Текст книги "«Мечта» уходит в океан"

Автор книги: Леонид Почивалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Глава вторая
«По морям, по волнам…»

Абу пришел к нам в дом на другое утро. На его голове покоилась черная капитанская фуражка с золотой кокардой, будто он в самом деле собрался в плавание. Бабуля была так ему рада, что не знала, куда усадить, предлагала чайку, пирожки, которые испекла накануне. И все: «Андрей Борисович! Андрей Борисович!», мне делала страшные глаза, когда я называл гостя «Абу». Это имя бабушке не нравилось, она считала, что мы не имеем права обращаться так к взрослому человеку.

Войдя в мою комнату, Абу сел в старое кресло, которое по этому случаю было принесено из большой хозяйской гостиной; кресло скрипучее, с вытертым плюшем обивки, с продавленными пружинами, но сидеть в нем очень уютно: оно глубокое, мягкое, с удобными боковинами для рук.

Рядом с Абу на стуле разместилась Ленка. Окно около моей кровати было распахнуто настежь. Абу взглянул через окно на Карадаг, потом на меня, Лену, перевел взгляд на бабулю, которая снова забежала в мою комнату, чтобы еще раз спросить Абу, не хочет ли он хотя бы холодного молочка.

– У меня, товарищи, есть очень дурная привычка – я курю, – сказал Абу тихо. – Надеюсь, что от этой привычки я скоро избавлюсь, потому что твердо решил в это лето бросить курить.

Он медленно набил трубку желтым пахучим табаком, прижег табак, прикрывая люльку трубки большим пальцем правой руки, медленно затянулся и, так же не торопясь, выпустил дым из ноздрей в сторону открытого окна. На его сухом длинном лице отразилось наслаждение, у глаз образовались пучочки морщинок, а глаза стали задумчивыми и строгими.

– Вот какое дело, ребята! – сказал Абу. – Все у нас с отплытием в порядке. Яхта стоит у причала. Все необходимое мы с вами погрузили на ее борт, навигационные карты готовы, разрешение на выход в море имеется…

Он снова полез в карман пиджака, но уже в противоположный тому, где хранится трубка, вынул из кармана конверт, на который были наклеены большие почтовые марки.

– Надо мне сегодня зайти на почту, отправить это письмо, – сказал Абу. – Дело в том, друзья, что в Болгарии у меня есть давний друг, очень хороший друг…

Он минуту помолчал.

– Однажды мой сухогруз стоял у берегов Ганы на рейде порта Такоради – мы привезли в Гану автомашины и должны были взять какао-бобы. Жара, влажность – нелегкий район. И надо же такому случиться: как раз накануне того дня, как мое судно должны поставить к причалу, случилась беда. У меня и раньше побаливало в правой стороне живота. А тут вдруг крепко схватило. Корабельный фельдшер определил: «Приступ аппендицита». Нужна немедленная операция. Сам фельдшер делать не решался. Раз стоим возле большого порта, лучше обратиться к специалисту. А тут, как назло, разыгрался внезапный шторм. Стоим на рейде, далеко за пределами порта, фактически в открытом океане. Ночь, ветер свистит, теплоход валит с борта на борт, а меня крутит – боль в животе нарастает.

Фельдшер категорически против отправки на берег. Считает, что не выдержу дороги по разбушевавшемуся океану. Нужно вызывать хирурга с берега. Четверо ребят-матросов сумели спустить в кипящее море бот и ушли в ночь. Я об этом не знал, а то бы воспротивился: дело затеяли опасное. Но мне ничего об этом не сказали. А вскоре я впал в бессознательное состояние. Пришел в себя уже после операции. Открыл глаза и вижу над собой незнакомое усатое лицо, и нос крючком, как у орла, и темные смеющиеся глаза.

«На здравье!» – сказала эта усатая физиономия.

