Текст книги "Вена, 1683"

Автор книги: Лешек Подхородецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Больше всего воинов для профессиональной службы поставляли Османской империи провинции: Босния, Герцеговина, Черногория, а также скотоводческие народы Курдистана. Турецкая армия, как и все государство, представляло собой конгломерат различных народностей, объединенных одной религией – исламом, являвшимся весомым идеологическим фактором во времена войн с христианскими странами Европы.

В целом османские воины отличались личным мужеством и хорошим владением холодным оружием в бою, а вот в огневых сражениях, игравших все более значительную роль в битвах XVII века, проявляли меньшую стойкость. Вооружение турецкой армии было разнородным, но качественно оно не уступало европейским армиям, за исключением сипахов ополчения. Главным оружием янычар были так называемые «янчарки», по сути большие ружья калибра 12—27 мм с фитильным затвором и пластиночным прицелом. Они уступали европейским мушкетам в меткости и дальности выстрела, поэтому во второй половине XVII века турецкое командование начало вооружать свои войска самым современным оружием по образцу европейского.

После проведенных родом Кёпрюлю реформ эффективность огня янычарских рот значительно возросла, однако по-прежнему уступала польским и западноевропейским войскам. В то же время в боях с применением холодного оружия, в схватках с саблями, янычары сражались очень мужественно и представляли серьезную опасность даже для наиболее вышколенных европейских частей. Каких-либо оборонительных доспехов они не носили, одеты были только в толстые суконные кафтаны и шаровары.

В качестве наступательного оружия турецкие конники использовали сабли и длинные мечи, тяжелые и длинные копья или более легкие пики, а также дротики для метания, которые носили в ножнах по три штуки (в основном это было оружие аги[18]18
  Ага – офицер высшего ранга в Османской империи.


[Закрыть]), бердыши и луки. Пистолеты в турецкой армии в это время были редкостью, их носили на западноевропейский манер в кожаной кобуре (у седла), обшитой бархатом и украшенной кружевами или блестящими гвоздиками.

Огромное множество гравюр показывает турецких конников исключительно в тюрбанах, кафтанах и шароварах без каких-либо защитных доспехов. Только некоторые отряды тяжелой кавалерии имели шлемы (шишаки) на головах, кольчуги, юшманы (кольчуги, соединенные с металлическими пластинками) и бехтеры – пластинчато-кольчатые доспехи. В то же время почти все конники использовали щиты, сделанные из веток и перевитые шелком, со стальными или серебряными умбонами[19]19
  Умбон – срединная железная бляха полусферической или конической формы на щите, защищающая руку воина от пробивающих щит ударов. – Прим. перев.


[Закрыть]. Щиты, украшенные драгоценными камнями и перевитые плетением из парчи, иногда представляли собой настоящие сокровища искусства.

Сипахи профессионального войска и богатые сеймены из народного ополчения украшали свою одежду шкурами леопардов, львов и других зверей, а также перьями птиц. Зачастую и конская сбруя у них была настоящим произведением искусства. Конница ополчения была не столь дисциплинированной и не обладала высокими боевыми качествами, а вот сипахи профессиональных войск представляли собой грозную силу, опасную для любого противника.

Когда-то превосходная турецкая артиллерия уже потеряла свои преимущества перед европейской, однако все еще сохраняла высокие боевые качества. Прежде всего она была многочисленной и располагала орудиями разнообразных калибров, от самых тяжелых, выбрасывающих снаряды свыше 50 кг, до самых легких, стреляющих снарядами весом 10 кг. Кроме того, на вооружении у турок были большие мортиры. Инструкторами артиллерии в Османской империи преимущественно были высокопрофессиональные французские специалисты, присланные султану Людовиком XIV. Это они способствовали достижению турками высокого уровня в этом виде вооружения. Высокими боевыми качествами обладали также инженерные войска, в особенности подразделения подрывников, специализировавшихся в захвате крепостей, а также саперы, специалисты по строительству мостов. Инженерный корпус состоял в основном из чужеземцев, в частности из французов, а также специалистов из покоренных балканских стран, прежде всего валахов и молдаван.

