Текст книги "Похитители автомобилей. Записки следователя"
Автор книги: Леонид Перов
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)
II
Я шел к прокурору, уже догадываясь, зачем тот вызывает. Секретарь прокурора, худенькая Людочка, поступила на работу сразу после окончания школы. За два месяца она никак не могла привыкнуть к новой обстановке и каждое сообщение о несчастном случае или преступлении искренне переживала. От нее я и узнал, что в цирке разбилась воздушная гимнастка Аверская.
«Ну, уж на этот раз меня не уговоришь, – решил я про себя. – Буду заниматься только делом Деркача».
Постояв перед дверью, я, как спортсмен перед стартом, привел в порядок дыхание и вошел в кабинет.
Прокурор молча показал мне на стул и протянул сообщение дирекции цирка. Я прочитал сообщение, не говоря ни слова, положил обратно на стол. Так мы и сидели несколько минут, не разговаривая. Первым молчание нарушил я:
– Вы хотите подсунуть этот материал мне? Юрий Николаевич, что я с ним буду делать? Тут же нет работы для следователя. Пусть кто-нибудь из помощников проверит и вынесет постановление об отказе в возбуждении дела.
– Почему об отказе? А может, о возбуждении?
– Согласен. Может быть, и надо кого-то наказать за нарушение техники безопасности. Но мне некогда заниматься этим. Вы же знаете, Деркач признал за собой еще пять магазинов. Нужно приобщить новые документы, провести очные ставки, предъявить обвинение. А у меня срок по делу кончается.
– Значит, срок продлить надо.
– А потом сами ругать будете.
– Можешь не сомневаться, буду. А сообщение возьми. Через десять дней доложишь результаты. Все.
Вернувшись к себе, в кабинет, я долго не мог успокоиться. Опытный рецидивист признался в двенадцати кражах, а у меня нет времени закрепить его показания! А если он завтра откажется, тогда что?
Деркач специализировался на ограблении магазинов. Причем делал это хитро. «Потрусив», как он сам выражался, магазин в райцентре, Деркач сразу переезжал в другую область. Это дало ему возможность около года продержаться на свободе. В камере Деркач ни с кем не разговаривал. Он молчал, иногда что-то нашептывал себе под нос. Несколько «зеленых» воришек с восторгом и страхом смотрели на него. Еще бы! Сидеть в одной камере с самим Деркачом!
Если бы они знали, о чем думала камерная знаменитость! Деркач почувствовал, что страшно устал от полулегального существования, вечного страха и попоек в одиночестве. Он внутренне надломился. Во сне его навещали друзья детства, давно уже добившиеся признания и уважения в обществе. А он, как был, так и остался вором.
На первом же допросе Деркач признался мне, но не во всем. Не скрою, мне приятно было сознавать, что дела, которые еще недавно считались бесперспективными, будут теперь раскрыты, и не кем-нибудь, а мной, Аркадием Титаренко.
И вот так некстати подвернулась эта чепуховая проверка. Придется ехать в цирк.
А через неделю я уже докладывал прокурору:
– Юрий Николаевич, нужно срочно возбуждать уголовное дело.
– Что я слышу! Раньше ты был другого мнения.
– Виноват, Юрий Николаевич, виноват. Но вы посмотрите, что получается. Олег и Тамара Аверские состояли в браке больше восьми лет. Год назад Олег сошелся со старшей Костюковой. Аверская очень переживала разрыв, но вела себя с достоинством. Через некоторое время все стали замечать, что Аверский увлекается младшей Костюковой. Валентина отвечала ему взаимностью, но потребовала официального оформления брака. На развод Аверская не согласилась, и между супругами отношения были натянутые. Известно, что перед последним, роковым, выступлением Аверские о чем-то поспорили. Не нравится мне вот еще что: тросы лопнули почему-то на одном уровне. Такое впечатление, будто их подпилили. Надо назначить экспертизу.
– Что говорит Аверский?
– Его я не успел допросить. Он уехал с бригадой в подшефный колхоз.
– Думаешь, очки набирает?
– Возможно. Я побеседовал с Соликом, с другими товарищами. Они мне все это и рассказали.
Юрий Николаевич поводил карандашом по табель-календарю, сделал несколько отметок.
– Возбуждай дело. Пятнадцать дней на расследование даю. Успеешь?
– Маловато. Дайте месяц.
– Если нет времени, передай дело Деркача Николаю.
– Зачем же так, Юрий Николаевич? Я постараюсь уложиться. И Деркача в срок передам в суд.
– Смотри. А теперь скажи, как здоровье Аверской? Ты хоть догадался…
– Представьте себе, что догадался. Врачи говорят: жить будет, выступать – нет. Сейчас в очень тяжелом состоянии. Свидание с ней не разрешили.
– Хорошо. Иди распутывай свои цирковые тайны.
Я допросил Аверского. Большой, сильный человек, отвечая на вопросы, суетился, ошибался в деталях, начинал сначала. По его поведению чувствовалось, что он не виновен.