Так я познакомился с Тодором Карабойчевым, болгарским хирургом. Когда узнал, что он сделал для меня, то проникся к нему огромной благодарностью. Мои матросы с великим трудом добрались до берега. Нелегко было в порту ночью отыскать и хирурга. Оказалось, что в местном госпитале работает болгарин, опытный специалист. «Помогите, наш капитан умирает». Уговаривать не пришлось. На предельных скоростях автомашина добиралась до причала, где стоял бот. И вот в штормовую темень бот отправился в океан. Все прошло благополучно, но я представляю, как рисковали пассажиры бота. Шторм в ту ночь был крепкий. В нашем судовом лазарете Карабойчев вместе с фельдшером вспороли мне брюхо и спасли от гибели. Обнаружили гнойный аппендицит. С того дня мы и стали друзьями с Карабойчевым. Он давно вернулся в свою родную Болгарию, работает в Варне хирургом в городской больнице, я несколько раз бывал у него в гостях, когда мое судно заходило в Варну, он приезжал ко мне в Ленинград. Так что дружба давняя.

И вот через два дня исполняется моему другу пятьдесят лет. Написал я поздравительное письмо, да запоздал с отправкой – адреса никак не мог отыскать, блокнот куда-то затерялся, и обнаружил блокнот только сегодня. За два дня не дойдет письмо до Варны, а жаль! Хотелось бы к сроку…

– Как же быть? – протянула Ленка, и лицо ее круглое печально вытянулось.

Меня вдруг осенило:

– Куда мы завтра уходим на яхте?

– В Турцию, – сказал Абу.

– Так давайте маршрут изменим и завернем вначале в Болгарию. Пусть письмо идет своим путем – почтой, а мы на яхте прибудем в Варну и поздравим вашего друга лично. Как вы думаете?

Абу улыбнулся:

– Именно так я и думаю. Отличная идея!

– Значит, идем вначале в Болгарию? – обрадовалась Ленка. – Как здорово!

– А я рад тем более. Завтра прихожу в девять, отправляемся в путь. А ты, Леночка, беги сейчас в библиотеку, забирай все книги, которые найдешь про Болгарию, приноси к Антону, и читайте до вечера. Читайте, выписывайте. Постарайтесь как можно больше узнать про страну, куда возьмет курс наша «Мечта».

Абу спрятал письмо обратно в карман, встал.

– Ну, а я пошел на почту. Пусть мой привет Тодору доберется до него не только по морю, но и по воздуху. – Он поднял в приветствии руку: – «По морям, по волнам…»

Я весело подхватил:

– «Нынче здесь, завтра – там…»

В девять ноль-ноль другого дня мы отдали швартовы. Абу скомандовал: «Полный вперед!», я вытянул почти до отказа рукоятку газа, и мотор нашей яхты стал набирать обороты. Острый нос судна приподнялся и стал уверенно и мощно рассекать набегающую волну.

Абу, Лена и я стояли в рулевой рубке. Мы чуть ли не кричали от восторга. Наконец-то отправились в морское путешествие. Ленка растягивала рот до ушей, казалось, что даже веснушки на ее щеках прыгают от удовольствия. Абу улыбался тоже, но сдержанно, как и положено капитану. Я, как известно, был старшим помощником, поскольку принадлежу к мужскому племени, поскольку сильнее Ленки и хорошо умею плавать. Ленка безропотно согласилась называться вторым, была и этому довольна.

Мы стояли в рубке, следили за приборами. Абу держал руки на штурвале, нос судна целился в открытое море. Временами мы посматривали в сторону кормы – за нашими спинами, за толстыми стеклами задней стенки рубки уплывала все дальше и дальше от нас родная земля. Поначалу, когда мы выходили из залива, Карадаг со стороны моря показался нам огромным и темным. Я даже подумал о нас с Леной с уважением: на какую кручу вздумали забраться! Острые очертания горной гряды были серо-зелеными. Но чем дальше мы уходили в море, тем Карадаг становился темнее, наливался синевой и вскоре стал похож на далекую, уходящую за горизонт тучу. Ярко светило утреннее солнце, золотом отсвечивало на гребнях волн, свежий пахнущий морем ветер гулял по рубке, теребил наши волосы. Как нам было радостно и счастливо!

Абу первым начал:

 
Буря, ветер, ураганы,
Ты не страшен, океан!
Мы с Ленкой подхватили:
Молодые капитаны
Поведут наш караван…
 

Мы пели любимую песню Абу, которая ему нравилась с детства, с далеких довоенных времен, которая, может быть, и вывела его на дорогу моряка.

