союзников. Место боснийцев на острове заняли менее надежные валахи и молдаване с их господарями во главе, а также мелкие турецкие отряды под началом ставленников великого визиря. Ночью с 10-го на 11 сентября турки еще раз попытались подложить мины под стены Вены, пробив для этого в пяти местах глубокие отверстия. В это время хан послал к великому визирю двадцать австрийцев, схваченных татарами. Девятнадцать из них сразу же по дороге были обезглавлены, а один, оставшийся в живых, рассказал: «Немецкий и польский короли идут вместе. В их лагерях находятся 80 тысяч войска пешего и 40 тысяч конницы, а также 200 пушек малых и больших. На лагерь войск турецких нападут завтра».

Поэтому сердар приказал, чтобы все войско было настороже и находилось в боевой готовности. «Солдаты и воины, вооруженные луками и мушкетами, бодрствовали, словно звезды, и не позволили беспечной сонливости овладеть собой, пока не рассвело и не появилась утренняя заря»^{72}.

Утром 11 сентября к шатру визиря прибыли все командиры в полном вооружении, с барабанами и знаменами. Доверенные солдаты Кара-Мустафы встали на страже казны армии. Вскоре к турецкому главнокомандующему прибыл гонец от Мехмед-паши с известием, что австрийцы уже атаковали турецкий авангард у Дуная. Поэтому великий визирь построил свою армию для битвы, а сам занял место в своем шатре и приказал, чтобы янычары окопались перед пушками.

Первые столкновения авангардов у Дуная закончились достаточно успешно для турецкой стороны. Перед полуднем пришло письмо от марашского бейлербея Омер-паши, в котором он утверждал, что христиане не имеют обычая начинать бой в воскресенье, поэтому в этот день не следует ожидать общего наступления. После первых столкновений союзники остановились в боевом порядке напротив турецкого лагеря. Кара-Мустафа ждал еще два часа, а когда действительно атак союзников не последовало, позволил солдатам разойтись по шатрам, приказав им сохранять повышенную бдительность. Вечером почти все турки наблюдали обмен световыми сигналами между защитниками города и войсками, пришедшими к ним на помощь, слышали стрельбу в воздух в знак приветствия с обеих сторон.

В турецком лагере везде чувствовалась усталость от длительной осады Вены, упадок духа, вызванный голодом, болезнями, многочисленными смертями солдат и последними неудачами. Сейчас, при виде приближавшихся войск союзников, во многих сердцах пропала вера в победу. Солдаты в массе своей, вместо того чтобы думать об ожидавшем их назавтра бое, начали увязывать в шатрах богатую добычу и тайком уходить из лагеря. Об этом однозначно свидетельствуют все турецкие источники. Вот слова Джебеджи-Хасан-Эсири: «В лагере войск среди людей царила анархия. Все беспокоились (только) о своем имуществе. Многие из тех, кто сидел в окопах, оставили их, и с приходом ночи войско толпами бежало в горы, тянущиеся вдоль дороги в Яварин, или к татарам. Во всех войсковых единицах были тогда выделены загонщики, которые должны были сгонять солдат к обозам (союзников. – Л.Я.) и к окопам. Сгоняли они тех, кто сидел в шатрах, но число сбежавших было больше, чем тех, которых удалось загнать на позиции и в окопы. Гнали в основном служивых или простых солдат, которые хватались то за руку, то за ногу, не зная никакой дисциплины, и никто не мог им сказать: «Куда идете?», потому что из их уст вырывалась такая ругань, что, упаси нас Аллах, и повторить нельзя. Словом, рядом с сердаром находились члены дивана, военачальники и их служба (т.е. придворные отряды. – Л.П.), а простых солдат осталось всего только три или четыре тысячи пехоты и пять или шесть тысяч конницы»^{73}.

