Текст книги "От съезда к съезду, или Братья по-хорошему (СИ)"

Автор книги: Леонид Свердлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Леонид Свердлов
ОТ СЪЕЗДА К СЪЕЗДУ,
или
БРАТЬЯ ПО-ХОРОШЕМУ

I

Начати же ся той песни по былинам сего времени, а не по замышлению Бояню

(Слово о полку Игореве)

Летним вечером 1077 года к воротам Чернигова подъехали двое князей: смоленский князь Владимир Мономах и волынский Олег. Встретились они случайно и последнюю часть пути проскакали не торопясь, благо поговорить им было о чем. Совсем недавно они вместе воевали с чехами – хорошая тема для беседы, да и новостями из своих княжеств поделиться хотелось. И не только из своих. Событий на Руси было немало, вот, например, и Чернигов, куда ехали двоюродные братья, тоже совсем недавно порадовал летописцев интересным событием.

– Представь себе, – рассказывал Владимир, – стоило моему отцу уехать из Чернигова, как, откуда ни возьмись, появляется Борис Вячеславович и, как ни в чем не бывало, объявляет себя черниговским князем. А как узнал, что настоящий князь возвращается – только его и видели. Исчез. Сбежал куда-то. Такие дела.

– Борис Вячеславович? Да откуда ж он взялся? Его отец лет двадцать как помер, так с тех пор ни о нем, ни о его детях ничего не слышно было.

– Говорят, его мать тогда к себе в Саксонию увезла. А когда он вырос, решил вернуться на Русь и вернуть отцово имущество.

– Ну, здрасте! Это с каких пор Чернигов стал его отцовым имуществом? Дядя Вячеслав отродясь не был черниговским князем – он смоленским князем был, а Чернигов моему отцу принадлежал.

Смоленский князь Владимир бросил на Олега короткий недовольный взгляд и сухо ответил:

– Так у нас и не разберешь, где чье. Ротация кадров. Сегодня у тебя одно княжество, завтра другое, а послезавтра вообще можешь без княжества оказаться. Это уж как повезет и как великому князю захочется.

– Это точно, – согласился Олег, неожиданно мрачнея. – Как дядя Вячеслав умер, так сразу всё его братьям досталось. И с дядей Игорем та же история. А об их детях никто даже думать не захотел.

Для Олега это была болезненная тема. Его собственный отец, побыв немного великим князем, умер несколько месяцев назад. Ничего хорошего это Олегу не предвещало.

Чтобы сменить неприятную тему, он огляделся, глубоко вдохнул воздух Черниговщины и мечтательно произнес:

– Словно домой возвращаюсь. Я же тут каждый кустик знаю. Все детство здесь прошло. У отца. Тоскую по Чернигову страшно. Волынь – не то все-таки. Там тоже неплохо, но всё чужое. Не моя это земля. А Чернигов – родной.

Отец Владимира черниговский князь Всеволод Ярославич принял гостей радушно, и сыну, и племяннику долго жал руки, обнимал, целовал троекратно, а потом позвал к столу и только после первой чарки заговорил о деле.

– Так что, Олег, как тебе в Чернигове-то? Сердце не ёкает? Родина ведь твоя здесь.

– А что, дядя, предложения есть? – недоверчиво спросил Олег.

– И не только предложение. Распоряжение великого князя. Ну, вы знаете, мой брат и ваш дядя великий князь Изяслав Ярославич вернулся из своего, хм… заграничного путешествия, снова сел в Киеве и распорядился произвести некоторые перестановки. С ним вернулись оба его сына: Святополк и Ярополк. Надо им дать какие-нибудь княжества, правильно? Ну, мы подумали и решили Святополку как старшему отдать Новгород, а Ярополку – Волынь.

Олег закашлялся, поперхнувшись медом.

– Дядя! А ничего, что Новгород и Волынь уже мне с братом принадлежат?!

– Что значит принадлежат? – нахмурился Всеволод. – Русь вся принадлежит великому князю, а дети его вас старше. Что поделаешь, если на Руси князей больше чем княжеств! Короче, это не обсуждается. А для тебя это и к лучшему. Тебе Волынь никогда не нравилась, ты в Чернигов хотел. Вот и поживешь здесь, в Чернигове. Я рад дорогому гостю. А как освободится достойное тебя княжество, естественно, ты его сразу получишь.

– Спасибо, – мрачно ответил Олег, вставая из-за стола. – За хлеб и соль спасибо. Засиделся я тут что-то. Поздно уже, а мне ехать надо. Поищу, куда бы приткнуться.