 
И с победой возвращались
К тихой гавани домой…
 

Мы пели эту песню, и ветер подсвистывал в снастях нашим голосам.

Сейчас передо мной открытое море, я стою в рулевой рубке, зовусь старшим помощником, наше судно мчится на запад, к берегам Болгарии. Не на всех парусах, а на всех лошадиных силах, которые заключены в мощном дизеле нашей «Мечты». А паруса мы пока не трогаем. Абу сказал, что нам в пути еще предстоит обучиться ставить, убирать и маневрировать под парусами. А дело это сложное.

Мы с Леной не теряли времени даром. Прежде всего с помощью Абу учились управлять судном. Перед тобой в рулевой рубке – компас. Мы сразу же, как велел Абу, стали говорить не по-сухопутному – ко́мпас, а по-морскому – компа́с. По показаниям компаса ты и держишь направление хода судна. Дело, конечно, не такое простое, как я описал, но мы с Леной справились с ним довольно быстро. Потом учились одолевать волну и встречный ветер. Ведь и волна и ветер стремятся во что бы то ни стало сбить судно с курса. Ударит волна в правую «скулу» яхты, да так, что, кажется, разорвет корпус до самых шпангоутов. Ветер тоже не отступает, наваливается на наше суденышко своим невидимым, но огромным и тяжелым телом, толкает в сторону, норовит опрокинуть. А рулевой должен уметь одолеть и волну, и ветер, вопреки стихиям вести свое судно по точно заданному курсу.

Лена и я старались вовсю и, кажется, добились некоторых успехов. Судно нас слушалось. Штурвал на нем легкий, даже Лена со своими девчачьими силами легко с ним справляется. А я тем более. Абу похвалил:

– Кажется, из вас получатся отличные рулевые. За это я спокоен. Теперь нам надо освоить штурманское дело. Оно посложнее…

Что верно, то верно – дело непростое. Во-первых, надо хорошо считать, а, если говорить по правде, математику я недолюбливаю. Не то что в ней слабак, нет, если надо решить даже трудную задачку из учебника – решу, придется только мозгой пошевелить. Но радости я от этой задачки не испытываю. Она для меня как овсяная каша, которой по утрам кормит меня бабуля, – не люблю, надоела, а есть надо, иначе с бабулей конфликт.

Чтобы вести «Мечту», нужно уметь определять местоположение, или, как говорят моряки, координаты, с помощью секстанта, по звездам, солнцу и луне уметь делать расчеты по навигационной карте. Без математики не обойдешься. Взял я карандаш, бумагу и принялся считать. И вот настал час, когда по солнцу с помощью секстанта впервые определил долготу, на которой находится «Мечта». Абу, проверив, подтвердил: расчет почти правильный. Похлопал меня по плечу:

– Значит, и штурман из тебя понемногу получается.

С Леной дело обстояло хуже. Лена любит стихи, собирает в альбом открытки с цветами и киноактерами, в Симферополе ходит в студию живописи, и о ней говорят, что, мол, будущая знаменитость. Математика для нее еще страшнее, чем для меня: в школе по математике она неисправимая троечница. Решительно заявила:

– Все готова делать: стоять на штурвале, подымать паруса, готовить вам обеды, даже мыть за вас посуду и драить палубу, но штурманом быть не могу, такое навычисляю, что вы не в Болгарию попадете, а будете ходить по кругу в центре Черного моря.

Мы пожали плечами: что ж делать с девчонкой, придется уважить просьбу.

– Справимся с мореходством с тобой вдвоем? – спросил Абу.

– Справимся! – ответил я, хотя в своих силах пока не был достаточно уверен: большая ответственность – прокладывать курс судну!

Так мы поделили свои обязанности. В полдень Лена сказала, что пора нас кормить, и отправилась на камбуз. Мы ничего не сказали в ответ, но были довольны: теперь у нас есть добровольный кок.

Через час на яхте зазвенел гонг: обед готов.