По словам Дефтердар-Сари-Мехмед-паши большая часть мусульманского войска вообще не явилась на полз боя. Хусейн Хезарфенн писал, что «как только (христиане) увидели, что войска, вышедшего им навстречу, небольшая горстка, они тотчас бросились в атаку». В свете этих данных необходимо подвергнуть пересмотру предыдущие оценки численности турецкой армии, принимавшей участие в битве под Веной. Прайда, турецкие хронисты чрезмерно занизили численность войск Кара-Мустафы, чтобы сгладить впечатление от их последующего беспримерного поражения, однако бесспорным является факт, что на поле боя войско явилось не в полном составе, отнюдь не в максимальном. 11 сентября Кара-Мустафа привел на поле битвы новые отряды из-под осажденной Вены, направив их в основном к склонам горных массивов Каленберг и Леопольдсберг, чтобы не дать имперским войскам спуститься в долину и перейти в наступление. Эти подразделения усилили корпус Ибрагим-паши, заняв позиции между берегом Дуная и речкой Шрайбербах (пехота), а также левее, между населенными пунктами Грюнзинг и Дорнбах, где стояла конница. Таким образом, общая численность турецких сил, противостоявших союзникам, теоретически возросла приблизительно до 55 тысяч человек, включая татар. В ночь с 11-го на 12 сентября Кара-Мустафа подтянул из-под Вены еще несколько отрядов, значительно укрепив ими свои силы. Но одновременно многие люди бежали из лагеря.

Утром 12 сентября группировка турецких войск под Веной выглядела следующим образом. На правом фланге, у Дуная, расположились молдавский и валашский господари со своими войсками, снятыми в последний момент с острова на Дунае. За ними в направлении к центру занимали позиции сивасский бейлербей Бинамаз-Халил-паша и несколько миримиранов, затем будинский бейлербей Ибрагим-паша, командующий всем флангом, алеппский бейлербей Бекир-паша и диярбакырский Мехмед-паша, а также часть сипахов профессиональной гвардии. Центр позиции занял сам Кара-Мустафа со своей свитой и святым знаменем Пророка, окруженный сипахами гвардии и многочисленными ленниками. В первой линии перед ними заняли позиции боснийские отборные отряды пехоты (левенды) численностью 800 человек, а сразу же за ними – янычары во главе с их военачальником, а также несколько тяжелых орудий. Ядром их был отряд арнаутской[50]50
  Арнаутами турки называли албанцев. – Прим. перев.


[Закрыть] пехоты. На левом крыле были сипахи гвардии, отряды ленников, дамасский бейлербей Сари-Хусейн-паша, командующий всем флангом, и на самом краю – хан Мю-рад-Гирей с татарской ордой.

Ранее турецкие силы оценивали в 80—85 тысяч человек. В действительности же они были значительно меньше, так как в лагере под опекой немногочисленной стражи оставались 10 тысяч больных, раненых и покалеченных, а упомянутое ночное замешательство привело к серьезному убытку сил. Турецкая армия, вероятно, не превышала 55—60 тысяч человек. Своим правым крылом турки стояли на хорошо укрепленных позициях, центр занял населенные пункты Грюнзинг, Зиверинг и Пёцлайнсдорф, а на левом фланге прикрытием служили каменные ограждения виноградников на склонах гор и оврагов вплоть до Хойберга. Войска Кара-Мустафы имели превосходство в артиллерии, так как союзники значительную часть своих орудий оставляли по дороге. Турки расставили пушки довольно густо вдоль всего строя, с наибольшей концентрацией их у Дуная и в центре. Татары занимали передовые позиции к северу от населенного пункта Мариабрунн, откуда могли угрожать правому польскому флангу.

В окопах вокруг осажденной Вены по-прежнему находились более десятка тысяч янычар и несколько меньшее число конницы, теоретически всего свыше 20 тысяч человек, фактически же значительно меньше, так как и оттуда многие солдаты дезертировали в ночь перед битвой. В ходе длительной осады города несколько тысяч турок погибли и столько же умерли от голода, болезней и эпидемий. Во время совета перед битвой Кара-Мустафа сказал: «Тысячи людей пали мученической смертью или получили ранения, и позади шатров каждого формирования и каждого полка выросло уже целое кладбище».