Турецкий флот благодаря проведенным родом Кёпрюлю реформам значительно повысил в этот период свои боевые качества, хотя по-прежнему скорее годился для пиратских действий на море, нежели для ведения регулярных морских боев. Перед венской кампанией он состоял приблизительно из 200 единиц с 20 тысячами матросов. В основном это были греки.

Военную мощь Османской империи усиливали войска вассалов султана: крымского хана, владык Молдавии и Валахии, а также беев Туниса и Алжира. Наивысшую боевую ценность представляли отряды татарской конницы, невероятно быстрой, подвижной, стойкой в отношении трудностей военной жизни. Они состояли из воинов высших слоев – беев и мурз, хорошо вооруженных луками, дротиками, копьями, саблями и тяжелыми длинными мечами, панцирями и шлемами (шишаками), а также из более многочисленной черни. Последние были крайне бедно вооружены, часто только маслаками, которые представляли собой остро заточенные кости или куски железа, насаженные на гибкое древко. Сабля и даже лук были у них редкостью. Татары передвигались на чрезвычайно быстрых и стойко переносящих трудности киргизских лошадях, благодаря чему они могли преодолевать за один день свыше 100 километров и к тому же всегда вели за собой запасных коней.

Войска обоих владык, состоявшие в основном из легкой кавалерии, были менее боеспособными. Воюя с христианскими сородичами за интересы Турции, поработителя балканских народов, они часто переходили на их сторону. Войска Туниса и Алжира в войнах против Польши и Австрии участия не принимали^{10}.

Оценивая в целом военную мощь Османской империи, следует сказать, что, несмотря на отмеченные здесь проявления нарастающего кризиса, она по-прежнему была огромной, позволяла нанести чувствительный удар любому противнику. Это доказали позднейшие военные действия против «Священной лиги»[20]20
  Союз Австрии, Венеции, Польши и России в войнах 1683– 1699 гг. с Османской империей. – Прим. перев.


[Закрыть]. Реформы великих визирей рода Кёпрюлю значительно укрепили эту мощь, однако они были слишком поверхностными, чтобы длительное время сдерживать нарастающий кризис и не привести в будущем к упадку страны.

Прежде чем дело дошло до великого похода против Австрии, османские и имперские силы столкнулись во время военных действий, проводимых Имре Тёкёли. Еще в 1681 году венгерский предводитель перешел границу габсбургской и турецкой частей Венгрии во главе своих повстанцев, а также преданных ему и находившихся у него под командованием отрядов из подчиненных Турции венгерских районов Трансильвании, Боснии, Румелии[21]21
  Общее название завоеванных турками в XIV—XVI веках балканских стран. Современное название европейской части Турции, кроме Стамбула. – Прим, перев.


[Закрыть], Молдавии и Валахии. Ими руководил Хасан-паша, бейлербей Великого Варадина. Эта армия овладела городами Дебрецен и Кальо, однако вскоре была вытеснена из обоих городов имперскими войсками. Тогда Кара-Мустафа послал на помощь Тёкёли более мощные силы из числа народного ополчения европейской части Турции, а также 18 рот янычар и несколько отрядов профессиональных сипахов под общим командованием Ибрагима, паши Буды. Эти войска соединились с отрядами Тёкёли под Пештом и летом 1682 года снова перешли границы империи, овладев при этом городами Кошице, Левоча и Токай. Вскоре после этого Тёкёли получил от султана регалии королевской власти и признал себя вассалом Турции. Повстанческие гарнизоны остались в захваченных городах, а турки вскоре вернулись в Пешт. За этими первыми успехами во всей Османской империи начались приготовления к великому походу на Венгрию.

«Всем визирям, миримиранам[22]22
  Миримиран – по-польски эмир; соответствует турецкому титулу бейлербей. Эмир – турецкий или татарский титул, соответствующий бею.


[Закрыть] и эмирам в Румелии и Анатолии были направлены светлейшие распоряжения с суровым предписанием, чтобы подготовили все свои личные отряды и войска своих эйялетов[23]23
  Вся страна была разделена на провинции – эйялеты, во главе которых стояли назначаемые султаном бейлербей, командующие в военное время войсками подвластной им территории. Эйялет делился на санджаки, которые управлялись санджак-беями.