Лена пришла в рубку сменить нас, а мы отправились на камбуз, где стояли котелки с дымящимися свежими щами. Поели с удовольствием, хотя это было не такое простое дело. Яхту швыряло на волне – тарелку на стол не поставишь, иначе щи тебе на штаны. Ели прямо из котелков, которые крепко держали в руках. Обед от этого был еще вкуснее.

А через час произошло событие, о котором мы должны были записать в судовом журнале. Делать записи в судовом журнале Абу поручил мне.

– В судовом журнале записи должны быть краткими, – поучал Абу. – Но поскольку рейс у нас необычный, в этом путешествии мы впервые открываем неведомый мир, нас наверняка ждет немало приключений, судовой журнал можно превратить в путевой дневник.

Так я получил еще одну обязанность на борту «Мечты» – быть летописцем. Это было мне на руку – ведь предстояло писать для школы летнее сочинение. А что может быть лучше нашего путешествия для такого сочинения?

Так вот, через час после обеда мы в открытом море встретили огромный пассажирский теплоход. Во время нашего пути из Планерского суда появлялись то и дело, но шли они далеко. А этот вдруг выполз из-за горизонта прямо по нашему курсу, и мы сразу же поняли, какой он большой.

– Пассажир! – сказал Абу, присмотревшись через бинокль к синему пятнышку на самом краю моря. – «Иван Франко» или «Шота Руставели».

Но он ошибся. Когда громадина приблизилась к нам настолько, что можно было в бинокль разобрать ее имя, мы прочитали: «Михаил Лермонтов».

– У меня на нем приятель капитаном, – радостно сообщил Абу.

Какое это было красивое судно! Черный борт, ослепительно белые палубные надстройки, красный кант на дымовой трубе. Мы с Леной подсчитали по иллюминаторам и окнам пассажирских кают на верхних палубах, что высотой теплоход больше семиэтажного дома.

– Семь этажей! – изумлялась Лена. – Настоящий плавающий дом! Вот бы на нем прокатиться!

– На судах не этажи, а палубы, – заметил Абу. – А прокатиться ка нем наверняка тебе доведется. Таких пассажирских судов в нашем флоте становится все больше и больше, и попасть на них не так уж трудно.

Он снова приставил к глазам бинокль, долго рассматривал приближающееся судно.

– «Михаил Лермонтов» имеет порт приписки Ленинград, – сказал Абу. – Значит, на Черное море он попал с круизом. Должно быть, какая-нибудь иностранная компания зафрахтовала, то есть наняла для развлекательного путешествия туристов.

Красавец теплоход прошел от нас в полумили. Абу вдруг шагнул на корму, быстро достал из ящика несколько разноцветных флагов, прикрепил ловкими точными движениями к линю и тут же вознес к вершине мачты.

Как красиво они затрепетали на ветру!

– Это я поднял выраженное флагами приветствие: «Счастливого плавания!» – пояснил Абу.

Можете себе представить, как мы обрадовались, когда через несколько минут на мачте «Михаила Лермонтова» нам в ответ поднялись такие же флаги: «Счастливого плавания!» На палубах левого борта теплохода собралось множество пассажиров, они махали нам руками, шляпами, платками. А еще через две минуты удаляющийся теплоход вдруг огласил море тремя мощными басовитыми гудками – попрощался с нами. Мы прыгали по палубе, радовались. Еще бы! Такой гигант нас приметил и обошелся с нами, как с равными.

Абу задумчиво улыбался.

– Это была не просто морская вежливость, – сказал он. – Я думаю, приветствовали нас так потому, что наша яхта называется «Мечта». А в этом названии ведь есть что-то романтическое.

Глава третья
Он будет жить

Берега Болгарии показались неожиданно. Первой их обнаружила опять же Ленка. Как закричит:

– Земля, земля!

Глазастая! Без бинокля разглядела. Не зря считается художницей. Абу взглянул в бинокль и подтвердил:

– Верно! Прямо по курсу – земля. Молодец, товарищ второй помощник капитана!

Абу склонился над штурманским столиком, поводил по расстеленной на столике карте циркулем, сделал расчеты на листке бумаги и торжественным голосом вдруг объявил:

– Выходим на траверс Варны. По предварительным расчетам, в Варне будем через три часа.