Под Яварином было в это время более десяти тысяч турок и свыше 10 тысяч трансильванцев Апафи, всего 20—25 тысяч человек. В Словакии действовали около 10 тысяч венгров Тёкёли, испаряющиеся на глазах в результате массового дезертирства и перехода на сторону имперских войск, а также остатки войск Хусейн-паши числом в 2000—3000 человек. В гарнизонах населенных пунктов, захваченных турками, находились свыше 10 тысяч турецких солдат. Таким образом, в момент битвы силы Кара-Мустафы были разобщены, что значительно облегчило союзникам задачу. Представленное ниже описание битвы базируется в основном на самой лучшей (из известных до сих пор) работе Яна Виммера, дополненной источниками, приведенными Янушем Паевским, и турецкими источниками в переводе Зигмунта Абрахамовича. Новый взгляд на ход венской битвы требует широких исследований источников, причем скорее всего за пределами нашей страны.

12 сентября около 3 часов ночи Собеский отправился на командный пункт герцога Лотарингского на Каленберге и велел ему выставить вперед драгун. Для того чтобы отличать поляков от почти так же одетых солдат Кара-Мустафы, «чтобы немцы не стреляли наших вместо турок», приказал всем в польской армии, от гетмана до службистов, подвязаться соломенными веревками. В 4.00 драгуны имперской армии двинулись дорогой вдоль Дуная и вскоре наткнулись на янычар. Завязался ожесточенный бой. На помощь драгунам пришли в большом количестве добровольцы, которые спустились вниз с Каленберга. Воскресное утро было туманным, а день ожидался жаркий. Когда туман рассеялся, видимость улучшилась настолько, что король мог хорошо рассмотреть турецкие позиции. Он сразу заметил, что Кара-Мустафа сильно укрепил всю горную цепь от Хойберга на юге до Нусберга на Дунае.

Турки издалека увидели короля. «Из монастыря у подножия этой горы (речь идет о сожженном монастыре камедулов. – Л.П.) начальник гяуров с помощью перспективы и большого зеркала рассматривал лагерь войск султана. Они увидели, что в шатрах люди собирают вещи, а другие грузят (их) на животных, что загонщики сгоняют солдат, но их меньше, чем уходящих, а кроме войска, стоящего напротив них, нигде больше солдат нет. Сразу же (тогда) полчища их (союзников) шаг за шагом прошли вперед»^{74}.

Польские источники явно тенденциозно, чтобы преувеличить размеры победы, ничего не говорят о массовых побегах турок перед битвой. По аналогии с нашей историей можно сделать предположение, что уходила прежде всего челядь, солдаты вспомогательных отрядов и народного ополчения.

Так как территория, на которой должна была разыграться битва, была очень обширная, вся изрезанная ущельями и охватить ее взглядом было невозможно, Ян III вынужден был руководить битвой с помощью офицеров-порученцев. Они представляли ему доклады о ситуации на отдельных участках боя и относили приказы командующим. Фронт союзных войск составлял приблизительно 10 километров. Установленная по приказу Собеского батарея орудий на Каленберге открыла огонь по виноградникам, за ограждениями которых укрывались янычары, оборонявшие склоны. Киахиа[51]51
  Наместник двора великого визиря и начальник его канцелярии.


[Закрыть] великого сердара с пешими и конными сейменами пытался контратаковать и захватить батарею, но его оттеснили два батальона имперской пехоты, защищавшие орудия. Минуту спустя Карл Лотарингский, одетый для битвы с ног до головы в красивое защитное снаряжение кирасиров, ударил всеми силами на левом фланге, чтобы отбросить турок от Дуная и овладеть горой Нусберг. По сигналу артиллерийского залпа с горы Леопольдсберг вначале в атаку двинулись отряды пехоты, имперских и саксонских драгун, включая и польский драгунский полк из корпуса Иеронима Любомирского.. Авангард Ибрагим-паши не оказывал сильного сопротивления и с мелкими стычками постепенно отступал к главным силам правого турецкого фланга.