– Куда же ты ночью-то! – воскликнул Всеволод, тоже вставая вслед за Олегом. – И ворота уже закрыты.

Два стражника, как бы подтверждая эти слова, встали на пути у бывшего волынского князя, загораживая ему выход.

– Поспи, Олег, – уже совсем ласково сказал Всеволод. – Утро вечера мудренее. Не заводись. Всё к лучшему.

Олег затравлено посмотрел на стражников, на черниговского князя, встретился взглядом с Владимиром. Только в этом взгляде он нашел понимание и даже некоторое сочувствие. Вспомнился их разговор у ворот Чернигова. Всё верно.

– Зря вы с ним так, – сказал Владимир, когда стражники с Олегом удалились. – Обидели вы его, а Олег обид не забывает.

– Вот именно! – с жаром ответил Всеволод. – Не забывает. Весь в отца. Нельзя ему власть давать. Дай ему волю – ни перед чем не остановится. Володя, стар я уже. Помру скоро. И Изяслав не вечный – он ведь еще старше. Подумай, что будет, когда мы уйдем. Не дадут тебе жизни Святославичи. Если их сейчас не остановить, они такое устроят, что Святополк Окаянный ярмарочным скоморохом покажется. Ты хочешь, чтоб с тобой поступили как с Борисом и Глебом? А я хочу, чтобы у тебя жизнь нормально сложилась, чтобы ты стал великим князем, чтобы внуки мои были великими князьями.

Владимир не стал спорить, хотя согласиться он с этими словами не мог. Он давно и хорошо знал Олега. И не только как собутыльника, но и как соратника. Не раз плечом к плечу воевали. Характер у него, конечно, вздорный, но на подлость, на убийство исподтишка он не способен.

А вот обид Олег не прощал. Не тот человек. Князья – они люди благородные: ранимые и чувствительные. Как дети малые. Только от детских обид страдают в основном родители, а от княжеских – вся земля. Чтобы восстановить справедливость эти ни перед чем не останавливаются. Умрет Олег, пройдут века, а обида будет жить в его потомках. Долго люди будут вспоминать несправедливость Ярославичей. Долго будет кровь литься. Будет чем поживиться воронам. Будет про что писать летописцам. Интересное время наступает. Не половцы с хазарами, враг пострашнее – княжеская обида пришла на землю русскую.

– Так ведь все равно, папа, не получится как ты говоришь. Ты ведь младший сын Ярослава Мудрого. Твоим детям Киев в последнюю очередь предназначен. Вначале там должны сесть дети Изяслава, потом Святослава, а только потом твои. Так что мне не скоро светит.

– Ну, за Изяславовичей можно не беспокоиться. Они тебя боятся. А Святославичи великими князьями не будут. Не допущу. И Изяслав не допустит. И тебя не спросим. Сам знаешь, как Святослав стал великим князем. Выгнал Изяслава из Киева и сам на его место сел. «Я, – говорит, – болею, жить мне немного осталось, надо мне в Киеве посидеть, чтобы моим детям было что в наследство оставить». Это, по-твоему, правильно?

– Ладно тебе, папа. Будто я не знаю, как дело было. Вы Изяслава вместе из Киева прогнали.

– А что мне оставалось делать? Он же ко мне ночью с дружиной приехал. «Пойдем, – говорит, – Изяслава из Киева гнать. А не пойдешь…» ну, ты сам понимаешь. А еще говорил, что Изяслав с Всеславом Полоцким против меня сговариваются. Я его еле уговорил, отпустить Изяслава по-хорошему за границу уехать. Я тебе этого раньше не рассказывал, но, видимо, пришло время. И какой Святослав после этого великий князь? И за что, спрашивается, его детям Киев отдавать? Этак и Всеславу Брячиславичу с его детьми Киев отдавать надо. Он же тоже пару месяцев великим князем побыл.

Владимир усмехнулся.

– Да уж. Угораздило. Я помню эту историю. Он, кажется, нечаянно великим князем стал. Ну и человек! Слушай, папа, он вообще нормальный?

Всеволод тоже весело хмыкнул.

– Ну, не совсем. Честно говоря, он, сколько его помню, с головой не дружил. Но поначалу вел себя нормально. Мы с ним даже вместе на торков ходили. А потом ему как вожжа под хвост попала. На Псков напал, на Новгород. Еле его угомонили. Я тебе это, Володя, все не просто так рассказываю. Я ведь тебя по делу пригласил. Задание есть для тебя от меня и от великого князя Изяслава. Поедешь завтра в Новгород, встретишься там со Святополком – его сыном, и вместе поедете Всеславу Брячиславичу мозги вправлять.