Поначалу Болгария представилась узенькой синей полоской на горизонте. Потом полоска стала утолщаться, верхняя кромка ее забугрилась – это обозначались контуры далеких гор. Над «Мечтой» с криком носились болгарские чайки, словно приветствовали нас. Все чаще попадались нам навстречу суда – торговые, танкеры, рыболовные.

Мы с волнением подходили к Варне. Кварталы старинных домов соседствовали с большими районами новостроек. Варна утопала в густой зелени, и сразу было ясно, что это большой и веселый курортный город. Нам кое-что удалось прочитать о нем еще в Планерском. В судовой журнал я вписал краткие сведения: «Подходим к порту Варна. Это третий в Болгарии город по численности населения. Основан в VI веке до н. э. греческими колонистами. Крупный современный порт. Различные промышленные предприятия. Оперный и драматический театры, богатый приморский парк…»

Мы отдали швартовы в том районе порта, где причаливают катера и яхты. А сам грузовой порт со своими гигантскими кранами, громоздкими тушами стоящих у причалов кораблей, с густым лесом корабельных мачт и грузовых стрел остался в стороне.

Абу лихо подвел «Мечту» к деревянному причалу. На причале швартовый конец, который я бросил, поймал загорелый парень в белой морской фуражке, крикнул, обнажив крепкие белые зубы:

– Здравейте!

Мы спрыгнули с яхты на доски причала, и Абу весело объявил:

– Поздравляю с прибытием на землю братской Болгарии!

Было утро. Мы решили, что прежде всего отыщем Кара-бойчева, а уж потом осмотрим Варну, может быть, даже съездим на знаменитый курорт Золотые Пески, о котором мы с Леной прочитали в книжке о Болгарии. Хотелось искупаться в «болгарском» Черном море.

Парень в морской фуражке представился: зовут Бойчо, работает в порту техником, а в свободное время занимается парусным спортом. Сказал, что рад приветствовать советских яхтсменов и готов помочь во всем.

– Спасибо! – обрадовался Абу. – От помощи не откажемся. Нам нужно отыскать нашего болгарского друга. Он живет…

Абу достал из кармана листок бумаги и протянул Бойчо.

– Это на другом конце города, – сказал Бойчо, взглянув на записку. – Пойдемте!

Мы прошли мимо портовых построек, складов и пакгаузов и вскоре оказались на большой улице. Густым потоком мчались по ней автомобили и автобусы, по тротуарам двигалась шумная толпа горожан. Я пригляделся к болгарам. В большинстве черноволосы, с темными глазами, по-южному смуглые. У некоторых мужчин такие замечательные усы, что глаз не оторвешь. Многие молодые женщины похожи на артисток – прямо в кино снимай. Я сказал об этом Абу, он согласился.

– Болгары – красивый народ, – кивнул он. – Это ты точно подметил. И самое главное, гостеприимный и добросердечный.

– Может быть, нам лучше пешком добраться до места? – спросил я. Хотелось побольше поглазеть на Варну.

Бойчо утвердительно закивал головой, но почему-то словами высказал несогласие.

– Нет! Идти далеко, лучше на такси.

Я его спросил, бывал ли он в Советском Союзе? Он энергично из стороны в сторону завертел головой и сказал, что бывал на торговом судне в Одессе.

Мы с Леной недоуменно переглянулись: так был или не был?

Абу рассмеялся:

– Как же вы это, друзья мои, не вычитали в книжках о Болгарии, что в этой стране, когда говорят «да», то отрицательно вертят головой, когда – «нет», то, наоборот, кивают вроде бы утвердительно. Это, конечно, для нас с вами непривычно, но так принято у этого народа. Так что теперь внимательно контролируйте движения своей головы в разговоре с болгарами.

Мы все весело смеялись, а Бойчо больше всех.

Такси ему все же поймать не удалось, и до нужного нам дома мы дошли пешком с превеликим для меня удовольствием. Заглядывали в витрины магазинов, в которых красовались разные интересные для туристов болгарские вещи – разные трости, бочонки для вина, цветастая глиняная посуда, всякие вышивки, салфетки, фартуки. Лене особенно нравились фартуки – ее девчачья душа, понятно, тянулась ко всяким украшениям, а мне приглянулись горские ножи в кожаных футлярах. Проходили мимо кафе и разных столовых, из их раскрытых дверей доходили на улицу запахи болгарских блюд.