Лишь около населенного пункта Хейлигенштадт разгорелась ожесточенная битва, трупы павших с обеих сторон устилали землю. Особенно упорный бой шел за селение Нусдорф, где турки несколько раз мощно контратаковали. Чтобы отвлечь силы противника от своего правого фланга, Кара-Мустафа пошел в атаку в центре. Левенды из отборных отрядов Боснии вначале обстреляли из ружей и мушкетов немцев, а затем с обнаженными саблями пошли в рукопашную, однако вскоре были отброшены сильным огнем пехоты и артиллерии, понеся большие потери.

Поражение в центре вскоре сказалось на результате сражения на правом фланге турецких войск. После подхода свежих сил австрийцам удалось около 8.00 овладеть Нусдорфом.

После перегруппировки войск герцог Лотарингский приказал продолжать наступление в направлении Хейлигенштадта, где снова дело дошло до тяжелых боев, особенно у горного потока Грюнзингбах, где турки хорошо закрепились. Поддерживаемые мощной артиллерией, янычары несколько раз бросались в контратаку. Доходило до рукопашного боя. В действие вступала также турецкая конница. Неся большие потери, имперская пехота тем не менее медленно продвигалась вперед, поминутно стреляя из мушкетов и останавливаясь, чтобы зарядить оружие. Пехоту сопровождали мелкокалиберные пушки, уничтожавшие турецкие укрепления и укрывавшихся за ними янычар. В результате упорного боя австрийцам удалось наконец около полудня форсировать поток, а затем вместе со взаимодействующими с ними саксонскими отрядами овладеть Хейлигенштадтом. Благодаря этому правый турецкий фланг был отброшен к селению Дёблинг.

Охваченные энтузиазмом солдаты имперского войска с криками «Победа! Победа!» продолжали наступать в направлении Вены. Так как левое крыло союзников слишком далеко выдвинулось вперед, а все еще продолжавшие преодолевать преграду за преградой поляки еще не пришли на поле боя, король приказал австрийцам остановиться. Он не хотел, чтобы их наступление вызвало контратаку превосходящих сил Кара-Мустафы, который считал, что главный удар войска союзников нанесут именно здесь, вдоль Дуная в направлении Вены. Турецкий главнокомандующий фактически уже начал перегруппировку своих сил, концентрируя большую их часть на правом крыле, чтобы решительной атакой оттеснить австрийцев в сторону Венского Леса. На этот план не повлияли даже действия войск немецких принцев, которые с гор Фогельзанг и Германскогель атаковали турецкие позиции и медленно продвигались в направлении населенных пунктов Зиберинг и Грюнзинг, наталкиваясь по дороге на серьезные преграды и сильный огонь неприятеля. Упорно сражаясь, немцы оттеснили турок с гор и виноградников и вышли на равнину.

Теперь все ждали поляков.

Польская конница еще утром подготовилась к бою, однако пехота не успевала прийти вовремя и с огромным трудом шла, преодолевая высокую гору. Маркграф Герман Баденский писал: «Наши генералы посчитали за лучшее сделать остановку в ожидании поляков, лагерь которых был в отдалении и они не могли прибыть раньше. Горя нетерпением, мы сидели хороших полчаса, лица всех были обращены в ту сторону (на запад), когда вдруг мы увидели маленькие флажки, которые польская кавалерия носит на своих пиках. Наши войска подняли тогда такой крик, что, казалось, даже стоявшие напротив нас турки были потрясены этим. Солдаты, которые перед этим легли отдохнуть, без команды и без барабанного боя мгновенно вскочили, пришлось даже силой возвращать тех, кого излишний пыл погнал на неприятеля»^{75}.