[Закрыть], а в день Хыдыра (конец апреля – начало мая. – Л.П.) прибыли в лагерь войск монарха, султана, мира жаждущего, на поле под Белградом», – писал Силахдар-Мехмед-ага^{11}. Было решено, что сам султан останется в Белграде, а во главе похода против Австрии встанет великий визирь Кара-Мустафа.

Султан уже 12 октября 1682 года покинул покои своего дворца и сначала перебрался в шатры, разбитые под Стамбулом, а двумя днями позже под предлогом отъезда на лечебные воды, чтобы успокоить ревматические боли, вообще уехал из столицы. В действительности он скрытно направился в Адрианополь, чтобы развлечься там охотой и наблюдать за приготовлениями к походу. «Была уже середина осени, шли непрекращающиеся дожди, поэтому все равнины превратились в моря, – писал Силахдар-Мехмед-ага. – Были затоплены все пастбища Чирпыджи (через которые ехал султан), и весь лагерь монарших войск оказался в воде. Великий визирь из-за своего упрямства не уехал оттуда, а лишь приказал выкопать ямы вокруг монарших и своих собственных шатров и продолжал оставаться там»^{12}. Напрасно военачальники уговаривали его оставить это небезопасное место и перенести лагерь на какое-либо более высокое. Визирь упрямо стоял на своем. Лишь когда полые воды подошли вплотную к шатрам султана, он решил перенести лагерь в более безопасное место. Однако значительная часть шатров была затоплена, множество людей нашли свою смерть в трясине. «Уже здесь начали подумывать, что этот поход плохо кончится», – констатировал Силахдар-Мехмед-ага. Такое же мнение высказывал другой турецкий хронист Хусейн Хезарфенн.

Однако Кара-Мустафа не верил пессимистическим пророчествам противников войны и настойчиво продолжал готовиться к великому походу. Проводив Мехмеда IV до Адрианополя, он вернулся в Стамбул, откуда разослал мобилизационные распоряжения. В Румелию и Анатолию были посланы инспектора, которые должны были следить за приготовлениями к войне. Прикрываясь этими приготовлениями, они совершили столько злоупотреблений и вымогательств, что стали «просто несносными».

На предполагаемую трассу марша великий визирь послал инженерные войска, чтобы они отремонтировали дороги и построили мосты. Комендантам крепостей в Венгрии он приказал начать приготовления к войне и заслать на территорию Австрии шпионов. Они должны были добыть сведения о предпринимаемых императором оборонительных мерах. Алчный визирь постоянно угрожал войной послу Республики Св. Марка и для сохранения мира вынуждал посла выплачивать ему значительные денежные суммы, которые тратил на свои личные нужды.

Не будучи, однако, уверенным в нейтралитете Венеции в приближающемся конфликте, великий визирь приступил к наращиванию морских сил. В это время на военной верфи началось строительство десяти мощных галионов, на четырех из которых предполагалось разместить 80 пушек, а на остальных – по 60. Для покрытия расходов на строительство этих судов предназначались доходы с Трансильвании. Одновременно визирь послал военный флот в полном составе в Эгейское море охранять побережье от возможного нападения венецианских кораблей.

