Текст книги "Культы, религии, традиции в Китае"
Автор книги: Леонид Васильев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
Самый долгий траур, продолжавшийся три года, справлялся по умершим родителям, отцу и матери. Траур по другим старшим родственникам был несколько короче, еще короче – по умершим братьям, тем более сестрам. Соответственно варьировалась и строгость траура. Наиболее полным и строгим траур должен был быть опять-таки в случае смерти родителей (для сыновей наложниц к числу «родителей» обычно прибавлялась и первая жена отца). Не только в случае смерти, но даже во время болезни отца или матери почтительный сын, указывается в «Лицзи», не должен ни причесываться, ни есть мяса, ни пить вина, ни смеяться, ни слушать музыку. В случае же смерти кого-либо из родителей он и все другие домочадцы обязаны одеть белые грубые траурные одежды, воздерживаться от пищи, спать на рогоже, терпеть холод и все прочие жизненные неудобства, как бы подчеркивая этим свое горе. На все время траура не могло быть и речи о соблюдении календарных или семейных праздников, юбилеев и т. п. Даже важнейшие обряды – свадьбу, рождение сына, праздник в связи с получением ученой степени – следовало отмечать на скорую руку, без должной пышности и торжественности.
Траур должны были соблюдать все, независимо от их социального положения. Правильней даже сказать, что чем выше положение человека, тем с большим тщанием и ревностью он был обязан соблюдать траур, демонстрируя свое высокое воспитание, свои нравственные качества, свою принадлежность к среде благородных цзюнь-цзы. Все чиновники на время траура должны были выходить в отставку – при этом они не теряли ни права на должность, ни влияния в обществе. В случае смерти императора, «отца отечества», в стране объявлялся всеобщий траур. Правда, этот траур длился сравнительно недолго для подданных – лишь родственники покойного были обязаны соблюдать его целиком. Однако выдерживать его следовало строго, если только, как это сделал, в свое время в предсмертном завещании ханьский Вэнь-ди, специально не было предусмотрено, чтобы народ не слишком усердствовал в трауре. «Пусть траурные одежды носят только три дня, пусть не запрещают свадьбы и жертвоприношения, пиршества и потребление мяса, пусть во время траурных обрядов плачут умеренно»,– говорилось в указе Вэнь-ди [934, гл. 10, 184—185].
Практика строгого соблюдения траурных обрядов стала широко распространяться со времен Конфуция. После смерти знаменитого философа многие его ученики поселились, вместе с его родственниками, близ могилы Конфуция и долго справляли траур по учителю. Вскоре близ могилы философа возникло новое большое поселение, а с течением времени – целый город, существующий и поныне (Цюйфу). Как упоминалось, сам философ выступал всегда за очень внимательное отношение к трауру, подчеркивал, что соблюдение его – это долг вежливости и уважения к умершему. Наиболее почтительные сыновья обычно очень ревностно и пунктуально со-*блюдали траур по своим родителям – настолько ревностно, что это иногда серьезно сказывалось на их здоровье, пошатнувшемся от голода и лишений. Учитывая это, составители «Лицзи» внесли в текст этого обрядника специальную оговорку, которой предписывалось соблюдать в траурных обрядах трезвую умеренность – особенно в тех случаях, когда почтительному сыну уже за пятьдесят. Согласно этим правилам, во время траура не следовало допускать, чтобы слух или зрение были поражены вследствие голода и лишений, чтобы тело покрывалось лишаями из-за того, что человек не моется. Пусть находящийся в трауре вымоется, поест как следует и возвратится к ограничениям лишь после того, как почувствует себя лучше. Ибо, заключает «Лицзи», если в результате излишне ревностного соблюдения обрядов человек сделается вовсе не способным выполнять далее свои траурные обязанности, то это равносильно тому, чтобы быть непочтительным к умершему [888, т. XIX, 124].
Соблюдение траура в семье и клане было, как уже упоминалось, делом не только семейным, но и общественным, соответствующим принятым нормам социальной этики. Государство шло навстречу родственникам умершего, предоставляя им право временно уйти со службы и сохраняя за ними определенные льготы. Соседи также относились к носящим траур с большим уважением, всячески стараясь не потревожить их громким словом или песнью, музыкой. Считалось приличным пройти мимо человека в трауре побыстрей, не быть в общении с ним назойливым, дабы не разрушать его вызванной трауром печальной сосредоточенности [888, т. XIX, 262; 890, 180].