Это не ускользнуло от внимания Бойчо. Он вдруг растопырил перед нами свои крупные мускулистые руки и почти закричал:

– Идем обедать! Я приглашаю вас на обед.

Но Абу отказался наотрез – в Варне мы должны быть всего сутки, времени мало, каждый час на счету, и нам лучше всего поскорее попасть к Карабойчеву. Как Бойчо ни упрашивал, как ни сулил вкуснейшего агнешка, то есть барашка, супа и кислого мляка и всякие другие угощенья, Абу был непреклонен. Он у нас человек твердый, наш Абу. Мы уже поняли, что если уж Абу ставит перед собой цель, то идет к ней самым прямым путем, не терпит никаких отклонений. «Иначе бы я не был капитаном, – объяснял он. – Капитан должен быть хозяином слова».

Наконец мы добрались до нужного района и вскоре очутились на тихой зеленой улочке с невысокими, в два-три этажа, домами, с тенистыми тротуарами, над которыми развесили свои кроны густые деревья. Без труда отыскали нужный дом, поднялись по прохладной лестнице на второй этаж, нажали кнопку звонка. Дверь почти сразу же открылась, и на пороге мы увидели невысокого полного человека, с розовым круглым лицом, на котором, как дорогое украшение, торчали пышные, ухоженные, слегка седеющие усы. От изумления человек раскрыл рот, и усы его оттопырились, как у таракана.

– Андрюша! – басом выдохнул он, делая шаг вперед и раскрывая для объятий руки. Но не обнял, а так и застыл с раскинутыми в сторону руками. – Нет, это не ты! Не может такого быть!

– Я! Я! – смеялся Абу, прижимая к груди друга. – Прибыл тебя поздравить!

Карабойчев чуть его отстранил:

– Значит, ты помнишь, что мне сегодня, мне сегодня…

– Пятьдесят! – закончил Абу. Он сделал движение рукой в нашу сторону: – А это мои юные друзья – Антон и Леночка, экипаж нашей яхты, и Бойчо, наш новый ДРУГ.

Карабойчев еще шире распахнул дверь:

– Заходите, дорогие друзья, будете сегодня моими самыми дорогими гостями. Я так счастлив, что вы приехали!

Он познакомил нас со своей женой, с дочкой, с разными родственниками, молодыми и пожилыми, которых оказалось великое множество. По обстановке в квартире сразу было видно: у хозяина большой праздник. В комнатах накрытые для гостей столы. На столах, полках, сервантах, тумбочках в вазах стояли огромные букеты цветов, все были нарядно одеты, все сияли улыбками, особенно хозяин.

Я не очень-то мог понять, почему они так радуются, когда человеку исполнилось пятьдесят. Полвека – это же очень много! Но Тодор Карабойчев не был похож на пожилого человека. Хотя его черная шевелюра, его пышные усы отдавали заметной проседью, хотя из-под его пиджака выпирал довольно солидный животик, наш новый друг оказался человеком веселым, заводным, вертелся по квартире как волчок, бросал распоряжения, на ходу обменивался фразами с Абу: «А помнишь тогда?..», «А встречал ли ты?..», помогал расставлять на столе тарелки и блюда.

Дверь в квартиру почти не закрывалась. Приходили все новые гости – нарядные, сияющие улыбками, обнимались с Карабойчевым, вручали ему цветы, свертки, перевязанные яркими шелковыми ленточками, говорили по-болгарски всякие торжественные слова, которые мы почти не понимали. Когда собрались все – человек пятьдесят, не меньше, – хозяин позвал гостей к столу. Столов было три, во всех трех комнатах, потому что в одной гости поместиться не могли.