Уже ранней весной 1683 года под Адрианополем сосредоточены были значительные турецкие силы. Часть из них привел из Стамбула Кара-Мустафа. Перед выходом в поход время проводили в пирах и эффектных парадах. 13 марта всех визирей, собравшихся возле шатра султана, одели в собольи шубы, крытые парчой, а чины, низшие рангом, получили красивые кафтаны. На другой день султан подарил великому визирю двух коней, одного с упряжью, другого неоседланного, а военачальникам – по одному коню. Большой военный парад состоялся 22 марта. Между монаршими воротами и дворцом султана в Адрианополе построились в две шеренги закованные в голубые доспехи отряды сипахов, янычар и других родов войск. В комнате слушаний к тюрбану султана прикололи большой монарший султан из перьев, «на благословенные плечи набросили соболью мантию, шитую белой парчой, а к счастливому поясу прикрепили усыпанную драгоценными камнями саблю и колчан, от которого спирает у неприятеля дух в груди»^{13}. Затем султан сел на стоявшего наготове у ворот «быстрого, как ветер, коня, убранного султаном (в оправе), усыпанным драгоценными камнями, в чепрак с золотыми кистями, подстилку и седло». Имея рядом с собой «свет очей своих» – своего старшего сына по имени Мустафа, одетого в украшенный драгоценными камнями панцирь и шлем, накрытого кашемировой шалью с золотыми кистями, который восседал на быстром верховом коне, таком же стройном, как и его господин, султан проехал между рядами войск в сопровождении высоких государственных мужей, после чего удалился на встречу со всеми высшими сановниками. Перед своим шатром он принял почести от высоких сановников, потом вызвал к себе Кара-Мустафу и, довольный всей церемонией, подарил ему двух коней и парадный верхний убор.

Во вторник 30 марта из-под Адрианополя вышел корпус янычар, а на следующий день покинул древнюю столицу «его милость падишах, покоритель стран, вместе со всем победоносным монаршим войском. И будто на крыльях понеслись они в сторону Венгрии, чтобы отомстить немецкому императору». В первый день армия прошла около 30 километров, достигла города на реке Марица (сейчас болгарский город Свиленград), преодолевая путь с огромным трудом и в беспорядке, что Силахдар-Мехмед-ага принял за предзнаменование тяжести всего похода. Во время остановки были организованы войсковые учения: борьба и рукопашный бой.

Затем войско двинулось вдоль берегов Марицы на Филиппополь (теперешний болгарский город Пловдив). Переход через Болгарию был неимоверно трудным. Из-за непрекращавшихся дождей вся равнина была залита водой. «Люди ночевали в основном на одеялах, животные стояли по брюхо в воде, а я, несчастный, провел бессонную ночь на своем сундуке», – писал Силахдар-Мехмед-ага. Полые воды унесли множество животных. Лишь за местечком Папаслы (сейчас Поповица. – Л.П.) погода улучшилась, и войско вышло на сухую местность. На этой стоянке мусульманские воины почувствовали огромное облегчение, и, «как только наступил рассвет», все принялись стирать и полоскать свою грязную одежду».

Из-за отсутствия надлежащей организации марша шатры комнатной службы султана не были вовремя доставлены, и вся служба довольно долго сидела под открытым небом, пока в это не вмешался один ага, уговорив Кара-Мустафу отобрать шатры покрасивее у некоторых вельмож.

8 апреля султан добрался до Филиппополя. Местное население вышло встречать монарха у въезда в город и приветствовало его, выстилая дорогу перед ним дорогими материями. Во время переправы через речку, правый приток Марицы, образовался такой затор, что султанша-мать и весь гарем Мехмеда IV едва смогли протиснуться сквозь сгрудившиеся войска. В наступившей сумятице животные затоптали нескольких человек, а одного кто-то ударил топором по голове. Во время трехдневной стоянки на этой речке великий визирь принял венгерских послов от Имре Тёкёли и одарил их дорогими кафтанами.

Более трудной для переправы оказалась еще одна речка, другой правый приток Марицы. При этом обнаружилось, что переправы через реки вообще не построены, хотя один ага получил зимой соответствующие квоты на организацию работ, а потом еще взыскал с местных христиан дополнительные суммы. Разгневанный султан приказал тотчас казнить этого агу, но, так как тот оказался внуком Кара-Мустафы, его отпустили на волю, доложив владыке, что он сбежал и за ним отправлена погоня, которая обязательно его схватит и покарает.

17 апреля войска остановились для пастьбы скота и коней под Софией. После двух дней отдыха двинулись на Ниш. Поначалу погода была хорошей, поэтому настроение в войсках заметно улучшилось. Во время стоянки в одном из местечек богатый местный турок по имени Ибрагим-ага пригласил султана и визирей в свой дом на прекрасно организованное пиршество, «на котором можно было увидеть пироги с медом и орехами, толстые, как колоды». Когда в это время в местечке вспыхнул пожар и два дома сгорели, довольный приемом Мехмед IV велел выплатить его жителям возмещение ущерба.