– Чего он опять натворил?

– Когда натворит – поздно будет. Профилактическая мера. Чтоб не вздумал сменой власти в Киеве воспользоваться и опять чего-нибудь учудить.

Владимир вернулся в Чернигов с трофеями и устроил роскошный пир.

– Полоцк мы, правда, не взяли, но предместья выжгли, – рассказывал он. – Весело погуляли. У Всеслава, думаю, не скоро теперь появится охота воевать с нами.

– Молодцы, – хвалил Всеволод. – А как там Всеслав?

– Постарел, конечно. Прыть уже не та, но держится молодцом. Всем приветы передавал, обещал хорошо себя вести.

Был на пиру и Олег. Держался в стороне, ел и пил неохотно. Чувствовал себя явно не в своей тарелке.

Вечером, когда гости начали расходиться, Владимир с Олегом отошли в сторону, где их не могли слышать посторонние и обменялись последними новостями.

– Душно мне здесь, – жаловался Олег. – Хоть и люблю я этот город, хоть и знают меня здесь все. Отца моего помнят, меня уважают. Пожил бы я тут, но не пленником или, как твой отец меня называет, гостем. И новости приходят одна другой хуже. Слышал про моего брата Глеба? После того, как его из Новгорода попросили, умер при невыясненных обстоятельствах. Твой отец с великим князем определенно хотят сжить со свету и меня, и моих братьев. Нельзя мне тут оставаться. Но из города меня не выпускают.

– И куда б ты пошел, если бы выпустили?

– Нашел бы куда. К брату, например, в Тмутаракань. Уж это княжество у него никто не отнимет.

– В Тмутаракань, говоришь? Один? Отчаянный ты человек.

Поутру Владимир с несколькими дружинниками уезжал из Чернигова к себе в Смоленск.

– Что-то у тебя никак дружинников больше стало? – заметил стражник у ворот.

– Да ты никак считать научился! – отшутился Владимир. – Мы же вечером вчера приезжали, когда уже стемнело. Вот ты и обсчитался. Ну, сам подумай, откуда у меня за ночь могли появиться новые дружинники? Думаешь, они у меня почкованием размножаются?

– И то верно! – рассмеялся стражник. – Наверное, обсчитался.

Когда Владимир отъехал от города, один из дружинников подскакал к нему и снял шапку, которая до этого у него была надвинута до самых глаз.

– Спасибо, Владимир, – сказал Олег. – Вот и разошлись наши пути. Жизнь теперь по-всякому повернуться может. Но я хотел бы, чтоб ты знал – ты мне не враг. Хотя, ты меня знаешь, своего я никому не уступлю. Ни тебе, ни твоему отцу, ни великому князю, ни кому-нибудь еще. Зла тебе не желаю, но на пути у меня не становись.

– Прощай, Олег, – ответил Владимир. – Я тебя тоже врагом видеть не хочу. Но и ты меня знаешь: слабаком я никогда не был. Диких коней своими руками сразу десятками вязал. И тебя при случае повязать сумею, если лишнего себе позволишь.

Так расстались двоюродные братья Владимир и Олег. Надолго ли?

Конечно, нет. Ведь наша история только начинается.

II

Помняшет бо речь первых времен усобице, – тогда пущашет 10 соколов на стадо лебедей; который дотечаше, та преди песнь пояше старому Ярославу, храброму Мстиславу, иже зареза Редедю пред полкы касожьскыми, красному Романови Святославличю

(Слово о полку Игореве)

И куда же это князь Олег намылился? Пожалуй, тут стоит немного отвлечься и рассказать о таинственном и зловещем крае, некогда располагавшемся на Таманском полуострове и наводившем страх не только на соседние земли.

Большая была империя у великого князя Владимира Красно Солнышко. Но и детей у Равноапостольного было много. Всех сыновей надо было как-то пристраивать, обеспечить им безбедную жизнь. В те времена профориентация была простая: сын сапожника мог стать только сапожником, а сын князя никем, кроме как князем, работать не мог. А какой князь без княжества? Вот и поделил Владимир Русь между своими сыновьями. Каждому по кусочку досталось, но о выборе княжества, конечно, речи быть не могло. При таком количестве кандидатов выбирать было не из чего.

Особенно «повезло» князю Мстиславу. Он попал по распределению в Тмутаракань.