Когда наконец все уселись, в бокалы было разлито вино, кто-то из самых седых и пожилых покручивал усы. Ждали первого торжественного тоста. Вдруг раздался еще один звонок – длинный, настойчивый. Все решили, что пришел запоздавший гость. В дверях стоял юноша в кожаной куртке, в одной руке держал шлем мотоциклиста, в другой – конверт. Протянул конверт Карабойчеву. Тот взял его с улыбкой, должно быть, считал, что пришло очередное поздравление, не торопясь вскрыл, вынул листок с текстом, пробежал текст глазами и вдруг нахмурился. Некоторое время молчал, потом поднялся и сказал:

– Дорогие гости! В молодежном лагере на Золотых Песках случилась беда с югославским юношей. Меня срочно вызывают на консилиум. Может быть, придется делать операцию.

Он обвел взглядом сидящих за столом встревоженных гостей, улыбнулся и бодро провозгласил:

– Праздник не отменяется. Считайте, что я с вами. Вернувшись, надеюсь вас еще застать здесь.

Абу поднялся из-за стола вместе с хозяином.

– Мы поедем с тобой, Тодор, если не возражаешь. В Варне у нас только один день, и утром нужно отправляться в путь. А я так давно тебя не видал.

– Конечно! – обрадовался Карабойчев. – У меня вмашине хватит места для всех.

Машина мчалась на полной скорости по шоссе, которое тянулось вблизи моря. За рулем сидел Карабойчев, рядом с ним Абу, а мы с Леной – на заднем сиденье. Ехали по знаменитому на весь мир болгарскому черноморскому побережью. Мы глядели во все глаза, стараясь как можно больше увидеть и запомнить. Даже на ходу из окон старенькой машины Карабойчева увидели много неожиданного. Казалось, что попали в мир счастливых и веселых людей.

Повсюду встречались загорелые мужчины, женщины и дети с приветливыми, беззаботными лицами.

– Это отдыхающие, – пояснил Карабойчев. – Курорты у нас международные, приезжают со всех концов мира. Нравится им болгарское побережье.

Нам с Леной оно тоже понравилось. Рябило в глазах от ярких красок – желтые пески пляжей, синие, красные, оранжевые зонты от солнца на пляжах, пестрые купальники отдыхающих, белые стены огромных, уходящих в небо корпусов санаториев и гостиниц в зеленых волнах садов и парков, синие горы где-то в глубине страны и ярко-голубое море, торжественное, праздничное, зовущее к себе.

– Ох, как хочется искупаться! – вздыхала временами Лена.

Я пытался увещевать ее:

– Какое купание, когда человек в беде!

Она покорно кивала:

– Я ведь просто так…

Всю дорогу Карабойчев и Абу разговаривали о чем-то своем, часто смеялись. Карабойчев вел машину быстро, временами довольно смело обгонял попутные машины, два раза на перекрестках проехал даже на красный свет и не остановился, когда нам вдогонку милиционер пронзительно засвистел.

Наконец мы остановились возле красного двухэтажного здания больницы. Карабойчев так резко затормозил перед подъездом, что я чуть не ударился грудью о переднее сиденье. У дверей его ждала женщина в белом халате. Я увидел, как вдруг изменилось лицо хирурга. Теперь оно стало суровым.

– Ждите здесь! – приказал он нам. – Об обстановке сообщу.

И тут же скрылся за дверями. Мы вышли из машины, сели на скамейку в тенистом саду. По дорожкам бродили люди в одинаковых зеленых больничных халатах. Лица у них были совсем не такими, как у тех, кого мы видели на пляжах и приморских скверах, – бледные, худые, вовсе не беззаботные. Не очень-то весело попасть в больницу даже в таком прекрасном месте.

Меж стволами деревьев больничного сада проступала сияющая синь недалекого моря, в ветвях звенели воробьи, из окон соседнего дома доносилась музыка – кто-то заводил радиолу, было нежарко. Мы молча сидели на скамейке и думали о югославском юноше.

– Хочу верить, что все с ним будет в порядке, – сказал Абу, задумчиво набивая табаком свою старую трубку. – Тодор Карабойчев – отличный хирург, он может делать чудеса.

– А что же все-таки с югославом случилось? – в который раз спросила Лена и, снова не получив от нас ответ, вдруг предложила: – Может быть, нам пойти узнать? А?

Я разозлился: то ей купаться хочется, то не терпится узнать о том, что ей не считают нужным говорить.

– Помолчи! – обрезал я, и она, надув губы, затихла.