Могилы предков
Важным элементом культа предков была забота об их могилах. Каждый клан и каждая отпочковавшаяся от клана его боковая ветвь, закладывавшая начало новому самостоятельному клану, считали своим долгом иметь собственные могильные земли, в которых покоились бы умершие предки. Поэтому забота о кладбищенской территории в Китае всегда во много раз превосходила по своей важности и социальной значимости аналогичные явления у других народов. Обычно, если речь идет о новом клане, еще не имеющем собственных могил, все начиналось с поисков подходящей земли. Выбрать удачное место для захоронения предков, для устройства родового кладбища – дело сложное и трудное. Для этого, как правило, нужно было возвышенное место, склон горы или холма. При покупке земли и закладке кладбища обязательно советовались с геомантами. которые были призваны хорошо разбираться в магической силе того или иного участка земли,, конфигурации местности и т. п. Так, например, считалось очень удачным и благоприятным для клана предзнаменованием, если очертания могильного холма чем-то напоминали, скажем, тигра 36 36
Удачно выбранному участку для могил предков придавалось огромное значение. Считалось, что это оказывает решающее влияние как на самочувствие покойников, так и на благосостояние живых потомков. В легендах н рассказах в Китае очень распространены сюжеты, повествующие о том, как удачное захоронение отца вскоре принесло богатство и процветание той или иной семье. Неудивительно поэтому, что могильные земли семьи или клана считались священной и неприкосновенной собственностью, своеобразным символом родственных чувств, залогом крепости культа предков. Эти земли не подлежали никаким формам отчуждения. Их нельзя было ни продать, ни заложить ни при каких обстоятельствах, даже под угрозой разорения захудалых потомков некогда могущественного клана. И эти традиции соблюдались весьма тщательно. Известно, например, с какими трудностями пришлось столкнуться инженерам н проектировщикам железных дорог или горных предприятий, когда они с конца XIX в. начинали затрагивать для промышленных целей громадные территории, покрытые священными могилами предков. Даже археологические раскопки 30-х годов неоднократно приостанавливались вследствие жалоб на то, что археологи беспокоят прах предков и затрагивают могильные земли.
[Закрыть] .
Могильные земли всегда были хорошо ухожены и заботливо распланированы. Богатые гробницы иногда представляли собой большие холмы, внутри которых находились настоящие подземные дворцы-склепы. Другие могильники выглядели скромнее. Однако любая могильная территория всегда была аккуратно обсажена деревьями и кустарниками, возле каждого захоронения были установлены каменные обелиски с надписями. Существовали и специальные правила захоронений. Могила жены должна была располагаться рядом с могилой мужа. Иногда женщин хоронили в особой части семейного кладбища. В некоторых случаях детей даже хоронили вне семейного могильника, на общественном кладбище [490, 154], что может быть воспринято как отражение тех древних традиций захоронения малых детей вне общих могил, о которых упоминалось в первой главе.
Считалось, что в могиле на семейном кладбище покоится тело умершего, а также та его душа, которая после смерти человека должна была идти вместе с ним под землю. Эта душа покойника требовала внимания и жертвоприношений. Примерно два-три раза в год, в определенные и строго установленные дни поминовения усопших совершались семейные визиты к могилам предков. Накануне этого важного события вся семья постилась и готовилась к визиту. В день поминовения все, включая малых детей, облачались в белые одежды и шли на свои кладбища. Здесь прежде всего приводились в порядок могилы (особенно весной, в главный праздник поминовения). Чистились ограды, укреплялись каменные плн–ты, заново обсаживались зеленью могилки. Затем тут же, на каменных плитах, располагались праздничные яства, готовилось угощение. После того как все было готово, глава семьи обращался к душам всех родных покойников и предков, приглашая их не погнушаться, принять эту скромную жертву и разделить вместе с пришедшими к ним потомками праздничную трапезу. Одновременно он просил дорогих предков и в дальнейшем не оставлять семью своими заботами, помогать и наставлять. После воззвания к предкам и положенного числа поклонов все собравшиеся приступали к трапезе. Вечером вся семья возвращалась домой [87, 65—67; 421, 225].