Уверенность моя поколебалась только тогда, когда я получил заключение экспертизы. Документ гласил:
«Характер повреждений волокон обоих тросов позволяет прийти к заключению, что они были повреждены тупым предметом».
Надо было его найти.
«Кому могла помешать Аверская? – размышлял я, пока машина узкими, заполненными транспортом улочками пробиралась к цирку. Кто желал ее гибели? Старшая Костюкова? Если верить Солику, Олег уже охладел к ней, и смерть Тамары Павловны ничего бы не изменила. Кто еще? Валентина? Нет. О ней мне рассказали много хорошего. Значит, все-таки Аверский?» В его вину не хотелось верить. Вот тебе и чепуховая проверочка!
Я в сердцах махнул рукой и ударился локтем о дверцу.
– Так и машину сломать можно, – усмехнулся водитель. – Да вы не переживайте так, Аркадий Владимирович.
– А с чего ты взял, что я переживаю? Я, может, попробовал, плотно ли закрыта дверца.
– Не скажите. Вы уже минут пять вслух разговариваете.
– Это я свою речь на партсобрании репетирую… Вот что: ты езжай обратно. Юрий Николаевич поедет на завод. Он там перед рабочими выступает. Отвезешь, а тогда за мной возвращайся. Договорились?
Когда Аверский, зайдя в кабинет директора цирка, увидел меня, он растерялся и покраснел. «Ну, это ничего еще не значит», – решил я, а вслух сказал:
– Вы извините меня, товарищ Аверский, я вынужден осмотреть комнату, в которой вы переодеваетесь перед выходом на арену.
– Разве я… Неужели вы думаете, что я мог…
– Не расстраивайтесь. Я вас ни в чем не подозреваю. Но мой долг дать на все точный ответ. Для вас же лучше, если в деле будет документ о том, что в комнате ничего подозрительного не обнаружено.
– Я не против, – неуверенно начал артист. – Если надо, пожалуйста!..
Обыск всегда вызывал у меня двойственное чувство. По долгу службы я обязан был осматривать каждую вещь, не упуская мелочей. И мне приходилось вторгаться в личную жизнь людей. Иногда во время обыска раскрывались такие интимные тайны, что становилось просто неудобно.
Я осмотрел ящики стола. Вырезки из газет, записки Костюковой. Перечитывать их нет смысла. Во всех одно и то же:
«Приходи во столько-то. Целую. Виктория».
Кажется, все. Ничего подозрительного. Впрочем, для порядка надо посмотреть под мебелью.
– Загляните, пожалуйста, под шкаф и диван, – обратился я к Солику, а сам подумал: «Да что там может быть? В плохоньком рассказике автор обязательно бы запрятал туда окровавленный топор».
Солик нагнулся и вытащил из-под шкафа молоток. Я осторожно положил молоток на стол и стал изучать.
– Смотрите, на нем есть волокна. Откуда у вас этот молоток? – спросил я Аверского.
Тот с ужасом смотрел на стол, где лежал безобидный столярный инструмент. Губы Олега дрожали, лицо стало бледным. Он молчал.
– Олег, где ты его взял? – взволнованно спросил Мацуйко. – Объясни. Говори ты, ради бога, не молчи!
Аверский опустил глаза.
– Что же ты молчишь! – взорвался старый фронтовик. От волнения лицо его покраснело и напоминало перезревший помидор. – Тебе нечего сказать в свое оправдание? Мерзавец!
– Успокойтесь, Альберт Иванович, – вмешался я. – Не надо кричать. Мы разберемся во всем. А вам, Аверский, придется поехать со мной.
Аверский направился к выходу.
– В прокуратуру, – коротко бросил я шоферу.
Юрий Николаевич еще не вернулся с завода. Предложив Аверскому обождать в приемной, я пошел в свой кабинет и взял телефонную трубку.
– Коля, там в приемной сидит один гражданин. Артист цирка. Я тебя прошу, зайди поболтай с Людочкой. А заодно и за ним посмотри. Что? Нет, не арестованный, но может быть. Давай.
Не выпуская трубки из рук, я придавил рычаг телефона и набрал следующий номер.
– Институт? Позовите, пожалуйста, Лапинского. Лапа, ты? Здравствуй! У меня к тебе большая просьба. Я сейчас привезу к тебе молоток. Вам не надо? Подожди, дело серьезное. Нужно исследовать волокна. Покушение на убийство. Да. Понимаешь, надо попросить ребят, чтобы сразу посмотрели. Что? Работы много? Ты пойми, Виктор, я же не требую экспертизы вне очереди. Пусть только посмотрят предварительно и скажут. А потом в общем порядке, когда очередь подойдет. Спасибо, молодец. Съешь за меня конфетку.
Когда я вернулся из института криминалистики, прокурор был у себя. Он сразу стал выговаривать:
– Это что еще за мода – людей держать в приемной? Давно взысканий не имел?
– Послушайте, Юрий Николаевич. Я только что из института. Предварительно установлено, что волокна на молотке по цвету и по характеру ткани идентичны волокнам троса. Молоток нашли в комнате Аверского. Объяснить ничего не может. Что будем делать?