Через полчаса из больницы вышел торопливой походкой Карабойчев, повертел головой, отыскивая нас в саду. Обнаружив на скамейке, приветственно махнул рукой. Мы поспешили ему навстречу.

– Ну что? – спросил Абу.

Карабойчев улыбнулся одними глазами:

– Парня спасем! Хотя потрепало его крепко. Приехал из Югославии на мотоцикле. Живет в Дубровнике. Студент исторического факультета. Изучает довольно интересную проблему – древние связи между Дубровником и Варной. Оказывается, еще в восьмом веке из Дубровника в Варну заходили торговые корабли…

– А что же все-таки с ним случилось? – тихо спросила Лена.

– Обычное дело, – вздохнул Карабойчев. – На полном ходу врезался на мотоцикле в дерево. Несколько переломов и кровоизлияние в желудок. Сейчас готовят к операции.

– Оперировать будешь ты? – спросил Абу.

– Нет! Приехал профессор Стоянов. А я ассистентом. Операция не простая. – Карабойчев взглянул на часы: – У меня в распоряжении пятнадцать свободных минут. Давайте-ка заглянем в ближайшее кафе, перекусим немножко. Что-то есть хочется.

– Ой, как хорошо! – обрадовалась Ленка, но, взглянув на меня, тут же затихла.

Недалеко от больницы в конце тенистой липовой аллеи пряталось небольшое кафе, построенное под крестьянскую избу, – стены бревенчатые, крыша дощатая, столы и скамейки тяжелые, из грубых брусков, на стенах полки, и на них красные глиняные кувшины и чаши.

Мы заняли один из свободных столиков. Карабойчев попросил официанта принести «что-нибудь быстрое», и нам принесли блюдо, похожее на наш шашлык, только очень перченное, целый кувшин холодного, со льда, виноградного сока и вкусные, хрустящие корочками белые лепешки.

– Вот наконец я и встречаю свое пятидесятилетие! – усмехнулся Карабойчев. – У нас, у хирургов, всегда не так, как у людей. Хсчу надеяться, сегодня все пройдет удачно. Такой славный парнишка! В сознании. Мужественно терпит страшную боль. Переживает, что катастрофа сорвала его планы. Ехал в Варну, торопился к отходу югославского теплохода. Через два дня в Дубровнике открывается международная историческая конференция, посвященная древним связям народов, населяющих южные европейские моря. Благоевич должен был выступать на ней. И вот все сорвалось. Попросил меня отослать рукопись в Дубровник на конференцию – пусть друзья хотя бы почитают. Почтой отправлять боится. Вдруг пропадет. Ведь единственный экземпляр. Просил позвонить в Варну в порт: не идет ли в Дубровник попутное судно. Мы звонили – нет таких судов и не ожидается. Что делать с этой рукописью – не знаю. Студент говорит, что от этого доклада зависит его диплом и научное будущее. – Карабойчев вдруг решительно схватил вилку: – Заговорил я вас, а вы голодные!

Некоторое время мы молча жевали шашлык, запивали холодным виноградным соком.

– Вкусный сок, – похвалила повеселевшая Лена.

Карабойчев вздохнул:

– А у меня дома гости, должно быть, разгулялись сейчас вовсю. Тост за тостом…

– Знаю, за что они сейчас подымают тосты, – сказал Абу. – За то, чтобы ты спас югославского парня.

Поели мы быстро и вышли на улицу. Подходя к больнице, Карабойчев вдруг спросил Абу:

– Послушай, как мне помнится, у тебя кровь третьей группы с отрицательным резусом?

– Да! – удивился Абу. – А что?

– Да так… – неопределенно ответил болгарин. – Очень редкая у тебя группа крови.

Абу остановился.

– Ты что-то не договариваешь, Тодор! Почему спрашиваешь о крови? А? Говори!

Болгарин потрогал свои усы.

– Видишь ли, как раз именно такая кровь у югослава. Нам придется делать переливание, а нужной крови в больнице не оказалось. И донора подходящего нет. Послали в Варну. Но вдруг доставку задержат… – Он взглянул на часы: – А операцию нужно делать немедленно. Сейчас уже там все готово.