Обряды и жертвоприношения на могилах предков составляли очень важную часть культа умерших. Душу покойников •следовало регулярно ублаготворять, приносить ей все самое лучшее. Однако при всем том эта душа все-таки считалась второстепенной. Она мирно и тихо пребывала себе в могиле вместе с телом и – при условии хорошего к ней отношения – в сущности никак не проявляла себя. О ней вспоминали лишь в дни поминовения усопших. Во много раз более важную роль играла другая душа покойного предка – та, которая улетала да небо и от милостей которой так много зависело в жизни живых потомков. Как полагали китайцы со времен Инь, именно эта душа имела наибольшую чудодейственную силу. Для контакта с этой душой, для ее ублаготворения с древности устраивались наиболее обильные, в том числе также и кровавые жертвоприношения.
Именно эта, «духовная» душа предка могла, по представлениям древних китайцев, воплощаться в момент жертвоприношения во внука покойного, который от имени деда и совершал все необходимые обряды, отведывал жертвенные яства и т. п. Позже этот обряд был оставлен, а местом пребывания «духовной» души покойного в момент обряда стала считаться специальная табличка с его именем, всегда хранившаяся на алтаре в храме предков. Это храмовое имя 37 37
особую роль в этом соцветии имен играло храмовое имя, т. е. то прозвание, которое умерший получал после смерти и которым он именовался во время ритуалов в храме предков. Это храмовое имя играло в истории Китая большую роль. Подавляющее большинство китайских правителей древности и императоров средневековья известны нам именно под их храмовыми именами.
[Закрыть] рыбирал для умершего обычно его старший сын, хранитель родового культа. Делалось это на ритуальном торжестве в храме предков, посвященном введению в храм еще одной таблички с именем умершего. Храмовое имя надписывалось на табличке, которая с этого момента и становилась местом воплощения «духовной» души покойного предка. Табличка с большими церемониями водворялась на положенное ей место на алтаре в храме предков, мяо.
Храмы предков
Алтари и храмы были обязательной принадлежностью каждой семьи. Даже самая бедная семья, не имевшая еще своего храма и бывшая, как правило, боковым ответвлением главной линии какого-либо родового культа, имела алтарь лредков, располагавшийся на самом видном и почетном месте (в «красном углу») главной комнаты в доме. Другие же семьи, и особенно семьи, олицетворявшие главную линию родового культа, обязательно имели специально выстроенные храмы предков, семейные и родовые (клановые).
Система таких храмов зависела от структуры семьи и клана. У группы родственных семей, чьи главы вели свое происхождение от общего прапрадеда, обычно существовал общий родовой храм. Этот храм соответствовал главной линии родового культа, хранителем которой выступал старший из этой группы родственников. Все остальные, боковые ветви, сразу же после своего отделения создавали собственные храмы, семейные. Таким образом, в каждый данный момент такая группа (клан) имела один общий главный родовой храм, генеалогическая линия предков в котором могла уходить далеко в прошлое и насчитывать десятки поколений, и серию семейных храмов. С течением времени родственные связи – особенно между представителями уже отдалившихся друг от друга боковых ветвей – ослабевали. Одни ветви хирели и гибли. Другие, напротив, богатели и, в свою очередь, превращались в могучие стволы, давая начало новым родовым культам.
При такой системе число семейных культов и семейных храмов предков значительно превышало число клановых культов и родовых храмов. Но роль семейных культов всегда была более ограниченной, чем клановых. Семейные ритуалы были менее торжественными, жертвоприношения менее обильными, общественные функции менее значимыми.
В рамках семьи все главные ее события: рождение сына„ брак, болезнь, смерть, получение ученой степени или должности и т. п.– обычно сообщались главе семейного культа, чаще всего умершему прадеду, основателю боковой линии.. С ним советовались, ему в дни семейных и всеобщих праздников приносили положенные жертвы. В праздничные дни на семейном алтаре в храме или в доме таблички с именами умерших украшались разноцветными лентами, перед ними ставились свечи и курения, самая лучшая утварь для жертвоприношений. Семейные предки играли огромную роль в. жизни семьи. Без их согласия нельзя было решаться ни на одно серьезное дело. Однако нередко семья, даже разросшаяся, состоявшая из нескольких десятков человек, долгое время ощущала себя неотъемлемой частью более крупного кланового коллектива, возглавлявшегося носителем главной ветви родового культа.