24 апреля турецкие войска расположились лагерем около Ниша. Условия марша снова ухудшились, так как начали идти проливные дожди. «В этот день (24.04) во время марша по дорогам, идущим то круто вниз, то круто вверх, пришлось перенести такие муки, каких еще не испытывали со времени выхода из Адрианополя, – писал Силахдар-Мехмед-ага. – Из-за ливня, который прошел за день до этого, дороги превратились в сплошное болото».

Переправа через речку Нишава проходила гладко, так как назначенный для строительства мостов Али-ага энергично взялся за дело и в короткий срок соорудил два широких моста, а кроме того, сделал в округе, мостики на многочисленных ручьях. 26 апреля войска двинулись в находящийся в 30 километрах Алексинац, сербский город, расположенный на реке Южная Морава. В дальнейшем поход проходил по плохим дорогам и стоил большого труда. Рогатый скот и лошади массово гибли от переутомления.

28 апреля турецкие отряды перешли Мораву по большому мосту недалеко от города Чуприя, после чего направились вдоль этой реки прямо к Белграду. Лишь 3 мая, после 34 дней утомительного марша, войска султана достигли древней столицы Сербии. По приказу султана перед входом в город был организован парадный кортеж, который торжественно въехал в город, встреченный грохотом пушек и ружей. Расположившись в местном дворце, Мехмед IV отправился осматривать крепость.

Инженерный корпус в быстром темпе построил на Саве мост на лодках, по которому 8 мая начали переправляться турецкие войска. На стоящие у берега суда (около 150 единиц) начали грузить продовольствие, порох, амуницию и тяжелые орудия, после чего они были отправлены по Дунаю до Буды. 5 мая Кара-Мустафа организовал в честь султана пир в белградском замке. Затем высокие гости отправились на лодках осматривать дунайскую флотилию, отремонтированную и готовую к боевым действиям.

В Белграде султан распорядился встать на длительную стоянку и ждать подхода остальных отрядов. Отсюда турецкая орда должна была двинуться на Венгрию.

НА ВЕНУ!

4 мая султан торжественно принял венгерских послов, прибывших от Имре Тёкёли. По пути их следования перед шатром повелителя выстроились длинными шеренгами две тысячи янычар и придворных сипахов, одетых в парадные одежды. Послы проехали между этими шеренгами и остановились в специально для них приготовленном шатре, ожидая, когда соберется весь диван. Когда великий визирь сообщил повелителю, что все собрались, Мехмед IV прибыл на заседание и уселся на великолепном троне, установленном в главном шатре. Рядом с ним заняли свои места его сыновья, сановники высокого ранга, придворные и служба, а среди этого собрания был и «недостойный автор» (как сказал о себе Силахдар-Мехмед-ага). Затем призвали предстать перед монархом Кара-Мустафу. Великий визирь, в тюрбане и сановней шубе, несмотря на майскую теплую погоду, вместе с сановниками проехал вдоль выстроившихся в шеренги войск, после чего перед шатром повелителя сошел с коня и стал ожидать, когда его позовут. Из глубины покоев султана ему навстречу вышел церемониймейстер Силахдар-Шахин-Мустафа-ага, который, взяв великого визиря под руку, препроводил его к властелину. После этого позвали послов Тёкёли.

Трое венгров в окружении парадно одетой свиты прибыли к шатру султана, но здесь стражники монарха задержали всю группу и допустили к Мехмеду IV только послов с двумя сопровождающими из свиты, заставив всех поцеловать землю у ног монарха. Послы вручили Мехмеду IV письмо от Тёкёли и выразили готовность и дальше служить Турции, а в знак подданства вручили 5 тысяч золотых монет. Затем с такой же помпой был принят посол маленькой купеческой республики Дубровники.