Удивительное дело: тысяча лет прошла, нету той Тмутаракани, а никому не нужно объяснять, что значит попасть по распределению в Тмутаракань. Это уже запечатлелось в генетической памяти народа.

Назвали Тмутаракань так вовсе не потому, что там тараканов была тьма тьмущая. Просто раньше на этом месте была хазарская деревня Таматарха. Святослав, отец Владимира Красно Солнышко, разгромил хазаров, а на месте деревни основал город. Святослав был великий воин, но в геополитике он ничего не смыслил и нисколько ей не интересовался. Основал город и рад, а что туда не добраться, ему было все равно.

Не так уж далека эта самая Тмутаракань. От Киева до нее, пожалуй, не дальше, чем, скажем, до Новгорода, но туда как в Новгород запросто не съездишь. Путь лежал через дикие, неподконтрольные степи, где на каждом шагу подстерегали опасности. Так что без дружины туда сунуться не каждый отваживался.

Вот такое княжество досталось Мстиславу Владимировичу.

Население Тмутаракани было самое разнообразное. Кто там только не жил: и русские, и греки, и армяне. Со всех сторон собирались люди, которым не хотелось, чтоб их нашли на родине. Тмутаракань открывала неограниченные возможности любому авантюристу. Можно себе представить, какая там была криминогенная обстановка. А заправляли всем местные жители – касоги.

И вот, приходит как-то к Мстиславу касожский авторитет Редедя со всей своей кодлой и говорит:

– Ну, ты понял, да, это вообще наша территория. Короче, бабки будешь мне платить, и проблем у тебя не будет.

У Мстислава кровь сразу взыграла, моча в голову ударила, он как заорет:

– Да ты сам понял, на кого наехал! Да я тут в законе князь! Мой дед вас тут не для того во все дырки имел, чтобы меня всякая сука черножопая сейчас на понт брала!

Оба за ножи похватались, сцепились. Когда их братва растащила, Редедя уже не дышал. Так, не приходя в сознание, и окочурился.

Касожские на это дело посмотрели и говорят: «Поняли. Куда бабки нести?»

После этого случая Мстислав почувствовал себя круче кавказских гор и стал от Киева требовать, чтобы ему выделили еще больший участок.

Отец его, святой Владимир, уже к тому времени помер, и на Руси началась игра в слабое звено. Один за другим из игры вылетали дети Владимира: Борис, Глеб, Святослав, Святополк… Княжества освобождались одно за другим. Сильным звеном был великий князь Ярослав Мудрый, все больше и больше расширявший сферу своего влияния. Именно он и получил заявление Мстислава. Ярослав удивился такой наглости, но не отказал и дал оборзевшему брату Муромское княжество. Но Мстиславу этого показалось мало, и через год он со всей своей дружиной и с касожской братвой явился к Киеву.

– И чего же тебе еще надо, братец? – устало спросил Ярослав.

– Чернигов отдавай.

– А больше тебе ничего не отдать?

– Отдать. Киев тоже отдавай.

– А не пойти ли тебе, скажем, подышать свежим воздухом?

– Брат, ты Редедю знаешь? Слышал, как он на перо накололся? Моя работа. Хочешь, покажу.

Забили они стрелку под Лиственом на Черниговщине. Ярослав пришел со своим шведским войском, а Мстислав с дружиной, касогами и северянами. Северяне это такой славянский народ. Жили они, как ни странно, вовсе не на севере, а как раз на юге, под Черниговом. Воевать они толком не умели и были плохо вооружены Поэтому Мстислав их поставил в середину, и шведы страшно измотались, пока их перерубили. И вот когда северяне закончились, Мстислав ударил по шведам своими главными силами и победил.

Тмутараканский князь был очень доволен результатами битвы. С северянами он обещал рассчитаться после боя, так что хорошо сэкономил. Кроме того прослыл среди летописцев князем, ценящим и берегущим собственную дружину.

Этот передовой метод ведения войны и впоследствии широко использовался. Он дает огромные преимущества: снимает обязательства перед солдатами, а также позволяет организовывать большие и кровопролитные сражения, приносящие славу полководцу и непременно оставляющие след в истории.

Русь поделили по-братски. Все, что по правую сторону Днепра, досталось Ярославу, а по левую – Мстиславу.

Ярослав переживал, конечно, но он, поскольку был мудрым, понимал, что такие как Мстислав долго не живут. Он был прав. Как-то раз Мстислав вышел на охоту, разболелся и умер. Всё досталось Ярославу.

У Ярослава сыновей было меньше, чем у его отца, поэтому Русь он поделил на более крупные княжества. Тмутаракань относилась к Чернигову и была во владении князя Святослава, который отдал ее своему сыну Глебу.