Родовой храм, символ кланового единства, обычно строился неподалеку от дома главы клана. Сооружение такого храма было чрезвычайно важным делом. Возводился храм на специальной храмовой земле, принадлежавшей формально всему клану. Нередко и строился он на общие средства: каждая семья, в зависимости от достатка, вносила свою лепту. Эти храмы представляли собой внушительные и солидные сооружения, обнесенные прочной оградой и вмещающие подчас до 600—700 человек. Огражденный массивным кирпичным забором, снабженный внутренним и внешним двориками, состоящий из нескольких храмовых и многочисленных подсобных (кладовая для хранения жертвенной пищи, амбары и каморки для хранения ритуальной утвари и одежды, кухня и т. п.) помещений, такой родовой храм уже одним своим видом внушал трепет и почтение. Центральное здание богатого родового храма имело несколько алтарей и террас. На главном, среднем, алтаре в центре размещались таблички основателя рода и его ближайших потомков. Эти таблички были окрашены в красный цвет и снабжены золочеными надписями с именами предков. Далее, по поколениям и старшинству располагались таблички остальных предков рода [87, 67].
Внутри храма находились столы для жертвоприношений и ритуальных пиршеств, курильницы, свечи, благопожелатель-ные надписи и т. п. В специальных шкафах храма размещались важнейшие архивные документы, включающие генеалогические таблицы, заповеди добродетельных "предков, драгоценные реликвии, описания деяний и краткие биографии наиболее выдающихся предков. При родовом храме существовали специальные храмовые земли, доходы с которых шли на нуж-лы культа, т. е. в первую очередь на содержание храма, жертвоприношения, пиршества. Иногда за счет части этих доходов клан создавал страховой фонд, использовавшийся для помощи нуждающимся членам клана и т. п.
Обряды и собрания в храме предков
Храмы предков в Китае никогда не были грозными святилищами, куда люди приходили бы лишь изредка, в дни •особых торжеств. Нет, это были храмы совсем особого рода, которые правильней было бы сравнить с домашними алтарями, с иконами в православных жилищах. Таблицы и изображения с благопожеланиями, воскурения и «беседы» с предками– все это существовало и активно функционировало всегда, ежедневно. Каждое утро глава семьи шел в свой храм (мяо), где он возжигал курения и совершал поклон предкам. В каждый праздник, семейный или всеобщий, и, кроме того, 1-го и 15-го числа каждого месяца (таких дней в году набиралось немало) в храме торжественно собиралась вся семья, -совершались обряды жертвоприношений и «отчетов» предкам о семейных делах.
Для отправления наиболее важных ритуалов все члены клана время от времени собирались в своем родовом храме. Вот как описывают эти обряды источники позднего средневековья, в первую очередь «Чжуцзы цзяли». Одетые в праздничные одежды все мужчины клана собираются возле дома носителя главного культа, после чего в строгом порядке в соответствии с их положением в системе родового культа входят в храм. Церемонию обычно возглавляют несколько наиболее почтенных и богатых членов клана – главы боковых ветвей культа, образованные чиновники-шэньшы и т. п. Эти люди становятся возле центрального алтаря главного зала храма, остальные располагаются сзади и рядом.
Празднично убранные столы покрыты свечами, курениями, ритуальной утварью, вином, обильными яствами. Все это приготовлено для жертвоприношения предкам и пиршества потомков. Возжигаются курения и свечи, после чего старший в роде обращается к предкам с длинной речью, в которой информирует их о важнейших событиях в многочисленном клане потомков, о рождении новых представителей мужского пола, о свадьбах, успехах в учении, продвижении по службе и т. п. После этого предкам зачитывается длинный список всех семей клана с указанием числа сыновей в каждой из них. После этой обстоятельной речи все зачитанные сведения, зафиксированные на бумаге, торжественно сжигаются. Считается, что документ попадает таким образом в мир духов, где предки могут еще раз ознакомиться с ним, иметь его при себе. По окончании речей приступают к обряду жертвоприношения. Предков угощают вином и кушаньями. После этого» все члены клана, включая и маленьких мальчиков, преисполненных торжественностью происходящего и подавленных величественной обстановкой, опускаются на колени и кланяются земным поклоном табличкам с именами предков. Затем все члены клана занимают свои места за столом и начинается пиршество (44, 87—98; 463, 21 и сл.].