В первые дни мая в лагерь войск султана прибыли бейлербеи Дамаска, Халеба (Алеппо), Диярбакыра, Боснии, Сиваса, Мараша, Карамана и Анатолии, а также сановники из многих санджаков во главе отрядов ополчения своих провинций. В это же время через реку Сава переправились отряды авангарда, а за ними 58 рот янычар (около 8000 человек) с командиром корпуса Бекри-Мустафа-пашой во главе. На 13 мая султан назначил смотр прибывших к этому времени войск.

В соответствии с приказом султана на рассвете 13 мая на белградский берег переправились через Саву все регулярные турецкие войска и построились в длинные шеренги по обе стороны дороги, ведущей от монарших покоев к шатрам великого визиря. Позади них, ближе к шатрам повелителя, выстроились отряды стражи и сипахи великого визиря, легкая конница и нерегулярная кавалерия. Тем временем визири и другие сановники в ожидании великого визиря расселись в четырехугольном шатре, разбитом недалеко от монарших шатров. Когда туда привезли бунчук, мусульманскую хоругвь и знамя великого визиря, султан вызвал к себе Кара-Мустафу. В этот момент заиграли трубы и начался парад войск.

Во главе колонны ехали командиры стражи султана в панцирях и с колчанами, за ними – члены дивана с коврами, которые они везли для парада, а дальше двигались другие военачальники и сановники – все одетые в меха, панцири, позолоченные шлемы, парчовые кафтаны, цветные шаровары и черкесские сапоги, фиолетовые тюрбаны или цветные шапки с перьями в оправках, украшенных драгоценными камнями, с красивыми колчанами. На всех конях были ковровая сбруя и чепраки. За этой группой нарядных сановников следовали гвардейцы султана, предваряющие въезд Кара-Мустафы. «(Великий визирь) сам в тюрбане и сановней шубе, с колчаном, в шароварах и шнурованных черкесских сапогах, сидя на коне с ковровой сбруей и чепраком, двинулся к шатру монарха в сопровождении полной блеска свиты», состоявшей из едущих за ним сановников, за которыми двигался оркестр, своей громкой музыкой добавлявший торжественности всей церемонии.

В этот момент все сановники вышли из шатра, в котором они находились, и двинулись навстречу великому визирю, чтобы приветствовать его. Великий визирь сошел перед ними с коня и подождал агу двора султана и главного казначея, которые привезли ему в дар от монарха крытую парчой короткую шубу из соболя, шаровары и черкесские сапоги. Когда великий визирь надел на себя полученный в дар от падишаха наряд, Силахдар-Шахин-Мустафа-ага пригласил его предстать перед лицом повелителя. «Его милость падишах[24]24
  Падишах – титул монарха (султана) в Османской империи (до 1922 года) и в некоторых странах Ближнего и Среднего Востока.


[Закрыть] восседал на троне в главном шатре. Его благословенные ноги были опущены вниз, а колени покрыты красной шалью. По его правую руку стояли, обнимая друг друга и опираясь на трон, принцы, их милость султан Мустафа-хан и султан Ахмед-хан. Ниже стоял ага Врат Счастья (т.е. двора султана. – Л.П.), ага – придворный казначей, ага двора и главный придворный казначей, а по левую руку… другие сановники. Увидев великого визиря, идущего вдоль стоящих строем рядов, монарх в знак уважения к нему поджал под себя ноги, а великий визирь подошел, с выражением величайшего почтения поцеловал землю (у его ног) и встал (перед ним). Тотчас были милостиво призваны предстать перед лицом монарха также шейх-уль-ислам-эфенди[25]25
  Шейх-уль-ислам-эфенди – самое высокое духовное лицо в Турции. (Шейх-уль-ислам – букв, старейшина ислама. Эфенди – вежливая форма обращения в Турции, в том числе к лицам духовного звания и чиновникам. – Прим, перев.)


[Закрыть] и шейх Вани-эфенди. Они поцеловали его благословенную руку, после чего шейх-уль-ислам-эфенди встал за великим визирем и чуть ниже его, а Вани-эфенди было разрешено сесть недалеко от трона»^{14}.