Все считали, что именно здесь, на правом фланге войск союзников, решится исход битвы. Поэтому в воодушевлении немецкие и имперские солдаты закричали: «Да здравствует король Ян Собеский!»

Кара-Мустафа лишь теперь понял, что главное наступление будет не по дороге вдоль Дуная, а с гор, занятых польскими войсками. Поэтому он снова начал быстро перегруппировывать свои силы, перебрасывая отряды с правого на левый фланг и прекратив контратаки под Хейлигенштадтом. Но поздно!

Видя, что события пока развиваются успешно, Ян III выслушал мессу, затем покинув командный пункт герцога Лотарингского, спустился с Каленберга, сел на коня и отправился к своим отрядам. Съел обед, «смешанный с пылью», построил войска к бою. На горе Росскопф позиции заняло правое крыло под командованием гетмана Яблоновского, где крайними справа были драгуны, готовые к отражению огнем возможной атаки татар, находившихся напротив и несколько правее поляков. Середина боевых порядков расположилась на горе Грюнберг. Около монарха стояли отборные гусарские хоругви самого Яна III, королевичей Якуба и Александра, а также отряды, вооруженные аркебузами. Левое крыло под командованием польного гетмана Сенявского расположилось на горе Драймаркштайн. Войска были сформированы в пять эшелонов, с пехотой впереди, разбитой на восемь бригад.

После построения отрядов перед ними появился король. Он сидел на прекрасном арабском скакуне, без доспехов, так как избыточная полнота не позволяла ему надеть панцирь. На нем был белый жупан из китайского шелка и темно-голубой кунтуш, на голове – шапка с пером цапли, приколотом бриллиантовой булавкой, в руке он держал жезл. Перед ним ехали два знаменосца. Первый держал знамя с гербом Собеских, второй – копье с соколиным пером, символом верховного главнокомандующего^{76}. Рядом с королем ехал в красивых, сверкающих доспехах королевич Якуб с шишаком (каской) на голове, шпагой на боку и саблей, притороченной под коленом. В рядах установилась глухая тишина. Минуту спустя король обратился к войскам с речью. Мощный крик, вырвавшийся из тысячи грудей, был ответом на его слова, призывающие к бою.

Вначале в атаку должна была идти пехота, потому что только она могла выбить турок из ущелий и виноградников и проложить дорогу коннице. Выносливый польский крестьянин, несмотря на трудный марш и бессонную ночь, несмотря не скудную еду из нескольких сухарей, с радостью ринулся в бой, встреченный огнем сотен турецких мушкетов. «Такое было место на тех горах, где мы бились, – писал генерал Контский, – что на земле, на которой, казалось, не было препятствий, приблизившись, мы обнаруживали или ров отвратительно глубокий, или виноградники с каменной оградой, с нее на несколько локтей надо было прыгать или перелезать. И так постоянно одна трудность за другой, аж до самых турецких шатров… Завладели мы той первой горой без особого труда и разместились на ней. Был тогда между нами и турками ров или долина очень глубокая, в которую спускались турки и татары с правого (т.е. их левого) крыла, мы же в них из легких пушек стреляли и форпосты наши на полгоры спустили. В это время конное войско выходило из леса и на той горе строем становилось, которого ордо (боевой порядок) смешался до горячего часа… однако такой была диспозиция его милости короля»^{77}. Ни турецкий огонь, ни преграды на местности не остановили пехоту. Гнали турок, немало людей полегло, но натиск солдат, которые сломя голову шли, турки выдержать никак не могли.

Огромную помощь оказывала пехоте артиллерия, которой умело руководил генерал Контский, командовавший в тот день и драгунами. Это артиллерия своим огнем уничтожала валы и каменные ограждения виноградников, за которыми укрывались янычары, а также наносила неприятелю чувствительный урон картечью. Пехота атаковала отдельные пункты сопротивления врага в развернутом строю. Взяв очередную позицию, солдаты ожидали, когда подтянутся орудия, затем атаковали следующую, и так вплоть до выхода на равнину. В огневом сражении с янычарами они очень быстро добились преимущества, как и в рукопашных схватках, в которых длинные польские бердыши достаточно легко ломали сопротивление турецких сабель.