Обряды и церемонии в храмах предков нередко использовались в Китае, особенно в сравнительно поздние эпохи,, когда развитие товарного хозяйства, городской жизни и имущественной дифференциации было уже очень заметным, также и как предлог для важных деловых встреч всех членов разросшейся и разбросанной по разным местам большой семьи или целого клана 38 38
В книге Ж. Симона приводится рассказ о клане Ян, родоначальник, которого в эпоху Сун (X—XIII вв.) поселился в долине близ Фучжоу и число членов которого в XIX в. достигло 10 тысяч. Вся 7—8-вековая история клана строго документирована, что позволяет получить полное представление о том, как организована и каким образом функционировала социальная и семейная связь членов клана и тех ветвей, на которые он распался. В документах подробно говорится, между > прочим, и о функциях, кланового храма, и о родовых собраниях членов большой семьи, живущих уже не только в поселке отца, но и в соседних городах [129, 249 и сл.].
[Закрыть] .
На все важные родовые собрания, созывавшиеся обычно раз в год, старались прибыть все мужчины – члены клана. Каждая такая встреча обязательно начиналась с уже описанного обряда жертвоприношения предкам, после чего следовала «деловая» часть. На общих собраниях членов большого клана обычно решались все гражданские, имущественные и даже уголовные дела, касающиеся того или иного представителя клана. Неотъемлемое право клана самому решать все такие дела не только санкционировалось, но и поощрялось властями. Все судебные дела сравнительно небольшого значения чуть ли не официально передоверялись суду родственников. При этом решения кланового собрания были не только обязательны и авторитетны, но и, как правило, беспрекословно выполнялись виновными членами клана. Клан мог заставить своего члена отдать чужую вещь или уплатить ее стоимость, он имел право вступиться за несправедливо обиженного и отстоять его честь, потребовать от другого клана наказания принадлежащего к нему обидчика. Наконец, клановое собрание выступало как суд первой инстанции и в случае некоторых более серьезных преступлений и правонарушений. В том случае, когда характер преступления требовал последующей выдачи преступника властям и таким образом публичного позора, «потери лица» клана, собрание обычно ставило перед преступником альтернативу: выдача
или самоубийство. Нередко провинившийся выбирал последнее 39 39
Позднесредневековое китайское законодательство не препятствовало улаживанию на местном и клановом уровне даже таких серьезных преступлений, как убийство, изнасилование, грабеж. За все эти преступления безоговорочно полагалась смертная казнь – но лишь в том случае, если дело без предварительных переговоров заинтересованных сторон прямо передано в суд. Практически же обычно родственники пострадавшей стороны и родня провинившегося договаривались между собой. За крупную сумму денег родня могла откупиться вовсе или по крайней мере сильно смягчить квалификацию преступления и наказания. Кроме того, можно было за деньги заранее нанять «заместителя» преступника, который потом и нес за него всю кару, включая и смертную казнь {87, 120; 129, 223].
[Закрыть] . Выдача властям, так же как и апелляция к ним по поводу несправедливого решения кланового суда, были практически настолько редки, что это в целом лишь подтверждало высокий авторитет семейных традиций и решений клановых собраний 40 40
Небезынтересна процедура таких клановых собраний. В родовом храме все садятся по рангу и старшинству. Сначала, после жертвоприношения предкам, ведется предварительный разговор, вслух читаются отрывки из конфуцианских сочинений и т. п. Затем старший ставит перед собравшимися вопрос, нет ли у кого чего-либо на душе, не считает ли он нужным посоветоваться с родней. После того как назревший вопрос поставлен на обсуждение, каждый из собравшихся по очереди обязательно высказывал свое мнение, вносил предложения. После тщательного и подробного изучения всех обстоятельств дела собрание большинством голосов принимало решение. Затем переходили к другому вопросу. Считалось, что каждый из собравшихся свободно и охотно выскажет все, что у него на душе, что его тревожит и беспокоит, что никто не останется безучастным г!ри обсуждении вопроса, который касается всех. Судя по некоторым данным, такого рода процедура обсуждений с обязательным участием в них каждого члена собравшегося коллектива, возникнув вначале в некоторых кланах, со временем стала практиковаться везде [44, 164—166, 621, т. IV, 212—219].