Султан произнес краткую речь, затем в знак своей милости велел приколоть к тюрбану великого визиря два султана в оправках, украшенных драгоценными камнями. Остальных сановников одели в собольи шубы. Затем султан взял в свои руки святое зеленое знамя Пророка и, поцеловав его, сказал: «Святое знамя отдаю под опеку твою, а тебя (визирь) – под опеку Создателя Всевышнего. Пусть будет он твоим защитником и помощником!».

Принимая из рук султана знамя, Кара-Мустафа поцеловал землю, а Вани-эфенди прочитал соответствующую молитву. Взволнованный великий визирь со слезами на глазах вышел из шатра султана и отдал святую реликвию ожидавшим его сановникам. После этого духовные лица запели святую главу корана «Победа», которую подхватило все войско. Великий визирь посидел еще немного рядом со знаменем Пророка, а затем с соблюдением всех церемоний прошествовал к своему шатру.

Возвышенная церемония, целью которой было поднятие боевого духа войска, подошла к концу. После полудня великий конюший привез еще Кара-Мустафе ключ от святой Каабы[26]26
  Мусульманский храм в Мекке, имеющий форму куба. – Прим. перев.


[Закрыть] с повелением привязать его к древку священного знамени.

15 мая великий визирь торжественно расстался с султаном и, переправившись через Саву по мосту, построенному из лодок, остановился на другом берегу, где уже находились авангардные войска. 17 мая Мехмед IV навестил своего визиря в шатре за рекой, за что Кара-Мустафа отблагодарил его прекрасными подарками – пятью вьюками, полными монет, пятью тюками материи и шелка, а также великолепным конем со сбруей. Монарх ответил ему двумя халатами, из которых один был отделан мехом.

Тем временем, подтягивавшиеся к Белграду отряды совершали на пути через Анатолию и Румелию такие грабежи и насилия, «каких свет еще не видел, какие невозможно описать»^{15}. Особенно много преступлений совершали люди диярбакырского бейлербея, визиря Кара-Мехмед-паши, которого турецкий хронист называет тираном, насильником, человеком без чести и без веры. Много духовных лиц прибыли с жалобами к султану, но Кара-Мустафа не дал в обиду своего протеже.

20 мая султан еще раз переправился через Саву и вместе с Кара-Мустафой провел смотр войск народного ополчения. 22 мая он на лодке отправился через реку, чтобы попрощаться с великим визирем и оставить его под опекой Аллаха. Двумя днями позже турецкая армия двинулась в сторону Венгрии. По дороге к ней должны были присоединиться некоторые отряды из Албании, Эпира, венгры Тёкёли, крымские татары, валахские и молдавские войска.

Через два дня марша турецкая армия достигла Митровицы, сербского города на реке Дрина. Здесь она остановилась на два дня, после чего двинулась вдоль Дуная в направлении города Осиек. В конце мая снова зарядили дожди и разбушевались ливни с грозами, которые унесли жизни нескольких человек. Множество шатров оказались затопленными водой. Лишь в Вуковаре войска немного отдохнули и смогли просушить мокрую одежду. 2 июня армия подошла к городу Осиек. Здесь войска должны были переправляться по мосту через Драву. Однако оказалось, что мост разрушен, восстановление его тянулось уже шесть месяцев и еще не было закончено. Поэтому визирь велел сделать здесь более продолжительную остановку, которая длилась 12 дней. Здесь 10 июня к главным силам присоединились венгерские войска Тёкёли, а также отставшие отряды народного ополчения из европейской части Османской империи. Стоянку под Осиеком использовали для выдачи войскам продовольствия, выплаты жалованья и денежного довольствия. Кара-Мустафа принял на торжественной аудиенции Тёкёли, которому подарил соболью шубу с шапкой и саблю, усыпанную драгоценными камнями, а также коня с упряжью и украшенным драгоценными камнями седлом.

По сведениям Хусейна Хезерфенна, Тёкёли должен был просить визиря, чтобы турки пощадили на своем пути земли Хорватии, где у повстанцев было много сторонников. При известии о приближении императорских войск к городу Пожонь (давнее венгерское название Братиславы) Кара-Мустафа приказал приступить к переправе через мост, сам же, «проводив короля куруцев к беседке, построенной Измаил-пашой в середине моста, велел ему наблюдать за церемонией движения мусульманского войска». На следующий день венгры Тёкёли двинулись на помощь Пожони. При расставании великий визирь распорядился надеть на венгерского предводителя крытую парчой соболью шубу, а на прощание сказал: «Все небольшие крепости и деревни около Пожони, какие только сумеешь захватить, включай в свои личные владения». Сказав это, он позволил Тёкёли поцеловать край своей одежды.