Между 14.00 и 15.00 польская пехота завладела лежавшими на ее пути всеми четырьмя горами, господствующими над долиной, прилегающей к предместью, куда они теперь оттеснили турок. Это открыло дорогу кавалерии – до турецкого лагеря были теперь только покатые склоны, дающие возможность для кавалерийской атаки. Призрак поражения все отчетливее стал вырисовываться перед всей армией Кара-Мустафы.

В этот момент стоявшие чуть правее польского правого крыла отряды татар несмело попытались атаковать находившуюся на горе Росскопф группу войск гетмана Яблоновского. Ордынцы подошли со стороны ручья Мауэрбах, однако при виде готовых к бою драгун и гусар без боя отошли. Джебеджи-Хасан-Эсири писал:

«Неожиданно (перед великим визирем) появился хан с двумя или тремя тысячами татар.

– Что же это все значит? Где твое войско? – спросил пресветлейший сердар, когда хан подошел к нему.

– Мой султан! – ответил тот. – Разве не говорили, что татары и другие воины много добра насобирали и пользы от них не будет, что гяуров нашла тьма и что разумнее всего было бы вытащить пушки из окопов и отъехать с честью? Дошло до того, что слова мои сбываются, а другие остались тоже (только) из-за своих трофеев!

– Хорошо! Не будем обсуждать это теперь, оставим это на потом! – ответил пресветлейший сердар на его слова. Сказал только: – Хорошо!

И ничего больше не говорил, а только занялся неприятелем»^{78}.

Обмен мнениями, вероятно, имел более острый характер, чем это описал турецкий хронист, потому что вскоре вся татарская орда ретировалась с поля битвы и ушла в сторону Венгрии, оставив турок на произвол судьбы. Так конфликт между пытающимися вернуть независимость татарами и Портой, а также личный антагонизм между ханом и визирем привели к уходу татар с поля боя в самый решающий момент. Остался только султан Хаджи-Гирей с отрядом в 500—600 человек.

Татарский хронист Мехмед-Гирей объясняет уход татар тем, что после роспуска передовых татарских отрядов, действовавших вокруг Вены, они набрали столько трофеев, золота, серебра и других ценностей, сколько еще никогда не брали за всю историю Крыма. Поэтому «убогие обогатились и вола резали для кожи на один ремень», а «солдаты, наевшись досыта, становились похожими на беременных женщин» и думали только о возвращении домой с добычей, а не о сражении с врагом.

После ухода татар, когда пехота уже овладела выходами на равнину, польская кавалерия около 16.00 заняла исходные позиции для атаки на горах и возвышенностях от Галлицинберга до Шафберга.

Тем временем, после длительной паузы в сражении, «in circa (около) третьей началась сильная заварушка на левом крыле (фактически в центре. – Л.П.), там и сам его милость король был. Там перестреливались янычары с генерала Шульца полком, заняв долину, где было село' сгоревшее и костелик. Погибло немало немцев, и офицеров и солдат. Король, его милость, послал за нашими полками, чтобы шли прямо на турок. Так тогда Господь Бог помог, что две бригады, которые пошли влево, сразу же их вытолкнули из этой долины и тут же пошли в гору, откуда турки отступили, а мы на самом верху горы… заняли позицию»^{79}. Таким образом, турецкая контратака на стоявшие в центре отряды немецких княжеств была благодаря польскому вмешательству отражена, а неприятель отброшен на исходные позиции.