[Закрыть] .
Общее собрание членов клана решало и многие имущественные споры, проблему налогов. Нередко это выражалось в сборе средств, или выделении части их из страхового фонда, для оказания материальной поддержки обедневшим сородичам. Важно подчеркнуть, что это ни в коей мере не было благодеянием или милостыней: все деловые отношения строились на строгой взаимной основе. Получивший ссуду был обязан ее отработать – например, на земле храма или в хозяйстве более богатого сородича, одолжившего свои деньги. Но даже при этом условии подобная материальная поддержка клана всегда имела огромный положительный эффект и способствовала упрочению клановых уз. Эта традиционная взаимопомощь позволяла любому бедняку ощущать свою принадлежность к клану и создавала в конечном счете иллюзию, что все люди – братья. Как уже упоминалось, эта иллюзия была всегда в Китае весьма крепкой [568, 153—155], и это позволяло многим старшим членам клана, особенно носителям главной ветви культа, подвергать такого рода скрытой эксплуатации своих многочисленных более бедных сородичей. Впрочем, клановая система до известной степени ограничивала и свободу действий зажиточной руководящей верхушки клана. Она ставила интересы клана в целом выше интересов любого из его членов в отдельности, что накладывало на богатых членов клана немалые обязательства. В частности, это находило свое выражение в том, что богатые не могли отстраниться от своей многочисленной родни и тратить свои деньги в «эгоистической экстравагантности» [698, 74].
Клановые традиции, клановая солидарность, клановая взаимопомощь– все это логическое следствие гипертрофированного в конфуцианском Китае культа предков. Этот культ и связанные с ним нормы, институты и традиции с течением веков оттеснили на второй план все прочие древние верования, культы и традиции и превратились в основу основ китайского общества. Уместно напомнить, что основанные на конфуцианских принципах гуманности, сяо, долга и т. п. нормы получившего распространение в Китае культа предков всегда были достаточно рационалистичны. Ритуалы и жертвы в честь предков обычно рассматривались не как откуп от всемогущих сверхъестественных сил, а скорее как дань уважения, признательности и почтительности к этим силам. Такой рационализм мог бы оказаться чрезмерно сухим и скучным, мало воздействующим на человеческую натуру, если бы конфуцианцы не уделили столь тщательного внимания самому ритуалу, если бы они не сопроводили отправление всех своих культов большой обрядовой пышностью, праздничной торжественностью, красочным звуковым оформлением.
Музыка и танец в ритуалах
Торжественность и праздничность ритуальных отправлений была характерна для древнекитайских культов еще задолго до Конфуция. В ту пору внешняя форма ритуалов вполне соответствовала их внутреннему содержанию, полному мистики и веры в сверхъестественное. Конфуцианство очень сильно реформировало внутреннее содержание важнейших ритуалов, придав им рационалистический смысл и логическую целесообразность. Однако мудрость и хорошее знание человеческой натуры подсказали Конфуцию и его последователям не только оставить, но и еще усилить красочность и эмоциональность внешней формы древних ритуалов с тем, чтобы весь этот искусственный антураж способствовал более глубокому внутреннему восприятию основных догматов. Не прославляя ни веры в непознаваемое, ни мистических ощущений, конфуцианцы в своей практической деятельности умело использовали и то, и другое. Это привело к тому, что отодвинутые на второй план и превратившиеся в своеобразные подспудные силы мистическое и эмоциональное начала в человеке сыграли свою роль в успехах конфуцианства в Китае.
Каждый конфуцианский ритуал и обряд, будь то жертвоприношение предкам или Небу, брак, рождение, похороны, всегда был отмечен высоким эмоциональным накалом, приподнятой торжественностью. Этот накал не был вызван ни соответствующими проповедями, ни молитвами, ни вообще апелляцией к каким-то смутным и неясным чувствам и переживаниям в душе человека. Как правило, он создавался самой обстановкой, сопутствовавшей тому или иному ритуалу. Соответствующее убранство дома или храма, специально применявшаяся самая изысканная и богатая утварь и посуда, праздничные одежды, соответственная внутренняя подготовка самого человека (пост, воздержание, омовения и т. п.) – все это в своей совокупности создавало соответствующее ритуалу настроение. Важностью и значением предстоящего события преисполнялись все его участники, начинавшие готовиться к нему иногда задолго до его свершения. Торжественность и пышность всех конфуцианских ритуалов старательно подчеркивалась также до мелочей разработанным церемониалом, которому придавал столь большое значение еще сам Конфуций и который был впоследствии освящен авторитетом конфуцианских канонов, прежде всего «Лицзи».