Венгры прекрасно понимали всю непопулярность их союза с турками. Задолго до этих событий Ференц Вешшеленьи писал: «Весь христианский мир будет удивляться, что мы отрываемся от своего коронованного короля, а своим господином делаем самого большого нашего неприятеля, но другого пути у нас нет»^{16}. И, действительно, у них не было другого выхода!

Под городом Осиек турки отпустили императорского посла Капрару, сказав ему на прощание: «Будьте готовы ко времени!»

Тем временем началась переправа войск через Драву. Первыми 4 июня реку форсировали на лодках сипахи народного ополчения Румелии, за ними 12 июня прошли уже по мосту солдаты из Анатолии и часть янычар. 15 июня через реку переправился сам великий визирь. В этот день к его армии присоединились 3000 египетских сипахов, которые на венецианских судах (несмотря на официальные враждебные отношения между двумя государствами, купцы Республики Св. Марка никогда не пренебрегали деньгами и охотно оказывали услуги даже неприятелю) переправились из Александрии в Салоники, а затем верхом на лошадях двинулись вслед за армией Кара-Мустафы. Переправа через Драву длилась 5 дней. Насилие и грабежи по-прежнему не прекращались, поэтому Кара-Мустафа в конце концов вынужден был отреагировать на это. «Увидев, что какой-то египтянин пасет своих лошадей на засеянном поле, а другой отъезжает оттуда с мешками, полными зерна, велел схватить обоих и из сострадания к райям[27]27
  Райя – дословно «стадо». Так в Османской империи называли завоеванные христианские народы, лишенные политических прав.


[Закрыть] и в назидание другим приказал казнить их»^{17}.

Однако суровые наказания не помогали. Во время переправы через ручьи и болота вблизи Бараньявара, небольшого местечка в Славонии между Дравой и Дунаем, 17 июня между солдатами произошла кровавая драка. В давке погибло множество людей; у некоторых все их имущество втоптали в болото. Давка на переправах была страшная. Силахдар-Мехмед-ага подсчитал, что одних только повозок было около 50 тысяч, не считая мулов и верблюдов.

Два дня спустя, после того как миновали Мохач, увековеченный знаменитой битвой[28]28
  Мохачская битва произошла 29 августа 1526 года между войсками турецкого султана Сулеймана I и венгерского короля Лайоша И. В результате победы турецких войск значительная часть Венгерского королевства попала под власть Османской империи. – Прим. перев.


[Закрыть], возникли новые трудности. Турецкое войско вынуждено было двигаться по дороге с бесконечными подъемами и спусками, а также преодолеть семь мостов, проложенных на топях и через речку Севиз, правый приток Дуная. «Много возов тогда разбилось там, а большая часть запасов еды, находившихся на них, пропали даром… Янычары Высокого двора при переходе через мосты устраивали драки, из-за чего целая ода[29]29
  Ода – рота янычар.


[Закрыть] их была отослана в ближайший замок для несения гарнизонной службы»^{18}.

24 июня турки вынуждены были обойти речку и озеро, что стоило им немалых трудов. На следующий день войска подошли к лежащему в 60 километрах юго-западнее Будапешта городу Секешфехервар. Так как уже существовала опасность встретиться с действующими поблизости австрийцами, дальнейшее продвижение осуществлялось с походным охранением. Во главе длинной колонны турецких войск шел авангард, из 3500 янычар и 20 000 сипахов провинциального ополчения под командованием диярбакырского бейлербея Мехмед-паши. Арьергард возглавлял бейлербей Дамаска Сари-Хусейн-паша. Под Секешфехерваром Кара-Мустафа сделал остановку, ожидая подхода татарской орды, которая уже две недели разбойничала в Венгрии.