– Снова торопишься. Ты же говорил, что веришь Аверскому.
– Верить верю, а молоток?
– О молотке мы сейчас самого Аверского спросим. Приглашай сюда.
– Добрый вечер, товарищ Аверский, – приветствовал вошедшего Юрий Николаевич.
– Здравствуйте, – хрипло ответил Аверский.
– Хотим с вами побеседовать. Некоторые факты нам не ясны. Как вы считаете, почему оборвались тросы?
– Я уже говорил, что не могу этого объяснить. Может, износились. Может… Не знаю.
Аверский не поднимал головы. Смотрел он куда-то под стол, чувствовалось, что недоговаривает.
– Поймите, Аверский, сейчас вы должны говорить правду, и только правду. От правдивости ваших показаний зависит ваше будущее…
– Я ничем не могу помочь ни вам, ни себе.
Рот Аверского искривился в болезненной гримасе.
– Мы хотели услышать от вас правду, – голос прокурора стал жестче, – но вы не захотели ее нам открыть. Тогда слушайте. Пожалуйста, Аркадий Владимирович.
– Может, все-таки он сам расскажет? Нет? Ну ладно. Экспертизой установлено, что тросы оборвались не сами по себе, а были перебиты молотком, который мы обнаружили у вас в комнате. Молоток, по заявлению плотника, вы взяли у него за два дня до несчастного случая с Тамарой Павловной. В том, что ваша бывшая жена чуть не погибла, виноваты вы. Признаете это?
– Да.
– Тросы перебили вы?
– Да.
Прокурор внимательно посмотрел на меня. Я понял его взгляд. «Черт, опять будет упрекать меня в излишней доверчивости. Но ведь Аверский производил впечатление человека, не способного на подлость. Если не доверять людям, то нельзя работать следователем. Кто-то из ребят сказал: «Если почувствуешь, что сомневаешься в людях, просись на другую работу, ты больше не следователь».
– Я все расскажу. Можно воды?
– Пейте.
– С некоторых пор мне стало тяжело выступать в номере, сильно болели руки. И я заменил стандартные тросы более эластичными, с амортизаторами. Амортизаторы по инструкции в этом номере запрещены. Я не впервые работал с такими тросами и не думал, что они подведут.
– Почему же стандартные тросы оказались порванными?
– Один человек сказал мне, что за нарушение инструкции меня посадят. Он посоветовал те тросы, с которыми я выступал, спрятать, а стандартные перебить и показать следователю.
– Кто этот человек?
– Мне бы не хотелось называть его. Он желал мне добра.
– Его фамилия Солик?
– Да. Но как вы узнали?
– Очень просто. Он отвечает в цирке за технику безопасности. А вы говорите, желал вам добра. Он дрожал за свою шкуру. И все-таки, Аверский, вам придется отвечать перед судом, если только выяснится, что Тамара Павловна не знала о замене тросов.
– Она знала. Спросите у нее.
– Она в таком состоянии, что допрашивать ее опасно.
– Тогда не спрашивайте. Лучше накажите меня. Я виноват перед ней. Очень.
– Ну, на сегодня хватит. Подпишите протокол и можете идти.
– Куда?
– Домой, конечно. Если нужно, мы вас вызовем.
– Спасибо.
Когда дверь закрылась и в кабинете осталось двое, разговор возобновился.
– Что будем делать, Аркадий?
– Нужно поговорить с Аверской.
– Опасно. Вдруг это ее взволнует до такой степени, что ухудшится состояние здоровья.
– Но, чтобы правильно решить, как поступить с Аверским, нужно поговорить и с ней. Юрий Николаевич, я осторожно.
– Ну, давай.
В белом халате и шапочке я зашел в палату. Целая система ремней, бинтов и приспособлений поддерживала на весу когда-то сильное и ловкое, а теперь разбитое человеческое тело. Тамара Павловна лежала с открытыми глазами.
– Не разговаривайте, пожалуйста. Я буду задавать вам вопросы, а вы вместо ответа закрывайте глаза. Если «да» – один раз, «нет» – два. Хорошо?
Аверская медленно закрыла глаза и так же медленно открыла их.
– Вы знали, что работали на тросах с амортизаторами?
Знак согласия.
– А что это опасно?
Снова «да».
– Почему же вы шли на риск?
Аверская молчала. Глаза внимательно рассматривали меня, как будто хотели разобраться, для чего я пришел, для чего задаю эти вопросы.
– Простите, я нечетко сформулировал вопрос, Вам пригрозили?
«Нет».
– Вы не хотели разбивать номер?
«Да».
– Значит, чтобы не разбивать номер, чтобы не расставаться, вы рисковали жизнью? Но почему? Ведь вы могли найти другого партнера.
Аверская пристально смотрела на меня и, кажется, удивлялась: взрослый человек, знающий свое дело, разбирающийся в людях, а не может понять простой истины. В тишине палаты еле слышно раздались слова:
– Я любила его…