Как мы уже заметили, дети умерших князей в те времена обычно теряли свои права и становились изгоями. Больше терять им было нечего, и они бежали в далекую и вольную Тмутаракань. Один из таких изгоев по имени Ростислав, добравшись со своей по пути сколоченной бандой до заветной цели, обнаружил, что там уже есть князь.

Глебу потом часто снилось, как он бежит из Тмутаракани в Чернигов жаловаться папе, что какой-то злой дядька прогнал его из собственного княжества.

Святослав возмутился, собрал дружину и поехал разбираться. Когда же он приехал на место, то не обнаружил там никаких изгоев. Отругав сына за неумный розыгрыш, Святослав уехал домой. А вечером Ростислав вернулся, и Глеб снова соколом вылетел из Тмутаракани. Оказывается, Ростислав от разведчиков заранее узнал о черниговских посетителях и спрятался на время вместе со своей бандой в укромном месте недалеко от города. Как он сам потом объяснял, не потому, что испугался, а просто пожалел родного дядю.

Второй раз Святослав в такую даль не поехал, и Тмутаракань так и осталась у Ростислава. Ну уж он там и развернулся!

Во все стороны полетели письма. Даже в Константинополе постоянно читали слезные мольбы о помощи от всех тмутараканских соседей: местный шериф, де, беспредел учиняет, всех данью обложил, жаловаться бесполезно, у него везде свои люди, из Киева не отвечают, в Чернигове говорят, что сами ничего сделать не могут. И уже в Византии почувствовали, что такой расклад просто угрожает безопасности империи. Чтобы разобраться с проблемой, в Тмутаракань направили лучшего агента спецслужб.

Он явился к Ростиславу и сказал:

– Князь, гой твою еси, ты мой герой! Весь Царьград только о тебе и говорит! Всю жизнь мечтал с тобой познакомиться! Давай выпьем нашего греческого!

А князь не дурак – отвечает ему с ухмылкой:

– Ага! За придурка держишь? А то я ваших византийских приколов не знаю! Испей-ка ты из моего кубка.

Грек даже ни капли не обиделся.

– Понимаю, – говорит, – твои сомненья. Мы люди взрослые, знаем, как сейчас лохов обувают. Но ты не лох: я как тебя увидел, сразу понял, что тебя обуть нереально, а после этих твоих слов я тебя еще больше уважать стал.

И Ростислав повёлся. Представьте себе, на такую дешевую лесть повёлся. Расслабился и потерял бдительность. А грек вина отпил, пальцем в стакане поболтал:

– У нас, – говорит, – в Константинополе последняя мода – пальцы в вино совать. Так, типа, букет лучше торкает.

А этим пальцем он с утра яд гремучей очковой гадюки с пургеном смешивал и рук не помыл. Ростиславу с того букета так вставило, что он неделю с поносом лежал, а потом и вовсе коньки отбросил. И все удивлялся: «Вместе же пили. Греку ничего, а меня насмерть скорежило. Что не так?»

Ростислав умер, но у него остались три сына: Рюрик, Володарь и Василько. Они стали изгоями, дяди держали их у себя «в гостях». Но это только укрепило их дух. Эти ребята себя еще проявят.

Когда Олег прибыл в Тмутаракань, там правил его брат Роман Красный. Дядья, в отличие от других Святославичей, его не изгнали из княжества, поскольку Тмутаракань жила по своим законам, и даже великий князь предпочитал туда со своими административными инициативами не соваться.

Свежие новости плохо доходили до отдаленного приазовского края, так что Олег мог рассказать Роману много интересного.

– Ты прав, – сказал Роман. – Чернигов нужно брать. Кстати, тут у меня живет еще один любитель подобных дел. Вы с ним наверняка найдете общий язык. Борис Вячеславович, князь из неоткуда.

Так Олег познакомился с изгоем Борисом, странное поведение которого он недавно обсуждал с Владимиром.

– Слушай, Борис, я вот так и не понял, зачем тебе понадобилось захватывать на пару дней Чернигов. Чего ты этим хотел доказать?

– Я его не просто так захватывал, – важно отвечал Борис. – Я там разведку проводил. Теперь я все черниговские укрепления знаю.

– Подумаешь! Я Чернигов и сам как свои пять пальцев знаю. У меня все детство там прошло. Пошли, захватим его. Только учти: Чернигов мой. Он моему отцу принадлежал. А тебе мы потом Смоленск захватим.

На том и сговорились.