Огромную роль во всех ритуалах и обрядах конфуцианства играла музыка. Как отмечают некоторые специалисты, музыка в представлении ряда народов, в том числе и китайского, представляла собой магическую силу, воздействовавшую как на человека, так и на природу (752, 68]. Музыка, музыканты с их инструментами, исполнение музыкальных мелодий и ритмов были неотъемлемой частью всех ритуальных торжеств и в иньском, и в раннечжоуском Китае. Как сообщают источники, слепцы-музыканты еще в начале Чжоу обычно принимали участие во всех торжествах и были желанными гостями во дворце или в храме в дни праздников и обрядов [1040, IV, 2, V, № 280; 890, 349]. В случае особо важных церемоний, например государственных ритуалов в честь Неба, Земли или императорских предков, созывались целые группы музыкантов, игравших соответствующие случаю мелодии. Для исполнения обрядовых танцев приглашались также специальные танцоры. Количество музыкантов и танцоров, так же как и их репертуар, было, как и все связанное с ритуалами, строго фиксированы в соответствии с рангом организатора и значением обряда 41 41
Когда в царстве Лу один из трех разделивших между собой власть сановников, Цзи, осмелился было использовать во время ритуального танца восемь пар танцоров (а не четыре, как ему полагалось по рангу), Конфуций резко осудил это нарушение приличий и порядка [890, 41].
[Закрыть] .
Высокое значение музыкального и танцевального сопровождения обрядов и ритуалов было сохранено и даже еще усилено Конфуцием и конфуцианцами, которые ставили очень высоко роль музыки и ее облагораживающее влияние. Конфуций, как свидетельствуют источники, не только ценил, но и любил музыку, видя в ней средство достижения успокоенности, чувства радости и гармонии. Услышав как-то в царстве Ци прекрасные мелодии музыки Шао, философ был настолько восхищен, что около трех месяцев находился под впечатлением этих замечательных звуков и «не находил вкуса» даже в мясе [890, 141].
Как считают специалисты, эстетическая теория музыки была очень тесно связана со всей этической системой Конфуция [510, 22]. Основы этой теории исходили все из того же характерного для древних китайцев представления о пяти первоэлементах и их роли в создании гармонии между человеком и природой. Пентатонный ряд китайской музыки соответствовал этим пяти первоэлементам, что и рождало гармонию, способствовало созданию настроения, служило для выражения определенных мыслей и чувств [501, 52—59; 808, 39] 42 42
мПодробней о китайской музыке см.: 173; 1047. Следует заметить, что китайская музыка с ее пентатонным рядом и очень своеобразным ритмом, иногда фактически вытесняющим мелодию, сильно отлична от европейской и на впервые слушающего ее производит весьма непривычное впечатление. Однако все в конечном счете зависит от привычки и принятых условностей. Специалисты не раз отмечали, что и неподготовленный слушатель-китаец точно с таким же чувством недоумения, раздражения и плохо скрываемой насмешки относится, например, к условности оперных арий европейских певцов. В целом же музыка в Китае с глубокой древности всегда играла роль, примерно аналогичную той, что она играла в духовной и светской жизни других народов.
[Закрыть] . Музыка в ритуальной церемонии всегда была строго определенной, соответствовавшей именно данному случаю и предназначавшейся именно для него.
Как и везде в мире, музыка в Китае делилась на жанры, причем еще Конфуций очень почитал музыку «серьезную», т. е. благонравную и возвышенную, рождающую высокие и благородные чувства, и презирал «легкую», называя ее легкомысленной и развратной. Вследствие этих своих строгих симпатий и антипатий философ потратил немало усилий для того, чтобы должным образом «отрегулировать» музыку. Практически это нашло выражение в том, чтобы по возможности вытравить, вывести из употребления все «легкомысленные» мелодии и ритмы, наполнить все употребляемые при ритуалах музыкальные произведения соответствующим случаю содержанием, а также установить, когда, кому и на каких инструментах играть [890, 70, 73; 890, 164, 379].