Теперь снова в наступление перешло левое крыло союзнических войск. Австрийцы и саксонцы перешли поток Кротенбах и взяли населенный пункт Дёблинг, после чего продолжили атаку в направлении Веринга и Вайнхауза. Около 17.00 союзники развернули свои войска в широкий полукруг по всей равнине, прилегающей к Вене. Левое крыло растянулось от рукава Дуная до Вайнхауза. В центре на исходные позиции выходила сильная группа имперской и немецкой кавалерии. На правом крыле около населенного пункта Пёцлайнсдорф развернулась группа кавалерии Сенявского, дальше за нею, правее у Дорнбаха, – центральная группа с королем во главе, а на краю, на вершине Галлицинберг, – конница и драгуны гетмана Яблоновского.

«Гяуры дошли до деревянной крепости за горой (Нусберг) и оттуда выслали свое закованное в железо и сверкающее разными оттенками голубого, установленное в боевом порядке пешее и конное войско, которое (покрыло эту) возвышенность, словно черная туча. Одно их крыло заканчивалось у Дуная, напротив валахов и молдаван, а второе крыло покрывало горы и низину аж до последних татарских позиций. Вот в таком порядке, в виде рогов быка, сплывали они – будто черная смола, которая уничтожает и палит все, что встретит на своей дороге, с гнусным намерением окружить мусульманских гази», – писал о наступлении союзников Силахдар-Мехмед-ага.

Собеский намеревался нанести решающий удар лишь на второй день битвы, но изменил свое решение, когда увидел, что ситуация складывается чрезвычайно хорошо. У турецкого войска явно упал дух, а союзники, воодушевленные успехами, просто рвались в бой. Король начал опасаться, как бы Кара-Мустафа не перегруппировал ночью свои силы или отвел их за реку Вену, лишив союзников плодов их успеха. Поэтому он решил нанести удар еще в тот же день и сразу решить исход битвы. Атаку он намеревался провести не только польскими силами, но и специально для этой цели сформированной группой швабской конницы, стоявшей в центре. Герцог Лотарингский должен был в это время продолжать наступление вдоль рукава Дуная, чтобы пробиться к Вене и уничтожить отрезанную поляками турецкую армию. После недолгого совета с имперским главнокомандующим король отдал приказ к общей атаке.

Чтобы убедиться в возможности нанесения удара в незнакомой местности, он вначале поднял в атаку гусарскую хоругвь коронного стражника Михала Зброжка, а за ним несколько других хоругвей, гусарских и панцирных. Вот атака польских сил, увиденная глазами Джебеджи-Хасан-Эсири:

«Когда немного отдохнули, тогда из-за горы, из лесочка напротив левого крыла мусульманских сил, показались около трех тысяч панцирной польской конницы (в действительности только несколько сотен. – Л.П.) – все с красно-белыми флажками. Идя шагом, они заняли место перед всеми рядами. За ними появился такой же полк с бело-голубыми флажками, который встал в центре (их) строя, а потом показался еще такой же флажок черно-белый, который встал по другую сторону строя (черно-белые флажки принадлежали баварцам курфюрста Максимилиана II Эмануэля. – Л.П.). Тех и других разделяло расстояние примерно на мушкетный выстрел, и все были в панцирях. Кроме них начали из-за горы подтягиваться (еще другие) отряды конницы. Упоминаемые нами три полка закованной в железо и с (развевающимися) флажками польской конницы оставались чуть позади. Потом вся пехота вскочила на ноги, конница тоже заколыхалась, а когда заиграли в трубы и забили барабаны, когда развернули знамена, тогда с криками одни за другими двинулись вперед. Первый закованный в железо полк бросился на сайбан[52]52
  Свиту.


[Закрыть] пресветлейшего сердара. Против него двинулись и сошлись (в близком бою) левенды (отборные отряды) его милости благословенного сердара под командой серчешма[53]53
  Командующего сипахами.


[Закрыть], а также его дворцовые аги и придворные. Однако гяуры были все в железах, поэтому сабля там была непригодна, но опытные в боях герои от этого не растерялись. Каждый из них имел дубину или топор, поэтому они начали колотить гяуров по голове, лицу и рукам, а те, у кого не было такого оружия, своими саблями вспарывали животы их коней. Так милостью Аллаха вынудили их отступить, а большую часть положили потом или ранили»^{80}.