Наряду с музыкой во время всех важнейших ритуальных празднеств обязательно исполнялись песни и танцы, иногда даже целые обрядовые действа, представления. Таким представлением был, в частности, наиболее известный в древности танец у, посвященный легендарному У-вану, победившему Инь. Этот танец исполнялся в императорском храме и представлял собой пантомиму, изображавшую ход этой великой битвы. Многие другие танцевальные обряды, как и танец у, посвящались пояснению смысла или происхождения того или иного ритуала и своими корнями восходили к древним шаманским магическим пляскам.
Разумеется, все эти танцы в конфуцианских ритуалах уже очень сильно отличались от их ранних прототипов. Они не сопровождались ни исступленными выкриками, ни магическими заклинаниями. В соответствии со строго разработанным ритуалом они служили для того, чтобы, как и музыка, подчеркнуть величие и торжественность обряда. Время от времени в зависимости от потребности могли создаваться и новые танцы. Так например, когда умер отличавшийся добродетелями ханьский Вэнь-ди, восшедший на престол сын покойного приказал построить в областных центрах'империи специальные храмы в честь Вэнь-ди и, не удовлетворяясь обычными музыкальными произведениями, сочинить новый танеч-пантомиму, восхваляющий добродетели покойного императора [934, гл. 10, 185].
Музыка, танец, пантомима и церемониал всегда играли огромную роль в ритуальных обрядах и культах в Китае, причем эта роль была тем большей, чем на более высоком уровне совершались ритуалы. Свое наивысшее воплощение все конфуцианские обряды и сопровождавшие их церемонии находили при жертвоприношениях и ритуалах в императорском храме, когда главным субъектом ритуальных отправлений был сам первосвященник-император. Уже начиная с Хань в императорском храмовом комплексе Мин-тан сложилась строго фиксированная практика годового круга жертвоприношений и обрядов. Ежемесячно по строгому расписанию, за неукоснительным соблюдением которого всегда следили высшие чиновники и министры церемоний, в этом храме совершались торжественные жертвоприношения в честь Неба и Земли, духов и предков. С соблюдением положенных ритуалов и жертв отмечались дни наступления весны, лета, осени и зимы, совершались даже обряды изгнания демонов и пантомимы, призванные вызвать дождь. Все эти ритуалы и обряды, совершавшиеся в разных залах и на разных участках территории храмового комплекса самим императором и другими служителями культа, имели очень важное значение [674, 54—61; 710]. История их уходит в прошлое, но фиксированные в Хань способы и порядок отправления этих ритуалов были в значительной мере созданы под влиянием конфуцианства.
Итак, конфуцианство сыграло огромную роль в становлении и консервации на долгие века очень многих из тех древних обрядов, ритуалов, культов и элементов церемониала, этики, которые существовали еще в древности. Разумеется, не следует думать, что Конфуций и его ученики действительно только «передавали», но не «создавали» [341, 398]. Все изложенное выше свидетельствует о том, что конфуцианство проделало гигантскую работу по трансформации древних традиций и институтов и приспособлению их к условиям развитого общественного организма [1046,8]. Однако этот процесс шел медленно, с постоянными реверансами в сторону древних традиций. И если даже менялось многое по существу, то всего меньше и неохотней менялась форма, которая с течением веков все более очевидно превращалась в твердую и заскорузлую догму.
Глава третья КОНФУЦИАНСТВО – ОФИЦИАЛЬНАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ ИДЕОЛОГИЯ
Успех к конфуцианству пришел далеко не сразу. Сам Конфуции умер, не^добившись признания современников, и многие специалисты считают, что это один из наиболее ярких примеров столь типичной для мировой истории большой разницы между признанием современников и действительной исторической ролью того или иного деятеля. Нелегко было и ученикам философа. Те из них, которые получали место у руля правления' не могли, как правило, последовательно проводить в жизнь идеи Конфуция и подчас заслуживали суровые отповеди и даже проклятия учителя (как это было, в частности, с Цю). Остальные избирали менее быстрый, но более надежный путь: они превращались в учителей, распространявших учение Конфуция. Из поколения в поколение многие последователи Конфуция трудились на ниве народного просвещения, сея, как они полагали, «разумное, доброе, вечное». Два основных обстоятельства способствовали их успеху на этом пути.