Турки бросились в погоню за выходящими из атаки гусарами и панцрфной кавалерией, однако вскоре были остановлены немцами и поляками. Потери поляков действительно были значительными, они достигали четвертой части состава посланных для разведки хоругвей. Среди других погиб Станислав Потоцкий, галицкий староста. Однако смелое вторжение глубоко в боевые порядки турок, вплоть до места нахождения великого визиря, выполнило свою задачу. Оказалось, что характер местности годится для атаки, а неприятель не сможет оказать сопротивления этой начатой с горы массированной атаке кавалеристов.

Постепенно Кара-Мустафа собрал против поляков почти три четверти своей армии, оголив даже правое крыло, атакуемое австрийцами. Битва была уже практически выиграна союзниками, так как имперские войска, наступая вдоль рукава Дуная, должны были вытеснить врага за реку Вена и подойти к осажденной столице.

Собеский же не собирался останавливаться на этом успехе. Он хотел не только отбросить турок от Вены, но и окружить и уничтожить армию Кара-Мустафы. Великий визирь вовремя сориентировался в грозящей его силам опасности и старался любой ценой спасти по крайней мере часть своего войска. Осаждавшим Вену войскам он отдал приказ оставить свои позиции, и это в момент, когда уже все было готово к взрыву мин, подложенных под укрепления крепости. Однако неудача на поле битвы предрешила судьбу осады. Анатолийский, караманский и янованский бейлербеи со своими войсками и некоторые другие отряды оказывали сейчас в центре помощь визирю силами более десятка тысяч человек, прибывших на поле битвы из шанцев из-под Вены. Благодаря этому турецкая армия почти сравнялась с армией союзников по численности.

Кара-Мустафа собрал в центре и большую часть своей артиллерии, чтобы хотя бы на некоторое время оттянуть ожидаемое наступление имперских войск и дать своим войскам возможность спастись бегством. Стоявшей на левом фланге коннице он приказал контратаковать войска гетмана Яблоновского. Однако турки уже совсем пали духом, атаковали очень несмело и, натолкнувшись на сильный огонь драгун и артиллерии, почти сразу же отступили. Признаки паники были заметны на боевых позициях и во всем турецком лагере, куда украдкой сбегали солдаты, которые хватали свои трофеи и имущество и уходили в сторону Яварина. Многие янычары, до того осаждавшие Вену, вместо поддержки сил Кара-Мустафы на поле боя начали грабить лагерь, стремясь унести с собой как можно больше добычи.

Время шло к 17.00. Наступил решающий момент. Пехота и артиллерия союзников открыли по туркам сильный огонь из всех орудий и мушкетов. Лавина снарядов обрушилась на позиции врага, вызвав замешательство в его рядах. Под прикрытием огня начала готовиться к наступлению конница союзников. Гетман Яблоновский подъехал к королю. «Пусть мои гусары рассеют эти ряды!» – воскликнул он. «Пусть и королевские поскачут!» – ответил Собеский^{81}.

Гусары были уже готовы. Король вызвал к себе лидского и кшепицкого старосту Мончыньского и приказал идти с полком и захватить шатры визиря. Через минуту Ян III появился перед тяжелой кавалерией и, взмахнув жезлом, воскликнул: «Вперед во имя Господа!».

По этому сигналу наклонились вперед копья, а руки наездников крепко вцепились в узду своих коней, направляя их в самую гущу турецких рядов. Во главе тяжелой кавалерии мчался король Ян III, а при нем – гусарская хоругвь королевича Александра под командой поручника Зигмунта Збешховского. При звуках войсковой музыки «сам (король) поскакал так решительно, что быстрее gregarium juz agebat militem (чем обычный воин), и если до этого consilio (советом), то сейчас exemplo (примером) всех вдохновляя»^{82}.